Всеволод Серов, суббота, 19 июня
В неярком эльмовом свете стальная плита играла булатными узорами; по огибавшим ее кольцом рунным строкам сами собой пробегали неясные блики.
– Как же уважающий себя гном, – усмехнулся Макс, без малейшего усилия откидывая массивную створку люка, – сможет обойтись без собственной пещеры, битком набитой сокровищами?
– Тот, – проворчал я, осторожно ступая на узенькую ступеньку, – который меньше похож на дра… мать моя!
– Что, производит впечатление?
– О-у-о!
Да, на мечту дракона это не походило. А вот на мечту маньяка-оружейника – каковым, собственно Макс Топорков и являлся – вполне. Причем на мечту совершенную, и воплощенную в реальность ажурного металла. Топоры, мечи, копья, посохи, щиты, доспехи, ружья, амулеты, жезлы – короче, все, что навыдумывала изобретательская фантазия населяющих Землю рас, было представлено в данной… экспозиции. Венцом же её, вне всякого сомнения, являлась поблескивающая пучком стволов в дальнем конце тоннеля новенькая пехотная картечница. В один ствол неуважительная хозяйская рука воткнула вместо символического букета гвоздичек двуручный посох связи с палантиром в набалдашнике.
– А-а… где танк? – осведомился я, будучи наполовину готовым услышать ответ «за дверью».
– От чого нема, того нема, – развел руками Макс и, хитро прищурившись, добавил. – Пока.
– Что значит «пока»? – настороженно переспросил я.
– Да мне тут на днях одну рекламу прислали, – зевнул гном. – Вот, думаю… покупать, не покупать?
– Ты серьезно?
Кончено, свобода нынче в нашем многострадальном отечестве давно уже хлещет через все возможные края мутным потоком. Но все же раскатывающих на танках обывателей мне пока видеть не доводилось. Равно как прилетающих на боевых драконах.
– Серьезней некуда, – отозвался Макс. – Есть в славном городе Зауральске один заводик из состава когда-то великого и могучего ВПК. Сейчас он, понятно, на ладан дышит, как и большинство ему подобных, но какие-то крохи с армейского стола ему иногда перепадают. В частности, занимается он ремонтом техники. А заодно – восстановлением списанной. Я их консультировал пару раз, по мелочам всяким.
– Ну и?
– Ну и вот эту самую списанную технику он продает совершенно свободно, – пояснил гном. – Танков нет… пока, а вот пехотный гробовик, или бронеход разведки – это пожалуйста.
– Что, прямо с оружием?!
– Оружие, естественно, они снимают, – сказал Макс. – Но все остальное, вплоть до турелей – на месте. Плюс всякие прибамбасы за дополнительную плату – типа окраски по выбору заказчика.
– А что и такие требования бывают? – спросил я. Заказчики, они, конечно, народ странный, у меня, помнится, тоже как-то просили аквариум с водой малинового цвета. Продал я им, в результате, кажется, мадагаскарских эхиусов – существа они магические и плавать могут хоть в компоте.
– Бывают, – кивнул Макс. – Мне замдиректора ихний, когда я позвонил, позолоченный бронеход показал. Клиент, типа, захотел, чтоб с его каретой гармонировало.
– Клиент всегда прав, – сказал я. – Этот лозунг нынче в моде.
– Может, у шлюх в борделе он и прав, – заржал Макс. – Но в моей мастерской прав бываю только я. А кто считает по-другому – может катиться колобком!
– Тоже хорошая позиция, – кивнул я.
– Угу. – Гном неторопливо прошелся вдоль полок. – Так что конкретно тебе надо?
– Все!
– Все не получиться, – ехидно заметил Макс. – Все ты на себе не утащишь.
– Короче, Топор, – сказал я. – У тебя тут столько всяких вкусностей… давай, веди экскурсию по залу… пока я не начал хватать все, на что глаз упадет.
– Дамам тоже подбирать? – деловито осведомился гном. – У меня тут как раз полдюжины эльфийских клинков завалялось. Если подобрать по руке…
– Макс, – укоризненно сказал я. – Ты чего, забугорных сериалов пересмотрелся? Какие мечи? Эти девочки дай Бог, если с кухонным ножом против живого карпа выйдут. Тоже мне, нашел ведьмачек!
– Да? – Макс удивленно приподнял бровь. – А вот когда я давеча через верхний этаж проходил, Маринка твоя стащила со стены рапиру – семнадцатый век, между прочим, раритет – и очень ловко ею размахивала, стоя при этом во вполне фехтовальной позиции. Финт «анжелика» к примеру, я уж года три не видел… да еще чтобы так легко и непринужденно крутили.
