Глава 6

— Кто это были? — спросил Ник, раскручивая за хвост дохлого зверька.

— Крысы. Ой! Ники, зачем ты взял?! Брось немедленно!!

Они сидели на маленькой станции, настолько живописной, что железнодорожной станцией это можно было назвать с большой натяжкой: мраморная площадка с четырьмя скамейками, перерезанная надвое рельсовой полосой. Прямо над их скамьей висела крупная надпись «РАСПАДЫ», в точности такая же красовалась через линию напротив. Кругом шумел лес.

— Я таких зверей еще не видел! — сообщил Ник, наблюдая за полетом крысы, закинутой им только что через рельсы на противоположную сторону.

— Знаешь, я тоже… Только в кино и на картинках. — Чарли переводила дух: они шли сюда быстрым шагом, почти бегом, не захватив с собой ни единой сумки, вообще ничего — ни вещей, ни провизии. — Но ты их знатно поджарил! Слушай, Ники, как ты это делаешь? Ты же чуть весь дом не спалил! Бедный профессор! Проснется — его же удар хватит! — Чарли засмеялась — не то чтобы весело, скорее нервно.

— Во как я их! — Ник прямо раздулся от гордости.

Чарли задумалась:

— Странно. Откуда в доме взялось столько крыс?

— За Ключом пришли, — вяло предположил Ник. И оживился: — Здорово, что мы его выкинули, да?

Чарли совсем впала в задумчивость:

— Почему крысы? Почему не люди? Чего уж проще: окружили бы дом, приказали бы нам выходить по одному с поднятыми руками…

— А это чтобы тебя напугать! — хихикнул Ник.

Чарли несильно ткнула его локтем в бок: ну, визжала, мало ли что бывает — жизнь-то какая нервная! Тут она кстати вспомнила, что как раз перед появлением крыс собиралась устроить Нику взбучку.

— Слушай, Ники! Зачем ты всегда влезаешь в разговоры старших? Да еще выбалтываешь наши секреты? Теперь из-за тебя они найдут наш Ключ и достанут его из болота! Мы его, по-твоему, для этого выкинули? Так вот, на будущее учти: если ты что-то знаешь про взрослые дела, то не распускай язык, понял? Особенно при посторонних!

— А почему ты с ним обнималась, если он посторонний? Я знаю, если бы я не сказал, то ты тоже бы от меня уехала! С ним! Ты его даже целовала, а меня еще — ни разу!..

— Никуда бы я не уехала, — буркнула Чарли и отвернулась.

Леху она не целовала — это была неправда, которую домыслил Ник, но обличать его во лжи у нее не повернулся язык: умеют же дети после нагоняя выдать что-то такое, что впору самой извиняться. Она и впрямь почувствовала себя виноватой: Ник маленький, остался один, без родителей в страшном, враждебном мире… Надо будет как-нибудь его чмокнуть. Разумеется, не теперь, после взбучки. Ник тоже отвернулся, насупившись. Никакого толка из внушения, ясное дело, не вышло.

Посидели молча. Ник вскочил и принялся бегать по площадке, футболя камешек. Наблюдая за ним, Чарли вспоминала разговор с Лехой. Игроки — тоже люди? И они не сидят неведомо где за мониторами, нажимая на кнопки, как ей представлялось, а принимают участие в Игре? Сенсацией дня была его уверенность в том, что Ник — один из Игроков. Нелепее, кажется, ничего не придумаешь. Впрочем, ничего удивительного: у людей от Игры попросту едет крыша, они уже готовы увидеть пришельца в маленьком ребенке. Еще Чарли вспомнила, что до сих пор ничего не знает о Нике: откуда он, как сумел выжить в одиночестве, кто его родители и куда они подевались? Все как-то недосуг было расспросить. Сейчас, кажется, самое время.

Ник споткнулся, упал, вернулся, прихрамывай, и сел подальше от Чарли, на самый край скамьи. Похоже, он на нее дулся. Решив сделать первый шаг к примирению, Чарли попросила:

— Ники, расскажи О себе… Пожалуйста.

Вместо ответа Ник заявил мрачно:

— Я заболел.

У Чарли екнуло сердце.

— Чем?.. — Она даже не подумала, что если он чувствует себя плохо, то вряд ли сможет сказать ей название болезни.

Но Ник ответил:

— Геморроем.

Хочешь плачь, а хочешь смейся.

— С чего ты взял?..

Ник потер то место сзади, на которое упал:

— Болит.

— Ну, это… До свадьбы заживет.

— До свадьбы, до свадьбы.. — проворчал Ник. — А как я на поезд сяду?

— Но ты ведь сейчас сидишь? А что касается поезда, то мне кажется, что он вряд ли…

Чарли не успела договорить, что поезд, по ее мнению, вряд ли приедет, как с дороги послышался стук колес, сопровождаемый довольно мелодичным дребезжанием. Они обернулись: по рельсам к станции приближалось, лихо гремя и позвякивая, громоздкое металлическое сооружение, что-то вроде вагона-беседки грязно-рыжего цвета с раскладной электродугой на крыше. Невзирая на явную древность и отсутствие за рулем водителя, сооружение двигалось на удивление бодренько, но около станции сбавило ход. Если бы Чарли доводилось когда-нибудь видеть старинный трамвай, она пришла бы к выводу, что ветка эта вовсе не железнодорожная, а трамвайная, скорее всего дань земной моде на ретро третьего колыбельного периода, именуемого еще «предстартовым». Впрочем, что касается последней земной моды, Чарли еще из космоса обратила внимание на ее нестандартность и своеобразие.

