Перед главным входом храма в два рядка стояли монашки. Красочные буклеты в их руках растопырили крылья, как огромные бабочки. Я шел, не поворачивая головы, а Маринка, любопытная, как обезьяна, цапнула сразу два:

– Ого!.. Егор, погоди.

Оттащив меня в сторону, она развернула цветной план-проспект, возбужденно потыкала пальцем:

– Да это не храм, а целый город! Надо сперва посмотреть, куда идти, а то заблудимся.

Мимо текли толпы, мне показалось, что слышу странный запах, совсем не тот, как если бы увидел те же толпы на стадионе или при любом другом скоплении народа.

План-проспект показался красочнее того, который мне однажды сунули при открытии Торгового центра на Манежной площади, но я почувствовал, как брови моего разумоносителя поползли вверх.

– Это что… всерьез?

Она заглянула через мое плечо.

– Ты о чем?

– Ну, смотри, вот алтарь… как я понимаю, это самое священное место.

– Правильно понимаешь, – одобрила она. – Верной дорогой идете, товарисч!

– А вот этажом ниже… или двумя, не пойму, подземный гараж на шестьсот автомобилей. Просторный, даже «Роллс-Ройсы» поместятся. Справа идет шикарный ресторан… эй-эй, не один, это же тоже… и это… Я насчитал шесть!

Она заглядывала через плечо, игриво прижимаясь мягкой горячей грудью.

– Всего-то? Должно быть больше. Вот это помещение… видишь, не обозначенное, это тоже ресторан, прямо с выходом в сауну. Для особо важных гостей, понятно. А вот там душевые кабины для гостей попроще. Ну, всяких там архимандритов и епископов. Может быть, даже священников туда пустят. Приезжих делегатов!.. Ага, вон слева бизнес-центр…

Я удивился.

– Бизнес-центр?

Она тоже удивилась:

– Ты не с луны упал? Церковь же беспошлинно ввозит импортную водку, сигареты, на этом у нее трения с мафией. Вот в том бизнес-центре и заключают с разными московскими донами соглашения о разделе сфер влияния. Что тебе непонятно?.. Вон даже конференц-зал предусмотрен. Ну, это когда надо бросить кость газетчикам…

Нас все-таки толкали, эти богомольцы и туристы перли отовсюду, выскакивали из троллейбусов, трамваев, автобусов, а перед храмом вся площадь была забита исполинскими трансконтинентальными автобусами. Мы прижались к стене, мои глаза прикипели к замысловатому плану. Двадцать лифтов общей стоимостью в миллион долларов будут поднимать народ побогаче из гаража прямо в храм. Еще восемь будут доставлять разомлевших гостей прямо из саун, бассейнов, ресторанов, что расположены слева, как и положено. Один особый лифт, ну и громадина, будет прямо из гаража поднимать особо важных гостей… ого, прямо в алтарь!

Вдруг меня как колом по голове стукнули. Я вздрогнул, уставился неверящими глазами в цветной план.

– Маринка, а это что?

Она заглянула, снова игриво прижимаясь грудью к моему локтю. Против желания я ощутил, как кровь мгновенно начала разогреваться. Хотя в гениталиях еще не потяжелело, но в мозгу моего разумоносителя промелькнула пара похотливых сцен.

– Где? – спросила она щебечущим голоском, ее грудь ритмично двигалась по локтю, а в ответ кровь вскипала и бурным потоком неслась туда, куда направлял могучий инстинкт.

– Вот, – ответил я с усилием. – Вот эти маленькие помещения.

Ее глаза быстро пробежали по листу, поднялись к моим. Лицо было смеющееся:

– Если ты подумал то, что подумала я…

– Я боялся подумать, – признался я.

– А ты прими во внимание рыночный механизм, – предложила она.

– Но не до такой же степени?

– Почему? Традиции храмовой проституции довольно сильны. Когда в монастырь приезжали высшие иерархи церкви, им всегда деликатно предлагали молодых монахинь, дабы те согрели им постели. Да и вообще… Здесь, как видишь, предусмотрены «нумера» для половых забав отцов церкви, для их знатных гостей. Ну, на случай, если мэр заглянет, члены правительства…

– Депутаты, – сказал я угрюмо.

– Ну, для депутатов разве что второй сорт. Видишь, тут даже два лифта на выходе из кабинок… назовем их салонами для очень эротического массажа, один попроще, а второй с наворотами? Один подаст гостей в общий зал, а другой – в ложу!

Я заново окинул взглядом это огромное циклопическое сооружение, довольно нелепая постройка на переходе в третье тысячелетие:

– А почему это страшилище зовут храм Христа Спасателя на Водах?

– Не знаешь? – удивилась она.

– Я не силен в теологии, – ответил я, защищаясь.

– При чем здесь теология? Здесь был огромный бассейн под открытым небом. Даже зимой купались, вода постоянно подогревалась. Ну, остряки…

– Понятно.

Злобные старухи, которых внутри любой церкви вообще тьма, уже устремили в нашу сторону жадные, как у пираний, взоры, в надежде, что, когда войдем в храм, не так поклонимся или не в ту сторону взглянем, тут-то они и покажут свою преданность Господу.

Едва мы соступили с бортика, толпа подхватила и понесла к зияющему зеву. Снова я ощутил этот странный запах или не запах, но мурашки пробежали по коже, вгрызлись вовнутрь и там затаились, однако я чувствовал их присутствие.

Толпа внесла через первый зал, а из главного несся навстречу истошный многоголосый вопль:

– Господин, помилуй!.. Господин, помилуй!!!

