Глава 11
Грозовая пауза
За окном льет дождь. Аэродромные постройки и окрестности военной базы пропитались водой. Сырость. Кажется, влага не только сыплется с неба, но и поднимается от земли вверх, щедро пропитывая даже то, что не должно промокать.
Тяжелое темное небо давит на плечи. Из всех цветов остался только один — серый разных оттенков.
Все вокруг дышит грустью и безнадегой. Затянутые маскировочными сетями бомбардировщики похожи на огромных нахохлившихся птиц, уснувших в своих гнездах-капонирах. Скучают без неба, мокнут под дождем болезные. Небосвод затянут тучами от края до края, ни одного просвета. И так второй день подряд.
Разведка передает, что над Островом тоже сплошная облачность и дождь. Все цели закрыты. Немцы наконец-то додумались перехватывать вражеские метеосводки и сверять со своими данными от немногочисленных кораблей и подлодок в Атлантике.
Иван Маркович выплескивает накопившееся раздражение в одну заковыристую матерную фразу — больше недели прошло со «Дня Орла», а до немцев только сейчас дошло, что противник сильнее, чем казалось, и война идет серьезная. Шапкозакидательство не прокатывает, и люфтваффе в жизни не соответствует хвастливым россказням скотины Геринга.
Подполковник отворачивается от окна и бросает окурок в банку. На КП тепло и сухо, в отличие от того, что творится снаружи. Лампы горят. На столе стаканы со свежим горячим чаем, в блюдце куски сахара. Здесь нескучно, собравшиеся в помещении заместитель, штурман полка и три комэска увлеченно «играют в карты». Так с легкой руки Савинцева в полку прозвали штурманскую прокладку по карте и сопутствующие расчеты.
Работа, естественно, делается на всякий случай, больше тренировки ради, а не из практических соображений. Никто не знает, куда пошлют полк следующей ночью, и пошлют ли вообще. Обстановка на воздушном фронте препоганая. Все одно лучше мозги напрягать, чем баклуши бить. Летный состав с самого утра мается бездельем. И занять людей нечем.
Дождь всех придавил, как будто на плечи навалилась неведомая тяжесть. Даже в город меньше дюжины человек поехало, а до этого всем полком просились. Приходилось график увольнительных вести, и не было наказания хуже, чем оставить человека на аэродроме, когда товарищи знакомятся с местными красотками и тратят валюту в кафешках и магазинах.
Погода сегодня не располагает к поездке в Ла Бурж. Парни сидят по квартирам, скучают в столовой или слушают лекцию Абрамова в ленинской комнате. Летчикам везет, в отличие от механиков. Инженерная служба мокнет под дождем, латают дыры в крыльях и фюзеляжах.
Вспомнив о самолетах, Овсянников цветасто выматерился. От полка за неделю боев остались две полноценные эскадрильи. На бумаге-то эскадрилий три, одну после гибели капитана Дубняка пришлось сократить, но от этого не легче. Всего 23 исправные, готовые к вылету машины! Это от четырехэскадрильного полка по новому штатному расписанию! Это из 49 самолетов, перелетевших из Союза в начале августа, и шести присланных в полк три дня назад.
Еще пять бомбардировщиков стоят в ожидании ремонта, надо менять моторы или плоскости, работы не на один день. Кроме того, четыре жестоко покалеченных «ДБ-3» брошены за границей летного поля, ждут, когда их разберут на запчасти. Фатальный, неумолимый вердикт инженеров: «Машина восстановлению не подлежит». Больше половины полка, половина личного состава сгорела, и это за неделю боев!
— Что ругаешься, Иван Маркович? — Савинцев оторвал глаза от карты и, прищурив один глаз, смотрит на командира.
— Хреново! — резко бросает Овсянников и, подойдя к дежурному офицеру, заглядывает ему через плечо в журнал. Записей за сегодняшний день почти нет. Ничего в полку не происходит.
— Плохие новости из дивизии? — продолжает штурман.
