Глава 3. АГЕНТ, НЕ ИЗВЕСТНЫЙ НИКОМУ

…Начальнику Объединенной Секретной Службы П Свиры веркому Гумо.

Личный шифр веркома на нынешний день. Сообщение 16/7-122(4).

Докладываю, что в соответствии с Вашим распоряжением все лица, успевшие побывать в интересующем Вас объекте до прибытия туда наших представителей, изолированы и находятся в нашем распоряжении. Предварительными допросами установлено, что как минимум один из них, рядовой первого (а не второго, как было ошибочно указано в ориентировке) разряда .Онго Ру не только ознакомился с содержанием объекта, но и составил о нем определенное и нежелательное впечатление. Жду ваших указаний относительно дальнейших действий с арестованными. Вечно преданный Вам триг-воин ОСС Раго, инспектор Восьмого ромба полевых войск".

"Триг-воину Раго, инспектору-8. Шифр секторальный. Сообщение получено.

Адресат в данный момент отсутствует. Сообщение будет переслано по месту его нахождения. Ответ последует. Дежурный инспектор Дирекции старший рог-воин Кимо".

Прочитав ответ, Раго только пожал плечами. Его. дело – вовремя доложить. А дальше – начальству виднее. Понятно, лучше было бы избавиться от арестованных побыстрее. Ну, нет – значит, нет. Пусть посидят лишний денек в камере.

– Я приказывал доставить ко мне того, кто разработал и возглавил операцию в клине Ком Сот. Я крайне удивлен: до сих пор я его не вижу. Вы что, хотите подать рапорт об отставке? Не надейтесь: во время войны никакие отставки не принимаются. Вот военный суд могу обеспечить, если вам так уж хочется острых переживаний. Что?

– Но, верком, там на месте возникли определенные затруднения.

– А вы знаете, на войне вообще приходится встречаться с затруднениями.

Однако люди нашего Института привыкли с ними справляться и не жаловаться! В чем же там дело? Хоть это вы знаете?

– Так точно. Человек, который вам нужен, вернее, люди – их там четверо – задержаны и взяты под стражу.

– Что они там себе напозволяли? Перепились в честь достигнутого успеха?

Ну, вы могли бы сразу освободить их моим именем и уже доставить сюда.

Сообразительности не хватило?

– Они не напились. И арестовала их не войсковая полиция.

– Территориальная? Надеюсь, речь идет не об убийстве гражданского лица или изнасиловании? Хотя у обертышей это как раз бывает не так уж редко.

– Нет, они вели себя вполне пристойно. А задержаны они, по сути дела арестованы, людьми ОСС. Это ведь их десант завершал операцию.

– Ах, вот оно как… – протянул верком Сидо и умолк на несколько минут.

Его собеседник, ромб-воин, терпеливо ждал: все в Институте знали, что директор нередко впадал в подобную отключку, после которой объявлял готовое решение.

Вот и сейчас он, намолчавшись, поднял глаза на ромб-воина.

– Эти люди нам нужны даже в большей степени. Раз уж ими заинтересовалось хозяйство Гумо, значит… значит…

Снова пауза, на сей раз кратковременная, несколько секунд.

– Вы, конечно, навели справки о мотивировке задержания. Ну?

– Как я слышал, речь идет о разглашении военной тайны.

– Бред. Впрочем… Они что – контактировали с улками?

– Нет, контакт был разве что огневой.

– Тогда и на самом деле бред. Ох, эти секретуны с их шпиономанией! Хотя – нет, тут, безусловно, другое. И очень интересное. Они все еще там, на Ком Соте, или их успели куда-то увезти?

– Только что были там. Я уточнял по связи.

– Передайте начальнику разведо круга… Нет, я сам ему скажу.

Генерал схватил трубку спецлинии:

– Куб-воин Геса? Вы найдите там участников операции в тридцать втором секторе… Да-да, вот именно. Тот, кто возглавлял операцию, как бишь его?..

Онго Ру, вот-вот. И его ребята. Их там у вас задержали пареньки из ОСС – по свойственному им скорохватству. Немедленно освободите ребят и доставьте сюда, прямо ко мне в кабинет. Способ действия – на ваше усмотрение. Ни в чем вас не ограничиваю, только проследите, чтобы все было обставлено пристойно. Чем можете воспользоваться? Да всем на свете. Возьмите ребят из нашей экстремгруппы – столько, сколько нужно. Агралет для доставки – из нашей спецэскадрильи. Моим именем. Так или иначе, не позже завтрашнего дня жду их у себя целыми и невредимыми. Нет, я не любоваться на них собираюсь, а сунуть в пекло, вот что я собираюсь сделать. Жду.

Утро в тесной агралетной камере прошло спокойно. Никуда не вызывали, никто не приходил, ничего от арестованных не требовали. Завтрак принесли, как и предсказывал разведчик, где-то около восьми; отведав варево, Онго поморщился, парень же сказал:

– Это ты зря. Вовсе даже неплохо, если сравнить, чем кормят в нормальной тюряге. Видно, что тебе не приходилось.

– Как-то обошелся без этого. Просто не успел, понимаешь ли. А ты, я вижу, имеешь опыт. Хотя сам еще моложе меня – выглядишь так, во всяком случае.

Как же это ты ухитрился?

– Так уж получилось, – ответил разведчик, помолчав.

– Как тебя зовут, кстати? Повоевали вместе, а познакомиться еще не успели. Я – Онго. А ты?

– Кто ты – я знаю, – сказал разведчик, усмехнувшись. – Заметил тебя еще в линии, когда придурок стал к тебе приставать, а ты его как бы круто отшил. Я тебя сразу зауважал. Ты ведь обертыш?

– Что, сразу видно?

– Кто понимает – не ошибется. Я враз срисовал.

– Ты, значит, понимаешь, Керо? Парень усмехнулся – как-то криво, словно бы через силу.

– Что ж тут понимать – сам такой.

– Обертыш? Керо кивнул:

– Доброволец.

– Богато живешь, – сказал Онго. – По ускоренному графику.

* * *

Керо пожал плечами:

– Я об этом не просил. Жизнь заставила.

– Поделишься? Раз уж сидим вместе…

– Это, браток, не причина, – ответил Керо тоном пожившего, умудренного человека. – Но вот повоевали вместе, пусть и недолго, но хорошо – это, конечно, повод. Может, еще придется спиной к спине держаться. Курить есть?

Онго виновато развел руками:

– Не освоил еще…

– Ничего – для здоровья лучше. А я вот… – Он непонятно откуда вытащил примятую пачку солдатских самозажигающихся сигарет, сжал пальцами кончик – пошел дымок. Керо глубоко затянулся, подержал дым в себе, потом медленной струйкой выдохнул. – Значит, так…

– Постой, – прервал его Онго. Встал. Внимательным взглядом обвел стены камеры, полюбовался, задрав голову, на потолок, заглянул под столик… Керо с усмешкой следил за его действиями.

– Да брось ты, – сказал он. – Тут все прослушивается, конечно. Но я живу без секретов, весь на виду. Садись и слушай.

– Как знаешь, – сказал Онго и сел на свое место.

– Так вот. Мне сейчас восемнадцать. Месяц назад стукнуло. А в четырнадцать я еще девчонкой был. Жил в таких вот местах, как те, где мы нынче воевали. Хутор наш был около самой границы с предгорьем, где там эта граница проходит, ни мы не знали, ни они, типа горцы; а предгорье всегда было как бы ничьей землей – и мы там скот пасли, и они к зиме тоже сходили с отарами. Жили, в общем, мирно, бывало даже – хотя и нечасто, – оттуда жен привозили или же туда отдавали…

– Как так? Войны же бывали регулярно, это мы еще в школе усвоили…

– Так это – какая регулярность. Если бы каждый год-два – одно дело. А раз в сорок лет – совсем другое. Люди рождаются и взрослыми вырастают без войны, а мы ведь там – народ тупой, в политике никогда не разбирались и о ней не думали, а понимали так: раз столько лет прошло без драки – значит, даст Творец, и не будет больше. Тем более что в ближних горах – без пяти минут родня, даром что улкасы…

– Не обижайся, но, похоже, и в тебе толика той крови течет?

– На кого обижаться-то? Я тогда, наоборот, этому радовался: и тут свои, и там, выходит, свои, везде свои – благодать!

– Да, хорошо было. Что же случилось?

– Случилось, – сказал Керо и умолк. Смотрел на горящий конец почти уже докурившейся сигареты, потом, дожигая остаток, сильно затянулся раз и другой.

Плевком погасил начавший тлеть фильтр. Щелчком забросил остаток в парашу.

– Дело, в общем, было простое, если подумать. Но это я сейчас так соображаю, а тогда не имел такого понятия. Было у нас небольшое стадо, и я при нем – пастушкой…

– В четырнадцать лет?

– В наших краях растут быстро – в четырнадцать, случалось, и замуж выдавали; ко мне еще всерьез не сватались, но у меня все уже было на месте и здесь, .и там, и было известно – такое всегда бывает известно, – что вскоре сваты приедут, и знали откуда… Значит, в тот раз я со скотиной отошел… отошла подальше, ближе к склону, там травка и посочнее, и, главное, еще не объедена. Не в первый раз, раньше тоже приходилось так. Никто не обижался, не мешал. А в тот раз так совпало, что туда вышла и большая отара с горы – у них там, говорили, тем летом все выгорело. Отару эту сбили – это уже потом пришлось узнать – из шести соседних домов, и поэтому пришло с нею шестеро парней, взрослых уже, лет по шестнадцати. У нас принято: встретил людей – подойди, поприветствуй, потом уже иди своей дорогой, занимайся делом. Я так и сделала. И сначала все было вроде в порядке – и обошлось бы, не заметь они того же, что даже и ты мимо не пропустил: улкасские черты лица – глаза, скулы, да и фигура тоже была больше их, чем свирская… Ну, и начали: что, мол, я за преступница против рода, против веры – улкаска, а живу среди свиров, их скот пасу вместо своего, небось, и даю уже свирским парням?.. Я им: да я не улкаска вовсе и никому не даю, вот скоро выйду замуж – прихвастнула, – тогда все сделаю честь по чести… И вот это их вдруг взорвало. Ах, вот ты как – хочешь свиру дать, так не будет этого! С улкасом тебе надо спать и ни с кем другим, и вот сейчас так мы и сделаем!.. Их шестеро, я одна, сам понимаешь – долго трепыхаться не пришлось. Завалили. И – все шестеро, и не по разу, а кто три, а кто и больше.

Сперва и брыкалась, и кусалась, но – шестеро же… Они потом еще раздумывали, что со мною делать: то ли придушить, то ли с собой унести, то ли так бросить.