– Молчу, – выдавил я после продолжительной паузы. – Просто нет слов.
– А я вот что думаю. – Макс, мечтательно задрав голову, уставился на гладко обструганные потолочные доски. – Если ты её так плохо знаешь… может и мне чуток приударить, а?
– Даже не пытайся, – предостерег я. – Ты, конечно, если что, четверых меня на лопатки положишь, но если речь зайдет в таком ключе, я тебе уши бантиком завяжу… на заднице.
– Ну вот, я к нему, понимаешь, со всей душой, а он, как последний жалкий собственник… – усмехнулся Макс. – Ладно. Вот позову как-нибудь свою знакомую эльфийку и посмотрю, как у тебя от зависти глаза на лоб полезут.
– Не полезут, – уверенно ответил я.
– Полезут-полезут. – Гном миновал еще один смертоубийственный стеллаж. – Тебе как обычно? Огнестрел? Или магию тоже? Ты с ней, знаю, не в ладах.
– И того и другого, побольше и можно без хлеба.
– Сказал Винни-Пух Кролику, – пробормотал Макс и, повернувшись, без всякого предупреждения бросил в меня чем-то небольшим и блестящим. Хорошо бросил, мощно, так, что первым моим движением было – уклониться в сторону… но все же я его поймал.
Это был никелированный «Рекс», по виду – родной близнец того, что сейчас покоился в камере хранения Павелецкого вокзала. Офицерская модель – самовзвод, одновременная экстракция… откинув барабан, я глянул на выбитый на рамке номер – из шести цифр незнакомыми были лишь две последние.
– Знакомо?
– Ты что, партию тогда оптом закупил? – с интересом спросил я.
– А ты думал, ты у меня один такой… друг? – с вызовом отозвался Макс. – Да знал бы ты, сколько наших ко мне тогда так же по ночам скреблось! И мой призыв, и твой… думал, только к тебе судьба жопой повернулась?
– Страна к нам… повернулась, – сказал я после долгой паузы. – Как на войну посылать – так она Родина-Мать, а как назад – так сразу чужая злая тетка.
– Какая уж есть, брат, – нарочито спокойным тоном сказал гном. – Другой нет. Да и… матерей, если помнишь, не выбирают.
– Не выбирают, – эхом отозвался я. – Это ты верно сказал. Потому я и здесь, а не над Нью-Амстердамом ночное небо рассекаю, да и ты на почтенного цверга-бюргера тоже не очень похож. А что касаемо судьбы… – голос дрожал, но остановится я уже не мог, – судьба моя, Макс, кончилась в Черном Ущелье. Все, что после – ошибка в небесной канцелярии, мелкая недоработка на местах.
– Зря ты так на судьбу свою, Сева, – укоризненно сказал Макс. – Все ж она тебя оттуда вытащила.
– Нет, Макс, – я отрицательно качнул головой. – Не вытащила. Там я остался.
– Дурак ты, – беззлобно отмолвил гном. – Глянь на Шарапова… а лучше того – вспомни, кто из наших там взаправду остался. Тогда и говори. И не гневи старушку. У нее для тебя, чую, еще найдется пригоршня веселых узелочков, если дерзить станешь.
– Не стану, – улыбнулся я через силу.
Все же гномы смотрят на жизнь проще нашего. По-кузнечному. Любая беда для них – как кусок железа из горна; молотом приложить, глядишь, что полезное и откуется. Это мы, люди, да еще эльфы горазды высокие материи разводить.
– А вот это, – резко меняя тему, показал Макс, – я поставлю на турель, когда гробовик прикуплю.
– Здорово, – с одобрением промолвил я, оглядывая станковый самострел. – Сам делал?
– Нет, в галантерее купил! – добродушно огрызнулся гном.
– Лучше ящера себе заведи, – посоветовал я. – А того веселей – транспортного мамонта. Знаешь, их по возрасту из армии списывают…
– Да ну тебя под лавину! – Макс непритворно возмутился. – Кормить его, навоз убирать… подсунут еще ревматика какого-нибудь с больными коленями, номерки с ушей не сдерешь…
– Ау? – Шар перегнулся через край люка, и его эльфийская косица, украшенная берилловой сколкой, закачалась наподобие маятника. – Вы еще тут?
– А что, чай готов? – спросил Макс жадно.
