Переславль-Залесский
ВОРОБЬЕВ
Больше всего Панкрат боялся, что Лида начнет расспрашивать, где он был и что делал, потому что рассказывать ей о своей работе в Катарсисе не имел права, а врать не хотел, но жена тонко чувствовала его состояние и вопросы задавать не стала, только обняла и прижалась к нему всем телом, словно пытаясь защитить от неведомой опасности.
Они и потом, после полубессонной ночи, проведя ее как дорвавшиеся до свободы любовники, старались не касаться этой темы – работы Панкрата, хотя сквозь все заботы и разговоры Лиды, как сквозь туман, проступали ее тревога и страх. Она понимала, что муж не может сидеть без дела в нынешние сложные времена и что он наверняка связан со своими друзьями и с теми, кто стоит за их спиной.
В конце концов Панкрат не выдержал и рассказал ей часть правды: он был с Егором, Ираклием и Марией в Москве, на задании, спасал человека, и все закончилось благополучно.
– Молчи, – прошептала Лида, лежа в его объятиях. – Я вижу, что ты мучаешься, чтобы ничего мне не говорить и не обидеть, но если нельзя говорить, то и не говори, я все понимаю. Все равно ты не будешь сидеть возле меня в роли сторожа, ведь так?
– Не буду, – смущенно отозвался Панкрат. – Но и рассказывать о своих заботах не могу.
– Поэтому я и не требую «отчета о командировке».
– Мой бывший командир часто повторял одну поговорку: много будешь знать, не успеешь состариться. Она и сейчас актуальна, хотя я всегда обижался, когда он ее приводил.
– Я не обижаюсь, просто боюсь за тебя… и за себя тоже, и за детей. Но война с силами зла продолжается, и ты не можешь быть в стороне.
– Не могу. – Панкрат поцеловал жену в ухо. – Если бы ты знала, как я благодарен судьбе, что у меня есть ты! И дети. Не хочешь завести еще одного ребеночка? Девочку?
– Хочу, – улыбнулась Лида. – А прокормишь? Беременная, я много ем.
– Крутовская порода, – фыркнул Панкрат. – У тебя в роду все любят поесть. Ничего, авось прокормлю. – Он перешел на деловитый тон. – Значит, договорились? Заказываем аисту девочку?
Лида недоверчиво посмотрела на его серьезное лицо, потом потянулась к нему губами…
Уже к утру они уснули, не размыкая объятий, и приснился Панкрату сон, будто идет он не то по глухому лесу, не то по болоту, причем болоту странному, серо-черному и топкому, как асфальт: из него трудно было вытащить ноги. Вокруг стоят огромные корявые деревья, а между ними чернеют окна трясин, обойти которые можно, лишь прыгая с ветки на ветку, как белка. А потом впереди открылась черно-зеленая заводь с кочками, одна из кочек стала вылезать из топи, превратилась в совершенно голого Валентина Асламова. Директор рыбзавода протянул к своему телохранителю длинную руку, схватил за горло и бросил в черную жижу…
Панкрат подхватился, влажный от пота, разбудив Лиду.
– Что с тобой? – встревожилась она. – Сон плохой увидел?
– Нечто вроде, – глухо ответил Панкрат, лег снова, улыбнулся, чтобы успокоить жену. – Перенапрягся маленько, заказывая аисту дочку. Спи, я постараюсь увидеть сон повеселее.
– Уже семь часов, пора вставать. Дочку отвезешь?
– Непременно.
Лида сбросила с себя одеяло, Панкрат попытался ее задержать, и они некоторое время боролись, беззвучно хохоча, потом жена все-таки вырвалась, накинула халат и вышла из спальни. Панкрат полежал на кровати, все еще улыбаясь, раскинув руки и ноги, заставил себя встать и начал разминку, как его учил Крутов. Без четверти восемь он умылся, позавтракал, рассказал жене анекдот: «Женщина подбегает к милиционеру. «За мной идет какой-то мужчина! Он, наверное, пьяный или сумасшедший». – «Или слепой», – задумчиво сказал милиционер, глядя на нее».
Лида посмеялась, на ходу подкрашивая глаза, Панкрат помог Насте собраться и повез ее в школу. В девять он был на работе.