Бросили. Я еще долго лежала, даже ползти не могла…

Онго слушал, стиснув зубы, бессознательно качая головой. Вот как бывает, оказывается; не у всех так безоблачно-счастливо, как начиналось было у нее – у него. Что бы он сделал, случись такое с ним – с нею – тогда?

– И что ты потом? – спросил он, потому что Керо умолк, похоже, надолго – наверное, давно не обращался к этим воспоминаниям и сейчас переживал все заново.

– Ну, что же потом: все прахом. У нас ведь ничего скрыть нельзя, все узнается неизвестно как, а со мной долго и гадать не пришлось: сил не хватило вернуться со стадом вовремя, пошли искать – и нашли. Если бы только свои… да нет, и свои бы не промолчали, а они еще соседей позвали на помощь, думали – волки, а оказалось – улки. У нас нравы строгие, после такой молвы, конечно, сватов ждать не приходилось, да и показаться нигде нельзя было – начинали пальцами указывать: она, мол, со всеми улкасами в округе переспала. А что не по своей воле – это никого не щекотало…

– Надо было сразу уходить оттуда, – сказал Онго, представляя самого себя на ее месте. – Я ушел бы.

– Ну, а что же еще? Собрала бельишко в узелок – у нас там все просто, особых нарядов не было, да и сейчас вроде бы все так же, – и на тракт. Дома мне денег дали – самую малость, а больше и неоткуда взять. До города четверо суток добиралась на попутных…

– Бесплатно?

– Да ну – сам понимаешь, чем платила. Ноги раздвигала.

– Не противно было? Керо помолчал.

– Не то слово. Хуже, чем противно. Но было такое ощущение, сам теперь удивляюсь, что мстила тем шестерым: вот, мол, вам – со свирами, и еще, и еще, и еще со свирами… В общем, до города добралась уже почти готовой шлюхой. По этой линии и пошла: скот пасти в городе никому не требовалось, да и прочие мои хуторские умения там не нужны оказались. Однажды только месяц побыла служанкой в одном доме, но разочаровалась: там тоже – ложись и с хозяином, и с его сынком, все за те же деньги. Нет, на улице куда доходнее было – хотя и там, конечно, отстегивать приходилось, но и себе оставалось. А оказалась я выносливой – впору было рекорды ставить…

– Оттуда и посадки?

– Ну, не сразу, но прибилась к одной компании, которые промышляли не по закону. С ними села в первый раз. Ненадолго, у меня там даже соучастия не выходило, просто давали всем, отвесили и мне заодно. Вышла. И вскоре – судьба, наверное, была такой – все повторилось. Но на этот раз люди в зоне посоветовали, что делать. Вышла. Возраст был уже подходящий, и я сразу – добровольцем на смену пола и-в армию. Еще войны не было, ее вроде и не ждали, но по моей биографии я, видно, в матери не очень годилась, и меня приняли. Вот такие были мои пути.

– Теперь понимаю, – проговорил Онго, – почему ты пленных не берешь.

– Правильно понимаешь.

– Ты хоть лица запомнил?

– А к чему мне они? – усмехнулся Керо. – Тут дело ясное: мочи всех подряд – не ошибешься.

– Круто.

– А ты бы – иначе?

– Арук его знает, – сказал Онго откровенно.

– Осуждаешь?

– И мысли такой нет. Наверное, ты в своем праве..

– Если выпустят отсюда – снова буду проситься на передовую.

– Об этом, – сказал Онго, – просить не придется. И спрашивать не станут. Не понимаю только: тут-то чего от нас хотят? Тебя допрашивали?

– А как же. Кололи.

– О чем спрашивали?

– Что я там видел. Какие машины, какой туннель, все в этом роде. А я вообще ничего не видел. Но не верят, падлы.

– Вот и меня о том же. Что-то кажется мне, они считают, что мне этого видеть нельзя было.

– Ну, предупредили бы заранее, ты и не глядел бы. И в туннель этот трахнутый не заходил бы даже. Про-кантовался бы на воздухе.

– Да, верно. Но у начальства свои придури – разве догадаешься? Ладно, хоть пока дают посидеть спокойно, поговорить. А может, они о нас уже и думать забыли? – На это не надейся, – сказал Керо. – Вспомнят.

Верком Гумо, начальник ОСС, оглядывался с некоторой даже растерянностью. Такого он, право же, не ожидал увидеть.

Высоченные деревья с длинными, перистыми листьями и громадными, яркими цветами – красными, синими, желтыми – да всех цветов, какие только различает человеческий глаз. Мелодичные птичьи трели. Воздух – какой-то легкий, душистый, как в косметическом салоне, только куда лучше. Так и хочется набрать его побольше в легкие и держать, держать, не выдыхая. А главное, тут, рядом, почти у самых ног – океан. Бескрайняя, синяя, искрящаяся вода. Нет, конечно, генералу и раньше приходилось наблюдать немалые водные пространства: Свира не так уж бедна озерами, особенно ее северо-восток. Но такого… такого великолепия просто невозможно себе представить. Подумать только: можно было прожить жизнь и умереть, так и не увидав ничего подобного!.. Хвала Творцу за то, что позволил побывать тут. А может, и не только побывать, а…

Адро, деловой мужчина, наблюдал за веркомом с легкой улыбкой, заранее угадывая все переживания сановника: ему и самому в свое время пришлось испытать такое вот ликующее изумление. С тех давних пор, однако восторги сгладились, виды сделались привычными. А дело всегда остается делом.

Он сделал несколько шагов от агралета, приблизился к Гумо.

– Ну, как, верком? Впечатляет?

Гумо обернулся не сразу; пришлось сделать усилие, чтобы вернуть лицу его обычное выражение суровости и легкого недовольства: начальник никогда не бывает полностью удовлетворен.

– Гм… Ну что же, неплохое местечко.

– На вашем месте, верком, я поставил бы дом – смотрите туда – вон там.

Можем, если хотите, подняться. Оттуда открывается великолепный вид, и потом, там не так жарко: холм обдувается ветерком, это здесь всегда приятно. А внизу, чуть правее, можно будет построить причал – вам ведь понадобится свое судно, конечно; поверьте – это куда приятнее, чем летать агралетом. Тем более, что в океане гравитационные аномалии до сих пор вообще не наблюдались. Бывают бури, конечно, но они по времени строго локализованы и легко предсказуемы. Там, наверху, кроме прочего, есть вода: ключ. Вкуснейшая вода, уверяю вас. Ну, признайтесь, генерал, вам понравилось!

– М-м… Не хотелось бы делать преждевременные заявления…

– Да отчего же преждевременные? Дело, как говорится, на мази! Усхани Арбарам дал обещание, а свое слово, надо отдать должное, он держит всегда. Так что можете считать, что Кукурей вам уже подарен. Конечно, в случае выполнения нами условий. У нас ведь не возникает никаких проблем?

– Почему вы решили?..

– Ну, как говорится – земля слухом полнится.

– Откровенно говоря, некоторые осложнения возникли. Но на этот час мы с ними, можно считать, уже справились. Так что беспокоиться не о чем.

– Вы уверены? Ведь объект, по сути, рассекречен…

– Уже засекречен заново. И все выглядит должным образом: войска, действуя без согласия командования, предприняли ошибочные шаги и помешали Секретной Службе в проведении важной операции. Убедительно?

– Похоже, да. Вы меня успокоили.

– Так что вернемся к делу. Скажите, разве этот остров не принадлежит виндорам?

– Принадлежал ранее. Но на днях улкасы купили его. Не знаю уж, в результате какой сделки, но виндоры продали остров, самый близкий к Горной стране. Так что…

– Ну, а местное население?

– Его здесь, собственно говоря, нет. Виндоры пользуются островом для кратких стоянок, не более. Ну, с ними-то, думаю, договориться о взаимном уважении будет легче всего: они ведь народ не воинственный.

– Да, это так. Ну, а…

Прерывистый свист, не птичий, но явно техноген-ного характера, не позволил веркому закончить. Пилот высунулся из кабины:

– Связь, господин верком!..

– Извините… Одну минуту.

Слегка покряхтывая, верком залез в агралет.

– Гумо… Да? Хорошо. Включаю запись. Он покосился на Адро:

– Важное сообщение. Необходима расшифровка.

– Да, конечно, – и коммерсант отошел на несколько шагов. Верком Гумо ввел пластинку с шифром в аппарат. Прочитал возникший на дисплее текст.

Нахмурился.

– Ну, вот видите, как оно бывает. Я уж подумал было, что удастся переговорить, вы знаете, с кем; но он медлит, а мне придется прервать поездку, там без меня не могут разобраться с небольшими сложностями. Надо возвращаться.

Сейчас я им отвечу. Несколько серьезных мер – и никаких проблем более не останется. А вы, прошу вас, свяжитесь с усхани, объясните и договоритесь на другое время. Через день-два, мы потом уточним.

И он склонился над клавиатурой.

"Документ ограниченной годности. Действующая армия, Восьмой ромб, инспектору ОСС триг-воину Раго. Приказываю: немедленно ликвидировать всех задержанных по делу о проникновении в интересующий нас объект. Выполните лично.

Позаботьтесь о соответствующем антураже. Об исполнении доложите с наступлением утра. Благосклонно – верком Гумо, директор ОСС".

Триг-воин Раго прочитал только что отстуканное аппаратом сообщение.

Бросил листок на стол и покачал головой.

Доложить с наступлением утра. Не желает, значит, хренова задница, чтобы нарушали его сон. А тут, вместо того чтобы расслабиться и отдохнуть, придется идти в темноту, искать соответствующее местечко, рыть яму, потом вести туда этих – по одному, поскольку в таких случаях никого не привлекают даже из своих.

Да потом еще закапывать… Тут и до утра не управишься. А ведь организм прямо-таки требует хорошего отдыха. Ведь на нервах все время, на голых нервах!..

Хотя бы поужинать-то можно? Это даже и заключенным полагается!

Подкрепить силы, работа-то предстоит грязная и тяжелая.

Тем более, что ужин уже принесли.

Ну, а к ужину, как говорится, положено…

А может, не надо?

Ну да! А нервы? Нет, не то что надо – прямо необходимо! Триг-воин Раго достал из секретного уголка початую бутылочку. Ласково оглядел ее, даже погладил. На два пальца, не больше. Ну, на три. Ах, Арук побери! Перелил.

Наполнилось почти до самого края. Ну, что поделать: не лить же обратно?

Горлышко узкое… Значит, судьба такая – налить полный.

Ну – будем здоровы, и вам того же желаем'.

Ах! Хорошо…

И действительно, об арестованных вскоре вспомнили: за дверью послышались шаги, и лязгнул ключ в замке. Дверца, скрипнув, отворилась. Триг-воин ОСС стоял на пороге – тот самый, давешний.

