Уже во второй раз за этот бесконечно длинный и набитый под самую завязку непрекращающимися кошмарами день я приходил в себя после того, как терял сознание. До злополучного понедельника за всю свою сознательную жизнь я падал в обморок только один раз. Да и то этот неприятный инцидент произошел в далеком детстве, когда, заигравшись с друзьями на улице, ваш покорный слуга незаметно для себя перегрелся на солнце и очнулся уже в кровати, со всех сторон окруженный встревоженными домочадцами.

А сегодня с самого утра полуобморочное состояние начинало входить для меня в привычку и становиться чуть ли не доброй традицией. Огорчало еще и вот что: если в первый раз возвращение к реальности прошло практически безболезненно, то сейчас на моем несчастном теле не осталось ни одного живого места. Правда, ко мне почему-то вернулся слух, но трудно было сказать, плюс это был или минус. Голова раскалывалась, нога вообще ощущалась как один сплошной сгусток боли. Вдобавок ко всем этим неприятностям, открыв глаза, я обнаружил, что какой-то большой, толстый и ужасный, как сама смерть, человек бежит, перекинув меня через плечо, словно мешок с удобрениями. Этот тип делал не меньше двадцати миль в час и на бегу еще успевал размахивать здоровенной кривой саблей и кричать таким страшным голосом, что кровь стыла в жилах.

— Надеюсь, меня выносят из этой бойни не для того, чтобы в домашней обстановке зарезать, освежевать и, в меру прокоптив, съесть на завтрак, — подумал я, безуспешно пытаясь справиться с горячими волнами дикой боли, накатывающимися все с новой и новой силой. — Это противоречило бы всем нормам поведения а моральным принципам, принятым в цивилизованном обществе.

— Особенно в таком, где мясники, палачи и людоеды входят в десятку самых уважаемых граждан, — ожил внутренний голос.

Наверно, он был прав, но я слишком устал и обессилел, чтобы спорить и чему-либо удивляться. Все тело до краев заполнилось дикой болью, и казалось, что сегодня меня уже вообще ничто больше не удивит.

К сожалению, только казалось.

Окончательно придя в себя, я не без помощи нервных окончаний, которые даже не стонали, а скорее выли от боли, с ужасом обнаружил, что моя многострадальная конечность в некотором роде не совсем свободна. Выражаясь точнее, отрубленная голова собаки все еще сжимала челюстями мою ногу. Это выглядело настолько дико, что в первые мгновения я даже не поверил своим глазам.

Потом все-таки поверил, но легче от этого не стало.

Спустя некоторое время, привыкнув к боли, насколько это вообще было возможно, и убедившись, что нога хотя и кровоточит, но все-таки пока еще остается на месте и способна относительно нормально функционировать, я попытался осмыслить происходящее. И, сопоставив некоторые факты, как то: наличие в руках моего персонального носильщика большой кривой сабли, способной разрезать не только булочки для гамбургеров, но и кое-что побольше, с одной стороны, и отрезанную голову подлой твари — с другой, пришел к выводу, что парень, тащивший меня, ни больше ни меньше как спас мою жизнь. Это было очень мило с его стороны, и, пожалуй, как-нибудь при случае надо будет обязательно...

Хрясь!!!

Тело мотнуло так, что я чуть было не свалился, но толстяк лишь крепче прижал ношу к себе, так что едва не выжал из моих легких последние остатки жизни, словно зубную пасту из тюбика. К счастью, у моего организма хватило запаса прочности, и, вместо того чтобы испустить дух, я ограничился наполовину вылезшими из орбит глазами, что и позволило благодаря увеличившемуся углу обзора краем глаза заметить чью-то голову. Голова весело катилась по мостовой, словно резиновый мячик, брошенный неосторожными детьми на проезжую часть...

— Блеееееееее!!! — Не долго думая завтрак решил, что стал достаточно самостоятельным, чтобы наши жизненные пути разошлись, и пошел искать счастья на одежде толстяка, который, впрочем, был настолько занят своими проблемами, что ничего не заметил.

Потерпевшая сторона (то есть я), истратив последние силы на незапланированную эвакуацию из желудка остатков пищи, окончательно пала духом.

