Глава 8
Настоящий унтер-офицер всегда найдет, чем занять людей. В полевом лагере даже работу искать не надо – все на виду. Вроде всего один батальон квартируется без техники, а за три дня лагерь в окрестностях Равы превратился в маленький укрепрайон. Солдаты пахали, как римские легионеры. Распланированные с теодолитом улицы между палатками, обвалованные склады, закопанные бочки с бензином, лагерь обнесен системой окопов и огневых точек, рассчитанной на многочасовой бой в окружении. Для автомобилей и застрявшей где-то в районе Варшау бронетехники вырыты полнопрофильные окопы и капониры.
Блокпост на трассе построили в первый же день. На второй день его превратили в приличное укрепление. На обочине установили шлагбаум из пары бревен на катках. В случае чего двое солдат могут быстро перекрыть шоссе и укрыться в окопах или сложенном из толстых бревен пакгаузе и продержаться какое-то время против вооруженного стрелковым оружием противника. Но так как на блокпосту одновременно дежурило не меньше отделения пехоты с тяжелым пулеметом, а полевой лагерь батальона располагался всего в двух километрах и в любой момент мог быть поднят по тревоге, то бояться повстанцев не стоило.
Едва завершили обустройство лагеря, как командование вспомнило, что перебрасывало батальон не для того, чтоб солдаты упражнялись в рытье окопов, прокладке водопроводов до местных родников и занимались полевыми учениями. Часть моментально раздергали по всей округе. В первую очередь ставились задачи патрулирования, отлова подозрительного элемента и проверок на дорогах.
Вот так и сегодня. Пятую роту в полном составе подняли на заре, погрузили в машины и отправили прочесывать лес близ городка Скирнивице. По оперативным данным, на полотне железной дороги были замечены подозрительные личности.
– Так и бывает, – ворчал Отто Форст, пока тяжелый «блитц» трясся по колдобинам грунтовки, – увидели из окна поезда пьяного поляка и роту поднимают.
– Так и быть, – нехорошо улыбнулся унтер-фельдфебель Тохольте, – если действительно найдем на придорожной полосе залитого шнапсом, как пушка, поляка, всем отделением целый день носим старшего солдата Форста на руках.
– А если не найдем? – полюбопытствовал Рудольф Киршбаум.
– Тогда Отто берет у ротного увольнение, мотает в город и притаскивает нам всем мороженое.
Идея была встречена торжествующим ревом десятка крепких глоток. Не все знали об озвученном в свое время в Модлине предложении, но на память Хорст не жаловался. Унтер-фельдфебель вовремя вспомнил о слабости старшего солдата Форста к известному лакомству.
– Ящик, и на всех, – поддержал камрада ефрейтор Киршбаум.
Вскоре машина остановилась у въезда в чистенький немецкий поселок. Вылезший из кузова Рудольф первым делом огляделся. Налицо только 2-й взвод. Опять роту раздергали по всем направлениям. Дальнейшие размышления ефрейтора о тактике действий пехоты прервал бодрый рев гауптфельдфебеля Вебера:
– Взвод, стройся!
Лейтенант Тислер быстро обрисовал ситуацию – оставляем одно пехотное отделение и отделение истребителей танков прикрывать поселок. Называется он Зельце. Остальные растягиваются цепью и прочесывают лес. Два грузовика с пулеметами в кузове следуют по параллельным лесным дорогам. Через километр дороги соединяются. Дальше техника прикрывает пехоту. Дистанция сто метров.
В поселке оставили отделение фельдфебеля Ремера и ракетометчиков обер-фельдфебеля Карла Шмидта. Несмотря на разницу в званиях, старшим лейтенант назначил Марка Ремера. Таковы требования полевого устава – обычно командование возлагается на пехотного или танкового командира, части усиления считаются вспомогательными, пусть даже у них огневая мощь больше, чем у целого взвода пехоты.
Остальные солдаты побежали по вьющейся по окраине поселка дороге к лесу. Рудольф Киршбаум с любопытством косился на небольшие домики за садовыми деревьями и давно не крашенные ограды огородов. Везде как всегда: хваленый немецкий орднунг касается главных улиц, фасадов и центральных дорог. До тылов руки не доходят. А никто из чужих по этой грунтовке и не ездит, только местные бауэры выбираются в поля или в лес. Посему и смысла нет заборы белить, тратить на показуху заработанные нелегким крестьянским трудом пфенниги.
