Глава 5. АТУРГА
Группе Онго уже пора была выйти на связь. Однако они молчали. И это беспокоило веркома Сидо все больше.
Он понимал, что о выходе группы скорее всего уже стало известно Гумо: утечка продолжалась. Но надеялся, что Гумо не удалось осуществить замысел ее перехвата: глава ОСС не удержался бы – похвастался. А то и осуществил бы свое обещание: прислал бы со спецкурьером пистолет с одним патроном. Но – как сообщали информаторы – в термитнике не замечалось никакого оживления, шла обычная рутинная работа.
Что другое могло случиться? Сидо допускал, что группе пришлось выбрать другой маршрут движения, задержаться в дороге, наконец – вступить в схватку с какими-то силами улкасов. Но на всякий подобный случай Онго был проинструктирован: в любой обстановке, ставящей под угрозу выполнение задачи, немедленно сообщать; и даже перед угрозой гибели всей группы – непременно подать условный сигнал, одну короткую фразу, которая означала бы, что рассчитывать на результаты поиска больше не приходится. Для этого нужно было лишь нажать отдельно расположенную клавишу – и сигнал пошел бы в эфир автоматически, повторяясь до того мгновения, когда окончательно опустеют батареи или вся рация будет разбита вдребезги. Именно вся: у сигнала тревоги была своя схема, и при нарушении работы всех других блоков она продолжала бы слать последнее "прости". Но круглосуточно дежурящие на перехвате слухачи до сих пор ничего похожего не зафиксировали. И это оставляло надежду, что группа все-таки подаст признаки жизни в ближайшем будущем – потому что отдаленного будущего для нее существовать просто не могло.
Однако причиной беспокойства Сидо была не только судьба группы. В конце концов на войне гибнут. Но одно дело – погибнуть, выполнив задание, и совсем другое – пропасть зря. От задания зависело слишком многое. А главная сейчас трудность заключалась в том, что по теперешнему представлению веркома Сидо идти следовало совершенно не туда, куда он поручил Онго проникнуть, и искать вовсе не то, на что группа была нацелена перед выходом. Со времени ее ухода Сидо успел кое-что новое не то чтобы узнать, но понять. И это новое понимание переворачивало все его представление о причинах и целях войны. Ему необходимо было найти подтверждение своей новой концепции – или, напротив, полное ее опровержение. И то и другое могла сейчас выполнить только группа Онго: слишком мало было надежды, что удастся забросить еще одну поисковую группу. Хотя бы потому, что (Сидо это отлично знал) он, да и вся его служба находились сейчас под самым пристальным, хотя и негласным, надзором Гумо и всей его команды, давно и хорошо натасканной на подобные действия.
Сидо беспощадно ругал самого себя за то, что раньше не удосужился глубоко и серьезно задуматься над самим феноменом Нежданной войны. Тогда мысль его потекла по старому, давно освоенному руслу: война началась просто потому, что войны в этом мире периодически начинаются – так было и так будет; они являются как бы древним ритуалом, не нами придуманным, но для всех обязательным; и цель войны привычно воспринималась, как цели всех других войн на протяжении столетий: стравить давление, во всяком обществе периодически поднимающееся за красную черту, доказать и самим себе, и другим, что живы, активны и стремимся к вечным ценностям, как-то: расширение территории, приведение соседа в смирение, неизбежное для войны расширение производства и так далее. Как сухие месяцы неизбежно сменяются дождливыми, так и годы мира столь же неизбежно прерываются месяцами войны; и то и другое давно казалось свирам законом природы. И так же, хотя и с некоторым удивлением, восприняли войну и на этот раз.
И только сейчас, после крутого разговора с Гумо, Сидо вдруг понял: все это было ошибкой с начала до конца. Ошибка – оценка войны, просто как очередной. Ошибка – определение целей войны как традиционных, давно известных и практически недостижимых.
На этот раз все на самом деле было не так. Другими оказались причины войны. И иными, совсем несхожими ее цели.
А главное – как почти с ужасом понял вдруг верком Сидо, – цели эти были реальными и вполне достижимыми.
Достижение же этих целей означало бы крушение того мира, который существовал на планете, Арук знает сколько времени, и переход к совершенно другой системе ценностей и добродетелей, которую Сидо считал для себя, да и для всей Свиры, неприемлемой.
И если то задание, с которым он выслал в горы группу Онго, заключалось в поиске того, условно говоря, нового механизма, который помогал улкасам начать и вести эту войну совершенно необычным способом, – тогда это казалось Сидо главным, потому что, поняв сущность этого механизма, можно было бы вскоре решить войну в свою пользу, – то теперь ему нужно было в первую очередь абсолютно другое: нужно было отыскать не пружину войны, а пружину политики, которая использовала эту войну лишь в качестве инструмента. Если вы хотите предотвратить создание какой-то, допустим, машины, то мало отыскать и даже уничтожить инструменты, при помощи которых эта машина строится; инструменты легко можно восстановить. В таких случаях необходимо отыскать, во-первых, чертежи этой машины и, во-вторых – ее конструктора или конструкторов. Только когда найдено и изучено первое и нейтрализованы вторые, можно говорить о полном или почти полном успехе. И вот сейчас Сидо нужно было дать Онго новое задание – объяснить ему, что надо искать и найти и-в первом приближении – где именно следует это делать.
Он уже собирался послать на поиски группы агралет, чтобы или окончательно убедиться в ее гибели, или хотя бы (если сесть и не удастся, горы не всегда дают такую возможность) сбросить вымпел с новым заданием. Но вовремя удержался от такого действия, правильно расценив его как плод растерянности, начало метания из стороны в сторону, которое всегда означает неудачу. Агралет можно выследить; таким образом, это действие может навести на след группы тех, кого наводить никак нельзя. Вымпел же может попасть и не в те руки, а это означало бы, что возникнет понимание того, что Сидо оказался в курсе действительной обстановки. После этого – он не сомневался – ему не удалось бы сделать больше ничего: его или уничтожили бы (в таких случаях никакая охрана не спасает), или ему пришлось бы заползти в какую-то нору, в которой он оказался бы совершенно бессильным. А для достижения цели Сидо необходимо сохранить и главенство в службе разведки, и право входа к Вершителю, и многое другое – все, что давало ему его нынешнее положение в государственной машине. Так что сейчас малейший риск категорически противопоказан.
Оставалось ждать, ждать – и ничем не показывать, что тебя грызут нетерпение и беспокойство; для всех, начиная с собственного секретаря, он должен оставаться все тем же Сидо – невозмутимым, спокойным, немного даже неповоротливым…
Пока его на это еще хватало. Но – он чувствовал – резервы выдержки таяли. Еще немного, и он сорвется. И это будет означать конец не только для него самого.
В улкасском карауле, остававшемся на перевале, и на самом деле царило беспокойство. И звуки перестрелки, и взрывы, и грохот обвала – все услышали здесь и, в общем, правильно истолковали. Но это привело к неожиданным последствиям: когда через полчаса с небольшим на перевал вернулись, буквально приползли, лишь двое израненных воинов – все, что осталось от двух караульных смен, ушедших на выручку патруля, когда стало ясно, что больше никого не будет, в том числе и командиров, большинство часовых, оставив посты, собрались в караульном помещении и устроили там что-то вроде собрания, чтобы решить, что делать: продолжать охрану перевала без надежды на скорую смену или уходить отсюда. Никакой опасности сейчас им вроде бы не угрожало: раненые успели рассказать, что оказавшиеся на подступах к перевалу свиры были уничтожены еще до взрыва. Может, и нет больше смысла нести караул? Конечно, это было далеко от военных обычаев: вместо того чтобы до последнего выполнять боевую задачу по охране и обороне, устроить этакий базарчик для обсуждения ситуации; это можно объяснить только некоторыми специфическими особенностями уцелевшей смены.
И в конце концов, изрядно поспорив и покричав друг на друга, остановились все же на героическом решении: нести службу, а разводящего отправить на ближайшую вершину – зажечь сигнальные костры, чтобы сообщить всем, кто следит за сигналами, о случившемся и просить помощи. Беда была в том, что они остались без связи – улкасские солдаты не были еще настолько телефонизированы, как противостоявшие им свиры, и единственный аппарат, которым располагали хранители, погиб вместе с командиром; вот и приходилось пользоваться старинными, но всем известными опособами.
Решение было, безусловно, правильным. Хотя и вряд ли могло принести какие-нибудь серьезные результаты. Хотя бы потому, что те, от кого следовало охранять и оборонять перевал, за время, пока собрание обсуждало все "за" и "против", успели уже скрытно подобраться совсем близко.
– Ну что, командир, здесь развилка. Пойдем вперед, по нахоженному? Или как?
– Ни в коем случае. Эта тропа – в Ич-Майрат, туда мы и не сунемся.
– А по второй, похоже, никто давно уже не ходил.
– Это нам и нужно. По ней – осторожно: там, за той скалой, должен быть караул. Если он есть – значит, идем правильно.
К скале подобрались за дюжину минут.
– Верно, видишь – пост? И другой:
Налетим, пока нас не заметили?
– Наверное, лучше не поднимать шума. Ты видишь кого-нибудь на постах?
– Ни души.
– Вот и я никого – приборы ничего не показывают. Нам выгоднее, чтобы о нашем проходе никто не узнал.
– Ну, будь по-твоему… А может, они там просто хорошо замаскировались?
– Приблизимся – поймем.
Окончательное решение не атаковать уцелевшую часть охраны, а тихо-мирно пройти перевал Онго принял сразу же, как только Керо и Нито доложили, что противника впереди нет, а динафон показал, что все голоса и другие шумы доносятся из караульного барака, что было уже за перевалом, где тропа начинала клониться вниз. Почему все люди там, а не на постах – совершенно непонятно, однако некогда задумываться об этом: надо использовать редкую возможность. Знай Онго, что связи у караула нет, он, возможно, решил бы иначе; но он не знал и не хотел излишнего риска.
Они были уже совсем близко от прохода, когда умудренный опытом Мори сказал командиру:
– Пройти-то мы пройдем, похоже. Только потом – куда? Вряд ли тут тропа обставлена указателями. Что будем искать, как искать? А обстановка не говорит о чем-то серьезном. Скорее это ложный след. Не верится. Без серьезной защиты?
Караул на перевале как-то не убеждает. Горстка людей… Что они охраняют?
Только вход? Или еще что-то? Если еще что-то, то кто-нибудь из них знает ну хоть что-нибудь.
– Онго, – шепотом доложил Керо. – Там один часовой встал на пост. На самом проходе. Мимо него тихо не пройти.
– Да, – сказал Онго задумчиво. – Скорее всего ты прав. – И тут же принял решение:
– Будем атаковать караул. Что-нибудь да они знают.
Кто-то позади глубоко вздохнул. Онго усмехнулся:
– Сури! Как ты – на ногах держишься? Ответ прозвучал не очень уверенно:
– Держусь.
– Вот и дальше не падай.
Что-то заставило его тут же добавить:
– Там, в случае чего, не лезь под пули. И тут же, чтобы не было обидно, пояснил:
– Без дальней связи мы тут ничего не стоим. Наверное, с перевала придется сделать попытку. Что-то ведь мы уже нашли: площадку, маскировку.
Сообщим хотя бы это.
– Ясно, – проговорил Сури.
К самому узкому месту на перевале, близ которого и располагался занятый пост, подобрались быстро, хотя и остерегаясь. И все же Сури не отстал; даже придвинулся поближе к Онго, дышал за самым плечом. Онго проговорил тихо:
– Не сопи так, следи за дыханием.
– Онго…
– Ну, вот он я. Что?
– Я боюсь за тебя. Будь осторожна, пожалуйста… Осторожен.
Неслучайной была эта оговорка: Сури, кажется, все еще обитал где-то в прошлом – том, которого больше не будет. Онго усмехнулся:
– Буду остерегаться. А тебе приказываю: не лезь вперед.
– Я в случае чего…
Он не договорил, но и так можно было представить, что хотел сказать бывший любовник: "Я тебя закрою от пуль". Нет уж, и не мечтай. Мало ли кто кем был когда-то. Важно – кто есть кто теперь.
Хотя нельзя сказать, конечно, что он стал совсем уж чужим. От памяти не избавиться. Но сейчас не до этого.
– Займи свое место в строю!
Сури послушно отстал, пристроился в хвосте, как ему и полагалось.
Вовремя: перевал был уже совсем близко, и каждую секунду можно было ожидать оклика.
– К бою! Справа по одному, короткими перебежками. Огня не открывать…
Було, Соки – по возможности возьмите его живым.
– Командир, лучше я!
– Отставить, Керо. Ты живым не возьмешь. Парень только проворчал что-то под нос – очень сердито. Пятеро затаились, двое, перебегая поочередно, приблизились к посту.
Часовой помещался в неглубокой ячейке, выдолбленной позади округлого камня. Нe ожидая, видно, никаких неприятностей, сидел на краю ячейки, свесив ноги, едва слышно тянул какую-то унылую мелодию – то есть из рук вон плохо нес службу.
Схватить его, связать, заткнуть рот было делом минутным. После этого Було доложил по телефону:
– Готово. Можно идти.
Подошли остальные пятеро. Соки сказал:
– Этого – тут оставим? Или с собой?
– С собой. Растолкуй ему: у входа к ним в караулку – подаст голос, мол, свой, чтобы не подняли шуму прежде времени.
Соки заговорил на улкасе. Часовой только кивал головой, в его глазах был страх, даже ненависть куда-то исчезла.
– Скажи, пусть укажет дорогу.
Пленник снова закивал. И пошел – на поводке у Було, промеж его лопаток уткнулся ствол звездника. Прошли немного размахов, когда случилось неожиданное.
Пленник вдруг тихонько завыл, замотал головой, упал на колени.
– Что это он? Спроси, – распорядился Онго. – Вынь кляп. Но если станет орать…
Соки перевел. Пленник понял. Стал отвечать, кивая куда-то в сторону, захлебываясь словами.
– Что он?
– Непонятно. Говорит, что он в этом не участвовал, что не их смена была, что не виноват…
– Да в чем?
– Вон там вроде бы что-то должно быть.
– Ладно. Посмотрим. Скажи – пусть ведет! Пленник повел – нехотя, ноги его заплетались, показалось даже, что он безмолвно плачет, хотя в темноте было не различить. С тропы свернули вправо, прошли с дюжину шагов и, только подойдя вплотную, увидели даже не вход, а скорее лаз, что вел куда-то в скалу.
Остановились. Пленный снова заговорил.
– Говорит, что туда не пойдет ни за что. И опять: что не они это сделали…
– Да что там, в конце концов? Может, в ловушку хочет нас завести? Нито, загляни, проверь – что там . кое…
Нито, недовольно покряхтев, повиновался – опустился на колени, потом и на локти, пополз, держа звездник перед собой. Фонарь включил, только отдалившись от входа. С минуту ничего не было слышно. Потом доложил странным, не своим голосом:
– Все понял. Вылезаю…
Погасив фонарь, вылез. Сказал, глядя в землю:
– Наши там. Были. Сходите, посмотрите. Чужих там нет.
Онго нырнул в лаз. Ход оказался коротким, с одним Коленом. Когда лаз расширился, Онго включил фонарь. Вскоре стало можно выпрямиться. Он посмотрел, освещая. Там были головы. Человеческие. Отрубленные. Свирские. Только головы.
Дюжина, а то и больше. Без глаз. Без ушей. В крови. Пахло кровью. На одной из голов сохранились пышные усы. Раньше они были огненно-рыжими, сейчас на них тоже виднелась кровь. Подофицер Сина. Наверное, и еще кто-то мог там оказаться из их трига, но Онго не стал долго смотреть. Отчаянно заколотилось сердце. Он повернулся. Натыкаясь на стены лаза, выбрался на воздух. Глубоко-глубоко вдохнул. Сказал:
– Всем посмотреть. По одному. И быстро. Сказал, хотя понимал, что после такого зрелища пленных брать, пожалуй, не станет никто. Мучительно захотелось тут же, на месте покончить с этим – с тем, кто уже был ьят. Больших усилий стоило сдержаться.
Посмотрели все. Никто не сказал после этого ни слова. Лишь Онго скомандовал:
– Пошли. К ним.
У входа в караульный грот заметили еще одного ча-сового. Пленник, покупая жизнь, позвал – негромко, как ему было указано: "Это я, на минутку…"
Часовой повернулся на голос – подобравшийся сзади Керо оглушил его прикладом, часовой рухнул без звука. Ворвались. Было темно, только свечка одиноко горела в глубине. Караул спал. Вспыхнули все фонари, что были в группе. Спавшие повскакали с нар, кое-кто – раздетый до белья. Стволы звездников были направлены на них. Но ни одного выстрела не прозвучало. Наступило мгновение тишины. И прозвучал удивленный голос Мори:
– Черт, да это бабы – все до единой!..
