Глава 14
Рота в тот день так и не добралась до Демблина. После стычки с партизанской засадой на гауптмана Шеренберга свалились три распоряжения от комбата, и все три противоречили друг другу. Ротный был в бешенстве. Срывавшиеся с его губ ругательства вгоняли в краску видавших виды унтер-офицеров и прошедших огонь и воду обер-ефрейторов со знаком «Шесть лет выслуги».
Ситуация в целом была проста, как два пальца обмочить – майор Курт фон Альтрок сам не знал, что ему в следующий момент прикажет большое начальство и как растянуть батальон на весьма немаленький район ответственности. Комбат не был богом, и лишних людей у него не было, он с большим удовольствием отвел бы роты в лагерь на отдых, но замены нет и не будет. Полк во главе с оберстом Гюнтером Бадински застрял вместе с тылами в Модлине, бронетехника и артиллерия потерялись, а за все про все отвечал один майор фон Альтрок.
Обстановка менялась каждые полчаса, с каждым сеансом связи. Жизнь, как всегда, не желала подчиняться планам командования. Неизвестно с чего активизировались повстанцы Армии Крайовой, регулярно приходили сообщения об акциях неповиновения, бандитских налетах, волнениях в местах компактного проживания поляков.
Солдаты не знали, что работавшие в этом районе егерские команды сами сбиваются с ног, полиция перешла на казарменный режим и тщетно пытается защитить хотя бы города, с минуты на минуту ожидается разрешение на формирование фольксштурма, обстановка в генерал-губернаторстве препоганейшая. Люди получали противоречивые приказы, они видели тела своих погибших товарищей и не знали, что их ждет завтра.
Солдаты видели неуверенность начальства, видели, что, несмотря на бравый, горделивый вид ротных и взводных командиров, те не могут сказать ничего толкового. Да, сегодня гауптман Шеренберг уже был готов сослаться на неисправность радиостанции и оккупировать деревеньку. Людям нужны отдых, горячая пища и возможность снять нервное напряжение. Что касается местных… Пусть терпят. Они уже виноваты тем, что дали кров бандитам. В перестрелке с рванувшей из селения четверкой повстанцев погиб штаб-ефрейтор Шмидт. Вечная ему память.
С учетом вышесказанного, Хорст Шеренберг не стал бы возражать, возжелай его люди раскатать проклятую деревню по бревнышку, главное, чтоб живых свидетелей не осталось. Появилась в последнее время у судейских мода принимать и даже рассматривать иски недочеловеков. Год назад одного майора разжаловали за неадекватную жестокость по отношению к населению без гражданства. Скоты, одним словом!
Из трех пришедших в течение получаса распоряжений первое требовало продолжать движение к Демблину. Второе предписывало возвращаться к месту дислокации. Гауптман Шеренберг уже успел обрадоваться и поделиться своей радостью с взводными и старшими унтерами, как рация снова ожила. Третий приказ был более адекватен, хоть и не таил в себе ничего выдающегося. Роте предписывался бросок по направлению к Радому. Далее занять большое немецкое село Кюхендорф и установить посты на подступах к мосту через Радомфлюс.
Огласив ледяным голосом приказ, комбат пообещал, что местный партайляйтер будет в курсе и в лепешку расшибется, дабы расквартировать роту с максимумом удобств. Немцев в окрестностях Радома мало, все больше поляки, потому переселенцы чувствуют себя, как сидя голой задницей на раскаленной сковородке. Дошло до того, что оружейные магазины перевыполнили годовой план по продажам, люди активно вооружаются. Еще немного, и граждане сами без приказа свыше организуют отряды самообороны и займутся отстрелом потенциальных укрывателей и сочувствующих повстанцам. Надо ли говорить – вспышка насилия немцам не нужна. У поляков тоже немало стволов на руках. Нельзя отнимать у деревенских жителей охотничье оружие, а боевое они сами добывают без всякого разрешения.