– Девушки уже пьют – кстати, Макс, мне пришлось совершить набег на твой ледник, ты не в обиде? Но господство Зорин возвращается с пленником, и его хотя бы из вежливости стоит встретить.
– Быстро обернулся, – вздохнул я, с тоской оглядывая стеллажи. Столько всего еще хотелось если не украсть, так хоть в руках подержать… Никогда, например, не стреливал (это я от Шара нахватался?) из орочьей громухи. Говорят, с трех шагов сносит троллю башку – не знаю, для этого надо еще исхитриться к троллю подойти на три шага…
Мы выбежали из дому как раз вовремя, чтобы увидать, как ополоумевший эльф прыгает на забор. Макс ловко зазвездил ему в висок какой-то чушкой, и перворожденный мешком рухнул обратно во двор.
Где-то мне доводилось слышать, что коверная тесьма делается из чего-то очень прочного – чуть ли не паучьего шелка. Судя по одобрительному взгляду, который бросил на меня Макс, когда я принялся связывать пленника этой самой тесьмой, решение было правильным. Шар с холодным ехидством наблюдал за вялыми трепыханиями оглушенного соплеменника.
Присутствие старых друзей при допросе я еще мог вынести. А вот господство Зорина предпочел бы убрать в дом, от греха подальше.
– Обойдусь без бутербродов, – холодно отмолвил Зорин в ответ на мое недвусмысленное приглашение. – Мне, знаете ли, тоже хотелось бы послушать, что споет этот птенчик с руной «эльд» на рукаве.
– Ну, как хотите, – пожал я плечами. – Но предупреждаю – зрелище может быть очень неприятным. У нас нет времени на китайские церемонии.
– Вы что же, – перебил меня благочинный. – Думаете, что наши преступники раскалываются от одних уговоров следователя? Успокойтесь, про неспортивные методы допроса я знаю не понаслышке.
Я не стал комментировать разницу между способами, какими выбивают из мелкого воришки признания в том, кто свистнул третьего дня самовар у бабки Мары, и «экстренным потрошением», в том виде, как его нам преподавали. Раз брат благочинный так рвется поприсутвовать – милости просим, но убирать потом за собой будет сам… а заодно и за клиентом приберет.
В этот момент пришедший в себя клиент открыл глаза. Сначала я даже не понял, что заставило это точено-прекрасное личико перекоситься в столь жуткой гримасе, и лишь когда из стиснутых до белизны губ с шипением вырвалось «ан’гиваре»…
– Во-первых, – после долгой паузы холодно произнес присоединившийся к нам Шар. – Я еще мог бы понять употребление в свой адрес термина «предатель», но никак не «доносчик». А во-вторых могу сообщить тебе, что предателями и идиотами я считаю всех серкелуин, готовых ради нескольких бредовых идей напрочь разрушить труд многих веков. Вы подобны оркам… впрочем, судя по последним событиям, даже орки способны к рациональному мышлению куда больше вас.
Пленник в ответ процитировал Хурина Талиона, погибавшего с криком «Ауре энтулува» – «Наш день еще настанет!», после чего прошипел какую-то длинную фразу на квенья, из которой я разобрал лишь «победа» и «мучительная смерть».
– Ты лучше о своем самочувствии побеспокойся, – посоветовал я.
– За меня отомстят. Вы все умрете.
– Эт-точно, – согласился я. – Все мы когда-нибудь, да умрем. Но именно в «когда» и «как» заключена суть вопроса.
– Макс, – повернулся Шар к гному, – где мы сможем побеседовать с нашим гостем в приватной обстановке?
– К яме его тащите, – не секунды не колеблясь, сказал гном. – И на раму. Она у меня раздвижная, так что все будет как в лучших застенках Европы. А я вокруг завесу поставлю. Через неё сильфы не проскакивают, так что звук и подавно не пройдет.
На то, чтобы стащить с рамы лежащий там ковер и привязать на его место наш трофей, нас ушло не меньше трех минут, в течение которых побледневший эльф тщетно пытался отвести взгляд от разложенных на поддоне инструментов. Получалось это у него плохо. С особенным же постоянством взор серкелуина натыкался на самогреющий паяльник.
– Ну вот, – весело улыбнулся я, затягивая последний виток проволоки. – Будем по-хорошему разговоры разговаривать или как?
– Ты, – эльф облизал враз пересохшие губы, – ничего не добьешься от меня, презренный адан.