Ни одной не убили, даже не ранили, но изнасиловали всех поголовно.
Свирепо. Онго понимал, что сейчас сделать ничего не в состоянии – после того, что увидели в тесной пещерке. Если бы не насиловали, поубивали бы всех: никакого другого выхода не было, не было способа снять ту дикую волну ненависти, что захлестывала каждого из шести, и его самого в том числе. Женщины и сами понимали, что либо так, либо всех перережут, пусть и не их руками все было сделано – но тех, других было уже не достать. И ни одна не стала сопротивляться. Керо неистовствовал. Онго первым понял, что надо хотя бы одному с оружием охранять вход. Однако Сури уже стоял там – со звездником наизготовку, внимательный, как идеальный часовой. Онго понял: не захотел участвовать в насилии. Заметил странный взгляд, каким окинул его Сури, когда Онго, оторвавшись от женщины, приводил себя в порядок. Кажется, только теперь Сури до конца почувствовал, что нет и не будет больше девушки по имени Онго, есть мужик, солдат, даже вот насильник. Хотя и сам Сури, конечно, не вчера еще успел понять, что война – дело грязное. Сейчас он как бы дожидался, пока Онго не взглянет на него; только убедившись, что внимание бывшей женщины обращено именно на него, Сури отвернулся и стал смотреть наружу… Демонстративно, как бы желая показать: вот тебе не изменяю даже здесь, что бы ты сам тут ни творил.
Онго отвернулся, не одобряя такого поведения: ты в группе – вот и будь как все; но ему было почему-то приятно, что Сури не участвует в этом деле. Хотя он, может, просто не хотел, чтобы женщины его запомнили; боялся мести?.. Нары все постанывали, кто-то из женщин вскрикнул – но не от боли…
Наконец, утихомирились. Две женщины – или девушки – тихо всхлипывали по углам, одна – самая старшая, но тоже не обойденная вниманием – вдруг сердито заговорила, очень быстро, обращаясь к Онго, почувствовав в нем начальника.
– Она говорит, – перевел Нито, – зачем одежду рвали, они ведь не противились. Объясняет, что по их понятиям мы и не люди вовсе, а обуры, это как бы аруки: все, как у женщин, а дудки с шарами – мужские, у людей такого не бывает, а человек обуру не может сопротивляться, это давно известно. Говорит: в чем теперь они на улицу выйдут? Так не полагается, говорит.
– А чего им на улице делать?
Старшая выслушала и ответила еще яростней.
– Она говорит: свои их теперь зарежут, если узнают. Того, кто общался с обурами, близкому родственнику полагается убивать беспощадно освященным ножом, а тело сжигать. Мужья есть, братья есть – обязательно убьют. Она говорит: они теперь только с нами пойдут. Все равно куда.
– Вот еще новости, – проворчал Онго. – А что, правда зарежут?
– Это уж точно.
– Этого нам только не хватало.
– Слушай, командир, а что? Почему не взять с собой? Горянки – бабы выносливые, места знают, даже и помогут при случае. Учиним им допрос, проясним обстановку…
– Да уж ничего не поделаешь… И в самом деле, теперь казалось уже невозможным убить женщин – пусть и не своими руками.
– Ладно. Спроси: вот ей лично что известно насчет того, что они тут охраняли?
Снова последовал обмен непонятными фразами; вопросы, что задавал Нито, становились все длиннее, ответы женщины – тоже.
– Ну, что там, – не утерпел Онго, – есть какая-нибудь ясность?
Разведчик пожал плечами:
– Понимаешь, получается чепуха какая-то. Она говорит, что здесь ничего никогда не было и сейчас нет. Люди не селились, скот не пасли, место это считается вроде бы проклятым с самых давних времен. И за все время, сколько они тут были, никто снизу перевал не проходил. Но вот их мужчины рассказывали, что однажды там ниоткуда появилось вдруг много свиров с какими-то страшными машинами, они там шумели, что-то делали, а потом опять исчезли, словно их и не было. Она говорит: они все поняли, что это вовсе и не свиры были, а подземные аруки – те, что живут в недрах гор. Им, говорит, неизвестно, зачем этот караул здесь поставили, они сами считают, для того, чтобы никого не пропускали, чтобы не нарушать покоя этого места. Якобы давным-давно, много-много лет назад здесь обитали обуры – другие аруки, необычные, бескрыло летающие. И сейчас тут, бывает, творится что-то непонятное: то громы раздаются без дождя, то там, в глубине, с неба изливается голубой свет, такие вот штуки. А снизу даже свои – улкасы не из караула – приходили сюда единственный раз: когда привели пленных – этих, наших. А. вот оттуда, с плоскости, никто и никогда не проходил.
– Интересно: зачем сюда вели наших? Убить их можно было и внизу…
– Я спросил. Вроде бы их привели не для этого, чего-то от них добивались. Наши попытались вырваться – вот тогда их… Женщины думают – может, это такое жертвоприношение было, раньше, говорят, это каждый год делалось – давно, еще до их дедов. Может, теперь опять так будет?
Онго помолчал, собираясь с мыслями. Обвел взглядом пленниц. Кое-как одевшись, они не стали собираться вместе; каждая оставалась рядом с тем, кто овладел ею. Так что подле Керо расположились четверо. Да и та, что оказалась его, Онго, жертвой, тоже стояла тут, рядом, и даже пыталась улыбнуться. Онго сам невольно улыбнулся в ответ. Думал же он совсем о другом: получается, верком Сидо ошибся, когда направлял их именно сюда? Или, может, он знал что-то такое, что женщинам не было известно? Так или иначе – они добрались сюда, и оставалось лишь убедиться в том, что здесь ничего нет или, наоборот, есть нечто, скрываемое так тщательно, что даже свои об этом ничего не знают.
– Ну что, командир, забираем пленных с собой? Покажем, что обуры тоже бывают добрыми? Человечными, как говорится?
Это Керо, конечно, опять вылез со своими предложениями. Все еще не расквитался за свою давнюю обиду? Или ему просто такую арматуру всадили, что покоя не дает?
– Ты, Керо, сначала их спроси. Они ведь думают, что мы отсюда пойдем вниз – туда, откуда пришли. А захотят ли идти вглубь этого проклятого места?
Спроси, спроси. А заодно и сам подумай. Ты что, согнав охотку, жалеть их стал?
– Ну, – проговорил Керо обиженно, – мы ведь не улкасы все-таки. Почему же не пожалеть?
– А тогда подумай: ты не хочешь, чтобы их свои перерезали, ну, а мы им что можем обещать? Мы сами-то знаем, куда идем и какой будет наша судьба? Мы своей жизнью рискуем, зачем еще чужой рисковать?
Керо шмыгнул носом, упрямо покачал головой:
– Как знаешь, а я все же спрошу. И спросил, обращаясь к своему гарему, ко всем четырем сразу. Ни одна не стала отвечать – все разом посмотрели на старшую. Та ответила сразу и не очень длинно.
– Что она?
– Говорит, что ничего другого им, видно, не остается, как принять нашу судьбу. Свои, говорит, наверняка зарежут, а с нами, может, и повезет – все-таки мы не люди, а обуры.
– А сам ты тоже думаешь, что мы обуры? – спросил Онго, но ответа не стал дожидаться, а сразу продолжил:
– Теперь точно переводи им. Спроси: откуда же и кто узнает, что с ними тут приключилось? Что обуры их навестили? Разве что сами они расскажут? Мы-то этого не сделаем, понятно ведь?
Керо перевел. Выслушал ответ.
– Она сказала: конечно, они сами никому ничего не скажут. И от этого дела, хвала Создателю, следов не остается. Если только кто-то из них не родит потом обура вместо нормального человечка.
– Объясни ей: если кто-то и родит, то до того еще столько месяцев пройдет, сколько полагается. А за это время мало ли что изменится. Пожалуй, и сами они позабудут. Скажи: я предлагаю им тут остаться, нести службу, как если бы ничего не случилось. Мы сейчас пойдем туда, вглубь. А вот когда будем возвращаться – ну что же, тогда, если захотят, смогут уйти с нами.
В разговор неожиданно вступил Мори:
– Погоди, командир. Ты что – всерьез? Мы их тут оставим, сами пойдем дальше, а они тут же – нам в спину. Перебьют, как мух. А если у них оружие отобрать или сломать, всем станет ясно, что тут что-то не так, и прикончат их без лишних слов.
– А кто говорил, чтобы оружие отобрать? И портить тоже не станем. А вот боеприпасы выгребем до последнего патрона и до последней сигналки. Чтобы если даже очень захотят послать нам в спину очереди или же подать сигнал ракетой – нечем оказалось. Своим же, если те появятся прежде нас, объяснят: все боеприпасы забрали с собой воины, когда уходили на помощь патрулю, а то, что оставалось в карауле, израсходовали, потому что кто-то, мол, снизу сюда подходил, но, наткнувшись на сопротивление, отступил неизвестно куда. И еще скажи им: я строго требую, чтобы сейчас же отдали нам все средства связи, что у них есть: радио и все такое.
Растолковывать женщинам сказанное долго не пришлось: похоже, предложение их удовлетворило.
– А насчет связи они говорят, что была у них походная рация, но ее взял вместе с радистом начальник караула – наверное, там и пропала, где все погибли.
Говорят: была бы связь, они вызвали бы подмогу еще до нашего прихода.
– Ну что же, – кивнул Онго. – Правдоподобно. Теперь – быстро: обшарить все углы и закоулки, все до последнего патрона – в кучу и взорвем. Нам-то они ни к чему. Только отнесем на сотню-другую шагов, чтобы тут ничего не повредить… И вот еще что. На всякий случай спроси: есть ли другой вход в эти места?
Нито переговорил еще. Уже по выражению лица горянок можно было понять, что сам вопрос им показался глупым.
– Нет, она говорит: никак иначе пройти нельзя. Говорит, им объясняли, когда сюда привели: дальше с трех сторон скалы, на которые и козе не взобраться, а с четвертой – пропасть. То есть крутой обрыв, а далеко внизу – берег и большая вода. Но там уже не их, говорит, не улкасские места.
– Ну-ка, ну-ка, сравним с картой. Может, поймаем на вранье?
Онго вытащил планшет, включил карту, загрузил нужный район. С минуту разглядывал.
– Нет, тетка не врет. Так оно и есть. Ну, что же, хорошо хоть, что с тех направлений никакой неожиданности нам не грозит. Да и с этой стороны мы на какое-то время застрахованы вроде бы. Ну – теперь все за дело. Нито, предупреди: если кто попробует утаить любые боеприпасы – расстреляю на месте, и никакая любовь не спасет. Пусть сами носят, а вы только проверяйте, чтобы подчистую все вынесли.
Возня с боеприпасами заняла полчаса с лишним; наконец, закончили валить в кучу, Соки – подрывник кроме всего прочего – пожертвовал двумя подрывными шашками и одним радиовзрывателем. Все отошли в сторону, подальше. Онго скомандовал, Соки нажал кнопку. Рвануло. Фейерверк получился на славу: патроны, гранаты, сигнальные ракеты рвались, разлетались во все стороны, рисовали огненные, быстро исчезающие узоры. Когда все погасло, темнота показалась куда более густой, чем раньше.
– Ну, все, – сказал Онго. – Выступаем.
– Постой, командир.
– Что еще, Нито?
– Что же мы, наших даже не похороним по-человечески? Тех, кто там, в яме…
Об этом Онго успел подумать еще раньше. И ответил сразу же:
– Жаль, конечно, но этого делать не станем. Скажу даже: не имеем права.
– Это как так?
– Пусть так лежат – до трибунала. Ты что же думаешь: мы дюжину баб перетрахали – и все наказание? Нет, разведчик, не такие уж мы добрые.
– Ну, тогда… Тогда надо хоть туда, нашим, сообщить: нашли, мол, такое. Что бы знали – на случай, если сами мы ничего показать не сможем.
– Сообщим обязательно. Со связью безобразие: там, наверное, нас уже давно похоронили, а мы все никак не можем рацию настроить. Сури! Уяснил?
– Могу хоть сейчас.
– Сначала отойдем подальше. Туда, где чужих ушей наверняка не будет.
Тут считают нас обурами – вот пусть так и-дальше думают. А обурам вроде бы пользоваться рацией не пристало. Ну, все. Прощаемся по-хорошему – и в путь.
Вернулись в караулку. Попрощались.
– Так вы смотрите – возвращайтесь! Нам без вас страшнее будет. Вы вовсе не такие ужасные оказались, как пугают.
– Вернемся. Обязательно!
Вышли, аккуратно притворив за собой дверь. Пошли колонной.
Покряхтывали: снова пришлось тащить весь груз на горбу, а оставить никак нельзя было: мало ли что еще понадобится впереди. За четверть часа успели миновать все обезлюдевшие посты и затеряться на территории, на которой они и должны были искать то – не знаю что.
Идти по относительно ровному плато было совсем не то, что карабкаться по склонам. И шли они туда, куда вела их пусть и не очень нахоженная, но все же легко различимая даже в темноте тропа. После подъема по крутому склону идти по ровной поверхности казалось поначалу легкой прогулкой. Больше не нужно было думать, куда опустить ногу при каждом следующем шаге. Но раз ходьба больше не отвлекала внимания, оно поневоле искало другие точки приложения и, разумеется, их находило.
– Онго, а что мы здесь ищем? – уже не в первый раз спросил нетерпеливый Керо. – Я что-то никак не пойму. Может, раскроешь наконец секрет?
На этот раз Онго не стал отделываться отговорками насчет секретности.
Люди должны понимать свою задачу; иначе у них пропадет всякая охота решать ее.
И он постарался ответить по возможности честно:
– Если совершенно точно – я и сам не знаю. Что-то такое, что не так, как должно быть. Чего здесь быть не должно бы, но есть.
Керо немного подумал, прежде,чем высказать свое мнение:
– Пока вроде бы ничего такого не попадалось. Если не считать нас самих: нас здесь как раз и не должно быть, а?
Онго лишь пожал плечами:
– Может, теперь начальство нам что-нибудь приоткроет? Сури, пришла твоя пора. Давай связь!
Сури быстро распаковал рацию, длинная, тонкая телескопическая антенна выросла сразу, как чудо-деревце с пышной кроной на самом верху. Послал позывные. Прислушался. Повторил в другой раз, в третий. Покачав головой, запустил тесты. Еще через пару минут поднял озабоченное лицо к командиру:
– Нас не слышат. Не понимаю почему – станция исправна.
– А ты-то их слышишь? Ну, хоть что-нибудь.
– Ничего совершенно.
Стоявший за его спиной Мори проговорил:
– Командир, а если наоборот?
– Не понял, – сказал Онго, остановившись и повернувшись к разведчику.
– В смысле: нет чего-то такого, что как раз должно быть?
– Интересно, – пробормотал Онго. – К примеру?
– Ну, хотя бы – звезд нету над нами. А ведь были.
– Облака… – предположил Онго, подняв голову и убедившись, что и в самом деле ночные светила исчезли с небосвода – все до единого.
– Я тоже было так подумал. Но только… мы шли нормально, ведь так? А звук изменился. Звук от наших шагов. Не уловили? Он стал чуть глуше, и отголосок другой. Ведь камень дает одно эхо, чистое, четкое, а сейчас – ну, топните посильнее и прислушайтесь.
После секундного колебания Онго топнул. И еще раз. И еще. И в самом деле, звук был другим; просто до последних минут никому не пришло в голову внимательно вслушаться. Кроме Мори. Теперь же все заметили, что нечто оказалось над ними и отражало звук, не позволяя ему долететь до скал.
– Что-то новое, – пробормотал Онго себе под нос. И сделал то, чего до сих пор избегал: отцепил висевший на поясе сильный фонарь. Приказал на всякий случай:
– Оружие к бою. И наблюдать во все стороны.
Поднял руку с фонарем над головой и включил свет, направляя луч прямо вверх.
И действительно, что-то было над ними.
– Мори, посмотри-ка…
Опытный разведчик запрокинул голову не сразу: еще секунду-другую вглядывался во что-то, увиденное – или померещившееся – в стороне, в отдалении.
Потом только бросил взгляд наверх. И все так же, едва слышно, как все они тут объяснялись, проговорил:
– Мать честная… Командир, ты говорил, что здесь воздушная съемка ничего не дала? Ровное место? Вот тебе и ответ…
Но Онго и сам уже сообразил: узкое ущелье было во всю ширину, да и в длину, наверное, затянуто маскировочной сеткой, а еще вернее – полотнищем небывалого размера. И как это они ухитрились не разглядеть металлических мачт, к которым этот полог крепился? Темнота помешала, но все равно – нужно быть повнимательнее. Высокие, тонкие металлические конструкции. Ничего себе!