– Рядовой Онго Ру!

– Я, – откликнулся Онго. Встал с нар, одернул куртку.

– На выход. Без вещей.

Онго послушно направился к двери.

– Эй, а насчет меня ничего нет? – окликнул Керо.

– Будет скоро. И тебя вызову. Потерпи немного.

– Вернусь – расскажу, – успел пообещать Онго прежде, чем дверь затворилась за его спиной. Услыхав это, триг-воин лишь усмехнулся.

– Расскажешь, расскажешь. А пока – шагом марш. Вон к тем деревьям.

Триг-воин Раго заранее расстегнул кобуру. Чтобы на месте не терять времени.

Онго шагал, прикидывая: обернуться и напасть сейчас? Или добраться до деревьев – там в случае стрельбы легче будет укрыться? Главное – сбежать. Найти своих. И, если понадобится, хоть штурмом брать эту летающую тюрьму, выручать разведчиков…

– Стоять! – услышал он сзади. И послушно остановился. Напрягся…

Но, похоже, команда в первую очередь относилась не к нему. Скорее к конвоиру. Онго прислушался к разговору, что возник за его спиной; оглядываться он по-прежнему еще не рисковал.

– …Не имеете права останавливать! Я – офицер ОСС, веду задержанного, действую согласно приказанию!

В ответ – новый голос. Уверенно-пренебрежительный:

– Как стоишь, сопляк, перед куб-воином? Как докладываешь?

Ррраспустились, крррысоловы! Сми-рррно! Отвечай: кого ведешь?

Триг-воин – уже совсем другим тоном:

– Виноват, куб-воин! Веду секретного арестованного…

– Имя его, дуррак!

– Рядовой Онго.

– Атт-ставить! Арестованного забираю, согласно имеющемуся распоряжению.

Штэ?

– Господин куб-воин…

– Не болтать! Слушай команду: крру-гом! Доложить в расположении, что задержанный перешел в ведение Про-Института при Вершителе! Бего-ом – марш!

Капитан, видимо, отреагировал не мгновенно, потому что тут же последовала новая команда:

– Ребята, ну-ка, помогите бедняге, он совсем растерялся!

Глухой звук удара. Падение. Стон. И убегающие шаги. Только теперь Онго обернулся. Позади него действительно оказался офицер. И за ним – несколько человек в штатском, в спортивных костюмах. Но все с оружием. Не с одними только автоматами…

– Онго и все – за мной. У нас мало времени.

– Но я не один, куб-воин…

– Все уже сделано. Вперед!

Уже через несколько минут все они остановились рядом с агралетом, которого раньше тут не было. Прямо перед раскрытым люком.

– Ну, залезайте, садитесь!

– Куда полетим? – спросил Онго, когда его разведчики первыми погрузились в машину.

– Я не полечу, – последовал ответ. – Здесь дела полно. Это вас четверых ждут – даже машину дали из спецэскадрильи.

– Далеко?

– Привезут – увидите. Да не мешкайте – залезайте, устраивайтесь, как вон они, все места – ваши.

Залез. Места выбирать не стал – устроился на шедшей вдоль борта скамейке, напротив разведчиков, поближе к пилотской кабине. Но тут же, не выдержав, растворил дверцу, просунул голову: как-никак, он ведь тоже был аграпилотом. Хорошо было бы полететь рядом с командиром машины…

Однако его тут же вежливо, но настойчиво выставили, не сказав ни слова.

Кто-то, похоже, второй пилот, каким и сам Онго, наверное, мог бы сейчас быть, если бы Воздушные войска признавали за обертышами все права, выглянул, убедился, что пассажиры сидят на местах, вышел, закрыл люк, все еще ни слова при этом не проронив, вернулся в кабину; едва слышно загудело под полом, и подступившая тяжесть показала, что антиграв заработал на полную мощность, машина оторвалась от грунта и стремительно набирает высоту.

– За что это нам такая честь, как думаешь? – спросил молодой Керо. – Может, сразу награждать будут? Привезут во Дворец Совещаний…

– В баню тебя привезут, куда ж еще, – сказал Онго, чтобы развеять невеселое настроение, охватившее всех.

Разведчики не засмеялись. Самый старший – следопыт по имени Мори – сказал невесело:

– Не награждать, это точно. Тогда так не спешили бы.

– Ладно, – сказал Онго. – Поживем – увидим. Антигравы в полете очень устойчивы. И можно было лечь на скамейку и постараться уснуть, пока есть время, – как и полагается настоящему солдату.

Хотя успокоиться удалось не сразу. И не из-за всех последних приключений и переживаний; это уже казалось как бы в порядке вещей. Нет, снова Сури всплыл в памяти – близкий, родной и теперь уже никогда не достижимый. С его образом пришло и телесное томление – былое, женское, – но только на миг:

Онго постарался сразу же отогнать слабость подальше. Сури, кем был, по сути, этот парень, если глянуть с нынешней горки? Слабый, как и все теперешние молодые, не кость, а желе, и всего умения в нем – обращаться с той электронной кухней, которой и управлялось государство. И то не сочинять программы, а лишь обслуживать их. "Вот попал бы он под мою команду, – подумал Онго, невольно улыбаясь этой мысли, – я бы из него сделал хорошего солдата. Настоящего. Жаль, что мне до него никак не добраться…"

– Господин верком, за время вашего отсутствия…

– Новые сообщения от триг-воина Раго поступили?

– К сожалению, верком, да. Эти четверо, арестованные нами, как следует из последнего донесения, отбиты и уже вывезены по приказанию Директора Института Прогнозирования. Сейчас они находятся в его хозяйстве. Не имея ваших указаний на этот счет, наши десантники не пытались завязать бой с офицерами веркома Сидо…

– Дьявольщина! Опоздали. В таком случае выясните, что там собираются с ними делать. А кроме того… Срочно вызовите ко мне этого Раго. Сумел обделаться – придется ему за собой замывать. Я создам ему для этого все возможности… Я сейчас еду на Высокое Совещание, а когда вернусь, пусть ждет меня в приемной. Выполняйте!

Высокое Совещание – мозг страны – собиралось теперь каждый день, и заседания его проходили напряженно, хотя и не затягивались надолго. Может, впрочем, "мозг страны" – не совсем точное определение: функции мозга в гораздо большей степени выполнял ГПК – Государственный Правительствующий Компьютер; однако даже самый супермощный компьютер может анализировать лишь те сведения и принимать решения только на основе той информации, которая в него вкладывается.

В свою персоналку информацию вводит владелец и пользователь, получающий ее от своих органов чувств; информация же, получавшая доступ в ГПК, отбиралась именно Высоким Совещанием, и оно, таким образом, играло роль органов чувств свирского государства. Чувства же, как известно, порой возобладают над рассудком.

Вообще-то обычно в Свире такое согласованное действие приводило к благим результатам. Вплоть до этой "Нежданной" войны все рекомендации, выданные ГПК и касавшиеся почти исключительно дел мирных, приводили только к хорошим результатам. Что же касается дел военных, то двадцать лет тому назад ГПК показал себя наилучшим образом, и война, как принято было считать, завершилась, в общем, в пользу Сви-ры. Ожидалось, что и в эту войну – Сто девятую Нежданную – машина даст результаты, во всяком случае, не хуже прошлых: за минувшие два десятилетия компьютер продолжал получать информацию и военного характера, так что к действиям был готов.

С первого же мгновения включения военной программы он действительно начал разработку операций, результатом которых должен был стать полный разгром улкасских войск, едва лишь они осмелятся переступить границу хотя бы в одном месте. То есть разгром предполагался, разумеется, не в первый же день – на это рассчитывать было бы наивно. Но разработанная схема давала, казалось, полную возможность запереть улкасов в ущельях, выходивших на предгорья, где враг сразу же получал возможность широкого маневра и мог выбирать место для удара. ГПК рекомендовал с первого же дня бросить все силы на закупорку ущелий и стоять там насмерть – до поры, пока в строй не встанет количество новых мужчин, достаточное для развития наступательных операций. Собственно такое развитие событий планировалось еще в мирное время – конечно, без привязки к какому-то определенному дню и часу, предполагалось ведь, что в запасе еще двадцать лет.

Так что и артиллерией всякого рода, и авиацией все нужные рубежи были давно облетаны, реперы пристреляны, оставалось только подать команду.

Она и была подана, и все намеченные места были незамедлительно накрыты артогнем и пробомблены очень серьезно, а войска, предназначенные для удержания противника в границах, сразу же выдвинулись на намеченные рубежи. То есть все было сделано наилучшим образом.

Но ни к чему не привело. Как выяснили в скором времени разведчики, улкасы от обстрелов и бомбежек не пострадали, потому что в ущельях их и не было. То есть они там сосредоточивались еще накануне, это неопровержимо показывала воздушная разведка. Еще вечером были там, а на рассвете, когда свиры открыли огонь, улкасов в ущельях не оказалось. Они, как известно, спустились на предгорье совершенно в другом месте – на клине Ком Сот, где никакого удобного спуска не было, напротив, крутейший горный кряж, казалось, совершенно не давал возможности передвижения и спуска даже одному человеку, не то что множеству людей. Предположить подобные действия заранее было бы совершенно нелогичным – и это, естественно, всерьез не рассматривалось, и даже в шутку – тоже. Однако именно так и произошло.

Каким способом, как, что, почему – до сей поры никто не мог представить; сходились на мнении, что это можно будет понять, только побывав на территории улкасов и исследовав пути, которыми они пользовались. Но до этого было, как всем казалось, очень далеко.

И вот – совершенно неожиданно – если не вся тайна, то во всяком случае немалая часть ее оказалась раскрытой или хотя бы приоткрытой: выяснилось, наконец, каким способом улкасы попали на клин Ком Сот. Прорыли туннель: очень просто, и никакого волшебства. Однако это выглядело даже не самым главным.

Потому что сразу же напрашивался вывод: туннель является дорогой с двусторонним движением; раз удобный путь на территорию противника обнаружен – им надо как можно быстрее воспользоваться и навязать улкасам войну уже на их, а не на своей территории. Как выразился, узнав о событии, сам Вершитель:

"Вбить этот клин Ком Сот им в глотку или пониже – так глубоко, чтобы достало до самого их сердца".

Дело теперь казалось простым, предстояли, по сути, действия чисто технические: создать программу по проведению военных операций, опирающихся на использование туннеля и направленных на захват плацдарма по ту сторону Кольцевого хребта, создав, ввести ее в Стратегический блок ГПК, получить готовую диспозицию и действовать до полной победы.

