Дождь сыпанул в стекло хрустальной дробью, и Роман очнулся. Повернул голову, глядя на клочок хмурого неба. Перевёл взгляд на висящий на стене календарь. Никто его листочки не переворачивал, но Роман и так знал, что пролежал в постели неделю, и на дворе уже не июль, а начало августа.

На мгновение вернулось страшное ощущение п о г о н и, пережитое им во время схватки с мысленно-волевым «щупальцем», инициированным мощным пси-оператором, возможно даже – кем-то из Поводырей. Но думать об этом не хотелось, и он переключил внимание на более приятные темы.

Юна…

Именно она почувствовала, что ему плохо, растормошила отца, и Варсонофий вовремя заявился к соседу, вытащил его из состояния «расфокусированности» сознания, не позволил сойти с ума, что было вполне вероятно из-за полученной нервной перегрузки.

Юна… Неужели она его так любит? За что? Они и виделись всего несколько раз, и не встречались наедине, если не учитывать момент лечения колена. Или это как раз тот случай, когда с первого взгляда и навсегда? Сердцу не прикажешь? И как ей объяснить, что у него есть жена Даниэла, проживающая в данный момент отдельно?

Впрочем, есть ли? Может быть, не зря он задаёт себе этот вопрос?

Роман закрыл глаза, не ощущая желания напрягаться, вставать и что-то делать. Из этого состояния его вырвал звонок в дверь.

Мгновенно проснулось сердце, заработало чуть ли не с полной отдачей.

Неужели Юна?! Так рано? Впрочем, уже восемь, пора вставать.

Он вскочил, набросил на плечи халат, подошёл к двери… расслабился. Интуиция подсказала, кого он увидит.

– Доброе утро, – сказал Варсонофий. Лицо у него было хмурое. – Впустишь? Или у тебя кто-то есть?

Роман молча отступил в сторону.

Они прошли в комнату, обставленную весьма скромно, если не сказать – бедно. Свою мебель и вещи перевозить Роман из Москвы не стал, а интерьер полученной квартиры был весьма практичен. В комнате умещались кровать, столик с монитором компьютера, два стула, кресло и диванчик. Да на стене висела книжная полка, заставленная медицинской литературой. Телевизор, комод и прочие бытовые излишества отсутствовали. Комната, по сути, являлась и спальней, поскольку квартира была однокомнатной.

– Пусто у тебя, – сказал Варсонофий, кинув косой взгляд на фотографию Даниэлы.

Роман пожалел, что не спрятал фото.

– Я в роскошестве не нуждаюсь.

– Дело не в роскоши, а в уюте. Создавать его ты не умеешь. Я на минуту заскочил, уезжаем мы.

– Как уезжаете? – не понял он. – Куда?

– В Выборг. Эмиссары АПГ начинают догадываться, кто я в иерархии «Триэн», могут спровоцировать нападение. А ты рядом, не ровён час подвернёшься под руку. Так что прощаться давай.

Роман пожал протянутую руку, покачал головой, не зная, что говорится в таких случаях.

– Может, ещё обойдётся?

– Не обойдётся, по-умному работают твари, исключительно талантливо формируют мнение о моём несоответствии занимаемой… – Варсонофий сжал зубы, останавливая себя. – Местное управленческое чиновничество – такая клоака! А ты будь поосторожней, не высовывайся понапрасну, если вычислят, кто ты есть, костей не соберёшь. Кстати, знаешь, что в нашем зоопарке слон сдох?

Роман пошевелил губами, вспоминая «сброс» преследующего щупальца мыслеволи в голову слона.

– Отчего сдох?

– Да кто ж знает, скоропостижно скончался, в минуту. Ну, бывай, пошёл я, не поминай лихом. – Варсонофий пожал локоть соседа. – Юнька хочет заскочить, попрощаться.

Он вышел.

Тренькнул айком.

Роман включил, услышал голос Вьюгина:

– Привет, висв, как здоровье?

– Нормально.

– Береги себя, ты нам нужен здоровым.

