ПЕРЕХВАТ ПЕРЕХВАТЧИКА
Телефонный звонок раздался в семь утра, когда премьер завтракал в постели: телятина маренго, катиго из угря, куриный бульон, черничный морс, сладкие булочки.
Вышколенная молодая жена – Михаил Сергеевич был женат третий раз – принесла радиотелефон.
– В эфире. – Краснорыжин взял трубку.
– Линия? – раздался в трубке голос министра обороны.
– Чисто, на защите.
– На завтрашнем заседании Совета безопасности я внесу предложение очистить столицу от криминальных структур с помощью армии. Поддержишь?
– Какой смысл?
– По крайней мере еще год-другой власти.
– Армии с Куполом не справиться, не ее это работа.
– А я и не собираюсь сражаться с мафией, нужен карт-бланш для любых действий и шум для общественности. Под этот шумок мы ликвидируем всех противников, и уголовных, и политических, а ликвидацию спишем на «Чистилище».
– Ельшин не согласится, у него свои методы достижения стабильности в центре.
– Конечно, не согласится, ведь он президент Купола.
– Что?!
– Можно подумать, ты не догадывался.
Михаила Сергеевича бросило в пот, он выразительно посмотрел на жену, и та неслышно исчезла из спальни.
– Ты серьезно?
– Кончай притворяться! – рассвирепел министр. – Все мы в одной упряжке, все одной веревкой повязаны. Сидишь в дерьме – не трепыхайся.
– А если «Чистилище» пришлет тебе конверт с «черной меткой», то бишь с золотым кинжальчиком?
– Это мои проблемы, я сумею за себя постоять. Меня больше волнует тот парень – одиночка-ганфайтер. Он знает всю нашу кухню, и не так-то просто его остановить, несмотря на все заявления Генриха. Ну, до завтра.
Краснорыжин отбросил радиотелефон, посидел немного в прострации, затем, кряхтя, снял с рычага трубку.
– У телефона, – ответили ему на том конце линии связи.
– Иван Кузьмич, пахнет жареным.
– А в чем дело? – спросил министр внутренних дел.
– На хвосте у нас «Чистилище», на горле Купол, а в горле «Смерш».
Трубка некоторое время молчала.
– Слишком образно говоришь, Михаил Сергеевич, – произнес наконец министр. – Мужик я простой, не понимаю. Особенно про «Смерш».
– Я только что имел удовольствие беседовать с Николаем Николаевичем, так вот он боится именно «Смерша». Ну, не всего, конечно, а того волкодава-перехватчика, о котором говорил Генрих Герхардович.
– Несерьезно.
– Но ты же знаешь Николая, он зря гнать волну не станет.
– Все равно несерьезно. МУР уже сидит на хвосте… м-да… у этого волкодава, так что захват его – дело времени.
– Как бы он не наделал крупных неприятностей до исхода… м-м… сделки, натаскан он здорово.
– Все будет нормально, Сергеевич. Сделка состоится дня через три и при любой погоде, как говорится. А тогда пусть этот перехватчик ищет улики за рубежом.
– Ты меня не успокоил.
– Ну хорошо, тебе будет легче, если я сообщу, что по следу этого смершевца идут три разные бригады трех разных ведомств? Во-первых, перехватчики из спецкоманды «Руслан», во-вторых, мои люди и, в-третьих, зомби Николая.
Краснорыжин помолчал.
– Думаешь, я заплачу от радости? Что-то эти бригады пока никак себя не проявили в борьбе с «Чистилищем».
– Так ведь не было особой нужды. «Стопкрим» все время лупил по низам и еле добрался до среднего звена, верхи ему не одолеть. И как только он замахнется на высший эшелон, мы спустим на него всех собак. В принципе, уже спустили, он нам надоел. Спи спокойно, Сергеевич, мы не дадим тебя в обиду.
В трубке запиликали скрипки – отбой скремблера, предохраняющего линию от прослушивания.
