ХОРОШЕЕ НАЧАЛО

Илья высадил их у китайского ресторанчика под названием «Династия» и уехал, пообещав вернуться ровно через час.

Антон посмотрел на Валерию, встретил ее изучающий и в то же время загадочный, вопрошающий взгляд, и ему вдруг стало весело и спокойно, будто он знал эту женщину очень давно и только с лучшей стороны.

– В ресторан пойдем?

– Мы могли бы и дома посидеть с таким же успехом. Не хочу. Давай лучше погуляем. – Валерия улыбнулась, угадав его настроение. – Тут у моста есть спуск на набережную и остановка речного трамвая, можем прокатиться по реке, если пожелаешь.

– Конечно, пожелаю.

– Тогда вперед. – Валерия подставила локоть, и они медленно побрели по тротуару к метро «Парк культуры», чтобы пересечь Комсомольский проспект и у Крымского моста спуститься на набережную Москвы-реки.

– Расскажи, как ты попал в тюрьму. Или тебе неприятно об этом вспоминать?

И Антон вспомнил.

В России существует всего четыре места, где за колючей проволокой в робе арестанта мотают срок бывшие милиционеры, судьи, прокуроры и сотрудники спецслужб. Громов отбывал наказание за несовершенное им преступление в Шантарской колонии особого режима под Нефтеюганском. Вчерашние стражи порядка сидели здесь за тяжкие и особо тяжкие преступления.

Никаких специальных удобств и пайков для бывших правоохранителей и «двойных» специалистов, как называли тех, кто одновременно работал на государство и на мафию, на бандитов, не было. Никаких дополнительных вольностей. Никаких разрешений на встречи с родственниками. Тысяча триста зеков занимали здесь пространство, рассчитанное всего на восемьсот человек. Одним из них стал бывший инструктор спецназа Антон Громов тридцати пяти лет от роду.

Самый многочисленный отряд осужденных в Шантарской колонии представлен был гаишниками, или, как их теперь принято было называть, губдовцами. Вслед за ними шли разночинные сотрудники милиции и РОВД, сидевшие за превышение служебных полномочий. Попадали в эту зону и разведчики, осужденные по статье 276 – за шпионаж, и спецназовцы, и чекисты. Их было меньше всего, но от этого Антону не становилось легче. Он знал, что сидит ни за что.

Жесткой иерархии в зоне не было. Уважения добивались только те, у кого срок был больше. Но пахан существовал – бывший майор спецназа, воевавший еще в Афганистане, а потом организовавший банду, грабившую автомашины на дорогах. Взяли его в Туле и дали срок – двадцать лет за два убийства, изнасилование и грабежи. Мужик он был действительно крутой и очень сильный, мог пальцем вдавить гвоздь в деревянный стол, а потом пальцами же его вытащить, и его боялись не только заключенные, но и охранники зоны. Однако прославился он не гигантской силой, а тем, что установил железный порядок в зоне, который неукоснительно должны были соблюдать все зеки, старые и новые. Тех же, кто пытался бороться, превращали в «петухов» шестерки майора, получившего кликуху Мамонт. Он и в самом деле смахивал на древнего родственника слона – такой же могучий, грубый, дубовокожий, с густо заросшими волосами спиной и грудью.

На Антона в первый же день его появления была предпринята атака с целью «объяснить» новичку его место в бараке. Трое бывших спецназовцев из Ставропольского, Ростовского и Томского ОМОНа попытались «опустить» новичка сразу же после отбоя. Двое из них получили переломы рук и челюсти, а третий очнулся только наутро в лазарете, так и не поняв, что произошло. Антона за это посадили в ШИЗО, потом перевели в «строгач», где его снова попытались «обжать», но и там он дал отпор и воевал еще два десятка раз, пока пахан самолично не пришел к нему в барак и не предложил работать в его команде. Антон отказался. Тогда бывший майор предложил ему посоревноваться в метании ножей, сам он считал себя непревзойденным мастером метания, и когда Антон с расстояния в полста метров расщепил черенок швабры, а также отбил рукой пущенный ему в спину специально заточенный напильник, принадлежащий одному из прихлебателей пахана, – расчет строился на том, что во время соревнования должен был произойти «несчастный случай», – Мамонт пожал Антону руку и во всеуслышание объявил, что отныне Гром находится под его покровительством.