Многие не видят ничего обидного в этом слове, раз в наречии западных эльфов прозвание «эдайн» прилагалось только к тем смертным, кто достоин доверия и уважения перворожденных. Но в древнем, священном языке оно применялось без разбора ко всем нам, и означало – «последыши».
– Значит, «или как», – резюмировал я. – Макс, как думаешь, с чего начнем? Иголки под ногти… или сразу плоскогубцами?
– Лично я бы начал вот с этой штучки. – Гном ласково погладил штуковину, больше всего напоминавшую катушку от спиннинга. – Машинка для вытягивания проволоки… думаю, сухожилия или нервы ею потянуть тоже будет неплохо.
– Или лучше сразу паяльником? – предположил я, глядя как лицо пленника стремительно приближается по цвету к весенней листве. – Шар, как думаешь?
– Сева, – укоризненно произнес мой компаньон. – Ты дилетантствуешь.
– Нету в русском языке такого слова! – возмутился я.
– Возможно, – согласился Шар. – Но именно оно лучше всего подходит к тому, чем ты собрался заниматься.
Он осторожно положил на поддон трость и, схватившись за край рампы, наклонился к искаженному ужасом лицу пленника.
– Люди, – голос моего товарища, наверное, можно было намазывать на хлеб, – это существа с очень короткой памятью. Приведу пример. Несколько веков подряд они позаимствовали у нашей с тобой расы несколько весьма совершенных методик допроса, а потом, стоило лишь ненадолго установиться такому хрупкому и непрочному, – искреннего сожаления в голосе Шара хватило бы выжать слезу даже из гоблина, – перемирию, как они тут же забыли все свои достижения на этом поприще. И теперь, – с грустью заключил Шар, отклоняясь назад, – в нужде им приходиться прибегать к хоть и действенным, но все же ужасно варварским методам. Куда менее эффективным, надо заметить, и отнимающим не в пример больше времени и сил.
Выдав эту сентенцию, мой товарищ на следующие две минуты утратил к пленнику всякий интерес, полностью сосредоточившись на методичной сортировке разложенных на поддоне швейных иголок, от прошивочных длиной чуть не в ладонь, и до похожих на хирургические отделочных. Наблюдавший за ним серкелуин, похоже, уже достиг максимума по части обретения зеленой окраски и теперь отображал нарастающий в нем ужас путем выпучивания глаз – зрелище презабавное донельзя.
– К счастью присутствующих здесь, – вновь заговорил Шар, аккуратно выкладывая отобранные им иглы на краю рамы. – В период службы в рядах свойственная представителям нашей расы природная любознательность сподвигла меня на детальное ознакомление с архивами части. Как общеизвестно – хотя последние полвека этот факт отнюдь не афишируется – первоначально егерские подразделения были сформированы именно для противодействия эльфийским партизанам. И вот… – Шар неожиданно осекся, пристально изучая наконечник одной из отобранных игл.
– Макс, – не оборачиваясь, попросил он, – Не мог бы ты принести мне что-нибудь дезинфицирующее.
– Коньяк подойдет? – деловито осведомился гном. – «Dorville», французский, семнадцатилетней выдержки. Еще есть шотландский виски, ром…
– Ром будет лучше всего, – мягко сказал Шар. – И немного ваты.
– Что ты собрался делать? – хрипло осведомился пленник. – Ты… – Дальше последовала очередная длинная фраза на квенья из которой я на этот раз не понял не единого слова – и готов был поклясться, что большинство их слышал впервые в жизни. Судя же по тому, как недобро прищурился Шар, слова эти были из числа тех, которым его обстоятельные сородичи все же не сочли возможным выдумать подходящие руны. Если мы никак не можем свести похабные надписи с заборов, то сколько же лет пришлось бы лесным жителям взирать на вырезанное на коре векового мэллорна «Келеборн – рогоносец»?
– А клиент-то, – вполголоса заметил я Зорину. – Слабоват оказался… в поджилках. С ним еще и работать не начинали, а он вишь как разнервничался.
– Как правило, – так же негромко отозвался брат-благочинный, – субъекты, активно угрожающие насилием другим, оказываются морально не готовы к тому, что им будут давать сдачу той же монетой.
– Это вы, часом, не про меня?
– Отнюдь. Вы не угрожаете, а применяете насилие. Это вещи совершенно разные. И, насколько у меня сложилось впечатление, все же принадлежите к числу тех, кто дает сдачу. А этот… субъект… подозреваю, очень часто разглагольствовал о том, что он сам бы проделывал в схожей ситуации.