Майор Савинцев имеет в виду буквально свалившегося сегодня утром, как снег на голову, генерал-майора Семенова. Как всегда, за штурвалом своего «У-2» комдив не признавал такого явления, как «нелетная погода». Аэродром он нашел чудом, дважды облетел вокруг города, пока не углядел приметную речку и ленту дороги до воздушной базы. Подниматься выше полутора сотен метров не позволяла облачность.
Оставив самолет на попечение техников, Семенов застегнул поплотнее реглан и быстрым шагом поспешил на КП. Туда уже прибежал вызванный дежурным Овсянников. Поздоровавшись с командиром полка и наличным составом, генерал оборвал рапорт, отказался он и от предложения позавтракать вместе с летчиками.
— Времени нет. Спасибо, ребята, — буркнул комдив.
Затем Семенов провел короткое совещание с Овсянниковым, Черновым и Аристархом Селивановым. Разговор происходил за закрытыми дверями. Точно так же, как прибыл, Семенов в быстром темпе покинул КП и улетел на своем биплане в Голландию. Короткий деловой визит, даже без принятой проверки состояния личного состава и техники. В таких вещах Алексей Михайлович доверял своим командирам полков и БАО.
Естественно, младший и средний командные составы снедало любопытство: что там комдив принес на крыльях «У-2»? Овсянников и Чернов в ответ на осторожные расспросы отмалчивались, а инженер полка убежал в мастерскую на другом конце аэродрома и обложился справочниками, руководствами и тетрадями. Из Селиванова и в обычные дни лишнего слова клещами не вытянуть, а сегодня тем более. К нему в таком настроении подходить опасно.
Через час после визита комдива инженер немного успокоился, собрал всех своих промасленных технарей и в категоричной форме потребовал до вечера устранить все повреждения самолетов, установить в верхние турели бомбардировщиков привезенные вчера Тойво Вайкулисом французские и английские крупнокалиберные пулеметы, все шесть машинок. Работа сама по себе тяжелая и муторная, особенно если учесть, что приходится переделывать узлы крепления турелей. В целом распоряжение невыполнимое, но у военного времени свои законы.
— Не бойся, Павел Сергеич, командование нас не забыло и бросать не собирается, — с едким сарказмом в голосе заявил Овсянников.
— Не слишком облагонадеживающе, — заметил капитан Иванов.
— Новые машины обещают?
— Обещают, — процедил сквозь зубы Овсянников. — Семенов говорит: нас в ближайшие дни пополнят до штатной численности и самолетами, и экипажами.
— Так с этого и следовало начинать! — обрадовался штурман. — Или что-то не так?
— С пополнением не все просто. — Чернов решил поддержать командира. — Дают нормальную слетанную эскадрилью без комэска, а остальное — сборная солянка с зеленью.
— Птенцы неоперившиеся, так бывает, — грустно протянул старший лейтенант Зиновьев, командир третьей эскадрильи.
— Именно так, — кивнул Овсянников, — пополнение начнет прибывать со дня на день. Экипажи из четырех человек. Наша рацуха со вторым стрелком одобрена командованием ДВА и даже внедряется.
— Только, Иван Васильевич, будет не полноценная эскадрилья, а четыре звена из разных полков с Балтики. Все остальное — сырое и россыпью. Половина молодежи прямо из училища, отличники боевой и политической подготовки, мать их за ногу да об печку! — выговорившись, подполковник чувствовал себя лучше.
На душе не так муторно, настроение не такое жуткое, впереди вроде даже просвет виднеется. Надо иногда выплескивать раздражение, не все в себе держать. Пусть люди тоже почувствуют, проникнутся тем, что их ожидает впереди.
Глотнув чайку, Иван Маркович продолжил просвещать подчиненных. Люди пока молчали, насупившись слушали командира. Никто не перебивал, не высказывался в адрес командования, шлющего на фронт салаг из училища. Овсянников только усмехнулся, встретив такое единодушие — ничего, дальше будет страшнее.
Наши не собираются ограничиваться участием в решающей битве только одной дивизии. Вскоре Семенов получит свою третью дивизию, пока базирующуюся на Запорожье. Одновременно во Францию и Голландию перебрасывается весь 4-й дальнебомбардировочный корпус. Перебазировка полная, вместе с тылами и вспомогательными службами. По некоторым данным, корпус могут усилить еще одной дивизией, но это пока вилами на воде писано.
