– Ну, вот, – сказал Смирс. – Теперь убедились?

Зора ответила не сразу. Не менее минуты потребовалось ей, чтобы прийти в себя. Нет, она, конечно, заранее представляла себе, как может выглядеть дело по ее обвинению. Однако фантазия оказалась слишком бедной по сравнению с действительностью. Можно было только удивляться тому, откуда вдруг взялось столько свидетелей, в таких подробностях знавших обо всех ссорах, несогласиях и даже драках между нею и покойным Риком (никогда не возникавших), о тех неизвестных мужчинах (о которых она и не слышала никогда), что, оказывается, посещали ее всякий раз, когда дела вынуждали Нагора отлучаться из дому более чем на пару часов, о…

– Но ведь тут нет ни слова правды, – попыталась она возразить.

– Правда всегда у большинства, – ответил Смирс. – А у вас нет вообще ни одного свидетеля, и кто бы ни взял на себя вашу защиту – ему не на чем будет основать ее. Ваше дело заранее проиграно, поверьте моему опыту.

– Что же теперь будет? – спросила она, впервые по-настоящему растерявшись.

Смирс словно ожидал именно такого вопроса.

– А будет то, – сказал он уверенно, – что обвинение станет требовать смертного приговора, мотивируя это особо жестоким способом убийства, не характерным для женщины, и представляя вас как человека, крайне опасного для общества. Хотя лично я, откровенно говоря, построил бы это дело иначе: не говорил бы о каких-то раздорах между вами, напротив – подчеркивал мир и согласие. Тогда преступление становилось бы совершенно беспричинным, безмотивным, вы выглядели бы, как человек непредсказуемый и оттого еще более опасный для окружающих. Вам не кажется, что это смотрелось бы намного убедительнее?

Зора лишь мотнула головой: не в том она была состоянии, чтобы даже возмутиться его хладнокровной жестокостью.

– Но ведь суд разберется? – Судя по нерешительной интонации, она в это и сама не очень верила.

Смирс лишь усмехнулся:

– На вашем месте я бы на это не очень рассчитывал. Дело сшито профессионально, над ним работали хорошие специалисты.

(Смирс и в самом деле считал себя хорошим специалистом. Да, в общем, таким и был.)

– Но зачем? За что? Что я такого сделала, кому помешала?

– По-моему, я вам уже объяснил: дело об убийстве нужно закрыть, а для этого следует осудить убийцу. Но тому, кто действительно убил, и тем, кто его, возможно, нанял, вовсе не нужно, чтобы вскрылась действительная картина происшедшего: возможно, оно связано с делами, которым надлежит остаться секретными. Вы никому ничего не сделали, я вам верю; но тут – ничего личного, просто так сложилась обстановка.

– Что же мне делать? Вы, я чувствую, хороший человек, вы не желаете мне зла, верно? Так помогите мне!

– Ни малейшего зла, вы правы. И мне искренне жаль вас. Скажу даже больше: вы мне нравитесь. Но я ведь не обвинитель и тем более не судья. Я маленький человек в системе и должен выполнять то, что мне приказывают. Так я и поступаю. Как же я мог бы помочь вам?

– Но ведь получается так, что вы своими руками отправляете меня на смерть! При том, что я ни в чем не виновата…

– Знаете, служба вроде моей, к сожалению, притупляет чувства, заставляет привыкнуть очень ко многому. Мы все становимся если не жестокими, то во всяком случае достаточно равнодушными к чужим трагедиям.

– Смирс, послушайте… Если бы я осталась жива, я бы нашла способы очень хорошо отблагодарить вас за помощь. Вы не пожалели бы об этом.

Смирс едва заметно улыбнулся:

– Я понимаю, что вы имеете в виду. И наверняка не устоял бы, если бы… Но и тут мне придется разочаровать вас: к женским чарам я равнодушен. Честное слово, сейчас я об этом жалею, но что поделаешь!

