Конфиденциально. Для служебного пользования. Экземпляр папки номер 1/2.

Личное дело заключенного FF-561782.

Имя: Дезет.

Частное имя: Александер.

Дата прибытия: 15 мая 7002 года по исчислению сектора Эпсилон.

Возраст на момент поступления: 32 года, 3 месяца, 5 дней.

Срок наказания: 25 лет.

Осужден на основании Уложения о наказаниях Каленусийской Конфедерации, раздел II (военные и государственные преступления), статья 21 (запрещенные методы сбора информации), статья 6 (терроризм), статья 7 (диверсии), статья 17 (репрессии мирного населения в период военных действий), статья 71 (вооруженное сопротивление аресту).

Фенотип: Рост 175 унисантиметров, телосложение нормастеническое.

Татуировка: буквы SRDR, ограниченные крылатым треугольником на верхней трети левого плеча.

Волосы черные, глаза серые, нос прямой, лицо овальное. Особых примет нет.

Болевой порог – средний.

Модифицированные свойства фенотипа: абсолютная невосприимчив к наркотикам группы A, частично – к B, C. Высокая степень психоустойчивости. Негипнабелен.

Примечания (написано на вложенном в папку ненумерованном листе, неровно, от руки): Этот самый Дезет гражданин (должно быть, до сих пор?) Иллирианского Союза. В деле подлинное имя, хотя большую известность он получил под псевдонимом “Стриж”. Без сомнения, в этом качестве прославился весьма – как кадровый офицер спецподразделения “Сардар” (эти части, культовый символ Иллиры, по официальной версии “не сдаются в плен” – Nota bene!). По неподтвержденным данным – полукровка, полукаленусиец-полуиллирианец. “Стриж” поучаствовал в по крайней мере полутора десятках диверсионных актов против Каленусийской Федерации, в том числе, пресловутом ювелирно организованном уничтожении Центра ментальных исследований Калассиана. Хладнокровен, умен, фигурально выражаясь, ”крови не боится”. Прошел спецподготовку с модификацией фенотипа по неизвестной нам методике (таки неизвестной? а жаль! – недоработали гуманисты из следст. отд.). В период Третьего межгражданского пограничного конфликта лично участвовал в расстрелах наших колонистов. Безо всяких шуток – за ним и его людьми десятки трупов. Арестован с оружием в руках спецкомандой зачистки и безопасности пограничных территорий. Лишен статуса военнопленного (Nota bene! – еще раз) как военный преступник, и приговорен Ординарным Трибуналом к смертной казни без права обмена, отсрочки, подачи апелляции. Наказание смягчено – привилегия помилования Верхней палаты Сената Вечно-благословенной Каленусии, старые они, милосердные перд… .

* * *

Винтокрылая яркая стрекоза описала широкий круг, заходя на посадку. Полковник Хиллориан посмотрел на спутников – на внимательное лицо пилота, настороженное лицо секретаря, хмурые физиономии охранников, полусонное личико ребенка: вылетели, едва отступила ночь. За бортом раскинулась широкая, бежево-бурая, рваная равнина, похожая на облезлую шкуру растянувшегося на плато зверя. Ветер продувал открытое пространство плато насквозь. Левее, по брюхом вертолета ярко блестели ровные ряды одинаковых прямоугольников – крыши зданий тюрьмы.

Летчик – курсант летного училища в полисе Параду – оглянулся, блеснув ровными рядом зубов.

– Видите то пятно – это их посадочная площадка. Садимся, полковник? Опознавательный сигнал я передал. Надеюсь, нас не изрешетят на подходе.

Хиллориан улыбнулся краем тонких губ, отдавая дань вежливости бородатой шутке. Машина накренилась, пристраиваясь оседлать цель. Слитный свист винтов мешал разговору. Бурая шкура вельда придвинулась, обрастая на ходу зрительными подробностями – метелки травы, отчаянной мотаемые ветром, бежевая лента дороги, обвитая вокруг каменоломен и песчаного карьера, бриллиантово-блестящие, почти невидимые нити проволоки по периметру, обманчиво-ажурные силуэты охранных вышек.

– Скучное местечко. Нигде ни деревца.

Хиллориан промолчал, внутренне не согласившись с летчиком. Местность была по-своему красива: редкое сочетание величия, присущего равнодушно-терпеливой пустоши, и зловещей правильности техногенного пейзажа. Сочетание навевало иррациональную тоску.

– Прибыли.

Колеса машины жестко ткнулись в твердое покрытие вертолетной площадки. Дверь правого борта мягко скользнула в сторону.

– А нас встречают, полковник.

Винты замерли, сделав последний оборот. От маленькой группы терпеливо ожидающих людей отделился сухой, подвижный, седеющий человек. Полковника он вычислил безошибочно.

– Полковник Хиллориан из Департамента Обзора? Я Кей Милорад, комендант Форт-Харай. Мы были предупреждены о вашем визите. Предлагаю пройти в административный блок. Мой кабинет и все, что понадобится – к вашим услугам.

Хиллориан пожал твердую, холодную ладонь, протянутую ему “дощечкой”. Совсем рядом взвыли псы. Вой сменился низким, рваным рычанием.

– Неприятно? Не берите в голову. Я уже пять лет в комендантах, когда-то меня тошнило от этого лая. Со временем ко всему привыкаешь. Спец-терьеры, генетически модифицированная порода – специально для тюрем. Если собираешь в одном месте несколько сотен убийц и насильников, приходится поступаться комфортом слуха в пользу безопасности.

Полковник сухо кивнул.

Решетчатые ворота, встроенные во периметр “колючки”, повинуясь незримому электронному сигналу, плавно отъехали, освобождая проход.

– Прямо. Сначала внешний периметр – охватывает каменоломни, между прочим, вы летели воздухом – поэтому не обратили внимания. Потом двойное кольцо ограды вокруг строений, каждый сектор простреливается с вышек…

– Вы уделите мне десять минут для конфиденциального разговора, комендант Милорад?

– Столько, сколько понадобится, полковник. Теперь направо и вверх. Пройдем в мой кабинет: там кондиционер.

