Глава 2

Игорь Каменский курил двадцатую сигарету подряд, отчего в кузове спецфургона, напичканного аппаратурой, можно было вешать не только обычный вибротопор, но и плазменный резак средней мощности. За пять с лишним часов дежурства Игоря картинка на мониторе не изменилась ни на йоту, словно он был поставлен в режим паузы. Во дворе виллы, расположенной у лесного озера в полукилометре от них, не появлялось ни единой живой души.

В животе забурчало, и Игорь помянул сквозь зубы тещину печень, сосватав ей всех чертей вместе взятых — суррогатная овсянка на завтрак вместо цыпленка табака! С тех пор, как жена Катерина отправилась на Зеленоград-4Г во всемирно известный Центр матери и ребенка имени какого-то там Грауэрманна, теща совсем остервенела и объявила Игорю настоящую войну на выживание. Выживала она его, естественно, из собственного дома, беспрерывно пиля и кормя синтетикой.

Да черт бы с ней, с тещей! Акция — прежде всего. Вот принцип, которым руководствуется каждый “пес” Администрации господина Вечного Президента. А Каменский являлся не просто матерым псом, он был натаскан самим Александром Гором, живой легендой Управления.

Собственно, место Каменского было в комфортабельном кабинете с кондиционированием, натуральным кофе с бутербродами и все такое. Присутствие руководителя группы на операции было вовсе не обязательно. Игорь мог бы и не покидать пресловутый кабинет.

Мог бы, но интуиция! Чутье подсказывало Игорю, что напряжение вот-вот должно прорваться именно здесь, на Барвихе. В нем проснулся азарт пойнтера, взявшего свежий еще теплый след дичи… Да и дичь, именуемая Колян Зашитый, была хороша: самодовольный люкс и при нем свора хищных мордоворотов. Специальность — крышевание. Но все бледнеет перед главным — обвинение в подпольной торговле бессмертием тянет на пожизненную изоляцию в одиночной капсуле.

На территории этого роскошного имения, с вероятностью 71,96%, находилась подпольная лаборатория бессмертия. Визуальное наблюдение подтверждало данные аналитиков: Колян приехал в сопровождении пяти телохранителей, вилла отлично защищена, и главное — в списке тех, кто посещал его здесь, имеется, как минимум, один достоверно обессмерченный. Который, правда, ушел в руки специалистов из Госцентра по Проблемам Долгожительства, что исключало возможность снятия с него показаний.

Игорь уже не первый раз прошелся крепким матерком насчет новой блажи господина Президента: получив свою порцию бессмертия, старик решил строить в Восточно-Европейском Союзе “правовое государство”, рассудив, что времени у него теперь предостаточно. Времени — может быть, но что касается государственного мышления, тут наблюдался некоторый, мягко говоря, недобор. В результате преступность вкупе с коррупцией захлестнули миры Союза, подмяв под себя даже старую, веками процветавшую теневую Систему. Преступники действовали внаглую, почти не скрывая своих делишек, а общественность все более настойчиво стала требовать от господина Президента жестких мер. Безрезультатно — бессмертный старик уперся намертво.

Игорь ткнул в рот очередную сигарету. Сидящий рядом опер с забавной фамилией Крапива хмыкнул:

— Похоже, здесь кто-то не накурился, — сказал он.

— В смысле? — буркнул занятый своими мыслями Каменский.

— Я говорю, господин начальник, что одну докурить не успели, а уже за другой тянетесь.

Каменский опустил глаза к уродливому ежу из окурков, скрывавшему где-то в своих недрах пепельницу, и обнаружил, что по крайней мере два бычка усиленно тлеют. Во рту было кисло и отдавало далеко не мятной свежестью, но он упрямо затянулся поглубже и проворчал:

— Они там что, совсем повымерли? Никакого движения, а ведь не меньше дюжины человек должно быть на вилле. Включая обслугу.

— Никто территорию не покидал, — подтвердил Крапива. — А частные порталы отключены по всему району.

— Да знаю!

Районная портальная сеть была блокирована, якобы из-за сильнейшей магнитной бури, о чем специально сообщалось по окружному телевидению.

— Черт бы побрал эту “Росянку”… — Так именовалась охранная система виллы. Помимо лучевиков, украшавших ограду через каждые двенадцать метров, по территории барражировали мобильные искатели, выполненные в виде крупных шестикрылых стрекоз. “Росянка” реагировала на уйму параметров, мгновенно уничтожая подозрительный объект, в том числе птиц и насекомых. Поэтому единственный “глаз” — крошечный разведчик-автомат, снабженный гравипоплавком и датчиками, оказался практически бесполезен. Пришлось оставить его в том месте, где он закрепился — среди веток небольшого кипариса в одном из закутков внутреннего двора.

— Шеф, а может, попробовать подвинуть “глаз” хоть чуток, а?

Вообще-то Крапива считал, что для прояснения ситуации следует просто вломиться на виллу. Опер предпочитал простоту во всем.

Игорь искоса глянул на него, вздохнул — проклятая секретность! Иногда доходит до смешного, бывает, что гриф АО, заоблачный, как говорили в Администрации, полностью парализует работу опергрупп. Сейчас, например, официальная версия — лаборатория по производству психотропных препаратов.

После каждой акции бригада Каменского в обязательном порядке подвергалась локальной чистке памяти. Сам Игорь, как руководитель, освобожденный от этой процедуры, знал немногим больше: обессмерчивает некий прибор — инфинитайзер, с некоторых пор эти инфинитайзеры стали появляться в руках у частных лиц, и тысячи людей готовы были рискнуть имуществом и головой, чтобы осуществить желанную мечту. Их не останавливали ни пожизненная изоляция в одиночной капсуле, затерянной в космосе, ни конфискация имущества, ни поражение в правах ближайших родственников и детей. Подпольные лаборатории росли, как грибы после дождя. Пятьдесят процентов выявленных точек торговали фальшивками, но через раз операм удавалось захватить настоящий прибор. Всего за два года их взяли восемьдесят девять штук, с Коляновым будет девяносто — в масштабах Восточного Евросоюза это не цифры, практически ничто, остается только надеяться, что подчищается практически все. Однажды был перехвачен курьер, перевозивший лишь основную деталь прибора — сердечник. Но следствию так и не удалось узнать, откуда он был взят и кому предназначался: курьер при задержании покончил с собой, выстрелив в голову.

Выявлением левых приборов занимался лично Александр Васильевич Гор, заместитель директора по оперативной работе, друг и учитель Игоря Каменского. Добытчик первого инфинитайзера. В кулуарах ходили слухи, что сам Гор обессмерчен, но эти слухи были очень и очень приглушенными. Всю историю до конца хранила тонкая папка в его сейфе — единственный экземпляр того давнего дела, написанный на архаичной пластбумаге.

Коминс тихонечко пискнул:

— Тополь, я Орех, к нам гости.

— Понял тебя, Орех. Кто, откуда? — встряхнулся Игорь.

Монитор нарисовал кадр мгновенной съемки — кортеж из трех вместительных флаеров на просеке, ведущей к воротам виллы. Это были “Кондоры-ТриСтар”! Бешено дорогая модель, снабженная всеми мыслимыми системами безопасности. Данные о гостях, снятые из базы местной ГАИ, оказались любопытными.

— Судя по всему, — сказал Игорь, — это кто-то из людей Троленко, а может, и он собственной персоной. Не пошлет же он к Зашитому своих “шестерок” на “Кондоре”. Тем более на трех.

— Этим Колян не сможет не открыть, — предположил Крапива. И ошибся: простояв в безмолвном ожидании двадцать минут, флаера развернулись и также неспешно проследовали по просеке назад.

— Ни черта не понимаю, — сказал Игорь. — Колян что, решил в войнушку с Силиконами поиграть? — Решительно вздохнув, он взялся за джойстик управления “глазом”: — А, была не была, попробую. Пусть Колян думает, что это гости ему сюрприз подбросили.

Он рванул рычаг на себя: разведчик словно пуля вылетел из-под кроны дерева, бешено вращая окуляром. Через полторы секунды экран залился вспышкой: сработала “Росянка”. Каменский немедленно сбросил данные от почившего “глаза” аналитикам в центр с пометкой “сверхсрочно”.

— Внимание, я Тополь, — сказал он, беря не истлевшую даже на треть сигарету. — Продолжать наблюдение. Мы потеряли “глаз”.

— Я, Ель-2. Может, попробовать запустить другой? У меня еще есть пара.

— Попробуй. Попытка не пытка. — Шутка была с километровой бородой, но проверенная. Юмор в Управлении всегда оставался даже более консервативен, чем мировоззрение начальства.

Семен чувствовал себя не в своей тарелке — он устал, нервишки начинали пошаливать. Временами казалось, что жуткая черная воронка высасывает его изнутри. Ощущение было отвратительное. Нет, конечно, ему приходилось применять вакуумный насос к строптивым клиентам босса, одного даже таким макаром на скок отправили. Но к нему-то никто никакого насоса не подключал, и все же что-то из него тянуло. Не кишки, конечно, а мысли. Чувства вытягивало куда-то вовне.

Одно только не менялось — предчувствие. Инстинкт парии-3. Нечисто что-то в здешней атмосфере.