Конечно, верхней стороны полога отсюда никак не разглядеть, однако она наверняка раскрашена под голую каменистую поверхность – и сверху только ее и можно увидеть. Об этом, надо думать, и говорил Сидо. А под нею могло находиться – и скорее всего и находилось – все что угодно или, точнее, именно то, чего не хотелось: какие-то опасности. Если уж так позаботились о маскировке, значит, было что скрывать от постороннего взгляда. Хорошо, что вовремя спохватились, иначе ведь могли вот так гуляючи залезть в какую-нибудь мышеловку… Прежде чем выключить фонарь, Онго успел еще заметить тросы, поддерживающие полотнище, протянутые через каждую дюжину двушагов; сверху никакой наблюдатель, конечно, не мог разглядеть их.
Оказавшись снова в темноте, Онго скомандовал:
– Докладывайте: кто что успел заметить при свете?
Оказалось, что никто и ничего, кроме Мори, доложившего:
– Впереди – какой-то участок посветлее. Как бы площадка, большая, ровная, и отражение совсем другое. Прямо на востоке. И тропа вроде бы к ней и ведет.
Двинулись на восток – осторожно, как если бы приближались к окопавшемуся противнику. Каждую минуту ожидали, что вспыхнет прожектор, осветит их, и посыплются пули. Поэтому рассыпались в редкую цепь, переговариваясь только по телефонам:
– Здесь чисто.
– Никого, иду дальше.
И вдруг – неожиданное:
– Вижу звезды.
Вскоре и все остальные их увидели: круглый участок неба привычно играл огоньками – белыми, голубыми, желтыми. Небольшой круг: дюжины две размахов в диаметре. И находился он как раз над светлой площадкой. Круглый вырез в маскировке. Многозначительно.
– Сури, попробуй-ка связь отсюда. Здесь ничто не должно экранировать сигнал.
Снова выросла антенна. Сури послал позывные.
Вслушался. Уже через несколько секунд доложил, стараясь, чтобы голос не дрожал:
– Онго, тут совсем рядом идет радиообмен – на улкасе, я ничего не понимаю. Пусть кто-нибудь из ребят…
– Мори, ну-ка, послушай…
Разведчик сунул капсулу в ухо. Хмурясь, молчал несколько секунд. Потом заговорил:
– Два голоса. Один – наша тетка из караула. Второй – мужской. Слышно прекрасно.
– О чем говорят?
– Пока – она все докладывала. Так, как мы условились: две смены караула погибли, кто-то пытался пройти перевал, оставшиеся открыли огонь, отбили, нападавшие ушли в неизвестном направлении – это мы, значит, – все боеприпасы израсходованы, караул нуждается в подкреплении, в боеприпасах, в продуктах…
– А второй?
– Пока было только "Так, понял, так, ясно". Ага, вот. Говорит: о случившемся получили сообщение от друзей каких-то, сам он возглавляет группу, которая идет на помощь, численность их соответствует двум сменам караула, находятся в десяти минутах пути, когда подойдут вплотную – дадут условный сигнал, чтобы их не перебили по недоразумению. Она отвечает: кто бы ни подошел, стрелять нечем, так что пускай поторопятся. Он: они и так уже бегут, скорее просто нельзя. Но, может, спешить и ни к чему. Она: гроза вроде бы собирается.
Что, будет атур-га? Он: все приметы обещают. Она: и мне так кажется. Тогда хорошо. Сила у Создателя! Он: Сила у Создателя. Все. Увидимся скоро.
Мори вытащил капсулу, отдал Сури. Онго спросил:
– О чем это они там толковали? Гурга или как там? Что это?
Ниро пожал плечами:
– Атурга – так вроде они называли. Никогда не слышал, без понятия – что это или кто. – Усмехнулся. Проговорил выразительно:
– Чтобы я еще хоть раз в жизни поверил бабе!.. Где только они эту рацию прятали? Вроде бы мы все обшарили. Ну, разве же их перехитришь! И ведь те, свои, им тоже поверят, что их горская честь не пострадала!
– Честь честью, но выходит, что мы в мышеловке, – констатировал Керо. – Сами залезли в мешок. Назад, к выходу, не успеем.
– Что, разве была команда "Назад"? – спросил Онго.
– Ну, это я так…
– Именно, что не так. Сури, что там со связью – будет она наконец?
– Есть центр! – услышал он в ответ. – Прямой слушает!
– Обратный? Это Обратный?
Голос Сидо в телефонах казался необычно хриплым, взволнованным, хотя говорил он, как всегда, не спеша, четко отделяя слово от слова.
– Обратный здесь, здесь!
– Защита включена? Включена защита, спрашиваю?
Онго покосился на Сури. И он понял без слов. Кивнул:
– Полная подстраховка.
– Прямой, все работает.
– Ну, слава Творцу! Где вы там? Что с вами? Докладывай. Коротко и ясно.
Онго доложил, как ему показалось, исчерпывающе. Хотя кое-что и утаил.
Счел, что о приключении с караульными женщинами начальству знать необязательно.
– Что нашли там, кроме маскировочного тента?
– Пока ничего. Пусто. Правда, еще не осмотрелись как следует. Но боюсь, мы тут окажемся в мешке: выход перекроют, а больше отсюда никак не уйти.
– Уходите сейчас же. Обследование отложите на потом. Задача меняется.
Вам нужно во что бы то ни стало выйти в район… Подключи карту, буду показывать по ней.
Онго раскрыл планшет. Подключил к приемнику. Внимательно смотрел на то, что возникало на карте.
– Ты понял? Я спрашиваю: понял хорошо?
– Задачу понял. Не понял только, как ее выполнить.
– Это же совсем рядом с вами – рукой подать, как говорится.
– А вы видите между нами хребет? По нашей информации, на него подняться нельзя. Даже местные не пользуются.
– Как-то ведь они туда попадают? Мне точно известно, что они там есть.
– Наверное, с другой стороны.
– С моря, что ли?
– А как иначе?
– Не знаю. Это ты там, а не я. Как попасть – соображай сам на месте.
– Прямой, им ведь теперь известно, что мы здесь. Они знают, сколько нас. Они нас просто числом задавят,.. и мы вряд ли что-нибудь успеем. Мы получили перехват – сейчас они скорее всего уже на перевале, и минут через двадцать, а то и меньше, могут оказаться рядом. Они наверняка не позволят нам разгуливать тут и что-то искать.
– Действуйте, пока на вас еще не насели. Вам сейчас нельзя ввязываться в драку. Надо обязательно узнать, что происходит на той стороне нагорья. Это даже важнее, чем мы думали. Постарайся выполнить как можно быстрее, потом подумаете о выходе. Учти: возвращаться без данных просто нельзя – скажу прямо, тогда и мне, и вам крышка, оказывается, мы копнули глубже, чем я думал.
– Понял вас, Прямой.
Онго и в самом деле понял, да и что тут не понять, намек был ясен: не погибнешь в горах – прикончат дома, и еще неизвестно, что лучше: от пули, сразу, на свежем воздухе, или медленно и мучительно в каком-нибудь подвале… А хочешь выжить – гони результат.
– Жду связи, как только у тебя обстановка прояснится. В какую бы сторону она ни менялась. Понял, Обратный?
– Ясно понял. Будем связываться по возможности.
– Удачи. Храни тебя Творец.
– Вам того же.
– Да, вот еще что: какая у вас там погода? Онго машинально поднял глаза к дыре – к небу.
– Было ясно. А сейчас – облака. Даже тучи. Похоже, будет дождь.
– Проси, чтобы была гроза.
– Зачем? Думаете, в грозу они нас не разглядят?
– Мало ли что я думаю. Но если я правильно угадал – ты и сам поймешь.
Все. Конец связи.
– Конец.
И кивнул Сури:
– Свертывай кухню. Быстро.
А сам снова обратился к карте, пытаясь найти хоть какую-то лазейку.
Хотя чувствовал, что искать ее бесполезно и без огневых контактов никак не обойтись.
– Сури, ну что? Упаковался?
Бывший любовник поднял на него глаза. В них явно прочитывался страх.
– Онго…
– Ну, что еще там?
– Я сейчас услышал: где-то совсем рядом работает маяк наведения.
Мощный. Забивает все остальное.
– Дай-ка мне послушать! – Онго, похоже, не поверил своему радисту.
Несколько секунд слушал сам. Потом медленно поднялся с колен. Хмуро проговорил:
– Вроде бы, по нашим данным, у улкасов никаких воздушных сил нет? – Он как бы спросил самого себя.
– Никогда не слышал, – подтвердил Мори.
– А между тем кого-то ведут на посадку. Вроде бы прямо сюда, эта техника мне знакома. Да и лучшей площадки для агралета не придумаешь. Это по нашу душу летят.
– Да уж, – проговорил разведчик.
– Значит, что-то тут есть, иначе зачем такие хитрости?
– Командир… потеряем время – потом не оторваться от них. Может, лучше сразу назад, к перевалу?
– Тогда окажемся между двух огней, и пиши пропало. Нам все равно уходить можно только & эту сторону.
– Куда – к обрыву? У меня, знаешь, крылья еще не выросли…
– О крыльях потом будем думать! А сейчас – рассуждаем. Вряд ли этот сигнал идет постоянно. Вероятнее, его передают, когда известно, что кто-то прилетит. Именно сюда: не зря тут люк в сети. Кто прилетит – мы не знаем. Если кто-то по нашу душу, то нам выгоднее отойти подальше от тропы, чтобы они на нас не наткнулись. Нам сейчас ввязываться в бой невыгодно – не в этом задача. Но это могут быть и люди, к нам отношения не имеющие, зато связанные с тем "чем-то", что мы должны найти. Если они отсюда направятся к "чему-то", мы могли бы следовать за ними в отдалении и таким образом выйти к нужному нам месту.
Мнения?
– Они нас в два счета обнаружат, – сказал Мори, самый старший по возрасту; сказал вопреки правилу – начинать совет с младшего. – Наверняка у них приборы не хуже наших. Если уж они пользуются воздушным путем, то и снаряжены будут соответственно. И ночным видением, и динафонами, так что даже дыхание наше услышат.
– Тогда их и преследовать нельзя, – сказал Керр. – С такими приборами они нас засекут в любом случае.
– Получается, – высказался Мори, – далеко уходить нет смысла. Не укроемся. Да тут и негде, если серьезно говорить. Мы тут, как мухи на тарелке.
Онго закончил обсуждение, приказав:
– Ну-ка, в темпе – всем переодеваться! Как на тропе!
Соки вздохнул:
– Что – опять надевать юбку и задом вертеть?
– Уж так ты отвык, – усмехнулся Нито. – Ничего, покрутишь. И губки подмажешь.
– Все уже вымазал.
– Подруги поделятся. – И Нито кивнул на остальных разведчиков.
Переоделись мгновенно – просто натянули юбки, кофты поверх обмундирования.
– А оружие? – спросил Мори.
– В этих местах даже дети с оружием ходят. Пусть видят. А сейчас отходим в сторонку, сходим с площадки, смотрим и слушаем. Нелишним будет узнать, кто же это летает в такую погоду. Если все-таки сядут – будут осматриваться, и движущихся заметят куда скорее, так что мы недвижны, как камни!
Залегли, повернувшись головами к круглому отверстию в тенте, на которое нацеливался агракор. Очень хотелось думать, что машина летит за ними, чтобы вывезти, что задача, поставленная перед группой, уже решена какими-то другими способами; но после недавнего разговора с главой прогностов Свиры все понимали, что на самом деле ничего такого быть не может.
Молнии, непрерывно сверкавшие в круглом вырезе, на миг затемнились: агралет все-таки смог зависнуть над люком – теперь ему оставалось лишь плавно опуститься, не отклоняясь в стороны, чтобы не задеть полог. Характерный силуэт легко узнавался, и Мори определил его сразу же:
– Средний десантник "Агра-Д". На нем может быть куча народу… Знать бы еще, что это за народ. И что с ним делать.
Онго успел предупредить:
– Вариант выбираем в зависимости от того, кто прилетит. Если улкасы – сидим тихо, при необходимости – деремся. Если наши… может, тогда не укрываться, наоборот, попасться на глаза.
– Как могут тут оказаться наши? – не поверил Сури.
– Тот отряд, что шел по нашим следам, тоже был "своим", – напомнил Онго. – Свирским. И охотился на нас. Так что – все может быть. В указанном направлении бегом – марш!
Дождь хлынул, едва группа тронулась с места. И в самом деле разразилась гроза: сильнейшие молнии были видны даже сквозь полог, ветер налетал с такой-силой, что казалось – громадный навес вот-вот взовьется высоко в воздух, сорвавшись с тросов, и улетит. Однако он держался, так что вода лилась лишь в единственное отверстие – зато уж там был форменный водопад. Онго прокричал поравнявшемуся с ним на бегу Нито:
– Вряд ли в таких условиях агралет рискнет садиться. Люк не так велик, а ветер – ой-ой! Я бы на его месте поднялся повыше и выждал бы: такие грозы долго не идут.
– Жаль, – ответил Нито, – что их пилот тебя не слышит…
Онго обернулся на бегу. Агралетчики в самом деле шел на немалый риск: в блеске частых молний агралет был виден уже над круглым отверстием. Он снижался рывками – пилот старался, видимо, скомпенсировать удары ветра. Похоже, за штурвалом находился мастер своего дела. Да другого вряд ли и послали бы в такой рейс.
"Сядут, пожалуй", – успел еще подумать Онго. И в то же мгновение произошло то, что сразу же опровергло его предположение.
Пилот ошибся один-единственный раз, но этого хватило для катастрофы.
Машина пошла как-то ненормально, перекосившись на хвостовую часть и левый борт – такого снижения не позволил бы себе даже начинающий. Агракор не устоял перед новым порывом ветра, еще более сильным. Луч прожектора, которым пилот освещал место посадки, дернулся в сторону, прочертил полосу по тенту, и машину боком швырнуло на одну из мачт, поддерживавших это маскировочное полотнище. Миг еще казалось, что мачта устоит, но уже в следующее мгновение она – сперва как будто нерешительно, потом все быстрее – рухнула, таща за собой очень крепкий, видимо, тент, превратившийся сразу в подобие туго надутого паруса. Это сразу же увеличило нагрузку на соседнюю мачту, до этого исправно принимавшую на себя почти непрерывные разряды молний. И она тоже стала медленно падать. Агракор, еще державшийся в воздухе, ударило тентом и швырнуло не вниз, а в сторону, почти параллельно поверхности плато. Пилот до последнего пытался уравновесить машину, прервать неконтролируемое падение, но группа скал оказалась слишком близко, и летчик не успел. Агракор ударился о гору и вдруг озарился странным голубым пламенем. Онго, при всей неполноте своих агралетных знаний, автоматически отметил: это не могло быть не чем иным, как началом распада несущей батареи – ее агролитовые соты как бы притягивали энергию, на этом и основывалось их действие, однако они не обладали свойством самопроизвольно отключаться, когда заряд превышал норму, и это означало гибель машины и всех, кто в ней находился.
Стало ясно: машина взорвется в воздухе, не успев даже упасть.
– Бегом! – успел еще скомандовать Онго. И тут же свет вспыхнул снова.
Однако уже не прожекторный, а снова ярко-голубой, но куда сильнее, чем тот, что исходил только что от агралета, от его переполнившихся батарей. Голубой шар опускался через отверстие. И сиял невыносимо. Шаровая молния? Еще что-то?
Раздумывать было некогда.
Побежали, ожидая, что обломки машины обрушатся на них сзади. Мчались с невиданной прытью, при каждом толчке ногой взлетая высоко над камнями, словно соревновались в прыжках в высоту – только планки не хватало. Онго ухитрился оглянуться во время очередного прыжка. Позади творилось непонятное. Рухнувшие мачты кувыркались в воздухе, как если бы все они вдруг оказались в космическом пространстве, в котором, как уверяли ученые, должна царить невесомость…
Похоже, она действительно возникла здесь, и волна ее накатывалась теперь сзади на удиравших разведчиков. Онго успел еще сообразить, что через какие-то мгновения и они сами окажутся в таком же положении и не смогут больше управлять своими телами и движениями. И еще промелькнуло в сознании: верком Сидо предупреждал – насчет грозы…
Онго хотел крикнуть своим, все больше разлетавшимся в стороны, что нужно остановиться, уцепиться за что удастся, переждать, пока непонятное прекратится…
Но на это уже не оставалось времени. Потому что . вырвавшийся вперед Керо вдруг взлетел неожиданно высоко – и все услышали его громкий, исполненный ужаса крик. В следующее мгновение Керо исчез. Упал? Нет, вроде бы провалился куда-то…
Жалобно вскрикнул, словно громко промяукал, Сури. И тоже…
А затем настала очередь и самого Онго. Нога не нашла опоры для следующего толчка. Впереди больше не оказалось грунта.