Копавшиеся в огородах люди прекращали работу, распрямлялись и поворачивались в сторону солдат. Некоторые махали вслед. Бойцов вермахта здесь видели редко, на них еще обращали внимание. А может, интерес вызывали два следовавших за пехотой тяжелых трехосных «блитца». Парни прямо на ходу снимали тенты. Редкое зрелище, особенно если не знать, что конструкция кузовов армейских грузовиков изначально рассчитана на такую операцию. В свое время заказчики посчитали, что у пехоты на марше или в бою может и не быть времени на остановку и «раздевание» машины.
Вот и околица. Всего в полутора сотнях шагов начинается лес. Вообще в северной и восточной частях генерал-губернаторства лесов много, люди к ним относятся бережно. Хищническая вырубка запрещена, лесничества озеленяют вырубки, сразу высаживают молодые деревца из питомников.
Привычные к дисциплине солдаты, не мешкая, разворачиваются цепью. Оба грузовика рычат моторами, сбавляют ход, давая людям отойти на заданную дистанцию. Справа, на удалении в два-три километра, виднеются бойцы еще одного взвода. Охватывают лес широким фронтом.
Стоило солдатам углубиться в лес, как пришлось стягивать дистанцию между бойцами. Густой подлесок мешал людям, видимость резко ухудшилась. Сокращать фронт взвода лейтенант запретил, посему пришлось увеличивать промежутки между отделениями. Державшиеся позади своих людей отделенные командиры больше глядели не вперед, а по сторонам и назад – опасались, что повстанцы могут просочиться между группами и зайти в тыл.
Рудольф, как и в прошлый раз, жалел, что им не дали егерей с собаками. Или командование надеется, что у кадровых бойцов 23-го пехотного полка нюх, как у овчарки, или, что куда вероятнее, все охотничьи отряды заняты, а задание считается второстепенным и не требующим отвлечения значительных сил. Этаким образом, чего доброго, отделению действительно придется таскать Отто на руках. Хорст свое слово держит.
Впереди появляются просветы. Ефрейтор Киршбаум останавливает свое звено на краю поляны, остальные ребята следуют его примеру. Залечь у корней деревьев и за подходящими бугорками, внимательно осмотреть пространство. Унтер-фельдфебель Хорст Тохольте дает два свистка и выбрасывает вперед руку. Первым на открытое пространство выходит Миде, за ним крадется Отто Форст.
Поляна неширокая, метров сорок-пятьдесят, но в кустах на противоположной стороне может быть засада. Бойцы быстро перебегают открытое пространство, ныряют в кусты. Оттуда доносится призывный свист. Старший солдат Форст оборачивается и взмахивает штурмгевером. Отделение поднимается и бежит за авангардом.
– Не отрываться! – кричит Тохольте. – Сбавить темп!
Поляну они пересекли первыми. Пока остальные отделения восстанавливают цепь, люди Хорста Тохольте ждут, рассредоточившись между деревьями. У работы в лесу своя специфика. Нельзя нарушать слитность подразделения, отрываться от соседей. Противник может воспользоваться кустарником, заросшими овражками, прокрасться между деревьями и просочиться в тыл наступающего взвода, ударить по флангам пехотной цепи.
Машины огневой поддержки выкатываются на поляну. Лейтенант Тислер приказывает остановиться. Пока солдаты находят дорогу, проходит еще минут десять. Жуткая, изрытая канавами и промоинами грунтовка петляет между деревьями и уходит вправо. Посовещавшись с фельдфебелями, взводный решил не оставлять машины, а двигаться дальше. В крайнем случае, пулеметчики с прикрытием из отделения солдат могут за себя постоять.
Еще метров пятьдесят между деревьями. Люди идут осторожно, прислушиваются к треску сучьев, птиц не слышно, лес как будто вымер. Ни одного постороннего звука. Хорст Тохольте останавливается и, подозвав к себе Рудольфа, тихонько сообщает, что до железной дороги осталось меньше полукилометра.
– Хорошо, – кивает ефрейтор.