Этому и было посвящено, собственно, нынешнее заседание Высокого Совещания: раз уж необходимо выполнить формальность – для выработки и загрузки в ГПК получить одобрение ВС, – не станем терять времени и соберемся на полчаса, ну, на час от силы…

Никто не ожидал – и Вершитель, пожалуй, меньше всех, – что вместо формального голосования произойдет, мягко выражаясь, дискуссия и что участниками ее, яростно оппонируя один другому, станут два видных государственных сановника.

Началось все совершенно благополучно. Полевой Военачальник выразил мнение профессионалов, сказав:

– Поскольку мы получили теперь надежный выход в горы, то все, что мы должны делать –.это не терять времени. Загнать на Клин столько войск, сколько может там поместиться, и, проведя подготовку как можно быстрее, ударить. По имеющимся данным, наш Проект наработал уже достаточно много живой силы для осуществления эффективной атаки. Нужен лишь приказ Главкома.

Военачальник откинул голову и как бы свысока обвел уверенным взглядом участников Совещания.

– Мнения? – Этим словом Вершитель разрешил начать дискуссию.

– Во что, по прикидкам военных, это обойдется? – немедленно поинтересовался Главноуправляющий финансами страны.

– Мы останемся в рамках военного бюджета, – уверенно ответил Полевой Военачальник. – Будет некоторый перерасход по статье о перевозках войск, поскольку придется прокладывать дополнительные дороги и в большей степени использовать аграфлот, но это с лихвой перекроется экономией по статьям строительства новых и усиления имеющихся полевых укреплений по всей линии границы. Скорее всего мы даже сэкономим нечто – еще и потому, что получим возможность закончить войну куда быстрее, чем предполагалось, и обойтись меньшими потерями; а следовательно, придется меньше выплачивать полевых денег и еще меньших расходов потребуют пособия семьям погибших. Вас устраивает такой расклад?

– Вполне, – ответил удовлетворенный финансист.

– Геномедики? – спросил Распорядитель.

– На сегодня преобразовано уже шестьдесят пять процентов намеченного состава. И если события будут развертываться так, как предполагают военные, то вряд ли возникнет настоятельная необходимость доводить работы до конца. Тем более, что – это конфиденциально – довести цифру до планировавшейся нам в любом случае не удастся по той причине, что часть материала, предназначенного для имплантации, к сожалению, хранилась не лучшим образом и теперь вряд ли пригодна к использованию.

– Это возмутительно! – сказал Полевой Военачальник и даже сделал движение, словно собираясь ударить кулаком по столу; однако остановил кулак в двух пальцах от столешницы, поскольку здесь право стучать кулаком было лишь у самого Мору. – Не воображайте, что сможете недодать нам солдат! Сколько запланировано – столько мы и должны получить. И по-лучим-м-м!

Это "м-м-м" он тянул бы, наверное, еще долго, если бы геномед не поспешил дополнить свое сообщение:

– Об этом никто и не думает. Я имел в виду, что в случае начала массовых боевых действий мы сможем получать достаточно много нужного материала, совершенно свежего, прямо от похоронных команд на местах боев. Не забывайте, что мы можем использовать материал, изъятый из тел противника с таким же успехом, как и наш собственный. Если же массовых деиствий не будет, тогда и в самом деле смогут возникнуть перебои в поставках личного состава.

– Ваше обещание принято к сведению, – кивнул Вершитель Мору. – Сколько времени потребуется на выработку программы? Директор ГПК, ваше мнение?

– Ну, я полагаю, если сосредоточимся – три дня. Похоже, все ожидали куда большего срока – самое малое неделю мог затребовать директор, а то и две.

Так что ему даже поаплодировали, хотя и сдержанно. Однако тут и начались неожиданности.

– Я считаю, мы должны отнестись к обсуждаемой теме крайне серьезно! Тут не место и не время завоевывать популярность!

Реплика эта принадлежала не кому-то там, чьи заявления можно с легкостью пропускать мимо ушей. Нет, вырвались эти слова изо рта весьма уважаемого, а многими даже и почитаемого веркома Гумо.

– Я не понимаю… – начал было ГПКомпьютер-щик.

– Что ж тут понимать? Три дня – это не просто несерьезно. Это – не побоюсь слова – преступно! Программа должна быть отработана до мелочей, тридцать раз проверена – и военными, и другими, обязательно нашей Службой – и только тогда введена в ГПК. Наша Служба, со своей стороны, готова принять в разработке программы самое деятельное участие, потому что именно мы обладаем наибольшим объемом нужной информации. Не забудьте, что это наши силы, десант ОСС, овладели туннелем и охраняют его по сей день. Так что мы весьма заинтересованы в максимально эффективном использовании выгод возникшего положения! Две недели – вот реальный срок; это не с потолка взято – перед тем как ехать сюда, я проконсультировался с нашими программистами, и единое мнение выглядит именно так: если мы хотим застраховаться от любых ошибок – две недели, и ни днем меньше!

После столь горячего и убедительного выступления возникла некоторая пауза, длившаяся, пока Вершитель Мору не проговорил:

– Надо думать, свое мнение имеется и у Института Прогнозирования?

Верком Сидо, мы знаем, что вы любите помолчать. Но на сей раз у вас наверняка есть что сказать, не так ли?

– Есть, Вершитель, – подтвердил Сидо. – У нас есть мнение. Однако не уверен, что у меня есть, что сказать.

– Очередной ваш парадокс? Но мы ждем.

– Ну, коли так… Наше мнение таково: программы не разрабатывать и, следовательно, в машину ее не вводить.

Кажется, тут растерялся даже обычно невозмутимый Вершитель. Верком же Гумо только покрутил пальцем у виска.

– То есть… вообще никак не использовать занятый нами туннель?

– Вот этого я не говорил. Я совершенно согласен с Гумо: необходимо прежде выяснить, оценить и взвесить великое множество обстоятельств. Начиная с истории самого туннеля – кто, когда, какими средствами его создал, с какой целью, может даже – с чьей помощью; кроме того, не является ли вся эта история с его обнаружением очень неглупой провокацией, приглашением войти или хотя бы сосредоточить основные силы на клине Ком Сот, и когда это будет сделано, ударить из тех самых ущелий, где сейчас царит благодатная тишина. Я бы не взялся с ходу решать систему уравнений с таким количеством неизвестных. Если же мы начнем готовить программу сейчас – ее все равно придется потом не раз и не два переделывать; к чему лишняя работа? Вот мнение нашего Института.

– Странно, – проговорил верком Гумо, улыбаясь, – что именно ваши прогнозисты говорят о необходимости поиска нужной информации вместо того, чтобы здесь и сейчас нам ее предоставить. Да вам надо было все знать об этом туннеле еще накануне начала его строительства, а поскольку вы этого не знали, я бы на вашем месте сразу же подал бы в отставку!

– А вот я на своем месте подавать в отставку не собираюсь, – спокойно ответил Сидо. – Что же касается информации, то и сейчас у нас кое-что имеется, а вскоре будет намного больше, тогда мы и поддержим идею создания программы.

– Ах, у вас есть информация? – протянул Гумо. – Почему бы вам в таком случае не познакомить нас с нею?

– Потому, – ответил директор Про-Института, – что она ни в коем случае не подлежит разглашению.

– То есть вы хотите сказать…

– Именно это я и хочу сказать, совершенно верно.

– Ну, Вершитель, – сказал верком Гумо, широко разводя руками, – я просто не понимаю, как можно…

Вершитель, возможно, что-то понимал или, во всяком случае, не хотел показать, что не понимает.

– Думаю, поспорили достаточно, – сказал он. – Существуют две точки зрения, известные нам. Решит голосование. Первая: немедленно приступить к разработке программы…

Голосование прошло быстро. Против первой точки зрения был лишь один голос – веркома Сидо, понятно. Так что постановили: разработать программу в двухнедельный срок. Ответственные: директор ГПК и начальник ОСС.

Сидо не выглядел очень уж огорченным: похоже, заранее понимал, как все сложится.

Все-таки глубоко вошло в Онго солдатское: перед Директором Про-Института, – а по неофициальным сведениям солдат-информа, институт этот на деле был личным разведцентром Вершителя, – Онго вытянулся так, что казалось, напрягись еще немного, и позвоночник хрустнет и разорвется. Сидо смотрел на солдата доброжелательно и в то же время осуждающе. Впрочем, недовольство относилось не к Онго, а к сопровождавшему его чину:

– Что же вы – даже одеть его по форме не смогли? Стыд и срам!

Онго почувствовал, что и самому ему становится стыдно, хотя он тут меньше всего виноват: доставили его к Директору в том, в чем он был и в камере, и раньше в линии, и обмундирование это относилось к категории б/у – бывшее в употреблении. На множество обертышей нового обмундирования в армии, понятно, не хватало потому, что войны не предполагалось, и получилось так, что превратить женщину в мужика и поставить в строй было куда проще, чем обеспечить его ' всем тем, что полагалось по форме. Сидо, конечно, знал об этом, но полагал, вероятно, что уж одного-то солдата обмундировать можно было. Просто никому это не пришло в голову.

– Садись, солдат, – сказал верком, указав на один из стульев за длинным столом. – Остальные свободны.

"Скверно все-таки, – подумал он при этом, – что не знаешь: кто выносит сор из дому. Кто тут работает на Гумо, пока неясно. Вот и приходится осторожничать".

Остальной – тот, кто доставил Онго сюда, встретив и его, и других еще на аградроме на крыше Института, – отсалютовал и вышел. Онго же осторожно опустился на стул, чья обивка была светлой, почти белой, и солдат опасался замарать мебель.

Верком Сидо помолчал с минуту, внимательно разглядывая его. И, кажется, остался осмотром доволен, хотя и не до конца. Это стало ясно из слов, с которых директор начал:

– По виду не скажешь, что ты такой уж лихой. Может, это и не ты вовсе был?

Где был, кем был? Онго не понял, что имел в виду верком, а потому ответил по уставу вроде бы, но на самом деле неопределенно:

– Так точно.

– Что – так точно? Ты это был или кто-то другой?

– Где был? – пришлось все-таки спросить.

– Бестолочь! – сказал верком Сидо. – Я вроде бы ясно спросил: ты начал операцию по захвату сходного туннеля?

"Вот, значит, как это теперь называлось: многозначительно! "Операция по захвату…" Ну, в общем, так ведь оно и было?"

– Так точно, я. Командир трига был сразу же ранен – смертельно…

– Знаю. Значит, ты. Ну, и что же: она была заранее разработана, эта операция, или на ходу соображал? Экспромтом?

Онго ответил честно:

– Замысел был командира. А когда его ранило, стал соображать на ходу.

– Понятно. Значит, командовал тригом?

– Так получилось. Рядом больше никого не было – все в траншеях. И он сказал…

– Ладно, это мне понятно. Что же теперь с тобой делать, а? Как думаешь?

