Глава 22

После короткого двухдневного перерыва Евгения Викторовна вернулась к проекту. В институт как раз поступила очередная партия документов. Переработка много времени не заняла. Для ментата проглотить и переварить пару папок материалов – дела на два часа.

Убрав обратно в папку последний лист, Евгения Викторовна вызвала из памяти паутину связей проблемы и раскидала по ней новые данные. Модель практически не изменилась, только стала еще четче и контрастнее. Выявилось несколько мелких нюансов, незначительных деталей общей картины. Холодный рассудок парил над моделью, сканировал ее узлы острым скальпелем математического анализа, выявлял скрытые связи, рисовал фантасмагорическую и одновременно абсолютно логичную, точную, как математическая формула, картину.

– Активность боевых групп аковцев в южной части генерал-губернаторства аномально низкая, – говорит ментат.

– Переброска сил в более перспективный район? – подсказывает завлаб.

– Нет. Затишье перед крупной операцией. Усыпление бдительности контрпартизанских частей, полиции и администрации. Расчет на две недели. Быстрая переброска боевых групп или расконсервирование подполья. Вероятна крупная акция на химическом комбинате или серия взрывов на железной дороге.

– Вероятность участия группы, захватившей вице-адмирала?

– Высокая. Пленные будут использованы в качестве живого щита или в качестве приманки.

– Прошлый сеанс дал возможность такого использования, – заметил Сергей Павлович.

Завлаб прекрасно помнил все, что происходило во время последнего сеанса. Ему, как и Евгении Викторовне, не требовалось сверяться с записями.

Глаза ментата закрылись. Два глубоких вдоха, долгая пауза, выдох, принять пилюлю с препаратом. Желатиновая оболочка растворяется в желудочном соке за две минуты. Усилие воли вызывает сокращения желудка, порошок проталкивается в кишечник. Препарат начинает всасываться. Дьявольские молекулы сложнейшего соединения, целого комплекса соединений попадают в кровь и быстро достигают мозга. Попутно препарат изменяет работу желез, стимулирует кровоток через печень, усиливает вывод продуктов распада.

– Изменяю уровень, – звучит механический голос.

– Выявляются нарушения взаимодействия штаба повстанцев с курирующим его отделом гестапо. Власти ждут диверсию, но не могут назначить или установить конкретные сроки акции и объект.

– Штаб контролируется оккупационными властями?

– Частично. Гестапо и полиция считают, что контролируют. Рядовые повстанцы считают себя частью независимого подпольного движения. Часть руководства Армии Крайовой отдает себе отчет в наличии контроля и ведет свою игру. Влиятельная группа в штабе разрабатывает операцию, не понимая, что работают под колпаком и являются частью операции отвлечения.

– Наличие агентов иностранных разведок?

– Гарантировано. Расчетом выявляются агенты ЦРУ, КГБ и Италии. Низкая вероятность работы разведок Канады, Австралии, Швеции, Турции и Аравии.

– Степень влияния?

– Не определяется. Предполагаю только сбор информации и использование групп аковцев в качестве промежуточной базы для заброса нелегалов.

Работа шла. Чередование вопросов и ответов. Четкое скальпирование проблемы, хирургическое препарирование вопроса. Ассистент еле успевал фиксировать материалы. К сожалению, ответа на главный вопрос сеанс не дал. Просчитать вероятное местонахождение вице-адмирала Котлова и его людей не удалось. Зато в качестве попутного продукта ментат выдал интерпретации текущего положения дел в генерал-губернаторстве.

Выйдя из режима глубокого анализа, Женя Петрова сделала медленный вдох полной грудью, потерла переносицу и потянулась к стакану с соком. Сергей Павлович отложил в сторону ручку и глубокомысленно изрек:

– Не так все плохо, как кажется. Если прогноз на диверсию в южной части Польши верен, наши политики посоветуют немцам усилить бдительность.

– Наши не будут советовать, – резко мотнула головой Женя. – Предупреждение без веского основания подозрительно. Оно становится подозрительным вдвойне, если сбывается. Если вскроется подготовка к акции или повстанцы сумеют провести операцию, заподозрят нас.

– Логично, Евгения Викторовна, – на лице Александра играла жизнерадостная, полная задора и энергии улыбка. Такое лицо, такая искренняя радость от проделанной работы бывают только в юности. С возрастом мы привыкаем радоваться только конкретному результату.

– Закругляемся, идемте все обедать, – серьезным тоном произнес завлаб.

– Заказываем овощи, – кивнула Женя.