Иван Маркович невольно улыбнулся, вспомнив, с каким выражением лица Семенов выкладывал эти новости. Придется Алексею Михайловичу умерить свои амбиции и апломб. Ныне он полноправный хозяин дивизии. Это два полка «ДБ-3» и отдельная особая эскадрилья «ТБ-7». Грозная сила, даже в нынешнем уполовиненном составе и без оставшегося в Союзе полка.
По косвенным намекам Овсянников понял, что Семенов играет значительную роль в планировании операций 2-го воздушного флота люфтваффе, имеет прямой выход на фельдмаршала Кессельринга. Вскоре комдиву придется потесниться, уступить координирование работы с немцами полковнику Судцу. Корпус будет работать как одно целое, не раздергивая свои части по несвязанным участкам и направлениям. Полковник Судец — сторонник массированных ударов, масштабных воздушных операций.
Здесь еще одна тонкость. Семенов никогда в этом не признавался, но люди видели: генерал-майора тяготит необходимость подчиняться младшему по званию. Как так получилось и кто принял решение — Овсянников не докапывался, но жизнь сложилась так, что командовать недавно сформированным корпусом поставили проявившего себя в финской бывшего истребителя Судца, а не выросшего в тяжелой бомбардировочной авиации Семенова. Судьба такая. Приглянулся наверху полковник Судец. Дело для конца тридцатых годов нередкое.
— Если будем работать слитно, сотнями экипажей по одной цели, быстрее англичан задавим, — заметил Иванов.
— Переформирование в прифронтовых условиях, слаживание звеньев и эскадрилий, молодняк натаскивать, — саркастически ухмыльнулся Савинцев.
Штурман полка умел просчитывать ситуацию на пару ходов вперед, он, как и Овсянников, и Чернов, сразу почуял грозящие полку проблемы.
— А задачи нам будут ставить исходя из штатной численности, — добавил Зиновьев.
— Кого ставить на эскадрильи, Иван Маркович? — не вовремя поинтересовался Чернов.
Подполковник еще не думал над этим вопросом. А придется. Тремя эскадрильями командуют Страхов, Иванов и Зиновьев. Пополним их новичками, добавим слетанные звенья вместо выбитых, и будут нормальные полноценные ударные группы. А что делать с четвертой? Сборная солянка из своих пока безлошадных экипажей и тех, кого пришлют из Союза.
Дюжина экипажей на дюжине самолетов. Именно дюжина экипажей, а не эскадрилья. Опыта нет, часть не слетана. Половина, Овсянников был в этом уверен, неба как следует не нюхали и под огнем не бывали. Хорошо, если экипажи придут слетанные. Наше командование может прислать людей, вообще не знавших друг друга раньше, не то что летавших в одном экипаже.
По-хорошему, сколачивать эскадрилью надо на запасном аэродроме, постепенно учить людей чувству локтя, прогнать через полигон и только потом привлекать к боевой работе. Дело для надежного, требовательного командира. Кого ставить? Некого. Ни одного из трех своих комэсков Овсянников на сборную солянку не бросит. Чернова тоже нельзя отвлекать. У «Второго Ивана» своей работы невпроворот. Сложный вопрос.
— Иван Маркович, может, Ливанова попробуем? — предлагает Иван Чернов.
— А справится? — косится на майора Савинцев.
— Справится. Ливанова и поставим комэском-четыре, — рубит ребром ладони Овсянников. Иван Маркович редко ошибался в людях, сразу видел, кто чего стоит. Этот старлей определенно ему нравился. Наш человек. Спокойный, уверенный в себе, летает как бог, и люди его уважают. Овсянников давно хотел продвинуть старшего лейтенанта Ливанова, хорошо, что Иван Чернов вовремя напомнил. Так бы и позабыл. Вроде до седин далеко, а память в последнее время ни к черту.
