За окном хозяйничал дождь. Толстые жгуты воды поливали и без того мокрый газон, поток с шумом мчался по жестяной крыше, брызги били в толстое оконное стекло. Приоткрытая форточка – высокая вертикальная щель пропускала внутрь комнаты мелкую водяную пыль и изредка крупные капли. Дождь грохотал в сточном желобе, мутная пена переполнила канавку и потекла на стоянку служебных каров.

Из только что припаркованной машины вылез человек с медицинским контейнером в руке, он прикрыл плечи прозрачным плащом, подтянул ремешок пси-шлема под подбородком и сразу же постарался нырнуть под гудящую от ударов ливня крышу маленького жандармского госпиталя.

– Где он? – спросил этот человек у охранника.

– Сюда, пожалуйста.

Врач прошел в почти пустую аккуратную комнату – ту самую, с приоткрытой форточкой. Человек на низкой кровати лежал ничком – неподвижный холмик под белой плотной хрустящей простыней.

Медик взял кисть пациента – она была правильных благородных очертаний, но с обломанными ногтями. Пульс бился редко, покрытое ссадинами запястье распухло. На мизинце вместо сорванного ногтя запеклась кровь.

– Вы меня слышите?

Доктор достал из контейнера шприц, нашел нить вены на запястье юноши и сделал укол. Выждав минуту, сломал и использовал еще одну ампулу.

– Я знаю, что вы в сознании. Можете не отвечать, лежите спокойно, мне от вас не нужно ничего, я не вмешиваюсь в сомнительные дела, я только врач. Просто постарайтесь мне не мешать.

Он обработал дезинфектором раненую кисть пациента, потом откинул простыню и занялся рубцами на его спине, аккуратно покрывая их слоем восстановителя. Закончив работу, сделал третий укол.

– Выслушайте меня, молодой человек, со вниманием. Скоро вы уснете. Я не вводил ничего опасного – только необходимые целебные средства, не антидот и не пресловутый пси-наркотик. Смертельных повреждений у вас нет, вывихи вправили еще до меня, вы проживете долго, если не убьете сами себя. Я не знаю, в чем тут дело, но попытайтесь все-таки не загонять себя в могилу раньше времени.

Медик встал со стула, чтобы уйти. В этот момент пациент повернул голову, и врач впервые увидел его лицо – очерк впалых щек, черные, близко посаженные круглые глаза с искристым блеском, свойственным псионикам. Пациент беззвучно, одними губами, прошептал слово – всего только одно, но врач легко понял, что было сказано. «Консулярия».

Доктор нахмурился, немного отодвинулся, боязливо поискал взглядом датчики записи, но тут же успокоился – вслух пациент не произнес ничего.

– Ухожу. Отдыхайте. И постарайтесь хотя бы впредь не совершать вредных и опасных поступков.

Он вышел за дверь и в ответ на немой вопрос охранника пожал плечами:

– Обычное дело. С этими больными псиониками вечные проблемы – они не столько умирают, сколько просто не хотят жить.

Дождь почти прекратился, доктор свернул за ненадобностью пластиковый плащ, сорвал шлем с головы, обнажив поредевшие на макушке волосы, уселся в машину и погнал ее в сторону Мемфиса.

Этим вечером стандарт-лекарь Люсиан долго и одиноко сидел за столиком уличного кафе, принципиально выбирая что покрепче.

Мигали яркие огоньки, шуршали чужие шаги по асфальту, мимо брели равнодушные, все на одно тупое лицо, прохожие. Медик выпил не то чтобы очень уж много, но ему, многолетнему трезвеннику, хватило – щеки покраснели, в смирной душе доктора зашевелилось робкое подобие возмущения. Где-то за горизонтом снова собирался дождь, томительная предгрозовая духота вызывала мутную тоску и желание поделиться чувством недовольства. Поэтому Люсиан не удивился, когда к нему подсел желанный собеседник – незнакомый, неопределенного вида и возраста тип в желтой тунике техника с эмблемами маленькой, почти никому не известной частной ремонтной компании. Пси-слежение в уличных заведениях не практиковалось – мешали пестрые эмоции людского потока, поэтому доверительный разговор не замедлил состояться.

– Мне не нравится вот это – это все! – коротко икнув, сообщил нетрезвый Люсиан и сделал широкий жест, описывая пальцем неправильную окружность.

