Глава 15
ЭТО ЕЩЁ НЕ МАГИЯ
Фошня
Он чувствовал перемещение своего «ментального тела» из одного состояния в другое, но остановился, лишь когда пролетел через физический сон, эфирный и астральный. Дальше пути не было. И не потому, что Шерстнев не являлся ни магом, ни посвящённым волхвом, а потому, что сны духовного тела – выходы за пределы индивидуальности и барьеры времени – были недоступны даже самим магам. Ими владели только редкие личности, прошедшие все ступени самореализации.
Впрочем, и ментальный сон – путешествие в безличную информационную среду – тоже давался далеко не каждому человеку. Такое путешествие мог выдержать лишь всесторонне подготовленный адепт. Если знал, что и где искать.
Борислав Тихонович не ощущал себя как физический объект. Он вообще не чувствовал, как чувствует человек, порхая в светящейся бездне безличностно и отстранённо. Однако пронизывающее его желание знать будущее само сформировало необходимые «ментальные структуры», и Борислав Тихонович наконец проник в прозрачные невидимые струи нужных рефлексий…
Назад он выбирался – словно поднимался по лестнице в гору, медленно, задыхаясь, трудно, будто нёс на спине тяжкий груз.
Вышел в «нормальный» сон, почувствовал укол беспокойства и проснулся.
Стрелки будильника на тумбочке показывали без двух минут семь утра.
Жены рядом не было.
Тотчас же дверь в спальню приотворилась, в щель заглянула Алевтина.
Он сел, потягиваясь.
– Извини, что разбудила, – виновато улыбнулась она.
– Всё равно пора вставать, – успокоил он её, выключая будильник.
– У тебя лицо озабоченное. Сон плохой видел?
– Нет, всё нормально, – соврал он. – Сейчас приму душ, и ты увидишь другое лицо.
Алевтина взяла из шкафа полотенце, убежала.
Он лёг, перебирая в памяти последние видения и точно зная, что сегодня что-то произойдёт. Ментальный сон-предвидение никогда не приходил со счастливым известием, только с предупреждением о каких-то недобрых событиях.
– Кто предупреждён, тот вооружён, – пробормотал Шерстнев, сбрасывая одеяло.
Отжался тридцать раз, сделал наклоны вперёд и в стороны, помахал руками. Кровь быстрее побежала по жилам. Захотелось работать.
Скоро он уже завтракал: овсянка, приготовленная на обезжиренном молоке, с молотым грецким орехом, яйцо всмятку с хлебом из муки грубого помола, кофе с тем же обезжиренным молоком.
Посмеялся, прочитав в газете об очередной раздаче в Гарварде так называемых «шнобелей» – премий за самые бесполезные открытия и достижения. Особенно впечатляющим показался медицинский трактат «Влияние музыки кантри на статистику самоубийств». По мнению его авторов, профессоров Стивена Стака из Детройта и Джеймса Гундлаха из Алабамы, звуки банджо почти на пятьдесят процентов спасают от петли страдающих от депрессии, хотя и укорачивают при этом век домашних животных. Где они собирали материал для трактата, осталось невыясненным.
– Кретинизм! – выразил Шерстнев своё отношение к подобным исследованиям.
Алевтина занялась племянницей, – Ксеня теперь жила с ними, – а Борислав Тихонович начал собираться на занятия. В начале девятого он сел на велосипед и поехал в Школу.
Кроме своих прямых директорских обязанностей он ещё читал лекции в старших классах. Сегодня у Борислава Тихоновича должна была состояться лекция о магии, тему которой затронул продолжавший хулиганить Роман Ощипков.
В аудитории собрались двадцать восемь учеников, в том числе и Сергий Тарасов, знавший о предмете лекции гораздо больше остальных детей. Не было лишь Сережи Валова, собиравшегося в следующем году поступать в Московский архитектурный институт.
– Где Серёжа? – осведомился Шерстнев у наставника старшей группы Надежды Петровны.
– Был здесь, – засуетилась семидесятилетняя женщина, – сейчас поищу.
Она вышла.
– Начнём, пожалуй, – сказал Борислав Тихонович, оглядывая светлые, ждущие, детские лица, на которых читался живой интерес. – Сегодня речь у нас пойдёт о магии эгрегора. Методы, используемые в ритуальных практиках магии эгрегора, уходят в глубокое прошлое человечества. Сознательно или бессознательно их применяли на протяжении тысячелетий. Термин «магия эгрегора» придумал в девятнадцатом веке аббат Константин, более известный в России под именем Элифаса Леви.
– Я читал, – поднял руку Роман, перебивая учителя.
