Женщина по имени Вирга между тем чувствовала себя странно. Недоумевая, признавалась себе, что никогда доселе ей не приходилось переживать ничего подобного.

Минувшей ночью все обошлось благополучно. Во всяком случае, по сравнению с тем, что могло бы приключиться. Не прошло и получаса с тех пор, как странные, не очень понятные, но чем-то глубоко ей симпатичные люди в сопровождении Гера исчезли во мгле, как нагрянуло сразу множество народу, и что удивительно – ей впервые пришлось увидеть в одной команде боевиков из самых разных властей; до сих пор Вирга, как и любой горожанин, была уверена в том, что люди эти если и встречаются лицом к лицу, то исключительно для очередной разборки, не поделив какой-то квартал или даже целый округ. На этот же раз они действовали совместно, подчиняясь одному человеку, который хотя и не был из полиции, но принадлежал (как она постепенно поняла) к какой-то другой державной службе, и это уже само по себе было удивительно, потому что из всех властей (как знал каждый ребенок) державная была самой слабой, или, как иногда говорили, мнимой. Так что поводы для некоторого недоумения действительно имелись.

А вот времени удивляться не было. Потому что они – уже потом она подсчитала, что было их, в общем, два десятка с лишним, – приблизились к дому совершенно бесшумно (она, во всяком случае, не услышала ни звука, но, правда, и не очень вслушивалась). Одни рывком распахнули дверь, каким-то образом отперев замок, и вмиг заполнили прихожую, другие таким же образом отворили окна первого этажа и оказались вдруг в каждой комнате, на кухне – везде. Хорошо, что человек, занимавший третью комнату, не успел еще вернуться из города, загулял, наверное, иначе у него потом наверняка возникли бы претензии к ней, потому что каждому гостю она, в числе прочих условий, обещала полный покой, который, как и все на свете, тоже имел свою цену. Значит, люди в защитных комплектах и с оружием заполнили сразу весь дом, никого, разумеется, кроме нее не нашли и принялись допрашивать ее, больше и некого, оказалось. Вот так, ни с того ни с сего и сваливаются на человека всякие если и не беды, то уж во всяком случае неприятности.

Впрочем, жители великого города Кишарета, как и всего остального мира, если лично для себя таких напастей, как правило, не ждали, то тем не менее, ни от чего не зарекаясь, правила поведения в случае чего знали с детства. Были эти правила простыми, и держаться их труда не составляло. Первое гласило: ничего не бояться, то есть, во всяком случае, ни малейшего страха не показывать, что бы там ни творилось у тебя внутри. Второе: ничего и никогда ни о чем не знать, кроме своего имени, адреса и того, чем занимаешься, это – обязательно, а кроме – ну совершенно ни капельки, ни крохи. Даже о своих соседях – ни слова, только – да, мол, живут тут поблизости люди, а кто они и что – а нам откуда знать, мы народ не любопытный, власти положено все ведать, а с нас такого спроса нет. Третье правило было – никакого сопротивления никогда не оказывать, не качать права, потому что любая власть все равно сделает по-своему, а тебе за строптивость непременно еще навесит. И что требуют – отдавать сразу, потому что все равно отберут, да еще синяков наставят. И четвертое – но это уже для тех, кто поумнее, – если слышишь, что ты в чем-то виноват, то вали все на другую власть: они, мол, все натворили, я же только глядел да помалкивал. Для умненьких – потому что тут надо знать, на какую власть валить: на ту, с которой у нагрянувших напряг в отношениях, то есть на конкурирующую. И не приведи судьба катнуть на ту власть, которая с этой сейчас как раз в мире и союзе, тогда на тебе еще так отыграются, счастлив будешь, что с собой не уведут, потому что тогда уж точно не скоро вернешься, если вернешься вообще.

Вирге, женщине, в общем, одинокой, эти правила пришлось заучить с детских лет – и никогда до сих пор они ее не подводили. И сейчас она тихо радовалась тому, что четко понимает, как себя вести. То есть не то чтобы противиться такому внезапному визиту (чтобы не сказать – налету), но она даже ни малейшего неудовольствия не выказала ни лицом, ни словами, ну совершенно ничем. Когда, ворвавшись, схватили, прижали, завели руки за спину – молчала, даже расслабилась; потом, когда, никого, конечно же, не найдя, пихнули ее на стул и обступили, сопя и воняя потом и ваксой, – только поерзала на стуле, чтобы устроиться поудобнее, сидела, полураскрыв рот, глядя в пол, который теперь придется после них отскабливать неизвестно сколько времени. А когда ей скомандовали: «Не прячь глаза, гляди сюда, слушай и отвечай!» – послушно перевела взгляд на говорившего и только тут позволила себе нарушить молчание, спросив:

– Да что отвечать-то? Я и не знаю…

– Вот сейчас узнаешь! Ты сюда шестерых мужиков приводила?