Слишком поздно Онго сообразил: они не рассчитали, не думали, что достигнут обрыва так быстро. Здесь плато кончалось, и твердая почва находилась теперь в сотнях выстрелов внизу.
"Атурга", – вспомнил вдруг Онго, падая. То, о чем упоминали в перехваченном радиообмене. Наверное, об этом шла речь. Они уже переживали такое – именно тут, в этой части горной страны. На равнинах о подобном и не слыхивали, кажется, за всю известную историю. Атурга. Это же…
"Вот и конец всему", – подумал он неожиданно спокойно, пока тело его, без участия сознания, старалось принять в падении самую выгодную позу для…
Для чего? Чтобы разбиться в мелкие дребезги? Надежда, как давно известно, умирает последней. Рука Онго, тоже как бы сама собой, потянулась к поясному ремню – не туда, где пистолет, а за спину. Платье, надетое поверх комбинезона, мешало, Арук его побери. Онго рванул грубую ткань, сколько еще оставалось сил…
Верком Гумо, главный человек в ОСС, не скрывал досады.
– Что же получается, ромб-воин? Мы высылаем команду на боевом агралете с лучшим экипажем – и они исчезают без малейшего сигнала, без намека, как говорится. Как вы это объясняете?
– Наверное, предательство, верком. Измена. Кто-то предупредил о том, что машина прилетит, им устроили засаду – и все.
Гумо скептически поглядел на командующего десантниками ОСС.
– И все? Интересно, кого же это вы подобрали в команду, что какая-то хренова засада означает для них "все"? Они что – слепыми были? Безрукими?
Безмозглыми, наконец?
– Никак нет, верком. В команду были отобраны – кроме специалистов по вашему указанию – лучшие солдаты. Опытные. Проверенные.
– Ну, так что же там с ними случилось?
Ромб-воин слегка пожал плечами:
– Выясняем. Доложу, как только возникнет какая-то информация.
– Выясняем! – фыркнул Гумо. – Как же это вы выясняете: на листьях арубы гадаете или на чем?
– С вашего разрешения – уже готовится новая команда. Согласно вашим указаниям, третья смена. Как вы и приказали раньше, им был дан отпуск – теперь срочно отзываем.
Гумо плотно сжал губы, глубоко подышал носом, успокаиваясь.
– Готовится? И долго собираетесь готовить?
– Понадобится, самое малое, еще три дня.
– Но чтобы все было без всяких осечек. И так придется оправдываться: почему нет смены вовремя, наш инспектор там – не подарок. Так что смотрите! А насчет погибших – постараюсь получить объяснения происшедшего по оперативным каналам. – Он на миг задумался. – И, пожалуй, чтобы все понять, полечу с ними сам! Да, да! И если пойму, что дело только в не правильном подборе людей – смотрите у меня! Времени нет, поэтому старт – через два часа, в шесть тридцать.
Выводите группу на посадку. Ни с кем другим об этой операции не разговаривать.
И о моем участии в вылете – ни полслова! Вам все ясно?
– Команду вести на посадку, молчать, ждать вашей команды.
– Странно: ничего не перепутали. Выполняйте.
Оставшись в одиночестве, верком Гумо оперся локтями о стол, подбородком – о сжатые кулаки. Надо было спокойно посидеть и для самого себя попытаться понять: что же там могло произойти?
То, что и люди, и машина, видимо, погибли, было, конечно, прискорбно, однако не фатально. Люди есть еще, и машины тоже.
Гораздо хуже выглядело другое. Он, Гумо, обещал (даже в мыслях он избегал называть того, кому это обещание было дано), что люди прибудут вовремя.
Это должно было сразу же благотворно сказаться на развитии событий. Конечно, с самого начала был сделан определенный просчет: никак нельзя было рассчитывать, что тамошний персонал, пусть его и подготавливали, сможет сам справиться с задачей. Не потому, чтобы их готовили плохо, нет, они были натасканы как полагается. Но потому, что таков уж их характер: занудную работу выполнять только тогда, когда ничего другого ну никак не остается, когда взяли за горло, приперли к стене и тому подобное. А если есть малейшая возможность отлынить – будут отлынивать. Ну что делать: не кабинетные люди, нет у них такого в крови.
Но ведь это можно было бы и раньше понять! Сообразить, что с самого начала следовало подобрать нужные вахты из своих людей и регулярно менять их. А мы что? Послали стартовую группу и рассчитывали, что дальше эти и сами справятся.
Надеялись, что Руго заставит всех ходить по струнке – но, похоже, над ним самим нужен контроль: прекрасный офицер, но со странностями. Да, ведь этот… компаньон сам предупреждал: не может ручаться за скрупулезное выполнение задания своими парнями. Как он говорил? "Прекрасные люди, понимаешь ли, лучшие на свете люди, клянусь Создателем, но от такой работы, прости меня, у нас и мухи дохнут, не только люди. Слушай, пусть ваши работают, мы это все учтем, когда станем подбивать бабки". И Арук его знает – почему было тогда не согласиться на это? Все пошло бы как по маслу. Нет, видишь ли, обида взяла: что же, выходит, мы не только отрезать и зажарить для них должны, но еще и разжевать, и в рот им положить? А вот пускай сами хоть немножко покряхтят! Не понял вовремя, что ни хрена они кряхтеть не станут, филоны поганые. Вот как головы резать – тут они хоть в очередь выстроятся, а если надо сидеть и шевелить мозгами – тут их нет…
Да, самому себе можно признаться: поддался тогда эмоциям вместо того, чтобы спокойно проанализировать ситуацию. Правда (тут Гумо усмехнулся, вспоминая), и обстановка там была такая – не располагающая к анализу, скорее к слабо контролируемым душевным Движениям. Что делать – верком ОСС тоже ведь всего лишь человек!
"Ладно, – тут же одернул он сам себя. – Что было – было, но через несколько часов снова придется встретиться лицом к лицу с с тем же самым – и объяснять ему, что и как не получилось. И со своей стороны – ждать, что ответит он: как ни крути, но до их мест команда долетела, последнее сообщение от них последовало, когда заходили на посадку. А значит за то, что там случилось, пусть и отвечают они, а никак не мы. Поставить вопрос так: если не можете обеспечить порядка на своей территории – сами и расхлебывайте, и берите на себя всю ответственность. Мы, конечно, и вторую команду везем – но не на тех условиях уже, совсем не на тех, любезный мой…"
И еще напомнить: если бы не эта ваша гордость пресловутая, иными словами – если бы вы из-за ерунды не поссорились тогда с тамошними виндорскими старшинами, вообще не понадобилось бы ни агракор гнать и ничего такого: доставили бы команду по отработанному маршруту без малейшего риска, без сучка и задоринки. Просто зло берет, как подумаешь: все ведь там в полном порядке, а подобраться нельзя: виндоры в ответ на демарш перекрыли все подходы и предупредили, что никому не позволят не то что ногой ступить на берег, но даже приблизиться к нему – будут пускать на дно, если что. А ведь весь расчет и был на договоренность с рыбоедами: арендуем их суда, они привезут команду, проводят до нужного места – и за это им будет соответственно уплачено. Но моряки тоже народ гордый: обиделись на наших приятелей и наотрез отказались от всего. А все скупость: друзья обещали им заплатить, да в последний момент пожалели денег, а может, уже успели все разворовать, вот и решили вместо денег взять, да и пригрозить. И вся хорошо рассчитанная операция пошла бушу под хвост.
Вот так и бывает в жизни: вроде бы все продумано, взвешено, рассчитано – и обязательно какая-то ерундa помешает. Какую-тебе ни один предсказатель не пообещает.
…Загорелась лампочка вызова на аппарате связи. Гумо покосился: нет, не вершительская связь, значит, отвечать необязательно. Нажал клавишу, напомнил адъютанту в приемной:
– Меня нет – не забыл? То-то, смотри мне! Я на местной операции, где точно – тебе неизвестно… И снова ушел в размышления.
Ну а на самом деле – что же могло случиться с командой?
Измена, предательство? Так считать, конечно, проще всего. Только кто же это мог изменить, предать?
Кто знал о том, что команда собирается на заброс? Ну, с десяток людей.
Допустим. А кто был в курсе – куда именно она направляется, где должна совершить посадку? "Да никто, – ответил Гумо сам себе. – Кроме меня самого".
И в самом деле, все ведь было рассчитано на другой вариант – тот самый, что сорвался, – с участием виндоров. Так что если кто-то и хотел подстеречь команду на посадке, должен был ждать ее там – внизу, на побережье. А вовсе не на плато.
Но этого не знал никто. Даже пилот агралета. У него был запечатанный пакет, который он должен был вскрыть лишь уже на высоте. И у начальника команды тoже был пакет, с содержимым которого он должен был ознакомиться, прибыв на место.
Допустим, предателем оказался пилот. Он набрал высоту. Вскрыл пакет.
Ознакомился с маршрутом и местом приземления. Захотел поставить об этом в известность кого-то. Хотя бы… хотя бы того же Сидо, заклятого друга. Как пилот смог бы это сделать? Только по радио. Но служба перехвата ОСС ни на секунду не yпускала машину из внимания. И не отметила ни иного выхода в эфир – за исключением того сообщeНия, что было получено перед посадкой.
Нет, оттуда никто и ничего передать не мог.
А как обстоит дело с теми друзьями, кто должен был встретить команду в месте приземления и помочь добраться до цели?
Пораздумав, Гумо покачал головой.
Нет, непохоже. Предательство вообще не в их духе. Тем более когда знаешь, что при малейшем подозрении тебе снесут голову, а разбираться – виноват или нет – станут задним числом. Таковы уж там обычаи. Нет, трудно себе представить… Хотя, конечно, при встрече надо будет выложить им и такой вариант.
Ну, а на самом деле…
И вдруг его как током ударило: сообразил.
Вот, оказывается, где разгадка-то лежит!.. И как он сразу не понял такой простой вещи?
Группа! Та самая группа, что была выслана Сидо. Надо полагать, что у треклятого прогноста имелись представления о том, куда ее слать. Остановить ее не удалось, вернее всего: отряд, посланный по ее следам для ликвидации, молчит уже вторые сутки – наверняка что-то с ним случилось. Вспомнить бы об этом сразу же – но происшествие с командой заставило на время забыть обо всем остальном.
Ну, хорошо же. В предстоящем разговоре с друзьями надо будет выставить и такое условие: они немедленно начинают искать эту группу, а найдя – уничтожат до последнего. Иначе неизвестно, каких еще пакостей придется от нее ожидать.
И подумать только: были бы нормальные солдаты, а то ведь, по имеющимся сведениям, все до единого обертыши. Стыд и срам!
Хотя, может, и есть в этом какая-то здравая мысль? Ведь и в самом деле теперь даже в ОСС приходит какой-то не тот народ – хотя у Службы имеется, как это называется, право первой ночи: сперва отбирает она, потом уже – все остальные.
Но это повод для размышлений на досуге. А сейчас досугом и не пахнет даже.
Гумо взглянул на часы. Да, пора трогаться. Он вызвал адъютанта по связи:
– Моя машина?
Машина была в данном случае – не бронированный личный агрик веркома Гумо, а штатный десантный агралет, тот самый БД, бравший на борт две полные линии личного состава и немалый груз.
– Готова, пилот в кабине.
– Сопровождение? Десантная группа?
– Все на старте.
– Погрузили то, что было доставлено к машине?
– Так точно.
– Хорошо. Я убываю в Уррас для инспекции: время подошло, а война – не повод для нарушения утвержденных графиков.
– Никак нет, не повод.
– Вернусь, вероятно, завтра к вечеру. Будь внимателен на связи: возможно, буду срочно вызывать. Ночного соответственно проинформируй.
– А если понадобится срочно вызвать вас?
– Ну, как и всегда – по личной линии. Только. И ни в коем случае не через Уррасское управление. Твердо уяснил?
Гумо выслушал соответствующие заверения. Напоследок внимательно оглядел кабинет: все ли заперто, что надо – включено ли, что не надо – выключено…
И, представив себе близкое будущее, невольно улыбнулся – широко, от души.
Ах, какое же его ждет сказочное место… Уже от одних воспоминаний улучшается настроение.
Разговор, конечно, наверняка окажется достаточно неприятным. Но место – место того стоит!
* * *
Онго рванул платье на спине, изогнувшись вопроcительным знаком. Прочная горская ткань не поддалась. Или, может, силы уже не хватало…
И тут же его ощутимо тряхнуло. Хвала Творцу, сработала автоматика антипада, высотной страховки – техники, давно уже пришедшей на смену матерчатым куполам, помогавшим упасть с большой высоты и остаться в живых. Включился мини-антиграв; чтобы подняться ввысь, его мощности недостало бы, но замедлить падение аппарат был способен – в этом и заключалось его назначение. Аппарат входил в индивидуальное снаряжение любого десантника. И каждый разведчик в его группе тоже был снабжен устройством, которое сейчас, похоже, выручило их в обстоятельствах, совершенно непредвиденных.
Онго успел еще осмотреться. Кажется, автоматика сработала у всех. Соки, Керо, Мори – где Мори? Ага, вот он первым, Було, Нито – все приняли нужные позы, сгруппировались, наверняка встретят землю как надо… Сури. Где Сури?
Он увидел Сури в последнее мгновение. Тот падал так же замедленно, как и все остальные. Но что-то было у него не так. Он летел почти плашмя, на правом боку, голова чуть ниже ног. О чем он там думает? Разобьется!..
– Сури! – крикнул он изо всей силы. – Сури! Су…
Поздно кричать; все уже поздно. Онго дернулся, будто это он сам сейчас врезался в землю, на миг приподнялся и снова прижался к грунту – и теперь остался неподвижным. Да, скорость падения была не такой уж большой, несмертельной, во всяком случае – если приземляться по правилам. А если вот так…
Онго опустился по правилам – на согнутые, напружиненные ноги, мягко упал на полусогнутые руки, тут же оттолкнулся, вскочил, перевел дыхание. Взгляд наверх: трое еще садились – так, как полагалось. Мори приближался к земле последним, лицо его было искажено – скорее от боли, подумал Онго, чем от страха или растерянности; но все-таки хватило у него памяти сделать все так, как полагалось. Да и неизвестно за что он так опасался: за себя или за ранец с аппаратурой связи, который Онго приказал ему перенять у Сури еще наверху, когда готовились к схватке с десантом? Онго опустил глаза к земле. Керо и Нито уже бежали с двух сторон к лежавшему без движения Сури. Нито успел первым, опустился на колени, стал нащупывать пульс на горле. Потом приник ухом ко рту пострадавшего. Поднял глаза на подоспевшего Онго. Проговорил негромко:
– Жив. Но вырубился. Может, сломал что-нибудь. Только бы не хребет…
Керо указал на ссадину на виске Сури.
– Он, думаю, вырубился еще там, наверху. Когда нас швыряло – то ли он об камень, то ли камень об него…
Онго усмехнулся бы, не будь он так встревожен и огорчен. Камень об него или он об камень – разница невелика. Камни, конечно, тоже живые, но они куда выносливее людей…
– У кого подноска? – спросил он, забыв на мгновение, у кого она должна была находиться, И тут же вспомнил:
– Арук, он же сам поменялся ранцами с Мори – я велел… Керо, тащи ее осторожно из ранца.
Чтобы открыть ранец, пришлось слегка повернуть парня; он коротко простонал, не раскрывая глаз, не приходя в сознание. Керо вытащил нужный сверток, развернул, разложил, включил баллончик, подноска надулась, превратившись в подобие матраса, зашевелилась, как бы намереваясь оторваться от грунта: заполнилась она не воздухом, а гелием. Тем временем подоспели и остальные трое. Онго скомандовал:
– Перекладываем вчетвером. Подвели руки… Подали с приветом и – раз, два – взяли! Хорошо. У кого палатка бглиже? Соки? Укрой его. Да не с головой: живoй ведь! Так. Осмотреться, проверить друг друга, приoтовиться к движению, выход – через три минуты.