– Это точно, – вежливо отозвался собеседник.

– Жизнь – несомненное и полновесное дерьмо!

– Да что вы говорите…

– Я знаю, что говорю. Вокруг одни скоты, скотские лица, свиные рожи, собачьи желания, а в финале одно – скотобойня, как бы ни приукрашивали пантеисты этот мистический загробный переход. Я отмотал три четверти пути, но уже не жалею ни о чем. Сегодня наши беркуты истязают мальчишек, завтра примутся за меня, старого дурака, и поделом. А эти несчастные псионики…

Доктор скривился и неловко пошарил по столу, пытаясь ухватить ускользающую бутылку. Собеседник любезно помог.

– Вас несправедливо обидели, свободный гражданин? Ваше лицо – честное лицо достойного доверия человека.

Люсиан уцепился за остатки благоразумия и попытался промолчать, но уже не сумел – слова сами просились наружу.

– Меня обидели – меня заставили поучаствовать в скотском дерьме.

– Да неужели! Глядя на вас, никогда бы не поверил.

– А вы на меня не глядите…

Доктор вкратце пересказал суть утренних событий, не забывая уснащать историю красочными сравнениями. Техник согласился с Люсианом почти во всем, однако немного поспорил, в результате чего услышал новые интересные подробности, а потом неожиданно засобирался домой.

– Рад был познакомиться. Вы, несомненно, честный, умный, дальновидный человек, и общение с вами – большое удовольствие. Жаль только, что я тороплюсь – сегодня день рождения моей жены.

Оставшийся в одиночестве пьяный доктор засомневался, почти раскаявшись в собственной болтливости, но, будучи дилетантом в вопросах сыска, тут же успокоился, как только припомнил, что не называл технику своего имени.

– Пропади они все пропадом, свистуны-дристуны.

Он допил остатки горячительного и ушел, цепляя острыми носками дорогих туфель щели между плитами тротуара.

Предупредительный техник тем временем уселся на мотоцикл и проехал полтора десятка кварталов, нарочито петляя и выбирая сомнительные безлюдные переулки. В небольшом доме на стыке просто бедного квартала и района откровенных трущоб предупредительного техника встретила отнюдь не жена (которой и вовсе не существовало), а крепкий мужчина – тоже неопределенной наружности, разве что чуть постарше представителя наполовину мифической «ремонтной фирмы».

Они переговорили умно, деловито и с обоюдной пользой. Крепкий мужчина проводил агента, дождался связника-курьера и нагрузил его добытой информацией.

– Срочно переправишь в Арбел.

Столица луддитов получила «посылку» в самый короткий срок и при помощи самой новой технологии, которая полностью исключала вмешательство Департамента Обзора.

Спустя час информация легла на стол Мише Бейтсу – главе спецслужб Священной Консулярии. Еще спустя несколько часов он явился с докладом к консулу северо-востока, его превосходительству Алексу Дезету, известному в узких кругах под сомнительным прозвищем Стриж.

– Твердости вам во имя Разума!

– Аминь. Ну и что мы на этот раз имеем? – поинтересовался консул Дезет, раскладывая на столе бумаги и кассеты.

– Снова отыскался этот шустрый мальчишка, лорд Далькроз.

– Где он?

– В закрытом каленусийском госпитале, избитый, в неважном состоянии.

– Есть возможность помочь?

– Только с большим скандалом. Официально, пусть и по подложным бумагам, он уже два года как принял наше высоко священное гражданство. Мы можем потребовать возврата парня в Арбел, но в Калинус-Холле наверняка откажут – формально он нарушил их закон об ивейдерах.

– Почему дело с его поимкой прошло без огласки? Бейтс помялся перед тем, как высказать предположение:

– Быть может, Калинус-Холл тут и ни при чем. Возможно, Вэнс не в курсе, слишком уж жестоко и бездарно было обставлено дело. Мы получили информацию почти даром – проболтался приглашенный к Далькрозу гражданский врач.

– Тогда чья это была идея?

– Не знаю. Может быть, каленусийской оппозиции. Вэнс хоть и популярен, но его кресло щедро утыкано иголками. В деле Далькроза мы уступили Порт-Калинусу в прошлый раз, будем ли вмешиваться теперь?

Стриж отвел глаза, посмотрел на гладкую поверхность стола, потом в окно – там скромно маячили шлемы верной охраны.

