* * *

Отроку отчаянно хотелось спать. Когда ты молод, телу все равно – грохочет ли за стеной гигантская осадная машина, ревут ли пожары, кричат ли люди. Тело настойчиво требовало свое. Хоть прям здесь, под воротом ложись на землю, сворачивайся клубком по-кошачьи – а там… пусть хоть горшком с горящим ордынским салом накроет, так и отойдешь в иной мир, не вылезая из цепких объятий сна.

Но – нельзя. Игнат сказал: погибла дружина – так теперь вы за нее. Кто, кроме вас, защитит князя? И мечи раздал – настоящие, боевые, с несмываемыми бурыми пятнами на ножнах и на кожаной оплетке рукоятей. Те, что остались от ратников, погибших на стенах. И много их было, тех мечей. Больше, чем оставшихся в живых отроков.

Когда спать хотелось совсем уж нестерпимо, отрок до боли сжимал в ладони твердую рукоять – и вроде как отпускало на время, словно боевое оружие делилось с парнем своей суровой, спокойной силой. В ночи колыхнулся силуэт человека, приблизился, стал отчетливее. Отрок сморгнул, прогоняя остатки сонливости, и чуть подправил левой рукой ножны на поясе, чтоб удобней было выхватить оружие – мало ли? Крепостной ворот – ключ к мосту и воротам. И Игнат, и покойный воевода наказывали беречь его пуще глаза и ставили к нему лишь особо отличившихся смекалкой и постижением воинской науки. Но на фоне дальних сполохов пламени разглядеть лицо приближающегося человека было невозможно.

– Кто там? – воскликнул отрок, берясь за меч. Послушный движению клинок на палец вышел из ножен.

– Я, – ответила темнота.

– А, это вы, дядька Семен, – перевел дух отрок. Крестовина меча расслабленно щелкнула об устье ножен. – Я уж подумал, кто бы это среди ночи…

Широкое лезвие подсайдашного ножа, выброшенное вперед из широкого рукава медвежьей шубы, легко перерезало горло отрока и вонзилось в шейный позвонок, мало не смахнув с плеч головы. Сильные руки подхватили падающее тело и мягко опустили на землю.

Семен воровато оглянулся. Никого. Тогда он медленно выпрямился, уперся в плечо отрока ногой и, выдернув нож, тщательно вытер его о рубаху мертвеца.

Засунув подсайдашник обратно в чехол на поясе, Семен истово перекрестился, взялся за рукоять ворота и осторожно толкнул ее вперед. Шестерни плавно тронулись с места. Вроде не скрипнуло ничего.

– Ну, с богом, – прошептал Семен.

– Поможет ли Господь в таком деле-то? – эхом отозвался голос из темноты.

Семен вздрогнул, бросил рукоять и вновь схватился было за нож.

Из ночи вышли двое. Подсайдашник дрогнул в руке Семена.

– Сон неладный увидел, братко? – спросил Игнат. – Али под шкурами жарко стало, решил проветриться?

Его взгляд упал на остывающий труп.

– Брось нож, – деревянно сказал Игнат. Ямки меж ключиц Семена коснулось холодное острие копья. Бесстрастные глаза Кудо смотрели на купца, словно на таракана, с легкой долей брезгливости. Мол, по-любому надо прихлопнуть, да вот жалко тряпки под рукой нет, ладонь измарать придется. Широкий нож упал на землю, досадливо звякнув о невидимый в ночи камень.

– Давно я за тобой присматриваю, Семен, – глухо сказал Игнат, невидяще глядя себе на сапоги. – И как ты в лагерь к Орде сходил на диво удачно, и как воеводу подбил на то, чтоб вылазку сделать, в которой все наше войско полегло. И вот думаю сейчас – откуда завелась чернота в душе твоей?

Семен ядовито фыркнул.

– А оттуда, Игнат, что жить хочу. И из-за этой стены запах смерти чую.

Семен хотел кивнуть на возвышающуюся справа громаду приступной стены, но острие копья надавило чуть сильнее. Шею ожгло, за ворот потекло теплое. Кудо внимательно следил за каждым движением. Шевельнись сильнее – проткнет не думая долго.

Семен замер.

– И за то отрока неповинного жизни лишил не дрогнув? – спросил Игнат. – И на брата готов с ножом броситься? Не понять мне того…

Вдруг Кудо вздрогнул и медленно начал заваливаться вперед. Если бы вдруг разом не ослабли его руки на древке копья, валяться бы Семену рядом с давешним отроком с такой же раной на шее.

Но Семен не зря слыл лучшим кулачным бойцом в округе. Кто на кулаках не промах, тот почти всегда и с оружием накоротке знается. Извернувшись, словно ласка, он перехватил копье и нанес два удара. Первый тупым концом древка в грудь брату, уже тянувшему меч из ножен. И второй – туда же, но перевернув копье.

Игнат, выронив меч, грянулся на землю. Смертная тоска в его глазах таяла вместе с уходящей жизнью.

Семен выдернул копье, аккуратно, чтоб не звякнуть лишний раз, прислонил его к стене и нагнулся над братом.

– И не поймешь, братко, – сказал он. – Совестливый ты больно. Своя шкура – она ведь завсегда теплее и дороже чужой будет. Жаль, ранее ты того не понял. А теперь уж и подавно поздно.

И прикрыл глаза брата ладонью. Нехорошо, когда мертвец смотрит с упреком, пусть даже и не на тебя, а в непроглядное небо – все равно спиной тот взгляд чувствуется.

Семен поднялся с колена, подошел к вороту и снова взялся за рукоять. Сотник Тэхэ возился с трупом Кудо, пытаясь вытащить нож-хутуг, застрявший под лопаткой мертвеца в ремне нагрудного панциря.

– Давай помогай, черт немытый, – прошипел Семен. – Чего там ковырялся так долго? Я те когда твой нож в окошко подбросил?

Тэхэ подошел и тоже схватился за рукоятку ворота. Медленно крутить тяжелый ворот так, чтоб не скрипели петли и механизм, требовало больших усилий.

– Так до той ножа еще дотянуться надо было, – прошептал он. – И веревка пилить. Еще хорошо, что охрана вчера воевать убежал. Ты зачем так поздно нож бросал?

– Затем, – буркнул Семен. – На стене сторожей снял?

– Снял.

– Тогда давай ручку верти!

Ворота крепости медленно разъезжались в стороны. В образовавшуюся щель сперва проскользнули считаные тени, вскоре сменившиеся черным, сплошным людским потоком.

Над городом занимался мутно-багровый рассвет…