Однако Асламова на месте не оказалось, он уехал в командировку в Москву, как сообщила секретарша Аля. Зато в приемной директора рыбзавода сидел… Виктор Телегин, которого Панкрат не видел с момента уничтожения храма Черного Лотоса. У него даже зародилось ощущение, что они с Асламовым взорвали храм вместе с не успевшими проснуться монахами и охранниками, хотя Валентин утверждал, что операция прошла чисто, без жертв. По заявлениям следственных органов, никто во время взрыва не пострадал, а вот храм восстановлению уже не подлежал.
Появление же Телегина развеяло сомнения Панкрата, и он обрадованно потряс бывшему подчиненному руку.
– Какими судьбами, десантник? Неужто снова пришел устраиваться на работу? Я слышал, фирма твоя дала дуба?
– Тебя жду, – бледно улыбнулся Телегин. – Поговорить надо.
– Поговорить – не проблема. Алечка, можно мы посидим у шефа в кабинете?
– Конечно, Панкрат Кондратович, – приветливо ответила миловидная секретарша, – проходите и располагайтесь. Кофе сварить?
– Если тебя не затруднит.
– Я не буду, – отказался Телегин.
Панкрат присмотрелся к лицу Виктора, на котором лежала печать странного сомнения, будто он никак не мог вспомнить какую-то важную вещь.
– Заходи, разберемся.
Они вошли в кабинет Асламова, в интерьере которого произошли изменения: исчез стеклянный шкаф с представителями рыбной фауны Плещеева озера, зато появился стенд с холодным оружием. На столе слева стоял новый компьютер – «Пентиум-IV» с изменяемой конфигурацией процессора, суперплоским экраном и специальным шлемом для аудиосвязи с компьютером. А на стене напротив окон вместо картины Васильева красовался портрет жутковатого мужика с лицом утопленника, от взгляда которого пробирала дрожь.
Секретарша принесла кофе. Панкрат сел за т-образный стол, шлепнул ладонью по сиденью стула рядом.
– Садись, глотни горяченького на халяву. Алька неплохо варит кофе. Так о чем ты хотел со мной поговорить?
Телегин, расхаживающий по кабинету, остановился у стенда с оружием, снял со стены дирк, повертел в руках и вдруг метнул его в спину сидящего Панкрата. Если бы Воробьев в этот момент не оглянулся – сделать это его заставило подсознательное ощущение «ветра смерти», – кинжал вошел бы ему под лопатку. Он и так едва успел отклониться – дирк пробороздил ему плечо и с грохотом врезался в кормовую часть дисплея.
Панкрат с изумлением схватился за плечо, глянул на торчащий в компьютере кинжал и тут же метнулся в сторону, спасаясь от ножа; на сей раз это был малайский келаванг. Телегин метнул его с такой силой, что рыбообразное лезвие пробило спинку стула и глубоко врезалось в стол.
– Ты что, с ума сошел?! – воскликнул Панкрат. – Что за шутки?
Вместо ответа Виктор метнул в него еще один кинжал, затем три дзюдзи один за другим. Два сюрикэна прошли мимо, третий вонзился Панкрату в бедро, и он понял, что шутками здесь не пахнет. Телегин сознательно метал оружие на поражение, а метать он умел. Уворачиваться от его бросков в узком пространстве кабинета становилось все трудней.
Тогда Панкрат, «отключив» болевые ощущения, вошел в темп, станцевал «маятник», отбил выпады бывшего охранника и достал его «солнечным затмением» – ударом в стиле боливака в солнечное сплетение. Телегин отлетел назад, выронил нож и согнулся пополам. Панкрат легко мог добить его ударом по затылку, но не стал, остановился напротив, тяжело дыша.
В кабинет заглянула привлеченная шумом секретарша, увидела окровавленное плечо Воробьева, округлила глаза.
– Что тут у вас происходит?!
– Все в порядке, – буркнул Панкрат. – Потренировались маленько. Я все уберу.
– Но у вас кровь…
– Царапина. Принеси бинт, я перевяжу.
Алевтина заметила торчащий в дисплее кинжал, всплеснула руками.