Правда, покушались на жизнь Громова еще дважды, но все же беспредела уже не было. Вышел он почти в тот же день, когда Мамонт сбежал из Шантарской колонии. Как выяснилось, бывший майор выехал из зоны на пустых лотках хлебовозки: помог начальник караула, которого потом убили, чтобы следствие по этому делу зашло в тупик.

Всего этого Антон рассказывать Валерии не мог, да и не хотел, поэтому отделался шуткой:

– Когда легковерен и молод я был,

Младую гречанку я страстно любил.

Валерия его поняла, она помнила это стихотворение Пушкина, заканчивающееся смертью гречанки и ее любовника. Теснее прижала руку Антона локтем, погладила по пальцам.

– Извини за дурацкое любопытство, больше не буду спрашивать. Илья говорил, что ты был мастером рукопашного боя…

– Почему был?

– Я неправильно выразилась. Наверное, с детства занимаешься воинскими искусствами?

– С девяти лет. Я тогда гостил у бабушки в деревне под Ярославлем и к нам приехал мой дядя по материнской линии, который тогда работал в китайском посольстве. Вот с него все и началось. – Антон невольно улыбнулся, вспомнив забавный эпизод в деревне.

Валерия заметила его улыбку.

– Расскажи.

– Странно, что именно это врезалось в память… Мы с дядей по утрам занимались на траве возле дома, а у бабушки кот был, Васькой звали, такой огромный, матерый, черно-белый, ну вылитый котяра из мультфильма «Котенок по имени Гав». Мы возимся, а он обычно сидит у забора и внимательно за нами наблюдает.

– Как тренер? – улыбнулась Валерия.

– Точно, как наставник. У соседей бабушки собака была, дворняга по кличке Керим, уж и не помню, за что ее так прозвали. И вот этот Керим с лаем мчится на кота, вроде как собираясь дать ему трепку. Ну, думаю, сейчас тот прыгнет на забор и инцидент будет исчерпан. Не тут-то было! Кот даже ухом не повел! Лениво так повернул голову к дворняге, и мы не поверили глазам: Керим понял, что попал в переплет, перестал лаять и метров за десять до кота начал тормозить. Остановился в двух шагах от кота, который так и не сдвинулся с места, завилял хвостом, как бы говоря: извини, друг, я пошутил, – и побежал в другую сторону. Кот проводил Керима светящимся взглядом и снова стал смотреть на нас. Ох и смеялись же мы!

– Да, – рассмеялась и Валерия, – представляю. Железное самообладание было у вашего Васьки.

– Кот был умнейший, все огни и воды прошел, его самого можно было вместо сторожевой собаки держать. До сих пор помню его снисходительно-предупреждающий взгляд.

– А правда, что за вами с Ильей кто-то наблюдал? – перевела вдруг разговор Валерия.

Антон невольно оглянулся. Показалось, будто спину мазнул знакомый липкий взгляд. Хорошее настроение дало трещину.

– Правда. Я никогда особенно не интересовался оккультными науками и мистикой, если не считать старинные философские трактаты, но готов поверить во что угодно. Своими глазами видел, как из спины читающего в метро газету мужика на меня смотрел странный, полупрозрачный, как кисея, человек.

Валерия с любопытством посмотрела на профиль Антона. Тот усмехнулся в ответ.

– Психическими отклонениями не страдал и в роду шизиков не имел. Да и в колонии ничего такого не происходило, от чего бы могла поехать крыша.

– Нет, я верю. Просто у тебя, очевидно, задатки видящего суть вещей, экстрасенса. Ты видишь энергоинформационных двойников тех людей, которые обращают на тебя пристальное внимание. К сожалению, я в меньшей степени чувствительный человек, но в своей работе постоянно сталкиваюсь с теми, кто видит мир глубже, ярче, правильнее, таким, каков он есть на самом деле. Илья прав. Проблема, которую ему подкинули с поиском камня, гораздо более серьезна, чем кажется на первый взгляд, но… тем интереснее с ней работать. Или ты иного мнения?

Они остановились под мостом у спуска на набережную.

– Я того же мнения, – пробормотал Антон, чувствуя легкое головокружение от близости женщины, которая становилась все понятнее и желаннее, но вместе с тем недоступнее и дальше.

Валерия повернулась к нему, глядя испытующе и строго, положила руку на плечо, но тут же быстро отвернулась и сказала, глядя вниз с преувеличенной озабоченностью:

– Ой, кажется, катер уже отходит, не успеем…

Но они успели, сбежав по лестнице вниз и махая руками рулевому трамвая, выглядывающему из рубки. Однако лучше бы они этого не делали.