Семену не нравилась тишина, нависшая над виллой, не нравилась странная активность “Росянки”: Садик нажрался с утра герыча и настроил ее зачем-то на максимальную мощность. Теперь не разберешь — то ли шмели разлетались, то ли псы-внешники прощупывают виллу. В таком режиме “Росянка” даже пепла не оставляет, а этот урод сам ни хрена не делает и другим не дает. Обложился, мать его, паролями, секретчик хренов. А тут еще босс запретил покидать виллу и с самого утра засел за виртуалку.

Они ждали больших людей, пожелавших воспользоваться аппаратиком. От такой возможности никто бы не отказался. Еще бы! Ни тебе смерти, ни болезней. Живи себе, не тужи. Влепили тебе из лучевика — отряхнулся, шмальнул придурка и живи дальше. А если машинка твоя, такие башли будешь загребать, только успевай по загашникам распихивать. И наймитам своим босс платит от души. Щедро платит. Вон Харя даже сеть похоронных контор открывать собрался, да и ему, Семену, грех жаловаться. Словом, повезло боссу с машинкой, а им с Харей повезло с боссом.

А тут накатило, мать ее, и тянет. Места себе не найти. Сосет, аж чувство голода появилось. И Семен пошел к боссу, отпроситься в Барвиху на пару часов. Зачем? А хрен его знает, но здесь сидеть — совсем мочи нет.

— Извините, босс… — Семен помялся на пороге. Зашитый сдвинул шлем, недовольно глянул на наймита и опять уставился в экран. Режется босс в мега-Дум и плевать ему на то, что Семен места себе не находит. Плевать с высокой колокольни.

Плевать…

А плевать на себя Семен не позволит.

— Босс! Мне нужно отлучиться.

Подавив желание втянуть голову в плечи и оглянуться, Семен сложил руки на животе, как бы изобразив поклон.

— Совсем оборзел?!! — Голос шефа из-под шлема звучал глухо, но по интонации Семен понял: босс явно выпятил там свои вывороченные губы. А когда он так делал, то вместе со словами изо рта у него вылетали капельки слюны, как случалось порой на стрелках. — Закрой дверь с той стороны и не питюкай. Скоро Тролль заявится.

Семен представил себе эти капельки, что вылетают на атласные стенки виртуального шлема, и его замутило. Не совсем еще понимая, что делает, он шагнул за спину боссу. Шокер сам как-то оказался в руке — он его вскинул и всадил в шею Зашитого максимальный разряд. Дальше его словно бы кто-то вел, по крайней мере по собственной доброй воле Семен никогда бы такого не сделал: он потянулся к коммутатору и вызвал Садика, левую руку босса — техническую. Сам-то он был естественно правой — вооруженной:

— Сад, тебя босс вызывает.

— А чего не сам? — Садик отвечал сипло — наверное, дрых.

— А ты че, круче кипятка стал? В виртуалке босс, через пятнадцать минут выйдет. Подваливай.

— Ага, — нехотя буркнул Садик. Они с Семеном издавна не любили друг друга, ревновали расположение босса. Вот и пришла пора расквитаться.

Пристегнув Зашитого к креслу наручниками., Семен достал любимый скорострельный “альпен-кольт” и встал сбоку от двери. Вошедший Садик, не пикнув, рухнул у стола босса, срезанный очередью. Сковав и его наручниками (кто ж бессмертного просто так валяться оставит), Семен вышел в холл, где обнаружил телхрана Петюню, созерцавшего визио-лотерею. Его тоже прострочил поперек. На внешней галерее послышались шаги и беззаботный свист. Семен быстренько обмотал руки-ноги Петюни шнуром от портьеры, положил ствол на столик и вышел навстречу. Харя, старый кореш. Для этого был приготовлен обычный нож-выкидушка: снаружи стрелять не стоит, а то еще “Росянка” среагирует.

Черная воронка словно бы нависла над головой Семена, и все лишние мысли мгновенно высасывались через нее, даже то, что Харя был земляком, почти родичем, и то, что Харя бессмертия пока не получил. Босс сказал тогда — в следующей партии. Не будет ее, землячок, не судьба.

Семен ухмыльнулся, шагнул навстречу. Харя только и успел улыбнуться ответно, как десятисантиметровое тонкое лезвие уже входило ему под пятое ребро. Семен подхватил тело и осторожно, словно боялся разбудить или разбить, опустил его на мраморные плитки террасы. Спи спокойно, дорогой товарищ.

Уже никуда не торопясь, Семен сходил в дом за кочергой от камина и одним точным ударом размозжил земляку голову — чтоб, если даже станут потом скренировать Харю, ничего бы не наскренировали. Потом отволок всех, кроме, естественно, Хари, в подвал и пристегнул к креслам. Этот подвал имел у босса специфическое применение: встать с кресел без посторонней помощи было бы затруднительно. Босс пришел в себя и вращал выпученными глазами, как подавившийся енот. Наконец у него и слова нашлись:

— Ты что, сука, внешникам продался? Или тролли тебя перекупили?!! Сколько тебе дали, гнида? — При этих словах с губ его сорвались тягучие брызги.

Семен почувствовал, как опускается ему на темя черная воронка, как вгрызается в череп, как тянет из него жизнь. Ему стало холодно и брезгливо, зато теперь он знал, с кого начнет. Подошел к столику, накрытому белоснежной хрустящей салфеткой, сдернул ее. Запустил небольшую “болгарку” — фреза закружилась, зашелестела, лучась алмазными гранями. Пила работала почти бесшумно. Он отпустил кнопку и повернулся к боссу.

— Ты что делаешь, сука?!! — заорал Зашитый, и в соседних креслах завозились другие пленники, словно крик стал будильником.

— Я просто хочу поесть, босс, — доброжелательно пояснил Семен, поднося сверкающую грань к виску Зашитого.

— Что это там?!! — Крапива тыкал пальцем в монитор.

Коминс закончил первичную обработку данных и уменьшил скорость воспроизведения до приемлемой человеческому зрению. Результаты съемки, длившейся чуть меньше полутора секунд, представляли собой сильно смазанные и нечеткие картинки, но опера не утерпели и попробовали просмотреть их сразу же.

До уничтожения окуляр “глаза” успел сделать шесть полных оборотов, охватив около восьмидесяти процентов двора виллы.

— Стоп, — скомандовал Игорь. — Назад. Семьдесят процентов. Скорость — минус пятьдесят процентов.

Бортовой компьютер пытался компенсировать размытость изображения. Расплывчатая бело-серая полоса — это каскад фонтанов, что спускается к крошечному пруду. Дорожка в виде смутно-бурого мазка, стриженый кустарник, стеклянная оранжерея чуть поодаль. Людей не видно… Все смазано слишком быстрым вращением окуляра. Часть внешней террасы, увитой зеленью, угодила в объектив лишь на долю секунды.

— Что там? — спросил Каменский.

Крапива пожал плечами:

— Не знаю, может, показалось. На балконе…

— Двадцать назад. Скорость — минус тридцать.

Теперь картинка смещалась дискретно, словно бы “глаз” двигался прыжками. Оранжерея… Край террасы… Масса растений… Слишком смазано.

— Стоп! — закричал Крапива. — Вот!

Картинка чуть подрагивала, замерев на экране.

— Вот, между перилами, — он ткнул пальцем. — Вроде какой-то предмет…

Коминс пискнул: готова вторая серия отфильтрованных кадров. Игорь поспешил вывести их на экран:

— Скорость — десять… Стоп!

Теперь можно было различить крупные листья, но предмет, заинтересовавший Крапиву, отчетливее не стал, только чуть как бы приблизился. Что-то там выглядывало среди плетей лианы, но в этот момент заряд уже угодил в разведчика.

Опера увеличили предмет на треть кадра и переглянулись.

— По-моему, напоминает подошву ботинка… — неуверенно пробормотал Крапива.

Действительно, было похоже на мысок черного тупоносого ботинка. Судя по его положению, хозяин лежал на полу на спине. Впрочем, это мог быть не ботинок, а, скажем, фрагмент напольной вазы.

— Игорь Владимирович, — послышался из наушника голос старшего аналитика Трынкова. — Есть интересные данные по вашей съемке…

— Да-да, давайте!

— В правом верхнем углу последнего кадра отчетливо видна часть округлого темного предмета… — размеренно начал доклад Трынков.

— Я понял, Сергей, — нетерпеливо прервал Каменский, — короче, что там у вас?!

— То же, что и у вас. На семьдесят процентов вероятно, что это мужской ботинок. Оценка такова… Размер ноги примерно сорок четыре с половиной, по фактуре подошвы определить фирму-производитель пока невозможно. Судя по положению стопы, мужчина лежит на спине, либо поворот тела вокруг горизонтальной оси незначителен…

— Спасибо, Сергей, я все понял. Думаешь, труп?

— Ну, данных маловато… — Трынков, как всегда, обиделся, что ему не дали закончить полную безупречной логики речь. — Счастливо.

Наконец-то зацепка, теперь можно действовать! Каменский скомандовал приготовиться группе захвата, в то время как Крапива уже выводил флаер из леса:

— С парадного пойдем, шеф?