Три минуты понадобились ему, чтобы сообразить, куда же сейчас идти, что делать. Но почти все это время он потратил на то, чтобы, склонившись над Сури, вслушиваться в дыхание, всматриваться в бледное лицо, в прокушенную губу, на которой застыла капелька крови… "Эх, Сури, мальчик! Каким ты еще недавно был гордым, самоуверенным, безмятежным, как старался посмотреть на меня сверху вниз – хотя роста-то мы одного. И вот – лежишь, и неизвестно, что ждет тебя. А ведь это моя вина. Я ведь попросил, чтобы тебя поставили в группу. Глупое желание возникло тогда: доказать тебе, что не такой крутой ты парень, каким казался самому себе, и что я – бывшая твоя девушка – сильнее тебя во всех смыслах. Ну вот, доказательство налицо – лежит бездвижно на туго надутой подноске. Но нет у меня удовлетворения – есть чувство вины и жалости.
А ведь на самом деле причина была далеко не только в том, чтобы осадить тебя, указать твое место в жизни. А прежде всего, наверное, в том, что я ведь тебя любила – и, наверное, что ни вырезай у женщины и что ни пришивай ей, где-то глубоко-глубоко в сознании, а еще вернее, в подсознании останутся те, первичные, женские ощущения и чувства. Любовь-то не прошла, просто исчезла возможность ее физической реализации – ты уж прости, Сури, но этого между нами никогда не будет. А вот ощущение внутренней близости все равно осталось, хотя я тебе стараюсь этого не показывать, а уж другим – ни в коем случае. Дураком я, конечно, был, но уж очень хотелось, чтобы близкий человек был рядом тогда, когда жизнь порой болтается на волоске… И как-то не подумалось, что болтаться в первую очередь будет твоя жизнь, а не моя: я солдат, а ты – нет, сколько ни прикалывай тебе значков на воротник. Да, дурак я и эгоист, вот что. И когда ты придешь в себя – а ты придешь, иначе просто быть не может! – я все это тебе откровенно выскажу. А сейчас, чтобы тебя сберечь, надо и самим как-тo вылезать из передряги, в которую мы попали. Прости, мне совсем некогда"…
Только завершив этот безмолвный монолог-покаяние, Онго достал планшет, включил карту, боясь, что с техникой могло что-то случиться – там, наверху еще, или при падении. Слава Творцу, карта заработала безотказно. С минуту потребовалось, чтобы найти свое место. Отметив его зеленой светящейся точкой, Онго только покачал головой.
Они спустились – если можно было этим спокойным словом назвать их кувыркание в воздухе – на неширокую, не более двух выстрелов, полосу ровной земли, зажатую между отвесным обрывом, с которого они упали, и водой – не какой-нибудь лужей, а океаном. И карта утверждала, что территория, где они ока-, запись, не принадлежала ни улкасам, ни тем более сви-рам; то было побережье земли-виндоров. И к северу, и к югу полоса постепенно расширялась, группа ухитрилась упасть в самом узком месте. Хорошо еще, что ветер дул с моря, а не с земли – иначе их, пока летели, могло бы и сдуть в океан, а плыть у них было не на чем. Такая обстановка, в которой они оказались, заданием не предусматривалась.
Узкая полоска суши, где они сейчас находились, не была населена. Но дальше – и севернее, и южнее, – судя по карте, раскинулись небольшие рыбачьи поселения, как, впрочем, и по всему побережью. Полоса этих поселений окольцовывала обе большие страны: и Горную, и равнинную Свиру. Что же должны были сейчас сделать разведчики, оказавшиеся тут помимо своей воли? Идти к людям – или, наоборот, избегать их, пробираясь… куда же?
Три минуты давно миновали, а Онго все не отрывал аз от играющего разными цветами прямоугольника. Умал. Группа вышла из сложной обстановки с мини-зльными потерями: убитых нет, ранен – даже не знен, но пострадал при вынужденном отходе – один.
Группа пока еще не выполнила своей задачи; возможно, была уже близко от результата, но теперь так или иначе приходилось начинать все сначала. Иными словами, возвращаться в горы: нужное решение было где-то там. Вернуться; каким же образом подняться? Да еще имея на руках человека, неспособного передвигаться самостоятельно?
Обозначения на карте ясно показывали: обрыв, на который никто не смог бы взобраться, тянулся достаточно далеко в обе стороны; примерно – Онго прикинул – день пути хоть туда, хоть сюда. Конечно, не будь Сури на руках… Но он есть. Если передвигаться скрытно, то использовать можно только темное время; при дневном свете проскользнуть мимо поселков наверняка не удастся: заметят если не с суши, то с моря, а всего вероятнее, с обеих сторон. Значит, уже не день, а два. А Сидо предупреждал: отсчет времени идет очень напряженный, опоздать – значит потерять, быть может, все. Вывод один: пытаться дойти до пологих склонов, где можно было бы свернуть в горы, скрытно не имеет смысла: можно прийти к шапочному разбору. Онго не было известно, что заставляет Разведку вести именно такой отсчет времени; он понимал, что ему этого знать, вернее всего, и не следовало. Но наверняка у Сидо были на то серьезные основания. Итак? Итак, надо, не скрываясь, выходить к виндорам? Как же это будет выглядеть на деле? Кто они такие с точки зрения хозяев этой территории?
Группа вооруженных людей, незаконно вступивших на виндорскую территорию.
Объяснять им что-то об особом задании, которое выполняет группа, нельзя, да и бесполезно: виндоры не участвуют в войне и вряд ли захотят помогать какой-либо из сторон. Группе, вернее всего, грозит интернирование и в лучшем случае – депортация, возвращение в Свиру. То есть полный провал. Это тоже не годилось.
Что еще возможно?
Существовал, конечно, еще и такой вариант: выйти на связь с веркомом Сидо, доложить обстановку и просить – ну, лучше всего – прислать агралет и с его помощью забросить группу обратно в горы, а пострадавшего Сури увезти в страну, в тыл, положить в госпиталь, пусть лечат. По, времени это, пожалуй, самое выгодное. Да, так и надо поступить.
– Мори! Раскочегаривай рацию, ты ведь у нас дублер радиста. Нужна связь с центром – срочно!
Мори, все еще, казалось, не совсем пришедший в себя после падения, шмыгнул носом, опустил глаза. Ответил за него Керо:
– Командир, это пустой номер. Он проверил уже всю эту кухню; она не фурычит. Ей не повезло, как и Сури: чем-то ее там шмякнуло. А если бы не она, было бы у нас двое раненых вместо одного.
Онго сердито перебил:
– Мори, я ведь к тебе обращался!
– Все так, флаг-воин, – пробормотал Мори. – Виноват…
Наверное, и в самом деле ощущал свою вину, если сказал "флаг-воин" вместо привычного в его устах "командир"…
– Связи нет?
– Нет.
– Исправить возможно?
– Нужно время. Пока ясно только, что не работает. Нужно протестировать, разобрать, наверное… А я ведь в этом – хилый спец. Сури бы, наверное, вмиг наладил.
– Ясно. Ты не виноват. Разберешься, когда будет время.
Значит, третий вариант отпал в самом начале. Что еще?
Был, конечно, еще и четвертый путь, рискованный, такой, какой вряд ли одобрило бы свирское ведомство иностранных дел, но их представителей тут, к счастью, не наблюдалось. Путь этот заключался в том, чтобы выйти к виндорам с оружием в руках, силой вынудить (потому что вряд ли у них тут есть серьезные силы обороны, да и вообще у них вроде бы и армии-то никакой нет) – да, под угрозой оружия захватить одно из рыбацких судов вместе с экипажем и принудить доставить группу в то место побережья, откуда открывался бы путь вверх. Даже для парусника тут дороги всего лишь на несколько часов, а если найдется какая-то лодка с моторчиком, пусть слабым, – то и того меньше. Доплыть, извиниться, может быть, попытаться даже как-то отблагодарить их-и спешить в горы. Конечно, с Сури на руках это будет вовсе не быстрый марш-бросок; однако это, видимо, единственная возможность.
Да. Именно так.
Под конец Онго, поколебавшись немного, решил: оно скорее всего и неплохо, что о принятом решении веркому Сидо сообщить нельзя. Потому что это, по сути дела, означало бы признание своего бессилия. А разве уже все шансы потеряны?
Он выключил карту и закрыл планшет. – Выступаем. Оружие на изготовку.
Було, Нито – несете Сури, потом вас сменят. Направление – юг. Первыми оружия не применять, если кого-то заметите – доложить сразу, действовать будем по обстановке. На открытые места не выходим. Вперед – марш.
Агракор, в кабине которого сидел, полузакрыв глаза, как бы отдыхая, верком Гумо, а в обширном салоне расселись по лавкам две дюжины десантников, был уже в получасе лета от города Уррас, где главе ОСС следовало, по его словам, провести инспекцию управления ОСС этой округи. Пилот начал было устанавливать связь с диспетчерской уррасского аэродрома, когда Гумо, не поднимая век, проговорил негромко:
– Приготовься к перемене курса.
– Мы уже на прямой, верком.
– Прямых в мире, – задумчиво проговорил Гумо, – может быть бесконечное количество. И все они, кроме одной, нам не годятся. – И, изменив голос на командный:
– Правь на юго-запад. Место назначения предположительно – Намор.
То было название не городка даже, а местечка, располагавшегося в самой середине самой плодородной части Свирской равнины. Там имелся банк, несколько фирм, торговавших зерном, но из людей ОСС – один-единственный инспектор, не имевший, кажется, даже офицерского звания. Пилоту никогда раньше не приходилось летать туда. Но, начальству, как известно, виднее. Намор – значит, Намор. Это ведь агракор, который можно посадить, как любили говорить специалисты, даже на унитаз, если предварительно снять с дома крышу, конечно. Однако он счел своим долгом предупредить:
– Вряд ли там будут нормальные условия для посадки, и после нее.
– Следи за воздухом, – посоветовал Гумо. – И выполняй.
Пилот послушно положил машину в пологий вираж. Веркома Гумо условия посадки в Наморе не интересовали. Потому что он и не собирался там садиться. Он знал, что вблизи этого поселка он в очередной раз прикажет изменить курс – на этот раз уже окончательно. И впервые назовет цель полета: остров Кукурей.
До Намора оставался еще час с небольшим, можно было и дальше подремать, расслабившись. Гумо так и сделал – но только после того, как спросил по внутренней связи у командира десантников, составлявших охрану:
– Как там груз – не разболтался?
– Никак нет. Принайтован на совесть.
– Ты все же поглядывай время от времени. В остальном – можете отдыхать.
– Слушаюсь – поглядывать и отдыхать. Гумо снова закрыл глаза. Погода была хорошей, атмосфера – спокойной, машина шла ровно, без тряски, без воздушных ям. Вот так бы и всю жизнь… – подумал он, засыпая.
* * *
Директор Института Прогнозирования верком Сидо был хмур. Потому, прежде всего, что замысел с группой Онго, вернее всего, провалился. Ребята, надо думать, погибли. Служба Природы только что сообщила о том, что в горах – и именно там, Арук бы взял, в районе Ур-Обор, произошел гран – гравитационная аномалия. Явление знакомое, но крайне редкое. И как раз тогда, когда ребята, по всем расчетам, находились именно там. В таких случаях не выживают: придется искать другие, средства. Ну, что там еще? Он нажал клавишу специальной связи.
– Слушаю.
– Докладывает А-восемнадцатый.
– Да?
– В одиннадцать ноль восемь зафиксирована перемена курса. Объект направляется на юго-запад. Одновременно набирает высоту, переходя в верхние эшелоны.
– Понял. Благодарю. Продолжайте наблюдение.
– Разрешите доложить. Если он уйдет в верхний эшелон, мы его упустим: такой маневр не ожидался, у моей машины потолок – предпоследний уровень.
– Я приму меры. Но до команды продолжайте работать.
– Слушаюсь.
Сидо дал отбой. Набрал на своем пульте номер из трех цифр.
– Башня, – услышал он.
– Первый. Поднимите разведчик ВС.
Аббревиатура означала – высотный скоростной.
– Задача, верком?
Сидо смотрел на большой экран на стене. Сейчас на нем была видна карта юго-западной части Свиры и прилегающих территорий. Верком размышлял. Куда же это он сейчас направляется? По курсу у него не окажется ничего серьезного, вроде бы никаких причин для посадки в любом месте этого направления. Еще одна сбежка? Вероятнее всего, так оно и есть.
– Выйти в квадрат восемнадцать – тридцать девять, занять место в предпоследнем эшелоне. Двигаться на юго-запад. Найти наш малый разведчик – тот, что отправился в девять двадцать. Перенять объект наблюдения. Вести, сохраняя дистанцию. Докладывать мне о всяких изменениях режима полета.
– Верком, ВС может подойти и поближе: у чего ведь полная защита от локации и…
– Спасибо, Башня, я знаю. Если понадобится – дам команду. Когда машина будет в воздухе?
– ВС уже на старте. Через минуту тридцать шесть.
– Хорошо. Конец связи.
Следующий доклад он получил через час с четвертью уже непосредственно от пилота Высотного Скоростного:
– ВС сообщает: объект освободился от наблюдения, включив, видимо, антилокационную аппаратуру.
Сидо не очень удивился: ожидал чего-то подобного с самого начала.
Объект ушел от наблюдения – наверняка перед тем, как снова лечь на новый курс.
Хитер.
Но и мы тоже не первый год замужем.
Он услышал, как второй участник связи сдержанно кашлянул – как бы напоминая о том, что ждет распоряжений.
– ВС? Увеличьте скорость и ищите его вот в каком секторе… – он назвал координаты. – Обнаружив, идите на предельно малом расстоянии, обеспечивающем cкрытность.
– Понял вас.
– Дальше: следуйте за ним вплоть до посадки – если он приземлится на нашей территории. Если же станет ясным его стремление пересечь границу – то… команду получите, когда доложите о том, что возникла именно такая обстановка.
Он хотел было сразу приказать: в таком случае – постарайтесь его уничтожить как перебежчика. Но вовремя остановился. Как-никак, у главы ОСС были широкие права, включавшие и пересечение границ по собственному усмотрению.
Правда, даже в этом случае перелет следовало заранее заявить пограничникам.
Потому что в разные времена было десятка два случаев угона воздушных машин – со стороны улкасов в основном. И граничная стража имела указание: не заявленные заранее машины при перелете через границу – сбивать.
Сидо вызвал секретаря:
– Проверь-ка быстренько: есть ли заявки на пересечение нашей границы на юго-западе. Сразу доложи.
Оставалось снова ждать.
А группа опять молчит. Хотя не исключено ведь, что наблюдаемый агралет направляется именно туда: к плоскогорью, на котором группа находится. Очень вероятно, что он просто везет новый отряд для того, чтобы окончательно разделаться с Онго и его людьми.
Секретарь вернулся быстро.
– Последняя заявка была вчера из ОСС.
– Вчера, а машина ушла сегодня?
– Нет. Машина ушла вчера же и пока не возвращалась.
– Какой тип машины?
– Агра-Д.
Сидо поднял брови. Нет, это не та машина. Наблюдаемая сегодня – класс БД, Большой Десантный, а не просто Д. Значит, вылет нынешний не заявлен. Надо полагать – для полного соблюдения секретности.
Арук, вот так мысль постучалась в голову!..
Проверить? Нет, там сразу возникнут предположения…
А если все же? Предположим, разговор состоится – тогда сказать что-то вроде: "Давай поговорим откровенно, раскроем карты".
И быстро – наверное, опасаясь передумать, – Сидо набрал нужный номер по правительственному, надежно закрытому каналу.
Откликнулся, однако, всего лишь адъютант.
– Здесь верком Сидо. Шеф на месте?
Он выслушал ответ, радуясь тому, что усмешка, возникшая в эти мгновения на его лице, не видна собеседнику.
– Нет, – сказал он затем, – никакого сообщения, я позвоню, как вы говорите, послезавтра. И положил трубку.
Мысль-то оказалась на проверку вовсе не сумасшедшей!.. Так что…
Он оборвал мысль. Снова заговорил ВС:
– Нахожусь на подлете к границе, следуя указанным вами курсом. Пока обнаружить объект не удалось. Прикажете пересечь границу?
Сидо успел уже обдумать такую возможность.
– А сумеете – не подняв тревоги на земле?
– У граничной стражи? На такой высоте они меня не заметят. А локаторы у них – самые древние в мире.
– Так уж и в мире… Хорошо. Слушайте задание: перелететь границу, продолжая поиск в указанном секторе. Думаю, что в воздухе вы его уже не застанете. Смотрите на карту. Плато Ур-Обор. Осмотрите его внимательно – может, сумеете обнаружить объект уже на земле. Если же там ничего не окажется, возвратитесь к побережью. В том направлении, южнее, есть несколько островков – проверьте их. Кстати, находясь над побережьем и островами, попытайтесь вызвать… Запишите частоту, позывные и пароль. – Он медленно, четко продиктовал. – Возможно, из этого источника получите какую-то дополнительную информацию. Постоянно сообщайте о результатах. У вас экипаж в полном составе?
