Глава 19
Удача – дама себе на уме, никогда не знаешь, когда она тебе улыбнется. В этот день Фортуна долго заигрывала с ротой гауптмана Шеренберга, манила, вертела хвостом, стреляла глазками и заманчиво улыбалась. Понемногу настроение мрачной решимости найти и задавить неуловимых бандитов передалось всем солдатам.
Ближе к вечеру Хорсту Тохольте выдалось проверить отдаленный хутор, спрятавшийся в паутине оврагов и перелесков. Просто во время очередной рекогносцировки взводный ткнул пальцем в карту и поднял глаза на первого попавшегося ему командира отделения:
– Много их не будет. Ты, главное, не заблудись. Дорог много, леса маленькие, но между ними легко потерять ориентировку.
– Так точно! – унтер-фельдфебель щелкнул каблуками, развернулся и побежал к своему «ганомагу».
Задача несложная. Главное, тут лейтенант Тислер прав, не запутаться и выйти именно к нужному хутору, а не в ближайшее болото, к примеру.
– А что если там целая банда сидит? – резонно заметил Руди Киршбаум. – А нас всего отделение!
– Разговорчики! – рыкнул Тохольте. – Отделение солдат вермахта на броне разорвет любую банду. По машинам!
Бойцы послушно полезли в боевое отделение бронетранспортера. Короткий отдых закончился. Курт Вахтель завел двигатель и выжал сцепление. Хорст Тохольте развернул на сиденье пулеметчика карту и сосредоточенно водил по ней пальцем, пытаясь понять, соответствует она местности или нет. Да, в диких отдаленных районах бывает и так: вроде нарисован мост, а его давно нет или не было, местный барончик вытребовал бюджетные деньги, благополучно их украл, а доложил, как будто все построено.
Через два километра броневик свернул на заросшую, давно неезженую дорожку. Отделенный командир посчитал, что так будет быстрее. Мехвод был с ним согласен, Курт вообще считал, что там, где прошла одноконная телега, там и «Ганомаг-600» проедет. Машина мощная, проходимая, не танк, но дает фору любому гражданскому внедорожнику.
– Вижу следы привала! – выкрикнул Ганс, махнув рукой вправо.
– Тормози!
Курт Вахтель выполнил команду, машина буквально врылась колесами в землю. Хорст Тохольте чудом успел в последний момент ухватиться за сиденье, но все равно его чувствительно приложило черепом о бронестекло.
– Урод! Свин болотный! – с чувством произнес ефрейтор Киршбаум, вылавливая на полу свой штурмгевер.
Неожиданное происшествие почти не повлияло на боевой дух солдат. Хотя Гансу досталось за всех. Выяснив, что следы привала представляют собой старое кострище и брошенный в десятке метров от дороги дырявый котелок, под которым еще обнаружился мирно спящий свернувшийся спиралькой уж, унтер-фельдфебель Тохольте устроил солдату разнос всеми путями и во все отверстия. Впрочем, солдат воспринял начальственный гнев спокойно, без обиды, молча козырнул и ответствовал, что больше такое не повторится.
– Командир, тормозил Вахтель, а растоптал ты другого, – негромко проговорил Киршбаум, когда солдаты возвращались к машине.
– Кричал громко, мехвода напугал, – нервно заявил унтер-фельдфебель. – Давай, поехали. Время идет.
На этом приключения закончились. Дорога была правильной, ровно три километра по лесу, затем она вышла на нормальную укатанную грунтовку. Тохольте распорядился бдеть в оба, до хутора оставалось совсем ничего.
На этот раз отличился Рудольф Киршбаум. Ефрейтор заметил в бинокль шевеление на опушке леса. Да еще за кустами поблескивали стекла машины.
Бронетранспортер, урча мотором, свернул с дороги и понесся напрямик через поле яровой пшеницы. Бойцы приготовились десантироваться. Помня недавнее приключение, парни предусмотрительно с сидений не вставали, одной рукой держались за поручни. Отделенный командир сложил карту и взялся за штурмгевер.