Савинцев еще негромко ругается по поводу будущего пополнения. Вениамин Страхов добродушно подшучивает в ответ: дескать, хорошо еще, что пополнение будет. С такими потерями и таким противником экипажи лишними не бывают. Овсянников обрывает спор и переходит к главному, самой интересной и неоднозначной новости. Чернов тихо посмеивается, он уже все знает и успел немного прийти в себя после совещания у комдива.
Со слов подполковника выясняется, что наше любимое командование решило пересадить полк на новенькие «ДБ-ЗФ». Причем первые самолеты начнут прибывать на аэродром Ла Бурж уже на этой неделе вместе с первой партией пополнения. Подготовка экипажей возлагается на…
— А как мы будем людей переучивать? Это же фантасмагория ненатуральная! — взревел Савинцев, закатывая глаза на лоб.
— В штабе все решено, — продолжал Овсянников, казалось, он не обратил никакого внимания на реплику штурмана, — вместе с самолетами прибудут заводские специалисты, конструкторы и инструкторы. Целая бригада штатских. Они нас научат, покажут, примут зачеты и даже вывезут на учебные вылеты. Командование все предусмотрело, обо всем позаботилось.
— Началось в колхозе утро, — сокрушаясь, покачал головой Вениамин Страхов.
Все понимали: задача перед ними поставлена в условиях военного времени нереальная. Вот если бы полк сняли с боевой работы, тогда да. Можно и технику освоить, и новичков аккуратно влить в состав полка, подготовить, научить держать строй и не шарахаться от перехватчиков. Надо ли говорить, что все это мечты. Передышки не будет. Обстановка не та.
— И все это без отрыва от производства, — сделал вывод Иван Чернов и, подняв очи горе, неожиданно закончил: — Хорошо, что я зам, а не командир полка.
— А мне что делать?! Умник ты наш! — взорвался Овсянников.
Ответом подполковнику послужил дружный хохот. Помещение КП содрогалось от раскатов бурного, громогласного смеха. Покатывались все. Даже невольный свидетель импровизированного совещания дежурный офицер лейтенант Туманов гоготал, запрокинув голову назад и балансируя при этом на задних ножках стула.
— Вот так и живем, — наконец выдавил из себя, вытирая слезы, Иван Маркович. — Ну, Иван! Ну, Васильевич, ну удружил. — Овсянников на зама не обижался. Хорошая шутка всегда в цене. Веселье нам строить и жить помогает, в особенности на войне. Никто слова Чернова всерьез не воспринял. Все знали, что майор не бросит старшего Ивана в беде, честно будет тянуть положенное бремя и даже больше, если понадобится.
— Прорвемся, командир, — ободрил Овсянникова Чернов. — Я так понимаю: все мы в ближайшие дни будем завалены работой по горло.
— Ставить на крыло пополнение, принимать новую технику и летать на Остров, — констатировал старший лейтенант Зиновьев. — Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд.
Подполковник извлек из кармана блокнот и, раскрыв его на нужной странице, зачитал характеристики новой машины. Некоторым офицерам «ДБ-ЗФ» уже был знаком, общались со счастливчиками из 8-го авиаполка, которым довелось одними из первых освоить машину, другим — нет. Но все слушали внимательно.
Взлетный вес нового бомбардировщика десять с половиной тонн. Максимальная скорость до 445 км/ч. Нормальная дальность с нагрузкой в одну тонну выходит в 3800 километров. Досягаемость такая же, как у «ДБ-3», а скорость выше. Все это богатство обеспечивают новые моторы «М-88Б», каждый под 1100 лошадок. Самолет рассчитывался под бомбовую нагрузку в одну тонну, но испытания показали, что машина спокойно тянет полторы тонны без особого перегруза. Максимальная нагрузка две тонны, но это для ближних целей.
Конструкция отличается от родного «ДБ-3». Обзор из кабин летчика и штурмана лучше, обводы машины благороднее, обтекаемые, нос вытянут, а не обрублен, как было на предыдущей модели. Кресла летчика и штурмана бронированы. Все машины уже на заводе оборудуются рацией внутриэскадрильной связи, совмещенной с СПУ. Навигационное оборудование и радиокомпас, как заявляют разработчики, позволяют летать в любую погоду и находить цель вслепую.