Пара коротких команд, и четные номера отстают от нечетных на пять-шесть шагов. Сам Киршбаум никогда не воевал с партизанами и вообще не участвовал в боевых действиях. А вот Хорсту не так везло. В самом начале своей военной карьеры попал в генерал-губернаторство, где и заслужил ефрейтора, и даже получил пару медалек и черненый знак «За ранение».
Слева раздается частая суматошная пальба. При первых звуках выстрелов Тохольте зычным голосом командует занять оборону. Шедший в первом ряду ефрейтор Киршбаум падает на землю и откатывается на два шага вправо. Привычным движением снимает с предохранителя родную «СГ-56» и ставит в положение стрельбы очередями.
Перестрелка разгоралась. Дистанция больше километра. С обеих сторон работают штурмгеверы. Ухо солдата легко узнает знакомый голос немецкой штурмовой винтовки. Изредка в слитный хор вплетают свои куплеты полицейские автоматы и армейские «окопные метлы» «Хеклер-Кох», доносятся приглушенные хлопки пистолетных выстрелов. О! А это уже заговорил ротный пулемет, знакомый рокот «МГ-48».
– Перебежками, вперед. Четные, пошли! – командует Тохольте.
Унтер-фельдфебель забросил переносную УКВ-рацию в рюкзак и, перехватив поудобнее «СГ-56», первым поднялся и, пригнувшись, побежал в сторону выстрелов. Двадцать шагов, Тохольте упал у корней старой березы. Сразу же поднялись и пошли нечетные номера. Обойдя командира отделения и прикрывающих, люди залегли за укрытиями, пальцы лежат на спусковых крючках штурмовых винтовок, глаза непрестанно обшаривают лес. Достаточно одного подозрительного движения, мелькания между деревьями, и бойцы откроют огонь.
Подчиняясь командам лейтенанта Вильгельма Тислера, взвод стягивался в один стальной кулак. Оба грузовика прут вперед по лесной дороге, карта говорит, что грунтовка выходит к железнодорожным путям и дальше идет вдоль рельсов. Самое то, чтоб отсечь повстанцев от железной дороги, окружить и прижать к земле пулеметным огнем.
Солдаты еще не знают, что взводный уже получил ориентировку от соседей и четкий приказ ротного – спешно выдвигаться к участку первого взвода и ударить по бандитам с правого фланга, выслать маневренную группу и прижать поляков с тыла, со стороны железной дороги. Третий взвод выполняет аналогичную задачу.
Не прошло и минуты, как лейтенант довел обстановку до сведения командиров отделений. Удобная штука полевая ультракоротковолновая рация. Пусть она весит больше двух килограммов и мешает унтер-офицеру двигаться ползком, но есть устойчивая связь с отделениями, а это великая вещь! В маневренном бою ее трудно переоценить.
К сожалению, в вермахте еще не все дивизии охвачены внутривзводной связью. В первую очередь снабжают рациями кадровые части. Раций мало. А когда чего-то бывает слишком много? Вот так-то. Как слышал Рудольф Киршбаум, у русских и американцев до сих пор в пехоте штатная радиосвязь доходит только до уровня взводов. Рации командирам отделений положены только в немногочисленных элитных штурмовых частях.
Люди поднимаются и двигаются вперед короткими перебежками. Лейтенант еще раз одернул унтеров, чтоб не расслаблялись, в любой момент можно напороться на кинжальную очередь из кустов. Короткими перебежками. Отделениям не разделяться. Оружие наготове.
Ефрейтор Киршбаум на бегу уворачивается от ветки орешника, ботинок предательски скользит на гнилой деревяшке. Свинские свиньи! Рудольф нелепо взмахивает рукой и падает на одно колено. Ветка над головой выпрямляется, за шиворот ефрейтору сыплется мелкий мусор. Лес становится гуще. Проклятый подлесок, молодые осины и березы, в десяти шагах раскинулся клен. Видимость ни к черту!
Справа трещат выстрелы штурмгевера. Тело реагирует совершенно независимо от мозга. Вбитые в плоть и кровь рефлексы бросают Рудольфа на землю. Бойцы залегают за пнями и у корней деревьев. Только Клаус Зидер стоит, прислонившись к стволу, и внимательно высматривает что-то за кустами через прицел «СГ-56».
– Солдат, ложись! – орет ефрейтор Киршбаум.