– Так точно, три пилота и все остальные.
– Прекрасно. Сколько еще можете держаться в воздухе?
– Двое суток. На этой высоте хорошо идет зарядка батарей: вся облачность внизу. Так что…
– Хорошо. Не забывайте вовремя сменяться и отдыхать: возможно, для поиска даже двух суток не хватит. Все должны быть в хорошей форме.
– Выполняю. Разрешите вопрос?
– Да?
– А если я увижу его уже на обратном пути? Сидо ответил после краткой паузы:
– Сообщите. Тогда постараемся его посадить на каком-нибудь из приграничных аэродромов. Мол, сочли нарушителем границы.
Пилот не смог скрыть удивления:
– Верком, агралеты ведь есть только у нас: ни у ул-касов, ни тем более у виндоров…
– Вы хотите сказать – не было? Так у них много чего не было, у горцев.
А теперь вот есть. Это у вас нет такой информации; откуда вы знаете, что ее нет у меня?
– Виноват, верком.
– Все, конец связи.
"Мне тоже надо быть в хорошей форме", – подумал Сидо, медленно разгибаясь в пояснице, поднимаясь из-за стола.
* * *
– Стой! – скомандовал Онго вполголоса. Пройдя несколько выстрелов, они только что взобрались на гряду песчаных дюн, отделявших полосу, по которой группа пробиралась от узкого песчаного пляжа, куда равномерно накатывались волны океанского прибоя. Дальше была одна только вода, огромная вода, никогда и никем из разведчиков еще не виданная; она вызывала мысль о миллионах маленьких зеркалец, каждое из которых, находясь в непрерывном движении, отражало солнечные лучи – белые, зеленые, голубые. Тут любой бы невольно зажмурился, давая глазам время привыкнуть к такому буйству света и движения. Вот, оказывается, что такое океан в хорошую погоду.
Лишь через минуту-другую они смогли спокойно и методично осмотреться и увидеть все, что открылось их глазам. Налево – дюжины две домиков, разбросанных без особого порядка на пологом склоне дюн, окруженных деревьями и кустарником. Растительность служила, вероятно, для укрепления почвы: песок любит путешествовать, пусть и не быстро, но упорно. Ближе к воде – колья, между двумя из них растянуты сети для просушки, или, быть может, для ремонта; вероятно, и остальные колья служили для того же, однако все прочие сети сейчас были скорее всего заброшены в море. Об этом свидетельствовало то, что на всей этой части побережья виднелось лишь одно рыбачье суденышко – двухмачтовое, с косыми парусами, с вооружением шхуны, сказали бы специалисты; но их среди разведчиков, понятно, не было. Суденышко плавно покачивалось около уходивших от берега мостков. И лишь там, на мостках, и были видны люди – они только что спустились сверху, от домов, принесли с собой что-то, что теперь укладывали в лодку. Наверное, собирались тоже вскорости отчалить.
– Благодать… – громко вздохнул Керо. – Вот где жить бы.
– Ага, – как бы согласился разумный Нито. – Особенно когда шторма.
– Или эта самая атур-га, – поддержал Мори, морщась и потирая бок. – Что это такое, кстати, сечет кто-нибудь?
Онго наморщил лоб, хмурясь. А й в самом деле, ничто не указывало на то, что жители побережья были знакомы с этим – что это было такое: явление природы, наверное? Если бы и здесь случалось подобное, как они уберегали бы свои кораблики от – ну, скажем – выброса на берег? Да и вся эта деревушка, что осталось бы от нее, если бы вдруг волны, потерявшие значительную часть собственного веса и едва ли не поднимаясь на воздух, теснимые массой.всего океана, – если бы они обрушились на хибары, никак не вызывавшие ощущения прочности? Тогда в эту минуту тут царил бы хаос обломков и, чего доброго, тел.
Но все выглядит благополучно. Ладно, над этим можно будет поразмыслить в свободное время. Не сейчас.
Сейчас надо снова быстро принимать решение. Что делать? Затаиться и ждать, пока не вернутся с моря все остальные суденышки, чтобы выбрать самое подходящее для группы? Или же, пользуясь малолюдностью (в домах, конечно, люди были, но, надо полагать, лишь женщины и дети, а основная сила ушла сейчас в море, на промысел), овладеть вот этим самым корабликом – единственным, имевшимся здесь? В конце концов морской путь предстоял короткий, а лодка казалась достаточно просторной, чтобы, кроме собственного экипажа, поднять и всю группу. Надо будет только найти там место, чтобы с удобством уложить все еще не пришедшего в сознание Сури.
– Соки! Как там больной? Да сними с него палатку: жарко, он под нею упреет.
Соки был вместе с Мори в последней, третьей смене носильщиков и сейчас сидел на корточках возле подноски.
– Дышит сейчас лучше, ровнее, – ответил он. – Температура спадает. Если бы ему полежать в покое несколько часов, а лучше – денек, то, думаю, быстро пришел бы в себя. А так – мы ведь трясем его непрерывно, тут и здорового замутит.
– Если бы… – хмуро повторил Онго. – Внимание всем. Сейчас идем, не скрываясь, к берегу – спокойно, оружие за спину, не показывать никакого волнения, никакой агрессивности. Попробуем договориться миром.
– Если миром, – проговорил Мори, – чем платить будем? Без денег мира не бывает, верно?
– Посмотрим. Может, чем-то отдаримся. На худой конец деньги есть, хотя и не очень много. Но на этот случай, думаю, хватит.
Он с благодарностью подумал сейчас о веркоме Сидо, просто-таки заставившем его взять с собой небольшую пачку банкнот. Онго тогда не представлял, в какой ситуации они понадобятся в горах. Ну вот – хотя и не. в горах, а могут пригодиться.
– Онго, – сказал Соки просительно. – Может, пока вы там будете договариваться, Сури полежит здесь? Ему покой нужен.
– А ты согласен около него подежурить?
– Ну, – ответил Соки обиженно, – необязательно я…
– Нет. Может, конечно, ему и полезно было бы, но еще лучше для него – поскорее отплыть. А для нас самих – если мы идем к ним и несем одного на руках, то это производит совсем другое впечатление, чем когда несколько неизвестных мужиков, да еще вооруженных, неизвестно откуда взявшихся…
Онго умолк потому, что Нито рассмеялся:
– Командир, какие же мы мужики, особенно при взгляде со стороны?
И в самом деле, им даже не пришло в голову переодеться после падения, вернее, не переодеться даже, а снять то, что осталось от женских туалетов. Ну, что же, может, так даже лучше? Фигуры-то во многом остались прежними, хотя все прочее, начиная с психики, изменилось круто.
– Верно, Нито. Для нас так выгоднее. Спокойнее нас встретят. А там – посмотрим. Ну, подъем. Первая смена, берите подноску. И – прямо к лодке. Идите по-женски, не так, как солдаты.
– Командир, а как с ними объясняться-то будем? Какой у них язык?
Онго задумчиво почесал затылок.
– Не наш, это точно. Может, похож на улкасу?
– А если нет?
– Ну, что же, будем объясняться на пальцах. Нито хмыкнул:
– Лишь бы не на кулаках… Эй, Керо, не забывай багажником вилять, не то шагаешь, как гвардеец на параде…
Они шли, не торопясь, каждым движением показывая, что изнемогли до крайности. Не кричали, не махали руками, словом, не старались обратить на себя внимание, но и не таились – шли так, словно это само собой подразумевалось, как если бы другой дороги у них и быть не должно.
Сновавшие возле лодки их заметили; сначала один скользнул взглядом и отвернулся, но тут же повернулся снова, вгляделся, окликнул другого – и через минуту уже все, кто был на берегу и на борту – всего их насчиталось пять, перестали работать и смотрели на приближающихся. Выражение их лиц менялось: сперва – ненадолго – недоуменное, потом (наверное, когда разглядели, что приближаются к ним женщины) по лицам пошли усмешки, кто-то присвистнул, другой замахал рукой, подзывая, еще один что-то крикнул – язык и в самом деле оказался непонятным; и наконец – когда группа подошла совсем уже близко и стало возможно рассмотреть детали, – лица рыбаков сделались хмуро-серьезными, в то время как их взгляды опустились с лиц подходивших женщин на их ноги. Заметив это, Онго пробормотал:
– Да, туфельки у нас не те…
Туфелек на них вообще не было, хотя бы и горских, без каблуков, а были нормальные солдатские башмаки. Тогда, перед ожидавшейся схваткой с прилетевшими десантниками ОСС, времени не было еще и переобуваться, да и надобности: только неразбиваемые ботинки и могли выдержать бег по каменной россыпи. А сейчас рыбаки разглядели несоответствие между поношенными, кое-где порванными платьями – и тяжелой солдатской обувью. И, естественно, насторожились.
– Вперед, вперед, – негромко подогнал Онго своих людей, которые тоже заметили уже перемену в лицах встречающих, и невольно замедлили шаг, – только не хватайтесь за оружие. Они ведь и разбежаться могут, а среди нас моряков вроде бы нет.
Поджидавшие их – без команды, а скорее инстинктивно, – сойдясь плотной группой, сделали несколько шагов назад и остановились там, где начинались мостки. Отсюда до кормы пришвартованной лодки оставалось два-три шага. Один из рыбаков – похоже, старший по возрасту – вытянул руку ладонью вперед, как бы предлагая остановиться.
– Стой! – негромко скомандовал Онго, и группа остановилась. Соки втянул ноздрями воздух и покривился:
– Ну и аромат от них…
– Рыбка, надо думать, – сказал Мори. – Рыбку любишь? Вот у них ее и покупаем.
Две группы с полминуты стояли друг против друга. Звездники разведчиков висели за спиной; у моряков огнестрельного оружия не было видно, но у каждого на поясе висел длинный – в локоть с лишним – нож, непременный рыбацкий инструмент. А в лодке к рубке были прислонены толстые, тяжелые, наверное, копья. "Гарпуны", – вспомнил Онго читанное в детстве о давних путешествиях древних свиров к древним же виндорам.
– Мори, – сказал Онго, – попробуй с ними на улкасе: все-таки соседи – наверное же, хоть кто-то тут их язык понимает.
Мори, откашлявшись, произнес несколько слов по-улкасски. Но, увидев, как сразу же возникло на обветренных лицах выражение жестокости, повернулся к Онго, чтобы сказать уже на родном языке:
– Похоже, выстрел мимо цели…
Старший рыбак заговорил. Онго попытался уловить его речи хотя бы одно знакомое слово. Нет, может, три языка планеты и исходили из одного корня, но успели разойтись слишком далеко. Хотя нет:
– вроде бы мелькнуло знакомое сочетание звуков: "улкаса". И нотки гнева прозвучали в хриплом голосе рыбака.
Онго взмахнул рукой:
– Улкасы – нет. Мы не улкасы! – Он как бы отталкивал ладонями возникшее у рыбака предположение. – Свиры! Мы свиры!
– Свирей? – повторил рыбак. Обернулся к своим, что-то проговорил. Один из стоявших позади вышел вперед, встал рядом со старшим.
– Говори свирей! – сказал он, и не понять было сразу: то ли он хотел, чтобы на свире заговорили с ним, то ли давал понять, что владеет языком равнин хоть в какой-то степени.
– Слава Творцу, – буркнул Онго. И заговорил громко, произнося слова медленно, раздельно, не проглатывая половины звуков, как чаще всего бывает при разговоре людей, владеющих языком свободно:
– Мы спустились сверху – оттуда…
И, повернувшись, указал рукой на поднимавшийся, казалось, совсем рядом отвесный, высоченный склон.
Усмешки – недоверчивые или откровенно скептические – прошли по лицам слушавших.
– Начинать не правда – плохо-плохо, – покачал головой рыбак, понимающий свиру, а остальные согласно покачали головами. – Оттуда падают, да. Камень падают. Живут – нет.
Ничего удивительного: Онго и сам не поверил бы, если бы не пришлось самому поучаствовать в столь невероятном деле.
– Не понимаюсь, – продолжал тем временем рыбак, теперь уже переводя то, что негромко подсказывал ему старший. – Есть не правда от самого начала. Есть не понимаюсь. Кто приходил? Мужчина в женекий наряд? С женский тело? Или женщина-солдат? Свирей нет женщина-солдат, мы известны. Мы бывать Свира, чтобы давал рыба, брал денга, давал денга – брал товар. Закон Свира знать. Или есть мужчина-женщина разом? Откуда так? Не видно, не слышно. Надо правда. Не надо врал. Море не любить врал.
Действительно, если подумать: откуда виндорам было знать о проекте "Метаморф", если и сами свиры о нем услышали только тогда, когда началось его осуществление? Можно, конечно, начать объяснять, но пока они поймут – если поймут вообще, если поверят, – пройдет неведомо сколько времени. А действовать надо быстро, быстро…
– Мы упали сверху – это правда. Мы покажем – как. Есть такое умение, есть машинка. Но это потом. А сейчас – один из нас разбился. Нужно лечить. Есть у вас кто-нибудь, кто может лечить?
И Онго указал на Сури, лежавшего на подноске позади группы. Повинуясь его жесту, разведчики расступились так, что к лежавшему стало можно подойти.
Онго повторил:
– Лечить – есть?
Рыбаки молчали. Только старший сказал для перевода:
– Смотреть надо.
– Смотри.
Старший медленно подошел к подноске, опустился, сел на пятки. На несколько секунд закрыл глаза. Вытянул руки ладонями вниз, неспешно повел ими над недвижно лежащим. Задержал над грудью, справа, пробормотал "М-м", так же провел кистями над руками, тоже запнулся однажды, потом над ногами, одной и другой. Дольше всего держал ладони над головой. Наконец, опустил руки на свои колени, открыл глаза. Заговорил. Последовал перевод:
– Рука хруп. Нога хруп. Тут – одна, две – хруп-хруп. Сильно бил. Ум его гуляет. Скоро будет дома, наверное. Ум тоже бил себя.
– Падал. Мы все падали, – поправил Онго.
– Все не бил себя – он один бил?
– Бывает и так.
– Если покажи – как, мы поверяли.
– Ладно. Покажем, чтобы вы поверили. Старший сказал еще что-то.
– Он говорит: мы это поправлять два дня. Если был наш. Вы – не наш.
Улькаса? Если нет – почему оттуда?
Онго вздохнул; видимо, ничего другого не оставалось, как идти на определенный риск: приоткрыться.
– Мы с улкасами – враги. – Он сжал кулаки, с силой столкнул их. – Враги. Искали там их секрет. Случилась большая буря. Сбросила нас. – Он изобразил бурю, сильно замахав поднятыми руками, потом позволил им упасть.
Рыбаки внимательно наблюдали, слушали перевод.
– Мы не хотели приходить к вам. Свиры, виндоры – не враги. Добрые соседи.
Виндоры, выслушав, посовещались вполголоса. По их лицам нельзя было понять: поверили они или нет, захотят ли помочь или же попытаются задержать, пока не вернутся с моря остальные. "Если попробуют применить силу – мы их перебьем, конечно, – подумал Онго, – но тогда рассчитывать на доброе отношение никак не придется, и если даже захватим лодку и отчалим – далеко не уйдем. Нет у Свиры ни морей, ни моряков – большое упущение, конечно, но некуда деваться.
Сейчас все зависит от них…"
Рыбаки, кажется, пришли к какому-то мнению, и знаток свиры снова обратился к разведчикам:
– Виндоры, свирей – соседи. Виндоры, улькаса – соседи. Добро было. Но – два дня – улькаса тут делал немного нападать. Виндоры не любят нападки. Виндоры помогл… помо… ну, делал, что могут. Что вы нужите?
– Ну и говорун, – пробормотал Керо, отвернувшись, чтобы не видна была его ухмылка.
– А ты поговори по-виндорски – мы послушаем, – одернул его Нито.
Переводчик между тем продолжал:
– Мы думал – вы улькаса. Никогда тут не видеть свирей. Теперь понимала: улькаса нет такие – тело жены, а на деле – мужа. Теперь знать: свирей вот такие есть. Не как другие. Мы совсем верить, когда вы показать, как падать живым.
Если да – мы делать, что вы хотеть. Если можно. Капитан говорил: ваш человек мы вылечиваем две дни, если оставлять нам. Вы все оставляй тут две дни. Вы хотливы на это? На это Онго ответил:
– Мы – свирские солдаты. Свиры, улкасы – война. Мы не можем две дни – не на война (незаметно для самого себя он перешел на ту квазисвиру, на которой изъяснялся рыбак). У нас есть приказ – воевать. А вас мы просим: на вашей лодке отвезите нас, – он показал рукой направление, – туда, где горы низкие. Нам нужно опять к улкасам наверх. Там – наша война.