– Да что же это вы хулиганите, Панкрат Кондратович? Валентин Юрьевич меня убьет!
– Не волнуйся, я все улажу. Неси бинт и воду.
Аля еще раз глянула на рану Воробьева, на сидящего на корточках Телегина и вышла.
– В чем дело, Витя? – негромко осведомился Панкрат, чувствуя, как по ноге течет горячий ручеек. – Тебя послали меня убрать? Кто?
Телегин поднял позеленевшее лицо, и сквозь жажду убийства в его глазах Панкрат увидел боль и муку раздвоенности.
– Ты покойник, Кондратыч… – Речь давалась Виктору с трудом, будто он говорил сквозь спазм челюстей. – Не я – так другой… тебя достанет…
Глаза у Телегина стали белыми, слепыми.
– Будь… осторожен…
– Что с тобой, черт тебя дери?!
– Воздуха… не хватает…
Судорожно разинув рот, Виктор прижал к горлу ладони и повалился на бок. Затих, дернувшись несколько раз.
В кабинет вошла секретарша со стаканом воды и выронила его от крика Воробьева:
– «Скорую», быстро!
Аля опрометью выбежала в приемную, а Панкрат попытался сделать Телегину искусственное дыхание. Но все его попытки оказались тщетными, Виктор умер еще до приезда «Скорой помощи». Врач зафиксировал смерть от удушья, не став даже разворачивать привезенную с собой аппаратуру электростимуляции сердца и легких.
Потом приехала милиция и, допросив испуганную секретаршу и перевязанного Воробьева, увезла его в горотдел УВД, где ему несколько раз пришлось повторить историю «тренинга на натуре», в результате которого у бывшего охранника рыбзавода случился спазм дыхательных путей.
Допрашивали Панкрата трое: сначала капитан милиции, приехавший на место происшествия, потом следователь прокуратуры и последним лично начальник УВД подполковник Скворешня.
– Вот ты и влип, Воробьев, – сказал он с удовлетворением, потирая руки, когда Панкрат повторил ему ту же «легенду о тренировке в кабинете». – Самое легкое, что тебе светит, это статья сто девять: непреднамеренное убийство. От трех до пяти лет. Но мои ребята постараются закопать тебя поглубже, чтобы знал, на кого можно гавкать, а на кого нет. Помнишь наш последний разговор? Мы тебя предупреждали. Будешь говорить правду, за что ты убил Виктора Телегина?
– Хлеба нет и неизвестно, – с иронией сказал Панкрат. – Не трать красноречие, полковник, сажай меня в КПЗ. Эксперты разберутся, и я выйду. А что касается твоей жажды «закопать» меня, то мои ребята, – Панкрат сделал ударение на слове «мои», – в случае, если ты переусердствуешь, постараются закопать тебя еще глубже.
– Ты мне угрожаешь? – удивился Скворешня, вздергивая реденькие брови. – Да ты знаешь, что мы с тобой сделаем?! Всю жизнь просидишь в тюремном лазарете… за сопротивление при задержании!
Панкрат усмехнулся.
– Пупок не надорвешь, доказывая? А то ведь в два счета загремишь следом.
Скворешня налился темной кровью, вдавил кнопку звонка под столом; допрашивали Воробьева в следственной комнате горотдела. Вошли двое милиционеров, сержант и капитан.
– Поработайте с ним, парни, очень нагло себя ведет бывший майор, будто у него две жизни. Отбейте ему все, что можно, только без особых следов.
– Никаких проблем, – показал гнилые зубы капитан. – Ведерников, веди его в камеру, я вызову Сошника.
Панкрат понял, что напрасно затеял с подполковником перепалку. Истина в результате расследования смерти Телегина, возможно, и раскроется (понятно, что сработала программа самоликвидации, Виктор был зомбирован в храме!), но сам Панкрат к этому моменту будет уже инвалидом.
– Не боитесь? – Он встал, оставаясь с виду совершенно спокойным. – У моего шефа большие связи в столице. Приедет – небо с овчинку покажется.
– А он уже приехал, – нехорошо улыбнулся Скворешня, – позвонил нам и посоветовал врезать тебе на полную катушку. А мы люди понятливые, постараемся помочь хорошему человеку.