Ты ведь это… обертыш?

– Так точно.

– Может, отпустить домой? Повоевал ты хорошо, всем бы так. Заслужил мирную жизнь… Хватило с тебя войны, солдат? Я прямо сейчас могу скомандовать – и ступай к маме. А? Или еще не навоевался?

Онго проглотил комок. Сейчас – домой? А что там делать? Искать Сури? К чему – теперь-то?

– Не навоевался, господин директор.

– Хочется к пулемету снова?

Как раз к пулемету не очень хотелось. Но…

– Как прикажете.

– Гм. Как прикажу?

Верком Сидо встал из-за своего стола – такого, что на него наверняка мог бы опуститься легкий агралет-двойка, и еще место осталось бы, – обошел его, остановился прямо перед вскочившим с места Онго.

– Приказать я могу всяко. Могу – к пулемету. Но могу и иначе: произвести в офицеры и поручить выполнение непростой задачи. В трудных условиях. Очень опасное дело. Не то что туннель штурмовать. Но, может, самое важное во всей этой войне дело. Где все будет зависеть от тебя лично и от тех, кого возьмешь с собой. Взялся бы?

Необычным было это, конечно: безвестному солдатику поручить дело действительно первостатейной важности. Риск, безусловно. Никто не одобрил бы – и на самом верху, в Высоком Совещании, и ОСС, разумеется. Любая логика была бы против. А что – за? Только одно, чего ни в одном уставе и ни в одном учебнике не написано: поручать важнейшие дела надо не самым заслуженным, но самым удачливым, и именно тогда, когда они находятся на гребне самой удачи, пока везение еще не кончилось. А в этой войне рядовой Онго Ру оказался первым таким, ухватившим судьбу за вихор. И надо было – Сидо чувствовал – ставить на него, как порой на ипподроме интуиция заставляет ставить не на фаворита, а на никому не известную лошадь – на темную лошадку, которая и придет первой…

Он смотрел прямо в глаза солдату, в упор, пристально, чтобы увидеть сразу, если промелькнет в них хоть краешек сомнения, неуверенности, боязни. Но видел только решимость – не слепую, но азартную.

– Так точно, господин Директор, взялся бы.

– Успел подумать?

– Нет. Успел почувствовать. Ого!

– Ну, что же, тогда так и сделаем. Да сиди ты! Верком Сидо вернулся к своему креслу. Сел – даже поерзал немного, чтобы устроиться поудобнее.

– Тогда слушай. Есть такое мнение, что некий военный гений появился в Улке – и на равных соперничает с великим компьютером. Откуда же он взялся?

Улкасские военачальники нам известны давно и наперечет – их возвышения, продвижения, перемещения, отношения с высшими властями – собранием вождей – одним словом, все вплоть до отставки и даже после нее. Так вот, никто из них не стал верховным командующим, сменив на этом посту прежнего, давно и хорошо известного и никакими оригинальными идеями не отличавшегося, все они на прежних местах. Кто-то, совершенно неизвестный? Но не бывает ведь, чтобы человек из рядовых или подофицеров вдруг попал в главнокомандующие – карьера может быть очень стремительной, но все же определимой во времени и пространстве; к тому же такие стремительные взлеты происходят, как правило, во время войны. А тут ведь прошло целое мирное двадцатилетие… Простоуму непостижимо. Нас как-то ухитрились провести, разведке Гумо чем-то заклеили глаза и уши, и она ничего не увидела и не услышала. М-да. Мы ведем какую-то непонятную войну. А если она непонятна – как можно ее выиграть? Мы рассчитывали, что инициатива окажется в наших руках, но наделе она с первого дня принадлежит им. Правда, им до сих пор не удалось вырваться на оперативный простор ни на одном направлении. Но, может, они вовсе и не хотят этого? А?

Онго лишь пожал плечами, понимая, что его ответа и не требуется.

– ГПК считает, – продолжал Сидо, – что нельзя предпринимать никаких активных действий до тех пор, пока мы точно не выясним, кто же нам противостоит. Вся информация, анализируемая машиной, убеждает ее в том, что не только тактические, но, вероятно, и стратегические установки командования улкасов претерпели коренные изменения. У них возник какой-то единый центр управления войсками – а ведь раньше, как вы помните, общей была лишь задача, но решал ее каждый командир по своему усмотрению. Сейчас картина совершенно иная.

Жесткое руководство из одной точки. При этом остается неизвестным – кто же руководит. Один человек? Группа? Не зная этого, мы – включая ГПК – не сможем построить правильного плана кампании. Следовательно, не сможем одержать победу.

Иными словами – проиграем войну. Таково мнение машины. А до тех пор – продолжать те же действия, какие мы ведем сейчас: отражать их попытки прорыва на равнину… Я, конечно, не машина, но и у меня есть свое мнение. Необходимо предпринять действия для обнаружения и ликвидации этого самого предполагаемого центра. Конечно, легко сказать: обнаружить, для этого ведь не подойдешь к кассе и не попросишь билет до той станции, где все это находится… Но кое-какие наметки, что касается возможного местонахождения их мозгового центра, у меня есть. Район, в котором следует искать, мною уже более или менее определен. Мы тут проанализировали поступающую информацию, точнее, содержащийся в ней фактический материал; и не только это, а и данные Службы Природы, нашего Энергетического центра и разных других служб и отраслей, иногда на первый взгляд несопоставимых. В том месте, где этот район предположительно расположен, вся ширина гор, от нашей границы до виндорского побережья, составляет примерно сто сорок четыре выстрела. Не мало, но и не так уж много. Однако интересующее нас место сверху – с воздуха – не просматривается; если верить фотоснимкам – там просто пустое место, тишь да гладь, и ничего больше. Ни людей, ни построек.

Но я чую – что-то тут неладно. И вот я решил на поиск отправить отряд;

Небольшой, но лучший отряд, какой мы сможем найти сейчас среди моих людей. Не во всей армии, об этом не будет знать никто – кроме Вершителя, может быть. Отряд, наилучшим образом зарекомендовавший себя в происходящих сейчас боях. И это будут те люди, что столь успешно пробились к улкасскому выходу. Ты понял?

Онго моргнул, ответил не сразу:

– Вроде бы да.

– Тогда давай подробно.

Верком Сидо объяснял задание не менее получаса, время от времени прерывая изложение, чтобы спросить:

– Значит, что ты помнишь о районе Ич-Майрат?

– Туда ни в коем случае не ходить: гибельно и не нужно, там все ясно. А с перевала идти влево, там или тропы нет, или она едва заметна, но там-то и надо искать.

– Очень пристойно. Ну, а если случайно войдешь в контакт с виндорами – кого будешь там искать?

– Мого. Его код: девять-двадцать семь-восемьдесят один А-Зэ.

– Хорошая память. Все прочее ясно? На что следовал неизменный ответ:

– Так точно, все ясно.

И действительно, ясно было, а потому Онго бессознательно хмурился все больше. Потому что мысленно прикидывал: по плечу ли ему такое дело? Но сейчас, наверное, поздно уже было отказываться – да и самолюбие не позволило бы. Хотя, может, и не только самолюбие: ощущалось внутри, в душе, что-то такое, что приподнимало, толкало действовать, рисковать, прыгать очертя голову в ледяную воду… И он вновь и вновь кивал и докладывал о полной ясности.

– Вот у меня все, – закончил верком. – Вопросы?

– Почему – я?

– Потому, что удачлив – раз. И два: потому, что тебя никто не знает.

Безвестный ты человек. А большинство моих серьезных людей уже засвечено. Их в горах могут опознать чужие. А уж свои – ты понимаешь, о ком я, – тем более. А тут опознание означает провал.

– С кем я пойду?

Онго не стал даже добавлять положенное "господин верком" или "господин директор"; возникло чувство, что сейчас он может разговаривать с высшим начальником на равных. Сидо же на такую вольность никак не отреагировал – словно так оно и полагалось.

– Кто пойдет с тобой и сколько – решать тебе. Собственно, Онго ничего другого и не ожидал.

– Мы, – продолжал Сидо, – тебе подобрали бы команду из хороших вояк; но в таком деле не столько важно, чтобы были лучшие из лучших, сколько – чтобы хорошо знали и чувствовали друг друга, а в первую очередь – чтобы ты их знал и чувствовал. Ты служил в триге и в линии, которые не хуже любых других, хотя, может, и не лучше. Но их ты знаешь и сам выберешь. Качества тебе понятны, как и то, что лучше, если два-три человека смогут объясняться на улкасе. Но, насколько я в курсе, в вашем кубе вообще чуть не половина народа – из пригорских территорий, так что тут проблемы не будет.

– Так точно, не будет, – подтвердил Онго. – Но с самого начала потребуется помощь. Наверное, ваша.

– В чем же?

– Лучших солдат из трига, троих разведчиков, забрали вместе со мной. И сейчас они тут – один в камере сидел со мною вместе.

– А интересно, кстати: что вы там такого наделали, что вас?.. Хотя победителей, как говорится, не судят. В чем было дело?

– Это не у нас надо спрашивать, – ответил Онго. – Нам не докладывали за что.

– Но сам-то как предполагаешь? Онго пожал плечами:

– Думаю – чтобы мы не болтали лишнего.

– Того, о чем ты мне тут доложил?

– Этого самого.

– Вот и я тебе скажу то же самое: не болтай. До поры до времени. Пока не придет пора говорить все открыто и громко. Вы все сейчас просто исчезнете на какое-то время – думаю, что оппоненты постепенно успокоятся. Хотя они, конечно, люди не легковерные, и ты должен ждать от них всякого.

– Даже там?

– Там тем более.

Онго невольно покачал головой:

– Плохи наши дела, да? Ведь если…

Шеф не удивился этим словам. Однако жестом прервал солдата.

– Самый опасный противник всегда – по эту сторону границы, а не по ту.

Ладно, об этом – все. Перед тобой поставлена задача. Вот и думай в этом формате, а в государственном – позволь уж мне.

Онго понимал: веркому прекрасно все известно или почти все, но мнение к делу не подошьешь – нужны какие-то факты. А какие – этого и сам генерал точно не знает. Затем и посылает его. А может, и знает, но не хочет объяснить – его право.

– Ладно, будем собирать тебя, – пообещал Сидо. – Сейчас людей твоих оденем, обуем, вооружим, как полагается, научим – чего не знаете.

– Спасибо, господин директор.

– Да не за что, не за что. Теперь дальше. Чтобы все было по закону – вот приказ о присвоении тебе звания флаг-воина. Сразу! В обход рог-воинских кнопок, о подофицерских уже не говоря. Так что имеешь все права командовать.