– Мне трудно понять, – задумчиво промолвил Александр, – почему польский вопрос оказался таким сложным? Почему вдруг выявляются такие сложные связи между властями, повстанцами, иностранными разведками, выясняются дрязги внутри движения?

– Дрязги внутри движения это естественное явление, – пояснила Евгения Викторовна. – Всегда идет борьба между локальными группами, и всегда эту борьбу пытается использовать третья сила.

– В Польше третьей силы очень много.

– Так регион интересный. Я думаю… – ментат тряхнула головой. – Я думаю, генерал-губернаторство – это слабая точка Германии. Полигон. А регион, в котором ведется открытое уничтожение местного населения, колонизация, отрабатываются технологии «мягкого» подавления и истребления неугодных, всегда интересен. Империалистам важно перенять нацистские технологии, научиться применять их для собственных нужд. Нам необходимо научиться противостоять методам гуманного истребления населения, выявить слабые точки и разработать лечебные методики.

– Нацизм совсем не изменился. Пусть после смерти Гитлера он стал мягче, гуманнее, но суть-то прежняя – бесчеловечность в кубе.

– Предпосылки ошибочные, расчет неверный, а выводы правильные, – рассмеялся Сергей Павлович.

– А где ошибка?

– Молодой человек, вам должны были еще в политехе читать лекции о политических системах. Да вы же почти ментат, сами должны учиться и работать головой, не особо доверяя официальным газетным статьям, – говорил завлаб совершенно спокойно. Здесь, в стенах института, допускалась любая ересь, любые идеи и предположения, любые сомнения. Контингент настолько сознательный и независимый, что ему дозволялось все.

– Нацисты делают акцент на национальном и расовом вопросе. Это не хорошо и не плохо, межнациональные различия зачастую велики, расовые еще больше. Некоторые ученые на полном серьезе заявляют, что основные расы это подвиды человека, настолько велика разница между европейцем и, к примеру, негром. Различие на уровне физиологии, биохимических реакций, скорости прохождения нервных импульсов, разной пропорции частей мозга.

Национализм и расизм всегда сопутствовали нашей цивилизации. Всегда производилось сравнение между различными нациями. Тем более, различия зачастую видны невооруженным глазом, национальные особенности, врожденные склонности никуда не деваются. Антропологи делят большие расы на десятки малых рас, и везде есть различия. Карта рас хорошо ложится на этнические, национальные карты.

Только в Советском Союзе кардинально отошли от практики разделения людей на хорошие и плохие нации. У нас реально действует принцип: от каждого по способности, каждому по труду. И даже неспособным к труду обеспечивается небогатая, но сносная жизнь. Если, конечно, эта неспособность не вызвана криминальными наклонностями или патологическим отвращением к труду, – улыбнулся Сергей Павлович.

– В большинстве передовых стран не так, там зачастую и вопроса равенства не возникает. Традиция, обычай, политические предпочтения однозначно ставят определенные нации и расы в положение париев. Да, знаменитая американская «Декларация прав человека» писалась рабовладельцами, и слово «человек» в ней относится только к англосаксам протестантского вероисповедания, с натяжкой – к другим белым.

– Это известная практика, – заметил Александр. – А в чем ошибка нацистов?

– Наши «заклятые друзья», как в свое время выразился товарищ Сталин, ставят расовый вопрос во главу угла, это для них «священная корова», краеугольный камень и эквивалент Единого уравнения Вселенной. Идея великой арийской расы направляет политику и ведет страну в тупик. Интересная, но рискованная концепция. Здесь все дело в чувстве меры.

Можно использовать национальную гордость, чувство превосходства над соседями для позитивного развития. Можно ставить вопрос так, что национализм приведет к здоровой конкуренции, к прогрессу, заставит людей брать пример с идеала своей нации и тем самым самим становиться лучше. А можно тупо кичиться своей исключительностью и уничтожать всех, не попадающих под стандарт, вместо того чтоб сотрудничать, правильно учитывать национальные различия и учиться у соседей. Именно учиться, перенимать лучшее, не забывая о собственных достоинствах.

Нацисты, акцентируя внимание на расе, сделали ошибку в формировании образа истинного арийца. На первое место ставились физиологические признаки, характер жесткого, неукротимого, непобедимого воина, физическое развитие и верность партийным идеалам. Именно идеология, отбор по верности идеалам, публичным клятвам делу рейха, громким заявлениям, а не конкретной работе, преувеличение роли военных привело в сороковых годах к резкому падению уровня образования, росту коррупции и снижению социальной защищенности рабочих. Явление временное, немцы быстро разобрались в ситуации и выправили положение, для этого им пришлось провести пару масштабных чисток, внести поправки в официальную идеологию.