В полусотне метров от края леса Вахтель повернул машину налево и снизил скорость. Солдаты без напоминания посыпались через задний борт. Перекат. Подняться на ноги и, пригибаясь, трусцой к лесу. Рудольф еще успевал бросать короткие взгляды на своих людей, не отстает ли кто. Нет, отделение вытянулось ровной цепочкой.
Между деревьями мелькает оранжевая куртка. Не стрелять! Чуть дальше, за кустами бузины, стоит машина. Легковушка.
Рудольф бежит туда. У дерева ефрейтор остановился и огляделся. Кажется, застали врасплох. Выстрелов и криков не слышно. Только из-за кустов доносятся странные звуки.
– Иоганн, Ганс, догоняйте оранжевого! – командует Киршбаум. – Не увлекаться! Глядеть в оба!
Парни расходятся цепью, занимают опушку леса, двое бойцов выдвигаются вперед. Еще двое по команде ефрейтора бегут вслед за неизвестным. Выстрелов не слышно. За спиной урчит мотором бронетранспортер. Хорст Тохольте готов в любой момент прикрыть людей пулеметным огнем.
Десять шагов вперед. Обойти кусты. Вот и машина. Ядовито-зеленого цвета «Фиат», нечто гражданское и совершенно новое. Машина сверкает свежей лакировкой, протекторы почти не стершиеся, на стеклах ни единой царапины. Ефрейтор заходит за машину и останавливается. Глаза невольно расширяются и лезут на лоб. Штурмовая винтовка опускается, а в штанах наоборот чувствуется пробуждение.
Открывшаяся взору солдат картина впечатляла. У машины на гобеленовой накидке расположились трое молодых людей. Естественно, они совершенно ничего не слышали, рев мотора БТР, треск сучьев под ногами солдат остались за гранью их восприятия. Двое мужчин без штанов и одна совершенно голая девушка. Все трое на коленях. Девица расположилась на карачках между мужчинами. Один драл ее естественным путем, а второй вгонял в рот. Глаза парней горят огнем, видят только спину подружки.
Рудольф Киршбаум заставил себя оторвать взгляд от порнографической картины и оглядеться. Следы пикника. На газетке нарезанная колбаса, сыр, бутылка вина, четыре стаканчика. Рядом скомканные коричневые брюки и форменный китель гражданского чиновника. На боковом зеркале машины висит фуражка.
– Я следующий, – громко заявил Отто Форст. Старший солдат широко улыбался, всем своим видом демонстрируя, что не прочь принять участие в забаве.
Один из мужчин, тот, что был сзади девушки, дернулся и выпучил глаза при виде нежелательных свидетелей. Рудольф с садистским наслаждением отметил про себя, что человека остановили в самый последний момент, в двух шагах от пика.
– Продолжайте, пожалуйста, мы подождем, – грустным голосом вежливо предложил ефрейтор, показывая кулак Отто Форсту.
Не помогло. Мужчина, наоборот, отстранился, поднялся на ноги и, прикрывая руками обвисшее достоинство, затравленно озирался.
– Вот они! – с этими словами молодой человек рванулся к машине и выловил из-под бампера полосатые подштанники.
Его товарищ оказался крепче. Он только схватил готовую вскочить девицу за волосы и продолжил свое дело. Глаза парня налились багровым, из глотки вырывался звериный рык. Ситуация явно доставляла ему извращенное удовольствие. Девица прекратила вырываться и вернулась к своему прямому делу, благо держали ее крепко, а кричать не получалось, ибо рот занят. Мужчина последний раз двинул тазом, остановился и, отпустив девушку, вытер тыльной стороной ладони пот со лба.
– Добрый день, извините за неприличный вид, – человек развел руками и вежливо кивнул.
Совершенно не стесняясь наготы, он поднялся, нашел свои штаны. Те самые, коричневые, от формы чиновника. Оделся и повернулся к ефрейтору Киршбауму.
– Чем обязан? – держался человек ровно, с чувством собственного достоинства.
В процессе короткого разговора выяснилось, что трое друзей решили провести прекрасный летний день на природе. Взяли машину, подцепили по дороге девочку и покатили в лесок. Рудольф Киршбаум усомнился, что для того, чтоб покататься на смазливой девице и выпить немного вина, надо забираться в такую глушь. С ним согласились. Эрвин Готенберг, тот самый, что драл девицу в рот, рассмеялся и честно рассказал, как все было на самом деле.