Не успев привыкнуть ко всем этим кошмарам и в полной мере адаптироваться в мире, где отрубленные головы и вывороченные внутренности никого не удивляют, я пришел к неутешительному выводу, что сегодняшний день доконает меня окончательно.

И что удивительно — как в воду глядел.

Впрочем, развить мысль до конца так и не удалось, потому что мои глубокие умозаключения были опять прерваны, на этот раз рекламным объявлением, начало которого я, занятый своими невеселыми размышлениями, не расслышал.

Пространство в радиусе не меньше нескольких миль заполнил голос, вырвавшийся, казалось, из самой преисподней. Голос сообщал следующее:

— Силы охраны и правопорядка великого города Сарлона по высочайшему повелению Фромпа Второго, нашего всенародно любимого правителя, да осветится его жизнь вечным светом счастья, приказывают немедленно прекратить несанкционированные беспорядки с применением элементов противозаконной магии и сдаться на милость его высочества...

В этот момент толстяк снова кого-то зарубил прямо на ходу, меня мотнуло так, что я больно ударился головой, на какое-то мгновение отвлекся и по уважительным причинам не расслышал продолжения, что, впрочем, было не так уж и важно. Самое главное — изюминка, так сказать, — было припасено на конец выступления:

— Район блокирован по всем направлениям пространства, включая переходы в другие измерения, добровольная капитуляция принимается в течение пяти минут, после чего территория объявляется «Зоной стертого измерения».

Отсчет пошел...

— А-а-а, шакалы на службе облезлого тигра!!! — взревел толстяк, тащивший меня на спине. — Провалитесь вы все в могилу бездомного бога Виру вместе со своими лизоблюдскими повадками, и чтоб ваши чресла...

Дальше он так длинно и грязно выругался, что я краснею при одном воспоминании об этом монологе.

— И будь я трижды проклят, если... .......... — и клинок свой вобью в ваши лживые глотки, — закончил он на романтической ноте, останавливаясь и тяжело хватая воздух легкими со звуком, напомнившим работу парового двигателя.

— Браво, браво, стервятник Билли, — проскрипел неизвестно откуда взявшийся противный, смутно знакомый голос.

Я не глядя поставил бы десять долларов на то, что это один мой старый добрый знакомый, охотник за моим скальпом по имени Компот. И когда Билли бросил меня на землю, церемонясь не больше, чем если бы я был мешком с гранулированными удобрениями, я с радостью убедился, что оказался прав.

— Тебе почти удалось украсть у меня старого друга, — продолжал старикан. — И если бы я так не торопился из-за этих, как ты правильно выразился, шакалов, то наверняка нашел бы пару минут, чтобы научить тебя хорошим манерам, объяснив, что красть у ближнего — тяжкий грех. Но, повторяю, в данный момент я слишком тороплюсь, поэтому если ты просто отдашь мне этого молодого человека, то мы разойдемся по-хорошему.

У меня начало складываться впечатление, что я занимаю все верхние строчки местных хитпарадов, потому что популярности моей здесь, казалось, не было предела.

— Да ну?

Похоже, в сердце мясника по имени Билли блестящая проповедь Компота не оставила особого следа.

— А тебе не кажется, старая развалина, что у тебя не осталось энергии даже на одно захудалое заклинание, способное остановить мой клинок? — прохрипел толстяк и, не теряя времени даром, бросился на старика.

Я опять подумал: в этом безумном мире все происходит настолько быстро, что не успеваешь ничего понять. Секунду назад они мило беседовали, и вот уже толстяк с налитыми кровью глазами несется на старика, словно бешеный бык, с обнаженной саблей наперевес и абсолютно серьезным намерением зарубить несчастного колдуна. Помня о голове, катящейся по мостовой, и некоторых других жертвах, не столь ярко запечатлевшихся в моем воспаленном сознании, я ни секунды не сомневался, что это не дружеский розыгрыш, а суровая правда жизни.

Компот гадостно улыбнулся, с неожиданной для его возраста скоростью засунул руку в карман своего необъятного балахона и, вытащив оттуда небольшой пакетик, швырнул его в Билли, угодив в ногу. Мои опасения подтвердились — старик был подлец по натуре. Уж не знаю, что находилось внутри, но, во-первых, это сразу же остановило Билли, а во-вторых, очень ему не понравилось. Он взвыл, как стая койотов, почуявших добычу.