Роман вспомнил разговор с Афанасием, случившийся после того, как его подлечили лекари «Триэн», и он смог ответить на звонок.

– Спасибо тебе! – поблагодарил полковник. – Нашли мы ту подлодку, отогнали. Гнали так, что команда надолго этот поход запомнит.

– Как там, на Севере? – спросил Роман.

– Север красив, но не для меня, я другую природу люблю. Поправляйся, навещу тебя через пару дней.

Он и вправду приехал тогда в Псков и долго рассказывал о своих впечатлениях от командировки в Арктику. И орден привёз – «За заслуги перед Отечеством» IV степени.

– Вот, радуйся, Евсеич расщедрился, выписал как секретному сотруднику. Носить не рекомендую, спросят – за что.

Тогда Роман не придал награде значения, но после рассмотрел и проникся. Наградами такого уровня похвастать мог далеко не каждый.

Он кинул взгляд на шкаф в прихожей, где на полке лежала коробочка с орденом. Держать её здесь было опасно, и у него давно зрела мысль отдать орден на хранение дяде Коле Саперавину или деду Митяю.

Стукнула дверь. На пороге возникла Юна, одетая в джинсовый брючный костюм. В глазах её стояли сомнения, вопросы и тревога.

– Мы уезжаем.

– Знаю.

Два взгляда один в один!

Чего она хочет? Смотрит – как дразнит. О чём спросит?

– Можно, я буду звонить?

– Конечно, что за вопрос.

– Я не хочу уезжать!

– Разве отец тебе не объяснил, в чём дело?

– Объяснил, но я всё равно не хочу! – Она шагнула ближе.

Роман поймал себя на мысли, что он мог бы заставить её забыть о его существовании. Либо наоборот – броситься в объятия.

Юна бросилась к нему, обняла, прижалась лицом к груди. Плечи её задрожали.

Он замер, не зная, что делать, осторожно обнял за плечи.

– Успокойся, мы же не расстаёмся навеки. Вы переедете, устроитесь на новом месте, ты найдёшь работу, познакомишься с умным парнем…

– Мне никто не нужен! – еле слышно прошептала она.

– Ты красивая, добьёшься всего. – Роман послал мыслеволевой приказ у с п о к о и т ь с я. – Верь мне!

Она вздрогнула, прислушалась к себе, резко отстранилась. Глаза девушки сухо блестели.

– Никогда больше т а к не делай!

– Как? – растерялся он.

– Я чувствую… ты пытаешься меня успокоить. Не надо!

– Хорошо, не буду, – пообещал он.

– И я знаю, что она тебя не любит. – Юна бросила взгляд на стол, где всё ещё стояла рамочка с фотографией Даниэлы. – Если бы любила – жила бы здесь. Прощай.

Она повернулась к двери, но вдруг метнулась назад, поцеловала и исчезла за дверью, так что он ничего не успел сказать. На губах таял жасминный отпечаток поцелуя.

Лишь позже пришла мысль, что он не спросил, как обстоят дела с коленом девушки, исцелил он его или нет. Хотя, судя по её стремительности, колено её больше не беспокоило.

Через полчаса на лестничной площадке зазвучали голоса.

Он открыл дверь.

Соседи стояли с сумками в руках, все трое: Варсонофий, Нина Александровна и Юна. Оглянулись на него.

– Я помогу, – пробормотал он.

– Не надо, мы справимся, – отказался модератор псковского отделения «Триэн». – Взяли только самое лёгкое, через месяц приеду, заберу остальное. Будь здоров.

– Как нога? – Роман перевёл взгляд на Юну.

– Спасибо, хорошо, – ответила за неё мать. – Танцует по утрам. Говорит, снова спортом начнёт заниматься.

Роман окунулся в глаза девушки и словно умылся родниковой водой. Хотя последним ощущением была печаль. Юна не хотела уезжать, а главное – любила его, и ничего с этим поделать было нельзя.

– До свиданья.

Семья Солнышкиных потянулась к выходу из подъезда.