– У этого псионика критическое положение?

– Весьма. Пока что жив, но долго не протянет.

В этот момент Дезет заколебался. В последние годы он отучил себя уступать непрагматическим побуждениям. Быть может, его сострадание к ивейдеру так и осталось бы жестко подавленным, если бы не случайный вопрос, который консул напоследок задал уже закончившему доклад Мише Бейтсу:

– Вы расшифровали его биологические тесты – те, что сняли с парня в прошлый раз?

Миша оживился.

– Да, я должен был сразу сказать вам об этом, ваше превосходительство. Там получается занятная картина. Далькрозу около семнадцати лет – на деле. По биологическим показателям ровно столько же.

– Ну и что?

– Возможно, на него не действует «негативный эффект Калассиана». Он не стареет от общения с пси-нормальными.

Ошеломленный Стриж замолчал, переваривая новость.

– Ты уверен?

– Пока не совсем, нужна еще одна проверка.

– Это очень интересно и в случае удачи сулило бы колоссальные возможности. Мы вмешаемся. Потребуем его выдачи в Арбел под благовидным предлогом гражданства.

– Они откажут из принципа, чтобы нам насолить.

– Да. Они попытаются отказать, но именно на этот случай у меня родилась полезная идея.

Миша выслушал консула и сдержанно ухмыльнулся, потом поспешно спрятал хитрый блеск в глазах.

– Вообще-то это было бы уже чересчур – полностью против правил.

Дезет озорно подмигнул.

– Мировой Разум простит. Мы их столько раз обходили, эти правила, что теперь, когда речь идет о деле, несомненно, праведном, грех позволить себе стесняться…

Так был дан новый толчок делу о непокорном Воробьином Короле, и никто – ни искушенный в таких делах консул Дезет, ни проницательный Миша Бейтс, ни сам генерал Крайф – еще не знал, каким странным исходом обернутся события, нечаянное начало которым положили плеск фонтана, шелест каштанов и уговоры не лишенного воображения человека – инспектора Департамента Обзора Тэна Цилиана.

Спустя один день к правительственной площади в Порт-Калинусе, заложив крутой вираж, подрулила элегантная приземистая машина. Солнце юга веселым глянцем пятнало ее бока. Дверца бесшумно отошла в сторону, из машины показалась нога, обутая в дорогой, немного запыленный ботинок.

Нога решительно утвердилась на плиточном покрытии площади, а следом выбрался и сам владелец ноги – Поверенный в делах Священной Консулярии начал исполненный достоинства подъем по бесчисленным ступеням крутой лестницы Калинус-Холла.

В жарком дрожащем мареве дворец сверкал сдержанным великолепием. Высокая и широкая лестница возносилась к многочисленным дверям Калинус-Холла. Шпиль, который архитектор Финтиан некогда стилизовал под указующий палец, пронзал раскаленный воздух и возносился над яркими ярусами соседних кровель.

Поверенный Консулярии, впрочем, вверх не смотрел. Он глядел под ноги, опасаясь поскользнуться на шлифованном камне ступеней. Посредственный мутант-псионик с очень слабыми способностями сострадателя и к тому же сам бывший каленусиец, он был очень щепетилен в вопросах формы – достоинство следовало соблюдать во всем.

Пять лет назад, удачно бежав из охваченной гражданской войной Конфедерации, он вступил в ряды повстанцев северо-востока, а позже сделал блестящую по любым меркам карьеру – то есть попросту далеко обогнал своих законопослушных друзей. В сочетании с тайными сторонами сегодняшнего поручения эти старые воспоминания вызывали в душе лукавого дипломата легкую волну веселья.

Но тайное никак не отражалось на тщательно выбритом, чуть загорелом, в меру умном лице подтянутого человека средних лет. Продуманно уложенные черные волосы с двумя-тремя прядями благородной седины как нельзя лучше оттеняли самый любимый из имиджей Поверенного.

У верхних ступеней лестницы мутанта относительно вежливо встретили. На коротко стриженых головах переодетых наблюдателей красовались обручи легкой пси-защиты (большее выглядело бы неприкрытым оскорблением). Затянутые в непривычные костюмы гражданских чиновников громилы-оперативники злились, скучали и потели на жаре. Поверенный заметил, как один из каленусийцев тайком расстегнул тугой ворот дорогой рубашки и тут же замаскировал непорядок широким узлом ведомственного галстука Социального Департамента.