— У меня отнялась нога!!!!! Ты.................... ........, заморозил ее, и теперь............................ ............... охрана возьмет меня. Я вырву твое сердце, разрежу на куски и засуну...

Дальше последовал очередной поток непристойностей, впрочем, ничего нового и интересного для себя я не почерпнул, все это уже когда-то было.

Теперь они поменялись ролями, и старик оказался в более выгодном положении.

— Все в порядке. Ничего страшного не произошло. Успокойся. У тебя просто был трудный день, — начал мягко увещевать колдун жертву своих темных махинаций, в то же время бочком подкрадываясь ко мне с ярко выраженными хищными намерениями. — Ты все неправильно понял, потому что чрезмерно утомился... — Компот продолжал безостановочно молоть несусветную чушь, явно заговаривая зубы толстяку.

Я все еще лежал у ног Билли, и сил у меня было не больше, чем у новорожденного котенка.

— Просто трудный день?! — взревел толстяк, и мои перепонки задрожали, как оконные стекла, готовые выпасть из рамы. — Ты называешь это просто трудным днем???

Мне показалось, что меня опять контузило, потому что на мгновение я оглох.

— Тогда подходи поближе и не волнуйся, ничего страшного не будет, я просто перережу твою старую высохшую глотку...

«Все-таки они милые», — подумал я.

Компот остановился на безопасном расстоянии, озадаченно постоял, пару секунд о чем-то мучительно размышляя, а затем, попытавшись сделать честное лицо, начал самым доверительным тоном, на какой только был способен:

— Послушай, Билли, давай договоримся по-хорошему. Зачем нам ссориться из-за пустяков? Мы ведь старые приятели, верно?

Узы дружбы, как я посмотрю, крепко связывали здесь почти всех, не мешая им при этом время от времени перерезать своим приятелям глотки, в глубине души раскаиваясь и горько сожалея о содеянном.

— Из отпущенных нам пяти минут три уже прошли, — продолжал гнуть свою линию старик, — поэтому я буду честен с тобой до конца.

— До какого? — У толстяка было ненавязчиво вульгарное чувство юмора.

— До победного. — Колдун за словом в карман не лез. — У меня действительно не осталось энергии, чтобы с помощью магии отобрать у тебя этого юношу, но я знаю, как отсюда сбежать, к тому же в запасе имеется кое-что и для тебя.

Он порылся в карманах своего универсального балахона и с видом добряка Сайта-Клауса, приехавшего к детишкам с мешком, набитым под самую завязку всякими вкусностями, игрушками и прочими рождественскими подарками, вытащил на свет флакончик с какой-то жидкостью, выглядевшей, мягко говоря, подозрительно.

Старик прокашлялся и как-то не очень уверенно начал:

— Эта микстура вернет твоей ноге подвижность и восстановит силы. Я дам ее тебе, а взамен ты отдашь мне нашего общего друга. По-моему это честная сделка.

Мне кажется, даже сам колдун не верил в искренность своих слов, не говоря уже о нас, но, видимо, ничего более подходящего у него под рукой в данный момент не было.

— Честная сделка? — Билли захохотал. — Да в этой склянке в худшем случае серная кислота, а в лучшем — микстура для беременных женщин, к тому же я слишком давно и хорошо знаю твои змеиные повадки, чтобы поверить в историю о неожиданной благотворительности.

Старик с видом оскорбленного достоинства хотел было что-то возразить, но толстяк опередил его.

— Хотя, — протянул он задумчиво, — если ты попробуешь эту чудо-настойку и не подохнешь мгновенно, то, возможно, в конечном итоге мы сможем договориться.

Колдуну эта идея явно не понравилась, но время поджимало, поэтому он молча открыл флакон, скривился и сделал большой глоток. Слезы выступили на его мгновенно помутневших глазах, но старик шумно выдохнул, перевел дыхание и, вымученно улыбаясь, прохрипел заметно прерывающимся голосом:

— Отлично себя чувствую, просто заново родился.