Роман закрыл дверь, прижался к ней спиной, внезапно почувствовав пустоту в груди. Это была потеря, он снова оставался один, и никакие мысленные уговоры «заниматься своими делами» не спасали. Терять никого не хотелось, тем более что он привязался и к Варсонофию, и к Юне. И хотя он знал её всего ничего и никогда не позволял себе думать о ней как о «естественной компенсации одиночества», отъезд девушки ощутимо ударил по сердцу, заставил тосковать и страдать.

Что-то опустилось сверху на голову как легчайший парашютик одуванчика.

Он прислушался к себе, ощущая тревогу, и метнулся к шкафу, где висели костюмы, брюки и рубашки. Быстро натянул шорты, футболку, стрелой вылетел за дверь.

Семья Солнышкиных стояла перед тремя парнями, перегородившими дорогу к машине; Варсонофий водил «Ладу Приору».

Роман сразу узнал ту самую компанию, которая когда-то пыталась остановить и его. Двое здоровяков с наколками были в тех же безрукавках, парень с гитарой (на этот раз гитары у него не было) держал в руке бейсбольную биту. Не стоило сомневаться, что троица поджидала отъезжающих специально.

Долетели последние слова, сказанные парнем с битой:

– Тебя предупреждали? Предупреждали. Ты не внял? Ни в одном глазу. Ну а теперь плати.

– За что?

– Цел останешься, – заржал здоровяк по имени Санчо. – И баб твоих не тронем.

– Эй, мужики, – окликнул их Роман, подходя и вспоминая рекомендации «интуитивки» и «альфа-форсажки». – Вы не обознались? Санчо, а ты что здесь делаешь?

Тяжелолицый мордоворот с волосатыми руками набычился.

– Какого хрена? Я тебя не знаю! Вали отсюда!

Роман вышел вперёд, формируя стратегию и тактику неизбежного поединка.

– А мирно не договоримся? Эти люди – мои друзья.

– Пошёл на…, козёл!

Роман качнул головой, начиная пси-атаку, посмотрел на парня с битой.

– Ты тут самый умный (обеспечить резкий выброс норадреналина, пусть голова заболит), задание от кого-то получаешь (парень переменился в лице, глаза расширились, рука задрожала), неужели не понимаешь, что придётся потом в милиции показания давать? Сколько могут впаять за хулиганство?

Двое в безрукавках оторопело перевели взгляды на своего вожака.

– Милиция, – хохотнул второй мордоворот, с веснушчатым лицом. – Слышь, Муся? Удостоверение покаж.

– Так ты сам из милиции? – напористо продолжал Роман, чтобы не упустить инициативу. – Вот так номер! Вылетишь из рядов как пробка из бутылки! (Добавить страху, пусть поджилки трясутся.) В чём дело? Кто тебе приказал бросаться на мирных людей? (Всё-таки прошлый раз они встречали не его, а Варсонофия, это понятно.) Ну?!

Глаза парня с битой на миг остекленели, лицо покрылось каплями пота. Было видно, что внутри него идёт какая-то непонятная борьба. Однако в сознании что-то сработало, будто проскочила искра включения, и глаза почернели, наполняясь тёмной угрозой. Что случилось, Роман сообразил уже после инцидента: сработала внушённая кем-то п р о г р а м м а! Парень был кодирантом!

– Бей их, пацаны!

Он взмахнул битой, и Роман вынужден был перейти в иной уровень противостояния, где требовалось не только умение чувствовать эмоции и желания противника, но и упреждать действия на физическом плане.

Тренировки с Вохой не прошли даром. «Интуитивка» включилась сама собой, хотя и с небольшим запозданием (всё-таки он надеялся справиться с отморозками на уровне ФАГа).

Тычок пальцами в горло, удар ребром ладони по бицепсу, выхват биты из ослабевшей руки, удар битой по лбу бросившегося вперёд Санчо.

И тишина после падения обоих на асфальт.

Третий безрукавочный верзила успел сделать только один шаг, а бита уже была направлена ему в нос.