Выполнишь задачу – не пожалеешь. Ну, а если нет – война есть война…

Онго лишь кивнул: это и так было ясно.

– …то родителям твоим будет за тебя офицерская пенсия, а не как за рядового – разовое пособие. Цени, флаг-воин!

– Ценю, господин верком.

– На всю подготовку тебе сколько потребуется?

– Неделя.

– Значит, уложишься в три дня. Через тридцать минут получишь своих разведчиков и полетишь назад в ваше расположение. Но находиться будете не в подразделении, а отдельно – поближе к тылу. Чтобы не маячили. Сразу начинай подбирать людей – тех специалистов, каких у тебя нет.

– Сколько?

– Чем меньше, тем лучше. Шесть-семь человек, но чтобы каждый готов был действовать за двоих и за троих, если понадобится, а понадобится наверняка.

– За подбор отвечаю я?

– Кто же еще?

– Тогда сразу – одно условие.

– Не слишком ли ты наглеешь, а?

– Никак нет. Мне же отвечать своей шкурой.

– Не только твоей. Ну, что?

– Я возьму своих разведчиков – у них хорошо с улкасой. Но и остальные все будут обертышами. Только так.

– М-м… Ну, в конце концов, тебе виднее. Ты их видел в деле.

– Я их видел всякими. Потому и решил.

– Хорошо. Набирай, как знаешь. Если будут какие-то сложности с людьми – обращайся прямо ко мне.

– Разрешите прямо сейчас?

Непонятно, каким образом вдруг возникла у Онго эта лихая мысль.

Наверное, зрела исподволь, порожденная чувством одиночества, подчас захлестывавшим его, и другим чувством, все еще жившим в памяти.

– Давай, что у тебя там.

– Разведчики, снайперы, подрывники, механик, пилот, все такое я найду сам. Но среди моих людей нет компьютерщиков, ни одного. Помогите найти хорошего. И чтобы мог и дальнюю связь держать. Может, и не понадобится. А вдруг – где я его там возьму? У меня есть на примете. Только сейчас он где-то в войсках.

– Надо – найдем. Кто таков? Онго проглотил комок.

– Сури Ом. Наверное, сейчас в подофицерском звании.

– Разыщем. Ну, а если не сможем – дадим другого, не хуже. Еще вопросы?

– Кто будет в курсе нашей задачи?

– В полном объеме – я да ты. Всякий, кто будет так или иначе участвовать, будет знать и выполнять свою собственную задачу, и не более. А общую картину знать больше никому не обязательно. Что еще?

– Спасибо, господин верком. Разрешите идти?

– Обожди минутку.

Звонком Директор вызвал секретаря:

– За тридцать минут – одеть по-офицерски его, и еще трое будут с ним – тем выдать подофицерское, но первого срока.

И снова повернул голову к Онго:

– А это тебе от меня. – Из-под лежавших на столе бумаг он извлек флаг-воинские значки на воротник. – Вот. Носи с честью.

– Служу победе, господин верком!

* * *

– Ого! Так ты через неделю и в мордастые выйдешь! Уезжал рядовым, а вернулся – смотри-ка! Мы, честно говоря, думали, что тебя и не увидим больше: уж больно не понравились нам те морды, что нас забирали. А вот – подержали и выпустили, а ведь так не бывает в наших краях. Может, растолкуешь – что за чудеса творятся?

– Растолкую, – сказал Онго. – Только не сразу. А сперва ты, Мори, мне скажешь…

– Это смотря что, начальник.

Онго решил не обижаться на неуставное обращение. Пока, во всяком случае, это можно было не заметить. И не делать выговора за то, что его перебивают.

– Да ничего особенного, просто расскажи о себе. Кто, откуда, какими дорогами пришел в армию, чем до этого занимался…

– Это зачем еще?

– Объясню. Только ответь сначала.

– Ну… непривычно как-то – о себе. Невелика птица.

– Не тряси воздух. Мори.

– Да я что же… Нужно – пожалуйста. Лет мне исполнилось двадцать восемь, родился в городе Аштоке, это в южных предгорьях. Городок вокруг завода, половина жителей – из освирившихся улкасов. Отец техна-рил на заводе "Демо и Но". И я туда же пошла работать, когда подросла. Техник четвертого разряда. В армию завербовался сразу после оборачивания, шесть лет назад…

– Почему?

Мори усмехнулся:

– От скуки. У "Демо и Но" платили хорошо, но жизнь там была как за решеткой. Лишнего шага не сделаешь не то что на заводской территории, но и в городе. Великие строгости. Я всего-то один раз как следует гульнула с какими-то веселыми парнями, так мне просто жить не стали давать: ты, мол, позоришь фирму, люди на тебя пальцами показывают…

– Ну, это понятно: продукция такая… Ты что же, с клиентами гуляла? С заказчиками?

– А мне плевать было, какая она там, продукция, и какие заказчики.

Кровь, как говорится, играла, а меня за это мордой об стол. Вот я и обиделась, и пошла – сперва оборачиваться, а потом и служить.

– Не жалеешь?

– Пока вроде бы не пришлось.

– Воевать не устал?

– Когда же? Еще и войны-то настоящей не было. Только вот с тобой порезвились немножко… Чуть отвел душу.

– А еще повеселиться хочешь?

– Да не отказался бы.

– Только дело может быть серьезное. Не просто в атаку бежать по чужим следам.

– Без проблем. Где?

– Где-то там. В горах. Как у тебя с улкасой? Помнится, ты этим языком владеешь?

– Пожил бы ты в Аштоке – тоже лялякал бы по-горному.

– Вот не довелось пожить Там. Значит, что же, идешь со мной?

– С тобой-то да, а еще кто будет? И много ли?

– С нами – человек семь.

– А кто?

– Пока Керо да вот ты теперь.

– Керо – это ничего. Это неплохо. Только придерживать иногда надо: бывает озорным чересчур. От злости. Она у него с детства.

– Знаю. Так что к другим обертышам относишься нормально?

– Отношусь? Так, как они воюют. А так – их не исповедую, и сам к ним в душу не лезу. У каждой была своя причина, разве нет? Вот и у тебя, наверное…

– Да нет, я как раз по Проекту. Меня не спросили. Но больше не жалею.

Ладно, все об этом. Еще скажи вот что: как думаешь, Соки нам подойдет?

Соки – был третий разведчик из участвовавших в атаке вместе с Онго.

– Соки? А что, нормальный солдат. Вести по следу – он лучший. Мы с Керо тоже ничего, но Соки – лучший. Из охотников. Но ты ведь с ним еще будешь разговаривать?

– Как же иначе?

– Вот он тебе сам и расскажет.

– Ладно. Иди, отдыхай. Соки скажи, пусть зайдет.

Мори кивнул не по-уставному и вышел – вразвалочку, мягко, бесшумно. И почти сразу же вошел Соки. Самый старший из них. Собою не очень видный – не выделялся он ни ростом, ни шириной плеч, но было известно, что мог превзойти любого выносливостью и неприхотливостью.

Разговаривать с ним было трудно: любой ответ его состоял не более чем из одного слова, в редких только случаях – из двух. И добиться от него связного изложения его биографии оказалось задачей, непосильной для Онго.

– Скажи хоть, сколько лет тебе?

– Да… много.

– Тридцать? Сорок? Ну?

– А что?

– Что стесняешься? Ты ведь не женщина!

Похоже, Соки обиделся:

– А в глаз?

– Эй! Это ты – старшему в звании?

– Ты старший?

– Не видишь, что ли?

– Жестянки вижу.

Это он флаг-воинские знаки назвал так неуважительно.

– Ну, и?

– Старшего – нет.

Онго перевел дыхание. Помолчал с минуту, чтобы успокоиться. Потом начал с другого конца:

– Ты из охотников, я слыхал? И отец твой, и дед…

Что-то вроде усмешки мелькнуло в полуприкрытых глазах Соки.

– Нет.

– Что – нет?

– Никто.

– Никто охотником не был? И ты тоже?

– Не был.

– Так кто же, сто камней тебе в почки?

– Не охотник. Браконьер.

– Как это – браконьер?

– Нормально. Горный.

Тут Онго начал что-то соображать.

– То есть… все вы промышляли в улкасских горах?

– А то нет?

– Ну – наконец-то, слава Творцу, хоть что-то сказал.

– Ты вот что, – заговорил Соки неожиданно длинно, – скажи, чего хочешь, не пляши вокруг.

– Ты ведь обертыш?

– Мало ли кто кем раньше был. Тебе-то что? Бабу ищешь? Ищи в другом месте. Или как раз мужика? Так я с такими не ложусь. Ты уж не взыщи.

– Я с тобой если и лягу, то лишь спиной к спине, чтобы отбиться. Ни для чего другого. Скажи только: зачем обернулся?

– Сыновей в семье не было. А предки хотели. Иначе семья считалась как бы ненастоящей. Неполной. Кто бы продолжил?

– Не жалеешь?

– Еще чего!

– И что же – продолжил ты семью?

– А то.

– Ладно. В горы со мной пойдешь?

– Зачем?

– Для дела.

– Против улков?

– Не против своих же.

– Пойду.

– Не любишь их?

– Отца подстрелили, – сказал Соки. – Деда тоже. И меня бы достали, но я успел – в армию ушел.

– Вот что… Так, наверное, они в своем праве были – улки?

– Может, и в своем. А у меня – свое право. Я на крови клялся: за деда – десять. И за отца – десять.

– А скольких набрал пока?

– Мало.

– Вот и доберешь.

– Доберу. Кто еще пойдет?

– Керо. Мори.

– Годятся. Все?

– Еще трое будут. Кто – пока не знаю. Одного пришлют сверху, для дальней связи. Двоих надо подобрать самим. Лучше – знакомых.

– Я сам.

– Сам подберешь?

– Ну.

– Ну-ну. Попробуй. Учти только: хочу, чтобы эти двое были обертышами.

Как вот я. И ты сам.

– Хочешь, чтобы только обертыши были? Это правильно.

– Да? Ты, значит, тоже так думаешь?

– А что? Они выносливее. Цепкие. Особенно если из наших девок.

Пригорских. И стреляют, как надо.

– Девушки? Не перекантовываясь? А завет?

– Завет, да. Но жить-то надо. Верно? "Ну конечно, – подумал Онго, – как и всякий закон, и Двенадцатый завет объезжают по кривой, выжить важнее, чем соблюсти правило, хотя бы и самое крутое".

– Ладно. Договариваемся: ищешь – ты, а решать буду я.

– А чего там решать? Я плохих не приведу.

– Где станешь искать?

– Искать незачем. И так знаю, кто нужен. Було и Нито.

– Из твоих краев?

– Да нет. Було – северянин, почти из этих вот мест. Нито – с запада, а там хребты покруче.