– Очень хорошо, – похвалил его Борислав Тихонович. – Только давайте договоримся выслушать лекцию до конца, а потом задавать вопросы. Эгрегорная магия использует коллективную энергию толпы, любого социального объекта, но управлять ею может один оператор. Достаточно направить энергию на объект…
– На любого человека? – снова перебил Шерстнева Роман.
– Рома, пожалуйста, потерпи, – остался спокойным Борислав Тихонович. – Все вопросы потом. Объектом воздействия эгрегорной магии действительно может стать любой человек. Энергия, аккумулированная на протяжении многих тысяч лет, «закачивается» в мишень, которой легко манипулировать. Ну, а мишенью…
– Мишень – человек? – тут же не выдержал Роман.
– Выйди, Роман, – сказал Шерстнев без выражения. – Ты задаёшь правильные вопросы, но не вовремя. Для тебя я прочитаю эту лекцию индивидуально.
– Не пойду! – вызывающе вскинул подбородок мальчишка. – Вы не имеете права! Я пожалуюсь отцу, и он вас…
Дети зашумели.
Сергий – Светлый посмотрел на однокашника внимательно и строго, отталкивающе, с непривычной неприязнью, и Роман вдруг замолчал на полуслове, будто в рот ему сунули кляп. Он вытаращил глаза, пытаясь выговорить какую-то фразу.
Шерстнев поймал взгляд Сергия, качнул головой. Юный ведич виновато сморщился.
И тотчас же Роман вскочил, покрасневший, взволнованный, быстро затараторил, проглатывая слова и буквы:
– Он вам сра в милиции уси будете…
Класс захохотал.
Борислав Тихонович кивнул на стул:
– Сядь пока и не мешай. А с отцом твоим я сам поговорю.
Роман рухнул на место, открывая и закрывая рот. У него был такой растерянный вид, что Борислав Тихонович едва сдержал улыбку.
В этот момент в дверь заглянула Надежда Петровна, поманила рукой Шерстнева. Выглядела она бледной и растерянной.
Борислав Тихонович посмотрел на учеников:
– Подождите минутку. – Вышел. – Что стряслось?
– Серёжа Валов…
– Да говорите же!
– Его сбил мотоцикл…
– Когда?!
– Десять минут назад…
– Где?!
– Возле магазина. Он выбежал в магазин, сторож разрешил, и Серёжу сбил мотоцикл…
Борислав Тихонович метнулся к выходу, крикнул на бегу:
– Объявите ребятам, что лекция переносится.
Через минуту он был у продуктового магазина, в котором все ученики Школы часто покупали соки и мороженое.
Серёжа Валов с закрытыми глазами лежал на земле у забора. Над ним склонилась какая-то женщина, осматривая оголённую грудь мальчишки с алыми и синеватыми пятнами. Вокруг толпились возбуждённые односельчане.
– Что?! – выдохнул Шерстнев, протиснувшись сквозь толпу.
– Явные признаки переломов рёбер, – оглянулась женщина. – Сломаны руки, нога, ушиб теменной доли.
– Он жив?!
– Пока жив. Но его нужно срочно в больницу.
– У меня есть машина.
– Любая машина не годится, нужна реанимация.
Шерстнев достал телефон.
– Глеб Евдокимович? Нужна машина «Скорой помощи»… Да, ученик… нет, Серёжа Валов… в Жуковке есть такая? Понял, жду.
Шерстнев набрал новый номер:
– Онуфрий, нужна твоя помощь… Серёжу Валова сбил мотоцикл… возле магазина… понял, жду. – Он обвёл взглядом переминавшихся с ноги на ногу людей. – Кто видел, как сбили мальчика?
Люди вокруг зашумели.
– Я видела, – сказала старушка в полосатом пальто.
– И я, – поднял руку молодой парень, сжимающий руль велосипеда. – Он остановился, когда увидел мотоцикл, но тот всё равно вильнул вправо и на всей скорости! Малец врезался прямо в забор.
– Что за мотоцикл?
– Японский, «Судзуки», с высоким седлом.
– Мотоциклист был один?
– Не, двое, второй сзади сидел. Оба в шлемах, лиц не видно, в кожаных куртках.
– Куда они поехали?
– Туда помчались, – махнул рукой парень в сторону лога за деревней.
Шерстнев снова достал телефон:
– Глеб Евдокимович… да, понял… я о мотоциклистах… Серёжу сбил мотоцикл марки «Судзуки», на нём двое в коже и в шлемах. Судя по всему, они рванули в сторону трассы на Жуковку… хорошо.
– Чёрт, он холодеет! – озабоченно проговорила женщина, беря пострадавшего за руку.
– Вы врач?
– Медсестра, приехала к родственникам.
– Сколько он ещё продержится?