На набережной, возле каменной лестницы к молу вдруг остановилась шикарная иномарка – черный «Мерседес» с темными стеклами и такая же черная отечественная «Волга». Из той и другой машины выскочили широкоплечие парни в черных костюмах с короткой стрижкой, похожие друг на друга как кегли, вывели босса – одутловатого, с рыжеватой порослью на лице, долженствующей означать бороду и усы, но больше придающей лицу неряшливый небритый вид, мужчину в костюме редкого канареечного цвета. Трое здоровяков сбежали вниз, к пристани, один из них подошел к капитану катера, второй взобрался на его борт и повелительным тоном бросил пассажирам:

– Выходите! Трамвай дальше не идет. Подождете следующего.

Антон готов был сойти, не вникая в суть происходящего, но внезапно взбунтовалась Валерия.

– Это еще почему? – вызывающим тоном сказала она. – В чем дело?

Молодец в черном посмотрел на нее, как сквозь стену.

– Повторить? Проваливайте и побыстрей, шеф ждать не любит.

– Пойдем, – тихо сказал Антон, сдерживаясь. – Какой-то пахан решил покататься по реке, ну и черт с ним.

Охранник неведомого шефа подошел к ним ближе, оглядел Антона, процедил сквозь зубы с кривой ухмылкой:

– Земеля, забирай свою телку и сваливай, и скажи спасибо, что я сегодня добрый. А ты, красавица, быстренько ножками топ-топ отсюда, без лишнего базара, а то ведь упадешь ненароком, ногу сломаешь…

– Вижу, добрый ты фраер, – усмехнулся Антон, – да на беду я сегодня злой. Иди-ка искупайся.

Он сделал одно по-змеиному гибкое движение, как бы обтекая верзилу слева, сгибом локтя захватил его шею и рывком бросил через перила верхней палубы трамвая. Раздался тяжелый всплеск.

Охранники подъехавшего на «мерсе» босса оглянулись, никто из них не понял, что случилось, и лишь организатор охраны, смотревший на катер сверху через парапет набережной, успел заметить летящую в воду тушу своего подручного.

– Эй! – крикнул он вниз скорее с недоверием, чем с тревогой. – Что там у вас происходит?

– Упал кто-то, – доходчиво объяснил ему Антон, жалея, что не сдержался. – В воду.

Охранник между тем выплыл и заорал, будто его режут:

– Он меня скинул! Держите гада! Убью! Пидорюга! Вытащите меня!.. Задержите того длинного!..

Двое приятелей «утопленника» двинулись на верхнюю палубу, расталкивая спускавшихся на берег пассажиров, как танки, и Антон попытался предотвратить назревающий конфликт. С поднятыми на уровень плеч руками он шагнул навстречу парням, проговорил извиняющимся тоном:

– Ребята, он оскорбил даму, и я прописал ему водные процедуры. Ну, переусердствовал немного, каюсь, с кем не бывает. Мы сейчас уйдем тихо-мирно, а вы катайтесь, сколько влезет. Договорились?

– Искупайте обоих, – коротко бросил одутловатый шеф своим холопам. – Вода теплая, не утонут.

– А чьи вы будете? – продолжал тем же тоном Антон, обращая внимание на оттопыривающиеся борта пиджаков; они явно были экипированы наплечными кобурами. – Хоть знать буду, с кем судьба свела.

– С депутатом Козловым тебя судьба свела, – угрюмо бросил первый громила, приближаясь. – Знать надо таких людей. За борт сам прыгнешь или помочь?

Ответ Антона был коротким – мгновенный выпад пальцем в переносицу, толчок в плечо, и гигант шумно ухнул в воду между причалом и бортом катера. Его напарник не сразу осознал, что произошло, сунул было руку под мышку, и Антон ударил его сильнее – ладонью в ухо, отобрал пистолет и лишь после этого ударом в голову отправил за борт. Навел пистолет («глок-17», где они только умудряются доставать такие шикарные игрушки) на замерших с руками под отворотами пиджаков телохранителей «известного депутата Думы Козлового».

– Отзови своих щенков, господин депутат. Попадание одной такой маслины в брюхо не способствует пищеварению, а свидетелей тут много, которые подтвердят, что я всего лишь защищался.