– Не советую, – покачал головой Роман, ощутив поднявшийся внутри гнев. Сейчас он мог бы запросто закрыть сознание парня, сделать в памяти провал, заставить смеяться и плакать, но не стал этого делать. – Убирайся!

Мордоворот вздрогнул, мелко-мелко перебрал ногами на месте, так что ожившая Юна прыснула.

– Помоги им! – приказал Роман гулко. – Живо отсюда!

Оглушённые парни с трудом поднялись на ноги, мотая головами, и приятель повёл их со двора, поддерживая под руки.

Редкие прохожие во дворе с любопытством посмотрели на получивших отпор бандитов, на Романа.

Юна бросилась к нему, схватила за локоть.

– Спасибо!

Варсонофий, прищурясь, окинул его изучающе-ироническим взглядом.

– Не знал, что ты такой мастер рукопашки.

Я тоже не знал, признался сам себе Роман.

– Прошу прощения.

– Благодарим, конечно, однако лучше бы ты не вмешивался. Они тебе впоследствии проходу не дадут.

– Ничего, переживу. Тот, с битой, был кодир…

– Я понял, – перебил его Варсонофий. – Мы поехали, и ты подумай о переезде. Геннадий разве не учил тебя «щучьему повелеванию»?

– Чему?

– ФАГу.

– Учил.

– Вот и надо было тихонько либо совсем никак. Теперь-то уж что говорить. Пока.

Роман хотел возразить, что ФАГ в отношении парня с битой не сработал именно по причине его закодированности, но модератор избегал терминологии не зря, его домочадцы едва ли понимали, о чём идёт речь, и Роман промолчал.

Юна, садясь в машину, кинула на него взгляд, в котором лучилась такая отчаянная мольба – о с т а т ь с я, что он едва не махнул призывно рукой. Но стиснул зубы, сдержался, сунул руки в карманы и только проводил машину глазами.

В голове стоял туман сожаления, относящийся не к расставанию, а к его собственной оценке натуры: принимать правильные решения он не умел.

Снова пошёл мелкий дождь.

Роман вернулся домой, чувствуя себя одиноким. Он принял душ, полчаса медитировал, добрался до глубин памяти (перед глазами развернулись картины детства), но тоска не проходила (как говорил Геннадий Евгеньевич: тоска – это неясно сформулированная цель), и тогда он разозлился на себя так, что готов был немедленно позвонить Юне и сказать, что жить без неё не может. Остановила только мысль, что поспешно принятые решения никогда не бывают удачными. Если в её чувствах можно было не сомневаться, то в себе он вовсе не был так уверен.

Даниэла не сказала последнего слова. К тому же ей нужен был надёжный человек, а не комплексующий интеллигент, нуждающийся в непрерывной опеке и поддержке, каким, по сути, был Роман, несмотря на всю его внешнюю уравновешенность. Его устраивала эта жизнь, когда ни за что отвечать не приходилось, да и за ошибки с него никто ничего не спрашивал. Какая женщина это выдержит? Даниэла не выдержала. Да и Юна, скорее всего, терпеть не станет. Значит, пора самому выдёргивать себя за волосы из болота меланхолии?

Он невольно улыбнулся собственной наивности. Размышления о психической несостоятельности если и расстраивали, то не сильно. Гораздо труднее было реализовать эти размышления, добиться необходимой твёрдости духа. Потому что человек не то, что он думает, а то, что он делает.

Снова зазвонил мобильный.

Роман схватил трубку, жадно посмотрел на экранчик, видя перед собой тающее лицо Юны. Не сразу узнал абонента, подумал с досадой: он-то откуда знает новый номер? Потом вспомнил, что перед отъездом из Москвы сам дал его Волеславу.

– Привет, висв! – заговорил в трубке энергичный голос волейболиста. – Знаю, что тебя лучше не тревожить, но тут такое дело: Сёма локоть повредил, мы с «Зенитом» играли, надо бы подлечить. Что, если мы подъедем к тебе сегодня? Он ни во что не верит, но я-то знаю, что ты можешь.

Роман открыл рот, собираясь ответить отказом, и с трудом удержался от резких слов.