Странно, однако, именно эти слова Смирса воскресили надежду. Потому что Зора почувствовала: врет. Уж это она издавна определяла точно: отношение к себе любого мужчины. Даже если в глазах его не возникало того выражения, какое сейчас она увидела во взгляде вызнавателя. Она усмехнулась:

– Вы что – решили, что я предлагаю вам постельную близость в качестве награды за риск и самоотверженность? Ну, Смирс, неужели вы обо мне такого невысокого мнения? Я имела в виду совершенно другое: деньги, и немалые.

Он покачал головой:

– Я знаю, что покойный был весьма богат. Но вам-то, Зора, до этих денег никак не добраться. Сейчас все его авуары заморожены, и если в установленный законом срок не объявятся наследники, все отойдет в казну. Деньги, акции, другая собственность – все. Но вы – не наследница, а всего лишь наемный работник. Чем же вы стали бы меня вознаграждать – если бы я оказался столь безрассудным, чтобы идти на такой риск?

Зора, высоко подняв брови, взглянула на него.

– А я-то воображала, что Службе покоя все и всегда известно. Выходит, вы не так всеведущи, как принято считать?

– Не понял. Что вы имеете в виду?

– То, что я уже не наемный работник. Я – жена… вернее, теперь уже вдова. Его вдова, Смирс.

– Не блефуйте, Зора.

– И не собираюсь. Могу подтвердить документально. Все по закону.

– Когда же это вы успели?

– Вчера. В послеобеденное время.

– Но в доме ничего подобного не обнаружено – никаких документов, вообще ничего такого…

– Естественно: их там нет. Оригиналы – в надежном месте. Правда, копии – в компьютере, но до него вы, наверное, еще не добрались, верно? Так что как только я окажусь в безопасности – немедленно заявлю о своих правах. Будьте уверены: все документы в полном порядке, Рик занимался ими лично. А кроме них, существует и его завещание. Оно тоже там. Все оставлено мне.

– Обождите минутку, дайте прийти в себя. Все это, я бы сказал, весьма неожиданно. И, уж извините, не очень убедительно. Возможно, я в это и поверил бы – увидь я эти документы своими глазами. Оригиналы, конечно. Верить копиям я отвык уже очень давно. Но если вы скажете мне, где я могу ознакомиться с ними…

– Смирс, я что, по-вашему, совершенно безмозглая курица?

– Нет, конечно же, нет. Но тем не менее…

– Вы хотите их увидеть – увидите. Но только тогда, когда я смогу забрать их. Я сама! Конечно, вы можете не верить мне. Но послушайте: Рик не только написал завещание. Одновременно он попросил и меня сделать то же самое. Я так и поступила. Так что в случае, если меня приговорят к смерти, оба документа вступят в силу – сначала его, поскольку он ушел первым, а затем и мое, пережившей его на какой-то срок. Вы об этом, разумеется, узнаете. И до конца жизни вас будет поедать мысль о том, что вы не положились на мое слово и оттого потеряли очень, очень выразительную сумму. Такую, какой вам достало бы на всю предстоящую жизнь, даже если бы вы бросили вашу службу.

– Зора, вы совершенно сбили меня с толку. Ну дайте хоть какое-нибудь доказательство того, что все, о чем вы говорите, не плод вашего воображения! Сделайте так, чтобы я смог поверить. Тогда я, возможно…

– Доказать вам? Знаете, это очень не сложно.

– Так сделайте это!

– Охотно. Вам ведь не трудно установить, в каких банках и на каких счетах находятся деньги Рика – мои – и в каких сейфах – ценные бумаги и все прочее? Все эти данные имеются в его фирме, и для вас, сотрудника Службы покоя, не составит труда выяснить это, не так ли?

– Никакого. Я могу запросить хоть сейчас…

– Вот и позаботьтесь об этом. И вам ответят, что все счета пусты, деньги трансфером ушли, скажем так, в неизвестном направлении. Только не пытайтесь найти – куда. Бумаги тоже изъяты из хранилищ и находятся совсем в других местах. Достаточно ли вам такого доказательства?

– Постойте, постойте… Вы хотите сказать, что…

– Я сказала то, что хотела. Думаю, этого достаточно. Могу только добавить, что все, что нужно знать относительно денег и ценностей, хранится вот тут, – Зора приложила палец к своему лбу, – и, разумеется, указано в наших завещаниях.