Охранник у входа в трехэтажный особнячок в стиле постмодерн вытянулся, отдавая честь. “Эта дверь тоже на электронике” – отметил про себя Хиллориан. Берегутся, тюремная косточка…

Кабинет Милорада впечатлял размерами – закругленный угол здания с обеих сторон сплошь забран пластиковым панорамным окном, пол прикрыт толстым ковром темно-зеленого цвета, здесь же массивное кресло мягкой кожи. Стол коменданта содержался в девственной чистоте: пустая черная полированная крышка. Напротив стола, в некотором отдалении, одиноко стоял черный же пластиковый стул для посетителей. “А ведь, небось, к полу привинчен”. Хиллориан едва заметно улыбнулся – комендант находился в затруднительном положении: устроить высокое лицо из метрополии на привинченном к полу пластиковом стуле он не решался, а сам туда садиться не привык.

– Пройдемте к окну, тут прохладнее, присаживайтесь прямо в нише, полковник. Я составлю вам компанию – люблю этот вид. Величественная картина, не правда ли?

– О да. Перейдем к делу.

– Конечно. Я знаю, вы по поводу этого иллирианца…

– Да. Как он?

– В каком отношении? Если в физическом – то в норме. Сейчас в норме – то, что привезли сюда три года назад, было скорее исходным материалом для госпиталя.

– Даже так?

Хиллориан скептически поднял бровь. Комендант поморщился.

– Ну, кости из него не торчали. Внешние повреждения оказались минимальны. А в остальном – студень студнем. Я не спрашиваю, что за аппаратуру обкатывал на нем следственный отдел.

– Жалеете иллирианского офицера – расстрельщика каленусийских фермеров?

– Вот уж нет. При моей профессии жалость противопоказана. Однако у нас тут наказывают, а не истязают.

Хиллориан мысленно засчитал очко в пользу коменданта.

– Ладно, вернемся к делу. Как он в прочих отношениях?

– Пакет с неприятностями.

– Даже так? Буянит?

– Как раз ведет он себя вполне пристойно. Проблема, скорее, в прочих… подопечных. С ностальгией вспоминаю времена, когда этот фрукт еще оставался в лазарете. С того момента, как иллирианца пришлось вернуть в общий сектор, его пытались убить… да не ослабеет моя память… восемнадцать раз.

Милорад весомо помолчал. Полковник вынул сигару, отломил кончик и, прицелясь, метнул его в роскошную корзину для бумаг. Щелкнул зажигалкой.

– Как он выпутывался?

– Всяко. Изобретательно. Избегал мест, где его можно ущучить. Иногда, впрочем, не особо охотно, дрался – голыми руками и впечатляюще успешно. В последний раз, пять месяцев назад, на него просто полезли толпой – пришлось разгонять беснующуюся публику водометами. С тех пор все притихло. Попыток убийства больше не было – с ним попросту разговаривать никто не хочет. Слоняется в одиночестве, как прокаженный.

– Я, признаться, не ожидал, что постояльцы Форт-Харая так охотно и в такой форме ратуют за Каленусию.

– Они тут все хм… рафинированные патриоты.

– Заметно.

Кей Милорад отвернулся в сторону вышек.

– Я бы не стал смеяться… Они тоже каленусийцы. Вы приехали, чтобы забрать его?

– Там будет видно. Пока просто побеседую с вашим подопечным.

– Пойдете в адвокатскую комнату?

– Если можно, приведите его прямо сюда.

– Как хотите – но я бы не посоветовал. Разве что на ваш страх и риск.

– Боитесь – бросится в окно?

– Да нет, тут стекло небьющееся. Однако, я бы не захотел остаться один на один с этим живым приспособлением для убийства.

– Не беспокойтесь, риска практически нет.

– Как вам угодно. В случае чего – охрана будет в коридоре.

Милорад оживился, по-видимому, предвкушая радикальное избавление от “пакета проблем”.

“Мне бы твой оптимизм” – досада на миг коснулась Хиллориана.

– Уступаю вам, полковник, свой стол, свое кресло, возьмите его личное дело – только что из сейфа. Располагайтесь поудобнее. Вот пульт управления кондиционером.

Милорад ушел. Полковник покрутил предложенный пульт. По комнате пронеслась волна холодного, сухого воздуха. “Таким был ночной ветер в умирающей Ахара. Только там он пах горькой полынью. Полынью и дымом.”

Хиллориан услышал мягкий звук шагов и поднял голову. Перед ним стоял человек, способный как никто другой освежить эти до сих пор почти не потускневшие воспоминания. Александер Дезет широко улыбался с порога роскошного милорадовского кабинета.

– Здравствуй, мой старый враг…

Хиллориану оказалось достаточно одного взгляда на иллирианца – он понял, что помнит все.

* * *

Восемь лет назад.

6997 год. Каленусия. Сектор западного побережья. Порт-Калинус.

Майор Хиллориан едва не бросил служебный уником. Водитель вопросительно-тревожно оглянулся:

– Проблемы, босс?

– Маршрут отменяется. Разворачивай машину. Быстро.

Скрипнули тормоза, колеса пошли юзом и идеально ровный борт кара противно скрипнул о поребрик.

– Гони к центру Калассиана. По прямой. Выстави мигалку – придется за так проскочить несколько перекрестков.

Доверенный шофер, Митни Кац, нажал кнопку на пульте – из раздвижного лючка на крыше проклюнулась оранжевая лампа с эмблемой Департамента Обзора.

– Держитесь, босс…

Хиллориан поправил ремень безопасности, отчетливо понимая, что ехать к центру поздно до полной бессмысленности. Стеклянно-стальной пейзаж Порт-Калинуса за окном почти слился в сплошную пеструю ленту – Митни охотно использовал свои пси-способности для скоростного автовождения. Больше они, собственно, не для чего и не годились: “узкий дар” – так называют это специалисты Калассиана.

Запищал служебный уником, включенный на многостороннюю связь. Хиллориан слушал и говорил, путаясь в многомерной паутине вопросов и комментариев. За всем этим стоял привкус все той же замороженной пустоты: поздно, это крах, мы слишком опоздали.