Вагончик так и не остановился. Чарли на ходу подсадила Ника на заднюю подножку, потом сама схватилась за поручень — шершавый, чуть тронутый ржавчиной, входя в вагон, она машинально потерла руку о штаны. Внутри самодвижущаяся беседка была уставлена чудными ребристыми скамейками ("Несладко придется Нику с его «геморроем!»), и в нем обретался один пассажир, что удивило Чарли гораздо более отсутствия водителя (эка невидаль — программное управление). Пассажир, а вернее, пассажирка — хрупкая девушка с прямыми светлыми волосами в сером комбинезоне — сидела на задней скамье, при их появлении она слегка поежилась и сдвинулась ближе к окну. Ник уселся от нее через два сиденья, Чарли села рядом с ним. Довольно долгое время ехали молча. Чарли изредка косилась назад, как правило, после очередной станции — не сошла ли попутчица? И каждый раз встречалась с ее печальным взглядом. Надо же, ровесница. Интересно, откуда она? Куда едет? Почему одна? Наконец Чарли решилась: оставила Ника и подсела к незнакомке. Та сидела, отвернувшись к окну.

— Извини, я хотела спросить… — Чарли каждой клеточкой ощутила неловкость и неуместность своего порыва: она и в самом деле плохо представляла, о чем же хотела спросить, и наконец выдавила: — Можно узнать, куда ты едешь?..

Девушка, не оборачиваясь, вздохнула тяжко и произнесла с неизбывной тоской в голосе:

— В город.

Какой-никакой, а разговор завязался. Чарли вспомнила знакомство с Крисом, назвавшим сразу свое имя и сумевшим с первых слов вызвать симпатию у ребенка и расположить к себе большую часть компании. Отсюда мораль: чтобы вызвать доверие собеседника, стоит для начала назваться.

— Я — Чарли, а там сидит Ник. Мы странствуем… Ты тоже путешествуешь или к кому-то едешь?

Девушка опять вздохнула с надрывом и ответила тихо:

— Домой… — И она неожиданно расплакалась, уткнувшись Чарли в плечо. Сквозь рыдания доносилось: — Я не хочу им зла… Я просто хочу домой… Домой, понимаешь!.. Мне больше некуда идти… Просто некуда!.. А они… Они меня… — Она захлебнулась в рыданиях.

Чарли гладила ее по голове, утешая:

— Не надо… Да плюнь ты на них…

Представления на самом деле не имея, на кого незнакомой попутчице надо плюнуть, но в полной уверенности, что надо, просто необходимо плюнуть отравленной слюной!

Наконец та немного успокоилась и сказала, еще хлюпая носом:

— Извини… Ты — Чарли, да?.. А я — Светик. — Она так и сказала «Светик», так что непонятно было — имя это или прозвище.

Трамвай тряхнуло на рельсовом стыке, он звякнул разухабисто, девчонки подскочили на жесткой лавке. Чарли засмеялась, надеясь взбодрить Светика. Светик вымученно улыбнулась.

Ник высунулся в окно — там, оказывается, пробегал поселок. Вагон сбавил ход — подоспела станция, — и в салон ввалилось с десяток новых пассажиров — мужчин разного возраста, возбужденных и шумных. Напрасно профессор Кукол считал, что все население Дербянского округа поголовно перекусано его собратьями. Едва усевшись всей компанией перед двумя девушками, они принялись к ним приставать, задавая всяческие непристойные вопросы, рассказывая попутно про то, как лихо они разобрались с вампирами в родном поселке Меркурьевке и в его окрестностях. Один из новых пассажиров подсел к Нику и о чем-то его спрашивал, а тот отмалчивался, глядя в окошко. Чарли прошла вперед, села перед ними, приветливо улыбнулась мужчине:

— Это мой братишка. Мальчику нужна помощь. Его сегодня укусили. Я просто с ума схожу! У вас есть дети?.. Понимате, малыш бледнеет, чахнет прямо на глазах… — Ник втянул щеки и сполз на сиденье. — Мне кажется, на него плохо влияет солнечный свет… — Последние слова она лепетала уже в удаляющуюся спину. Ник тем временем показывал ей зубы, изображая страшный вампирий оскал. Чарли со скорбным вздохом пересела к нему.

За окнами тем временем катастрофически темнело. Судя по обилию индустриальных подробностей за окнами, трамвай приближался к городу. В компании послышались воинственные речи, как они им всем зададут в городе, потом оттянутся, погуляют всласть, и прочее, и прочее, в том числе и предложения симпатичным девушкам разделить компанию с будущими победителями и гонителями вампиров. Трамвай миновал окраину, когда Светик встала и прошла к двери. Махнула рукой, спустилась на подножку, спрыгнула и растворилась в сгущающихся сумерках.

Трамвай несся дальше — по предместьям, по темным городским улицам. Разговоры в салоне постепенно смолкли, всеобщее молчание нарушалось только стуком колес да мелодичным позвякиванием. Внезапно вагончик остановился. Пассажиры поднялись с мест, оглядываясь: остановка, стрелка, конец пути?.. Раз встали, то пора сходить?.. Но сходить никто не торопился: впереди поперек путей стояли три темные фигуры, до самых глаз закутанные в черные плащи. Темно и тихо было в вагоне. И очень страшно. Впереди на рельсах стояли вампиры, в этом никто не сомневался. Чарли вспомнила, что попутчики — горячие меркурьевские парни — вроде бы собирались разметать всех городских упырей в пух и прах. Но в решающий момент почему-то замешкались. Сейчас отойдут, ринутся в бой, и завяжется на путях жестокая сеча. А что делать ей с маленьким Ником? Затаиться в вагоне? Или выскользнуть под шумок и бежать по темным улицам куда глаза глядят?.. Да, чуть не забыла: при ней же верный хлитс! Драться с вампирами Чарли не собиралась, но сама мысль ее успокоила. Оглядев еще раз улицу в поисках путей к бегству, то есть к отступлению, она заметила появление новых темных фигур: они теперь окружали трамвай, но пока стояли от него на некотором расстоянии. Наконец один из тех троих, что выстроились поперек пути, произнес глухо в полной тишине где оглушительным казался каждый шорох:

— Живые, выводите! Не бойтесь. Вас здесь никто не укусит.

