Глава 24
Преодоление
Все произошло слишком быстро. На земле до последнего момента никто и не догадывался, что задумал старлей Ливанов. Сам Овсянников, немного ошалевший от бомбежки, сидел в приснопамятном блиндаже и, стиснув зубы, всеми силами пытался скрыть от радиста свое состояние. Получалось плохо. Впрочем, лейтенант Карпов выглядел не многим лучше командира полка. Во время первого налета радист при каждом взрыве втягивал голову в плечи и косился в сторону двери. При этом он не забывал негромко ругаться в адрес идиотов, соорудивших укрытие с «картонной» крышей, и своей несчастливой судьбинушки.
Если бы не Овсянников, лейтенант давно бы плюнул на рацию и свои обязанности. Уж лучше было бы остаться на КП, там, по крайней мере, видно заходящих на аэродром англичан. А в этой крысиной норе до последнего момента ничего не поймешь и не увидишь. Только присутствие командира не позволяло Карпову выскочить на улицу. Тот, впрочем, тоже держался только благодаря присутствию подчиненного.
Приглушенный гул моторов над головой, грохот взрывов, злобный лай зенитных автоматов, шорох и потрескивание досок над головой — звуки, заставляющие неустрашимых летчиков меняться в лице и вздрагивать при каждом сотрясении стен и перекрытия блиндажа. Мерзкое, унизительное чувство беспомощности, когда ощущаешь себя мишенью, уткой на открытом водном пространстве под прицелом десятков ружей. Вот сейчас… Как долбанет, и все.
Пересилив себя, Иван Маркович заставил радиста вести хронометраж, а сам позвонил в штаб дивизии. Пусть над головой кружат «Веллингтоны», на аэродром сыплются бомбы, а крыша готова похоронить под собой незадачливого подполковника — первым делом надо быть в курсе последних событий и распоряжений. Командир должен предупредить соответствующие службы о возвращающейся на аэродром группе и запросить истребительное прикрытие. Насчет второго Овсянников особо не рассчитывал, знал, что союзники и так подняли в воздух все, что можно, но и сидеть просто так без дела нельзя.
По окончании налета подполковник нашел в себе силы спокойно, медленным шагом покинуть убежище. Главное — не паниковать. Люди смотрят!
Открывшаяся глазам Ивана Марковича картина вселяла оптимизм. Здание КП стоит целехонькое, даже окна не побиты. Помогли наклеенные на стекла крест-накрест полоски бумаги. В целом урон от бомбежки оказался значительно меньшим, чем вообразил себе Иван Маркович. Недаром говорят: у страха глаза велики.
Бомбы повредили летное поле, была пара попаданий в склады с интендантским хозяйством, близким разрывом перевернуло бензовоз. По счастью, автоцистерна была пустая, обошлось без пожара. Овсянников задорно погрозил кулаком удаляющемуся противнику. «Не бойтесь, мы тоже скоро заглянем к вам в гости».
Отбомбившиеся англичане уходили на запад. Уцелевшие в схватке с перехватчиками «Спитфайры» пристроились к «Веллингтонам». «Мессершмитты», в свою очередь, покинули поле боя, напрочь потеряв интерес к английским бомбардировщикам. Осуждать истребителей язык не поворачивался: их первоочередная задача — не допустить прорыв вражеских самолетов к объекту. А раз не получилось, и противник отбомбился, то следует спешить навстречу следующей бомбардировочной группе. Перехватывать тех, кто еще не успел дойти до цели.
Работа у истребителей тяжелая и неблагодарная. При массированном налете все равно кто-нибудь да прорвется. Те, кто окажется под бомбами, будут костерить летчиков на чем свет стоит, дескать — лентяи и трусы! Не смогли перехватить противника. А о вражеских самолетах, сбитых и сбросивших бомбы, не добравшись до цели, и не вспомнят.
Впрочем, надо отдать должное союзникам: во время короткой и яростной схватки немцы успели сбить четыре вражеских истребителя, потеряв только одного своего. Хорошая работа.