— А? Да, да… — Игорь вызывал по коминсу Гора: — Александр Васильевич, нужна санкция на обыск виллы “Блаженные зори”. Похоже, у них там труп.

— Я понял, Игорь. Санкция будет. Ты делай свое дело, а прокурорских оставь мне.

— Спасибо, Александр Васильевич! Трынков высылает вам подробный отчет, — сказал Игорь и переключился на технарей: — Объект блокировать наглухо, чтобы пылинка не вылетела. Прервать внешнее энергоснабжение. Мы начинаем.

Каменский дал знак драбантам рассыпаться цепью. Бойцы споро выполнили приказ, на ходу поводя головами, проверяя настройку боевых систем комбинезонов “Паук-7 Супер”. За непроницаемыми забралами шлемов лиц было не разглядеть, лишь красновато-зеленые сполохи от внутренних консолей перебегали изредка по тонированному пластику, словно отголоски северного сияния. Рядом с Каменским остались Крапива и командир драбантов сержант Лоскутов, напоминавший в боевом комбинезоне вставшего на хвост лобстера.

— Действовать только по моей команде. Я к воротам, Крапива — старший. Помните — внутри ценнейшее оборудование, его необходимо взять неповрежденным. Все, я пошел.

— Забрало! Защиту на полную! — напомнил Крапива. Игорь только плечами пожал, влекомый инстинктом “пса”, в момент охоты забывающего о самосохранении. Однако разум возобладал, и он все же активировал защиту комбинезона на пятьдесят процентов. Сразу же потянуло послегрозовой свежестью.

Каменский шагнул за кромку леса и вышел на гладкую площадку перед воротами виллы. Преступник находится в западне, остается только войти и взять его.

Он сунул в приемную щель замка свое удостоверение. Чтобы попасть на виллу, его полномочий хватало с лихвой: пластиковый жетон с золотым обрезом, гербом Союза и кодом доступа уровня А3 давал владельцу законное право проникать практически на любой объект, будь то частное жилище или промышленное предприятие. Исключение составляли только космические и военные базы и некоторые научные организации. Например, Государственный Центр по Проблемам Долгожительства, ГЦПД. Код жетона, своего рода универсальная отмычка, переключал все системы автоматического управления входом-выходом на личный коминс Каменского, позволял получить доступ к сетям и базам данных, к управлению любыми транспортными средствами вплоть до космических челноков.

Однако электронный привратник брезгливо сплюнул жетон, словно простую бумажку. Послышался издевательски наглый щелчок блокировки, где-то внутри ворот с лязгом вошли в пазы дополнительные засовы Игорь почувствовал себя по-дурацки, потом пришло удивление: неподчинение властям давало право стрелять на поражение. Колян что там, совсем нюх утратил или на бессмертие свое надеется? Так оно ему пригодится на пожизненном. И очень скоро пригодится. То-то будет времени апелляции подавать, да только кто ж их принимать-то станет, если за незаконное обессмерчивание применяют статьи раздела Прим, а материалы дела засекречиваются.

Еще одно косвенное подтверждение незаконной деятельности Зашитого, ухмыльнулся Каменский, нагибаясь за жетоном. Оставалось только дать сигнал драбантам, когда с двух сторон раздалось легкое жужжание. Каменский успел заметить выдвинувшиеся из косяков консоли излучателей, мощный разряд ударил ему в плечо, отбрасывая от ворот назад, на площадку. Защитное поле “Паука” поглотило энергию удара и полностью разрядилось. Пятидесяти процентов оказалось маловато.

Встать! Скорее к воротам, в узкую полоску мертвой зоны!

Каменский почти ослеп от пневматического шока, но, превозмогая боль, бросил тело вперед. Он видел, что не успевает, что фидер второго лучевика уже налит багрянцем, словно спелое яблоко, и энергия выстрела вот-вот обрушится на него. Но рефлексы заставляли биться за жизнь; скрипя зубами, он сделал еще рывок, распластавшись на бетоне, словно ящерица…

Пфффхх!!! Пфхх! Пфхх! От опушки стреляли драбанты, что-то ревел сорванным голосом Крапива, а над ним арка ворот расцветилась яркими цветами разрывов.

Каменский тяжело приник к створке, перед глазами мелькали разноцветные круги и переливались маленькие радуги, в мозгу тупо крутилось: “Хотел цыпленка табака, получи с приветом от тещи, сто чертей ей…”, а сверху на спину падали тяжелые капли расплавленного металла. Защитное поле защитить его уже было не в состоянии. Оставалось надеяться на надежность самого комбинезона.

Каменский почувствовал, что задыхается и превращение в прожаренную отбивную вот-вот завершится, когда острая боль милостиво подарила ему глубокое забытье.

Советник Александр Васильевич Гор стоял одной ногой на краю алого шелкового ковра, разделяющего кабинет Президента на как бы официальную и неофициальную половины. Сам господин

Вечный Президент Белобородько метался вокруг, потрясая подборкой прессы.

Взгляд советника был направлен в пространство. Если пси-аналитики, дублирующие возле визио-камер “декодер намерения”, надеялись что-то прочесть на его лице, то зря. Советник не знал, дежурят ли они, когда целью аудиенции является награждение или другой приятный повод — он в последнее время не попадал на такие приемы. Гора вызывали, только когда ситуация становилась угрожающей. Как сейчас.

Вторым человеком, удостоившимся сегодня аудиенции, был генерал Лосев, начальник личной охраны. Тоже обессмерченный.

— …Что за страна!!! — хрипло орал господин Президент, блестя покрасневшим лицом, как наливное яблочко с червяком внутри. — Стоит ослабить контроль хоть на мгновение, как тут же выползает всякая шваль и, видите ли, начинает грозить Президенту свержением! Президенту!!! Такое возможно только у нас. Можете себе представить подобное где-нибудь в Желтой Империи или в Эмиратах? Можете?

— Осмелюсь заметить, господин Президент, это не правовые государства, — осторожно проговорил Лосев.

Гор сдержал усмешку — генерал озвучил его мысль, только сам Гор обязательно бы добавил к титулу вводное слово “Вечный”. Но что позволено Юпитеру, то не позволено “псу” Администрации. А и было бы позволено, Гор бы все равно не воспользовался — ему не нравилось многое в государстве и в людях, которые им управляют… Да что там скрывать, Гор был не в восторге от самого господина Вечного Президента. Но он отдал госслужбе уже почти сорок лет и не придавал значения мелочам. Он служил идее.

Белобородько замер с открытым ртом, выпучив глаза. Если бы Гор не знал, что Президент обессмерчен, он бы заволновался. Казалось, старика вот-вот хватит удар. Но, как и следовало ожидать, вместо того, чтобы упасть в конвульсиях, Белобородько перевел дух и обернулся к Гору:

— А вы, советник, почему молчите?

— Я еще не владею информацией, господин Вечный Президент, — с олимпийским спокойствием ответил Гор. — Если вы предоставите мне вашу подборку и немного времени на ознакомление, я смогу высказать свое мнение.

— Вот как? Вы не владеете информацией. Отлично! — господин Президент хлопнул себя по толстеньким ляжкам и возобновил хаотическое движение по кабинету. Гор и Лосев стояли неподвижно, глядя перед собой, пока он не вернулся в их поле зрения, плюхнувшись за свой стол. — Отлично. Вы не владеете информацией, напрямую связанной с вашими обязанностями! Отлично! А я вот владею. — Сводка печати шмякнулась на стол и стайкой голубей мира разлетелась по кабинету. Белобородько досадливо крякнул. — Может быть, это значит, что я работаю лучше вас, Гор?

Советник пожал плечами. Что он мог возразить? Что, если бы господин Вечный Президент провел чистку в собственной Администрации и раздавил теневую Систему, то возможность всякого рода угроз для его власти существенно бы сократилась? Гор бы с удовольствием предоставил ему список кандидатов на зачистку. Или посоветовать отдать инфинитайзеры ГЦПД на откуп частным компаниям? Глупо. Ворон ворону глаз не выклюет, а шакалы дерутся только из-за падали. Одного поля ягоды они все — это советник Гор понимал с кристальной четкостью. Он был морально готов в любой момент подать в отставку. Лишь привычка держала его на госслужбе, пропитав насквозь — он стал необходимой, до микрона выточенной деталью этого механизма и без него себя не мыслил. Поэтому-то он и ограничился пожатием плеч.

Сейчас его больше интересовали результаты акции на Барвихе. Хотя эта шумиха в прессе бушевала уже в течение недели, но он предпочитал не отвлекаться от реальных дел. В конце концов по Администрации давно бродили слухи о его собственном бессмертии, и никаким переворотом во вверенном ему Следственном Управлении это не грозило.

— Значит, так, Гор. — Кажется, господин Вечный Президент исчерпал свой эмоциональный запал. — Дело в вашей компетенции. Даю вам… Неделю! Нет, пять дней! Найдите мне этих засранцев во что бы то не стало!

— Пять дней — это нереально, господин Вечный Президент. Две недели. Ведь мы стараемся работать исключительно в рамках закона.

— Только не надо меня дурачить! Чем сейчас занимается ваш костолом Каменский?!!