«Должно быть, здешняя крылатая фраза», — подумала Чарли.

У одного из лживых не выдержали нервы, в полумраке Чарли узнала того самого, что подсаживался к Нику. С невнятным то ли криком, то ли рыком он устремился вперед по проходу, отбрасывая с пути товарищей и натыкаясь на лавки, ворвался в водительскую кабину, что-то там сделал, и трамвай рванул с места, словно бык, выпущенный на корриду. Все находившиеся в вагоне, бухнулись на скамьи от рыка, некоторые, не удержавшись, полетели на пол. Фигуры впереди шарахнулись в стороны, как черные птицы. Кто-то отпрянул недостаточно поспешно: удар, приглушенный крик, темное тело катится справа по асфальту, ранее окружавшие кидаются вперед — поздно! Трамвай мчится как очумелый, трясясь и дребезжа, по широкой улице, вокруг зажигаются огни витрин, вспыхивают неоновые вывески, на тротуарах появляются человеческие фигуры, замирают, проносятся мимо. Чарли пригнулась к сиденью, обхватив Ника. Мысли прыгали и дребезжали: «Выйти надо было из этого чертова гроба с музыкой на колесиках! И начистить вампирам зубы!.. Нет, лучше выскочить заранее, вместе со Светиком. А еще лучше — вообще никогда в него не садиться!» Ник из под руки трепыхался, пытаясь вырваться, чтобы принять посильное участие в «корриде». Чарли продолжала из последних сил его удерживать, как вдруг вагон тряхануло особенно резко, он в последний раз звякнул отчаянно и со страшным скрежетом, не прекращая движения, начал заваливаться — как раз на ту сторону, с которой они сидели. Пассажиры полетели кувырком, Чарли, оторванная от Ника, тоже полетела, ударилась обо что-то плечом больно-пребольно, потом боком, затем удар в бедро чего-то мягкого, но тяжелого, тупой тычок чего-то жесткого сзади под ребра. Она скорчилась, закрыв голову руками и так пребывала до тех пор, пока вагон окончательно не замер и в нем не воцарилась тишина — поистине мертвая. Хотя Чарли на протяжении всей катастрофы оставалась в полном сознании, но сознание это сжалось в плотный шерстяной клубочек. Когда клубочек начал понемногу разжиматься, на поверхность первым делом выпросталась мысль: «Цела!» И сразу за ней вторая: «А Ник?..» Чарли подняла голову, огляделась: тьма. И бардак. Бардак во тьме. Поблизости что-то зашевелилось, оттуда послышались сдавленные звуки непечатного содержания, с другой стороны раздалось тонкое жалобное «ох».

— Ник! — позвала Чарли, подбираясь ползком к той бесформенной груде, из которой продолжали доноситься «охи». И еще раз, уже на грани отчаяния: — Ники!!! Где ты?!

Внезапно откуда-то донесся голос Ника:

— Чарли! Чарли! Давай сюда, скорей! Здесь можно вылезти!

Чарли сначала ужасно обрадовалась и почти сразу разозлилась: тела пострадавших, лежавшие до этого в неподвижности как попало вперемешку с лавочками, после призыва зашевелились и стали издавать по отношению друг к другу вполне членораздельные, хотя и не вполне дружелюбные, звукосочетания: им также явно не терпелось выбраться на волю из бардака и тьмы. Чарли, утешаясь радостной мыслью, что Ник жив, здоров и весел, полезла на его голос по чьим-то ногам, рукам и туловищам, провоцируя то и дело среди печальных руин взрывы замысловатых речевых оборотов, что тоже радовало: не все невинные жизни унесла авария, далеко не все. В конце концов Чарли достигла хвостовой части вагона, где преодолела последнее. препятствие — вставшую боком скамью, выбралась наружу через покореженное окно, встала на ноги и огляделась. Вот и все, что она успела сделать перед тем, как ее обхватила поперек туловища крепкая рука, а другая рука в кожаной перчатке прикрыла ей всю нижнюю половину лица, где, как известно, находится рот. Ник стоял напротив, также схваченный, с зажатым перчаткой ртом — его держал человек в форме, должно быть, полицейский, с лицом, закрытым до половины черной маской.