Вот в чем был прав комбат, так это в том, что в Кюхендорфе роту приняли с распростертыми объятиями. Людей разместили в деревенской школе, накормили, обогрели. На следующий день на деревенском кладбище похоронили штабс-ефрейтора Шмидта. Прощались с боевым товарищем честь по чести, с отдачей воинских почестей и троекратным залпом из штурмовых винтовок.
Разозлившийся на местных повстанцев, обидевшийся на родное командование гауптман Шеренберг развил бурную деятельность. Автомобильную трассу перекрыли блокпостами, восстановили старые заброшенные блиндажи перед мостом через реку. Отдельная группа унтер-фельдфебеля Тохольте отправилась обустраиваться на лесной развилке в десятке километров от деревни.
Во время рекогносцировки ротный приглядел удобный холм. С одной стороны старый строевой лес, с другой сосновая поросль на месте вырубки, с третьей вырубленная полоса. Грунтовка перед холмом раздваивается, одна дорога уходит на кордон лесничего, а другая поворачивает к реке и выходит на отдаленный польский хутор.
Обустраиваться начали сразу же по прибытии. Благо шанцевый инструмент под рукой, лес для строительства блиндажа и наблюдательной вышки растет в двух десятках метров от стройки. Работай – работа делает свободным, солдат!
– Надежное окапывание дает шанс дожить до пенсии, – проворчал Хорс Тохольте, беря в руки лопату.
– Давай сначала лагерь распланируем, – предложил фельдфебель Древс, вместе со своим отделением выделенный в помощь людям Хорста Тохольте.
– Планировать нечего, – вмешался Киршбаум, – на склоне, в полутора-двух метрах ниже вершины, роем две позиции для пулемета. Вышку ставим вон у той сосенки. Палатку растягиваем у подошвы холма, как раз напротив дороги в деревню. Рядом окапываем машину.
– Зачем ее окапывать? – пробурчал Гейнц Древс.
Работать ему не хотелось, да еще так получилось, что фельдфебеля отдали в подчинение младшему по званию. Безобразие натуральное, с точки зрения Древса и его отделения. Впрочем, к его счастью, группе Тохольте дали не тяжелый армейский «блитц», а позаимствованный гауптманом у местного старосты двухосный даймлеровский «Веспе». Небольшая машинка, до мобилизации возившая тушу старосты и молоко в город.
Водитель тоже был из местных. Славный паренек по имени Гельмут, уже успевший вырвать из гаупт-фельдфебеля Вебера бочку бензина и заодно вооружиться пистолетом-пулеметом «МП-46». Надо ли говорить, что Гельмут пришелся ко двору, ребята быстро оценили его хозяйскую, прямо-таки ефрейторскую хватку.
– Не будем спорить. – Радостно улыбающийся Хорст Тохольте взял Древса за пуговицу и, наклонившись к невысокому фельдфебелю, громко прошептал: – Гауптман велел до вечера управиться. А иначе все вместе будем здесь ночевать.
Угроза возымела действие – никто не роптал и не сачковал, за этим следили оба унтера. Два отделения молодых крепких мужчин быстро справились с работой. Вечером подъехавший с инспекцией гауптман Шеренберг увидел отстроенный пост. Окопы, палатки, наблюдательная вышка, бревенчатое укрытие для машины и установленные у всех трех дорог импровизированные шлагбаумы из бревен. Хорст Тохольте посчитал, что два бойца, взявшись за вершину лежащей у дороги сосны, перегородят дорогу за две минуты.
– И блиндаж начали строить, – довольно промурлыкал ротный, останавливаясь возле срезанного лопатами склона холма.
– Герр гауптман, солдаты просят вас разделить с нами ужин, – вовремя нашелся Хорст Тохольте.
Ротный появился как раз в тот момент, когда парни снимали с огня котелок и разворачивали на земле брезент в качестве скатерти. Провизией пост снабдили на три дня, да еще Киршбаум и Форст успели скататься в деревню на грузовике и существенно пополнить запасы за счет обрадованного появлением в Кюхендорфе солдат вермахта местного населения.