Справа двое бойцов открывают суматошный неприцельный огонь. Клаус Зидер не обращает внимания на шум, в шкафу у него больше одной чашки не помещается. Две короткие очереди. В сотне метров впереди что-то вываливается из зарослей бересклета и волчьих ягод. Только тогда Зидер опускается на одно колено.
– Вперед! Перебежками! – командует Тохольте.
Со всех сторон слышатся частые выстрелы. Пули рвут листья, сбивают ветки деревьев и кустарников. Рудольф понемногу приходит в себя. Главное не думать, положиться на рефлексы, опыт и камрадов. Не бояться и идти вперед.
Рывок. Пробежать десяток шагов. Упасть. Короткая очередь в сторону подозрительного дерева. Ага! Из-за ствола выскакивает человек в пятнистой штормовке и пятится, поливая огнем пространство перед собой. Сейчас я тебя… Рудольф дает короткую очередь и перекатывается влево. Промазал. Поляк уходит, меняя на ходу магазин старого русского унтер-офицерского автомата.
За спиной слышится топот. Рудольф дает перед собой длинную щедрую очередь. Его обгоняет Хорст Тохольте. Дождаться, пока унтер-фельдфебель не займет позицию и не даст пару выстрелов. Теперь снова рывок.
Отделение быстро движется вперед. Соседи не отстают, удерживают дистанцию между группами. Взвод наступает одной организованной боевой единицей. Три сотни шагов перебежками и можно ускорить темп. Сопротивления не чувствуется. В лесу вообще сложно что-то заметить. Порой не отличить выстрелы своих от вражеского огня. Только по звуку оружия. А если у противника немецкие штурмгеверы?
Перепрыгивая через неглубокий овражек, Рудольф чуть было не споткнулся о поляка. Не ушел, свинская рожа! Бандит лежит, уткнувшись носом в землю, руки раскинуты, рядом валяется пистолет-пулемет. Мертв, мертвее некуда – на спине расплываются бурые пятна. Срезало очередью, когда перепрыгивал через овражек.
Рудольф приседает рядом с трупом и поднимает заинтересовавший его автомат. Точно, русская машинка. Вороненая штамповка ствольной коробки и кожуха ствола, минимум механической обработки, деревянный приклад и длинный рожок магазина, это и есть давно устаревший и снятый с вооружения ППС. Редкая модель, как рассказывали Киршбауму на учебных курсах, ППС выпускался небольшими сериями для пограничников, танкистам и десантникам предназначалась модификация со складным прикладом. Оружие хорошее, но не прижилось, было вытеснено автоматическими винтовками.
– Быстрее! Где Киршбаум? – орет Хорст Тохольте.
Отделенный командир все замечает. Рудольф с тяжелым вздохом сожаления бросает трофей и припускает на голос, следом за оторвавшимися от него бойцами. Вовремя. Взвод натыкается на организованное сопротивление бандитов. Впереди заслон. В лицо солдатам бьют короткие прицельные очереди. Продвижение замедляется. Взвод залегает.
Кажется, что бой длится больше часа, хотя с первого выстрела прошло двадцать минут. Рудольф прыжком перескакивает на новую позицию в двух метрах впереди и выпускает очередь в прячущегося за пеньком в полутора сотнях метров поляка. Верная винтовка выплевывает пять-шесть пуль и замолкает. Затвор остается открытым. Магазин кончился.
Выхватить из подсумка полный магазин, перезарядить оружие. Рудольф поднимает голову над стволом поваленного дерева и тут же ныряет обратно за укрытие. Ровно за полсекунды до того, как в ствол впиваются пули. Деревяшка качнулась назад, солдату за шиворот сыплются щепки и древесная труха.
Место неудобное. Ползком вдоль бревна к комлю. Выглянуть из-за корней и оглядеться. Поляков не видно. Рудольф сползает в яму под корнями вывороченного клена. В кустах за пятым деревом, если считать от выворотня, видно какое-то шевеление. Рудольф приподнимает штурмовую винтовку и наводит оружие на кусты.
– Давай, выползай, недоносок, – бормочет ефрейтор.
Высокие перистые листья борщевика рядом с кустарником подозрительно покачиваются. Кто там – свой или поляк? Рудольф вспоминает, что противника должны зажимать с двух-трех сторон. Нет, лучше подождать. Так можно своему товарищу залепить пулю в лоб. Ни черта не видно!