– Я? Да нет вроде.

– Так. Антир, освежи ей память!

Но Вирга, не дожидаясь, пока станут освежать, продолжила спокойненько:

– Я не приводила, сами пришли, своими ногами. Со мной – это верно.

– Ага! Зачем же? Что ты им тут такого пообещала? Шестеро – вроде бы многовато для тебя, не такая уж ты могучая, когда лежишь. Или все же?

Господи, думала она, никак никто из них не может без такого вот намека. Всегда у них это на уме, что они – вечно голодны, что ли?.. Отвечала же мирно и вразумительно:

– Про что вы – не понимаю, я женщина скромная, а пришли они потому, что хотели жилье снять, а у меня как раз три комнаты освободились, сами видите, шестерых как раз уложить можно, а я этим и занимаюсь, комнаты сдаю на полном законном основании, вон патент на стенке в рамочке, если кто не заметил.

– Вот как. Хотели комнаты снять. А ты порядок знаешь – на каждого съемщика сделать немедленно запись – кто, откуда, зачем, на сколько, и так далее. Ты правила выполняешь? Знаешь, что бывает за несоблюдение?

– Да уж будьте уверены. И знаю, и выполняю.

– Так почему же у тебя, мать твоя женщина, в книге ни единой записи насчет них? Секреты от властей разводишь? Или на налогах хочешь урвать у казны? Да тебя за это просто повесить – это еще помиловать…

– Ничего я не развожу. Но порядки знаю.

– А что, новый порядок стал – не записывать, не доносить?

– Дай сказать, сам же бубнишь: «Отвечай, отвечай»… Я и отвечаю. Правила все старые, никаких новых нет. И в них указано точно: сперва соглашаются сдатчик со съемщиком насчет цены и оба подписывают ценовое соглашение. И потом только делается запись, то есть считается, что они сняли. И тогда – донесение. А тут как было? Кто-нибудь из вас ценовое соглашение видел? Нет. Потому что его и не было. Почему не было? Дело простое: насчет цены не договорились. У меня тут комнаты не самые дешевые, и не зря: тут и место ценится, и обстановка в комнатах, видите сами, на уровне, и чистота, и тишина, и личные ключи выдаются каждому, и даже гости разрешены – с ограничениями, конечно, без ночевки и с регистрацией. Соответственно я и запросила. А они – вахлаки темные, тупые, и не думала даже, что такие на свете бывают еще, считала – все давно повымерли. (Говоря, она все повышала голос, как бы бессознательно, само по себе это получалось.) Им, видишь ли, дорого показалось. У них, мол, таких цен вовсе и не бывает…

– Где – у них? – сразу перебили ее. – Вот тут-то они наверняка и сказали – где, в каких краях, откуда они такие взялись?

– Да мне-то не все ли равно – откуда? Я не спрашивала, их цены мне и во сне не нужны. А они не говорили, разговора у нас и вообще почти не было, я цену назвала, они между собой что-то там бормотали, не знаю – что…

– Притормози тут! Бормотали – ты наверняка хоть что-то да услышала, а? Ясно, что услышала, уши у тебя вон какие вострые…

– То и услышала, что бормочут. Но не по-нашему. Не знаю, где так говорят. Не у нас, это точно. Никогда такой речи не слыхала. Они и правда издалека, наверное.

– Значит, бормотали. И что же потом – просто встали и ушли?

– Да почти что так и получилось, как ты говоришь. Я было предложила их травничком угостить с лепешками. За травничком клиент размякает, добреет, чувствовать себя начинает без малого как дома – и тут как раз самое время скинуть запрос, и они на это клюют – начинает им казаться, что они своего добились, цену сбили. И остаются.

– Запрос?

– Ну ты что – неужели не знаешь? Удивительно даже. Запрос – нормальный: всегда первую цену назначаешь выше справедливой, с запросом. Именно для того, чтобы потом было куда отступить – но при этом своей выгодой не пожертвовать. Дело простое. Да, вот я, значит, и предложила, намекнула даже, что тогда и о цене еще поговорим. Но они травничка не захотели, сказали, что у них времени, мол, нет и денег таких тоже, что найдут авось что-нибудь, что по карману окажется, чтобы под небом не ночевать, тем более что дел у них много. И с тем ушли.