Снова виндоры посовещались. Двое из них покачали головами, как бы выражая сомнение. Переводчик объяснил:
– Мы везти можно. Туда везти не можно. Там сейчас улькаса выходить на берег. Наши там нет. Мы уже сказывал: улькаса делал нападки. Там делал. Куда другое место?
Онго развел руками: он не знал другого места, откуда можно было бы быстро и с наименьшей опасностью снова подняться на плато. Жест его был понят правильно:
– Вы не знать, ага. Вы должен опять – туда? – Вин-дор показал вверх. – Есть другая путь. – Он указал не на запад, как делал это Онго, а на восток. – Тоже низкая гора. Немного далеко – путь и еще одна третья часть пути. Но там тихо.
В конце концов, пусть там дорога и на треть длиннее – однако это куда лучше, чем сидеть на месте.
– Хорошо. Согласны. Везите туда. И поскольку показалось, что виндоры ожидают еще какого-то продолжения, поспешил успокоить их:
– Мы вам заплатим. Деньгами Свиры. Вы берете свирские деньги?
Переводчик усмехнулся:
– Было говорено: продаем Свирей рыба, берем денги, даем денги – берем вещи. – Он махнул рукой в сторону деревушки. – Наши дома – не мало есть свирские вещи. Ладные вещи…
Старший перебил его, что-то сердито сказал. Переводчик нахмурился:
– Но эта раз мы денги не брать. Вы еще не сделать показание: как падать живым. Онго кивнул:
– Покажем. Только – откуда тут падать?
– Фонарь, – сказал переводчик и указал на раньше замеченную бишенку, стоявшую на небольшом пригорке. – Ночная фонарь – кто плывет, видит. Оттуда падай.
Онго прикинул с сомнением: слишком уж малой была высота. Сработает ли антиграв? Но приходилось идти на риск.
– Пошли. Я покажу.
– Я тебя вести. Они – смотреть отсюда.
Подошли к маяку. По узкой лесенке взобрались на галерею, Онго посмотрел вниз. Сейчас высота не казалась уже такой малой. Опытный человек, конечно, заметит, что падать Онго будет медленнее, чем должен был бы без помощи антиграва; но смогут ли оценить эти люди? Хотя – у моряков, говорят, взгляд должен быть острым…
Онго взобрался на перила. Секунду-другую стоял, балансируя, положив руку на выключатель аппарата: автоматика в таких условиях не сработает – он просто не успеет развить скорость, нужную для ее включения. И, сильно оттолкнувшись ногами, подпрыгнул и, включив антиграв, начал падать. С радостью ощутил: падение вышло медленным, словно кто-то бережно опускал его на песок.
Ему почудилось, что даже отсюда, за сотню шагов, он услышал одобрительный гул наблюдавших за его спуском рыбаков. Номер удался.
Когда он вернулся к мосткам, старший сказал – через переводчика, разумеется:
– Все в порядке. Мы вас отвезем. Не за деньги. Рыбаки хотят эту коробку, что сбрасывает без вреда. Онго кивнул, не раздумывая:
– Отдадим вам ту, которая у этого человека. – Он кивнул на Сури.
Рыбак запротестовал:
– Это не по чести. Он разбился. Наверное, его коробка плохая.
– Ладно. – Онго снял антиграв с пояса. – Держи. И вот эта. – Он снял и контейнер с батареей. – Это надо побольше держать на солнце. Чтобы был заряд.
– Мы будем держать на солнце, – согласился старший.
Онго подошел к подноске с Сури. Осторожно, чтобы не причинить лишней боли, снял с его ремня антиграв и батарею, повесил на свой пояс. Несколько секунд смотрел на осунувшееся лицо комп-связиста, бывшего любовника. Чувство вины снова возникло, но Онго постарался если не уничтожить, то хотя бы загнать его подальше, чтобы не мешало думать и принимать решения. Вернулся к рыбакам.
– Не пойму только, – сказал он старшему, – зачем это вам. По волнам прыгать? Капитан усмехнулся:
– Хорошая вещь всегда пригодится в хозяйстве. Он отдал команду – и рыбаки снова принялись за прерванное было дело: таскать какие-то мешки и ящики в лодку. Старший спросил:
– А с больным как решили? Оставите у нас?
Онго успел уже обдумать это. И, хмурясь, проговорил:
– Другого выхода не вижу. Нести его с собой – нам неудобно, а ему от этого будет хуже. Оставим. Только если вы уплывете, кто будет его лечить?
Рыбак усмехнулся:
– Ты подумал – я лекарь? Я просто так – увидеть боль могу, а лекарь в нашей деревне – моя хозяйка. Сейчас пусть твои возьмут его и отнесут ко мне в дом – отсюда видно, третий слева.
– Они. же ничего не смогут сказать ей – она не поймет.
– Не беспокойся: я ей уже все сказал. Хочу знать другое: он вылечится – что ему потом делать? Ты за ним придешь? Или кто другой? Или ему самому идти искать вас? Куда идти?
Онго ненадолго задумался.
– Сделаем так: у вас радио есть какое-нибудь? В деревне или на кораблях? Есть ведь, наверное: в море без связи, я думаю, нельзя?
Капитан пожал плечами:
– Без связи – да, нельзя. Без радио – можно. Этого у нас нет.
– Неужели не могли купить у нас, в Свире? Вы ведь неплохие деньги получаете за рыбу, как я понимаю.
– Могли купить, конечно. Зачем только? Мы покупаем то, что надо. Что не надо – не покупаем.
– Какая же у вас связь?
Старший усмехнулся. Приложил пальцы обеих рук к вискам. Рывком отнял их, обе руки положил на голову Онго. Через секунду переместил пальцы на его виски и, наконец, – опять на свою голову.
– Вот такая связь. Но для тебя не годится. Только со своими. И не с каждым. Но со многими. На каждом судне есть такие люди.
– Значит, в радио никто у вас не разбирается, – сказал Онго.
– Нет. Никто.
– Тогда так: когда наш больной вылечится, пусть починит радио. То, что у него в ранце. А мы попытаемся установить с ним связь оттуда, где окажемся к тому времени. Тогда и решим с ним, что и как.
В глубине же души возникла коварная мыслишка: в крайнем случае прихватим с собой одного из ваших телепатов – используем как средство связи с этой деревней. Онго сам устыдился этой идеи, тем не менее прекрасно понимая: если понадобится – он так и сделает, И никакие угрызения совести не помешают.
Был бы еще это кто-то из разведчиков, привыкших действовать в одиночку и выкручиваться из всяческих положений, тогда можно было бы надеяться, что и сам, если понадобится, найдет их – хотя бы по следам, тем более если оставлять по пути условные знаки. Но Сури такая задача не по силам. Эх, любовничек, родиться бы тебе женщиной – просто судьба над тобою подшутила, подвесила тебе, что не надо…
– Хорошо, – говорил тем временем капитан. – . Так и сделаем, как ты говоришь.
– Я надеюсь, – сказал Онго сурово, – что тут у вас с ним ничего плохого не случится. Если даже улкасы нагрянут…
– Не бойся, свир. Я тебе дал слово. У нас, морских людей, кто нарушает слово – живет недолго. А я хочу – долго.
Керо и Соки, отнеся Сури в указанный дом, вернулись. Капитан тронул Онго за плечо:
– Мы готовы. Идите в лодку.
Разведчики один за другим попрыгали с мостков в лодку. Показалось тесновато, но разместились все. Лодка отвалила. Рыбаки поставили паруса – сперва на задней мачте, высокой, потом и на передней – пониже. Берег начал отдаляться. Слегка качало: с боку на бок и вперед-назад. На лицах разведчиков возникло выражение настороженности, но вскоре исчезло. Керо сказал:
– Я думал, будет хуже. В воздухе качает посильнее.
Рыбак-переводчик усмехнулся:
– Сейчас погода – ладно-ладно. Плохой ветер сегодня не ждем. Вам хорошо угодило.
– Что-то я ваших сетей не вижу, – сказал Онго. – Как же вы станете рыбу ловить?
– Рыба – другой раз. Сейчас рыба нет.
– А что, вы нас отвезете – и вернетесь за сетями?
– Это наши рыбацкие дела. Твое дело сейчас – не падать в воду.
Остальное мы сами знаем.
Онго подставил лицо солнцу. Зажмурился. Вода негромко разговаривала за бортом. "А что, – подумал он, – не так уж и плохо быть рыбаком, наверное?
Сидишь, солнце правда бьет прямо в глаза… Арук, почему в глаза? Сейчас примерно полдень, значит, солнце – на юге. А мы должны плыть на восток, как говорил старший. В чем дело?"
– Капитан, – окликнул он. – Нам бы надо вдоль берега, а мы от него все дальше и-дальше уплываем! Капитан ответил:
– Мы сейчас не туда идем. На один остров, что на юге. Там сделаем небольшое дело, потом – оттуда – вас отвезем. Так лучше.
– Ты же обещал! Слово дал!
Капитан пожал плечами:
– Есть другие люди – им тоже слово дал; Раньше, чем тебе. Так и выполняю: сперва первое слово, потом – второе. Не волнуйся. Вам все равно высаживаться лучше ночью, когда темно. А к ночи мы как раз и успеем. Вы лучше отдыхайте пока. Спите. Все будет хорошо. Рыбак знает, что говорить и что делать.
* * *
Осторожно проскользнув между кудрявыми макушками аруб, БД – Большой Десантный – мягко приземлился на слегка спружинившую землю. Распахнулись оба бортовых люка и кормовой; солдаты ОСС, держа оружие на изготовку, высыпали на крохотную полянку и сразу же залегли, окружив воздушную машину кольцом, обшаривая приборами все прилегающее пространство. Не было обнаружено ничего опасного. Миновала минута, другая – только после этого откинулась дверца кабины, и на землю ступил сам верком Гумо. Остановился. Поддернув рукав, глянул на часы. Нахмурился.
– Пора бы им быть тут, – проговорил он негромко, ни к кому в частности не обращаясь. Потом повернулся и спросил оставшихся в кабине:
– Уверены, что мы сели там, где следовало?
– Здесь – то самое место, где мы садились в прошлый раз, – уверенно ответил один из членов экипажа – штурман, по-видимому.
– В самом деле, – согласился Гумо, еще раз оглядевшись, – кажется, я припоминаю.
Негромкий свист прозвучал со стороны оцепления и сразу же повторился уже левее. Начальник охраны доложил:
– Замечена группа людей – поднимаются по склону пешком. Имеют личное оружие. Сколько? Шесть… семь… восемь человек.
И скомандовал в телефон:
– Готовность один!
И – уже веркому:
– Может, вернетесь в кабину?
Гумо отрицательно покачал головой. Сказал:
– Я уверен, что это они.
– Разве они не должны подать сигнал для опознания?
– Думаю, что сейчас…
Гумо не договорил – умолк, заслышав, как мягко, нежно проворковал звоночек в чемоданчике, который верком не выпускал из рук.
– Вот и сигнал, – удовлетворенно промолвил Гумо. – Квадрат-воин, возьмите двоих и выйдите им навстречу. Окажите полагающийся почет и ведите сюда.
Квадрат-воин неслышной поступью двинулся в сторону, откуда доносились свисты. От агралета видно было, как два солдата с разных сторон, возникнув как бы из ничего, вскочили и, повинуясь жесту офицера, присоединились к нему. Через несколько секунд они исчезли из виду, спускаясь по склону. А еще через минуту появились снова – и не одни: за ними следовала . небольшая группа из восьми человек. Гумо, когда они приблизились, опознал лишь одного из них – однако этого было достаточно.
Группу возглавлял невысокий, широкоплечий человек – чернобородый, с бритой головой, фуражку военного образца он нес в руке. Одет он был в обычный военный комбинезон, на его груди, как и у остальных семерых, висел автомат, на поясе – длинный кинжал. Ничем особенным он не отличался от сопровождавших. его, но это был Арбарам, первый человек в стране гор, остальные – всего лишь его воины. Гумо внутренне усмехнулся: представил себе, как Вершитель Свиры с полулинией охраны встречается с кем-то на чужой территории… Нет, не получалось такой картинки даже в воображении. И сделал три шага вперед.
Протянул руки:
– Приветствую тебя, Арбарам Гор, я очень рад тебя видеть.
– Привет и лучшие пожелания Глазу и Уху Равнин. Воистину нынешний день могу назвать счастливым.
То был лишь обмен принятыми в горах приветствиями, и глаза обоих разговаривавших оставались настороженными, хотя зубы белели в радостной улыбке.
Гумо указал на открытый люк салона:
– Прошу тебя войти для доброго разговора. Арбарам кивнул. Воины его, не дожидаясь команды, окружили машину, один вошел в салон, через несколько секунд вышел, произнес два слова на улкасе. Гумо тем временем скомандовал экипажу:
– Всем выйти. Отойти к опушке. Охране – продолжать наблюдение за местностью.
И вошел внутрь, вежливо пропустив Арбарама'вперед. Захлопнулись люки и дверца кабины. Можно было начинать разговор. Оба высоких начальника уселись в мягкие кресла, друг напротив друга. Начал Гумо:
– Славный Арбарам, я выполнил то, о чем ты просил: группа обслуживания мною была выслана и, по последнему сообщению, прибыла на место. Но больше я ничего о них не слышал. Не объяснишь ли, что с ними? Приступили ли они к работе или что-то помешало им? Не случилось ли какого-то недоразумения?.
Может, твои люди там не были предупреждены о том, что прилетающие – не враги вам, а помощники? Но, может, я напрасно беспокоюсь?
Прежде чем ответить, Арбарам провел рукой по густой бороде.
– Славен Создатель. Ему было угодно, чтобы наш уговор не осуществился.
Хотя свидетельствую, что ты выполнил обещание. Однако есть нечто, заставляющее меня сомневаться в чистоте твоих намерений.
Гумо слегка нахмурился, говоря:
– Объясни подробнее – и я, конечно, смогу доказать тебе, что с моей стороны не было никаких злых умыслов. Итак, мои люди прилетели?
– Да. Однако они несколько поторопились, и мои воины, которые должны были их встретить, не успели своевременно на место посадки. Зато (тут голос Арба-рама зазвучал жестко) их ожидали и встретили другие. Не из наших людей.
Там была устроена засада.
Гумо наморщил лоб:
– Там? На закрытом плато?
– Именно там.
– Группа свиров, ты хочешь сказать?
– Ты понял правильно.
– Как же они туда попали?
– Теперь я знаю, но остается много непонятного. Они попали туда через перевал. Наш караул, охраняющий его, сильно пострадал в бою и не смог остановить их.
– Бой был на перевале?
– Не очень далеко от него. На тропе. Там погибло много наших и ваших тоже. Но кто-то из ваших, наверное, уцелел и смог продолжить путь. Они и оказались потом на плато: уцелевшая часть караула не сумела задержать их – они приняли ваших за горных ару-ков и не решились вступить с ними в схватку. Гумо, кто выслал этот свирский отряд? Не ты ли?
– Твои слова для меня неожиданны. Мне нужно с минуту подумать.
– Все время в твоем распоряжении.
Через минуту Гумо заговорил:
– Я понял, что и как могло там произойти.
– Внимательно слушаю тебя.
– Началось с того, что небольшая группа свирских воинов была выслана – но не мной, Арбарам, а моим противником в Свире – для того, как я сразу заподозрил, чтобы подтвердить, что между тобой и мною существует какая-то связь. Мой враг заподозрил это, потому что ему донесли, что в неожиданно захваченном туннеле было найдено свирское оборудование – значит, пробить туннель и пользоваться им тебе помогал кто-то из наших. Там захотели проверить: ограничивается ли дело туннелем? И послали людей на плато Ур-Обор, где находится, ты сам знаешь что.
– Почему же, узнав об этом, ты не послал людей, чтобы уничтожить эту, как ты сказал, группу?
– Именно это я и сделал. Я выслал отряд фактически одновременно с выходом группы. Но те, вероятно, что-то почуяли и ускользнули. Потом, вернее всего, произошла стычка между моим отрядом и твоими воинами. Хотя – имей в виду – моим людям не было приказано выходить на плато; напротив, они никак не должны были соприкасаться с твоим караулом. Тем не менее это произошло. Я не знаю почему. Может, у тебя есть ответ?
Арбарам немного подумал:
– Там, где была драка, и на склонах пониже, потом нашли тела не только караульных воинов, но и патрулировавших на тропе. Так что твои действительно не приблизились к перевалу. А отчего между ними произошло то, что произошло, пока знает один лишь Создатель, а мы узнаем об этом только тогда, когда он пожелает.