– Я просил тебя…

– Да помню, – с досадой бросил Волеслав. – Ему операцию предлагают делать, заменить весь сустав, типа, а это значит, с волейболом можно распрощаться. Переживает мужик. А ты мог бы посмотреть. Нет так нет, какие разговоры.

– Хорошо, приезжайте, – сказал Роман после короткой паузы. – Только встретимся не дома, а где-нибудь ещё.

– Как скажешь, – обрадовался Волеслав. – Можем в сауне. Выбирай место, мы приедем – позвоним. Я Псков плохо знаю, но сориентируемся как-нибудь. Часам к двенадцати будем у тебя.

– Звоните.

Размышляя над напористостью приятеля, Роман приготовил кофе, уселся перед компьютером, и в этот момент словно лёгкое кисейное облачко закрыло на мгновение солнце.

Таким было первое впечатление. На улице шёл дождь, и солнца вообще нельзя было увидеть сквозь тучи. Просто психика у с л ы ш а л а прикосновение ментального «пальца».

«Алтын?»

«Узнал, висв. К тебе можно?»

«Ты где?»

«В Пскове, получил задание побеседовать с тобой».

«От кого?»

Бывший разведчик предпочёл отмолчаться.

«Так я зайду?»

«Что за вопрос? Я живу на улице Некрасова…»

«Знаю».

Ментальный «палец» перестал щекотать шишковидную железу.

Роман бросился на кухню, поставил чайник, достал сухарики, банку чёрносмородинового варенья, сыр, хлеб.

Ылтыын Юря, прозванный Алтыном ещё бывшими коллегами, заявился аккуратно к столу, когда чай уже настаивался в заварном чайнике. В руке у него был красный полиэтиленовый пакет.

Эскимос был неузнаваем.

Во-первых, он изменил причёску – отрастил длинные волосы и отпустил усики.

Во-вторых, перестал носить скромную «джинсу», и в настоящий момент на нём красовался молодёжный «хайфай»: блестящие серебристые брюки, рубашка навыпуск из немнущейся ткани, украшенная бисером, золотистые летние мокасины, также украшенные бисером, чёрные очки на поллица и новейший лэптоп на запястье, заменяющий мобильный системник и компьютер. Если бы Роман встретил Ылтыына на улицах города, он бы его не узнал.

Они обнялись.

– Ты меня поразил! – признался Роман.

– Знаю, что ты получил «ожог», – сказал бывший майор внешней разведки. – С кем схватился?

– Не знаю, – развёл руками Роман. – Кто-то приглядывал за американской подлодкой, контролировал исполнение коварного замысла, и я напоролся на него как корабль на подводную скалу.

– Почему не позвал меня?

– Не успел. Чай будешь?

– Буду. – Ылтыын оглядел жилище приятеля, спохватился. – Я же торт принёс.

Он вернулся за красным пакетом, достал красивую прозрачную пирамидку.

– Подарочный, с орехами.

– Сладкое в таких количествах вредно.

– Что тут есть? Килограмм всего, не тонна же.

– Ты изменился.

– В каком смысле? Торты начал есть? Я и раньше от них не отказывался.

– Нет, внешне, похож на…

– Отморозка.

Роман улыбнулся.

– Так одеваются совершенно безбашенные торговцы наркотой.

Ылтыын смешно сморщился, что у него означало улыбку.

– Зато никто не рискнёт пристать. – Он стал серьёзным. – Кстати, и тебе советую изменить внешность. Тебя видели безволосым, купи парик, смени костюмы.

– Я не пиарщик модных приговоров.

– Это не только мой совет, это пожелание Харитоныча. Стань другим, не таким заметным. Хочешь того или не хочешь, но ты вышел на тропу войны с нелюдями, а это сродни разведоперации: тебя не должны узнавать ни внешне, ни изнутри, ни свои, ни чужие. В связи с чем Харитоныч очень недоволен твоим сегодняшним подвигом.

Роман перестал помешивать ложечкой чай.

– Откуда он знает? Варсонофий доложил?

– Не Варсонофий, но Харитоныч знает.