– Дел много? А хоть куда пошли – не заметила? В город или из города?

– Стала бы я еще им вслед глядеть. Они тут натоптали, пришлось пол мыть – мне-то ведь постояльцев искать все равно придется, вот к утренним ползунам снова на вокзал идти, а до того – после вас отмывать, нельзя же клиента вести в такую грязищу, из вас же никто ног не вытер, так все и ввалились…

Это было уже чистой воды ворчание, естественное для хозяйки, которая за собой никакой вины не чувствует и злится оттого, что ей вдруг забот добавили без всякой за то платы. Похоже, посетители ее все так и поняли – ощутимо расслабились, на стуле придерживать ее перестали, тот, что снимал допрос, вытащил коммик из кармана и стал докладывать. Вдруг снова повернулся к ней:

– А про обитель никто из них не упоминал?

– Сказала же я – ничего не разобрать было. Бу-бу-бу да ля-ля-ля, всего и толку.

Он снова заговорил в трубку. Негромко, но тут уж были не ля-ля-ля, тут язык был знакомый, понятный. Вирга в его сторону перестала смотреть – чтобы не подумал, что его разговор ее интересует. Да ни вот на столько не интересует, что бы он там ни вякал!

Они уже совсем подобрели, и один даже предложил:

– А хочешь – я тут у тебя задержусь, помогу пол отмыть?

– Ну как же, непременно, – ответила она с усмешкой. – Сначала пол помоешь, потом и спинку мне захочешь потереть, верно?

– Я и спинку умею тереть, попробуй – не пожалеешь.

– Непременно. Как только состарюсь – так сразу. А пока не взыщи, сама еще обхожусь, да и – есть кому.

Их старший насторожился:

– Муж, что ли? Где же он? Может, он что слышал?

– Муж не муж, – ответила она с достоинством, – а мужик. Слышать он не слышал, потому что он того же поля ягода, что и вы. И сейчас несет службу в патруле.

После этого на нее перестали обращать внимание и стали собираться на выход, обмениваясь репликами вроде:

– Но как же – вшестером, сквозь цепь… все же было перекрыто. А в направлении к обители – особенно…

– Дело темное, да и не нашего ума. Ну что – разбегаемся по своим конторам, на доклады? Приятно было с вами встретиться, ребята.

– Да, люблю такие встречи – без разборки. Между прочим, заметили – от Храма ни одного человека не пришло. Побрезговали нами, значит.

– Ничего, это им в копеечку встанет. Ну, счастливо.

– Того же.

Наконец-то Вирга осталась одна. Перевела дыхание. Почувствовала, что устала. Пол обождет до утра, ничего. Что же тут творится, если подумать? За этими людьми серьезная идет охота. А она, выходит, их укрывает. Почему? Да вот какие-то они… такие, что хочется им помочь. Вообще-то, не им, а ему. Тому самому. Остальные же – просто с ним. Как это у него получилось – сразу, незаметно влезть ей в душу и там остаться? Да какая разница – как…

Неожиданно для самой себя она решила: утром надо его встретить, рассказать о ночных визитерах. Где встретить? Бог знает. Но было странное ощущение: не только знает, но и подскажет.

Снова заворковал замок. Гер? Он самый. Вошел, усталый. Глянул на пол, все понял. Спросил только:

– Благополучно?

– Обошлось.

– Станешь убираться сейчас? Может, не стоит? Пойдем…

Вирга перебила:

– Не будем сегодня, Гер, ладно? Что-то я утомилась… и настроение не то. Потерпи хоть до завтра.

– Малыш…

Она вздохнула:

– Ну, если уж…

Он получил свое, быстро уснул. Вирга на этот раз даже не подыгрывала, лежала доска доской. Боялась: а вдруг Гер перебьет новое ощущение? Жаль было со странным чувством расставаться.

И ощутила: нет, никуда оно не делось. Осталось. И даже поярче стал огонек. Завтра – нет, сегодня уже – он непременно ей встретится. И тогда…

Что «тогда» – она так и не придумала. Да и не старалась. Но зато уснула наконец. И видела странные сны.

Утром же, наскоро сделав неизбежные домашние дела, вымыв пол в частности, побежала в город. Сама не зная куда.