– Но если вас не станет – кто же станет искать эти завещания?

– Их не придется искать: наследники заявят о своих правах и обоснуют их. Мои наследники.

– Кто они?

– Смирс! Вы же сами знаете – это лишний вопрос, ответа на который не будет. Но уверяю вас: от них-то вы не получите ничего. А вот от меня могли бы – но об этом я вам уже сказала.

– Мне надо подумать.

– Думайте сколько угодно – хоть пять минут, хоть шесть.

– Жесткий срок.

– Вы же сами предупредили: меня вот-вот переведут в судебную тюрьму, где вы уже не сможете действовать свободно.

– Да, верно. Хорошо. Пять минут.

Установленный срок Смирс исчерпал до конца. Под конец нахмурился, выпрямился на стуле, всем видом показывая, что в конце концов принял нелегкое решение. И сказал:

– Ладно. Вы меня убедили. Я помогу вам. Но с одним условием: вы полностью доверитесь мне. Не будете ни сомневаться, ни задавать лишних вопросов.

– Согласна. Каким образом вы собираетесь выручить меня?

– Самым простым. Я выведу вас отсюда. Затем люди, на которых вполне можно положиться, увезут вас достаточно далеко – в такое место, где вас искать не станут. Какое-то время вам придется провести там, пока дело об убийстве так или иначе не заглохнет: или его приостановят, или, не исключено, найдут настоящих виновников. Думаю, это потребует не менее года – но вряд ли и больше. Хватит у вас терпения?

– Женщины вообще от природы терпеливы. Хотя вы можете этого и не знать. Скажите вот что: как же вы самого себя выведете из этого дела, если мое исчезновение отсюда будет связано с вами?

– Не беспокойтесь: я не собираюсь приносить себя в жертву. Но это уже мои заботы. Итак: вы принимаете мои условия?

– Я бы сказала, они достаточно мягки.

– Прекрасно. Осталось лишь одно. Вы понимаете, что я имею в виду.

– Естественно. Речь идет о вашем вознаграждении, верно?

– Согласитесь: это существенная деталь.

– Не сомневаюсь. Но я предоставляю назвать сумму вам самому. Возьмите размер вашего годичного жалованья на службе, умножьте… ну скажем, на двадцать, дольше вы не прослужили бы, и это произведение увеличьте вдесятеро. Такая сумма вас устроит?

– Гм. То есть за двести лет усердной службы? Это составит… Минутку. Да. Устраивает.

– Что еще?

– Одевайтесь. С собой – то, что можете вынести на себе: я ведь вас забираю без вещей.

– А у меня их и нет. Все осталось в доме.

– Не волнуйтесь: кое-что я забрал заблаговременно – на всякий случай, знаете ли. Они в машине. Так. Теперь – руки. Нет, за спину. Не жмет? Ничего, я сниму их сразу же, когда мы окажемся снаружи. Готовы? В путь.

По коридору Смирс шел, как и полагалось, позади арестованной. Шел и улыбался, пользуясь тем, что Зора этой улыбочки не видела. Он был очень доволен собой, а может быть – судьбой, что внезапно расщедрилась и послала ему, помимо обещанного Рогнедом гонорара, еще и куда больший куш. В том, что Зора Мель заплатит, он был более чем уверен: оттуда, куда она вскоре попадет, уже не сбежишь, и придется ей там тянуть назначенный срок. Рогнед говорил об одном годе – ну, пусть будет год. Надо только договориться, чтобы никто ей этого срока не объявлял: пусть остается в неведении, тем покладистее окажется, когда он, словно сказочный рыцарь, возникнет перед нею, уже потерявшей всякую надежду – и спасет, увезет, освободит. Мастер ситуаций, или кто там стоит за ним, наверняка не откажутся подыграть – пусть и не даром, но на такую жертву придется пойти; в разумных, конечно, пределах; они там любым деньгам будут рады: через год эта дамочка уже никакой ценности представлять не будет, от нее мало что останется. Но она почтет за счастье даже и в таком состоянии вернуться в нормальный мир. И он ее туда доставит – хотя и не раньше, чем она с ним рассчитается. Вот так складно все срастается. Наконец-то и ему повезло в жизни!