При этих словах Савинцев возмущенно фыркнул. По его мнению, заводчане много обещают, красиво говорят и искренне удивляются, когда выясняется, что их новшества в реальной жизни не работают. Разработкой навигационного оборудования занимаются люди, ни разу в жизни не побывавшие в кабине бомбардировщика и смутно представляющие себе работу штурмана. Все восторженные отзывы пишутся на земле, еще до полковых испытаний.
Овсянников бросил на штурмана недовольный взгляд искоса и продолжил доклад. Конструкция самолета полностью переработана. Специалисты КБ Ильюшина приспособили полости крыльев под дополнительные баки. Благодаря этому увеличились запас топлива и дальность соответственно. О пожаробезопасности тоже позаботились. Баки протектированы фиброй и сырой резиной.
Оружейники поработали на совесть. Пушку, правда, пока не втиснули, но уже на машинах первых выпусков в турель поставили нормальный, тяжелый пулемет «БТ».
— Мы то же самое делаем, — заявил капитан Иванов.
— Это еще не все, — парировал Овсянников.
На самолетах 4-го корпуса, специально для работы над Англией, люковую установку меняют на «БТ», а в носовую установку ставят спаренный ШКАС. Семенов сегодня утром намекнул, что руку к этому делу приложил сам Чкалов. Есть такие слухи, ходят по штабам. Валерий Павлович, говорят, лично поднял на уши конструкторов и заставил усилить оборонительное вооружение бомбардировщика.
— Ну, остальное нам заводские товарищи расскажут, — подвел итог Овсянников.
Потрясенные до глубины души, ошарашенные свалившимися на них новостями офицеры молчали. Каждый думал о своем. Иван Чернов уже решил, что никто ни при каких обстоятельствах не помешает ему, если не взять под свое начальство учебную пилотажную группу, так как минимум одному из первых получить новый самолет. Пусть придется меньше летать на задания, ничего — потом наверстаем. К его сожалению, планы остались планами. Работать пришлось так, что на учебу времени не оставалось. В итоге майор Чернов пересел на новую машину уже после того, как сформированная и переученная эскадрилья вовсю летала и бомбила Англию.
Сам Чернов этого еще не понимал, но за прошедшую неделю он немного успокоился, пришел в себя. Горящее небо Британии помогло ему приглушить боль и клокочущую в душе ярость. Жажда мести понемногу насыщалась рвущим землю тротилом и огненными росчерками пулеметных трасс. Сказано громко, но так все и было. Раньше Иван Чернов рвался в бой, жаждал вернуть долг сторицей, сжечь дотла, разнести к такой-то матери, разровнять бомбами страну, породившую чудовищ, отдавших приказ бомбить Баку и Мурманск.
Нет, майор не бросался в огонь сломя голову, не мальчик уже. Каждый вылет Чернов готовил так, чтобы нанести империалистам еще один точный удар в болевую точку и заплатить за это как можно меньше. За свою жизнь Иван Васильевич не опасался — после гибели жены и дочурок ему незачем было жить. Другое дело, что в одном строю с бомбардировщиком майора шли товарищи-однополчане. Молодые, безусые парни и крепкие мужики, им еще рано умирать, жизнь только начинается. Чернов даже не мог себе позволить излишне рисковать своим самолетом. В экипаже четыре человека. Нельзя подставлять под огонь троих ради отчаянного стремления одного отомстить.
Да, пламя мести потихоньку стихало. Каждая сброшенная на головы англичан бомба, каждый сметенный с неба огнем пулеметов истребитель умаляли боль, рубцевали раны. Всего неделя, и в голову начали проникать робкие мысли: а что там будет после войны? Даже смешно. Перегоняя свой самолет во Францию, Чернов твердо был уверен, что не вернется домой.
Разбомбить Англию подчистую, увидеть из кабины самолета накатывающийся на берег стальной прибой морского десанта, поддержать огнем и бомбами рвущие вражескую оборону танковые дивизии, приземлиться на бывший английский аэродром, прикурить папироску от горящего «Спитфайра» — вот и все мечты. Дальнейшее представлялось Ивану Чернову несущественным, будущего нет. Как показала жизнь, это не так.