Они, действительно, опоздали. Сверкающее стеклом здание Центра оплывало огромной серо-голубой свечой. Майора передернуло – дезинтегрирующая мина до сих пор оставалась техническим приоритетом Иллиры. Хиллориан с необъяснимой гадливостью посмотрел на зыбкую голубую пену только что бывшую сталью и стеклом стены.

– Много жертв?

– Трупов нет. Несколько раненых при бегстве. Когда все хозяйство потекло, “черепки” бежали так, что каблуки выбивали искры.

Хиллориану не нравилось, когда “наблюдатели” называли ученых “черепками”, но в этот раз он не пожелал тратить силы на одергивание подчиненного.

– Есть предположения? Как это сделали?

Оперативник Департамента пожал плечами.

– Кто-то пронес мину туда, куда ее пронести невозможно по определению.

Хиллориан задумался. Понимание нагрянуло позже – после допроса под наркотиком уцелевших “черепков” и анализа чудом уцелевшей резерв-копии архива пси-Клиники Центра. Во-первых, мину через входной контроль не проносил никто – как и подозревал майор, это превышало человеческие силы. Смертельно опасный пакет пришел по почте. Получателем был указан некто Бигиан Таккет, гражданин Каленусии, двадцати восьми лет от роду, помещенный в Клинику Калассиана по его собственному желанию: для выявления и развития скрытых пси-способностей. Хиллориан был шокирован – под определением “по собственному желанию” обычно подразумевается хорошо оплаченный доброволец для сомнительных опытов. Посылки пациентам не досматривались: Центр Калассиана отнюдь не тюрьма. Однако безнаказанно использовать во вред содержимое пакетов пациенты тоже не могли: из Центра их не выпускали. Вежливое двоемыслие службы безопасности на этот раз сыграло на редкость дурную шутку. “Таккет” исчез из Клиники через несколько часов после получения пакета, но еще до момента срабатывания дезинтегратора: по-видимому просто прошел через автоматические пси-турникеты как нож сквозь масло: техника не отметила никаких внешних следов ментальной активности. Больше блудный Бигиан ничем не отличился – в гражданских архивах Порт-Калинуса это имя не значилось (“Коррупция, только коррупция, господа, позволяет несуществующему лицу попадать в элитные клиники!”).

Хиллориан взялся за голову. По столице Конфедерации вольно разгуливал человек с нулевой пси-активностью. Которая, в общем-то, подразумевает отнюдь не врожденный кретинизм, а как раз напротив – жесткий сознательный или бессознательный самоконтроль и неуловимость для всевозможных следящих пси-устройств, столь любимых Департаментом Обзора. В целом недоверие к “железякам черепков” имело собственные основания. Мысли эта техника, естественно, не читала, претендуя лишь на отслеживание физического перемещения био-объекта и фиксацию общего эмоционального фона (“агрессор, стой!”). Теперь эти претензии обнаружили собственную чрезмерность, “ментальники” (в просторечии “дебильники”) пасовали перед безымянным агентом Иллиры…

Позже он обрел имя. Имя ему было – Стриж.

Хиллориан не верил разумом, что когда-нибудь встретится с неуловимым Стрижом лицом к лицу, и, тем не менее, предчувствовал – это случится. Случилось всего-то через четыре года, в разгар Третьего межгражданского пограничного конфликта, когда отчаявшийся принцепс Иллиры бросил в мясорубку партизанской войны офицеров спецподразделений.

В 6997-м, стоя возле бурно вспенившегося остова калассиановского Центра, полковник еще не знал, что будет держать на мушке висок иллирианца…

* * *

7005 год. Каленусия. Сектор Эпсилон. Тюрьма строгого режима Форт-Харай.

– Здравствуй, мой старый враг! Рад видеть вас, колонель… Или уже женераль?

– Полковник.

– Вас мало ценит Отчизна.

– Вас еще меньше. Садитесь на стул. Вон на тот – на пластиковый.

Полковник не без интереса рассматривал теперешнего Дезета. На лицо сардар почти не изменился – пожалуй, запали похудевшие щеки, резче обозначились морщинки вокруг глаз. Что-то в нем было странное: нет иллирианской формы, понял Хиллориан. Мундир срастается с человеком как вторая кожа. Мундир не обязательно в буквальном смысле – тут годится и некий моральный эквивалент: чувство сопричастности. Стриж был одет в синюю рубашку и такие же брюки, то и другое изрядно потерто, но в аккуратном состоянии. Руки напряженно лежали на коленях – отметил Хиллориан.

– Хотите сигарету?

– А я не курю – берегу здоровье.

– Ну-ка, ну-ка, покажите ладони.

Бывший сардар нехотя расцепил пальцы.

Ладони сплошь покрывали старые, свежие и чуть поджившие ссадины и волдыри.

– Чем занимаетесь, Стриж?

– Риторический вопрос. На этой неделе – копаю дренажные канавы.

– Ну и как?

– Достиг поразительных результатов. А вам, что, собственно, надо? Я не верю, что в Форт-Харай вас привело бескорыстное желание осмотреть главную местную достопримечательность. Меня, то есть.

– С чего вы так решили?

– Практика – критерий истины. Я по опыту знаю, чем оборачивается общение с вами, колонель. Сначала вы объявляете человеку о близкой смерти. Потом расписываете ее пикантные подробности. Когда несчастный, доверчивый дурак уже на грани безумия, вы как бы нехотя предлагаете ему выход: пойди туда-то, сделай то-то, расскажи про кое-что. По-видимому, предполагается, что оболваненная жертва должна еще и испытывать признательность. Со мною любовную прелюдию можно пропустить: я не обижусь. Итак, пугать будете потом. Вываливайте, чего от меня нужно Каленусийскому Департаменту Обзора?

Хиллориан искренне восхитился – иллирианец, несмотря на плачевное положение, сохранял еще изрядную долю стиля.

– Я никак не могу понять, Дезет – есть у вас акцент Иллиры или нет? Вроде бы и нет никакого акцента, однако, что-то странное в речи все же чувствуется.

Дезет задумался.

– Не знаю, мне самому трудно судить. А вы как думаете?