Назвать Каменского костоломом — все равно, что определить его в балет: одинаково бездарно. Но Игорь наверняка просиял бы, узнав, что сам господин Президент уже поминает его имя всуе, пусть и в далеком от истины контексте. Даже Лосев хмыкнул беззвучно.

— Каменский в данный момент занят арестом государственного преступника.

“Вот такие они, наши костоломы. Животы кладут на алтарь безупречной службы. И не подкопаешься!”

Поняв это, Президент опять резко переместился в пространстве, словно смена физической позиции давала ему право диаметрально переменить мнение.

— Хорошо. Сколько вам нужно времени?

— Не менее двух недель.

Гор отлично понимал, что, если Президенту попадет вожжа под хвост, у него не останется даже двух часов. Даже невзирая на хваленое бессмертие.

— Думаю, люди, посмевшие угрожать вам, зарылись достаточно глубоко, если, конечно, они не окончательно… сошли с ума.

Имелось в виду, что подобным посягательством неизвестные злоумышленники подтвердили тезис о своей психической неполноценности. Президент воспринял лесть благосклонно:

— Ладно, но учтите — не больше. Все. Идите. А ты, Федор Иванович, останься.

Крапива переглянулся с сержантом Лоскутовым: потерять опера Администрации — это не шутка. Теперь, даже если на вилле и не имеется трупа, то повод сровнять ее с землей определенно есть. Причем законный.

Синхронным движением оба надвинули шлемы:

— Приготовиться к атаке! — распорядился Крапива. — Стрелять на поражение только в крайнем случае. Вперед!

Словно отпущенные с незримых поводков, из леса взмыли флаера поддержки и зависли над виллой, отстреливая мобильные искатели. “Росянка” была подавлена в считаные секунды. Черные фигуры, устремившись вперед, перемахнули через ограду: драбанты отлично знали свое дело. Воздух наполнился озоном от включенных на полную защитных полей и от плазменных зарядов прикрытия.

К распростертому Каменскому подскочили двое драбантов, подхватили и понесли навстречу флаеру сопровождения. Крапива видел это краем глаза — тросики его “Паука” уже зацепились за гребень стены, рывок, и пару мгновений спустя он приземлился по ту сторону.

Тактический дисплей повел Крапиву по территории виллы — к подсобному строению, где на плане пульсировал красный крестик силовой установки. Наверняка там же находится лаборатория. Успеть, найти, захватить.

— Мы в доме, — раздался в наушниках хрипловатый голос сержанта.

— Хорошо. Действуйте осторожно.

Крапива бежал через двор, огибая каскадный фонтан — справа была та самая терраса, где лежал труп. Датчики пока не указывали на наличие противника — только силуэты драбантов, очерченные зеленым — свои, мелькали на дисплеях кругового обзора. Странно. Где же обитатели виллы?

Вот и дверь в подвал — мощная, укрепленная. Чистый сейф.

Тут же опера нагнали трое драбантов, оттеснили. Один присел под самой дверью, налепил контурный фугас и бодро отскочил в сторону, другой не слишком вежливо оттолкнул Крапиву с возможной линии огня. Фугас наливался багрянцем, оттенок сменялся на все более светлый, пока ослепительная линия не обрисовала периметр двери. Таяли секунды — пять, шесть… резкий хлопок, дверь проваливается внутрь, небольшой дымок — пар от раскаленного металла.

— Пошел, — констатация, и драбант прыгает в открывшийся проем, держа наготове штурмовое ружье.

Опер бросился следом. Крутая лестница, сзади топочут остальные. Коридор. Поворот, еще один. Пульсирует мягкий аварийный свет. Дверь. Тоже сейф. Снова фугас. Все бегут назад, за угол. Еще секунды. Раз… два… три… Пух! Бабах! Вперед! Тесный предбанник, здесь только по одному, только гуськом.

Крапиву вновь настойчиво оттеснили назад, и он оказался последним из тех, кто влетел в довольно обширный зал: стеллажи, какие-то шкафы, ряд кресел, занятых неподвижными фигурами. Все они высвечиваются желтым, то есть коминс не регистрирует явной угрозы. Возле кресел стоит человек в измятой джинсовой рубашке; он находится спиной ко входу и не оборачивается, словно не слыша, не обращая ни малейшего внимания на ворвавшихся драбантов, что-то делая с распростертым в кресле телом.

Не в силах поверить своим глазам, решив, что шлем ему мешает, Крапива откинул забрало и замер: человек всей пятерней ковырялся во вскрытой черепной коробке…

Что тут творится?! Маньяк? Каннибал?

Рядом витиевато выругался драбант и всадил в маньяка длинную очередь. Тот рухнул на пол.

— Мать вашу! Парализатором же надо! — очнулся Крапива и бросился к упавшему с аптечкой, уже понимая, что бесполезно: грудь преступника была разворочена. Мертв. На все сто. Как, естественно, и его жертва, лицо которой было с трудом, но узнаваемо — это оказался не кто иной, как сам Зашитый. Датчик жизни почему-то не указывал определенно на состояние остальных, пристегнутых к креслам. Зато коминс начал опознание — Садик, Петюня… Хейворки Зашитого. Убитый маньяк оказался Семеном, его личным телохранителем.

Влетели эксперты, оттерли, сноровисто раскладывая аппаратуру. Семену спешно лепили на голову датчики скренирования.

— Господин инспектор, посмотрите! — Драбант, стоявший у порога в следующую комнату, указывал в еще дымящийся после взлома проем.

Матовая капсула саркофага занимала в комнате центральное место. Несколько дисплеев, силовая установка. Это, без сомнения, была лаборатория! Помня инструкцию — к аппаратуре могут прикасаться только технари из ГЦПД, Крапива сказал своим:

— Назад! Лоскут, вызывай шнырей!

Поставив драбанта у входа, он сам пошел осмотреть пристегнутых хейворков. Как вдруг один из технарей, возившихся возле Семена, отскочил в сторону и неуклюже шлепнулся на спину. Остальные с криками бросились врассыпную, а Семен… Семен поднимался. Лицо его было искажено, словно в агонии, но он вставал, пока еще неуверенно.

Крапива замер, один из драбантов выстрелил в Семена из парализатора, что не произвело на того ни малейшего эффекта. Крапиве казалось, что происходящее ему снится. И, как во сне, он лапал кобуру “беретты”, давя панические мысли — этого не может быть! После таких ранений не встают!

Семен повернулся в его сторону, проведя ладонью по лицу, измазанному багрово-серой кашицей.

“Он жрал человечьи мозги. Вот падаль…” — подумал опер. Что это были мозги госпреступника, которого предполагалось брать, сейчас уже не имело значения. Он только четко уяснил себе, что эта падаль неимоверно живучая, и сместился так, чтобы между ним и Семеном оказалось кресло с Зашитым. Драбант в дверях воспользовался моментом — еще одна очередь из лучевика буквально взорвала грудную клетку воскресшего Семена, попутно окончательно разнеся вскрытый череп Зашитого. Брызнувшие ошметки заляпали Крапиве лицо.

Семен упал изодранной кровавой куклой…

— Не стрелять! — раздалось от дверей, где образовались двое в костюмах высокой защиты.

“Шустрилы из Центра”, — с некоторым облегчением подумал Крапива. Но не успел он перевести дух, как Семен вновь зашевелился. Один из прибывших, действуя с хладнокровным спокойствием, направил на него широкий раструб, и тонкая сеть опутала никак не желающего умирать наймита.

Крапива машинальным движением попытался стереть с лица липкие ошметки, но неловко опрокинул забрало. В этот момент Семен открыл глаза и произнес бесстрастным голосом:

— Мою добычу не хавать.

Спустя секунду в помещение ворвались еще с дюжину шустрил и, козыряя ксивами, вытеснили драбантов, технарей и самого Крапиву, силившегося осмыслить ситуацию. Попав в коридор, он как-то вдруг понял, что лучше бы ему не обдумывать случившегося, а также догадался, что для его здоровья и благополучия полезнее было бы вообще никогда этого не видеть.

— Ну, что скажете, Крапива? — Александр Васильевич Гор нарушил затянувшееся молчание.

— Ничего, господин советник, — Крапива глядел на пространственный монитор, где застыло перекошенное лицо Семена с широким кровавым мазком через всю щеку. Спину вновь продрала противная рябь от воспоминания, как простреленный насквозь и, казалось бы, безнадежно мертвый наймит Зашитого перевернулся на живот, слепо зашарил рукой, ища опору. А потом начал подниматься, словно не было у него в грудине кровавой дыры. Да, только что, просмотрев материал, он убедился, что ее действительно не было! Затянулась, рассосалась, черт ее знает! Мистика. Бред. Вот только бред, зафиксированный на пленку.

— Так-таки и ничего?

Казалось, в глазах советника плавают крошечные острые льдинки. С другой стороны на Крапиву внимательно глядел Каменский, полулежавший в объятиях регенотрона — они находились в госпитале следственного управления, куда Гор с Крапивой “пришли навестить” раненого сотрудника.

— Недостаток информации, — сказал Гор, — это понятно. Но меня интересует как раз свежий взгляд. Так что уж будьте любезны. Сейчас у нас оперативное совещание и принимаются любые, подчеркиваю — любые — версии.