Консуляр остался в душе доволен процедурой встречи и величественно шагнул под своды Калинус-Холла. «Встречающие» пристроились рядом – достаточно близко, чтобы при случае вмешаться, но и не слишком впритирку – пожалуй, в прямой наглости их нельзя было упрекнуть.

Кабинет каленусийского чиновника «по делам пси-мутантов» отделяла от коридора не дверь, а модная в этом сезоне штора. Имитация портьеры не пропускала звуки, посетителей, не получивших приглашения, вычисляли пси-датчики и вежливо, но чувствительно «щекотал» разрядником привратник-сайбер.

Впрочем, Поверенный безбоязненно миновал преграду и опустился в гостеприимное кресло. Наблюдатели сразу же вышли, Повинуясь укоризненному взгляду каленусийца.

Оставшись наедине, чиновник и поверенный запоздало пожали друг другу руки.

– Здравствуйте, Бернал.

– Рад видеть вас, Иан, – довольно неискренне сообщил чиновник, полный лысеющий человек с обманчиво мягким лицом. – У вас опять пакет неприятностей с северо-востока?

– У меня запрос от Священной Консулярии, которую я, как вы знаете, представляю в Порт-Калинусе…

Каленусиец тонко улыбнулся.

– От Консулярии? Такой договаривающейся стороны я не знаю.

Оба они – и Поверенный, и чиновник, вели привычную игру вежливого лицемерия. Непризнанное Калинус-Холлом государство сенсов до сих пор считалось северо-восточным сектором Конфедерации. Бюрократия столицы предпочитала называть поверенного Иана собственным представителем в отдаленном и беспокойном секторе, закрывая глаза на его биографию, паранормальные способности и источники существования. Сохраняя верность непризнанному консулу, мутант неизменно вежливо отклонял осторожные заигрывания властей.

Оба они, и чиновник, и Иан, давно привыкли к двойному стандарту, и обоюдный вежливый обман не мешал им вести дела. Вот и сейчас поверенный устроился в кресле поудобнее, полуопустил веки и принялся терпеливо ждать, пока каленусиец закончит обязательный ритуал «непризнания». Чиновник монотонно говорил и говорил, уныло исподлобья рассматривая лощеного консуляра. «Проклятый мутант младше меня, зато его карьера идет как по маслу. Святой Разум! Почему ты даришь мятежникам и выродкам процветание?»

Чиновник незаметно вздохнул и чуть притронулся ко влажному лбу белым треугольником платка.

– Что у нас на сегодня?

– Вот.

Каленусиец принял от поверенного тонкую папку, воздел на мясистый нос устаревшие, но любимые очки в оправе тонкого золота, полистал тощую стопку жестких, ярко пропечатанных листов.

– Мы рассмотрим ваши просьбы, Иан. Обещаю, что задержек в решении не будет, хотя сейчас вряд ли смогу гарантировать положительный результат. Срок в две недели вас устроит?

– Я представляю здесь мнение консула. Определенный ответ в течение двух недель вполне приемлем. Но это должен быть определенный ответ.

В глубине души чиновник отмахнулся от замаскированной невежливости мутанта. Он привык к манере Иана и принимал псионика в кабинете, не пользуясь даже легким обручем пси-защиты. В Департаменте восхищались подобным и считали эту черточку признаком особого мужества Бернала, хотя на самом деле трусоватый, но умный чиновник давно уже тщательно взвесил риск.

Опасности не было. Мутант с безупречной корректностью соблюдал правила безопасного общения – то ли берег себя, то ли был не слишком силен.

Чиновник еще раз просмотрел упругие плотные листы и обратил внимание на самый последний.

– Звезды! А это что такое? Вы требуете выдачи по уголовному делу парня, которому едва исполнилось семнадцать лет. Знакомое имя.

– Вэл Август Далькроз. Каленусийские псионики, попав на северо-восток, думают, что у нас таким людям можно все. Священная Консулярия – не отстойник для бандитов.

– Что натворил этот мальчик?

– Там есть подробности. Вкратце – некорректно использовал свои паранормальные способности. Ущерб сосчитан с точностью до гинеи, к тому же не обошлось без физических и психических повреждений. Мне очень жаль, Бернал, но я настаиваю.

– Мне всегда казалось, что мутанты склонны оправдывать и жалеть мутантов.