Трамвай лежал у самого тротуара — похоже, он слетел на полном ходу с рельсов, вокруг стояло несколько флаеров угольно-черного цвета — патрульных?.. — и люди в масках, а чуть поодаль толпился народ — обычные на первый взгляд зеваки, но после второго, более внимательного взгляда Чарли старалась больше на них не смотреть: такими пристальными были их глаза, так нервно вздрагивали руки, так жадно раздувались ноздри и шеи так и тянулись в сторону «живых». Пожалуй, было даже к лучшему, что пострадавших в автокатастрофе сразу хватала полиция, иначе их неминуемо разорвали бы на молекулы, в полном соответствии с предсказаниями Кукола. Другое тревожило Чарли: здешняя полиция, насколько она понимала, должна была полностью состоять из вампиров. От растерзания спасли — это хорошо. Теперь, может быть, повезут в участок. А там?.. Сорвут слуги закона свои намордники, отстегнут колпачки с табельных клыков, и…

Из трамвая тем временем выбрался помятый мужчина средних лет. Этот был также моментально схвачен, затрепыхался было, но как-то внезапно утих и даже расслабился. Глядя поверх закрывающей рот перчатки на внезапно обмякшее тело мужчины средних лет, Чарли поздравила себя с тем, что «при задержании» не стала оказывать сопротивления. Дальше все шло красиво и отработанно, как по нотам: пострадавшие лезли один за другим, их хватали, слишком нервозных мгновенно успокаивали, однако не торопились оттаскивать тела с места трагедии и запихивать в машины, а оставляли тут же, поддерживая и выстраивая полукругом. Операция производилась быстро, четко, в полном молчании. Искренне посочувствовав очередной жертве полицейского произвола, Чарли переключила внимание на ближайший из флаеров, окруживших место аварии.

Машина вряд ли была полицейской: длинная обтекаемая капля, матово-черная, словно не имеющая ни дверей, ни окон, стильная и наверняка безумно дорогая тачка. Здесь не хватало Ларри, который мигом определил бы не только название машины, но и ее точную цену. Еще не все пострадавшие покинули опрокинутый трамвай, когда каплю пересекли две поперечные трещины, салон открылся, и оттуда на улицу ступил гражданин: весь в черном, без маски, с очень бледным лицом. И без того взволнованные зрители, толпившиеся поодаль, пришли в еще большее возбуждение; вообще-то они тоже выглядели достаточно бледными, но какими-то серо-бледными, а у этого лицо было таким белым, что казалось светящимся. Подойдя стремительным шагом человека, у которого времени в обрез, он остановился перед упавшим вагончиком, откуда в данный момент выбирался с кряхтением очередной пассажир — похоже было на то, что бедняга застрял. Окружающие замерли, не сводя глаз с новой персоны, словно в оцепенении или под гипнозом. Чарли, не имевшая ни малейшего представления о том, кто перед ними, впервые увидела воочию ореол силы — не просто физической, а куда более могущественной, — той истинной силы, что неотделима от реальной власти.

Не удостоив застрявшего даже беглым взглядом, человек пробежал глазами по пленникам и ткнул пальцем в сторону Чарли — не то чтобы небрежно, а словно наскоро. Все. После чего, так и не произнеся ни слова, развернулся и быстро пошел назад к своей машине. Чарли потащили следом за ним, продолжая зачем-то зажимать рот. Она хотела обернуться, крикнуть — все бесполезно, ее почти несли, перехватив за талию, жесткая перчатка царапала губы и нос, было невозможно вздохнуть, попыталась тормозить ногами, брыкаться — без толку, ноги едва касались носками асфальта, удары не достигали цели. Ее уводили от Ника. Она не могла этого допустить и имела при этом возможность освободиться практически мгновенно, но не хотела использовать хлитс сейчас, когда человек — или вампир — был к ней так близко. Да, он ее тащил, но не угрожал при этом ее жизни, по крайней мере пока. Она хорошо помнила полицейского с отрубленной рукой — единственного из людей, кого она изуродовала, сама того не желая, просто призвав хлитс на помощь в похожей ситуации, в таком же стремлении вырваться из чужих рук на свободу. Она решила подождать ровно до тех пор, пока ее отпустят, а тогда уже браться за хлитс и действовать, как подскажет случай.

Однако случай, как ему порой бывает свойственно, распланировал все по-своему: уличная толпа пришла к тому времени в неописуемое волнение, страсти накалились, глаза горели, местами посверкивали клыки. Пока Чарли тащили, кто-то из первых рядов не выдержал и бросился вперед в попытке прорваться к живым сквозь не слишком-то сомкнутые ряды охраны. Его тут же перехватили, но его примеру последовали многие. Чарли как раз запихивали в машину, когда у места аварии вспыхнула потасовка. Она уже собиралась выхватить хлитс и, наведя страху на окружающих, проложить себе дорогу к Нику, как вдруг за спиной у ее охранника что-то полыхнуло веселым синим пламенем. Он обернулся, в этот момент маленькое тело проскользнуло мимо и сигануло в машину под ноги Чарли. В следующий миг салон закрылся, флаер резко взял с места, сразу оставив закипающий сыр-бор где-то позади и далеко внизу.

Чарли первым делом помогла усесться Нику, чье внезапное появление стало для нее большим подарком: вряд ли стоило надеяться, что прокладывание к нему дороги с помощью хлитса в такой сумятице обойдется без жертв. Усадив Ника, она с независимым видом оглядела салон, напоминавший продолговатую уютную комнатку с приглушенным светом. Напротив в удобных креслах расположились двое, именно напротив, то есть лицами к пассажирам, или, скорее, к пленникам. Мужчина, чей возраст Чарли затруднилась бы определить из-за его чрезмерной бледности, быть может, скрадывавшей морщины, разве что по волосам: в коротких темных прядях поблескивала седина, но седина ведь не обязательно свидетельствует о возрасте. И женщина — белокурая, в легком струящемся платье, изящная чуть не до прозрачности, вся эталон пластичной аристократической узости, граничащей с совершенством. Ее глаза — большие и очень светлые, словно бы немного размытые, были устремлены на Чарли. Потом она повернулась к спутнику и заговорила чуть нараспев, с заметным раздражением:

— Зачем ты ее взял, Дим? Что с нее толку? Гугу живые девки сейчас не нужны, Валентин просил у тебя мужчину, а я…

Бледный господин оборвал капризную красавицу одним коротким словом:

— Заткнись!