– Тоже браконьеры?

– Тебе-то что? Теперь – солдаты. Тебе нужны люди для гор? Вот они и есть такие.

– Откуда знаешь их?

– Год прослужили вместе. В четвертом кваде.

– Они обернулись по повестке? Или своей волей?

– Своей.

– Отчего же?

– Голод не тетка. Люди уходили в города. Мужики. У нас такие обычаи, старые: мужики могут уходить, искать заработок. Но не женщины. А у них в семьях парней не было. Как и у моих предков.

– Неужели люди голодали? У нас, в Свире?

– Ох ты. Не знаешь, в каком мире живешь? Этого Онго и в самом деле не знал. В городах такого не было. Была великая свирская цивилизация – рядом с горской дикостью и виндорским средневековьем. Но, конечно, страна большая.

Очень большая страна. Одна на весь материк – не считая гор, понятно. Тысячи выстрелов в любую сторону. Народу – большие дюжины миллионов. Конечно, при таких числах где-то все может быть и не так, как полагалось бы, а как раз наоборот.

– Они молодые?

– По двадцати пяти вроде.

– В армии давно?

– По пятому году.

– И как воюют?

– Ну – как. В четвертом кваде по-прежнему, почти что рядом. Значит – воюют, как мы. Понятно – как. Не хуже.

– Ладно. Как вернемся в наши места – приведешь их ко мне.

– И ты сможешь их перетащить к нам?

– Как два пальца обмочить.

– Хорошо. Они подойдут для крутого дела.

…Вечером того же дня их агралетом доставили туда, где они должны были находиться до самого выступления: все на тот же клин Ком Сот.

Оглядевшись как следует, Онго только покрутил головой в недоумении.

Что-то непонятное тут творилось. Войск подходило немало и всяких, но они оставались у самого основания выступа. Туннель был закрыт, и вход в него охраняли все те же десантники ОСС. Новые войска окапывались, словно собирались держать тут оборону, а вовсе не наступать. Горы молчали. Онго представился старшему флаг-воину Зено. Тот поздравил со званием. На вопросы только пожал плечами:

– Нам, как понимаешь, не докладывают. Но по солдатской связи идет такой слух: наверху шьют план кампании, и пока всего не додумают – так и будем здесь играть лопатами, чтобы личный состав не томился от безделья.

"Ладно, – подумал Онго, – у начальства свои заботы, у нас-свои собственные", В тот же день Соки привел двух разведчиков, о которых говорил, и Онго остался доволен. Так закончилось формирование группы; не хватало только связиста-компьютерщика. Но его искать не приходилось: верком Сидо обещал, и кого-нибудь да пришлет. Хорошо бы, конечно, он не забыл о просьбе Онго. Но в это верилось все меньше. Пришлют сверху, и придется брать такого, какого дадут.

Надежда была на то, что верком лучше всех понимает: не прогулка на природу предстоит, а крутая игра. И не подсунет кого попало.

* * *

– Директор ГПК, Совещание готово выслушать ваш доклад о результатах разработки и введения программы "Туннель"!

Прозвучало это, возможно, слишком торжественно; обычно на Высоком Совещании разговаривали проще, по-деловому. Однако сейчас и случай был из ряда вон выходящий: речь ведь шла о новой военной программе; старая, просуществовавшая, с мелкими дополнениями и коррективами, самое малое четыре войны уже, уходила в отставку.

– Имею честь доложить Высокому Совещанию, – не менее торжественно начал профессор Мало, – что его задание выполнено: программа разработана, рассмотрена, одобрена и введена в Стратегический блок. Предварительный доклад об этом был сделан, как вам известно, Главным контролером Стратегического блока на заседании Специальной комиссии Совещания. Программа была представлена Комиссии, детально рассмотрена и получила одобрение. И вот сегодня мы можем с гордостью сообщить, что ожидаемый результат получен: как начальная операция "Туннель", так и последующая всеобщая, получившая кодовое название "Хребет", полностью разработаны, расписаны по соединениям, частям и подразделениям вплоть до уровня "Квадрат" и местами даже "Трип", так что доведение задач до исполнителей может быть начато в любой миг.

– И при этом вы, насколько можно судить, уложились в намеченные Совещанием сроки, – уточнил Вершитель.

Директор ГПК скромно улыбнулся:

– Вынужден поправить вас: мы не только уложились – нам удалось завершить всю работу на два дня раньше указанного.

Совещание одобрительно помычало.

– Думаю, ваша ревность к работе достойна всяческого одобрения, – в свою очередь улыбнулся Вершитель Мору. – Что касается Совещания, то не сомневаюсь, что оно одобрит полученный нами план и введет его в действие. Впрочем, перед голосованием вы могли бы, профессор Мало, еще раз напомнить нам основные положения документа.

– С радостью. Начну с операции "Туннель". Благодаря своевременным и умелым действиям руководства Секретной Службы и ее войск удалось сохранить занятый ими туннель в целости и сохранности. Он может быть открыт в сторону противника в любой момент для немедленного вторжения наших войсковых масс на территорию враждебного государства. Воздушной разведкой установлено, что наши войска, миновав туннель, окажутся внутри Кольцевого хребта и выйдут на плацдарм, позволяющий развернуть усиленный ромб и начать движение вверх по склону по единственной имеющейся тропе, ведущей к перевалу Ур-Обор, за которым начинаются не просто населенные районы, но основная продовольственная база улкасов: плато Ич-Майрат. Поставив таким образом под угрозу снабжение их вооруженных сил, мы вынудим улкасское командование снять с ущелий и бросить на защиту Плоскогорья их основные ударные силы, до сих пор в войну не вступавшие.

Задачей нашего головного ромба будет: форсировать перевал Ур-Обор и занять плацдарм на плоскогорье, обеспечивая подход и последующие действия основной части той группы войск Свиры, на которую и возложено проведение операции "Туннель". Завязав серьезные бои на плоскогорье, наши войска отвлекают основные силы улкасов и делают возможным ввод в действие плана "Хребет", то есть одновременный удар по всем четырем ущельям, для защиты которых противник вынужден будет оставить лишь малочисленные отряды. На этом собственно операция "Туннель" как таковая закончится, а точнее – будет развиваться дальше уже в рамках плана "Хребет". Следует ли мне, Вершитель, сейчас останавливаться на деталях этой операции?

– Они ведь заложены в Стратегический блок?

– До последнего байта.

– В таком случае, полагаю, такой нужды нет. Как думают члены Высокого Совещания?

Оказалось, что члены Совещания думают точно так же – что, впрочем, никого не удивило.

– Очень хорошо. Что же, проголосуем за принятие планов и доведение их до исполнителей?

– Если позволите, Вершитель, одно замечание.

– Да, что у вас, верком Гумо?

– Я благодарен директору ГПК за добрый отзыв о войсках Службы, которую я имею честь возглавлять. Но хочу заметить, что на этом наша роль не заканчивается. Мы и дальше останемся с армией, будем идти плечом к плечу с нею – а где-то, может, даже и впереди. Надеюсь поэтому, когда пользование туннелем перейдет в руки армии, ОСС тем не менее во всех случаях будет оказывать должное и полное содействие. Поскольку до сих пор иногда…

– Мы вас поняли, верком. Не сомневаюсь, что такое содействие будет оказано вам во всех случаях. Верком Сидо?

– Уж коли мы перешли на замечания, прошу позволить и мне высказать одно-другое соображение.

– Если вы будете достаточно кратки. Ведь теперь мы уже тратим время, принадлежащее армии.

– Кратко у Сидо не получится, – не удержался от шпильки Гумо. – Он наверняка станет доказывать, что нельзя начинать никаких операций, пока досконально не установлено происхождение туннеля и все такое прочее.

– Думаю, – сказал Вершитель, – что Директор Сидо не хуже любого из нас знает цену времени.

– Благодарю вас за защиту, Вершитель. Я хотел лишь сказать, что отсутствие движения улкасов в горах вчера и сегодня вовсе не значит, что его не будет и завтра. Насколько могу судить, начаться операция сможет не ранее чем через сутки после отправки приказов в войска. Поскольку наши силы пока укрываются в основании клина, им нужно время для выхода на исходные. Не сомневаюсь, что это движение будет замечено противником с господствующих высот, и он примет необходимые меры, чтобы…

– Движение войск будет происходить ночью, – перебил его Полевой Военачальник. – Они ничего не успеют сделать. Вот если бы они уже сейчас были в курсе наших разработок – тогда…

"Уверен, что они в курсе".

Это верком Сидо подумал. Однако вслух произносить не стал.

– У меня все, – сказал он вместо этого.

– Голосуем, – провозгласил Вершитель. – Единогласно. Хотя – Сидо, вы что – против?

– Я воздерживаюсь, – был ответ.

– Итак, решение принято. Полевой Военачальник, немедленно доставить приказы адресатам. Заседание окончено.

Заскрипели стулья. Начались разговоры, хотя и впол голоса. Только Гумо не счел нужным убавить громкость:

– Воистину, старость – не радость, – заявил он, ни к кому в частности не обращаясь. Кое-кто усмехнулся, кто-то сделал вид, что не услышал. Но большинство покосилось в сторону Сидо – кто с усмешкой, а кто и с грустью.

Еще два дня им дали отдохнуть, прийти в себя. Потом началась подготовка. Прежде всего снабжение и вооружение; никому из разведчиков даже и не снилось, что такие вещи имеются в армии, в особенности это касалось оружия.

Целый день разбирались с ним под руководством специально прибывшего инструктора. В конце концов стали понимать, хотя и не все.

– Слушай, а это еще что за штука? Вот этот флажок как у предохранителя, но предохранитель слева, это ясно, а справа – зачем?

– Это я хотел вам оставить напоследок, чтобы запомнилось лучше всего.

Но если хотите – могу и сейчас объяснить.

– Да уж потрудись.

– Сейчас можете его поднимать и опускать, пока это еще неопасно. Но перед тем, как вам выходить, я настрою все, что нужно; и тогда – запомните раз и навсегда: в любом случае изменения состояния оружия – скажем, перед тем, как открыть огонь или начать разборку для чистки – вы этот флажок опустите.

Не-пре-мен-но!

– А если нет – стрелять не будет? И не разберется?

– Разберется. Еще как. И тебя заодно расчленит на мелкие дребезги.

– Ого!

– Будешь пытаться с ним химичить – результат тот же самый.

– Лучше его и в руки не брать, если так.

– Брать-то придется. Звездник – оружие прекрасное: и скорострельность, и кучность, отдачи практически нет, и в магазине – триста шестьдесят звездочек.