– Вы и я – мы оба люди с одинаковой этикой, различие в пси-индексе не влияет на чувство справедливости.

Чиновник полностью согласился в душе, но тусклые глаза за чистыми голубоватыми линзами очков придавали его лицу очень удобное в таких случаях нейтральное холодноватое выражение.

– Мы рассмотрим вашу просьбу, Иан.

– Благодарю вас.

– Кстати, что будет с этим юношей?

– Нетрудно догадаться – наше уголовное законодательство не намного отличается от каленусийского…

– В таком случае я спокоен – мы милосердная нация.

– Конечно.

– Надеюсь, и на вас в этом плане не повлияла мутация.

– Ничуть не повлияла. Вы ведь не считаете меня монстром, Бернал?

– Ну что вы, дорогой Иан! Не сомневайтесь, я вас бесконечно уважаю.

– Поверьте, это уважение взаимно.

Они снова задумчиво уставились друга на друга – лощеный псионик с седой прядью и круглолицый добродушный на вид каленусиец в голубоватых очках.

Чиновник задумался.

«По делу Далькроза я бы им отказал. Этот Иан темнит, но я не знаю, в чем… Проклятый мутант хитрее меня в десять раз, к счастью, я ничего не решаю, в деле о выдачах пусть напрягается руководство».

«Он наверняка считает меня чудовищем, – решил про себя Иан. – Но я такой же человек, как он: конфедераты в том, что касается сенс-мутации, боятся даже своей тени, в этом слабость всех пси-нормальных».

Они обменялись широкими, любезными улыбками и на прощание крепко и от души пожали друг другу руки.

– Рад был встрече, – заверил Бернал.

– Рад ровно в той же степени, – охотно согласился псионик.

После ухода Поверенного чиновник воровато нырнул в малозаметную дверцу в глубине кабинета и там, по соседству со стерильно чистым унитазом, в маленькой, но очень удобной фарфоровой чаше умывальника, тщательно вымыл свои белые ухоженные руки.

Потом подумал и обработал ладони еще раз – едкой жидкостью для обеззараживания. Оставленные визитером бумаги уже лежали в специальном контейнере-стерилизаторе.

Бернал сполоснул напоследок лицо чистой водой, понюхал ароматическую смолу из хрустальной капсулы, постарался вдохнуть поглубже – получилось так глубоко, что в глазах заплясали непрошеные круги. Потом промокнул руки одноразовой салфеткой, вернулся за стол и удобно устроился в кресле.

– То, что я сейчас сделал, – это не очень вежливо? Разумеется. Но он ведь все равно ушел и ничего этого не видит. Глупо и бесполезно? Конечно, и глупо, и совершенно бесполезно, если хотите, назовите меня параноидальным стариком. Мутация незаразна. Ну и что? А мне так спокойнее! Подери всех луддитов холера, я не хочу однажды проснуться и обнаружить себя псиоником…

Объемистое чрево большого президентского сайбера стрекотало. Экран терминала оставался темен и пуст. Странное существо – длинное туловище на крепких ножках, снабженное подобием головы, устроилось рядом, прямо на полу. Шнур, заключающий в оболочку пучок проводов, соединял металлическое туловище монстра с разъемом.

– Макс, проснись.

Волею народа президент Каленусийской Конфедерации Юлиус Вэнс невежливо выдернул разъем, освобождая маленького сайбера от власти Системы.

Макс шевельнулся, сфокусировал искусственные глаза на лице хозяина, и Вэнс в который раз содрогнулся в душе – в выражении гротескной морды стальной свиньи парадоксально присутствовало нечто трогательное, человеческое.

– Что с тобою, дружок?

– Я искал свои корни, дядюшка.

– Нашел?

– Нет. Иногда мне кажется, что я вот-вот пойму все, но это, как маленькая верткая рыбка, – она срывается с крючка, и я остаюсь ни с чем.

Вэнс вяло ухмыльнулся изощренному юмору монстра – оттенки шутки так и оставались непонятыми, создавая, однако, желанное для Макса впечатление многозначительности. Обращение «дядюшка» впервые пошло в ход не более трех дней назад.

– Ты много учишься. Не перегрейся.

– Не бойся за меня, дядюшка Юлиус Вэнс. Увесистое чудо привычно подобралось к ботинкам Вэнса и попыталось почесать об них металлический бок. Президент недовольно убрал подальше щиколотки.