Овсянников хотел было зайти на КП, но махнул на это дело рукой и побежал к капонирам. Попавшийся ему навстречу капитан Иванов остановил подполковника и в двух словах доложил обстановку. Во время налета комэск спрятался под грузовик на краю летного поля и видел вражескую бомбежку во всей ее красе, если можно так выразиться.
Основной целью англичан были стоянки самолетов, склады и капониры. Одна бомба попала в четвертый капонир, находившиеся там два «ДБ-3» восстановлению не подлежат. Близким разрывом поврежден учебный «ДБ-ЗФ». Обрушилась крыша временного укрытия рядом со стоянкой автотранспорта. Сейчас люди извлекают товарищей из-под завала. Вроде никто в укрытии не погиб, двое раненых, трое контужено.
Не всем повезло, как Овсянникову или Иванову, Уже точно известно, что несколько человек погибло, есть раненые. Да, все оказалось не так хорошо, как на первый взгляд. Потери на земле от вражеских бомб — еще горше, чем от истребителей и зениток.
Впрочем, налет не сильно сказался на боеготовности полка. Потери в пределах допустимого. Людей и технику жалко, но могло быть и хуже. Спасибо зенитчикам — заставили противника сбросить бомбы с высоты. Англичане не рискнули лезть под кинжальный огонь 37-миллиметровых автоматов. Благодаря чему урон был не так велик. Большинство бомб плюхнулось в поле.
Воздушная база оживала. Люди, не мешкая, принимались за работу. Майор Чернов и военинженер Савельев организовали разборку разрушенных складов. Медики занялись ранеными. Люди майора Вайкулиса засыпали наиболее опасные воронки на летном поле. А вот капитана Гайды и половины его людей не видно, что и неудивительно.
При первых же звуках сирены особист поднял в ружье два взвода и рванул прочесывать окрестности аэродрома. Сопротивление у капитана давно в печенках сидит. Естественно, он постарается не упустить шанс выловить добровольных сигнальщиков или желающих под шумок малость пострелять по советским людям. Заодно на оперуполномоченном особого отдела лежит обязанность вылавливать выбросившихся с парашютом вражеских летчиков.
Быстренько пробежавшись по территории и самолично оценив урон, Иван Маркович засучил рукава и наравне со всеми впрягся в работу. Здесь, у разбитых самолетов, его и нашел посыльный.
— Товарищ подполковник, лейтенант Карпов передает, что группа старшего лейтенанта Ливанова возвращается на наш аэродром. Подлетное время десять минут.
— Хорошо, — бросил через плечо Овсянников, не переставая при этом орудовать лопатой. Воронка в полтора метра глубиной мешала вытащить обломки самолета из капонира.
— Какие будут распоряжения? — красноармеец не уходил. Видимо, получил приказ не возвращаться без указаний командира полка.
— Что говоришь? — Иван Маркович воткнул лопату в грунт и выпрямился. На его лице явственно отпечатались признаки недовольства.
— Группа возвращается, товарищ подполковник. Скоро будут туточки.
— Быстро дуй на КП, передай дежурному, чтоб поддерживал связь. Вышку предупредить. Воронки на поле обозначить. Живо!
— Есть! — красноармеец молодцевато отдал честь и, развернувшись на каблуках, припустил обратно к радиорубке.
— Вот так-то, — хмыкнул комполка, — а Ливанов молодец, всегда домой возвращается.
Подполковник собирался было идти на вышку управления полетами, чтоб лично проследить за посадкой лихого старлея, но в этот момент воздух разорвал пронзительный вой сирены воздушной тревоги.
— Опять, — с горечью в голосе бросил работавший рядом с Овсянниковым боец.
— Бегом! Всем в укрытие! — заорал лейтенант Туманов и, бросив трос, который он тащил к бомбардировщику, резво рванул к ближайшей щели.
Повторять дважды не пришлось. Наученные горьким опытом первого налета люди побросали инструменты и рассыпались по территории. Сам Овсянников негромко выругался, возвращаться в липовый блиндаж он не хотел. Это было выше его сил. Вместо того чтобы бежать в ближайшее укрытие, подполковник подобрал свой реглан, фуражку и спокойно закурил. Семи смертям не бывать, а одной не миновать.