– Разреши, Кеша, я его… – начал было зеленый от злости командир охраны, но депутат остановил его взмахом руки, оглядел Антона и стоявшую сзади с решительным видом Валерию, кисло улыбнулся.

– Ох и нажил ты себе неприятностей, гений дзюдо. – Голос у депутата был жиденький, тенорочком, но злой. – Ведь я тебя везде найду. – Он повернулся к своим телохранителям. – Поехали, мальчики.

Крупногабаритные «мальчики» засуетились, вытащили из воды своих собратьев, стали рассаживаться по машинам.

– Пистолет отдай, – хмуро сказал их вожак.

– Какой пистолет? – удивился Антон, роняя «глок» в воду.

– Ах ты б…! – выругался охранник. – Я ж тебя за это удавлю!

– Хозяин ждет, – качнул головой Антон, ощущая досаду, внутреннюю неуютность и опустошенность: его отпор телохранителям «крутого» депутата, действующим как откровенные бандиты, уже не казался единственно правильным вариантом поведения.

Кортеж укатил.

Пассажиры трамвая стали возвращаться на катер, капитан которого закрыл рот и дал сигнал к отправлению.

– Пойдем отсюда, – тихо, с грустью сказала Валерия, поглядывающая на спутника с убитым видом и в то же время с восхищением. – Это я во всем виновата. Не затеяли бы ссору, все было бы спокойно.

– Я виноват больше, – вздохнул Антон. – Обычно в таких случаях я сдерживаюсь, а тут нашло что-то… не переношу хамства. Да и купаться в грязной воде не очень хотелось.

– Мне тоже. Хотя с хамами я сталкиваюсь почти каждый день. На меня тоже что-то нашло, какое-то затмение. И не хочу ругаться, и не могу себе в этом отказать.

Они поднялись наверх, медленно двинулись вдоль набережной под мост, переживая неожиданный момент неловкости и единения, глядя на садившееся над Садовым кольцом солнце. Вечер был чудесный, тихий и нежаркий, и было жаль, что он так некрасиво начался. Антон украдкой посмотрел на часы, собираясь предложить спутнице посидеть где-нибудь в кафе, но оказалось, что их злоключения еще не кончились.

Дискомфорт, неуютное ощущение чужеродности он почувствовал давно, но отнес его к душевному состоянию после инцидента на катере. А когда рядом с ними с визгом затормозили два милицейских микроавтобуса и оттуда стали выскакивать плотные парни в камуфляже, с вязаными шапочками-чеченками на головах, вооруженные «калашниковыми» (десантный вариант), Антон понял, что дело принимает серьезный оборот.

Он мгновенно загородил Валерию спиной, выставил вперед руки, намереваясь мирно поговорить с представителями закона и все им объяснить, но ему не дали сказать ни слова. Первый же омоновец в маске с прорезями для глаз перепрыгнул бордюр тротуара, подскочил к нему и с криком: «Лечь, падла! Руки за голову!» – саданул прикладом автомата в живот. Второй же в этот момент рванул Громова к себе, нанося ему еще один удар в лицо, а третий попытался повалить на тротуар взвизгнувшую Валерию. И этот ее крик освободил Антона от благородных желаний разрешить конфликт мирным путем.

Ни первый, ни второй удары омоновцев цели, конечно, не достигли. Антон ослабил движением мышц живота удар прикладом, а от второго – в лицо – просто ушел и тут же нанес два ответных удара: локтем в горло первого противника и пальцами в глаза второго. После этого наступила очередь того, кто заламывал руку Валерии и валил ее на тротуар. Антон рубящим ударом ладони перебил бицепс парня, готового начать стрельбу, увидел расширенные, испуганно-ненавидящие глаза, но не пожалел: счет шел на доли секунды, а эти мастера «бычьей» атаки были настроены на жесткое и жестокое подавление сопротивления объекта любым способом, вплоть до открытия огня на поражение.

Четвертого омоновца он не увидел, зато почувствовал спиной и сделал кувырок назад через голову, уже в полете находя противника и нанося ему слепящий удар ладонью по лицу в маске. Приземлился на пальцы ног, ввинтился в поворот, как бы обходя парня слева, и зацепил его коленом левой ноги, чтобы тут же отбить кисть руки, вцепившуюся в рукоять автомата, и мощно, на выдохе, ударом в голову перебросил тело противника через бордюр набережной.