В спальне возникла жена с робкой улыбкой на холеном красивом лице.
– Что-нибудь случилось, милый?
– Иди сюда, – распалился приободрившийся премьер.
Стас умолк так же внезапно, как и закричал, и у Матвея упало сердце. Он ворвался в квартиру, ломая нежелание тела напрягаться, заставляя его работать на пределе и не чувствуя при этом ни легкости, ни уверенности. «Нештатный» режим сверхреакции, в который он включился для преодоления охраны Шерифа, перегрузил нервную систему.
Его ждали в комнате Марии Денисовны. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: эти двое – профессионалы высокого класса. От обоих веяло силой и угрозой. И хотя держались они свободно и стояли в непринужденных позах, были готовы к мгновенному ответу на любое действие соперника. При иных обстоятельствах это вряд ли остановило бы Матвея, но, во-первых, он был не в форме, а во-вторых, один из незваных гостей держал в руке «глушак», то есть суггестор «удав».
Матвей быстро оглядел комнату: Мария Денисовна и Стас лежали на полу. Гулко забилось сердце, замерло, снова заработало – тяжело, с перебоями. Матвей боком подошел к старой женщине, наклонился, взял запястье и отпустил: мертва. Шагнул к Стасу, услышал его стон и чуть было не закричал: живой! Медленно выпрямился, исподлобья оглядывая гостей, которые в свою очередь с любопытством наблюдали за ним.
Один – высокий поджарый брюнет с гривой блестящих черных волос. Туркмен, определил Матвей. Лицо у парня было не то чтобы красивое, но с правильными чертами и вылепленное по-мужски, однако черные глаза, пронзительные и блестящие, никак нельзя было назвать родниками добра. В их бездонной глубине таилось стремление к превосходству и презрение к роду человеческому.
Второй, блондин, был на голову ниже, но шире в плечах и явно опаснее: ум, хитрость, ирония, готовность убрать с дороги любого, кто станет на пути, были буквально написаны на его лице. Такие понятия, как совесть, мораль, великодушие, наконец, элементарная порядочность, были чужды этим двоим. Матвей сразу определил: киллхантеры, охотники на охотников, мастера перехвата из «элиты боя» – специального секретного подразделения в недрах ФСК, не уступающие ганфайтерам в подготовке, а может быть, и превосходящие их. Матвей слышал о киллхантерах от Ивакина, но ни разу не встречался с ними лицом к лицу.
– Чем она вам помешала? – прошептал он, кивая на Марию Денисовну.
– Слабая старушка, она бы и так долго не протянула, – небрежно отмахнулся брюнет. – А ты, ганфайтер, что-то не похож на Геракла, каким тебя описали. Жидковат малость.
– Давай, Тамерлан, – кивнул коренастый блондин. – Хватит болтать, дел у нас много.
Брюнет поднял «глушак» и тотчас же его опустил, глянув в светящиеся синие глаза Матвея.
– А ведь он не прочь поиграть, Кир. Может, доставим ему такое удовольствие напоследок?
– Как вы меня нашли? – все так же шепотом спросил Матвей, борясь с внезапной болью в затылке.
– Наглеешь, охотник? Впрочем, почему бы и не удовлетворить твое любопытство… в последний раз.
– Тамерлан! – предостерегающе сказал блондин.
– Он все равно труп, – отмахнулся брюнет. – Так вот, коллега, у нашего курбаши есть некий друг – всезнайка, придворный шаман, так сказать, который и сообщил ему твой адрес. Видеть мы его не видели, но…
– Тамерлан.
– Все, завязал. Ну что, ганфайтер, сыграем партию в поддавки? Один на один? Посмотрим, так ли уж ты хорош, как говорят.
Матвей молча прыгнул к нему, имитируя сэйкэн-чоку-цуки-ваза, то есть прямой удар передней частью кулака в стиле каратэдо. Удар наносить он не собирался, хотелось сначала прощупать противника, арсенал его блоков, приемов и скорости мышления. И черноволосый Тамерлан купился, отбросив суггестор и ответив красивой и четкой техникой кудзи-кири – «энергетической решетки».