К черту все! Подыхать в норе, как крыса, он не собирался. Летчику положено встречать врага лицом к лицу, видеть его глаза. А если честно, Овсянников готов был себе в этом признаться, он боялся идти в укрытие. Неожиданный приступ клаустрофобии — так, кажется, это называют врачи — сломал волю подполковника. Нет, лучше здесь, при свете солнца, чем в затхлой полутемной норе. И не поймешь, не увидишь своего конца, если что случится.
Противник приближается. Бомбардировщики идут на высоте 3–4 километра, чуть выше держится истребительный эскорт. Англичане прут прямиком на аэродром. Нет никаких сомнений, что собираются бомбить нас, а не идут к какой-либо другой цели. Явно вознамерились угостить огоньком советский дальнебомбардировочный полк.
— Достали мы вас, козлы, — недовольно пробурчал Иван Маркович, — вторая волна по нашу душу.
Дальше все происходило, как и во время первого налета. Справа появилась эскадрилья «мессеров» и понеслась на перехват английских бомбардировщиков. Откуда они взялись, Овсянников не понимал. Единственное, что ему приходило на ум, так это то, что наши сориентировали на перехват ближайшую барражирующую над Нормандией группу «Мессершмиттов». Бывает в нашем мире и такое чудо. Не только у англичан истребители успевают встретить бомбардировщиков до подхода к цели.
Впрочем, немецкий комэск допустил ошибку: не разобравшись в обстановке, он повел своих соколов по кратчайшему курсу к аэродрому. А надо было подняться на верхний горизонт и зайти со стороны солнца. Еще несколько минут, и немцам придется расплачиваться за промах своего командира. Английский эскорт обгоняет неповоротливые «Веллингтоны» и устремляется на перехват немцев. Разумно, видимо, англичане знают, что это не отвлекающий маневр, и никто не прячется за редкими облаками, чтобы атаковать беззащитные туши бомбовозов.
Союзники вынуждены принять бой. Непонятно, на что они надеются — англичан больше, и даже с учетом того, что половину эскорта составляют «Харикейны», перевес на стороне противника.
Последующие события подтверждают правоту подполковника. Натиск, боевой задор, ярость и умение парируются вульгарным численным превосходством. Немцы вынуждены вступить в бой на условиях противника. И пусть в первые же минуты схватки союзники отправили в последнее пике пару лимонников, остальные насели на немцев со всех сторон. «Мессершмиттам» пришлось несладко.
Небо перечеркивают дымные очереди трассеров. На крыльях самолетов вспыхивают огоньки пламегасителей пушек и пулеметов. Сумасшедшие виражи, безумная пляска истребителей в попытке зайти противнику в хвост и вырваться из вражеского прицела. Причем все это одновременно. Смертоносная красота поединка легких, вертких, стремительных машин.
Несмотря на доблесть немецких перехватчиков, им не удается снести эскорт и прорваться к беременным бомбами «Веллингтонам». Вражеские бомбардировщики неумолимо приближаются к аэродрому. Зенитчики готовы открыть огонь, как только противник подойдет на дистанцию эффективного огня. Вот только надежды на наши скорострелки мало. Во время первого налета они никого не сбили. Но хоть помешают англичанам отбомбиться прицельно в тепличных условиях, заставят раньше времени сворачивать с боевого курса или уходить на высоту. И то добре.
Как всегда неожиданно, на сцене появляются новые действующие лица. К аэродрому приближается группа советских бомбардировщиков. Полтора десятка тяжелых двухмоторных машин, легкоузнаваемые силуэты «ДБ-ЗФ» и «ДБ-3». Ливанов вернулся не вовремя.
В этот момент Овсянников пожалел, что поддался собственной слабости, не побежал на КП или в блиндаж, а остался у самолетов и без радиосвязи. На мгновение в голове мелькнула шальная мысль — забраться в ближайший бомбардировщик и воспользоваться бортовой рацией. Было бы хорошо — передать комэску свежую сводку, расписать обстановку и посоветовать держаться подальше от аэродрома, пока англичане не улетят. Баки у ребят не пустые, просто не успели все потратить, не на предельную дальность летали.