Обычно инструкторы рукопашного боя спецподразделений обучают своих подопечных использовать все приемы, которые с наибольшей эффективностью выводят противника из строя. Если в спортивных школах запрещается наносить удары в висок, в горло, по ключицам и ребрам, по почкам и легким, по ушам, в пах, в спину между лопатками и так далее, то есть запрещается поражение жизненно важных точек во избежание травм, то в центрах спецподготовки на это делается основной упор. Противник должен быть выведен из строя как можно быстрее, а что будет с ним потом, никого особенно не волнует: выживет – хорошо, не выживет – на войне как на войне.

Этих парней учили действовать именно так, а виноват ли объект в чем-то или нет, их не заботило: приказ был – обезвредить опасного бандита любым способом, – а приказы положено выполнять и лишь потом задумываться о степени вины подозреваемого человека. Но и Антон хорошо знал особенности организации подобных мероприятий, нередко заканчивающихся гибелью ни в чем не повинных людей, поэтому ответил в той манере, которая была наиболее эффектна и эффективна и на какое-то время обеспечивала ему преимущество. Сдаться же «на милость» ОМОНа в данном случае означало быть зверски избитым или покалеченным, а главное, что Валерию тоже не пощадили бы, и Антон нырнул в «пустоту» боевого транса без колебаний и сомнений.

Омоновец, выворачивавший руку Валерии и уже собиравшийся ударить ее по лицу, вдруг взмыл в воздух и перелетел через парапет набережной вслед за своим напарником. Мордоворот в камуфляже, с трудом поднявшийся после удара по горлу, нарвался на еще один жестокий удар снизу вверх в промежность, а двое верзил, подбегавших с двух сторон к Антону, попали в «петлю турникета», столкнулись друг с другом, и были последовательно добиты ударами ребром ладони по затылку, вылетая из «кучи-малы» боя с тротуара на проезжую часть. Таким образом из десяти омоновцев, десантировавшихся из машин для захвата «опасного преступника», семеро были повержены и не могли продолжить бой уже в течение первой минуты операции, оставшиеся же трое, хотя и соображали туго, все-таки поняли, что происходит нечто не предусмотренное планом, и попытались изменить ход событий. Двое из них набросились на Антона, пустив в дело ножи, а двое зашли ему в тыл, снова угрожая захватить Валерию. Вмешался в схватку и командир группы ОМОНа, сообразивший вызвать подмогу и доставший пистолет.

И в это время в бой вступил Илья Пашин, вывернувшийся из-за спин собравшихся на противоположной стороне улицы зевак.

Он на ходу вырубил шофера «Форда», выцеливающего Антона на манер американских шерифов – с двух рук, пригнувшись, затем отобрал пистолет у командира группы и отшвырнул от Валерии одного из бойцов ОМОНа, так что тот завертелся волчком и грохнулся боком на бордюр. Второй боец, ошалевший от неожиданности, направил на Пашина автомат, но на спусковой крючок нажать не успел: Валерия сняла туфлю и ударила парня в лицо, попадая каблуком прямо в прорезь маски. С воплем тот схватился за глаз, направил ствол автомата в ее сторону, и Антон, освободившийся в этот момент, ударил его по руке и одним движением перебросил через парапет в воду.

На мгновение все замерли.

Шестеро представителей закона в пятнистых комбинезонах лежали на тротуаре и на дороге возле мигающих синими проблесковыми маячками милицейских машин. Трое плавали в реке. Один полз в сторону на четвереньках, скуля от боли. Командир группы захвата тянул из-под ремня еще один пистолет. И, открыв рот, глазели на происходящее с моста и по обе стороны набережной проходившие мимо люди, среди которых Антон вдруг заметил парней в черном, прикрывающих своего босса, депутата Козлового. Правда, он тут же отступил за спины, спрятался в машине, однако его одутловатую, поросшую рыжей щетиной физиономию невозможно было спутать ни с чьей. Антон понял, что депутат исполнил-таки свою угрозу, сообщив в милицию о нападении на «особо важную персону» и обрисовал портрет Громова. Вероятно, депутат имел в ОМОНе друзей, ничем другим объяснить нападение на Антона и Валерию было невозможно.

– Стоять! – сказал Илья, направляя на побелевшего командира группы отобранный у омоновца автомат. – Еще раз повторяю: произошла ошибка. Я Илья Пашин, президент Международной ассоциации Школ выживания. Это мой сотрудник Громов. Давайте разберемся, в чем дело.