– Вы говорите слишком правильно. Идеально чисто и безукоризненно выговариваете каждое слово, даже бранное. Вот это и странно.

– Меня всегда подводила лишняя старательность.

– Склонен согласиться.

Стриж, кажется, прекрасно понял скрытый смысл, но предпочел принять нарочито непонятливый вид.

– Итак?

– Вы правы, Дезет, у меня к вам есть предложение. Мне нужно знать ваше мнение по одному вопросу. Поверьте, я ваше мнение ценю. Взгляните сюда.

Он подал иллирианцу заранее приготовленную стопку документов. Тот встал, чтобы принять ее, опустился снова на черный пластиковый стул и расположил бумаги на коленях.

– Мне нужно время, чтобы разобраться.

– Читайте прямо сейчас. Я подожду.

Некоторое время Дезет сосредоточенно шуршал страницами.

– Ну что ж, я понял. Мое мнение – это дело отчетливо связано с общементальной проблемой. Однако для того, чтобы получить такой вывод, не стоило ехать в вельд. Сами-то додумались?

– А как же. Ну и что бы вы стали делать на моем месте, Стриж?

– Отправил бы туда мобильную группу из самостоятельных, толковых людей. Сенса, аналитика, еще пару-тройку полезных личностей. Пусть разберутся на месте.

– Я рад, что наши мнения совпали. Вот я и хочу предложить вам поучаствовать в этом исследовании. Не все же дренажные канавы копать.

– Вы шутите?

Стриж собрал бумаги в пачку и сейчас, осторожно постукивая, подравнивал ее края.

– Нисколько.

– Вас не останавливает, что в общементальную проблему на территории Каленусии придется посвятить иностранца, к тому же – иллирианца, да еще и военного преступника?

– Нет.

– Вы свихнулись, колонель.

– Вовсе нет. У вас есть одно ценное качество, Дезет. Нулевая внешняя пси-активность. А попросту: негипнабелен, не внушаем, пси-неконтактен, не подвержен ментальной наводке. Полный ноль и глухо по всем паранормальным параметрам. Вы автономны, Дезет.

– Эта автономность едва не загнала меня на тот свет.

– Да, знаю. Ординарный суд первой инстанции признал вас подлежащим полной личной ответственности, как неподверженного даже легкому внелогическому внушению.

– Попросту отправил меня на виселицу.

– А вы ее не заслужили?

– Я не буду обсуждать этот вопрос.

– “Не буду обсуждать” – ваша традиционная увертка. Потому что вам попросту нечего сказать в ответ. Ваш след – вполне реальные трупы: мужчины, женщины, старики, дети…

– Детей я отпускал.

– Чтобы они сами погибли без еды и крова?

– Я к этому не стремился.

– А к чему тогда стремились вообще?

– Я служил Иллире так, как было принято.

– Это с вашим-то внешним пси-нулем? Да вас по определению невозможно оболванить!

– Хватит. Я пришел сюда не для того, чтобы слушать ваши душеспасительные беседы. Вы имели возможность меня повесить. Вы почему-то этого не сделали. Примите мои искренние и глубокие соболезнования – я жив. Ваш аэробус ушел. Все.

– Да, в некотором смысле ушел. Скажите, уже не для протокола, не для того, чтобы спасти себе жизнь – вы когда-нибудь раскаивались в содеянном?…

* * *

Шесть лет назад.

28 июня 6999 года. Граница Каленусии и Иллиры. Долина Ахара.

Стриж опустил излучатель и, прищурясь, посмотрел на солнце. Рыжий мохнатый диск чуть сдвинулся влево.

– Канингем, останешься здесь. Все прочие временно переходят по твое начало. Локс, Фисби – за мной.

Троица поднялась из кустов и перебежками двинулась к темнеющим неподалеку обветшалым стенам домов. Слепые выбитые окна неприветливо чернели. Дезет навел ствол на ближайший проем, осторожно высунулся из-за косяка. После яркого солнца перед глазами плавали бурые круги.

– Все чисто. Никого.

– Эй, капитан. У нас тут “гости”.

– Кто?

Фисби стволом подтолкнул прикладом девочку лет четырнадцати. Рядом стояли мальчишки-близнецы, не старше пяти лет.

– Где их родители? Сбежали? Эй, ты, – он навел ствол на девушку-подростка, – ты видела здесь солдат?

Девушка молчала, на враз побледневшем некрасивом лице резче выступили почти черные веснушки.

– Ты понимаешь мою речь? Видела солдат?

Девочка кивнула и указала на заржавших Локса и Фисби.

– Она немая идиотка. Пошли, Стриж. Здесь нет каленусийской спецкоманды. Остановимся на ночь – их родители вернутся завтра.

Дезет проследил, как пушистый след косо ушедшей в зенит сигнальной ракеты тает в воздухе. Пахло горькой полынью и жарой.

Подошедший отряд Канингема занимал пустые дома. Не совсем пустые. На тридцать домов обнаружилось полсотни припрятавшихся жителей: в основном подростки, старухи и младенцы. Десяток мужчин: обожженные солнцем фермеры из окрестных местечек. Каленусианские женщины-крестьянки с глазами терпеливых коров. Стриж пожал плечами и отвернулся.

– Обыскать. С оружием налево, без оружия направо. Проверить дома.

Обыск затянулся. Излучателей не нашли нигде: ни в коттеджах, ни в полуразвалившейся риге, ни в крошечном здании школы. Локс грязно ругался: его светлая кожа сильно обгорела на солнце.

– Что делать с этими?

– Мужчин – закрыть в сарай. Женщин и пацанву – по домам. Продукты есть?

Найденный запас оказался более чем скромен – и тут же пошел в ход. Фисби сидел на корточках перед походным котлом и помешивал варево чисто оструганной палочкой. Стриж вошел в дом – от раскалившейся за день жестяной крыши веяло нестерпимым жаром. На единственной деревенской улице чуть посвежело – сгустившуюся черноту неба пробили редкие звездочки, Селена-прим заметно приподнялась над горизонтом. Неподалеку, поджав ноги, сидела все та же немая девчонка – глаза из-под спутанных волос голодно следили за котелком.

– Ты о чем думаешь, Фисби?