– Асламов приехал? – не поверил Панкрат, разглядывая самодовольное блинообразное лицо начальника УВД. – И посоветовал вам…
– Вот именно. Так что не ерепенься, гражданин Воробьев, выкладывай правду.
Панкрат тряхнул головой, собирая в кучу разбежавшиеся мысли. Скворешня не врал, это было видно, однако и поверить в столь странное поведение Витязя было трудно. В здравом уме Асламов не мог допустить, чтобы его телохранителя и друга посадили в тюрьму. Если только не имел какой-то расчет. Если же он и в самом деле был заинтересован в ограничении свободы Панкрата, это означало крах веры Воробьева в торжество идей Катарсиса.
И все же что-то здесь было не то…
Панкрат еще раз мотнул головой, сбрасывая оцепенение, и едва не упал от рывка могучей руки сержанта.
– Двигайся, гнида!
Руки у Воробьева были стянуты за спиной наручниками, и этот факт, очевидно, успокаивал конвоира, считавшего пленника беспомощным. Но Воробьева специально учили несколько лет сражаться и в более невыгодных условиях, поэтому он мог бы постоять за себя и со связанными руками, но медлил, все еще не веря в предательство Асламова и в безнадежность ситуации.
– Погоди, – уперся он, выворачивая голову назад. – Полковник, мне нужно позвонить адвокату.
На самом деле Панкрат вспомнил о Крутове.
– Обойдешься, – пренебрежительно отмахнулся Скворешня. – Мы тебе своего дадим. – Он утробно хохотнул. – Посмертно.
Сержант двинул Панкрата кулаком по ребрам, и Воробьев, охнув от боли, сунулся лицом в стену. Проговорил, стиснув зубы:
– Еще раз ударишь – покалечу!
– Ползи, тварь! – рявкнул сержант, саданув Панкрата в спину. – Я из тебя щас котлету… – Договорить он не успел.
Панкрат одним движением вывернулся из его рук и ударил головой в лицо, превращая нос и брови в кровавое месиво. Затем ударом ноги уложил капитана, не успевшего выбежать из комнаты, и последним потерял сознание от удара в лоб начальник УВД, трясущимися руками пытавшийся вытащить из кобуры пистолет.
Панкрат подсел к сержанту спиной, на ощупь вытащил у него из кармана ключ от наручников и снял впившиеся в запястья кольца. Растер запястья, прикидывая, что делать дальше, и в этот момент в комнату вошел Асламов в сопровождении еще одного милиционера. Одним взглядом оценив обстановку, он жестом остановил милиционера, схватившегося за оружие.
– Не спеши, командир, все под контролем. Выйди на минутку, мне надо поговорить с задержанным.
– Но он же их…
– Они живы, сейчас придут в себя, не поднимай панику. Подожди в коридоре, я тебя позову.
Милиционер в сомнении потоптался у порога, держа руку на кобуре, затем вышел.
– Привет, майор, – сказал Асламов. – Как тебя угораздило в такую халепу? Зачем понадобилось убивать Виктора?
– Я его не убивал, – угрюмо оскалился Панкрат.
– Самоликвид? – догадался Валентин. – Славно. Что ж, не буду тянуть тигра за хвост. Ты более опасен, чем я думал… человек-взрыв. – Он бросил красноречивый взгляд на лежащие в разных позах тела. – У тебя, к сожалению, небогатый выбор: либо сесть в тюрьму за убийство…
– Либо? – прищурился Панкрат, всей кожей ощутив угрозу, исходившую от фигуры Витязя.
– Либо поработать на одну организацию, не спрашивая, что это за организация и какие цели она преследует. Сразу могу добавить, что работать будешь под моим контролем, так что всю ответственность за последствия я беру на себя.
– Я так не могу, Валя, – сказал Панкрат с сожалением, продолжая ощущать ток угрозы. Ладони зачесались, по спине побежали мурашки, как и всегда при наличии опасности. Интуиция предупреждала, что человек напротив исключительно опасен! И все-таки это был Витязь, человек Катарсиса, сражавшийся с силами Сатаны и не раз предупреждавший и спасавший своего телохранителя.