Нас зажало в людской массе, воздух наполнился сладковатым дымом, явная наркота, но в храме, видать, можно. За два ряда впереди сквозь толпу шел огромный мужик, явно надсмотрщик с дубиной… Нет, сквозь дым я рассмотрел, что в руке этого огромного устрашающего человека не дубина, а нечто вроде morning star – массивного металлического шара на цепочке, страшное оружие в умелых руках.

Народ в страхе валился на колени. Всюду крик и плач, надсмотрщик прохаживался между в ужасе склонившимися рабами, с угрожающим видом помахивал утренней звездой. Из нее валил дым, я рассмотрел, что шар не литой, а полый, внутри что-то горит, оттуда прет наркотический дым красивыми кольцами.

Какой-то мужик в малиновом пиджаке и с пальцами врастопырку из-за множества перстней посматривал на этого с кадилом, я видел по губам, что вот-вот скажет что-то вроде: батюшка, у вас барсетка горит, но строгие бабки в это время хлопнули его по рукам, нельзя держать за спиной, он поспешно вынес их вперед, и тут ему дали по перстям, тоже низзя, «новый русский» поспешно сунул руки в карманы широких штанин, на лице недоумение: неужто в карманный бильярд лучше?

Мои губы начали расползаться в стороны. Марина ткнула в бок острым кулачком, не забывайся, тут богомольные старухи сразу пресекут всякие смешки, шепнула сердито:

– При чем тут обрядовость?

– Но она есть, – пробормотал я одними губами.

– Но о человеке судишь не по одежде?

Я покосился на ее выставленные далеко вперед молочные железы:

– Ну, вообще-то да.

– Вот и религию так суди, – отпарировала она, нимало не смутившись.

– Но на тебе не столько ряс, – возразил я. – Да еще золоченых!

– Ну и что?

– У тебя такая одежда, что я сразу скажу, какая у тебя шерсть на лобке. А эти такую пыль в глаза пускают, что, кроме одежды, ничего не видишь. У меня от золота, что на этих шаманах, уже глазам больно.

Я умолк на полуслове, ибо надсмотрщик как раз проходил мимо и орал мощно и тягуче:

– Рабы! Повинуйтесь господам вашим, ибо всякая власть от Бога!.. Никаких пикетов, никаких забастовок, никаких митингов!.. Господь поощряет смирение, покорность. Если у вас изъяли деньги, то не ищите, кто за этим стоит: мафия или правительство, – смиренно отдайте им и последнюю рубаху. Горько им придется потом расплачиваться за эту рубаху! Гореть им в аду. А вы, овцы бессловесные, попадете в рай Господень, где вам воздастся… Повторяю, никаких забастовок! Уберите пикеты от здания мэрии…

Наркотический дым обволакивал сознание. Я чувствовал, как слова начинают заползать под черепную коробку и укладываться там, как алгоритмы поведения.

Тряхнул головой, в глазах чуть прояснилось. Огромное пространство, заполненное рабами, показалось мне болотом, покрытым темной, уже гниющей тиной. Люди делали одинаковые ритуальные жесты, то ли отгоняя от себя таким образом беды, то ли закрывая от них себя лично, а остальные – хрен с ними.

За надсмотрщиком двигался, как я понимаю, старший шаман. Медленно и важно, он едва переступал, обремененный множеством золоченых риз, надетых для пущей важности одна на другую, в огромной шапке из золота с крестами и эмблемами, на груди пудовый крест, тоже из золота, в руке клюка, явно золотая, что должно поразить воображение нищих рабов Рима и таких же бедных полян древнего Киева. Духовность еще доказывать надо, а золото – вот оно, всяк дурак издали зрит, щурится от блеска, сразу убеждается в мощи этого бога, что так облагодетельствовал своих слуг!

– Да, – пробормотал я, – религия – это для масс.

– А что тебе нужно? – прошептала она сердито. – Чтоб эти неграмотные старухи Библию назубок знали? Да ее и священники не одолели до конца. У них цитатники есть на любой случай.

– А особенно, – съязвил я, – «Неисповедимы пути Господни». Годится на любой случай! Нет, это не совсем то.

Она вскинула тонкие бровки. Даже не бровки, только сейчас рассмотрел, что бровки на самом деле сбриты, а на их месте искусно вытатуированы тонкие и красиво изогнутые эти самые брови.

– Так чего ты здесь ждал?

– Я? – удивился я. – Разве не ты меня сюда затащила?

– Я поддалась твоим неосознанным инстинктам, – отпарировала она авторитетно. – Ты сам этого хотел! Или чего-то подобного.

– Да?

– Не будешь же ты спорить с женщиной?

– Не буду, – согласился я. – Вообще-то ты права. Это я, как дурак, всюду тычусь.

Она одарила выразительным взглядом, в котором слово «как» предлагалось выпустить за ненадобностью.

– Тогда, – предложила она деловито, – может быть, сходим вниз?

– Куда, – не понял я, – в ад?

Она хохотнула:

– Очень образно. Только этим адом заведует тоже церковь. Внизу под храмом, как ты видел на плане, много интересного. Может быть, там и свободные номера есть? Я бы тебе показала кое-что, чем занимались в храмах Востока…

Я покачал головой:

– Вряд ли здешние монашки захотят терпеть конкуренток. Православие тем и отличается, что руками правительства всегда убирает все иные конфессии. Также не допустит конкуренции и в этой области…. Как, скажем, сигареты и водку только они привозили из-за рубежа эшелонами беспошлинно.