То есть хватит на целый квадрат, если, конечно, направить ствол в сторону противника. И еще достоинство: работает тихо. Недостаток: это оружие ближнего боя. В пределах двухсот двойных шагов. Для снайпера не годится. Поэтому – никакой оптики. Но зато есть инфраискатель: находит цель по излучаемому теплу и указывает на нее. Ну, а там уж – твое дело, открывать огонь или воздержаться.

– Стой, стой. Ты сказал – никакой оптики. А это что?

– Узнаешь скоро.

Разведчик взвесил автомат на ладони:

– Вес устраивает. Раза в полтора легче нашего. Слушай-ка, а можно надеяться, что улки пока таким не располагают?

– Можно. Но чтобы они и впредь таких не получили, эта штука и устроена.

Тут внутри, – инструктор постучал ногтем по затыльнику, – заложен заряд.

Небольшой, но, чтобы уничтожить оружие вместе со стрелком, его хватит с избытком. Если кто-то, кто не знает, захочет выстрелить или разобрать…

Разведчик покачал головой:

– Не убеждает. Допустим, я ранен или, скажем, убит. Противник подходит, подбирает автомат, из которого я только что стрелял, и продолжает вести огонь – уже по нам. Сможет он?

– Сейчас смог бы.

– А что потом изменится?

– Я же сказал: я его настрою. На тебя. Это – личное оружие в полном смысле слова. После настройки из него сможешь стрелять только ты. – Снова взяв оружие, инструктор проговорил:

– Вот эта, как ты решил, оптика – это не прицел.

А идентификатор, или, как мы говорим – узнайка номер первый. Кроме него, их есть еще четыре. Все они будут настроены: на твои глаза, на запах, биотоки, голос… ну, все вам знать необязательно. Вот этим флажком я их после настройки запущу – а потом его сниму, так что в деле он тебе мешать не будет.

– Интересно. Где же тут остальные четыре?

– Тебе это ни к чему. Прими добрый совет: разбирай его только для чистки, то есть неполной разборкой, вынешь только вот это – блок подачи. И ни в коем случае не больше. Не то он тебя примет за врага. Со всеми последствиями.

Кому неясно?

Ответили хором: всем действительно было ясно. Инструкции были и по взрывным устройствам, и по метательным орудиям, и даже по новым башмакам, какие им выдали, и по комбинезонам с обогревом и надувными карманами – на случай переправы через воду, хотя в горах это вряд ли предстояло. И еще по антипадам, а на солдатском жаргоне "кошелькам" – они давно уже сменили матерчатые зонтики, помогавшие уцелеть при падении с болыцой высоты. Словом, пришлось на ходу проходить чуть ли не целый университетский курс.

– Инструктор, а в кошельки полагается что-нибудь положить!

Это не утерпел, конечно, Керо.

– У тебя там жизнь лежит, разведчик! А вокруг все было по-прежнему до странности тихо, спокойно. Хотя Онго с его командой уже на третий день перевели в другое место – как он и предполагал, приказали занять землянку близ того самого сходного туннеля, которым им, вероятно, и предстояло воспользоваться.

Стояла тишина. Так и не оправдались предположения, что улкасы попытаются вернуть себе потерянный объект; ни единой атаки за эти дни ими предпринято не было. Начали уже думать, что их вообще поблизости не осталось.

Для прояснения обстановки, после продолжительного спора с командиром десанта ОСС, приоткрыли туннель, чтобы выслать войсковую разведку. И уже в двухстах двушагах от внутреннего входа группа попала под плотный огонь. Похоже, склоны были усижены улкасскими стрелками плотнее даже, чем свежий торт – мухами. Но ясно было, что свирское командование от принятого решения не отступит – на то оно и было военным. Поэтому по ночам на выступ перебрасывали все новую и новую технику, главным образом артиллерийскую и ракетную. Живая сила вроде бы все еще не скапливалась на подходах к туннелю, однако Онго был уже настолько образованным, чтобы понять: войска где-то неподалеку, скорее всего – в лесах, в том числе и в том, перед которым проходила еще несколько дней назад оборона его трига. И их там немало; но к туннелю они совершат бросок только тогда, когда начнется крупная наступательная операция.

Все – от комкуба до последнего повара – были уверены, что до начала большой атаки остались считанные дни, если не часы; и только Онго подозревал, что приказ о наступлении отдадут не раньше, чем он со своей группой будет готов уйти в горы. На какой день назначен его выход, он точно не знал; группа была почти готова, за одним лишь исключением: отсутствовал комп-связист, тот самый, обещанный самим Директором. Онго понимал: прибытие компьютерщика и будет, по сути дела, сигналом к выступлению. Как именно оно произойдет – он знал; это было уже согласовано с флаг-воином Зено, чей квадрат занимал теперь подступы к туннелю, образуя как бы внешний пояс охраны – поверх внутреннего, из десантников ОСС.

Спустился очередной, четвертый вечер, что им предстояло провести здесь, на их исходной позиции. Было тепло и безветренно, и Онго сидел на траве рядом со входом в блиндаж, над которым для верности растянули маскировочную сеть. В траве шныряла всякая мелкая насекомость, и Онго за неимением серьезных заданий следил за нею: всякое проявление жизни его радовало – тем более такой, которая с войной никак не связана. За мелочью, ползущей, бегающей, прыгающей и летающей можно было следить, не затрудняясь размышлениями. Онго поймал себя на том, что устал думать: столько раз он прокручивал в голове предстоящее дело, каждый раз по-другому, потому что невозможно было заранее предвидеть и учесть все обстоятельства, какие могли возникнуть, начиная уже с самых первых шагов.

Невозможно – но именно к этому надо было стремиться, и только ему одному: всем остальным задача будет объявлена, лишь когда им удастся по-настоящему войти в горы. Думать об этом было тем труднее, что сам он в горах никогда не бывал, а советоваться с теми, кому приходилось по ним лазать – с теми же разведчиками, с Керо хотя бы, – он мог только расспрашивая обиняками, чтобы настоящей картины предстоящего ни у кого все же не возникло. Потому сейчас, устав от многих и, как он полагал, по большей части бестолковых размышлений, он с радостью окунулся в бездумность, позволяя овладеть собой самым примитивным чувствам: радости тепла, тишины, живущего рядом с тобой своею жизнью мира…

Поэтому подошедший неслышно человек застал его без малого врасплох.

Только когда он остановился в трех шагах и попытался звонко щелкнуть каблуками (чему трава помешала), Онго поднял глаза; человек стоял спиной к низкому уже солнцу, и именно упавшая тень заставила Онго отвлечься от расслабленного состояния. Человек сейчас выглядел силуэтом на фоне все еще яркого неба, но Онго сразу же определил, что этот не из его ребят.

– Господин флаг-воин Ру?

– Ну, я. С чем пожаловал?

– Господин флаг-воин, разрешите представиться: линком-техник Ом прибыл для дальнейшего прохождения службы.

– Вольно, линком. Вы не ошиблись? Действительно ко мне?

– Никак нет, не ошибся.

– Мои вроде бы все дома…

– Я – связист, господин флаг-воин. Вот мое предписание.

Онго взял маленькую – с почтовую марку – пластинку. Из нагрудного кармашка выудил плоский дешифратор. Вложил, включил. Прочитал. Подпись была самого веркома Сидо. Специалист первого класса, в скромном звании линейного командира. По имени… По имени… Нет, прекрасная память у Председателя Комитета Прогнозирования!

– Линком, отойдите в сторонку, дайте хоть разглядеть вас как следует.

– Виноват…

Он отступил в сторону. Онго встал, тоже шагнул, чтобы оказаться лицом к лицу.

Оказался. Увидел. Проглотил комок.

– Линком-техник Ом, имеете ли какие-то еще поручения?

– Так точно, вывести вас немедленно на связь с Прямым. Аппаратура у меня с собой, – он еще чуть повернулся, чтобы показать объемистый ранец за спиной, но Онго и так его увидел.

– Действуйте.

Пока Ом извлекал и настраивал свою аппаратуру дальней связи, Онго не смотрел на него; глядел куда-то в сторону, но – надо признаться – ничего не видел. Лишь старался усмирить дыхание, утихомирить заработавшее вдруг на пределе сердце. И главное – не дать заметить свое волнение связисту. Ни к чему.

Ни к чему…

– Господин флаг-воин, Прямой на связи. Безопасный канал.

Онго взял протянутый ему микрофон. Капсулу вложил в ухо.

– Прямой, вас слушает Обратный.

– Все в порядке, Обратный? Готовы?

– Так точно. Готовы.

– Этой ночью в ноль два-ноль. Все оповещены. Непосредственную команду на выход после завершения отвлекающего маневра подаст старший флаг-воин Зено.

Это первое. Второе: свою задачу помните хорошо?

– Так точно.

– Есть коррективы. Мы исходили из того, что вы сможете держаться впереди наших наступающих войск, и опасаться вам придется только улкасских патрулей, поскольку тропа все время была свободна. Но возникла возможность, что войска подняться все же не смогут, и все пути наверх будут хорошо прикрыты. В таком случае путь движения будете выбирать по своему усмотрению. Ясно?

– Ясно, Прямой.

– И дальше: скорее всего вам придется опасаться не только улкасских патрулей. Но и тех, с кем вам уже пришлось сталкиваться незадолго до нашей первой встречи. Вы меня поняли?

– Я понял, Прямой. Что тогда – устранить их?

– Только при самой крайней необходимости. Вы туда не воевать идете, а вести поиск. Вы разведчики, во вторую очередь – диверсанты и лишь в последнюю – стрелки. Только так. Поэтому будьте постоянно внимательны и меняйте программы по обстановке. Надеюсь на вашу сообразительность, Обратный, и на ваших людей.

– Все понятно, Прямой.

– Еще вопросы?

– Вопросов нет. Но позвольте поблагодарить вас.

– Пока вроде бы не за что.

– За хорошую память.

– Успеха, Обратный.

– Счастливо оставаться, Прямой. Отбой. Онго возвратил микрофон.

Обождал, пока техник соберет свое хозяйство снова в ранец. Потом сказал негромко:

– Ну, здравствуй, Сури Ом…

– Здравия желаю (это было сказано с удивлением), господин флаг-воин!

– Не узнал?

Он вгляделся. Закрыл на миг глаза. Снова открыл. Покачал головой, словно не веря. Открыл было рот – и снова закрыл его, так и не издав ни звука.

Что-то блеснуло в его глазах, до сих пор так и не забытых. Бесполезный зов прошлого… Онго усмехнулся. А техник наконец осмелился:

– Онго, ты?.. Но ты же… Ты…

– Я, – согласился Онго. –Как видишь. Ладно, пока – все. Выступаем ночью.

Прочее сейчас не имеет значения.

"Да и вообще, наверное, не имеет", – этого он вслух говорить не стал: ни к чему было.