– А стол и скамейки не сколотили, – заметил Хорст Шеренберг.
Солдатским котлом гауптман не побрезговал, первым снял пробу с картошки с тушенкой, удивленно приподнял бровь, когда ефрейтор выложил на брезент не только хлеб, чеснок, но и огурцы, и сыр, и даже копченую колбасу.
– Молодцы, – осторожно произнес ротный.
Он грешным делом ожидал, что на столе появится бутылка шнапса. Напрасно. Такие вещи с Тохольте не проходили. Запас спиртного был, надежно прикопанный под палаткой. Но поить людей на боевом посту унтер-фельдфебель бы не стал, только в качестве лекарства, восстановления психики и в аптекарских дозах.
За ужином ротный поделился с бойцами последними новостями. Батальон через два дня получит свою бронетехнику. Обещается даже усиление ротой легких танков «лухс». Район считается спокойным.
Последние слова гауптмана были встречены изумленными возгласами.
– Считается спокойным, – повторил Шеренберг. – В районе Кракау за последнюю неделю сожжено шесть полицейских участков и разграблены две немецкие деревни. Убит бургомистр Тарнова. У нас только мелкие стычки, пара набегов на хутора и спаленный лагерь гитлерюгенда.
Да, недавние новости. Повстанцы уничтожили летний лагерь, хорошо, что попали в пересменку. Детей там не было. По словам Хорста Шеренберга, работала группа известного бандита гауптмана Оста. Личность легендарная. Ориентировку на Оста ротный получил сегодня днем с курьером. Информация не секретная, а совсем наоборот – рекомендовалось довести ее до личного состава. Чем сейчас Шеренберг и занимался.
Юрген Ост по происхождению полуполяк, полунемец, родился и вырос в России. Работал на немецкую разведку. Попал под подозрение КГБ, вовремя бежал, убив двух агентов русской охранки. Пересек границу Германии и сдался. Затем попал в знаменитый полк «Бранденбург». Дослужился до обер-лейтенанта, в «русском» батальоне. В один прекрасный день, а точнее, ночь Ост покинул расположение части, прихватив с собой секретные документы и оружие.
Гестапо искало дезертира два года, и безуспешно. А он сам объявился. Три года назад засветился в генерал-губернаторстве уже как командир боевой группы Армии Крайовой. С тех пор он славится как самый опасный, дерзкий и неуловимый полевой командир повстанцев. Все операции капитана Оста тщательно готовятся, налеты он проводит без сучка и задоринки, ни разу не повторяется, всегда бьет там, где его не ждут.
– Опасный зверь. Учтите, солдаты, его видели в нашем районе. Два дня назад егеря сели ему на хвост, но упустили. Ребята потеряли пятерых своих и смогли убить только одного бандита. Ост ушел, оторвался от погони и растворился в лесах.
– Герр гауптман, у нас неприятности со связью, – заметил унтер-фельдфебель Тохольте. – Рация недотягивает до деревни. В случае нападения бандитов, мы не сможем вас предупредить. Только если удастся отправить посыльного на машине.
– Плохо. Почему сразу не сказали? – нахмурился ротный. – У нас только две большие рации. Завтра утром одну отправлю вам. И под твою ответственность, унтер-фельдфебель. Понял?
– Так точно!
Лес шумит. Темные страшные ветви заслоняют небо, грозно колышутся, хватают Руди за шиворот. Мальчик стискивает зубы, упрямо выпячивает челюсть и делает следующий шаг. Сердце бешено колотится, по щекам текут слезы. Шум ветра и шорох листьев кажутся завываниями вылезших из могил мертвецов, за спиной явно подкрадываются злобные гоблины и звероподобные негры с подпиленными зубами, ожерельями из человеческих черепов и сделанными из кости дубинками.
Почему негры? Темень. Ничего не видно. Темно, как у медведя в заднице. У негров шкура черная, они очень хорошо умеют ночью подкрадываться, опасные африканские хищники. А еще бывают львы, пантеры и тигры. Они еще опаснее.