Вернувшийся Макс молча протянул Шарапову надорванную упаковку ваты, а к пузатой бутылке с черной-золотой этикеткой предварительно приложился секунд на пять.
– Благодарю, – церемонно кивнул эльф.
– «Кэптен Морган Голд Лейбл», – вздохнув, прочитал я. – Жа-алко.
– Я постараюсь не тратить столь ценную жидкость напрасно, – сухо сказал Шар.
Он ловко опрокинул бутылку на клок ваты, тщательно протер получившимся тампоном одну из игл, держа её на уровне глаз повернулся к нам и начал медленно закатывать левый рукав.
– Данная игла, – начал он лекторским тоном, – имеет так называемую пулевидную заточку – круглого сечения с чуть скругленным кончиком. Мышечную ткань она не рвет, а как бы раздвигает, то же самое происходит с кровеносным сосудом – он сдвигается в сторону. То есть можно выбрать такое место на теле, – с этими словами Шар спокойно вонзил иглу в собственную руку чуть ниже локтя, – где укол подобной иглой не причинит никаких неприятных ощущений. Кровотечения также не будет. – Эльф резко выдернул иглу обратно и продемонстрировал нам крохотную черную точку.
– В средние века, – продолжил он все тем же поучающим тоном, – это свойство часто использовали нечистые на руку люди, из числа охотников за ведьмами, проводя так называемое «испытание иглой». Однако при попадании в нервный узел даже такая игла…
– А-а-а…
Вопль серкелуина больше походил на крик раненного зверя, чем на звук, могущий быть изданным разумным существом. Длился он достаточно долго, чтобы я успел пожалеть о том, что нахожусь одну с эльфом сторону поставленной Максом «завесы молчания». Наконец крик оборвался, и пленник принялся с хрипом втягивать воздух в опустошенные легкие.
– …может вызывать «сильную стимуляцию нервных окончаний», как изысканно выражались наши не столь уж отдаленные предки, – спокойно продолжил Шар, протирая следующую иглу. – И таких нервных узлов у Первороженного…
На этот раз пленник ограничился коротким вскриком – но из-под прокушенной губы зазмеилась тоненькая темная струйка.
–… больше, чем у человека, – закончил Шар. – На чем и основывался принцип выявления скрытых эльдар и полукровок. Можно, как это делают некоторые, счесть этот факт очередным признаком превосходства нашей расы, а можно…
– А-а-ао-о-оу!
– …и не счесть.
– Хв-а-а-атит! – прохрипел распятый. – Хватит! Что вам нужно?
Гримасы, подобной той, что исказила лицо Шара при этих словах, я не видел уже лет пять. Даже не презрение, нет – отвращение пополам с брезгливостью! Помниться, по одному вылавливая из своей тарелки с супом мотылей, когда изрядный шмат шевелящейся багровой массы ухнул туда из покосившегося поддона, мой компаньон был куда более невозмутим.
– Во времена не столь уж отдаленные, – с горечью произнес он, – юноша, не выдержавший шестой иглы, и помыслить не мог о том, чтобы взять в руки боевой лук. Увы, мы живем в печальное время, оскудевшее талантами.
– Иголки-то – напомнил я, – вытащи.
– Может, не надо? Пусть пока так полежит, – предложил Макс, деля очередной глоток «Кэптэна Моргана». – А то вдруг передумает еще, крутить-вилять начнет, глазки строить?
– Это – не передумает! – уверенно сказал я, глядя как бессильно обмякает пленник – словно вместе с иголками из него выдернули скрепляющий душу стержень. – Шарик-то сдулся.
– Че-то он слишком быстро сломался, – с подозрением заметил гном. – Давай, я его еще паяльником пару раз поглажу… для надежности.
– Спокойно, Макс, – остановил я уже было потянувшегося к поддону гнома. – Не торопись. – Вот когда мы нашего нового друга хоть раз на лжи поймаем – а если он нам попытается пудрить мозги, мы его непременно поймаем, он ведь не может знать, что нам уже известно, а что нет! – тогда и паяльник пригодится. Но я очень надеюсь, – закончил я, – что он будет с нами искренен.
– Ч-что, что вам нужно?
– Ну для начала, – улыбнулся я, – скажи-ка, мил друг, как тебя звать. А заодно – поведай, чего ты в этом гостеприимном городе поделываешь?
– Живу я тут! – окрысился пленник совершенно по-человечески.