Нехорошо повлияли на ситуацию межклановые войны, излишняя независимость партийных бонз, попытка поставить науку под партийный и расовый контроль. Советский Союз в свое время отказался от партийного контроля над народным хозяйством, немцы – нет. В результате у них существует ситуация двоевластия, вмешательства в хозяйственные вопросы идеологической составляющей. Не получивших профильного образования, в общем-то, людей.

– Полезная лекция, спасибо, Сергей Павлович. А у нацистов есть шанс исправиться?

– Шанс на исправление есть у всех, – поднял палец завлаб. – Гюнтер Кауфман – молодой, энергичный товарищ, был в руководстве молодежным движением. Если его политика отказа от наиболее одиозных форм расовой политики, перестройки отношений в Европе и сокращения армии не приведет страну к краху, Германия сделает еще один шаг к настоящему социализму.

– Я считала, что Кауфман политик прагматичный и под видом либерализации уводит свою страну с передовой в тыл, за счет сокращения расходов готовит промышленное перевооружение, – сказала Евгения Викторовна.

– А на линию фронта, на передовые позиции пришлось вместо немцев выдвинуться нам, – отозвался Александр. – У нас возникли проблемы с европейцами, обострились отношения с США, мы были вынуждены усилить наши передовые базы и занять позиции в Ирландии.

– Не так уж и велики наши расходы, усиление произошло за счет частей из европейской части Союза, – заметила Евгения Викторовна. – Оборонный бюджет не изменился.

– Поговорили о политике, и стало ясно, что в Польше не так все сложно, как на мировой арене, – усмехнулся завлаб.

Он-то политикой интересовался, читал не только газеты, но и специальные аналитические статьи отечественных политологов. Почитывал и зарубежные издания. Маленькое хобби, отличавшее Сергея Павловича от остальных сотрудников института, зачастую вообще не знавших месторасположения ларьков «Союзпечати» и интересовавшихся международным положением, только если это относилось к разрабатываемой теме.

– Польша, бывшая Польша, а ныне генерал-губернаторство это один из элементов европейского раздела мировой политики, – констатировала Евгения Викторовна. – Заговорились мы, товарищи. Пора обедать, а после отдыха у меня по плану легкая гимнастика.

Возражений не последовало. Восстановление ментата после сеанса – дело святое, оно даже не обсуждается. График реабилитации каждый составляет себе сам, и только изредка приходится привлекать врачей. Бывали в институте такие случаи, когда заработавшегося человека насильно высылали в санаторий или военным самолетом забрасывали на Алтай. А что? Поездом долго, а тургруппа уже скомплектована и уходит на маршрут через два дня. Врачи же назначили человеку именно пеший переход по алтайскому предгорью.

Вечером Женя пришла домой отдохнувшей и посвежевшей. Глаза молодой женщины светились бесовским огнем. Домашняя работа спорилась. Дети умыты, накормлены и отправлены кто спать, а кто гулять. Вернувшийся из столярной мастерской Валера только головой покачал при виде легкой радостной улыбки на личике жены.

– Такое чувство, что ты на работе отдыхала, – рассмеялся он, когда перед ним поставили тарелку тушеной говядины с картошкой, а рядом, как по волшебству, появились горшочки со сметаной, соленьями, помидорной закуской.

Вечер они провели семейно, гуляли по парку, прошлись по тихим, застроенным финскими домиками улочкам на окраине города, спустились к морю. Вдыхая свежий воздух, подставляя лицо дующему с залива ласковому прохладному ветерку, Женя думала: какое это счастье жить в свободной стране, в небольшом приморском городке, дышать свежим воздухом и знать, что будущее принадлежит тебе.

Непривычно. Раньше такое считалось само собой разумеющимся. Раньше, до знакомства с материалами по колониальной политике Германии на своей восточной окраине. Просто удивительно ощущать разницу, глубочайшую пропасть между гражданином Советского Союза и гражданином второй категории Великого рейха. Первый не понимает, что такое быть ущемленным в правах, не иметь возможности дать своим детям образование, выехать за пределы своего региона, всегда и во всем уступать любому представителю высшей расы. А поляк уже забыл, что такое знать, что будущее есть, быть хозяином своей судьбы, глядеть на мир трезвым спокойным уверенным взглядом свободного человека.