И она умолкла, горделиво отвернувшись к окну. А он продолжил, обращаясь уже к ним, а точнее, к Нику, потому что глядел, не отрываясь, именно на него:

— Мальчишка. Вот уж не думал. Впервые вижу такую оригинальную партию. — Он, в отличие от дамы, с самого начала в упор смотрел на Ника, на Чарли же только изредка взглядывал. — А ты хват. Нашел, значит, себе подружку? Дурачок. Я же на нее тебя поймал. Как на живца. Заметная барышня. Такие просто так поодиночке не ходят. — Ник молчал, как партизан, сжав губы в нитку. Мужчина был серьезен, словно и впрямь на допросе партизана. — А если я у тебя ее заберу? Как, отдашь? Или, может, продашь?..

Утонченная дама при этих словах состроила презрительную мину. Ник же от них взорвался, словно динамит от запала:

— Не отдам! — Он схватил Чарли за руку, как будто ее у него уже отнимали. — Она моя! Навсегда! А ты целуйся со своей вредной спирохетой!

Собеседник взглянул искоса на соседку. Та задышала часто-часто, глядя с ненавистью на дерзкого мальчишку своими размазанными глазами, но так и не произнесла ни слова — то ли онемела от переизбытка чувств, но скорее, как показалось Чарли, заставила себя смолчать титаническим усилием воли, повинуясь недавнему приказу. Чарли удивило, как это красавица сдержалась, чтобы не показать клыков. Глаза мужчины, до этого совершенно непроницаемые, стали вдруг глубже и выразительнее, будто налились чернотой.

— Твоя подружка и так принадлежит мне. И ты тоже принадлежишь мне, Вадиму Лядову! Понимаешь, что это значит? Еще нет? Это значит, что вы — вне Игры! Конец приключениям, начинается грубая реальная жизнь! Вы больше не партия. Привыкайте к мысли, что вы — просто живой товар. Ясно?

Чарли, ошеломленная всеми этими властными заявлениями, не сразу заметила, что посередине салона вырос маленький плоский столик. Лядов хлопнул по нему ладонью:

— Артефакты!

Флаер мягко качнулся и застыл. Чарли бросила взгляд в окно, поглядела на столик, на бледного человека напротив, и левый уголок ее рта пополз вверх, образуя кривую ухмылку. Лядов открыто ухмыльнулся в ответ. Чарли подивилась грандиозной самоуверенности человека, сидящего перед двумя вооруженными людьми и уверенного, что нескольких повелительных фраз достаточно, чтобы они сложили перед ним оружие, подняли лапки и добровольно стали, как он выразился, «живым товаром». А ведь ее он, пожалуй, вовсе не принимает в расчет: у нее какие-то игровые атрибуты, она, по логике, должна была бы их применить, когда ее хватали, тащили и запихивали в машину. Его приказ относился только к Нику, который в критический момент на глазах у всех устроил иллюминацию. На мальчика властный тон взрослого мужчины должен был подействовать как приказ свыше, но Лядов сделал неправильный шаг, пригрозив, что отнимет у него Чарли. Она еще решала, как бы поэффектнее удалиться — разрезав машину пополам или, помахивая хлитсом, повелеть Лядову ее открыть, когда Ник с отчаянным криком «Лови!» закидал мужчину пиротехническим атрибутом, хранившимся в большом количестве на дне его карманов. Первую мелкую вещицу Лядов действительно поймал — безо всякого для себя ущерба — в правую руку, тут же вскинул левую ладонью вперед, и остальная мелочь, запущенная в его направлении, посыпалась на стол, встретив невидимую преграду. Ник, уже видя свой провал, кинул что-то в красавицу-"спирохету", но и этот снарядик отрикошетило на стол, без малого не в общую кучку. Ник вздохнул, сложил руки на коленках, как примерный мальчик, покосился виновато на Чарли: ну, мол, извини, не получилось.

Лядов раскрыл правую ладонь — на ней лежала пластмассовая пробка. Кинул ее к остальному, поднял удивленные глаза.

— Это что?.. — Похоже, с такими «артефактами» он сталкивался впервые.

— Мои вещи, — ответил Ник нехотя.

— Все? — В голосе Лядова слышались недоверие и насмешка.

— Не все! — сказал Ник и высыпал на стол еще две пригоршни всякой всячины.

— Не валяй дурака, малыш! — В мягком, ласковом голосе сквозила угроза. — Лучше будет, если ты отдашь все сам.

— А что тебе надо?

— То, чем ты подпалил задницу копу. Ник насупленно порылся в карманах и добавил к кучке еще одну пробку, пару пуговиц и камешек. Лядов взял камешек, повертел, поднял глаза на Ника:

— Этим?.. — Ник кивнул. — Что ж… Проверим. — Лядов положил камешек к другому мелкому хламу и движением ладони смел все со стола. Вещицы при этом не посыпались на пол, а попросту исчезли. Чарли так и не поняла: прошли они таким образом проверку, были ли на нее отправлены либо их просто до поры убрали с глаз. С нее пока ничего не требовали, сама же она больше не спешила высовываться: поведение Лядова и продемонстрированные им возможности свидетельствовали, что он вполне способен отобрать у нее хлитс — их единственный шанс на спасение, как она думала теперь.