Стриж сообразил, что задал нелепый вопрос. Сержант, казалось, воспринял его как должное.

– Мне нравится запах полыни. У моей матери ферма на восточном побережье.

Надсадно кричали полевые сверчки. Дезет повернулся и вошел в дом. Голый земляной пол сплошь усеивали тела спящих – иллирианцы предпочли держаться вместе. Надо было проверить часовых, подумал Стриж. Новички, черт их возьми – у меня нет надежных людей. Он заставил себя встать и выглянул наружу. Фисби нигде не было. Дезет поднял излучатель, настороженно всматриваясь в бархатную темноту, потом фыркнул. Неподалеку, на земле белело голое бедро – Фисби с энтузиазмом тискал немую девчонку. Дезет равнодушно обошел парочку, мягкими шагами повернул за угол: часовой на месте, прошел к сараю – двое солдат у подпертых дверей не спали. Когда он вернулся назад, на земле не было ни Фисби, ни девушки. Костер уже догорел, котелок медленно остывал…

Ночь прошла спокойно. Стриж вышел из духоты коттеджа и с наслаждением вдохнул чистый воздух, на кустах полыни прохладно блестели крупные капли росы. Солдаты выбирались наружу, кто-то подбросил дров и разогревал вчерашнее варево, остальные готовили походные миски. Дезет попытался настроиться на еду и понял, что не голоден – тошнило. Черт возьми, подумал он, это опять ложная лихорадка. Ладно, хоть не настоящая, от ложной проще отбиваться. Есть все же не хотелось – он отвернулся, чтобы не видеть разварившийся в кашу гуляш.

Фисби ел жадно, Локс почти не отставал от него. Еще с десяток людей наполнили миски и сейчас недоверчиво пробовали результат.

– Ну и дерьмо ты сварганил, Фисби!

Кто-то тут же опрокинул чашку в кусты. Бывший фермер восточного побережья бурно оправдывался…

Фисби умер к вечеру. Локс пережил его на два часа.

Перед смертью его рвало кровью.

Хауни, отрядный стандарт-медик, едва глянул на индикатор: отравление уже не вызывало сомнений. Стриж прислонился спиной к ребристой стене коттеджа – его, офицера корпуса “Сардар”, от похожей смерти отгородил лишь так и не разошедшийся как следует приступ ложной лихорадки.

К утру из двадцати с лишним солдат умерло десятеро. Еще до того, как это стало свершившимся фактом, Дезет приказал запереть в риге всех женщин и детей. К рассвету второго дня оставшиеся в живых солдаты пришли в себя.

– Проблевались, парни? Пошли.

Стриж оглядел свой отряд и невесело усмехнулся. Двенадцать человек, излучатели с полным боекомплектом, в изобилии есть запасные.

Иллирианцы собрались на площади. Ригу открыли, женщин и детей выгнали на площадь. Четыре каленусийки под присмотром Хауни и Каннингема долго рыли две ямы: поменьше, для мертвых солдат и побольше, для… Сарай, где держали мужчин, сначала открывать не стали. Дезет говорил не очень долго, зато громко, на своем идеально чистом каленусийском диалекте. Он не сомневался, что его прекрасно поняли: полчаса на размышление, потом, каждые полчаса расстреливают по одному человеку: сначала всех фермеров, потом женщин, детей оставят напоследок. И так до тех пор, пока оставшиеся не выдадут отравителя.

Стриж знал, что никто из мужчин не мог притронуться к котлу – они провели ночь в сарае. Но он помнил окровавленные губы Фисби, и это знание его не беспокоило.

Ждали ровно полчаса – первым к ребристой стене сарая прислонили старосту – он не мог стоять от страха и цеплялся за одежду солдат. Через три часа расстреляли шестерых. Через пять часов дрожащие несмотря на палящее солнце женщины с опустевшими глазами вытолкнули из своих рядов немую девушку в порванной юбке. Девушка молча, упорно отбивалась. Стриж равнодушно махнул рукой. Он не верил, что она причастна к отраве в котле – не сходилось время. Однако, дальше задерживаться в поселке становилось опасным. Запах горькой полыни стлался в воздухе, трещали цикады…

Девушку расстреляли наспех. Как потом оказалось – не до конца. Отсутствие речи не помешало ей стать главным свидетелем на его, Дезета, процессе в Ординарном Трибунале.

Говорят, люди логично мыслящие, способны безо всякого пси-фактора предвидеть роковые повороты событий и подстраиваться под обстановку: изощренная наблюдательность с успехом заменяет им паранормальные способности. Через неделю после расстрела в безвестном каленусийском поселке, принцепс Иллиры, верховный главнокомандующий армией Иллирианского Союза, отдал приказ о тотальной зачистке “наших пограничных территорий” от “подрывных каленусийских элементов”.

* * *

7005 год. Каленусия. Сектор Эпсилон. Тюрьма строгого режима Форт-Харай.

– …раскаивались в содеянном?

– Хотите правду? Три года назад, перед судом, я просто хотел жить, и не хотел лезть в петлю, но у меня не было ни сил, ни времени о чем-нибудь жалеть. Сейчас – да. Я искренне сожалею.

– Хотите искупить?

– По-вашему? Вот уж нет. Что я натворил, за то я и сижу. И буду сидеть еще двадцать два года – я и сбежать-то ни разу не пытался.

– А могли бы – из такого-то места?

Стриж улыбнулся уголком рта.

– Ваш вопрос даже не оскорбителен, он риторичен – вы сами знаете ответ.

– Значит, назло “следст. отд. и т.д.” любому полезному действию предпочитаете вот так просто – гнить в тюрьме?

– Спасибо, ничего, я привык.

– Не надо бравады.

– Я серьезен. Со мною здесь обращаются вполне сносно, а вы мне предлагаете лезть в пекло неясного происхождения ради сокрытых от меня целей – ваших целей, между прочим. У меня там будет девять шансов из десяти умереть. Увольте, колонель, я предпочитаю более традиционный способ искупления.

– Я вас не узнаю. Н-да, у лучшего из лучших сели батарейки. Камера в Форт-Харай и лопата в руках. И что – ничего больше не хотите?