Ночь супруги Петровы провели совсем как молодожены. Женечка пылала страстью и нежностью, ну а если молодая, красивая, умная женщина хочет, то… мужчина будет настоящим мужчиной.

Под утро Жене опять приснился страшный сон. На это раз ей привиделся Ленинград. Не привычный нарядный чопорный имперский город с одетыми в гранит набережными, широкими прямыми проспектами, затопленный потоками транспорта и затянутый в кольцо новостроек. Нет. Зима. Безлюдные улицы. Застывший посреди Лиговского разбитый трамвай. Заклеенные бумагой крест-накрест глазницы домов. Затянутые маскировочными сетями, закамуфлированные деревянными щитами дворцы. Вмерзший в лед на Неве эсминец с расчехленными, направленными в сторону моря орудиями.

Запомнились зенитки на перекрестках. Свернувшееся у парадного тело замерзшего человека в ватнике и бабьем платке. Сыплющийся с неба снег. Дребезжащая полуторка с сидящими в кузове бойцами в старой, тридцатых годов, форме. Люди измождены, черты лиц заострились, под глазами мешки, но глаза горят холодным неукротимым огнем.

Посреди сна вспомнилась импровизированная лекция Сергея Павловича. Истинные арийцы. Да, именно такие глаза – ледяное пламя серо-стального цвета, прожигающее насквозь альпийский гранит – и должны быть у тех самых арийцев из полубезумных пророчеств Гитлера. Но тогда почему эти люди в советской форме? И почему точно такие же глаза у матросов на палубе эсминца? Почему? Почему? Почему?

Очередь. Десятки людей выстроились перед дверями магазина. У дверей стоят двое, один в форме НКВД, второй в рабочем ватнике, с винтовкой в руках и красной повязкой на рукаве. Патруль, следят за порядком. Нет, не только – они охраняют хлеб!!! Ножом по сердцу режет жуткий безмолвный крик, тяжкий невыносимый стон умирающего от голода и холода, но не сдающегося города. Жуть! Это невозможно себе вообразить, такого просто не может быть, но это есть. Это есть. Не в нашем мире, но есть. И от этого никуда не деться.

Холодный рассудок ментата выносит вердикт: это все могло быть. Мозг даже во сне работает как часы. Анализ говорит, что сны – это прорыв из иного, не свершившегося мира. Из того варианта истории, который здесь счастливо избежали.

Страшная война. Немыслимое напряжение сил. Время высочайшего подвига, самоотверженности. Всплывает незнакомое выражение: «массовый героизм». Героизм, самопожертвование и крадущиеся следом подлость, трусость, мелкое предательство, глупость. Куда уж без глупости, она неизбывна, как этот мир.

Жизнь идет рука об руку со смертью. Героизм частенько есть результат чьего-то головотяпства. Головокружительная победа приводит к сокрушительному поражению. Простой расчет первой проекции говорит, что эта война должна была стоить Советскому Союзу больше двух десятков миллионов жизней, материальные потери не менее двух третьих стоимости основных фондов, бюджет целой пятилетки, сама страна отбрасывается на десять лет назад. Потерянное, сгоревшее в пламени войны десятилетие. Рвущиеся в небо, прущие вперед семимильными шагами, смеющиеся комсомольской молодостью тридцатые, годы, которым сам черт был не брат, для которых не было неразрешимых задач, обратились в пепел.

Евгения Викторовна открывает глаза. Мягкий сумрак. Рядом тихонько посапывает Валера. Тихая, мирная ночь. Ментат успокаивается. Железная воля усмиряет эмоции, консервирует чувства, загоняет их в пронумерованные ячейки памяти. Разум понимает, что все это только сон. Всего лишь пророческий сон, прорыв несбывшегося в наш солнечный, счастливый мир.

Евгения Викторовна скатывается с кровати и идет на кухню. После прошлого пророческого сна она вписала в свой список привычек обыкновение держать на холодильнике тетрадь и шариковую ручку. Специально на случай, если ночью придется работать. Сегодня тетрадь пригодилась. Записать сон в мельчайших подробностях, отдельно разложить эмоциональную составляющую, описать свои чувства, ощущения, оценить по десятибалльной шкале амплитуду эмоционального возбуждения. Теперь это не просто сон. Теперь это рабочий материал для будущего проекта.

Евгения Викторовна знала, что, завершив текущие проекты, она обязательно займется изучением случайно открытого феномена. Ментат тем и отличается от обычного человека, что он сам находит себе дело. Ментат терпеть не может тайн и необъяснимых явлений.