– Не балуйся, дурачок, не забывай, что я-то не железный. Что ты накопал в Системе?

– Дядюшка желает фактов или предсказаний?

– Сначала предсказаний. После того как ты предсказал мою смерть, я имею слабость к этому развлечению. Или ты все же предпочитаешь факты?

Макс проникновенно хрюкнул, смех машины нарочито отдавал противным жестяным скрежетом – очередная шутка сайбера. Президенту не понравился резкий звук. Можно было без труда принудительно снабдить Макса хорошей акустикой, но стальной поросенок уже стал личностью, покушение на его уродство начинало казаться жестокостью вивисектора. «Бездна с ним, пусть хохочет, как ему хочется».

– С фактами у нас напряжёнка, плохонькие факты, дядюшка, – отозвался между тем Макс. – В целом все славно и спокойно, не считая того, что наши свободные каленусийцы с каждым годом утрачивают лишние способности. Мозги у публики заплыли жирком, твоя «Мерка Фантома» работает безупречно – все, что не укладывается в стандарты по пси-показателю, идет в отвал. То есть, я хочу сказать, счастливо отправляется на реабилитацию…

Вэнс встал, неспешно прошелся по кабинету, остановился у окна. Цельное, от пола до потолка, прозрачное только изнутри стекло щедро открывало панораму летнего города. С головокружительной высоты Калинус-Холла суета улиц напоминала размеренную жизнь муравейника. Близ площади Согласия образовалась пробка – сумбурно пестрели бесчисленные яркие спинки машин.

– Любуешься, дядюшка?

– Не остри. Я сегодня не расположен слушать твои механические шутки. Останемся в рамках сухой логики, так будет проще нам обоим. Псионики медленно умирают в результате повседневного общения с пси-нормальными. Это первый факт. Псионики опасны для пси-нормальных как потенциальные ментальные агрессоры и убийцы. Это два. Изолировать или ликвидировать псиоников нам не позволяют наши принципы – принципы свободной и гуманной страны. Это три. Остается уравнять граждан Конфедерации единственно возможным путем – сделать псиоников непсиониками, для этого был разработан антидот и введена всеобщая реабилитация пси-мутантов. Это милосердно, насколько вообще возможно милосердие по эту сторону Великой Пустоты. Это четыре. Что не так, маленький Максик?

– Ты помнишь статистику по вооруженным ограблениям, дядюшка босс? Почему бы нам не ампутировать большие пальцы нашим свободным каленусийцам – это помешает им выстрелами дырявить друг другу дурные головы, а для борьбы с потенциальными насильниками можно…

– Замолчи, испорченный поросенок.

– Молчу, молчу, великий и мудрый Юлиус. Тебе, конечно, виднее.

Сайбер мелко захохотал. Вэнс сел в кресло, опустил пылающий лоб на скрещенные ладони – духота улицы не проникала в освеженный кондиционером кабинет, но что-то в самой атмосфере помещения вызывало смутную тревогу. «Это давят на мозг воспоминания, – подумал Вэнс. – Пять лет назад на этой площади стояли баррикады. Можно забыть многое – прежние амбиции и пристрастия, обиды, расчетливую ненависть аналитика Ролана, невольно преданного мною Кравича, груды Витого стекла у стен Департамента, медленный ужас, который я испытывал, сидя в бункере под арестом, – по отдельности можно забыть все. Но я не могу забыть сам факт мятежа псиоников. Детали сплавились воедино, это словно камень, поставленный навечно».

– Тебе плохо, дядюшка босс?

– Нет, Макс.

– Помнится, мы о чем-то говорили?

– О фактах.

– Факты иногда бывают малоинтересны – они общеизвестны, скупы, холодны, упрямы, порою обидны и не допускают многотолкования. Предсказания более любопытны – в них мерцает надежда и другие реликтовые эмоции. Ха!

– У тебя интуитивные прогнозы, мальчик мой?

– Конечно!

– Шарлатан! Опять мечтаешь предсказать мою смерть?

– Нет, дядюшка босс, я только обещаю любопытный оборотец дела.

– Практические рекомендации?

– Никаких. Полагайся на интуицию, дядюшка Юлий, она у тебя всегда на высоте.

– Подхалим.