– Разбираться будем в другом месте. – Старший лейтенант ожил, воодушевленный звуками сирен: по Крымскому мосту мчалась кавалькада машин с подмогой. – Положите оружие и сдавайтесь!

Илья посмотрел на Антона, на Валерию, придерживающую рукой разорванное платье, кивнул.

– Хорошо, мы согласны. Едем в участок. Только я предварительно позвоню. – Он достал сотовый телефон, набрал номер, подождал ответа и коротко обрисовал кому-то ситуацию. Потом положил автомат на асфальт и взял под руку Валерию.

– Мы готовы.

Командир группы ОМОНа кивнул своим подчиненным, и те окружили троих драчунов, направив на них оружие, но не приближаясь ближе чем на метр. Они еще опасались Антона, способного превращаться в тихий ураган и ломать руки и челюсти. Примчавшимся на помощь товарищам побитых спецназовцев пришлось лишь наблюдать за погрузкой и отправкой пленных, и о том, что здесь произошло, они узнали позже.

Когда Илья понял, что везти их собираются в разных машинах, он оглянулся на командира группы, уже пришедшего в себя и напустившего лихой вид.

– Прошу вас, отправьте нас вместе.

И получил ответ – толчок в спину стволом автомата и ругательство.

– Топай молча, президент! Сейчас ты у нас в отделении кровью умоешься за нападение, еще не то запоешь!

Антон, которого вели под руки двое верзил в камуфляже, услышал фразу главного омоновца, оглянулся было, но получил удар в спину и едва не упал. Покорно шагнул дальше и услышал тихий вскрик Валерии:

– Не трогайте меня, я сама!

Затем послышался мат, возня, сдавленный стон, и Громов, которого уже согнули пополам, чтобы втолкнуть в кабину «Форда», снова вошел в состояние боевого транса с его внутренней «пустотой» – полным отключением от посторонних мыслей и эмоций.

На сей раз он «работал» с гораздо большей скоростью и силой, на пределе возможностей, полностью задействовав весь психофизический резерв и весь арсенал приемов пресечения боя, в том числе предельно жестких, потому что вдруг понял, что останавливаться нельзя: темная сила продолжала влиять на события, контролировала сознание омоновцев и готовила ловушку. Следовало как можно быстрее перехватить инициативу, выявить «контролера» – не господин ли Козловой? – и заставить его отступить. В противном случае ничто не гарантировало пленникам не только умного и справедливого разбирательства инцидента, но и свободы, а возможно, и жизни.

Илья вступил в схватку мгновением позже, но Антон о нем не беспокоился, ощущая его частью себя и зная, что Пашин не подведет. Уровень этого знания превышал возможности нормального человека, однако лишь много времени спустя эффект синхронной оценки ситуации и одинакового понимания плана атаки стал понятен обоим.

В данный же момент они начали обычную по их понятиям воинскую работу в реальных боевых условиях и остановить их не смогло бы, наверное, и более подготовленное подразделение спецназа.

Антон сам нырнул в кабину головой вперед, выбивая ударом кулака садящегося с другой стороны омоновца, вторым движением вывернулся из кабины, «насаживая» на прием еще одного спецназовца, отобрал у него в падении автомат и перекатился через капот машины, сшибая с ног третьего.

Парней, впихивающих в соседний «Форд» Валерию, он буквально «зарубил»: одного – ударом приклада по стриженому мясистому загривку (вояка был без шапочки-маски), другого – «клювом орла» в висок. Выдернул Валерию из машины обратно, заметив ее прикушенную губу и слезы в глазах; она была потрясена обращением стражей порядка чуть ли не до шокового состояния.

В этот момент к ним подскочил Илья – тоже с автоматом в одной руке и ножом в другой. Вдвоем они отбили атаку четверки ОМОНа, отбили жестоко, ломая кисти рук, разбивая носы и челюсти, затем Илья дал очередь в воздух (растущая толпа на прилегающих к месту событий площадках шарахнулась прочь) и, в то время как Антон захватил командира отряда, приставляя к его виску ствол автомата, заорал:

– Всем лечь! Оружие на землю! Командир группы поддержки – ко мне для переговоров!