Простой инспектор министерства народного образования – да вот и китель – отправился с инспекцией по вверенным его попечению школам. Все просто, как старшеклассница: проверка подготовки школ к началу учебного года, заявок и учебных программ. Обычная работа инспектора. Сегодня утром Эрвин проезжал через деревню Липскирх, встретил своего старого друга Макса, работавшего директором школы, и решил это дело отметить на природе.
Сверившийся с картой унтер-фельдфебель Тохольте согласился с версией. Липскирх находится в десятке километров к северу, по дороге получается километров с пятнадцать. Совершенно верно. Но друзья еще проскочили через какую-то польскую деревню, выбрали понравившуюся девицу и двинули дальше.
– Неужели здесь так просто? – удивился Рудольф.
– Вы недавно в генерал-губернаторстве? Польки очень сговорчивы, всем, конечно, не дают, но если вы ей понравитесь, то за пару марок, а то и дешевле, можно хорошо провести время.
– А я думал, здесь все закостеневшие католики! – изумился Тохольте.
– Старое поколение, а молодежь еще в школе теряет девственность и учится ублажать настоящих арийцев, – оскалился Эрвин. – Сразу говорю, не ищите целок из тех, кому за шестнадцать. Если хотите редкое удовольствие – берите школьниц. Они быстро взрослеют. Самое лучшее: молодость и одуряющий аромат гормонов.
Пока солдаты допрашивали инспектора, его товарищ спокойно курил у машины. Но стоило ему заметить ухмылку на лице кого-то из солдат, как директор школы сразу же краснел и отводил взгляд в сторону. Человеку было стыдно, не мог успокоиться после того, как его поймали без штанов и в самый пикантный момент. А вот девица и не думала смущаться. Сидела себе на траве в одной юбочке чуть выше колен и наброшенной на голое тело незастегнутой рубашке. Молоденькая, стройная, с нежной кожей и небольшой упругой грудью полька беззастенчиво стреляла глазками. При этом как бы невзначай пододвинулась к Отто Форсту. Явно крепкий светловолосый солдат с квадратным мужественным подбородком и открытым взглядом ей понравился.
Иоганн и Ганс вернулись с пустыми руками. Шофер оказался достаточно прытким и оторвался от преследователей. Что ж, с точки зрения ефрейтора Киршбаума, это уже проблема не солдат, а инспектора Готенберга. Ничего, если водитель не заплутает, не потеряется в ближайшем овраге, вернется. Машина-то под его ответственностью, как расписался в гараже перед выездом, так должен вернуть все в целости и сохранности.
Пока Хорст Тохольте расспрашивал гражданских обо всем, что они видели или могли видеть по дороге, пока солдаты глазели на красотку, ефрейтор обошел вокруг машины, невольно любуясь железной лакированной красавицей. Да, пожалуй, после отставки тоже надо будет купить себе машину. Вдруг внимание Рудольфа привлекло что-то лежащее на заднем сиденье и прикрытое газетой.
Киршбаум огляделся, поправил висевший на груди штурмгевер и осторожно приоткрыл дверцу. Газета отлетела в сторону, открывая бельгийский пистолет-пулемет. Решение пришло сразу же. Ефрейтор отступил в сторону и поднял свой «СГ-56». Мгновение, доля секунды. Готенберг по глазам Киршбаума понял, что его разоблачили. Рука инспектора нырнула за пазуху. Стеснительный школьный директор Макс бросил папиросу в лицо Вальтеру Горбрандту и прыгнул к переднему сиденью машины.
Доля секунды. Готенберг выхватывает пистолет. Гремят выстрелы. Перед глазами Рудольфа стоит изумленное лицо Иоганна Миде, парень летит на землю, зажимая рукой рану на груди. Палец ефрейтора жмет на спусковой крючок. Короткая злобная очередь бьет инспектора в грудь. На груди расплываются красные пятна. В стороны летят брызги, какие-то ошметки. Школьный директор не успевает дотянуться, выхватить из-под сиденья автомат, как ему в спину впиваются пули из пистолета Хорста Тохольте.