– А что вы можете предложить такому типу, как я?

– Свободу. Прощение ваших многочисленных грехов. Гражданство Каленусии. Возможность начать жизнь заново.

Покачнулся (“а ведь не привинчен!”) пластиковый стул – Дезет резко, будто его ударили наотмашь, дернулся назад, потом повернул голову так, что на надбровные дуги упала тень. Хиллориан потерял возможность следить за его глазами.

– Вы циник. Что ж, я вижу, игра пошла по крупному. Это много. Только зачем мне гражданство Каленусии? Девяносто девять из ста… нет, девятьсот девяноста девять из тысячи конфедератов считают меня законченным подлецом. Между прочим, справедливо считают – вы им готовите сомнительного собрата. И пускай… пускай даже не было бы того, что случилось в Ахара, я – чужак. Я гражданин Иллиры, им родился, им и умру.

Полковник Хиллориан не торопясь открыл пупырчатую кожаную папку – сухо щелкнула пружина замка.

– Это, я имею в виду вашу смерть, может случиться гораздо раньше, чем вам кажется. Вот.

– Что это? Я могу…

Стриж вопросительно посмотрел на полковника.

– Берите бумаги, читайте. Это копия официального запроса Порт-Иллири на предмет вашей выдачи. Понимаете, что для вас значит выдача?

Дезет не отвечал, цепко просматривая документ. Дочитал до конца страницу, перевернул, снова вернулся к началу.

– Можете не сомневаться, бумаги подлинные. А теперь подумайте немного, а я порассуждаю. Вы, офицер корпуса сардаров, сдались в плен каленусийцам. Сам по себе прецедент неслыханный. Далее, попав в плен вы не только не умерли – вас по неясным причинам вытаскивают из петли, которую вы, Стриж, несомненно заслужили по крайней мере в пятикратном размере. Продолжим наши рассуждения. В Калинус-холле становятся известными некоторые сведения, которых там знать не должны – да, вы нечувствительны ко всем известным разновидностям “сыворотки правды”, и к гипнозу тоже, но болевой порог у вас самый обычный. И вот…

– Подонки…

– Полно ругаться. Я знаю – вы теми, вынужденными признаниями жизнь себе не покупали. Но для Порт-Иллири это неважно. У вашего истеблишмента проигрыш войны, упадок харизмы и прочие неприятности досадного рода. Показательная казнь десятка-другого изменников, и вас в том числе, если и не способствует действительному ремонту ситуации, то по крайней мере…

– Катитесь отсюда, оставьте меня…

– Неужели так хотите на родину?

– Издеваетесь?

– Нет, сожалею. Досидеть спокойно еще двадцать два года на пансионе милосердной Каленусии вам не дадут – вышлют вон как миленького. А как только вы пересечете границу – сами понимаете, что вас ждет, Стриж. У нас демократия – грешника пожалел Сенат. Принцепс Иллиры не страдает столь пошлой сентиментальностью.

– Так меня высылают?

– А кому вы здесь нужны – с лопатой-то в руках? Для земляных работ люди найдутся.

Дезет с заметным трудом разжал сцепленные – костяшки побелели – пальцы.

– Ну что ж. Раз у меня есть выбор – я выбираю иллирианский эшафот. Во всяком случае – примите искреннюю благодарность за правду. У меня появилось лишнее время приготовиться. Прощайте, полковник Хиллориан, я был рад увидеть вас еще один раз – последний.

Бывший сардар встал и, не спрашивая разрешения, мягким, кошачьим шагом двинулся прочь, к дверям.

– Сидеть! На место, заключенный FF!

Дезет уже тянулся к причудливо изогнутой ручке двери.

– Может, вы позовете охрану, чтобы меня честь по чести увели, а колонель?

– …Да сядьте же вы, идиот. Право слово, не верится, что в вашем личном деле написано “психически устойчив”. Куда лезете? В коридоре солдаты с приказом при любых эксцессах открывать огонь. Вам жить надоело?

Стриж остановился почти на пороге, замер на секунду и вернулся к столу.

– Что это изменит? Ничего. Месяцем раньше, месяцем позже – какая, холера, разница?

– Если вы так не дорожите жизнью, удовлетворите мое любопытство, скажите, зачем вы сдавались в плен? В вашем корпусе такая акция – в высшей степени дурной тон.

– Избавьте меня от необходимости объяснений. Да я уже и не помню толком, зачем. Должно быть, помрачился на жаре рассудком. В Ахара такое бывает – сухой воздух, знаете ли, вокруг пупками торчат эти нелепые камни, говорят, какие-то дурманящие примеси в местной воде. Начинаешь творить странные вещи, потом сам не рад.

Хиллориан бросил пупырчатую папку на крышку стола, подошел к окну – широкая панорама сквозь небьющееся стекло показала череду однообразных крыш Форт-Харая, облако пыли над песчаным карьером, ленту повозок на обвившейся вокруг плато дороге. “Как я устал, как я устал возиться с тобой, чертов проклятый, талантливый, бесстрашный, нечастный мерзавец”.

– Скажите, Алекс, вы еще помните свою дочь?

Он помнил.

* * *

Четыре года назад.

30 августа 7001 года. “Воссоединенные территории Иллиры”. Долина Ахара.

Стриж вынырнул из бесформенного, вязкого водоворота сна – сам сон он не запомнил, остался лишь соленый привкус опасности. Он включил ночник, подошел к окну, сдвинул невесомую, лиловую ткань занавески: край неба уже светлел, источая призрачное, зеленоватое сияние. Чуть наискось, сразу за лужайкой, торчали по соседству два привычных, приметных менгира. Дезету на миг показалось, что менгиров стало три, но наваждение тут же исчезло. Он хмыкнул и опустил лиловую ткань.

Нина спала. Свет ночной лампы бросал тень длинных, загнутых ресниц на нежную кожу детской щеки.

Стриж поискал в сонном личике сходство с Марго, но не нашел и отвернулся. Что ж, придется смириться с тем, что для Марго он больше не существует. До столицы Маргарита Дезет должны была добраться еще вчера. Интересно, что она сейчас поделывает в Порт-Иллири? Скорее всего, мчится на машине в свой клуб или роется в академическом архиве, наверстывая упущенное. Для Стрижа ее больше нет, а, может, настоящей Марго и не было никогда.