Руди дрожит, как осиновый лист, но делает еще один шаг, еще и еще. Отводит заслоняющую дорогу ветку. Впереди, за деревьями, светится фонарь. Лес заканчивается. Ночные страхи на мгновение рассеиваются, отступают перед чистым электрическим светом, выпускают подростка из своих цепких холодных лап. Паренек, не оглядываясь, бежит вперед. Вдруг нога цепляется за корень, и Руди кувырком летит на землю.
– Что там на горизонте? – доносится снизу бодрый голос Хорста.
Рудольф вздрагивает, распрямляется и нервно крутит головой. Задремал на посту. На всех трех дорогах пустынно. В лесу тихо, спокойно. Подозрительного движения не замечено, только птицы порхают между ветвями.
– Все в порядке.
– А почему так долго молчал?
– Горизонт большой, – смеется в ответ Рудольф.
– Я тебе покажу «большой горизонт»! – Тохольте пинает стойку вышки.
Служба на передовом посту идет своим чередом. Движение по лесным дорогам редкое. Пару раз в день проедет «Виллис» лесника, да иногда – крестьянские телеги. Пешеходы тоже бывают, все больше юные фройляйн и панночки с корзинами, рано поутру в лес по грибы да ягоды.
Да, оказывается, в генерал-губернаторстве грибы любят не только поляки, но и местные немцы. Выгнанный в свое время из университета за хроническую неуспеваемость Иоганн Миде, состроив умное лицо, обозвал это дело наглядным примером взаимопроникновения культур и рецессивных процессов мимикрии человека к окружающей среде. К счастью Иоганна, камрады его не поняли.
Разговоры с прохожими, неторопливые рассудительные беседы о жизни с лесником герром Прауном, бесхитростные заигрывания с девушками – вот и все развлечения. В первые дни унтер-фельдфебель Тохольте еще находил, чем занять людей. Дозорный пост укрепили, опутали окопами, в склоны холма врыли пару блиндажей и перекрыли их толстыми бревнами в два наката.
Появилась самодельная мебель. Солдатская смекалка позволила обойтись без досок и соорудить приличный стол из коротких бревнышек. Столешницу собрали из выстроганных топором половинок бревен. В качестве стульев приспособили пеньки. Для Хорста Тохольте вырезали настоящее кресло. Заготовкой послужил комель вывернутой ветром березы. Получилось величественно, красиво, но тяжелая вышла бандура до одури. Передвигать кресло можно было только втроем.
Рудольф Киршбаум наклоняется над ограждением и запускает в унтер-фельдфебеля сосновую шишку. Точно в затылок. С земли доносится негромкая ругань и обещания добраться до шутника. Рудольф снова наклоняется над перилами и глядит на Хорста полным детской наивности и искреннего изумления взором.
– Герр унтер-фельдфебель, а вы кого ругаете?
Хорст уже не слышит, он уже скатился с холма к палаткам. Киршбаум поднимает бинокль и обводит взглядом горизонт. Все чисто. Все спокойно. На посту порядок. Ефрейтор лезет в карман за шоколадкой. Служба идет, а подкрепиться не мешает. Вдруг мимолетный взгляд Рудольфа замечает облако пыли на ведущей к реке дороге. Далеко, километра три примерно.
Привычка к порядку какое-то время борется с обычным для старого солдата наплевательским отношением к тому, что в данный момент не касается службы. Все спокойно. Все в порядке. Бандитов в зоне ответственности роты не замечено. Наконец, Рудольф поднимает бинокль и наводит его на дорогу.
Шоколадка напрочь забыта. Ефрейтор подкручивает резкость, негромко ругается. Великолепная цейсовская оптика приближает едущую по дороге машину. Старый «Фольксваген», серый от пыли и грязи. Ветви и деревья мешают рассмотреть ветерана отечественного автопрома во всех подробностях, но это и не нужно.
– Аларм!!! – ревет Киршбаум и привычным движением меняет магазин штурмгевера.