После всего только что увиденного, сумбурные события этого дня наконец-то сложились в ее голове в более или менее логическую картину, куда укладывались исчезновение Криса, внезапный отъезд Лобстера и даже, хотя и с некоторой натяжкой, бегство Ларри. Картину примерно такую: Игроки, если верить Лехе, уподобились простым людям, кто-то из них путешествует по Земле, поделенной на игровые зоны, приобретая друзей, борясь с врагами, колошматя монстров и добывая в нелегкой борьбе разные артефакты. А кто-то сидит на одном поле, раскинув невидимые сети, и ждет. Стоит ниточке затрепыхаться, как он подтягивает к себе добычу и вытягивает из нее соки, то есть попросту грабит: Хранители, другие Игроки, служебные объекты — он не брезгует ничем, в надежде, что среди комарья и мух попадется рано или поздно пчелка-буратина с золотым ключиком. А ведь так оно и было бы, паук дождался бы своего звездного часа, ему, возможно, суждено было даже стать победителем, не выброси они заблаговременно Ключ в болото. Может быть, Лядов и Лидер — одно лицо?.. Да, правда, Лидер их вычислил, но мог ведь и потерять после крысиного пожара на профессорской даче? И теперь не подозревает, кто попал к нему в сети?.. Пусть у них и нет Ключа, но зато, как правильно заметил Леха, они обладают информацией. Как же удачно вышло, что она не пустила в ход хлитс: пчела остается пчелой до тех пор, пока у нее есть жало. Особенно хорошо, что это жало тайное.

Тем временем флаер открылся; он стоял на крыше, в центре большой посадочной площадки, покрытой дефицитнейшим гризелом — органическим веществом, вырабатывающим ярко-зеленый свет, очень хорошо видимый в темноте, при этом абсолютно ничего не освещающий. С одной стороны площадки возвышалась небольшая пристройка, стилизованная под китайский домик-пагоду с треугольной крышей и с полупрозрачными стенами, подсвеченными изнутри. По другую сторону помещалась зловещего вида непроницаемая глыба кубической формы, похожая на огромный неполированный куб черного мрамора.

Перед машиной уже выстроилась охрана — человек пять в черном, только что нацепившие «намордники», висевшие перед тем у них на груди. Лядов, вышедший первым, не озаботился подать руку своей даме, как будто нечаянно про нее забыв. Впрочем, сделав пару шагов, остановился и обернулся в ожидании, глядя на нее очень пристально.

Само по себе здание было не больно-то высоким, но именно это и впечатляло: аренда за содержание подобного «коттеджа» в индустриальной части города равнялась плате за небоскреб, занимающий аналогичный участок земной площади. Небоскребы, кстати, громоздились со всех сторон, взлетая ввысь каскадами застывших огней, расходившихся далеко вверху цветами, шарами и звездами, соединяясь светящимися перемычками, что весьма впечатляло. Флаеры самых разных форм и размеров кружили между ними, как пчелы, мухи и другие насекомые, а где-то в небе меж пылающих исполинов тускло проглядывало вампирское солнце, сиречь луна, совершенно задавленная пышной городской иллюминацией; город просыпался навстречу новому рабочему дню, а точнее, новой рабочей ночи.

Не успели Чарли с Ником выйти из машины, как оказались под конвоем двух «масок». Пора было разрабатывать план побега, а затем, если приспичит, и осуществлять. Лядов и охрана стоят близко и довольно кучно: всего несколько взмахов… Они вряд ли успеют что-нибудь понять. И, наверное, ничего не почувствуют… Некому будет чувствовать: хлитс — оружие милосердное. Если рубить сразу напополам… От одной мысли Чарли замутило. Или срезать головы, как маковки… Она еще ничего не делала, а ей уже стало по-настоящему дурно. Нет-нет, только не головы… А если так: охранника — в заложники, хлитс к горлу, и — в машину… Хотя вряд ли Лядов пожалеет охранника. Натравит остальных, и опять не миновать расчлененки. Жаль, самому Лядову не очень-то приставишь хлитс к горлу — защитное поле, черт знает какой, чуть ли не магической природы. Награбил артефактов, гад, паучина, и ходит теперь во всеоружии. А если его спутнице?.. Прыгнуть вперед и — лезвие к шее!.. Неужто не пожалеет боевую кровососущую подругу?..

Остановившись пока на этом варианте, Чарли обратила наконец внимание на некоторые странности в поведении окружающих: во-первых, прилетев сюда явно с какой-то целью, они до сих пор никуда не двигались, а стояли на месте, в нескольких шагах от флаера. Охранники замерли, как истуканы, жили только глаза, глядевшие с характерным для вампиров поедающим выражением — на сей раз не на «живых», а на начальство. Начальство же тем временем, ничуть не смущаясь этих более чем нескромных взглядов, жадно целовало свою подругу в ту самую шею, которой Чарли уже практически сосватала свой клинок. Целовал?.. Дама обмякла, откинув назад голову, по шее из-под губ мужчины текла кровь — на грудь и на светлое платье. Теперь стало ясно, почему девушка в гневе не скалила клыков — потому что у нее их не было. Она была живая! Потому и не осмеливалась возражать Лядову — она поистине ходила по самому краю каждую секунду. Как же он ее не укусил-то до сих пор? Почему сдерживался? Неужели любовь?.. Непохоже что-то. Хотя присосался душевно, видно, что долго терпел. И не вытерпел. Довела-таки. А может, это он ее довел — поживи-ка бок о бок с вампиром в постоянном страхе быть укушенной! В конце концов не выдержишь и сама его искусаешь в нервном припадке. У меня, у стервы, что-то сдали нервы…

Нервишки действительно пошаливали: Чарли послышались странные звуки, похожие на дружный скрип зубов охранников. Хоровой такой скрип — всеми пятью челюстями. Хотя вряд ли подобные звуки могли просочиться из-под «намордников». Но страх уже провел шершавыми коготками у нее между лопаток, заставил опасливо оглядеться и родил в голове гениальную мысль: «А не сделать ли нам ноги?» Все вокруг были увлечены своими занятиями: босс — поздним завтраком, остальные — подглядыванием за начальством, — и вполне могли не обратить внимания на исчезновение пленных. Взяв Ника за локоть, она сделала первый осторожный шажок назад. В это время Лядов разжал объятия; несчастная непременно упала бы, как кукла, не подхвати ее сразу несколько рук. Чарли с Ником сделали второй шаг — машина была теперь совсем рядом, прямо позади них.