Он был отличным бойцом, владеющим русбоем и комплексом кэмпо, и в силе почти не уступал Матвею, но ему мешало самомнение и пренебрежение противником. Поэтому уже через минуту Матвей знал, как его достать. Но не смог выполнить задуманного из-за собственной скованности и недостатка сил. К тому же в схватку вступил блондин. Видимо, они привыкли работать на пару. Он сразу обнаружил незащищенную болевую точку на спине у Матвея, и тот, чудом смягчив удар, зарычал от боли.
Отбив атаку Тамерлана, он какое-то время исполнял смертельный танец вместе с Киром, чьи стремительные выходы на дистанцию поражения заставляли холодеть и одновременно восхищали. Парень знал практически все системы рукопашного боя и двигался в ритме, недоступном лучшим мастерам спортивных видов борьбы. Владел он также и нетрадиционными комплексами приемов ниндзюцу, в том числе искусством сан-нэн-гороси – смертельного касания. В этом случае атака на противника идет не только на физическом, но и на энергетическом уровне: концентрируя внутреннюю энергию ки, боец создает летальный дисбаланс жизненной энергии противника, даже касаясь его руки или плеча, то есть не жизненно важных органов. Матвей понял это, получив шок от одного из таких касаний. Он также понял, что, если не сможет пройти «красный коридор», сосредоточиться и достичь уровня вспышечной активности, ведущей к состоянию турийи, живым отсюда ему не уйти. Он тоже владел приемами ниндзюцу: сан-нэн-гороси и дзю-нэн-гороси – «отсроченной смертью», когда удар сказывается через сутки, двое или больше, были ему известны и сикэцу – «точки смерти» на теле человека. Точный удар в такую точку, особенно «кулаком демона», приводит к мгновенной смерти. Все это Матвей знал, но на практике не применял. Однако при сложившейся ситуации табу следовало отменить.
Коренастый Кир между тем почуял угрозу еще до того, как Матвей принял решение, и уступил место напарнику, чтобы выждать и нанести удар, не рискуя получить ответный. Он и нанес его с удлинением рычага, когда сустав «выпрыгивает» из суставной сумки, достав Матвея в точке шендао – между пятым и шестым спинными позвонками, тот как раз пытался в этот момент уклониться от выпада брюнета.
Если бы не железный мышечный каркас и ментальные «доспехи», которыми окружил себя Матвей на время боя, этот удар сломал бы ему позвоночник. Он и так потряс его до полуобморочного состояния, и прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Матвей снова ощутил свое тело и стал ориентироваться в обстановке. К счастью, уверовав в победу, убийцы остановились перевести дух и сообщить жертве «решение суда». Подвела их странная человеческая черта, свойственная всем в общем-то недалеким людям: желание унизить противника, насладиться его поражением.
– Кончай его, Тамерлан, – будничным тоном сказал блондин, бросив взгляд на часы. – У нас еще куча заказов.
– Слабоват оказался, ганфайтер, – хищно раздул ноздри брюнет, кружа вокруг скорчившегося Матвея. – Я большего ожидал. Спорим, сломаю ему шею одним пальцем?
– Проспоришь. На вид он не сильно накачан, но мышцы у него стальные, я ведь бил на выдохе, с выплеском, а он даже не вырубился!
Семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль! – посчитал про себя Матвей, гигантским напряжением воли преодолевая слабость и входя в свое привычное полумистическое состояние самадхи-турийи, подкрепленное выходом сознания за пределы человеческих чувств.