— Это Семен, личный телохранитель Зашитого, — зашел издалека осторожный Крапива, — выкуплен им у Гильдии, проходил по э… трем делам, как свидетель. Еще дважды освобождался прямо из зала суда, благодаря отличной работе адвоката.

— И вдруг начал поедать мозги босса… — добавил Гор.

— Очевидно, свихнулся, — предположил Крапива.

— Возможно. — Гор выжидательно помолчал. И Крапива — а, была, не была — решился, чувствуя разливающийся в груди холодок:

— Похоже, что этот наймит бессмертен, господин советник! — выпалил он единым духом, захлопнул рот и сжал губы, чтобы скрыть их легкое подрагивание.

Гор одобрительно кивнул и поглядел на Каменского.

— Я согласен, — сказал тот. — Володя, поздравляю. Ваш допуск повышен до статуса А4. Александр Васильевич сейчас проведет приказ. С этого момента ваши полномочия расширены.

Крапива четко повернулся к Гору:

— Благодарю, господин советник!

— Садитесь, опер. Нам предстоит напряженная акция, и я на вас, Крапива, рассчитываю.

Потому Гор и освободил его от ментоскопирования после Барвихи. Вся бригада была отправлена в пси-корпус на чистку памяти, а опера Гор вызвал к себе. Когда же два холеных, наглых и совершенно одинаковых шустрилы пытались задержать Крапиву, советник примчался лично, и разговор с “секретными” вышел не из приятных. Зато память о вилле осталась. Которую, тьфу-тьфу-тьфу, помнить Крапиве совсем не хотелось.

— Отчитываться вы должны с этой минуты только передо мной. Кроме вас, допуск имеют Игорь Каменский и начальник аналитического отдела — Александр Гельфер. И все. За утечку отвечаете головой. Да, ваша догадка верна — Семен бессмертен, вернее сказать — обессмерчен. Я вам сброшу подборку материалов, ознакомитесь. А пока о деле. Произошла утечка информации в прессу.

— Ого! — тихо сказал Каменский: если обществу будут представлены веские доказательства реального бессмертия, эта бомба может стать по-страшнее знаменитой “убийцы планет”. Недовольных политикой — масса, способная перерасти в критическую.

“Вот уж действительно — “Ого!” — Крапива начал осознавать, что его допускают в элиту, к госсекретам. А кухня тут совсем другая, и, не зная ее, легко можно заработать несварение желудка. С летальным исходом. На Омске-24И, где он служил раньше, ходили мрачные легенды про неожиданные исчезновения оперов Администрации, о темных несчастных случаях с теми, кто прикасался к ее секретам. Крапива относился к подобным байкам снисходительно, считая их порождением зависти к купающимся в роскоши счастливчикам, пролезшим на столь высокий уровень. Несчастные случаи и внезапные смерти всегда сопутствовали работе оперов.

— Обстановка крайне накалена, — говорил Гор — Два часа назад меня вызывал Сам. В прессе развернута целая кампания по вопросу бессмертия. Якобы Президент укрывает от народа такое сокровище. Ажиотаж поднялся просто бешеный. Это еще не бунт, но ты же знаешь — всегда найдутся ренегаты, готовые воспользоваться ситуацией. У господина Вечного Президента немало врагов. Где произошла утечка, через кого — нам предстоит разобраться в кратчайшие сроки. И перекрыть каналы. Времени в обрез, людей тоже.

— Усиления нашей группы не будет? — спросил Каменский.

— Нет, — отрезал Гор. — Новых людей придется экстренно кодировать, а значит, вызвать еще большую утечку. Быстрая блокировка ненадежна. Значит, должны обойтись теми, что в наличии.

Советник поднялся, хлопнул Каменского по плечу:

— Ты, Игорь, поправляйся. Регенерация еще не закончена. У тебя полтела сплошной синяк, а другая половина — термический ожог. И то благо, что голова цела. Она-то нам и понадобится.

Крапива вышел из палаты вместе с советником:

— Александр Васильевич…

— Да?

Гор резко остановился. В коридоре никого не было, но он машинально включил глушилку. “Ну и в дело меня взяли!” — со знобящим восторгом подумал Крапива.

— Есть вопросы? — спросил Гор.

— Я тут… Вот! — Опер извлек из нагрудного кармана небольшой плоский контейнер из пластика — в таких хранят вещдоки. Внутри притаился маленький кровавый комочек.

— Что это?

— Это ткани Зашитого. Когда драбант ему башку окончательно снес, меня шматками забрызгало.

Советник посмотрел на опера с интересом, покачал головой, впрочем, без осуждения.

— Ну народ! Один подставляется под лучевик, когда его голова забита данными по делу. Не дублированными, заметьте, данными. Другой держит в кармане вещдок и носит его с собой, вместо того, чтобы приобщить к делу. Ладно. — Гор поднял ладонь… — Приобщим. Только скажите мне, опер, почему вы так поступили, когда у вас была ясная инструкция касаемо лаборатории и всего, с ней связанного?

— Да эти… Бригада техников уж больно нагло себя вела. Сразу всех выгнали, как будто не мы вели дело. Обшмонали поголовно. Потом эта мозгочистка. Вот я и…

— Понятно. Что ж, Крапива, ваши действия вполне согласуются с текущим моментом. — Советник спрятал контейнер во внутренний карман. — Все правильно. Идемте. Необходимо дать распоряжения об аресте журналистов, причастных к утечке. Надеюсь, они выложат нам кое-что о своих источниках информации.

Джек Плякин не спешил застегивать штаны — откинувшись в раздолбанном кресле своего старого “москвичонка”, он закинул руки за голову и из-под полуопущенных век лениво наблюдал, как Надька деловито возвращает рту его прежние жгуче-наглючие очертания. Своему большому, теплому, наглому и, ох, умелому рту.

Голова, прочищенная вспышкой оргазма, вновь постепенно заполнялась насущными мыслями. Вернее, мысль была одна, но что из нее проистекало!

Какие горизонты открывались, какие возможности: через два часа Джек должен был наконец встретиться лично с автором материала “Бессмертие Президента — смерть народа!”, вышедшего третьего дня в вечернем блоке “Злобный час” за подписью. Плякина. Президент Белобородько обессмерчен. Администрация скрывает факты, но аппарат, дающий человеку вечную жизнь, существует. Тема глубоко засекречена. Это была бомба! И взорвал ее кто? Плякин, журналюга, не хватающий с неба звезд.

До этого не хватающий.

Ничего, все они еще увидят, какой он журналист. Все. И эта чертова жаба — Барсеткин — пожалеет, что турнул его за аморалку. Да ему уже сейчас предлагают пяток таких контрактов, от сумм которых голова кружится. И не только у него: вон, Надюхе, секретутке шефовой, только намекнул, и каков результат! А аноним обещал материал на двенадцать — двенадцать! — полнометражных программ. И факты. Факты убойные: действие прибора, встреча с подпольно обессмерченными людьми, информация из первых рук, демонстрация результатов. А там чем черт не шутит… Ведь можно потребовать и проверки на себе, а! Каково? Бессмертный Плякин! Да если все раскрутится, такое можно устроить! Расшатать систему, сорвать покровы секретности, референдум, отмена раздела Прим. Бессмертие для всех! И Плякин — творец и инициатор…

Надька сделала губки буквой О, водя по ним помадой, а Джек, распалившись от собственных мыслей, выпростал одну руку из-под головы, положил ладонь ей на затылок. Пропустил жесткие от завивки локоны сквозь пальцы, сжал кулак. Кому секс — разрядка, а Джек завсегда от этого дела заряжался, идеи начинали шевелиться в голове.

Надька вопросительно глянула на него. Послушно нагнула голову. Надо будет ей презент какой подкинуть, что ли… Или в секретутки сманить… Ну, это потом. Потом…

Бессмертный Плякин! Великий Плякин! Рука же задавала Надьке нужное направление действий. О, это будет великое событие, он всем докажет… Да, на встречу опаздывать нельзя. Как там со временем? Нормально. Пикнул коминс. Не выпуская Надькиных волос из кулака, Джек ответил, но монитор лишь мигал ровным сероватым оттенком, и никакого сообщения не поступило… Ошибся кто-то. Ерунда, мелочь. Черт бы с ним! Пусть мигает. О… Великий Плякин плюет на мелочи. О, великий Плякин сейчас кончит и отправится навстречу СЛАВЕ. Навстречу БЕССМЕРТИЮ…

Жар разливался по телу, волна экстаза поднимала его на недосягаемые простым смертным высоты, удача пульсировала в жилах, левую руку сотрясала легкая вибрация. Пульсировал в такт толчкам крови монитор коминса. Впереди ВЕЛИЧИЕ!

Надежда не останавливалась, вошла в привычный ритм движений, чувствовала по нараставшей пульсации, что Плякин уже близок к финишу. И сама она достаточно распалилась, чтобы удвоить, утроить усилия — пусть-ка этот мужичок с такими-то перспективами оценит ее способности, а то достал этот старый козел Барсеткин — и не останавливалась, пока тело Плякина не выгнулось дугой, сотряслось короткой судорогой. Издало короткий вскрик и опало, расслабилось. Все?