Что старший лейтенант задумал? Повреждений у его бомбардировщиков не видно, вполне могут в небе еще час продержаться. Если не комэск, так другие летчики и стрелки должны были еще издали заметить противника и оценить обстановку. Внутриэскадренная связь работает, пользоваться разговорной рацией люди умеют. Что происходит, мать, перемать и вымать?
Наши бомбардировщики маневрируют, четко по-истребительному перестраиваются, занимают верхний горизонт и заходят на противника со стороны солнца.
— Ты что?! — до Овсянникова доходит, что задумал Ливанов.
Красиво, конечно. У противника меньше самолетов, они отягощены бомбами, кроме того, пулеметные точки «Веллингтона» не обеспечивают круговой обстрел. Наши же идут налегке, и калибр у «берез» больше.
Овсянников не мог понять: что бросило казавшегося спокойным, уравновешенным, ответственным старшего лейтенанта в безумную атаку? Нервный срыв, ярость или математически точный расчет? Атака идет по всем правилам. Ливанов явно все рассчитал и действует, пусть и на грани фола, но точно и грамотно.
Подполковник, не отводя глаз, с замиранием сердца смотрел на невозможный по всем довоенным наставлениям бой между бомбардировщиками. Он сразу понял маленькую ошибку комэска — старые бомбардировщики отстают от скоростных «ДБ-ЗФ». Вместо всесокрушающего удара целой группы у Ливанова получаются два следующих один за другим удара.
— Ты смотри! Молодец старлей! — Иван Маркович хлопнул себя по бедру и счастливо рассмеялся при виде беспорядочно кувыркающегося англичанина.
— Знай наших, гаденыш! — прокричал подполковник и через минуту негромко добавил: — А Ливанову я все равно устрою разнос.
Бой шел явно не так, как его представляли себе англичане. Неожиданная атака бомбардировщиков, сокрушительный огонь крупнокалиберных пулеметов, численное превосходство не оставили англичанам ни одного шанса. Четыре «Веллингтона» из шести сбиты в первые минуты боя. Оставшейся паре не оставалось другого выхода, кроме как спасаться бегством.
Наблюдая за группой Ливанова, Овсянников совсем позабыл про истребители. А «эмили» тем временем завалили трех англичан ценой потери одного своего. Еще один «Мессершмитт» покидал поле боя, оставляя за собой дымный след. Оторвавшись от преследователей, истребитель выровнялся над землей и уверенно взял курс на наш аэродром.
Еще один «мессер» вырвался из огненной круговерти собачьей схватки и помчался вдогонку за английскими бомбардировщиками. За смельчаком наблюдали сотни пар глаз. Неудачная попытка загнать лимонника, безрезультатные заходы на цель и, наконец, таран. Герою аплодировали. Что творилось на аэродроме, невозможно себе представить.
Люди с криками бросали в небо фуражки и летные шлемы. Расчет одного зенитного автомата выпустил вверх длинную очередь трассерами. Как потом передали Овсянникову, лейтенант Карпов настроился на рабочую волну немецких истребителей и поздравил героя в открытом эфире от лица всех советских товарищей.
Немец сумел нормально приземлиться, несмотря на погнутый винт. К этому моменту аэродромный персонал уже вытаскивал из кабины «Мессершмитта» севшего первым на поврежденной машине истребителя. Самостоятельно выбраться из самолета немец не мог. Английские пули не только прошили насквозь самолет, но и нашли летчика.
Ничего, до медсанчасти парня донесли на руках, а там он попал в руки военврача Татаринова. Рана оказалась неопасной — чистое проникающее в бедро. Крови немецкий лейтенант потерял много, но это не страшно. Фельдшеры быстро обработали рану, перевязали и оставили летчика дожидаться операции. Сам Арсений Михайлович пока был занят другими пациентами.
Наши бомбардировщики садились следом за поврежденными истребителями. Старший лейтенант Ливанов держал свои экипажи в небе до тех пор, пока не убедился, что опасности больше нет. Приземлились удачно, никто не выкатился за пределы летного поля и не попал стойкой в воронку. Сам комэск пошел на посадку последним, убедившись, что все его люди сели.