Роман опустил голову, сосредоточился на чашке с чаем.

Ылтыын тоже стал пить, очень мелкими глотками.

– Я не мог иначе, – наконец сказал Роман.

– Не знаю, может, и не мог. Как говаривал мой наставник по психологической подготовке: не мог, не мог, да и вовсе занемог. Расскажи, как это было.

Роман допил чай с сухариком, сформулировал ответ.

– Значит, на твой раппорт он не отреагировал?

– ФАГ не сработал.

Ылтыын покачал головой.

– Что-то здесь не так. Что, если таких кодирантов готовят специально? Для нейтрализации альфа-гипноза? Ты послал мыслеволевой приказ, и у него тут же включилась программа перехода на исполнение внушённой команды. На мой взгляд, это очень важная информация. Если кодирантов начнут программировать не на аудиовключение, а на мысленное, бороться с ними будет гораздо сложнее. Харитоныч сказал, что уже подготовлена парадигма глобальной чипизации детей – якобы для улучшения качества контроля успеваемости. Отсюда один шаг до глобального контроля над человечеством. Хотя «пастухи» могут пойти и другим путём.

– Каким?

– Теперь практически каждый носит мобильный телефон, айфон, айком или фрилайн, а это уже реализованное средство контроля. Ты вроде бы просто разговариваешь с кем-то, а твой лэптоп читает твои мысли или внушает тебе какую-нибудь пакость.

Роман покосился на коммуникатор гостя, красующийся у него на запястье.

Ылтыын понимающе усмехнулся.

– Чем проще аппаратура связи, тем лучше. Японский учёный Масару Эмото помещал воду под электромагнитное излучение от мобильного телефона, и в результате поликристаллы облучённой воды разрушались, меняли структуру. А ведь мы на девяносто процентов состоим из воды.

Роман потянул себя за мочку уха.

– Ты хочешь сказать…

– Не я, но над человечеством проводится эксперимент с целью довести его до нужной степени внушаемости и подчинения. Прости, это к слову. Действительно, без мобил уже невозможно жить, они превратились в совершенно незаменимые атрибуты нашего существования, как и компьютеры. Превратить их в средство контроля легко, а доверить контроль можно и тем же компьютерам, тем более что их возможности день ото дня растут. Продолжением компьютерных технологий будет нечто новое, чему сейчас нет названия, и даже фантасты не в состоянии это представить. Мы же обязаны предусматривать шаги тех, кто стоит за всеми этими процессами.

– Поводыри.

– Может, и за спинами Поводырей кто-то прячется. Приеду в Москву, доложу Харитонычу о твоей стычке с кодирантом. Его послали к Варсонофию, это очевидно, а появился ты. Как бы ни пришлось менять место проживания.

– Я не боюсь.

– Дело не в твоём бесстрашии. На тебя большая надежда. Харитоныч хочет подключить тебя к операции «Кочевник».

Роман непонимающе глянул на гостя.

– Что имеется в виду?

– Мы вышли на российского Поводыря, получившего прозвище Кочевник. Он – министр образования. Пора его нейтрализовать, уж больно много вреда он приносит России.

Роман аккуратно допил чай.

– Интересная задача. С министрами я ещё не сталкивался. И что мне предстоит делать?

Ылтыын достал прозрачный квадратик с микродиском внутри.

– Изучай, думай. Это вся информация на Кочевника. Кто он, откуда, почему чувствует себя так вольготно в нынешней системе власти, кто его друзья, приятели, исполнители, агенты. Данные о прослушивании и наблюдении. Когда придёт время, тебя вызовут в столицу. Может, я сам приеду за тобой, если не встанет вопрос о передислокации.

– Ты же не включён в…

– Куда?

– В опергруппу «Триэн».

– Был. Ещё до службы во внешней разведке. Тебе знать это было необязательно. Теперь я агент координатора по особым поручениям, прошу любить и не жаловаться.

Ылтыын поднялся из-за стола.

– Мне пора, в два часа я должен быть в Питере.

Роман проводил гостя до двери.