На сей раз «молния» озарения ударила в него не с небес, как это казалось раньше, а словно бы изнутри, возбудив нервную систему до красного сияния. Это сияние, ореолом окружив тело, озарило все вокруг, проникло во все предметы и тела людей, вышло за стены квартиры, дома и города, ушло в космос. Но и этого мгновенного озарения хватило Матвею на то, чтобы понять, оценить, проанализировать ситуацию, приготовиться и начать действовать. Прямо с колен Матвей прыгнул навстречу блондину как раз в тот момент, когда черноволосый Тамерлан уже готов был нанести ему удар по шее ребром ладони с атакующим воплем «й-а-а!», помогающим высвободить в импульсе максимум энергии.
Киллхантер, надо отдать ему должное, успел поставить блок, хотя ни прыжка, ни удара не ожидал, и все-таки удар Соболева – сян-тюн, или «шашлык» (по терминологии русбоя), в подложечную ямку предотвратить не смог. Матвей при желании мог бы вырвать у него печень, потому что вытянутые пальцы пробили мышцы и брыжейку и проникли в тело противника, но эффектов подобного рода он не любил.
Глянув в глаза блондина, полные изумления и тьмы, Матвей упал на спину, спасаясь от брюнета, который сориентировался с поразительной быстротой, отбил три его мгновенных выпада и не сразу сообразил, почему вдруг черноволосый метнулся к дивану в углу, но уже через мгновение все понял: на диване лежал суггестор «удав», и Тамерлан ухватился за его рукоять.
Тогда и Матвей прыгнул к столу, вспомнив про бумагу, карандаши и лезвие бритвы. Видимо, когда в квартиру ворвались убийцы, Стас собирался рисовать.
Расчет был точным. В правую руку лег остро заточенный карандаш, ладонь левой сгребла безопасную бритву, и, когда черноволосый, упав на диван, перекатился на бок, подняв оружие, Матвей вонзил ему в левый глаз карандаш.
Матвей не остановился на этом, зная возможности и тренинг киллхантеров, и метнул в противника последнее свое оружие – лезвие бритвы, причем особым приемом – «щелчком плетью». Тамерлан взвыл от боли после укола карандашом, но «глушак» не выпустил, только отпрянул и прицелился, свободной рукой выдернув карандаш из глаза, однако курок спустить не успел – лезвие бритвы вошло ему глубоко в горло.
Только сейчас Матвей позволил себе отключиться, поддавшись нахлынувшей слабости и безразличию.
Очнулся он от холодного прикосновения к лицу. Над ним стоял на коленях плачущий Стас и лил воду из кружки.
Через час они вдвоем сидели в машине Матвея где-то в районе Щелкова. Как они там оказались, в памяти не сохранилось. Стас уже не плакал, только всхлипывал да изредка глубоко и тоскливо, совсем не по-детски, вздыхал, поглядывая на своего взрослого друга.
Матвей погладил его по волосам, включил мотор, хотя сам не знал, куда ехать.
– Бабуля… умерла? – дрогнувшим голосом спросил Стас.
Матвей кивнул.
Губы у мальчишки задрожали, на глаза навернулись слезы, но плакать он не стал.
– А где мы теперь будем жить?
– У тебя нет родственников? Друзей?
– Не-а… только в деревне. Друзья есть, но у них родители… кому нужен лишний рот?
Рассуждал Стас, как большой, и Матвей вынужден был с ним согласиться. Он уже прикинул, где можно оставить ребенка хотя бы на время, но не был уверен, что вариант этот идеальный. Так уж получалось, что всех его друзей и просто добрых знакомых после встреч с ним преследовали беды, горе и смерть. Снова рисковать не хотелось, но выбора не было.
Впрочем…
Матвея вдруг посетила интересная идея. Некоторое время он взвешивал все «за» и «против» и наконец кивнул сам себе: можно рискнуть. Первый вариант – это на крайний случай – оставить Стаса у девушки, с которой он расстался три с лишним года назад. Адреса ее он забыть не успел.
– Поехали. – Машина выкатилась со стоянки возле автовокзала и влилась в поток автомашин по Варшавскому шоссе.
– Куда?
– Поживешь пару дней у одного моего знакомого, а потом увезу тебя в деревню.