Надежда, не получив ни малейшего подтверждения финиша, удивленно приподняла голову и замерла: широко раскрытые глаза Плякина неподвижно смотрели куда-то мимо нее, и в них остывало изумление. Правая рука будущей звезды журналистики комкала пиджак на груди. Потом рука упала, чуть не задев Надежду по носу, и в этом падении было настолько мало жизни, что она… Она замерла, парализованная, могла только тоненько визжать.

Да так и визжала прямо в его еще неопавший член, как в микрофон караоке, когда дверцы “Москвича” распахнулись резким рывком и в салон сунулись дюжие резкие молодчики в черных комбинезонах. Ее попытались выдернуть из машины, но парализованные ужасом пальцы не разжались. Джек, соответственно, начал заваливаться на бок, его голова деревянно стукнулась о подлокотник. Надежда и рада была бы оторваться от коченеющего на глазах любовника, но сознание уже оставило ее…

Последнее, что осталось в памяти — скрещенные алебарды на эмблемах молодчиков, и один в штатском, задумчиво разглядывающий горстку пепла на запястье и мертвого Плякина. Коминс журналиста рассыпался в прах.

Парфилов морщился, жевал сустак, но трубкой упрямо попыхивал и от экрана не отрывался. Поджелудочная опять начала пошаливать: ох, не надо было ехать вчера к Максиму Витальевичу на вечеринку. Ох, не надо. Но никуда не денешься — от приглашений начальника отказываться не принято.

Ну выпили, ну посидели, стриптизом потешились. А потом Максим Витальевич отозвал Парфилова к себе в кабинет и врезал. Словами, конечно, но бывает, и слова ранят вернее плазмогана. А почему, скажи-ка мне, Парфилов, эти мандавошки из “Злобного часа” нас в третью позицию поставили? И вдули по самое дальше некуда. Да, я, Парфилов, про обессмерчивание тебя спрашиваю. Их каналишка вшивый сразу себе рейтинг на четыреста пунктов с лишком поднял, а мы что же? Молчишь? А ведь меня инвесторы спросят, я что — тоже молчать должен?! Опарфилиться должен?

Вот такой неприятный разговорчик получился… И главное, как, сволочь, фамилию обыграл, а! Обидно, но пришлось сглотнуть, а то как бы из редакторов не поперли. Ну и сдали нервишки — нарезался до полного изумления, и вот результат — поджелудочные колики. Теперь в больницу нельзя, пока ситуация не выправилась. Никак нельзя. А тут сегодня, как по заказу, солидный материал по теме. С аналитикой, прогнозами, словно бы целый научный отдел потрудился, все чин чином, в самый раз для такого солидного канала, как наш “Вестник”.

Парфилов, не откладывая в долгий ящик, вызвал Дашкевича и дал задание подобрать независимое научное обоснование по проблеме бессмертия, пустил подборку в новости и вплотную приступил к просмотру материала. И через совсем малое время позабыл Парфилов и про поджелудочную, и про трубку свою пижонскую, за которую его за глаза прозвали Паровозовым. Материальчик подействовал куда как круче сустака. Если вдуматься, тут, если с умом раскрутиться, не четырьмя сотнями пунктов пахнет. Канальчик-то у нас посолиднее “Злобышей” будет, абонентов процентов на сорок побольше. А фактики жареные. С хрустящей такой корочкой фактики. Хоть и тема не нова, что-то такое уже порхало с канала на канал, витало в воздухе.

Пока коминс выдавал подборку публикаций за последние два месяца, которых оказалось неожиданно много, Парфилов вдумался поподробнее, копнул и офигел. Да тут и лично для него, Парфилова, такой простор открывается, такие бабки! Можно плюнуть на больную поджелудочную, на аденому простаты и регулярные мигрени. Да с такими деньгами можно себе целого клона в Гонконге заказать. Новенького, с нуля. И престиж, и слава, и все остальное. Это стоит обдумать и провернуть дельце так, чтобы все права на материал за собой оставить. Тогда Максим Витальевич сам раком приползет, и посмотрим — кто кого парфилить станет.

Парфилов прикинул первые барыши и вызвал супругу через коминс:

— Дорогая, — как всегда, при разговоре с ней голос Парфилова стал приторно слащав. — Ты еще не отозвала залог за ту виллу? Ну, на Е23? Нет? Вот и отличненько. Не отзывай… И я тебя целую, лапсик. — Парфилов задрожал меленько, захихикал. — Да-да, и туда тоже… Пока.

Не успел коминс погаснуть, как тут же загорелся входящий вызов. “Лапа моя небось от радости в себя прийти не может. Уточняет…” — подумал Парфилов, отвечая. Но монитор лишь замигал серым, не выведя ни ошалевшей от счастья — ведь сколько она об этой вилле на взморье мечтала — супруги, ни меседжа, ни адреса абонента. Пустой моргающий экран. Парфилов пожал плечами, собираясь отключиться, но настольный коминс стал выдавать на-гора новую порцию запрошенных публикаций, и редактор совсем позабыл о неопознанном вызове, вперившись в экран.

И что-то там такое увидал Парфилов, отчего мелко затряслись его плечи, задергалось лицо, словно он пытался что-то сказать с ртом, набитым раскаленной кашей. Так что когда его секретарша распахнула дверь со словами: “Семен Михайлович, к вам тут из органов…” — он был уже мертв, сидел, странно перекосившись в кресле. Вошедшие следом драбанты лишь переглянулись.

Саня Малышев надиктовал последние строчки, хмыкнул, перечитывая, — выходило бредово, но основательно — и запулил репортаж на стол редакции. Вот и ладушки. Горячий материалец, надо бы его протолкнуть побыстрее, и гонорар уже есть куда потратить.

Саня потянулся, подмигнул коминсу и назвал номер Любочки, секретарши шефа:

— Любаша, деточка, я там писульку послал. Не тебе, конечно, упаси бог, тебе я писульку посылать не стану — сам приду. Да, с цветами и шампанским, ладушки? — зачастил он без пауз, почти так же быстро, как наговаривал свои репортажи. — А ты уж, рыбонька, будь добра, намекни старику, чтоб просмотрел быстрее. Того стоит. А с гонорара я тебя, так и быть, на моцион приглашаю. Ладушки? Ну ты моя умница, целую. Забегу сегодня на пистончик, ладушки? Ну, пока… Да я сейчас по делам помчусь. Волка ж ноги кормят.

Малышев выскочил из своего крошечного кабинетика на первом уровне торгово-офисного центра “Глобал” и со всех ног помчался к лифту. Он не числился ни в одном информационном агентстве, сотрудничая тем не менее почти со всеми, имел неплохую репутацию и относился к своего рода наркоманам, для которых погоня за сенсацией составляла практически весь смысл жизни. Факт ради факта, никаких ангажементов, голая информация. Срочно. Горячо. Невзирая на лица. Слово “слухмейкер” ни в коем случае к нему не подходило. Малышев всегда очень требовательно относился к источникам информации. Сегодня у него было назначено несколько встреч с коллегами, тоже засветившимися на аналогичной тематике, потом конфиденциальный разговор со знакомым нейробиологом насчет реальности подобного обессмерчивания. Еще надо успеть на пресс-конференцию атташе президентской Администрации — подбросить острый вопросик. День только начинался, а когда он закончится — Малышев не имел ни малейшего представления.

Влетел в паркинг, на бегу снял охрану со своей “Лады”-“шестерки”, но юркнуть в салон было не суждено — путь преградили словно выросшие из-под земли здоровые волчеглазые мальчики в черном:

— Господин Малышев?

— А то вы не знаете, — съязвил не переваривающий чуть ли не на генетическом уровне всех этих наглых “особистов”-парий журналист, пытаясь все же миновать преграду.

— Вы арестованы. Вот ордер на ваше задержание и препровождение в райотдел.

Сбоку возник еще один волчеглазый в штатском, как понял Саня — старший.

Малышев взял предъявленную карту, активировал ЧИП и придирчиво ознакомился с содержимым. Как все его коллеги, он был достаточно подкован по части прав и свобод, ревниво относился к их соблюдению. Ошибки не было — ордер оформлен идеально, ЧИП среагировал на именно его генокод. Не придерешься. Выходит, встречи сегодня, придется отменить.

И все же он попытался взбрыкнуть:

— В чем дело? У нас, в конце концов, правовое государство. Я ни в чем не виновен.

— Разберемся, — отчеканил старший. Сделал знак, и Саню стиснули с двух сторон твердые плечи драбантов. Черный оперативный флаер возник из глубины паркинга, как привидение. Словно огромная бесшумная рыба-хищник. Будто акула.

В салоне Саня осмотрелся:

— Надеюсь, вы не станете оспаривать мое право на один звонок?

— Прошу, — старший чуть дернул уголком рта, как бы намечая улыбку. — Имеете полное и неоспоримое право, господин журналист.

“А ведь он эти слова чуть ли не выплюнул, — подумал Саня. — Не любят нашего брата “псы”, а чего не любят? Не понимают, что без нас государство рухнет, как карточный домик… Кому же позвонить в первую очередь?”

— Любаша, детка. Опять я. Отмени, пожалуйста, все мои встречи… — Коминс показывал без двух одиннадцать, Курбанова уже не поймать, зря только прождет в “Аннушке”, время потеряет. — И позвони Сергачеву, я тут арестован. Пусть подъедет в… Куда вы меня везете? — обратился он к старшему группы.