– Будь осторожен, – сказал Ылтыын, показав мелкие белые зубы. – Против нас воюет не просто злобная нелюдская система, но система хитрая, умная и беспощадная, не прощающая ошибок. Унюхаешь опасность – звони или вызывай через ментал, я помогу. К сожалению, в Пскове нет ни одного Ё-профи, город тебе выбирали самый спокойный, а теперь вижу, что просчитались.

– Что за Ё-профи?

– «Триэн» приходится защищаться не только в астрале-ментале, но и на физическом плане, для чего создана Ё-команда, так сказать, триэновский спецназ.

– Почему Ё?

– Помнишь фильм «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика»? Никулин сказал: чтобы никто не догадался.

– Я серьёзно.

– И я серьёзно. Ну, будь.

Ылтыын хлопнул ладонью по протянутой ладони, шмыгнул за дверь, он небольшого роста, но очень импозантный в своём новомодном «прикиде». Вряд ли кто-нибудь смог бы определить род его деятельности, вычислить как агента по спецпоручениям самой секретной системы России.

Роман занялся уборкой, потом включил компьютер и загрузил диск с информацией о Кочевнике.

Он ожидал увидеть космическое чудовище, но увидел нечто прозаическое: седого мужчину с морщинистым сухим лицом, на котором лежала печать самодовольства и самоуверенности.

По имеющимся данным, Кочевник, то есть Фурсенюк Эдмон Арбенович, родился в тысяча девятьсот сорок девятом году в Ленинграде, закончил Ленинградский государственный университет, прошёл путь от простого инженера до замдиректора по научной работе ядерного института, а затем возглавлял Центр перспективных технологий в Санкт-Петербурге. На самом деле путь этот прошёл реальный человек, умерший впоследствии во Владивостоке. Кочевник же человеком не был. Родился он вне Земли (где именно – аналитики не знали) и был направлен Ассоциацией Поводырей Галактики для контроля за одним из земных государств – за Россией.

Предполагалось также, что он представляет собой расу рептилоидов, давно устроившихся на Земле и даже освоивших человеческий генетический материал.

Роман поискал в сводке, что это такое, понял, что аналитики имели в виду гибридное скрещивание рептилоидов с землянами, породившее совсем иной тип строения тел потомков. Вот почему всё больше и больше в мире продвигалась иная «красота», носители которой, полулюди-полузмеи, в основном женщины, занимали главенствующее положение в показах мод и конкурсах типа «мисс Вселенная». Их «изяществом» и длинноногостью взахлёб восхищались средства массовой информации, вбивая в головы мужчинам, что вся привлекательность девушки – в ногах, растущих от шеи. Кто на Земле был заинтересован в подобных женщинах? Кого они призваны возбуждать? Явно не мужчин Земли.

Роман заинтересовался выводами аналитиков, начал искать примеры, но в это время позвонил Воля: «Мы приехали», – пришлось переключаться на встречу, и он решил никуда не ехать, а пригласить гостей к себе домой. Объяснил волейболисту, как добраться до улицы Некрасова.

Волейболист прибыл не один, а в компании с красивой длинноногой (невольно на ум пришло сравнение с только что прочитанным докладом) девицей и своим приятелем, игроком сборной России, которому требовалось лечение. Локоть у него был забинтован, рука висела на перевязи.

– Извините, – сказал парень смущённо. – Я не очень верю в народную медицину, но доктора советуют делать операцию, а локоть уже не чувствует боли.

– Сёма Полтавченко, – представил его Волеслав. – Зря не веришь, Роман тебя запросто на ноги поставит.

– Я и так стою.

– Ну, на руки. А это Миранда, спец по чирлидингу.

Блондинка с яркими губами церемонно протянула руку.

Роман поцеловал её пальцы.

– Вы любите волейбол?

– Я люблю волейболистов, – засмеялась Миранда, откровенно разглядывая хозяина. – А тем более – из сборной России. Хотя с этим типом, – она ткнула пальцем в Волеслава, – мы познакомились случайно.