— Остальное ваше, — уронил Лядов сипло, небрежно кивая на свою бесчувственную даму и отирая белоснежным платочком окровавленный рот. Лицо его слегка порозовело. Охранники, сорвав маски с лиц, кинулись на жертву, словно псы к полной миске после слова «можно». Затрещала легкая ткань, узкое тело почти полностью скрылось под приникшими к нему черными фигурами. Они буквально рыскали по ней, разрывая одежду и покусывая — пока легко, можно даже сказать нежно, просто слизывая с легких царапин первую кровь. Те двое, которым назначено было стеречь пленных, забыв о своих обязанностях, стали медленно приближаться к пирующим.

— Когда оклемается, отдадите ее Гугу, он давно просил. Если сначала не разорвете.

— А если Гуг откажется?.. — глухо спросили из-под маски. Похоже, с надеждой. Да и неудивительно — красота ее действительно была необычной. Редкой.

— Тогда просто выкиньте ее на улицу, пускай убирается восвояси.

Последние слова Лядов говорил, глядя расширенными, упоенными кровью глазами на Чарли, уже сидящую в его машине, на его хозяйском месте и отчаянно шарящую руками по сиденью, подлокотникам и ближайшим стенкам. Ник находился за ней, на месте былой хозяйской подруги, ныне ставшей блюдом для слуг, и тоже шарил.

— Вы двое! — счастливым командным голосом позвал Лядов. Чарли с Ником, занятые лихорадочными поисками, даже не обернулись. Зато пара конвойных замерли на самых подступах к вожделенному телу, успев уже снять маски. Лица их были искажены: губы подрагивали, обнажая клыки, глаза неотрывно следили за пирующими товарищами. — На меня глядеть!! — рявкнул Лядов. — Намордники на рыла!!

И они подчинились, к удивлению Чарли, оторванной резким криком от поисков панели управления либо какой-нибудь кнопки, способной хотя бы закрыть двери. Она прекрасно помнила, мало того, вспоминала в последнее время почти ежеминутно откровение профессора Кукола о том, что при виде крови вампиры теряют над собой контроль, что это сильнее их. Значит, было у них за душой что-то сильнее «зова крови». Наверное, страх потерять работу.

— Пленных в клетку! Девчонку через полчаса ко мне в зал! — распоряжался Лядов сухо. То, что девчонка может каждую секунду взвиться в воздух и улететь на его любимом флаере, его, кажется, волновало мало. — И чтоб ни царапинки на товаре! Ни-где! Найду… — Он поглядел пристально на обоих подчиненных и медлительно нехорошо улыбнулся. Очень нехорошо. Хоть лица охранников были наполовину скрыты, похоже было, что у них в масках резко понизилось содержание кислорода. К тому же у бедняг пропал аппетит: они больше не косились на желанное блюдо, с урчанием дегустируемое в двух шагах товарищами. Лядов пообещал ласково, почти что мурлыча: — А я найду. Вы меня знаете.

Чарли принялась помогать себе в поисках кнопки ногами, колотя ими в пол и в обивку: перспектива стать товаром ей совсем не улыбалась, а еще меньше ей хотелось стать объектом для поисков царапин. Лучше уж тогда товаром. Хотя царапин на ней после странствий по болотам и лесам была раскидана чертова уйма: далеко искать не надо. Ник с воодушевлением поддерживал ее в пинании салона. Шикарнейший флаер, одна кнопочка от которого стоила, наверное, целое состояние (потому, наверное, и спрятали), трясся и раскачивался, как жаба при случке, только что не квакал. Лядов поглядел озабоченно в сторону машины и резко переменил тему, вернувшись к милому сердцам подчиненных командному тону:

— Живую девку — любую — одеть и ко мне, сейчас же! Не вздумайте привести эту! — он ткнул в сторону беснующейся в машине Чарли: — Эту — через полчаса! — И добавил напоследок, словно что-то вспомнив: — Вам двоим — трое суток на концентратах! Каждому! — После чего развернулся и пошел все тем же широким шагом делового человека к домику-пагоде, где и растворился за светящимися дверьми.