Панкрат вдруг вспомнил последнее предупреждение Валентина, произнесенное им во время ликвидации базы Легиона и храма Черного Лотоса: «Опасайся всех, в том числе и меня!» Что он тогда хотел сказать? Неужели предвидел ситуацию, в которой надо будет ждать удара в спину даже от него, ученика волхвов?! И не означают ли его последние слова, что это время пришло?..
– Тебе придется поверить мне на слово, – качнул головой Асламов. – А кроме того, надо будет выполнить ряд условий, чтобы я смог тебя вытащить отсюда.
– Каких?
– Первое: четко выполнять задания, не уточняя, кому и зачем это понадобилось. Второе: не совать нос не в свои дела. И третье: избегать контактов со своими друзьями… какое-то время. Это пока все.
– Пока… – задумчиво усмехнулся Панкрат, понимая, что его вербуют в организацию типа Легиона, если не в сам Легион. И все же в голове не умещалась мысль, что Валентин Асламов – предатель! Или двойной агент.
«Опасайся всех…»
– Я не спрашиваю, о какой организации идет речь, хотя догадываюсь. Скажи только, под какого цвета флагом мы будем сражаться… за счастье народа?
Асламов коротко рассмеялся.
– Ценю твой юмор, Панкрат Кондратович. Цвет нашего флага может быть любым, при условии, что он будет черным, как говорится в пословице. Кстати, это цвет свободы и начала всех начал.
– Я думал, что цвет начала всех начал – белый. Но не суть важно. Что я должен буду делать в этой вашей организации? Насколько я понимаю, это не Катарсис.
– Нет, не Катарсис и не его Сопротивление. Есть система помощней. А делать мы будем все, что прикажут. Например, первая наша задача, образно говоря, – рискнуть жизнью нескольких человек, чтобы спасти очень многих. Устраивает тебя такая философия?
– Знакомый тезис, – кивнул Панкрат насмешливо. – Практически – формула разведки. Единственная закавыка: те, чьими жизнями мы будем распоряжаться, должны быть добровольцами. Никто не имеет права распоряжаться их судьбами без их ведома. В противном случае я откажусь от сотрудничества с вашей организацией.
– Я так и предполагал, – кивнул Асламов, доставая необычной формы пистолет. – Ты человек прямой, упрямый и негибкий, майор, уговорить тебя невозможно, а мне нужен помощник-профессионал, поэтому придется тебя укрощать иначе. Кстати, не подскажешь, куда направились твои друзья после инцидента в Центре нетрадиционной медицины?
– За кудыкины горы.
– Понятно. Что ж, вопрос был задан преждевременно. Знаешь, что это такое?
– «Глушак»…
– Совершенно верно.
– Опасайся всех, – горько усмехнулся Панкрат.
– Что?
– Это твои слова, Витязь хренов, помнишь? Я тогда не придал им значения, а напрасно, давно понял бы, что на тебе лежит печать Сатаны. Не знал, что ты способен на двойную игру.
– Я сам себя не знаю, – неприятно рассмеялся Асламов. – Как говорил поэт:
Я знаю, как на мед садятся мухи,
Я знаю смерть, что рыщет, все губя,
Я знаю книги, истину и слухи,
Я знаю все, но только не себя.
– Я тоже себя знаю плохо, – выдохнул Панкрат, входя в темп и начиная атаку.
Но ему не хватило доли секунды: Асламов нажал на курок, и невидимая молния пси-разряда пронизала голову Воробьева, погружая его в болото черного беспамятства.
Последняя его мысль была полна горькой иронии: «И он почувствовал теплое, дружеское рукопожатие на своем горле…»
Он не пришел в себя и два часа спустя, в больнице, куда его доставил озабоченный Асламов. Запрограммировать Панкрата не удалось, он не реагировал ни на уколы, ни на спецпроцедуры, которые снимали пси-блокаду, подавляющую волю.
Валентин не знал, что Панкрат прошлой осенью уже был травмирован психотронным излучением и с трудом выкарабкался из шокового состояния. Второй выстрел из «глушака» вверг его в то же состояние, вывести из которого не удалось ни нейролингвистам Легиона, ни врачам.