Среди окруживших их спецназовцев прибывшего отряда произошло замешательство. Стрелять они не могли, рискуя попасть в своих товарищей, а ствол автомата Пашина смотрел на них уверенно и веско. Затем меж пятнистых фигур появилась еще одна, пониже ростом, с майорскими звездочками на плечах. Лицо командира подъехавшей на помощь группы ОМОНа было коричнево-красноватым от загара, светлые глаза смотрели настороженно и внимательно, и думать этот молодой еще мужик умел.

– Возьмите мое удостоверение, – протянул ему зеленую книжечку Илья. – Произошло недоразумение. Думаю, в ближайшем будущем кое-кто из ваших коллег заплатит за это нападение погонами и карьерой. Сейчас сюда приедет начальство, оно и разберется, кто прав, кто виноват. А пока что уберите своих людей, чтобы ни у кого не возникло желания отличиться, мы же с вашим коллегой, – Илья кивнул на бледного до синевы старшего лейтенанта, которого держал Антон, – постоим тут в сторонке, тихонько, никому не мешая.

Майор остро глянул на Пашина, оценивающе – на Громова, на Валерию, и подозвал одного из своих подчиненных:

– Дерюгин, оцепление – десять метров. Очистить проезжую часть, зевак в шею! – Майор отвернулся, достал рацию, что-то сказал и повесил обратно на ремень.

Омоновцы быстро выполнили приказание, часть из них направилась рассеивать растущую толпу, остальные окружили группу Ильи, сверля их глазами, готовые, если придется, применить оружие. Антон ослабил хватку, продолжая удерживать старлея-омоновца в заложниках, посмотрел на Илью и встретил его взгляд, красноречиво говоривший: ну и влипли мы с тобой, мастер! Ответил таким же красноречивым взглядом: мы ни в чем не виноваты!

Солнце село, стало быстро темнеть, зажглись фонари.

Валерия держалась молодцом, но было видно, что она вот-вот разрыдается. Тогда Антон передал старшего лейтенанта Илье и обнял женщину за плечи, чувствуя, как она вздрагивает от нервного озноба. Шепнул:

– Все будет в порядке, потерпи немного.

– Обидно, – прошептала Валерия, немного расслабляясь. – За что они нас так? Что мы сделали?

Антон хотел сказать, что все это похоже на засаду или, скорее, на месть господина Козлового, обиженного тем, что ему, такому известному среди депутатской братвы, не дали прокатиться на речном трамвае, поискал его глазами и ему вдруг показалось, что неподалеку мелькнула знакомая тень – призрак из метро. Антон напрягся, усилием воли подводя организм к состоянию медитативной «пустоты», и явственно увидел голову призрака и плечо, высовывающиеся из тела широкоплечего омоновца, оттеснявшего толпу зевак с проезжей части набережной на тротуар.

В то же мгновение призрак словно почувствовал, что его засекли, быстро перебежал в тело прохожего и нырнул в толпу. Еще несколько раз мелькнула его прозрачно-кисейная, как клуб тумана, голова, исчезла. И сразу же возбуждение толпы, а вместе с ней и омоновцев, чудесным образом спало, люди стали расходиться, а спецназовцы перестали стискивать потными руками автоматы и опустили стволы, будто внезапно поняли, что произошла ошибка и перед ними не бандиты, а нормальные люди.

Илья отпустил старшего лейтенанта, ошалевшего от всего пережитого, вернул ему автомат, и тот было открыл рот, чтобы отдать приказание своим подчиненным, но майор вновь прибывшего отряда опередил его, подозвав к себе. Лицо омоновца приобрело кислый вид, но все же он послушался, и ситуация разрядилась окончательно. Наваждение прошло.

Помощь прибыла через полчаса, когда уже совсем стемнело.

Сначала подъехал на белой «Волге» со спецномером Юрий Дмитриевич Гнедич, предъявил майору ОМОНа свое удостоверение, поговорил с ним и подошел к задержанным.

– Что тут у вас произошло?

– Потом объясню, – сказал Илья. – Ты им можешь приказывать? Нас отпускают?

– Приказывать им я не имею права, но могу позвонить начальству, оно что-нибудь придумает. Как вы здесь оказались? Почему подняли кипеж?

– Потом, потом. Просто поехали прогуляться по Москве. Подождем немного. Кроме тебя, я позвонил еще кое-кому, если он не приедет, свяжешься с начальством.

Гнедич покачал головой, с сомнением оглядел всех троих, отвел в сторонку жену и заговорил с ней. Антон встал рядом с Ильей, оперся спиной о парапет.