Дезет отошел от детской кроватки. Через месяц, самое большее через два – после того, как вступит в силу бракоразводный ордер – Нину у него заберут. Может быть, это и к лучшему. Ребенку не место на границе с Каленусией. Отдать земли выжженной “зачистками” Ахара ветеранам третьего межгражданского пограничного конфликта? – пожалуй, принцепсу не откажешь в мрачном чувстве юмора.

Стриж еще раз посмотрел на лениво светлеющий проем окна, коттедж в фешенебельном пригороде Ахаратауна нагонял на него неприятные воспоминания: запах горькой полыни забивал аромат толстоногих бархатных цветов, заботливо высаженных на аккуратных газонах. В первые недели здесь Дезет тщательно выкосил всю полынь в округе, которую смог найти. Переждав, повторил операцию. Соседи смотрели на него как на идиота – но запах не проходил. Стриж знал, что не безумен. Был уверен, что это не “ментальная наводка”. Может быть, изощренная интуиция выбрала такой способ предупредить своего владельца? О чем?

Он натянул форменную рубашку сардара и вышел за порог. Муаровое сияние неродившегося рассвета охватило треть неба. На самой кромке западного горизонта безмолвно полыхало. Гроза?

– Эй, командир! Что это?

На пороге соседнего дома застыл полуодетый Хауни.

– Ты видишь это, Стриж?

Запах полыни накатывал тугой, пряной, почти осязаемой волной. Стриж уже понял все – и промолчал. Впрочем, слова в таких случаях уже не имеют силы…

Прошло неполных три дня. Ахара пылала. Отряд бывших сардаров уходил, оставив пригород каленусийским “отрядам зачистки и безопасности приграничных территорий”. Шли на восток ночами, днем отсиживались в редких оврагах, в скопищах природных менгиров, в узких полосках придавленного зноем редкого леса. Ночной ветер долины прогонял неподвижную дневную жару, щедро раздаривая принесенный с гор леденящий холод. Стриж нес Нину на руках, пока мог. На четвертый день, после того, как снайпер из засады подстрелил Каннигема, Дезет выбросил содержимое заплечного мешка и посадил туда ребенка – в руки он взял излучатель. Рыжее, мохнатое, такое знакомое солнце каждое утро выныривало из-за ломаной линии восточного хребта, однако, горы, казалось, совсем не приближались.

На пятый день кончилась вода.

Колодец нашли на шестой день. Возле этого колодца, в ложбине, их и окружил “отряд безопасности и зачистки”, высаженный накануне с каленусийских вертолетов…

– …Эй, Стриж! Что будем делать?

Дезет отнял от глаз окуляры бинокля.

– Они подтащили излучатели большого радиуса. Ждут. Думаю, предложат нам сдачу, после отказа откроют огонь – и привет твоим, дружище, замшелым предкам. Сколько у нас зарядных комплектов?

– По половине на человека. Нас всего семеро, командир…

– Хочешь сдаться, Фисби?

Стандарт-медик отчаянно помотал головой и отвел глаза.

– Эта телега уже проехала мимо, Стриж.

Дезет с ужасом понял, что по ошибке назвал Хауни именем мертвого солдата: “Фисби”. Хауни помялся и добавил.

– Я бы… я бы сдался, командир. Что бы там не говорил принцепс – мне все равно. Но, понимаешь, я боюсь – боюсь после того поселка и после других, помнишь? От излучателей… это хотя бы быстро. Больно, ну так это несколько минут – и ты в раю.

Стриж на минуту закрыл глаза. Потом посмотрел на завернутую в походное одеяло Нину.

– Давай свое полотенце.

Он, не обращая внимания на изумленного стандарт-медика, пристроил белую тряпку к стволу излучателя, высунул конструкцию за кромку ложбины и помахал импровизированным флагом перемирия.

– Эй! Подойдите для переговоров.

– Они не придут.

– Посмотрим.

Секунды ожидания падали тяжелыми, черными каплями. Парламентер показался через десять минут…

Стриж вышел навстречу, решительно шагнув в зябкое ощущение беззащитности. Каленусиец – майор с худым равнодушным лицом – молча ждал. Стриж облизал пересохшие губы, потом произнес, пытаясь придать голосу спокойствие, которого вовсе не ощущал.

– С нами гражданские.

– Ну и?

– Они (она! – подумал Стриж) тут не причем. Разрешите им выйти в безопасное место. Потом начнем нашу с вами разборку.

Длиннолицый майор задумался на минуту.

– Ничего не выйдет.

– Почему, колонель?

– Я не хочу класть ни единого – слышите, не единого! – солдата Каленусии, выбивая нечисть из щелей. Мирные жители в рядах – стандартная отговорка. Мои условия: вы сдаетесь все – даю на сборы пять минут. Не уложитесь – открываем огонь на поражение.

Стриж в бессильной ярости смотрел в плоскую длинную спину уходящего.

– Постойте!

Каленусиец даже не оглянулся.

Стриж в два прыжка достиг края ложбины и сполз на дно – вслед, однако, не стреляли. Сардары подняли на него глаза – белки ярко блестели на закопченных, припорошенных серой пылью лицах.

– Мы сдаемся, парни.

– Ка-какого черта, командир?!

Лицо Хауни перекосила гримаса.

– Заткнись. Так надо.

– Надо?!

Стриж почувствовал опасность спиной – почувствовал и развернулся, принимая на руку удар приклада. Полыхнуло болью, выбитая левая рука мгновенно повисла, излучатель покатился на землю.

– Он предатель. Кончай его, ребята!

Дезет увернулся, пропуская мимо второй удар, в следующий миг близкий выстрел опалил ему бровь.

– Бей сзади!

Стриж упал ничком, сбитый подсечкой, но мгновенно перекатился: врага лучше встречать лицом к лицу, а не затылком…

Прямо ему в глаза смотрело вороненое дуло излучателя Хауни. Дезет нащупал забытый, прижатый бедром пистолет. Глаза стандарт-медика в это момент показались ему совсем безумными. Стриж увидел, как медленно подается курок под скрюченным пальцем бывшего товарища и – выстрелил первым.