– Имя, – напомнил Макс тоном заправского эсэсовца. Для «Сынов Сатаны» мой друг, правда, ростом не вышел, а так – вполне себе белокурая бестия…
– Куйвиеглин ап Кулуриэль ыд Эбрин, – промямлил эльф.
Прозвище он опустил, ну да оно меня сейчас не интересовало.
– Обратите внимание, – прокомментировал Шар, устраиваясь на краю ямы, – как легко по имени определить судьбу перворожденного. Назвать сына Взглядом пробужденного – или Зорко блестящим оком, это уже как пожелаете – могла только весьма экзальтированная особа, кстати, в отличие от супруга способная похвастаться староэльфийским именем Увенчанная медью. Готов прозакладывать свою погребальную ладью, что именно с матушкиной подачи наш герой и подался в революционеры – возможно, в пику отцу, которому до верхушечной почки межрасовые разборки…
Пленник покосился на него с ненавистью.
– Ясно, Соколиный Глаз, – подытожил я. – Ну так расскажи мне, о вождь индейцев, на какое число назначен теракт?
– На двадцать восьмое, – тут же соврал эльф.
– Слушай, – пробасил Макс недовольно, – он не принял нас всерьез.
– А ты, – обернулся я к нему, – лучше иди в дом, и подливай девушкам чаю. Не приведи Бог, высунутся, увидят, чем мы тут заняты.
Гном схватился за голову и умчался.
– Еще раз соврешь, – предупредил я честно, – пеняй на себя.
– Может, все-таки порезать его на мокасины? – неожиданно предложил Зорин.
– Ну, зачем так жестоко? Он больше не будет, – пообещал я от имени пленника. – Правда, не будет?
Зорко блестящее око, видимо, вспомнил абажуры из эльфьей кожи – побочный продукт концентрационных алтарей. На лбу его выступила первая капелька пота.
– Двадцать третьего, – пробормотал он. – Если не поступит сигнала.
– А если поступит? – подбодрил я его, молясь, чтобы не выдать ужаса. Какой еще сигнал?
– Тогда двадцать первого, – буркнул эльф.
– Очень хорошо, – похвалил я его. – Возможно, ты еще своими ногами отсюда выйдешь… Когда пришла весточка о нашем бегстве?
– Полчаса назад, – неохотно ответил пленник. – От Хиргортаура.
– Почему, – опять встрял Шар, – доморощенные революционеры так любят внушительные клички? От юношеской впечатлительности? Или им кажется, что, назвавшись Повелителем ужасающей скверны, можно взаправду кем-то повелевать?
– С приказом захватить непременно живыми, и со всеми документами, – продолжил юноша, отказываясь признавать существование презренного коллаборациониста.
– Замечательно! – Я засиял, как фальшивый грош. – А скажи-ка, мил-друг…
– Волкодлак тебе друг! – расхрабрившись, выпалил эльф, и замер в ожидании.
Я не поддался на провокацию.
– Во всяком случае, товарищ, – ответил я, глядя на Зорина.
Тот оскалился совершенно по-волчьи, и, видимо, сделал что-то такое, чего не уловил я, зато заметили оба эльфа – пленник дернулся на распялочной раме, а Шар поощрительно улыбнулся.
– …Так сколько вас тут в Коврове? – закончил я вопрос.
Юноша попытался отвернуться.
– Пятеро, – сознался он. – Если считать Кели, но…
– Значит, до утра можно не беспокоиться, – заключил я. – Пока еще заметят, что тебя нет, да сообразят, да вызовут подмогу… Полагаю, твои товарищи не полезут в чужой дом сами?
Пленник молча помотал головой.
– А что вам от Макса нужно-то было? – без особой надежды на ответ поинтересовался я.
– Не от него, – с раздражением поправил эльф. – От его соработника. Мы нуждались в самостоятельном выходе на…
Он осекся, сообразив, что и так слишком много выдал.
– …На Ковровский метловязальный комбинат, – проговорил я. – Чтобы не зависеть от Кормильцева?
– Я не знаю имени того адана–предателя, который поставляет нам материалы, – с холодной педантичностью ответил пленник.
– И не надо. – Зорин оторвался от стены, которую подпирал. – Пойдемте ужинать, господа.
– А с этим что делать? – Макс высунулся из окна, забыв, что в руке его зажат кухонный тесак, которым он и указал на молодого эльфа.
– Пусть лежит, – ответил Шар. – Перворожденные терпеливей вас… хотя по нынешнему изнеженному поколению не скажешь, – прибавил он, высокомерно взирая на попытки пленника поудобнее устроиться на железных прутьях.