Все произошло очень быстро. Половина солдат не сообразила, что к чему, парни даже не успели поднять штурмгеверы, только присели, отшатнулись в сторону или упали на землю. Девица поднялась на деревянных ногах, шагнула к телу Эрвина, остановилась, подняла на Рудольфа круглые, полные ужаса глаза и пронзительно завизжала.
– Я не понял, откуда у него пистолет, – растерянно произнес Хорст Тохольте, разводя руками.
Отто наотмашь хлестнул девицу по лицу, чтоб заткнулась. Рудольф привычным движением поставил штурмгевер на предохранитель и забросил его за спину. Настроение было паршивым, хотелось напиться и забыть все как страшный сон. Двое парней наклонились над бедолагой Миде. Парню повезло, выпущенная в упор из спортивного пистолета остроконечная пуля пробила грудь навылет. Кровь, конечно, хлестала, как из свиньи, но это дело поправимое, солдатская аптечка для таких случаев и предназначена.
В машине «педагогов» нашли небольшую американскую рацию на русских аккумуляторах. В салоне обнаружились два автомата и армейский пистолет. В карманах мертвецов были документы на имя Эрвина Готенберга и Макса Готфрида фон Штраале, немного наличности, сберегательные книжки Рейхсбанка. Вот и все. Налицо застреленные террористы, один раненый и зареванная девица. Все на руках унтер-фельдфебеля Тохольте.
Мужчины ряженые. А вот девушка-то была самая настоящая, ни за кого себя не выдававшая Вика Нуркевич, шестнадцати лет от роду, католического вероисповедания, дочь батрака и продавщицы из села Вукобары. Покойных панов она раньше не знала и никогда не видела. Эрвин мужчина был ничего, обстоятельный, интересный, да и деньги лишними не бывают. Родители зарабатывают сущие гроши, отец с утра до ночи пропадает в поле, пашет, как негр, денег нет, да еще половину получки спускает на самогон. Мать тоже работает с утра до позднего вечера, в лавке. Братишка пока не работает, маленький еще. Денег не хватает, а молодой девушке хочется одеться, в люди выйти, мужа себе хорошего, непьющего, перспективного да удачливого найти, вот и приходится подрабатывать. В деревне знаете как, платят совсем ничего, а пан Эрвин такой красивый да мужественный, улыбался, конфетами угощал, сразу заплатил три марки за троих панов.
– Надо таксу запомнить, – хмыкнул себе под нос Хорст Тохольте.
На вопрос, почему б не наняться работать в публичный дом, девица ответствовала, что у них так не принято. Полька никогда не будет работать проституткой. Свободная любовь, да еще когда за это деньги платят – это одно, можно согласиться, можно отказаться. Приличная девушка сама выбирает, с кем провести время и стоит ли позволить парню нечто больше поцелуя. А вот когда с кем попало, продавать себя первому желающему, это позор. Торговля своим телом это большой грех.
Командир отделения вовремя вспомнил, что задача не выполнена, в перестрелку попали, на руках два трупа, раненый солдат, девка и по лесу где-то бегает подельник убиенных бандитов. Связываться с взводным Тохольте решил по рации на бронетранспортере. Она мощнее переносной УКВ, и ребятам лучше не слышать, как командиру выволочку устраивают. В том, что взводный разорется, Хорст был уверен. Живыми надо было диверсантов брать, тогда бы все оказались героями, а так…
Унтер-фельдфебель ошибся. Лейтенант Тислер выслушал доклад, поинтересовался состоянием Иоганна Миде и спросил, точно ли шофер далеко убежал. Получив утвердительный ответ, лейтенант приказал оставить с раненым и девкой одного солдата, а отделению галопом нестись и выполнять задачу.
– Чтоб за четверть часа доехали и все там обыскали! – рыкнул Вильгельм Тислер. – За людей не бойся, я высылаю броню. Миде заберут и отвезут к врачу.
– Слушаюсь, – Тохольте постарался выдавить из себя чуточку энтузиазма, специально для взводного. Получилось плохо.