Не могла ли та группа, о которой ты рассказал, быть переодетой? Не могло ли в ней быть людей, говорящих на языке гор?
– Могло, конечно, быть и то и другое. Группа ведь наверняка подбиралась специально из людей, знающих горы и язык. В Свире таких не так уж мало.
– В таком случае твой отряд мог, встретив патруль, заподозрить, что это и есть группа, которую они должны были уничтожить. Они ведь не знали никого из преследуемых в лицо?
– Командир отряда знал хотя бы одного. Может, ему показалось…
– Может быть. Получается так, что друзья уничтожили друзей – а наши воины не привыкли отмалчиваться, если на них нападают; они вызвали помощь из караула – оставшиеся на перевале рассказывают, что это было именно так. И как-то вышло так, что живых там нет. Может, это не их вина: пришедшие туда наши люди говорят, что примерно в это время там прошел камнепад – в таких случаях в живых остаются редко, по особой милости Создателя. Наверное, никто из наших людей не успел заслужить этой милости… Поэтому, кстати, мои встречавшие и опоздали на место: камни, засыпавшие тропу, замедлили путь, а кроме того – нужно ведь было собрать тела своих братьев и похоронить их! Да, теперь становится ясным, как группа врагов смогла добраться до перевала. Именно она и устроила засаду для прилетавших.
– Арбарам, в таком случае эта группа знает слишком много. Их никак нельзя оставлять в живых. Нужно преследовать их, догнать и уничтожить! Неужели ты до сих пор не дал такой команды? Оставаясь там, они ведь смогут беспрепятственно найти… Или уже нашли…
Арбарам усмехнулся:
– Пусть у тебя не дрожат колени, Гумо. Создатель велик. И ему было угодно сделать так, чтобы никто из них не остался в этом мире.
– То есть ты хочешь сказать, что твои встречающие догнали их и перебили?
– Создатель захотел сделать это не руками моих воинов, а своими собственными. И он послал туда Атурга. Великого духа гор, делающего тяжелое легким, поднимающего к небу и швыряющего на острия скал.
– Атур-га? Уменьшающий тяжесть?
– Он – тот, кого немногие знающие в Свире называют "Гран".
– Ты хочешь сказать, что случился всплеск гравитационной аномалии?
– И очень сильный.
– Так что группа свиров…
– На плато не найдено ни одного тела, кроме воинов в твоей форме, Гумо.
Я думаю, что группа, о которой ты говорил, вряд ли избрала для маскировки форму ОСС. Похоже, к началу Атур-га те люди находились совсем недалеко от обрыва.
Они, конечно, не ожидали ничего подобного. Хотя собралась сильная гроза, а такое приключается только при очень сильных грозах…
– Ну да, да. Нужно высвобождение, большого количества энергии, чтобы…
– Так или иначе – их больше нет. Так что можешь не беспокоиться: они никому и ничего больше не донесут.
– Ты снял тяжесть с моей души.
– А вот я еще отягощен сомнениями. Потому что, так или иначе, твои люди не прибыли в нужное место, там по-прежнему сидят наши, а ты знаешь: наши воины – лучшие в сражениях, но когда дело доходит до такой работы… Словом, пусть не по своей вине, но ты пока не выполнил своего обещания.
– То есть – ты хочешь сказать, что и ты, в свою очередь, не соблюдешь свою часть договора?
– Я обожду, пока не придет обещанная смена. Гумо казался разочарованным. Но сдержался.
– Хорошо. Я вышлю новую смену, как только вернусь в Сургану. Но ты, со своей стороны, уж позаботься о том, чтобы хоть эта смена попала на место без приключений. У меня ведь не так много подобных специалистов!
– Можешь быть уверен…
Арбарам не договорил: снаружи послышался громкий, резкий свист, заставивший Гумо повернуть открывающий люк рычаг.
– Что там?
Квадрат-воин, начальник охраны, доложил:
– Наблюдение засекло судно, направляющееся прямо к острову.
– Что за судно?
– Большая рыбацкая ложа, каких в этих краях много. Гумо повернулся к Арбараму:
– Может, это кто-то из твоих? Горец лишь пожал плечами:
– Скоро узнаем. На берегу дежурят мои люди. – Он усмехнулся:
– А ты подумал, что вот эти воины – вся моя охрана?
– Нет, конечно, – в свою очередь улыбнулся Гумо. – Ты человек предусмотрительный. Во всяком случае, думаю, что эта лодка, кто бы в ней ни сидел, нам ничем не угрожает. А мы еще не обо всем переговорили. Не хочешь ли ты объяснить, что за возню затеяли твои люди на побережье, как раз в тех местах, куда выходит…
– Я знаю, какие это места, – прервал его Арбарам. – Не надо говорить лишних слов. Лучше послушай, что я скажу. Тут мои ребята успели подстрелить козочку. По-моему, пришло время обеда. Вот поедим, тогда и поговорим о других делах.
– Ну, Арбарам, я вижу, ты хозяйничаешь на моей территории! – Интонация Гумо давала понять, что сказано это было не всерьез. – Придется удержать с тебя стоимость животного.
– Не спеши: бумаги еще не подписаны, и ты не вступил во владение.
– Да, но я думаю…
– Постой. Что-то там, похоже, случилось.
* * *
– Докладывает ВС. Машина, пересекшая границу курсом на юго-запад, обнаружена при ревизии островов, указанных вами. Судя по карте, это остров Кукурей. Близ машины замечены люди. Общее число их и принадлежность сейчас определить затрудняюсь. Имеются люди и в другой части острова – на берегу, обращенном к материку. К острову приближается судно, других поблизости не вижу.
– ВС, как вы полагаете – вас заметили снизу?
– Думаю, нет. Мы на предельной высоте, используем легкую облачность для скрытности. Антирадарная аппаратура задействована.
– Сделайте вот что: дайте им вас заметить. Может, надо снизиться, выйти из облаков – вам лучше знать, как это сделать. Но, конечно, с учетом возможности атаки: на их агралете наверняка имеются огневые средства, хотя бы ракеты воздушного боя.
– Задачу понял. Начинаю выполнение. "Пусть он понервничает, – подумал Сидо не без злорадства, имея в виду, конечно, не пилота ВС. – Если наша машина там будет болтаться и сутки, и двое, интересно, рискнет он подняться в воздух или станет искать другой способ? Но мы и такой вариант подстрахуем…"
– ВС, слышите меня?
– Так точно. Вы не объявляли конца связи.
– Правильно. Скажите: вы пробовали вызвать того, чьи позывные я вам дал раньше?
– Не пытался.
– Сделайте это сейчас. И если связь с ним установится – передайте ему эту последнюю информацию относительно агралета на острове. Предупредите: возможно, находящиеся сейчас на острове люди – во всяком случае, некоторые из них – будут искать способ покинуть это место иным образом – не по воздуху.
Пусть учтет это и примет меры к их опознанию; если станет ясно, что они являются гражданами Свиры, незаконно покинувшими нашу территорию, следует задержать их и сообщить мне – через вас. Поясняю: у меня нет непосредственной связи с ним, вернее, он может слышать меня, но я не получу ответа: у него там очень маломощная установка, обстоятельства не позволяют иного. А ваша дальнейшая задача: вот так кружить над островом, давая понять, что они замечены.
– А если они все же захотят взлететь?
– Тогда… Отправьте их к Аруку и его бабушке. Таков приказ.
– Верком, вы не против, чтобы я записал его?
– Бросьте, бросьте. Я прекрасно знаю, что наш радиообмен и так записывается с первого до последнего слова. У меня все. Информируйте и впредь обо всем замеченном и предпринятом. Конец связи.
– Конец связи, верком.
* * *
Начальник улкасской охраны рысцой бежал к ним.
– Арбарам…
– Отдышись сначала. Что случилось? Океан вышел из берегов?
– Наши приборы увидели воздушную машину. Над нами. Очень, очень высоко.
Делает круги. Простым глазом не видно.
Арбарам взглянул на Гумо:
– Это твой?
Верком покачал головой. Проговорил хмуро:
– Наверняка свирские прогносты. – И, отвечая на вопрошающий взгляд:
– Вторая разведка. Вершительская.
– Следят за тобой?
– Да нет, не думаю. Это все скорее всего из-за того самого беспорядка на побережье. Хотят понять, что там происходит.
– Он нас тут увидит, а?
– Мою машину укрывают деревья. Надеюсь, что они там, наверху, не станут вглядываться слишком пристально. Так или иначе, пока он тут болтается, я не смогу взлететь: в воздухе сразу обнаружат. И, чего доброго… – Гумо умолк, не договорив.
– Я тебе давно говорил: нам тоже воздушные машины нужны. С ними мы бы войну уже закончили.
– Будут и они – потерпи. Вот раскрутим наше дело, будет и у вас много денег – сможете покупать их в Свире открыто, только не во время войны, конечно.
– А тогда можно будет и официально обучать ваших людей летать на агралетах.
– Думаешь, нам продадут?
– Отчего же нет – если будете платить. Тем, кто строит эти машины, тоже нужны заработки, чем больше, тем лучше. Просто нужно побыстрее все закончить: и войну, и подготовку к началу нашего дела. Вернусь в Сургану – начну зондировать почву в иностранном ведомстве: пора уже, наверное, готовить договор, как думаешь?
– Думаю, давно пора, давно уже. Гумо принюхался:
– Чем это пахнет так приятно?
– Я же сказал тебе: вуцанку жарят. Это сейчас просто ветерок на нас подул. Приглашает к обеду.
– Ну, что же, самое время, пожалуй. Горо! Достань-ка мой пофебец из кабины…
* * *
Зеленый берег приближался медленно, как казалось Онго, – чересчур медленно; ему казалось, он физически ощущает, как утекает время, минута за минутой, час за часом – без толку, безо всякой пользы. Разве что отдохнуть смогли – хотя и в тесноте, да не в обиде. Подремали, да и сейчас еще многие спят – и разведчики, и кое-кто из экипажа. Пожалуй, самое время спросить капитана, что он собирается делать на острове и надолго ли хочет задержаться там. И в случае если его ответы не удовлетворят разведчиков – придется, чего доброго, принять крутые меры…
Да только без переводчика со старшим не объяснишься. Куда девался этот специалист по свире?
Онго огляделся.
Ага, судя по сапогам – он вот где: в самой корме. Заполз под настил и спит во все лопатки, накрыв голову плотной непромокаемой курткой. Жаль, конечно, но придется потревожить сладкий сон переводчика…
Онго встал; неуверенно ступая, балансируя руками (Арук их знает, этих моряков, как они ухитряются свободно и быстро передвигаться тут, когда все время качает – пусть и не очень, но все же!..), ухитрился все же добраться до кормы. Наклонился, чтобы разбудить спящего. И в такой позе застыл, словно окаменел. Послышалось ему, что ли? Галлюцинация? Или?.. Ему показалось, что оттуда, из-под настила, доносятся пусть и едва слышные, но все же ясно различимые слова, произнесенные на свире; не на той, с трудом понимаемой как-бы-свире, на которой объяснялся самодеятельный переводчик, а на нормальной, чистой, ясной, правильной.
Онго вслушался.
"С моря мы их не замечаем…" Пауза.
"Есть. Кроме того, на борту команда якобы свир-ских разведчиков. Это нуждается в проверке".
Снова пауза. Видимо, отвечает неслышимый отсюда собеседник.
"А если придется вступать в огневой контакт"? Еще перерыв.
"Понял. Попробую убедить капитана".
И опять молчание. Продолжительное.
"Затем, чтобы завладеть оружием. На побережье взяли в плен улкаса, он показал, что оружие доставлено – или будет доставлено на Кукурей. А у рыбаков оружия мало. Оно им нужно – по нынешней обстановке. Раньше-то война их не задевала. Поэтому не уверен, что капитан согласится".
"Нет, никакая это не галлюцинация, – уверенно решил Онго. – А нормальный радиообмен с… с кем-то. А…"
"Понял ясно. Конец связи. Оставайтесь на приеме".
Онго торопливо, хватаясь за борт, вернулся на свое место. Сел.
Зажмурился. Сладко, протяжно зевнул. Из-под ресниц видел, как мимо прошел, тоже зевая и потягиваясь, переводчик. Только что проснувшийся. А во сне очень бойо разговаривавший с кем-то на чистой свире. Очень интересно. И – как бы это сказать – обнадеживает.
Значит, обстановка вырисовывается такая…
Онго широко открыл глаза, словно только что проснувшись. Похлопал ресницами. Поднялся. Огляделся, как бы в нерешительности. Переводчик успел уже скрыться наверху, в рубке. Никто, похоже, на Онго сейчас не смотрел, не следил.
Пожалуй, случая удобнее не дождешься.
Он прикоснулся к руке дремавшего рядом Мори: положил свои пальцы на его запястье, слегка сжал. Разведчик открыл глаза – ясные, словно он и не засыпал.
Ничем другим Мори не показал, что проснулся, – ни словом, ни движением. Онго медленно, словно во сне, сполз – спиной по борту – влево, так что голова его оказалась на плече Мори. Только после этого прошептал почти беззвучно:
– Иду в корму. Там под настилом есть что-то. Предупредишь, если туда пойдет переводчик из рубки.
Мори моргнул – это означало: "Понял". И остался полулежать в прежней позе. Онго лениво поднялся и пошел туда, где уже был. Но не остановился на прежнем месте; вместо этого, не оглядываясь, опустился на корточки, залез под настил. Туда, где спавшего рыбака-переводчика посещали видения.
Там оказалось тесно и душно, а к тому же еще и почти совершенно темно.
Искать пришлось на ощупь – среди всякого тряпья, обрывков сетей, круглых поплавков, каких-то веревок. Онго методично ощупывал один предмет за другим, медленно, ползком, пробираясь все дальше и дальше – пока не наткнулся наконец на переборку. Дальше пути не было – но и найдено не было то, чему, как Онго был уверен, обязательно следовало здесь находиться: не станет же рыбак таскать это с собой на мостик! И тем не менее нашарить это никак не удавалось. Отпихивая хлам в сторону, Онго ладонью провел по переборке. Нашлось нечто: заноза, основательно ужалившая его в венерин бугор ладони около большого пальца. Онго мысленно выругался, отдернул руку. "Нет, – подумал он, – так далеко владелец не стал бы засовывать свой аппаратик, он должен быть где-то под рукой, но в таком месте, где вероятность случайно наткнуться на него самая малая. Разговаривал он лежа. Предположим, я лег на спину… Вытянул руки – куда? Вверх, понятно, куда же еще. К настилу. И что же я там обнаружил?.. Ничего… ничего… ничего… а вот и что-то".
"Что-то" оказалось справа и позади – там, где настил утыкался, в заднюю переборку (на самом деле то был транец, но таких тонкостей Онго не знал). Там была прилажена узкая полочка, и на ней-то и приютился старый знакомый – командник в футляре, каким и самому Онго приходилось пользоваться не так уж давно. Самое мощное из самых портативных средств радиотелефонии, какое можно носить в кармане, не привлекая ничьего внимания. Но с кем можно было переговариваться отсюда? Радиуса действия аппаратика не хватило бы и на четверть расстояния отсюда и до свирской границы. А ближе? Кто мог находиться ближе? Причем не на севере – там горы. Где же? В море? На острове? Или… над головой?
Он едва успел наткнуться на эту последнюю мысль, как снаружи прозвучала негромкая птичья песенка. Онго поспешно засунул командник на место, но вылезти уже не успел: кто-то крепко схватил его за ноги. Потащил. Единственным, что Онго еще успел сделать, было – повторить ту же песенку, что было сигналом Мори: не вмешиваться в ситуацию. Иначе тут сейчас могла бы завязаться драка.
Не встречая сопротивления, переводчик легко вытащил Онго из норы. Онго сел. Рыбак подбоченился:
– Ты! Это моя место. Ты чего тут шарить? Украдать хотел что-то, ведь да?
Интонация была гневной, но голос – негромким: обиженному тоже явно не хотелось огласки.
Вместо объяснения своих действий Онго проговорил совершенно другое:
– Это самолет, верно? Наш, свирский. Выходит, ты – Мого? Больше никого здесь вроде бы не должно быть.
– Ты с ума совсем сходить, что?
– Вот что: девять – двадцать семь – восемьдесят один А-Зэ.
Переводчик медленно опустился на корточки рядом с Онго.
– А ты?..
Онго произнес кодовое обозначение группы:
– Обратный шестнадцать – шестьдесят четыре – двести пятьдесят шесть.
– Проверю.
– Обязательно. Давай сразу. Чтобы потом это не отвлекало.
– Да уж придется, – пробормотал Мого. – Ты тут пригляди.
И полез в свою берлогу.
Онго глянул на Мори. И кивнул, давая понять, что все в порядке.