– Хорошо у нас поход начинается… хотя, похоже, это я во всем виноват.

– А я вот думаю, что это не случайно. Нам действительно начинают активно мешать, не брезгуя ничем. Ты ничего странного не углядел?

Антон помолчал и, все еще находясь под впечатлением встречи с призраком, рассказал Пашину о своих «видениях». Тот хмыкнул:

– То-то я заметил перемену в поведении этих лоботрясов, словно дышать стало легче. А ведь нам, кажется, придется вести войну не с обычными людьми, а с колдунами, с черной магией. Тебя это не пугает, мастер?

– Меня нет. – Антон подумал. – Но с нами в поход идут женщины…

– То-то и оно. – Илья вздохнул, отворачиваясь.

Гнедич перестал допрашивать жену, подошел к друзьям, с неопределенным интересом оглядел Громова.

– Я сейчас вернусь, ничего не предпринимайте самостоятельно.

– Да мы и не собирались ничего предпринимать, – усмехнулся Илья. – Все что могли, уже сделали.

Юрий Дмитриевич хмуро посмотрел на него, еще раз на Антона, отошел, но уехать не успел. Прибыла еще одна «группа поддержки» во главе с генералом Михайловым. Сергей Артурович прикатил с целой бригадой оперативников и был одет по всей форме – в генеральский мундир и брюки с лампасами, что сразу повысило его статус в глазах омоновцев. Он подошел к майору, командиру отряда, отозвал его в сторонку и несколько минут что-то говорил. Что именно он говорил, какие доводы привел, осталось неизвестным, но на майора ОМОНа это произвело впечатление. Он козырнул, отошел к своим подчиненным, отдал приказ, и через минуту отряд милиции особого назначения расселся по машинам и уехал.

Генерал, прихрамывая, подошел к смущенно улыбнувшемуся Пашину, поздоровался с Гнедичем.

– Конфликтовать с ОМОНом последнее дело, Илья Константинович. Что вы не поделили?

– ОМОН вызвал депутат Козловой, знаешь такого деятеля в Думе?

– Кто ж его не знает, достойный преемник Жириновского и Марычева, такие спектакли устраивает, что любо-дорого посмотреть. В малиновых пиджаках часто разъезжает, либо в лимонного цвета костюмах и в золотых цепях. Значит, тебе посчастливилось с ним познакомиться?

– Не мне, вот им. – Илья кивнул на Антона и бледную Валерию. – Депутату захотелось покататься на речном трамвае, а так как он мужик желания, тут же начал высаживать пассажиров.

– Дальше можешь не рассказывать, все понятно. Твой друг дал отлуп, господин Козловой зело обиделся и вызвал подкрепление. Ладно, поехали отсюда, мне надо быть в другом месте.

– Я лучше к тебе потом заскочу.

– Подбросить?

– У меня машина.

– Тогда до встречи. Не переходи дорогу больше депутатам типа Коленьки Козлового.

Михайлов пожал мужчинам руки и уехал в сопровождении трех неразговорчивых парней в штатском.

– Большой человек, – неопределенным тоном сказал Гнедич, глядя ему вслед. – Меня ОМОН не послушался. Интересно, что он им сказал, чем пригрозил? – Подполковник оглянулся. – Ну что, поехали и мы? А то народ глазеет, как на сбежавших из зоопарка шимпанзе.

– Езжайте, – отозвался Илья. – Мы на своем транспорте.

– Может, отложим поход? Перенесем отправление на день-два? Ты как, Лерочка?

– Я не хочу оставаться в Москве, – твердо заявила Валерия и пошла по тротуару к машине Гнедича, оглянулась через несколько шагов. – До свидания, Илья, Антон, утром я вас жду.

Гнедич посмотрел ей вслед, перевел взгляд на друзей, покачал головой.

– Отличное начало экспедиции получается, господа путешественники. Не нравится мне это. Ну, бывайте, до завтра.

Он догнал жену, усадил в машину и уехал.

Антон поглядел на Илью, и тот, похлопав его по плечу, сказал:

– Не бери в голову, мастер. На твоем месте я поступил бы точно так же. Нельзя допускать, чтобы хамы и бандиты садились нам на голову. Мы не рабы, как писали когда-то в школьных учебниках.

Антон с грустью согласился. Валерия уехала, и мир вокруг опустел. И еще оставались сомнения: стоило ли такой ценой доказывать, что «мы не рабы»?..