Стас кивнул, сгорбился на заднем сиденье, как старичок, и Матвей почувствовал к нему слепящую нежность и желание защитить от всех напастей и бед. Клясться не стал – знал и так, что сделает все. Если только останется в живых.
Из ближайшего кафе он позвонил по известному ему номеру и договорился встретиться с абонентом через полчаса у аптеки на Маросейке.
Зинченко подъехал на служебной «Волге» минута в минуту. Вышел из машины, огляделся и сел в «шестерку» Матвея, доставшуюся тому от Ильи.
– Рад видеть в здравии, – сказал заместитель начальника ГУБО, не без удивления оглянувшись на забившегося в угол мальчишку. – Вы уже знаете, что Михаил Юрьевич…
– Знаю.
– А кто, знаете?
– Нет, но постараюсь выяснить.
– Это нашли рядом с телом. – Зинченко протянул Матвею тускло блеснувший перстень в форме лошадиного черепа.
Матвей некоторое время рассматривал перстень, поднял ставшие почти прозрачными холодные как лед глаза на руководителя ГУБО.
– Это опознавательный знак «Щита».
– Который официально подчинен службе безопасности и охраны президента, а на самом деле – ФСК. Точнее, Управление «Т».
– То есть непосредственно Ельшину.
– Вы быстро ориентируетесь. По всем данным, генерал Ельшин Генрих Герхардович…
– Президент Купола по кличке Георгий Георгиевич.
– Да, – тихо произнес Зинченко с горькой ноткой в голосе. – Но мы, я имею в виду наше управление, никогда не сможем его достать. Медведь попробовал и…
Помолчали.
– Я достану, – сказал Матвей, глядя на поток пешеходов. Глаза его были полузакрыты. В этот момент он проверял свои ощущения: за ними кто-то наблюдал, аморфный, темный, угрюмый и опасный, как болотная трясина.
– Вас «пасут», – сказал он наконец.
– Я проверялся не один раз. Может быть, не меня, а вас?
– Я бы учуял. Следят за вами. А я хотел доверить вам этого мальца.
Зинченко глянул на безучастного ко всему Стаса, и Матвей коротко рассказал ему, что с парнем произошло.
– Придется отказаться от этого варианта, извините.
– Понимаю. Что ж, удачи, ганфайтер. Может, не свидимся больше. Во всяком случае, в этой жизни. Наступают тяжелые времена. Для «Чистилища» тоже. Не исключено, что его комиссары, если захотят выжить, сольются с Куполом. Когда это произойдет, вспомните мои слова.
– Если такое случится, руководители «Чистилища»… уйдут в отставку. Обещаю.
Зинченко улыбнулся:
– Мне бы вашу уверенность. Звоните, если понадоблюсь, номер этот известен только мне и вам.
Замначальника Главного управления по борьбе с организованной преступностью пересел в свою машину, и «Волга» умчалась. Следом отъехала бежевая вазовская «девятка» с четырьмя пассажирами; Матвей сумел разглядеть их даже сквозь зеркально затемненные стекла. И пожелал Зинченко уцелеть.
Вторую машину, точную копию бежевой «девятки», он заметил через минуту, свернув по Варварке направо, к Солянке. Заехал в первый попавшийся двор и, приказав Стасу ждать, выбежал на улицу, чтобы рассмотреть преследователей.
Их было всего двое, водитель и пассажир. Остановив машину возле двора, они посовещались, и пассажир, внушительного вида мужик в брюках с аккуратно заложенной складкой и зеленоватой рубашке «кабретто», шагнул в арку. Матвей встретил его ударом в подбородок, выйдя из-за угла, и вплотную подошел к «девятке». Водитель не сразу сообразил, каким образом оказался в машине незнакомый парень с ледяными глазами, а когда понял, было уже поздно. Очнулся он спустя несколько секунд, обезоруженный и привязанный ремнем за руки к рулю таким образом, что высвободиться самостоятельно не мог.