Выполнить приказ буквально – добраться до проклятого хутора за четверть часа – не удалось. Пока собирались, рубили лапник под лежак для Иоганна Миде, прошло минут пять, на дорогу до хутора потратили еще двадцать. Однако успели, лейтенант Тислер вызвал по рации командира отделения как раз в тот момент, когда бронетранспортер подкатывал к воротам фольварка, а ребята готовились спешиваться. Взводный радировал для того, чтоб сообщить, что Миде забрали, с солдатом все в порядке, его везут в больницу.
Трое бойцов побежали вокруг забора в поисках лазеек или задней калитки. Тохольте вразвалочку подошел к воротам и пару раз как следует стукнул прикладом по калитке. Открывай, давай! Ответом ему послужил только истошный лай собаки. Хорст уже подумывал, не стоит ли перелезть через забор, благо он не высок, два метра и поверху доски не заострены, а обшиты планками.
За воротами послышался шум, топот, кто-то уронил пустое ведро, собака успокоилась, лай сменился глухим ворчанием. Хорст обернулся, окинул оценивающим взглядом своих ребят и еще раз приложил по калитке, да так, что чуть ее не вынес.
– Клац-клац, дома кто есть? – поинтересовался унтер-фельдфебель.
– Я бегу, пан солдат. Бегу! – крикнули с жутким акцентом дребезжащим старческим голосом.
Задвижка щелкнула, и на пороге появился седовласый старец. Подняв на Хорста мутные выцветшие глаза, дед залопотал по-польски. Судя по интонациям, рассказывал что-то или жаловался, без переводчика и не понять. Возникла заминка. Отодвинуть старика в сторону и пройти Тохольте стеснялся, а дед знай себе трещал, как сухие дрова.
– Дорогу, старый пень! – не выдержал Рудольф. Дед ему порядком надоел.
– Пан солдат хочет зайти? – старик сразу вспомнил человеческий язык. – Только у нас ничего нет. Вудки нет, пива нет, браги нет, свинины нет, сосисок нет.
Дед еще долго бы перечислял, чего у него нет, но двинувшийся вперед ефрейтор просто заставил его отступить в сторону. Надоел. Специально зубы заговаривает, чтоб успели спрятать недозволенное к хранению.
Во дворе Киршбаум первым делом обратил внимание на новенький трактор. Агрегат купили только в этом году, заводская краска не успела обтереться, крылья и боковины без вмятин. На нем даже почти не работали. Только успели убрать озимые, может быть. Хм, если бауэр раскошелился на такое, просто удивительно, что у него в доме ничего нет. Хотя спиртного точно может и не быть. Некогда ему пить. Замечено – поляк, работающий как немец, и живет как немец.
Выглянувшие из дома молодой паренек и девушка, почти девочка лет четырнадцати, во все глаза смотрели на солдат. А вот и кто постарше появился – из сарая вышел мужчина средних лет в замаранной рваной рубахе и испачканных навозом сапогах.
– Посторонние в доме есть? – интересуется Хорст Тохольте.
– Да, уже есть, – ответствовал крестьянин, упирая руки в боки.
– Кто?
– Пять немецких солдат.
– Я спрашиваю, кроме нас и твоей семьи, посторонние есть? – Хорст свирепо вращал глазами, однако про себя и Тохольте, и Киршбаум были восхищены удачной незатейливой шуткой.
Молодец поляк, не строит из себя темное тупое быдло из глубинки, лишь бы отстали, знает себе цену.
– Нет. Посторонних сегодня нет, у меня гости редко бывают. Вот два дня назад торговец заглядывал, хотел урожай сторговать.
– Сторговал?
– Нет. Как соберу, подсчитаю, так и повезу закупщикам, а крапивное племя у меня гроша ломаного не получит, пусть дураков ищут.
Говорил поляк правильно, почти без акцента. Видно было, немецкий для него хоть и не родной, но и не чужой. Языковая практика регулярная. За последние дни Рудольф Киршбаум наслышался таких акцентов, такого косноязычного коверканья языка Гете, Ницше и Шиллера, что уши вянут, а язык сам по себе к небу прирастает. С этим же человеком поговорить приятно.