– Случайность – всего лишь внезапно наступившая неизбежность, – важно сказал волейболист. – Как говорится – судьба. Мы скоро поженимся.

– Я согласия не давала, – лукаво возразила девушка, засмеялась, наблюдая за мимикой Воли. – Мы просто друзья.

– А свадьба?

– Всё равно останемся друзьями.

– Если на будущую жену смотреть как на друга, кто же будет рожать?

По комнате Романа рассыпались хрусталинки смеха.

Он улыбнулся. Миранда ему понравилась. Характер у неё был лёгкий, весёлый, и на шутки она реагировала хорошо.

– Все на кухню. А ты, – он повернулся к Полтавченко, – останься.

Волеслав увлёк свою подругу на кухню, начиная рассказывать историю о том, как он тоже лечился у Романа.

– Садись.

Семён сел на стул.

Роман сел рядом на второй стул, осторожно разбинтовал локоть.

Одного взгляда было достаточно, чтобы определить степень повреждения. У Сёмы был разбит выступ локтевого сустава и начался воспалительный процесс. Локоть опух, покраснел, а в месте травмы появились зеленовато-синие пятна, что говорило о непростом течении абсцесса.

Роман покачал головой.

– Надо было сразу к врачу.

– Всё плохо? – поднял глаза волейболист.

– Гематома перешла в предгангренозную стадию, это плохо.

– Значит, не поможете?

– Подними повыше. – Роман погладил вспухший сустав, легонько сжал пальцами, пробуя консистенцию тканей.

Сёма сыграл желваками, но рукой не дёрнул.

Роман включил «третий глаз», просканировал сустав, определил границы повреждений: в трёх местах кости начали подгнивать и распадаться на бахромчатые зёрна. И всё же шанс остановить процесс разрушения был.

Сердце заработало мощней, погнало волну энергии от груди к рукам. Ладони потеплели, засветились в инфракрасном диапазоне, передали импульс повреждённому локтю.

– Горячо! – удивлённо проговорил Сёма.

– Потерпи.

– Нет, я ничего, просто ощущение странное… муравьи под кожей побежали.

– Будет больно – скажешь.

Роман послал раппорт, восстанавливающий волновую матрицу руки от плеча до кончиков пальцев.

В принципе, он делал то же самое, что и с коленом Юны, только заставлял работать этот механизм в нужном месте – в локтевом суставе.

Локоть под рукой напомнил вулкан – кипением крови и фонтаном невидимой энергии.

– Жужжит!

– Пусть жужжит, это хорошо. Найди дома две медные пластинки, будешь прибинтовывать их на ночь к локтю с двух сторон, они вытянут заразу. И хорошо бы смазывать локоть два-три раза в день каким-нибудь восстанавливающим гелем, типа троксевазина или пармидина.

– Долго?

– Пока не уйдут синие пятна.

– Выйду из формы, – огорчился Сёма.

Роман улыбнулся.

– Форму набрать легче, нежели восстанавливаться после операции. Через неделю, если всё пойдёт как надо, начнёшь потихоньку сгибать локоть, потом давать фиксированную нагрузку. Через месяц начнёшь тренироваться.

Сёма перестал смотреть на локоть, в глазах его загорелась несмелая надежда.

– Значит, эта хренятина пройдёт?

– Ложась спать, мысленно прокачивай через локоть поток огня.

– Зачем?

– Это будет поддерживать заданную психоматрицу лечения.

Роман забинтовал руку волейболиста, позвал увлёкшуюся разговором пару из кухни.

– Ну, что? – появился оживлённый Волеслав. – Как ощущения?

За ним вышла Миранда. Помада на губах девушки отсутствовала, но сами они были пунцовыми и казались вспухшими.

– Кипит, – кивнул на локоть улыбающийся Полтавченко. – Прямо как гейзер на Камчатке.

Миранда окинула лицо Романа заинтересованным взглядом. Судя по всему, она не верила в экстрасенсов вообще и в способности целителя в частности. А он вдруг подумал, что получит от Олега Харитоновича ещё один нагоняй. За то, что пригласил гостей из столицы к себе домой.