Через пару минут все было безнадежно кончено – пять трупов.

Еще через две минуты в котловину посыпались разъяренные каленусийские солдаты…

* * *

Хиллориан остановился, ошеломленный странностью открывшейся картины. Впрочем, эта растерянность длилась лишь долю секунды.

– Брось оружие!

Сероглазый иллирианец поспешно уронил пистолет и слегка приподнял широко разведенные руки.

– Я сдаюсь, колонель.

– Мордой в песок.

Сардар медленно опустился на колени, потом лег ничком – ему тут же надели наручники.

– Еще живые есть?

– Никого, майор. Погодите… тут ребенок. Лет двух.

– Санитар, вы не заняты – возьмите ребенка. А этого – на ноги и вперед.

Цепочка людей поспешно выбралась наверх.

– Загните ему рукав, сержант. Что вы видите?

– Татуировка корпуса “Сардар”.

– Это те, кого мы ищем. Были те. Остальные мертвы, и хвала обстоятельствам – меня воротит от этой сволочи. Данный экземпляр жив – подсадите пленного в вертолет. Уходим, на сегодня хватит. Да, кстати надеюсь, нам попался не сенс? Не хватало еще ментальных наводок в полете. Померьте ему индекс пси-активности.

– Он лицо отворачивает, падаль.

– Сержант, придержите сардара за плечи. Сколько?

– …

– Сколько-сколько? Не может быть. По нулям?!

* * *

7005 год. Каленусия. Сектор Эпсилон. Тюрьма строгого режима Форт-Харай.

Стриж нехотя оторвал ладони от лица.

– Поздравляю, колонель. На этот раз вы меня достали. В живое место – точно и элегантно. Вы это хотели услышать?

– Да, я благодарю вас, Дезет.

– А вы не знали?

– Знал. Кое-что знал. А теперь вернемся к нашему вопросу – хотите увидеть свою дочь?

– В первую очередь – не хочу, чтобы она видела меня… Таким.

– Ладно, допустим – зрелище пока не на высоте. Но узнать о ней хотите?

– Где она сейчас?

– Еще вчера была в Порт-Калинусе, в центральном детском приюте пантеистов. Вы так настойчиво добиваетесь, чтобы ваша дочь выросла в приюте?

– А у меня есть выбор?

– Согласитесь на мое предложение – вам отдадут ее. Я обещаю.

Стриж криво улыбнулся.

– Ей мое согласие ничего не даст – меня все равно убьют, толку в мертвом отце нет никакого, умри он в горах Янга или на иллирианской эшафоте.

– Послушайте, с чего вы взяли, что акция непременно смертельна? Раньше за вами не водился такой пессимизм.

– Укатали осла дороги Форт-Харая. В пыль и грязь. Вы зря явились сюда, я уже не тот, кто вам нужен.

– Вы нужны нам. Нам нужны ваши врожденные способности – их не отнял Форт-Харай. Послушайте – я максимально откровенен. Вы можете погибнуть.

– Шансы?

– Пятьдесят на пятьдесят. Если выживете – получите все, что я обещал. Все, без исключения. Умрете – ваша дочь получит каленусийское гражданство, состояние, статус дочери героя.

– Кого-кого? Вы что, колонель, собрались посмертно сделать героя из такой сволочи, как я?

– Способ представления, Алекс, – полезная наука. Он мало развит в вашей Иллире, зато цветет в демократической Каленусии, обещания будут выполнены. Даю вам слово – вы сами могли убедиться, я свое слово держу. Так вы согласны?

Стриж долго – несколько минут – молчал, уперев локти о крышку стола и положив голову на сцепленные ладони. “Чертов хитрец” – подумал полковник – не дает мне следить за его лицом.

О непроницаемое стекло, пронизанное невидимыми защитными нитями, монотонно, то расправляя, то пряча шелковые нижние крылышки, бился крошечный зеленобокий жучок.

– Хватит молчать и тянуть время. Ну и?

– Я согласен.

– Вот и славно. Так гораздо лучше. Я привез вашу дочь с собой – хотите видеть ее?

– Да, чуть попозже. Могу я попросить вас кое о чем?

– В меру моих возможностей и не нарушая долга – все, что хотите.

– Когда… то есть, я хочу сказать – если – меня убьют, вы сами займетесь судьбой моей дочери. Скажем так – я вам доверяю, сам не знаю, почему. Идет?

– Мне очень жаль, Алекс. Я постараюсь, но, может статься, не смогу выполнить обещание.

– Но почему?

– Я ведь тоже не бессмертен. Я отправляюсь в горы Янга вместе с вами…

* * *

Милорад не провожал Хиллориана – полковник вежливо, но решительно отказался от жеста любезности со стороны коменданта. Кей Милорад сидел в нише своего удивительного панорамного окна и смотрел, как через взлетное поле, к сухопарой механической стрекозе медленно бредет кучка людей. Одна фигурка – ее вел за руку Дезет – была совсем маленькой. Комендант отвел глаза. “Ну что ж, я не знаю, справедливо ли это, наверное – нет. Но так будет лучше. Надеюсь, что лучше. Пусть будет так, как лучше,” – мысленно попросил-помолился он.

Стриж шел к вертолету, подставив лицо свежему ветру вельда. Нина держала его указательный палец в своем маленьком, теплом кулачке. Оранжевое мохнатое солнце наполовину село. Он посмотрел на бурую шкуру равнины, ленту дороги, облачко подсвеченной закатом пыли над песчаным карьером, и обостренной интуицией логика понял, что никогда не вернется сюда. “А не пришлось бы мне с сожалением вспоминать о времени, проведенным на каторге,” – не без парадоксального озорства подумал Дезет.

И лишь полковник Хиллориан был доволен безоговорочно – пусть это и не нарушало замкнутого выражения на длинном, жестком лице. Его миссия удалась.

Машина оторвалась от грунта, мощно набрала высоту, свист винтов совсем заглушил прощальный лай спец-терьеров.