— В “Аннушку”, господин Малышев. В “Аннушку”. У нас еще ордер на арест господина Курбанова.

“Так. И это знают. Курбанов тоже публиковался по бессмертию. Очень похоже на завинчивание гаек. Тогда изолируют всех и будут трясти насчет источников информации. Но ничего, наша братия найдет, чем ответить. Ох и шуму же будет!”

— В какой райотдел?! — уже чуть повышая тон, проронил Саня.

— Центральный, Москва-В7. Вряд ли у вашего адвоката есть туда допуск. Пусть обращается с ходатайством.

— Слышала, Любаша? Меня нагло похищают, препятствуя реализации права на адвоката. Скажи старику, пусть это пойдет в дневных новостях. Курбанова тоже. Целую в пупочек…

Старший крепко сжал Санино запястье, нажав сразу на все кнопки коминса, и оборвал связь. Саня попытался вырвать руку, вскинулся, как Конек-Горбунок из сказки, но сказать что-либо не смог — горло перехватил спазм, на глазах от боли навернулись слезы. Драбанты смотрели на него безучастно, как на пустое место, и Сане стало немного жутко. Он почувствовал себя совершенно беспомощным. Впервые в жизни.

Рука наймита разжалась, он стал вызывать кого-то по связи.

Тихонько пискнул коминс, Саня машинально дернул пальцем, чтобы ответить. Синеглазый драбант — именно теперь Саня стал вдруг как-то пронзительно четко распознавать своих конвоиров — хотел было воспрепятствовать, но экранчик не высветил ни абонента, ни адреса. Лишь пульсация оттенков серого, которая, как показалось Малышеву, ввинчивается сквозь глазные яблоки в самую сердцевину его естества. От коминса вверх по запястью потекла вереница мурашек, рябь, волна вибрации. Быстро поднялась к левому плечу, замерла и неожиданно атаковала сердце. Саня вздрогнул от пронзительной и мгновенной боли, чуть вскрикнул и обмяк.

— …Твою мать! — заорал старший, видя, как оседает не только Саня, но и державший его драбант. Ринулся вперед, к журналисту, ляпнул на шею аптечку, но было уже поздно — огонек мигнул на мгновение оранжевым и издал придушенный писк. Иглы одна за другой входили в шею журналиста, словно это была не аптечка, а машинка для татуировок. Цвет индикатора сменился на безнадежно красный.

Другой драбант пытался оказать помощь своему товарищу.

— Этот важнее! — ткнул пальцем в тело Малышева старший, одновременно пытаясь подключиться к коминсу журналиста. Но прибор прямо на глазах рассыпался прахом. — Скренер! Быстрее.

Над аналитикой вполне можно поработать и дома, решил Гор и отбыл на Питер-А4, где проживали рядовые-сотрудники Администрации господина Вечного Президента. Не самое фешенебельное место — например, в экваториальной зоне планеты, Сочи-А4, где располагались виллы руководителей Администрации в ранге не ниже действительного советника, каждый дом был снабжен личным погодным куполом, водоемом или частью побережья и несколькими гектарами леса — в общем, любыми природными уголками по выбору обитателей. А Питер-А4 походил на этакий гигантский восьмидесятиэтажный муравейник, снабженный всевозможными удобствами личного и общественного пользования. Что до Гора, то его это интересовало очень мало: квартиру, соответствующую его нынешнему статусу, он даже не озаботился получить.

Портал Литейного выплюнул его в безлюдный транспортный зал торгового уровня. Гор вышел на крытую галерею, бросил взгляд вниз, в тридцатиэтажную пропасть, где сновали маршрутные флай-кары. Потом неспешно пошел по тротуару, размышляя — зайти ли в магазин купить что-нибудь съестное или просто завернуть в закусочную возле своего жилого блока.

Он собрался войти в магазинчик с вывеской “Всегда свежее мясо. Товар не модифицирован!”, когда деликатно пискнул наручный “Ориент”. Экранчик был безмятежно пуст и светел, номер абонента не идентифицировался, что настораживало: личная жизнь оперов приравнивалась к гостайне А3. Тем не менее он ответил на вызов:

— Советник Гор. Слушаю.

— Вот и слушай, пес. — Голос не имел выраженных модуляций. — Проголодался? Купи косточку, сахарную. И не пытайся вычислять, кто мы, все равно не получится. Слушай внимательно: забудь про прибор. Журналюг мы тебе сами сдадим, мертвеньких, хе-хе… Глубже не копай, а то плохо будет. Даже бессмертие тебя не спасет.

— Кто это говорит? — спросил Гор, машинально включив запись и незаметно оглядывая галерею. Ничего подозрительного в поле зрения не попало. Оборачиваться не стоит. — Объявись, если смелый, — сказал Гор.

— Заткнись, псина. Купи косточку и марш в будку. И подумай как следует. А чтоб лучше думалось, получишь приветик через двадцать секунд.

— Плевал я на твои приветики. Когда я копну глубже, а я копну, будь уверен, тебе конец придет. Пшел вон.

— Ну-ну. Мы тебя предупредили, советник…

Экран погас. Координаты абонента коминс проследить не смог.

Из отведенных секунд Гор потратил восемнадцать на сканирование окрестностей, но анонимный гад обманул: не добрав двух секунд, опять пискнул коминс, и словно высоковольтный разряд проскочил вверх по руке. Левую лопатку пронзила нестерпимая боль.

Гор рухнул на тротуар…

“Что это было? Лучевик?” — мысль опередила даже зрительные рецепторы, пока Гор обретал способность видеть и слышать. Над ним склонились мужчина и женщина:

— Что с вами?

Кряхтя, словно глубокий старик, советник с их помощью поднялся, ощущая онемение всей левой стороны тела. Мужчина твердо поддерживал его под руку.

— О боже! Да в вас стреляли, что ли? Вот же дырочка! — воскликнула женщина, всплескивая руками, и отпрянула, словно бы следующий заряд вот-вот прошьет ее насквозь. Мужчина нервно вертел головой.

— Это ерунда, — сказал Гор, стягивая пиджак и осматривая его в районе лопатки, где еще тлело краями отверстие размером с ноготь мизинца. — Просто мне стало нехорошо. Видимо, я упал на окурок.

В подтверждение своих слов он пнул действительно валявшийся под ногами окурок, к которому тут же метнулся миниатюрный автомат-уборщик. Аргумент подействовал, а может быть, они просто увидели кобуру с мощным “магнумом” 435 мегаватт и тут же разошлись в разные стороны.

Мужчина, оглянувшись, спросил с надеждой:

— Вы дойдете сами или вызвать помощь? — В голосе его явно слышалось: “Скорее бы и подальше отсюда, только не проси меня ни о чем…”

Гор и не собирался этого делать — он молча кивнул и начал натягивать пиджак. Только что заработавшее сердце яростными волнами толк; кровь. Так нагло и открыто на него не нападал, уже очень давно. Чтобы выстрелить в советника Администрации, средь бела дня на госпланете! Но глыбой льда, омываемой шумными потоками горячей крови, оставался аналитический, не знающий эмоций рассудок опера. “Враг зарывается, — раздался внутри его холодный голос, — а это не так уж плохо”.

К поребрику припарковался милицейский флаер. Пришлось продемонстрировать наряду удостоверение:

— Все в порядке, сержант, просто минутная слабость.

Гор не имел желания давать делу официальный ход. Он вполне был способен разобраться сам. Теперь приказ господина Президента получил подпитку сугубо личными мотивами. Эти крысы посмели бросить ему вызов, угрожали! И не стоит терять время на показания местной милиции.

Убрав удостоверение, советник Администрации кивнул в ответ на вскинутую к козырьку ладонь патрульного и ринулся домой, где и обнаружил, что его навороченный “Ориент” исчез. Остался лишь буроватый порошок на манжете.

Вместе с коминсом исчезла возможность определить врага по голосу и прочему, что спецы выжали бы из записанного разговора. “Ладно, раз они осмелились на такое, значит, я им как рыбья кость в глотке: если не вытащишь, то и не сглотнешь. Без сомнения, они еще проявятся. А как найдем врага, встанем лицом к лицу — тогда можно будет и поговорить, и послушать. Только сомнительно, что тот станет тявкать так же уверенно”.

Гор надел коминс попроще — “Омегу Коммандос”, не имеющий индивидуальной настройки, зато замкнутый на прокси Администрации. Теперь дозвониться к нему могли только считаные единицы: прямое начальство, Гельфер, Каменский, Крапива и генерал Лосев.

Затем он почти час волтузил ни в чем не повинную макивару, пока несчастный автомат замигал всеми индикаторами, прося пощады, а на душе инспектора немного просветлело. Последние штрихи — контрастный, затем ионный душ, легкий эл-массаж, и можно работать. И есть над чем!

Однако неприятные сюрпризы еще не закончились — детектор жучков тревожно мигал красным. В квартире находится активное шпионское устройство! Гор подумал, что жучок ему подсунули там же, у магазина, — например, те двое добровольных помощников. Весьма наглядная демонстрация — мол, уделать тебя можем в любой момент, помни. В другой раз они используют лучевик или инъектор, ведь обессмерченный — по-прежнему человек, и все эти фокусы на него действуют с летальным исходом, хотя и с обратимым.