Охранники, вытащив без особого труда из машины Чарли и Ника, поволокли их в другую сторону, к мрачной кубической глыбе. Чарли не спешила использовать хлитс, страх ее немного развеялся: в случае чего она может пригрозить охранникам, что пожалуется на них в Центральный Вампирский Комитет и лично товарищу Лядову (какая-то древняя номенклатурная пурга, позаимствованная на одном дремучем файле по истории Земли еще в прошлой жизни. Но как звучит!!!), в критической ситуации будет стращать напрямую — увольнением с работы, и мысли потекли в другом направлении, прямо противоположном бегству. Бежать, когда судьба подвела ее вплотную к одному из настоящих Игроков? Да она просто рехнулась, а точнее, завязла, заигралась, как несмышленое дитя, как Ник, сопротивлявшийся охранникам отчаянно, но, к счастью, совершенно непродуктивно. Чарли не хотела признаться себе, что присутствие Лядова держит ее в постоянном напряжении, вызывая в ней отчаянный внутренний страх, соединивший в себе ее детский ужас перед чем-то неведомо-зловещим и робость перед чересчур властными взрослыми людьми. Едва босс скрылся, она вздохнула свободнее и как-то моментально сообразила, что за бурей личных впечатлений она, кажется, перепутала цели — собственную с главной, даже с архиглавной, как говорил кто-то из последних земных фараонов. Чего ей бояться, когда у нее под рукой всегда верное, безотказное оружие? Так почему бы ей пока не остаться — смотреть, слушать, искать новых сторонников — любых, но по возможности сильных. Таких, как Леха. И в нужный момент нанести удар. Необязательно хлитсом. Как, чем и кому именно предстоит наносить решающий удар, пока неясно. Ясно только, что необходимо ударить. И так, чтобы наверняка, без промаха.

Когда Чарли вытащили из машины и она как следует разглядела то, что творилось шагах в пяти от нее на ярко-зеленом гризеле, ее решение затаиться и вести подрывную деятельность, ведущее в идеале к спасению мира и человечества, едва не приказало долго жить, и даже появилось сомнение — стоит ли это решение того, чтобы ради него молча перешагивать через чужую беду, когда имеешь все возможности помочь, даже спасти?.. Три черных тела почти полностью закрывали распростертую на зеленом женщину — двое присосались к запястьям, один, тот, что впился в шею, залез на нее сверху и вполне характерно двигался. Чарли с ужасом поняла, что одним питием крови тут не обходится. Если мгновение назад она еще пыталась утешить себя тем, что девица все равно не умрет, а поскольку была стервой, то не слишком потеряет в вампирском обличье, то теперь дело приняло совсем иную окраску. Все! К черту все! Пусть человечество спасает кто-то другой. Никакая цель не оправдывает таких… средств.

Чарли сжала левый кулак, и тут же в него скользнуло гибкое лезвие, нагретое теплом ее тела, ставшее ей родным. Ее защитник. Ее и всех, кто окажется рядом и будет нуждаться в защите и в спасении. Пускай даже наперекор благу человечества.

В это мгновение девица едва слышно блаженно простонала:

— Да… Да… Еще!.. — И, кажется, попыталась закинуть ноги на паука, впившегося в ее шею, но у нее на это не хватило сил. Руки тоже были заняты.

Чарли отвернулась, медленно разжимая уже опустевший кулак. Рука дрожала. Это ерунда. Сейчас пройдет. Лишь бы охранник ничего не заметил. А он, похоже, не заметил — газует вперед, прямиком к черной глыбе, волоча ее за локоть той самой левой руки и изо всех сил стараясь не оглядываться. Завидует, болезный. Ничего, не завидуй, на всех хватит, и тебе наверняка тоже останется. Не крови, так всего остального. Ох, там же Ник позади!.. Увидит ведь это, как не увидеть!..

Она резко обернулась и через мгновение перевела облегченно дух: второй тащил Ника под мышкой, перекрыв ему кислород перчаткой, которой хватило на все лицо, и угрюмо игнорируя его отчаянные дерганья. Дело тут было, конечно, не в заботе о нравственности подрастающего поколения, а скорее в том, что Ник с самого начала попытался пустить в ход зубы, как настоящий вампир. Чарли жутко захотелось чмокнуть его наконец-то в щеку. Нельзя, никак нельзя ему здесь оставаться! Вот только куда же он без нее?.. Пропадет. А с ней — тем более пропадет. Ладно, появится Леха и что-нибудь придумает. Хорошо, ребенок ничего не видел. Вряд ли, конечно, он понял бы до конца, что происходит, но само зрелище грубого надругательства, кровавой оргии над хрупким женским телом и главное — ощущение своего бессилия помочь наверняка запечатлелись бы в его памяти надолго, если не на всю жизнь. А для самой Чарли это оказалось просто жестоким испытанием. И уроком. Ведь она только что была на волосок от убийства — не только тех троих, что пили одновременно кровь женщины, по очереди с ней совокупляясь, а сначала того, кто утаскивал саму Чарли с места событий и до сих пор тащит, то есть практически непричастного лица. Невиновного. В тот момент она зарубила бы его — на раздумья просто не было времени. Утешительно, конечно, что в компании, которая там позади чавкает и похрюкивает, царит всепоглощающий оргазм: жертва и палачи, можно сказать, нашли друг друга в этом жестоком и полном разочарований мире. А еще утешительней, что все это так вовремя прояснилось. Просто уникальный случай! Какая-то порнографическая сказка про Белоснежку и трех поросят, неожиданно для всех закончившаяся хеппи-эндом. Как правило, такие сказки заканчиваются совсем иначе, и уж кому, как не ей, это знать: саму отмывали коньяком от крови скотов. А если бы Ларри тогда ее не спас? Тоже, допустим, ради какой-то великой цели? Как же это — ради великой цели всеобщего спасения и не спас? А вот ведь как бывает, оказывается. Хорошо, что у него ее не было. То есть была, конечно, цель, но попроще — спасти ее. Он и спас. Полив при этом с ног до головы кровью. «А как иначе?.. — подумала Чарли. — Выходит, что никак. И чем грандиознее цель, тем больше крови будет пролито. За нее. Против нее. И просто по ходу дела. Чем же тогда благородная цель отличается от низкой?.. Видимо, одним — конечным результатом». В это Чарли верила свято. А с остальным придется смириться. Привыкнуть. И… научиться. Самой. Убивать.