В кузове грузовика сидят вооруженные люди. Машина идет в сторону поста. Ефрейтор скатывается с вышки и бежит искать Хорста Тохольте. Отделенный командир уже тут как тут. Унтер-фельдфебель с кислым видом выслушивает рапорт и отправляет часового обратно на вышку. Отделение встает в ружье. Двое бойцов бегут к импровизированному шлагбауму и перекрывают дорогу.
Подразделению хватает минуты, чтобы приготовиться к бою. Подгоняемый отборными матюками Тохольте Курт летит к палатке и включает рацию. Первой обязанностью солдата является дать в эфир тревожный сигнал, а потом уже можно будет погибать в бою. Двое пулеметчиков перекидывают «МГ-48» во фланговый окоп. Еще два солдата спускаются к дороге и занимают позиции в лесу. Остальные прячутся в окопах.
Машина приближается. Наблюдатель различает людей в кузове. Гражданские, вооружены карабинами и полицейскими автоматами. Есть раненые. Двое лежат на носилках, еще один с перевязанной рукой сидит за кабиной. Рудольф передает доклад присевшему у опоры вышки Хорсту Тохольте.
Вскоре «Фольксваген» выкатывает к перегородившей дорогу сосне. К кабине подходит Иоганн Миде, отступивший к обочине старший солдат Форст страхует напарника. О чем разговаривают люди с часовым, наблюдателю не слышно, но, видимо, Миде и Форст убедились в неопасности группы. Вместе с вышедшими из машины мужчинами они откатывают дерево в сторону, и сами запрыгивают на подножки грузовичка.
Хорст Тохольте громко вспоминает свиней собачьих и штатских недоносков, не умеющих ходить строем. Еще раз напомнив Киршбауму, чтоб не забывал глазеть по сторонам, унтер-фельдфебель спускается к подножию холма. Неизвестные ополченцы и не думают нападать на пост. Машина останавливается рядом с палатками, из кузова выносят раненых и укладывают на еловые ветки у блиндажа.
Рудольфа Киршбаума так и подмывает спуститься вниз и выяснить, что это за люди. Но покидать пост запрещено, и повода нет. Наконец унтер-фельдфебель соизволил прислать замену. Скатившись с вышки, Рудольф первым делом находит Хорста. Тот в двух словах поясняет приятелю обстановку.
На пост приехали ополченцы, выжившие после неудачного антипартизанского рейда. Гражданская инициатива, мать их так и растак через колено! По рассказам крестьян, повстанцы в последнее время регулярно тревожили их деревню. Угоняли машины и лошадей, разгромили пару окрестных фольварков, пугали жителей. Не дождавшись помощи от властей, крестьяне решили своими силами выловить партизан. Но в результате сами были разгромлены и разогнаны повстанцами.
По словам бауэров трудно было понять, как шел бой. Люди путались, постоянно скатывались на ненужные подробности. С точки зрения Хорста Тохольте, ополченцы нарвались на заставу в районе партизанского лагеря, которая и связала их боем. А затем подошли основные силы партизан и всыпали ополченцам по первое число. Немцы отступили. К чести ополченцев, отходили они более-менее организованно, раненых и убитых не бросали.
Сколько там поляков? А черт их знает. По словам ополченцев, чуть ли не сотня бандитов. Так как немцев было три десятка, и всех их не перебили, большинство выжило, то со стороны Армии Крайовой в бою участвовало не более двух отделений пехоты. Немецкие герои драпали так, что не заметили, как перелетели через мост и убежали в противоположную от своей деревни сторону.
Унтер-фельдфебель Тохольте сразу же, как только разобрался в ситуации, связался с командованием. Ротный не стал разводить канитель, отправил на помощь ополченцам взвод на броне.
– Бронемашины? – изумленно протянул Киршбаум.
– Радуйся, Руди. Сегодня утром пришла наша броня. Четыре «пумы» и дюжина шестисотых «ганомагов».
– Живем, командир. Когда нам нашу коробочку пригонят?
– Обещают сегодня, – хмыкнул Хорст.