– За кем идете? – тихо спросил Матвей, пряча в карман найденную на сиденье рацию.
Водитель дернулся было, но понял тщетность попыток освободиться, нервно облизнул губы.
– Кто ты такой, чтобы спрашивать?
– Если я начну повторять вопросы, останешься глухим на всю жизнь.
Шофер снова заерзал на сиденье, выругался:
– Вот скотина!..
Матвей щелкнул его по уху, и водитель заорал от боли.
– Хорошо, хорошо, я скажу! Приказано следить за начальником ГУБО…
– За кем?
– Вы с ним только что разговаривали. Зинченко.
– Он же был замом.
– Назначен исполняющим обязанности.
– Кто приказал следить?
Водитель дернулся изо всех сил, надеясь разорвать ремень, получил второй щелчок по уху и сдался:
– Майор…
– Смелее. Фамилия?
– Ибрагимов.
– А-а, Хасанчик, старый знакомый, жив еще. Где его можно найти?
– На базе.
– То есть на Лубянке. Где еще?
– Дома, в Зеленограде, еще он любит отдыхать в найт-клабах, особенно в «Лотосе».
– Спасибо, ты не так глуп, как выглядишь, и очень любезен. За это я оставлю тебя в живых. Но если расскажешь майору о нашей встрече, я тебя найду. – Матвей вытащил из кармана водителя удостоверение офицера ФСК, прочитал вслух: – Столбухин Виктор Иванович, лейтенант. Значит, договорились?
Матвей вернулся во двор, мельком глянув на второго сотрудника Федеральной контрразведки, распростертого на асфальте, вокруг которого уже собралась толпа, и выехал на улицу.
Он звонил в дверь с некоторым душевным трепетом, хотя все, что было связано с именем Марии, ушло. Правда, ушло из сердца, но не из памяти. Потому что, когда она открыла дверь, по обыкновению в почти прозрачном коротком халатике, показалось, будто и не было трех с лишним лет разлуки.
– Ты?! – округлила глаза девушка.
– Тень отца Гамлета, – неудачно пошутил он, невольно залюбовавшись лицом и фигурой Марии. Лицо девушки он всегда сравнивал с лицом королевы Медичи, столько в нем было величавой гордости, холодной надменности, целеустремленности, решительности и властолюбия. Собственно, и расстались они по причине этого самого властолюбия: Мария хотела, чтобы он подчинялся ей беспрекословно, всегда и во всем.
– Извини, королева, что потревожил, но у меня нет выхода. Этого мальчугана, – Матвей подтолкнул Стаса вперед, – надо приютить на некоторое время.
Мария прикусила губку, глянула на мальчишку, и тот ответил ей взглядом исподлобья.
– Проходите.
– Нет, я спешу. Он тебе все расскажет. Через два-три дня я его заберу. Если нужны деньги…
– Не нужны. Заходи, чаю хотя бы попей или кофе.
Матвей заколебался было, но, пересилив желание, отступил на шаг.
– В другой раз, королева. До встречи. Стас, не скучай.
– Береги себя, – проговорил мальчишка серьезно, без улыбки. – Ни пуха…
– К черту! – Матвей легонько шлепнул рукой по его подставленной ладошке и, не обращая внимания на изумление и любопытство в глазах девушки, поспешил к выходу из подъезда.
Ощущение знакомого темного взгляда в спину появилось, когда он садился в машину, хотя явных признаков наблюдения не заметил. Это мог быть только «монарх тьмы» или как там его, враг Тараса и всех людей Внутреннего Круга, снявший трубку, когда Матвей звонил Горшину домой. Вряд ли он видел Матвея визуально, скорее всего, пытался лоцировать внутренним зрением, в пси-диапазоне, и Матвей в ответ «ощетинился», как бы отталкивая от себя этот псевдовзгляд, окружил себя «ментальными доспехами».
Ощущение взгляда исчезло с легким дуновением холодного ветра, оставив почти неощутимый всплеск чужого недоумения.