Гор схватил свою одежду, в беспорядке сваленную на диван, и засунул ее в мусорный контейнер: пусть и тонкая, но жесть контейнера послужит экраном. Потом можно будет передать все это экспертам, пусть вытрясут из костюма максимум информации.

На полу остался пластиковый пакетик с багровым комочком. Гор поднял его, повертел в руках и, не решив пока, что с ним делать, запер в сейф. Перевел дух: если из него надеются сделать параноика — тем лучше, тем больше шансов на скорое свидание с обладателем голоса в курортной атмосфере следственного подвала, весьма располагающей к откровенности.

Наконец Гор уселся за стол, положив перед собой стопку чистых листов — кое-что стоит прикинуть прямо сейчас. Он редко использовал коминс для построения логических моделей.

Вызов прервал работу:

— Васильич, где пропадаешь? — Бас Лосева рокотал, как прибой на Сочи-А10. — Президент запрашивает результаты. Надо бы встретиться.

— Какие результаты, генерал, когда только начинаем реализацию мероприятий. Самое раннее через пять часов могу предоставить первую прикидку по прессе. Краткую. Так и передай господину Вечному Президенту.

— Ты чего такой взъерошенный, Васильич? — Лосев усмехнулся, достал из-за кадра запотевший бокал пива и смачно отхлебнул. Пена повисла на усах генерала, отчего он стал похож на матерого самца сартанга. — Случилось чего?

— Все в порядке. Работать надо, а не… — Гор посмотрел на бокал, — а не воздух сотрясать.

— Согласен. Ты давно смотрел новости? Обстановка накаляется. Зафиксировано несколько антипрезидентских митингов. Боюсь, это только начало. Потому и тороплю.

— Я что, еще и митинги должен пресекать? Есть милиция, есть Управление Внутреннего Контроля, есть армия, наконец. Это их дело. А мое — найти утечку и предотвратить. Этим и занимаюсь. Будут результаты — сообщу.

— Ну-ну, бывай.

Монитор погас, а советник некоторое время продолжал на него смотреть. Допущения и варианты вьюгой кружились в голове: зачем звонил Лосев? По приказу самого или все же проверял настроение Гора после покушения? Не верить всем нельзя — это тупик, а верить не позволяет сам факт утечки. Гор со всей очевидностью понял, что ему нужен независимый, сторонний эксперт, которому можно доверить весь объем информации. Да где ж его взять?.. Озарение пришло внезапно — Край! Ричард Край. Это стоит обдумать.

Сообщение Гельфера заставило его срочно отбыть в контору.

Советник Администрации Гор обвел взглядом сидящих вокруг стола сотрудников. Каменский был немного бледен, на груди у него висел портативный медблок, катетеры вились матовыми змейками, но глаза антрацитово блестели. Крапива просматривал материалы, он уже успел сменить свой коминс на мощный “Птоломей” — увы, ненадолго. Гельфер, только что закончивший доклад, присутствовал в виде голограммы. Все были собранны и серьезны.

Но даже среди этой тройки мог быть шпион.

Лучшим способом парализовать работу всегда было запустить дезу о внедренном агенте. И дальше неважно, правда это или нет. Вероятность утечки — самая страшная вещь для спецслужб.

— Значит, удалось взять одного Курбанова. Ну и влипли мы, ребята. Сейчас все каналы такой вой поднимут — чертям станет тошно! Какие будут предложения?

— А вы, Александр Васильевич, надавите на агентства. Если редакторам объяснить ситуацию на пальцах, это дело можно будет серьезно попридержать. — Гельфер говорил, а сам что-то щелкал на коминсе, продолжая вычисления. — Только не надо ничего отрицать. Да, взяли. Да, умерли. Да, сами. Остальное додумают без нас и хвосты подожмут. И охламонам своим прищемят. А время только на нас сработает.

Советник подумал:

— Хорошо, попробуем. А насчет смерти через коминс — это точно?

— Подобный способ убийства доселе неизвестен. Но наши теоретики уже дали формальное заключение — принципиально убить с помощью прибора типа наручного коминса возможно. Если они обоснуют свой вывод математически, вероятность подскочит до восьмидесяти процентов. Трынков работает над этим. Но мы имеем дело с фактами: потеря троих журналистов и одного драбанта. Тот пытался помешать Малышеву ответить на вызов, но не успел. Отчет Гранкина прилагается. А у Курбанова он первым делом сорвал с руки коминс и раздавил каблуком.

— А в других случаях?

— Парфилов получил обширный сбой эндокринной системы. Общая картина такова: некий сигнал, мы назвали его “мантра”, подается на коминс жертвы и через биодатчик бьет в самое уязвимое место.

— Саша, ты понимаешь, что говоришь?!

Картина покушения окончательно прояснилась — не лучевик это был.

— Конечно, Александр Васильевич. — Гельфер остался невозмутим. — Выходит, что всякого, имеющего коминс с индивидуальной бионастройкой, можно уничтожить в любой момент. — Гельфер кашлянул, давая возможность присутствующим переварить новость. — Более примитивный аппарат тоже может быть опасен: скажем, какие-то импульсы общего характера, вызывающие учащение сердцебиения, паралич зрительных нервов и тому подобное. Мы имеем дело с универсальным оружием.

Гор поднялся.

— Всем приказываю отключить коммуникаторы. Отныне связь только лично, сообщения пневмопочтой или из рук в руки. Всем ясно? Я не хочу напрасно терять людей. Гранкина — на повышение. Всем работать. А я буду докладывать генералу.

Генерал бушевал, сотрясая воздух, а также стол и пол в кабинете. Даже сверхустойчивый к внешним воздействиям монитор иногда покрывался рябью помех. Лосева можно было понять — выйти на ковер к господину Президенту с предложением об отключении трансляций по всей сети! Можно было сразу же заказать себе пожизненный расстрел. Советник его отлично понимал.

— Может, мой допуск маловат, может, я что-то упустил, но не могу не спросить, — начал Крапива, задержавшийся после утренней летучки вместе с Каменским в кабинете Гора. — А откуда вообще берутся эти… инфинитайзеры? Неужели за два года не удалось установить, где их делают? Наверняка ведь это требует производственных мощностей, энергии. Значит, предприятие. Вот откуда надо плясать — проверить, инспекцию провести, дебет с кредитом свести… Не с неба же они падают.

Все верно, малый соображает в нужную сторону. Мысли Гора тоже в который раз возвращались к истокам — к самому происхождению бессмертия, но ответа он не знал.

Каменский звонко хлопнул себя по лбу:

— Александр Васильевич! А ведь и правда! Откуда взялся тот изначальный инфинитайзер?!! Мы ж его с вами тогда захватили… — Он вдруг осекся — как бы смекнул, что секретность по этому делу может быть выше его уровня. На самом же деле Гор не сомневался, что Игорь все давно понял — не из тугодумов, просто возмущен их теперешним отрывом от информации и не решается прямо об этом сказать.

— Доступ к информации — А0. Даже я не допущен, — подтвердил Гор. — Личное пользование господина Президента.

Советник раздумывал — стоит ли привлекать Каменского и Крапиву к своей комбинации? Если говорить об имеющихся у него крупицах информации, придется начинать с Президентского Исследовательского. Центра на Р66, ниточка потянется к заговору против господина Президента. А ведь это тайна выше допуска Крапивы и Каменского.

Придется упомянуть и о Крае, основном двигателе той давней акции. Первом ронине в личной практике Гора! И первом за его карьеру провале акции. Вот эту информацию Гор, будь его воля, вообще загнал бы в архив куда-нибудь за Можай-Ю11, а потом взорвал бы планету вместе с населявшими ее тараканами. Всегда считалось, что обойти присягу, мощнейшую пси-блокаду, невозможно без полного разрушения личности, но Краю это удалось! Стать ронином, вольным наймитом, и не сойти с ума. И благодаря этому избежать поимки. Эх!..

К великому сожалению, он не успел тогда поговорить с Краем о происхождении инфинитайзера, времени было в обрез, а Грабер — еще один обессмерченный фигурант той акции — испарился своими силами. Теперь ищи его, свищи.

Коль скоро Гор собрался задействовать Края в этой акции, светить его никак нельзя. В сейфе советника хранилась тонкая папка по тому делу, и сегодня он собирался извлечь ее на белый свет. Но в одиночестве…

— Данные в базе ПИЦ на Р66 были уничтожены, — наконец веско проговорил он. — Умышленно. Автор изобретения погиб, не оставив для себя даже пригодной к клонированию цепочки ДНК. Так что о происхождении прибора мы ничего не знаем, как и о технологии его изготовления. Все ответы могут иметься в ГЦПД, но они не торопятся нам их сообщать.

— Жаль, что этот ГЦПД — не вражеская организация. Растрясти бы их как следует… — сказал Крапива и запнулся, даже голову непроизвольно вжал в плечи, ожидая начальственной взбучки.

Воцарилась тишина. Возражали, похоже, лишь лекарства, булькавшие в трубках Каменского.