К моменту приземления бомбардировщика с номером «17» на летном поле было полно народу. Как только самолет остановился, к нему бросились товарищи, ребятам не дали спуститься на землю. Всех четверых членов экипажа подхватили за руки-ноги и принялись качать.
— Что здесь происходит?! — начальственный рык подполковника Овсянникова заставил людей расступиться в стороны.
— Разрешите доложить, товарищ подполковник! Задание выполнено. Удар по порту Ливерпуля нанесен в расчетное время. На обратном пути… — держался Ливанов молодцом.
— Ну, старший лейтенант! Ну, Ливанов! — Иван Маркович не находил слов, ему одновременно хотелось убить и расцеловать этого человека. — Быть тебе капитаном! Молодец, истребитель-бомбардировщик, пиши рапорт на своего стрелка, орден он честно подстрелил, с первой очереди.
— Служу Советскому Союзу! — одновременно грохнули Ливанов, Хохбауэр, Зубков и Фролов.
— А на тебя будет отдельный рапорт, — Овсянников шутливо погрозил летчику кулаком, — смотри у меня!
Поздравив героев, Иван Маркович поспешил в штаб полка. Ребятам радоваться жизни, а у комполка работы невпроворот. Сегодня на аэродроме слишком шумно, гости один за другим с неба валятся. Хорошо хоть под конец «веселья» потянулись гости желанные. Немецкая истребительная эскадрилья, отогнав англичан, в полном составе заходит на посадку. Видимо, у союзников горючее заканчивается.
Первым делом Овсянников взялся писать бумаги на представление экипажа старшего лейтенанта Ливанова к наградам. Боевых вылетов сегодня явно не будет, в штабе корпуса все же не сумасшедшие сидят, гнать людей в бой, когда в небе над Нормандией и Проливом черт знает что творится! Да и истребительного сопровождения точно не будет. Все способные подняться в небо «мессеры» работают над своей территорией. С бытовухой и текучкой справятся заместители и командир БАО. Это их прямые обязанности, в конце концов.
Конечно, Овсянникову хотелось поговорить по душам с немецкими товарищами. Просто пожать ребятам руки, поблагодарить за хорошую работу. Угостить вином, если удастся уговорить задержаться на нашем аэродроме до обеда. С другой стороны, нельзя терять лицо, должность требует встречать младших по званию в кабинете или на КП. Чтоб не подумали, что русский перед ними заискивает.
Опасения Ивана Марковича не оправдались — немцы оказались нормальными ребятами. Командир эскадрильи, крепко сложенный с загорелым угловатым лицом мужчина средних лет с погонами обер-лейтенанта, войдя в кабинет, отдал честь и вежливо представился:
— Обер-лейтенант Генрих Кохаус. Господин оберст, я и мои люди благодарим вас и ваших однополчан за теплый прием. От себя лично готов выразить восхищение подвигом летчиков, атаковавших вражеские бомбардировщики.
— Прошу вас, присаживайтесь, — улыбнулся Овсянников, когда верный Карпов закончил переводить, — рад принимать вас на нашем аэродроме.
— Благодарю.
— Очень рад. — Иван Маркович вышел из-за стола и протянул немцу руку. — Подполковник Иван Овсянников, — представился он. — Я восхищен вашей смелостью. Вы вступили в бой, несмотря на численное превосходство противника.
— Ерунда. Я и мои люди выполняли свой долг. — Однако по лицу истребителя было видно, что он польщен.
— Ваши самолеты заправят и подготовят к вылету. С патронами помочь не можем, у нас разные системы, а вот пригласить на обед, — Овсянников широко улыбнулся, — будем рады.
— Благодарю. Я надеялся только на бензин. Баки почти пустые, до своего аэродрома не дотянуть. Господин подполковник, можем ли мы навестить нашего товарища лейтенанта Вильгельма Зеловски? Он приземлился первым, его ранили.
— Этот вопрос надо решать с начальником медслужбы. Если врач позволит, пустят, если нет… — Иван Маркович развел руками.
— Я понял вас. Еще раз благодарю за помощь, и мы были бы очень рады познакомиться с вашими героями. Это удивительно. Это невозможно, но я это видел своими глазами.