Вдруг над лесом проносится уверенная, насквозь знакомая и такая родная грозная песнь ротного «МГ-48». Ему вторит второй номер. Значит, машины вышли на просеку вдоль железной дороги и перерезают бандитам пути отхода.
Рудольф напрягается, подтягивает ноги, готовясь выпрыгнуть из ямы и проскочить еще пару-тройку шагов. Вон, за корнями той сосны можно укрыться. Вдруг из-за спины ефрейтора Киршбаума выбегает ефрейтор Глазер. Товарищ даже не замечает Рудольфа и прыгает к поваленному клену. Не успевает.
Кусты и заросли борщевика оживают. Из-за листьев выглядывают стволы штурмовых винтовок, короткие очереди в упор.
– Нет!!! – Рудольф поднимается над краем ямы и бьет по кустам одной длинной очередью.
Справа и слева его поддерживают огнем. Не менее трех стволов. Пули штурмовых винтовок буквально выкашивают заросли.
Магазин вылетает в пару мгновений. Сухой щелчок затвора, стреляные гильзы под ногами. Ефрейтор встает на ноги и перезаряжает оружие. Поворачивает голову. Юрген Глазер рядом. Лежит в двух шагах от Рудольфа. Глаза открыты, на лице застыло изумленное полудетское выражение. Пилотка слетела с головы и зацепилась за ветку орешника. Штурмовая винтовка валяется рядом со своим хозяином.
– Отделение, не задерживаться! – на сцене появляется гауптфельдфебель Вебер.
Эмиль Вебер перебегает через открытое пространство. Кажется, он даже не обратил внимания на гибель несчастного Глазера. Гауптфельдфебель опускается на одно колено, выпускает короткую неприцельную очередь по кустам и призывно машет штурмгевером. Люди один за другим поднимаются и идут вслед за старшим.
Сопротивление банды сломлено. Рудольф задерживается у кустов. Да, два трупа. Совсем еще молодой безусый мальчишка и полноватый короткостриженный мужчина лет пятидесяти. Паренек сидит, прислонившись спиной к стволу дерева. Грудь разорвана автоматными очередями, голова безвольно склонилась набок, из уголка рта вытекает красная струйка.
Подросток, старшеклассник, в Германии таких в армию не берут и к серьезной работе не допустят – инспекция по охране труда запрещает, – а в генерал-губернаторстве он уже стал боевиком Армии Крайовой, успел убить взрослого человека, солдата вермахта.
Рудольф Киршбаум наклоняется над телом и закрывает пареньку глаза. Единственное, что он мог сделать для погибшего, как и положено мужчине, подростка. Странно, Рудольф не чувствует ненависти к поляку, даже погибший на глазах ефрейтора Юрген Глазер не взывает к отмщению. Все было честно. Смерть уравняла бывших противников: кадрового военного, защитника отечества, и паренька из колонии, погибшего за какие-то свои варварские идеалы.
Бой закончился. Стиснутые со всех сторон огненными клещами повстанцы погибли все до единого. Прочесывавшие лес солдаты нашли четырнадцать трупов поляков. В зарослях акации на краю просеки, по которой проходит железная дорога, обнаружились рюкзаки с взрывчаткой. Повстанцы планировали взорвать поезд.
– Странно, что они так долго выжидали, – пробурчал гауптман Шеренберг, ковыряясь носком ботинка в куче тротиловых шашек.
– Плохо, не взяли пленного, – заметил лейтенант Тислер.
– Так это твои поднажали и бегущих перебили, – парировал командир первого взвода обер-лейтенант Карл Дикфельд. – Сам из пулеметов всех скосил.
– Не спорим, господа офицеры, – негромко проговорил ротный, бросая красноречивый взгляд искоса на крутившихся рядом солдат. – Не надо показывать людям свои ошибки и неуверенность.
Проходивший рядом и слышавший начало разговора Рудольф Киршбаум только грустно вздохнул, ефрейтору было тошно. Почти всей ротой давили банду каких-то подрывников-бомбистов. И при десятикратном перевесе потеряли троих бойцов. Двое погибших, в том числе ефрейтор Глазер, а Адольф Кашка получил три пули в живот. Состояние тяжелое. Если солдата не довезти до врача, дело кончится плохо.