Как я успел уже заметить, у всех без исключения здесь было чувство юмора.

— Что-то мне не нравится твое лицо, в нем стало слишком много зеленого цвета. — Билли сдерживал смех, чтобы сыграть еще пару актов этой комедии, от души веселясь шутке, которую он провернул с доверчивым колдуном.

Я почему-то сразу понял, что он с самого начала не собирался пить эту дрянь, но, видимо Компот еще питал какие-то иллюзии. И теперь с цветом лица у него действительно были проблемы. Вероятно, старик не рассчитал свои силы, хватанув лишку этой гадости.

— Не копай могилу ближнему своему, — нравоучительно произнес Билли, подводя итог неудавшемуся эксперименту.

— А то можешь упасть туда сам, — вставил я.

— Устами младенца глаголет истина, — согласился толстяк.

— Одним словом, старость не радость, — подытожил я.

На Компота наш обмен афоризмами почему-то не произвел должного впечатления, казалось, он уже ничего не соображает, но последнее слово все же осталось за ним.

— Билли, я выполнил свою часть договора, нам надо торопиться, — прохрипел колдун. — «Зона стертых изм...». — Тут ноги его подкосились, и старик очень натурально рухнул на мостовую и потерял сознание, а может быть, даже помер.

Это было так романтично и так отдавало дешевой мелодрамой, что я его почти пожалел, но тут толстяк закончил фразу:

— «Зона стертых измерений» — это абзац нам всем.

— А как этот абзац выглядит? — спросил я. Меня действительно терзало любопытство, и это несмотря на то, что из-за обильной потери крови я уже вполне уверенно стоял одной ногой на краю могилы.

На этот раз мне повезло: Билли уже никуда не торопился и поэтому решил ответить на все мои вопросы.

— Это выглядит так, что наши энергетические оболочки стираются из данной реальности.

— Ну и что? — не совсем понял я.

— А то, — терпеливо, как маленькому ребенку, начал объяснять он, — что руки твои вынырнут где-нибудь в Энвере, ноги поедут в Проллу, а голова если и останется здесь, то вполне может переместиться в другое измерение, потому как эффект этот еще до конца не изучен и применяется в основном на таких добровольцах, как мы с тобой.

Все это звучало достаточно мрачно.

— Войну между кланами магов можно пресечь только такими решительными мерами, — продолжал Билли. — Старик, наверное, слишком давно не был в этом измерении и совсем позабыл местные нравы — нельзя швыряться магией в районе, где одна сторона улицы принадлежит одной группировке, а вторая — их заклятым врагам. Правительству понадобилось бы слишком много сил и энергии, чтобы подавить беспорядки, которые стихийно могли перекинуться на другие районы, и тогда уже все окрестности напоминали бы развороченный улей. Поэтому они просто используют полусырую технологию «Стертых измерений», не обременяя себя угрызениями совести по поводу невинных жертв.

— Насчет невинных жертв — это он очень подметил, — вмешался внутренний голос.

— Но мы же можем сдаться? — перебил его я.

— Можем, если за оставшиеся двадцать-тридцать секунд добежим до первого шамана, блокирующего этот район. Но, по моим прикидкам беспорядки охватили порядочную территорию, а мы, к сожалению, находимся почти в центре зоны. Так что бежать надо мили две или три, не меньше, а ты забываешь, что мы вообще не можем двигаться. Да к тому же вряд ли вообще правительство захочет обременять себя пленными. С ними всегда слишком много возни и абсолютно никакого толка.

— А почему? — хотел было спросить я, но время, отпущенное нам, уже истекло.

Раскаленное солнце прямо на глазах начало разваливаться на куски, брызгая во все стороны огненными стрелами пылающих протуберанцев, а небо, усеянное обломками звезд, стало неумолимо падать на наши несчастные головы, стремительно увеличиваясь в размерах. И за мгновение до того, как оно достигло земли, большая душная тень проглотила и меня, и вообще все, что еще оставалось в этом абсурдном мире.

Я даже не успел как следует испугаться, а затем...

Затем наступил самый настоящий конец света.

А те, кто остался в живых, стали завидовать мертвым.