– Нет, я только твой маленький, глупый сайбер. Почеши мне за ушком. Кстати, сюда идет виртуальный образ нашего доброго друга Егеря. Я уношу свои копытца, шеф Департамента Обзора не любит свиней.

Егерь вошел в Систему через пять минут. Вэнс брезгливо надел обруч ментального ввода. На проверку безопасности и идентификацию собеседника ушло меньше минуты. Изображение на очнувшемся мониторе выглядело живее живого – мужественный, безукоризненно выбритый, в меру постаревший фас официального героя Каленусии.

– Доброго дня, мастер президент.

– Добрый, добрый… Срочное дело?

– У нас официальный запрос на выдачу Воробьиного Короля.

– Этого самого?

– Ну да. Вэл Лоренц Август, лорд Далькроз, семнадцати лет, псионик, уклоняющийся от реабилитации. Предположительно координатор подполья ивейдеров на территории Конфедерации. Был арестован нашей жандармерией на границе с Северо-Востоком… Один Мировой Разум ведает, куда он шел – то ли пытался пробраться за Таджо, то ли плелся в обратную сторону…

– Что за претензии у луддитов?

– Они утверждают, что этот парень успел перейти границу, побывал на их территории и там отметился в уголовщине.

– Вы им верите?

– Нет. Я не верю ничему, что исходит от Дезета. Пока Стриж не сел в кресло диктатора, он был иллирианским офицером, как он ни пытается отмыться – имидж предателя остается.

– Конечно. Но мы не можем справиться с псиониками Северо-Востока, следовательно, придется считаться с этим «консулом», особенно в тех случаях, когда Дезет не нарывается и ведет дела вполне прилично.

– Прилично? Этот иллирианец наводняет Конфедерацию своими бесчисленными агентами и с распростертыми объятиями принимает у себя наших удравших сенсов.

Президент Каленусии Юлиус Вэнс махнул рукой в досаде:

– Что из этого? Шпионаж не война. Агентами восточных псиоников кормится ваш Департамент. В конце концов, в том числе и за их отлов вы, Егерь, получаете конфедеральные награды и хорошее жалованье. Ищите, ловите, старайтесь. Что касается псиоников, то, принимая их, Стриж принимает на себя все их проблемы. Я бы рад был выслать всех наших сенсов в Консулярию, скопом, всех! Пусть проваливают. По возможности вместе с еще не родившимися поколениями. Жаль только, что я не имею средств, дабы организовать подобный «исход». Во всяком случае, никто до сих пор не сумел отменить негативный эффект Калассиана. Псионики и норма-ментальные уживаются с большим трудом – эта практика еще отзовется неприятностями в Арбеле…

– Так что же нам теперь делать?

– Вам нужен этот Воробьиный Король? Егерь пристойно помедлил с ответом.

– Теперь уже нет. Он был нам нужен как источник информации о подполье, но из-за промахов исполнителей мы опоздали с его арестом. Возникла публичная огласка, она слишком велика. Консуляры не только затребовали беглеца-уголовника, но и запустили всю доступную им информацию в свободное уником-вешание. Вся открытая зона Системы наводнена свежей новостью – любители сплетен и шпионских романов скачут в восторге, только писк стоит. Правозащитники точат когти, адвокаты мечтают о карьере и готовят аргументы. Если пресловутое подполье ивейдеров и существует, «воробьи» уже предупреждены, порхнули во все стороны и разлетелись. Признания Далькроза наведут нас только на старые, остывшие гнезда.

– Мерзавец Стриж. Сукин сын, мерзавец и подлец. Это он все подстроил.

– Полностью с вами согласен, мой президент.

– Мне хочется отказать консулярам, нам это выгодно?

– И да, и нет. Если дело Воробьиного Короля начнет открыто разбираться в Трибунале Конфедерации, это напугает потенциальных уклонистов, зато Департамент потеряет лицо. Нам припомнят скандал в госпитале и в очередной раз объявят жестокой организацией. В любом случае, подполье ивейдеров мы уже упустили. Фантом задумался.

– Ладно, на этот раз мы проявим гибкость – пусть дело идет законным путем, если судьи выразят согласие, выдача Короля произойдет, Дезет получит желаемое и успокоится, но за этот жест мы потребуем у него встречных уступок. Пусть везут мальчишку в Арбел, пусть там сажают – хоть в тюрьму, хоть себе на шею, теперь нас это не касается. Кстати, где он сейчас?