Действия, которые Смирсу предстояло выполнить в ближайшее время, были заблаговременно рассчитаны, можно сказать, по минутам, если не по секундам. Сейчас он усадит Зору в свою служебную машину, что стоит у подъезда, сядет сам и поедет действительно в направлении тюремного городка. То есть выедет за пределы города. Еще через три-четыре минуты он остановится в том месте, где его уже будут поджидать другие люди со своим транспортом.

Он объяснит Зоре, что это его друзья, которые и доставят ее в обещанное укрытие, заверит ее в том, что на них можно положиться целиком и полностью. На этом его общение с нею завершится – на этот самый год. Люди, получившие Зору, двинутся своим путем; но перед тем как уехать, сделают еще одно дело: своим транспортом (это будет, как ему обещали, достаточно мощный уникар) ударят его машину сбоку; шоссе в этом месте идет по насыпи, машина окажется сброшенной и, естественно, изрядно помятой – но так, чтобы оставалась возможность снова залезть на водительское место и там потерять сознание. Не притвориться, а выключиться, для чего он запасся нужной дозой соответствующего препарата. В таком состоянии он получит пару ударов, следы которых сделают картину происшедшего совершенно достоверной. Не позже, чем через час, тюрьма, тщетно ожидающая его с арестованной, свяжется с Домом признаний! Смирса станут вызывать по связи – он не ответит, разумеется. Вышлют патруль, который его и обнаружит в перевернутой, помятой машине, с кровоподтеками и без сознания. Обвиняемая же исчезнет бесследно. Позже, когда он придет в сознание, окажется, что рассказать о происшедшем он не в состоянии совершенно ничего; так нередко бывает с людьми, пережившими подобные стрессы: у них не остается воспоминаний о том, что и как с ними произошло, происходит выпадение памяти, амнезия. И придется гадать: то ли было случайное столкновение, водитель встречной машины с места происшествия сбежал, машина Смирса под откосом, сам он пострадал, а женщина, видимо, уцелела, воспользовалась его положением, ухитрилась отпереть наручники взятым у него ключом – и была такова. Наручники, кстати, будут валяться рядом с машиной, а ключик, хотя и выброшенный преступницей, окажется недалеко, и его, конечно, найдут. То ли имел место другой вариант: неведомые друзья обвиняемой намеренно таранили его машину, подкараулив ее в самом удобном для такой операции месте, забрали женщину, которая, возможно, и сама получила какие-то повреждения, и скрылись в неизвестном направлении. Следов их машины обнаружено не будет, что позволит предположить: то был либо скользун, либо же вообще уникар, транспорт трех стихий. Но таких в городе – тысячи и тысячи, искать придется долго – и, кстати, безуспешно. Женщина таким образом исчезнет. Сам же он недолго пролежит в госпитале, а потом, разумеется, получит какое-то служебное взыскание – но не очень строгое, потому что он ведь, если разобраться, ни в чем не виноват – и не на такие машины налетают пьяные или обколотые или просто хулиганы… И все пойдет дальше своим чередом.

Ну просто нельзя было не улыбаться, еще раз прокручивая в уме эту комбинацию.

Да, хорошо, наверное, что женщина не видела его улыбки. Впрочем, и он не мог наблюдать ее лица. А зря.

Потому что она улыбалась тоже. Но не так, как он: ее усмешка выражала не удовлетворение собой и судьбой, но злую иронию. Надо полагать, у нее были на то какие-то причины.

– Всем стоять!

– Вызнаватель Смирс, перевожу арестованную в судебную тюрьму. Вот документы.

– Так… Проходите.

Машина, объект предстоящего жертвоприношения, покорно ожидала их. Смирс, как и обещал, перед тем как посадить женщину, снял с нее наручники. Она потерла кисти рук, сказала:

– Наверное, теперь я долго не захочу носить браслеты.

– Да вряд ли, – ответил Смирс. – Это быстро забудется.

– Хорошо бы, – сказала Зора.

Смирс заблокировал все двери – так, на всякий случай, – потом внимательно оглядел ночную улицу. Пусто, во всяком случае, вблизи. Можно ехать.