– В маленьком госпитале жандармерии, почти у границы Северо-Востока.

– Что?! Почему не в гражданской тюрьме?

– Не знаю, мастер президент. Он там застрял две недели назад, кажется, заболел от переживаний.

– Тем более свяжитесь с генералом Крайфом, передайте мой личный приказ – пусть перестанет изображать дурака и выдаст парня судебным властям немедленно, в том виде, в каком он находится, и безо всяких проволочек. Ординарный Трибунал решит вопрос о его высылке. Пакет документов получите через Систему.

– Я приложу максимум стараний.

– Что еще?

– Больше ничего.

– Тогда действуйте, Егерь.

Они расстались, виртуально пожелав друг другу удачи – президент и шеф Департамента Обзора. Через полчаса наблюдатель набрал номер на клавиатурке уникома:

– Генерал Крайф?

Жандармский генерал ответил не сразу и до неприличия грубо, его хриплый голос удивил собеседника.

– Чего вам, недреманное око нашей свободной Конфедерации?

– Примите пачку документов, Крайф, она как раз пошла через Систему. Вкратце – мы забираем вашего подопечного, Далькроза. Радуйтесь, что избавляетесь от занозы, этот пакостный шип теперь вонзится в мой усталый затылок.

– Но…

– Никаких «но», это личный приказ Вэнса, все подробности в виртуальной посылке.

– Я не уверен, что парень транспортабелен.

– Неважно, если понадобится, пришлем носилки. Этот мальчик возрос в цене. Надеюсь, он жив?

– Да. Но…

Егерь почувствовал неуверенность в голосе Крайфа и, несмотря на жару, похолодел. «С этого маньяка станется».

– Вы слышите меня, генерал?

– Нет… То есть да. Плохо слышно. У меня перебои со связью.

– Так вот, слушайте меня внимательно, и пусть ваши перебои со связью вам не помешают. Далькроз нужен мне в целости и сохранности – немедленно. Если вы уже успели подпортить ему внешность, хотя бы не продолжайте в том же духе. Мы готовы извинить старательность дурака, но не потерпим прямого неподчинения приказу. Вы меня поняли, Крайф?

Генерал жандармерии выслушал чеканные формулировки Егеря и сухо ответил:

– Да, конечно.

Егерь отключил связь, но чувство тревоги оставалось. Он закрылся в пустом кабинете, запросил через Систему виртуального психотерапевта и погрузился в успокаивающее нагромождение цветовых пятен и звуков. Пси-программа не заменяла живого псионика, но все же слегка успокоила первого наблюдателя Конфедерации.

У злосчастного Крайфа тем временем состоялся еще один уником-разговор.

– Ривера?

– Я весь внимание, мой генерал.

– Операция отменяется. Немедленно свернуть всякую активность, отзовите из госпиталя своих людей.

– Но…

– Какие такие еще «но»?!

– Слишком поздно, эти люди уже на объекте и вышли на цель.

– Поглоти нас Пустота! Вы, должно быть, с ума сошли – разве нет способа переговорить с ними?! Вызовите их по уникому, отмените приказ. Если вам дороги ваше место и ваша безопасность, шевелите мозгами.

– Но мой генерал… Это простые исполнители – статисты в деле, у меня никогда не было с ними прямой связи.

Генерал размышлял не более минуты.

– Немедленно свяжитесь с больницей. Предупредите охрану о возможном нападении диверсантов, иллирианцев, консуляров, псиоников, кого угодно, холера с ними – без разницы. Пусть поберегут пациента. Придумайте что-нибудь.

– Хорошо. Только…

– Что такое?

– Я сделаю все, что сумею. Это может оказаться… резковато. Даже слишком. Крайние меры и все такое. В случае чего, мой генерал, надеюсь на ваше понимание ситуации. Не вздумайте отступиться от меня, запомните, я не из тех, кто прощает обиды.

– Не сомневайтесь, Ривера, я всегда и полностью на вашей стороне.

– Да вы уж постарайтесь не предать меня, шеф. Генерал отставил аппарат, переваривая недвусмысленную угрозу ближайшего подчиненного.

Потом пожал плечами и со стоицизмом человека, сделавшего выбор, закурил сигару.

– Ну что ж, я сделал все возможное, посмотрим, кто кого успеет обскакать. В конце концов, теперь терять нечего, теперь меня устраивает любой радикальный исход…