– Не знаю, боюсь, не больше пяти минут. Сердце остановится – всё!
– Расступитесь, – раздался за спинами людей хрипловатый голос, и к телу мальчишки протиснулся седой старик, в котором Шерстнев не сразу признал Онуфрия. Он ни разу не видел волхва в белом наряде, напоминающем монашескую рясу.
Женщина с сомнением посмотрела на него.
Шерстнев дотронулся до её плеча:
– Не волнуйтесь, всё будет хорошо.
Онуфрий подержал руки над грудью и головой мальчика, разогнулся:
– Множественные переломы рёбер, но самое плохое – разрыв подвздошной сумки.
– Откуда вы знаете? – подозрительно сузила глаза медсестра.
– Я умею видеть суть вещей, – пожал плечами старик. – «Скорую» давно ждёте?
– Минут пятнадцать, – посмотрел на часы Шерстнев.
– Его надо срочно везти в Жуковку.
– Он нетранспортабелен.
– Уже транспортабелен, да и я буду рядом.
Где-то неподалёку взвыли моторы идущих на большой скорости машин, и в конце улицы показались бешено мчавшиеся «Ауди» вишнёвого цвета и синяя «Импреза». За несколько секунд преодолев три сотни метров, они остановились у магазина в клубах пыли. Захлопали дверцы. Из машин выскочили двое, Тарасов и Хмель, ни слова не говоря, отодвинули толпившихся сельчан. Тарасов подал руку Шерстневу, Онуфрию:
– Довезём?
– Говорили о «Скорой».
Глеб Евдокимович поморщился:
– «Скорая» на выезде, в больнице она всего одна, повезём сами.
– Встретили кого-нибудь на мотоцикле? – спросил Шерстнев.
– Никого.
– Значит, они поехали в Жиздру.
– Я догоню! – бросил Хмель, садясь в свою «Ауди».
Машина, взревев четырёхсотсильным мотором, сделала круг и помчалась по улице как метеор, исчезла из глаз.
– Кладите его на заднее сиденье, – сказал Тарасов.
Онуфрий и Шерстнев взялись за пострадавшего, не подающего признаков жизни, осторожно перенесли в кабину «Импрезы». Онуфрий умостился рядом. Тарасов сел за руль.
– Позвоните, – попросил Борислав Тихонович.
– Не беспокойся, всё обойдётся, – проворчал Тарасов.
Машина мягко взяла с места, с утробным урчанием понеслась по деревне.
Люди стали расходиться, переговариваясь, обсуждая случившееся.
Шерстнев проводил тарасовскую «Импрезу» глазами, медленно двинулся к Школе. На месте происшествия остались только две старушки и приезжая медсестра, задумчиво поглядывающая на опадающие клубы пыли в конце улицы.
В Школе было тихо. Но в аудитории, где Шерстнев начал читать лекцию по магии, было шумно. Борислав Тихонович открыл дверь, вошёл.
Галдёж прекратился.
Только Роман, стоявший спиной к двери в позе боксёра, продолжал громко говорить:
– Вы не понимаете ни хрена! Я свободный член обчества и могу делать что хочу! Никто не заста… – Он заметил обращённые к двери лица ребят, оглянулся.
Шерстнев поманил его пальцем:
– Идём-ка со мной, свободный член обчества. – Посмотрел на растерянную Надежду Петровну. – Продолжайте занятия по информатике.
– Как там он? – начала наставница.
– Всё в порядке, его повезли в больницу.
– А что случилось, Борислав Тихонович? – спросил один из мальчишек. – Серёжка заболел, да?
– Его сбил мотоцикл, – ответил Шерстнев, поднял руку, предупреждая шум. – Он жив, хотя и в тяжёлом состоянии, его повезли в больницу. Будут новости – сообщим. И у меня просьба: обо всех отлучках в магазин сообщайте преподавателям.
– Ещё чего, – скривил губы Роман.
– Выходи, – пропустил его вперёд Борислав Тихонович.
Они поднялись на второй этаж, зашли в директорский кабинет.
– Садись, – кивнул на стул Шерстнев, обходя стол.
– Не хочу! – вызывающе отказался Роман, встал в позу: ноги на ширине плеч, руки за спиной; глаза мальчишки при этом бегали, не глядя прямо на директора. – Чего вам от меня надо? Я ни в чём не виноват!
Шерстнев внимательно оглядел его, сел за стол.
– Что ж, постой, свободолюбец. Много говорить не буду. Твоё поведение переходит все допустимые границы, установленные в стенах этой Школы. А поскольку мы не можем подчиняться законам, по которым живёшь ты, тебе придётся подчиняться нашим. Добровольно. Или придётся уйти из Школы.
– Это не вам решать… – начал мальчишка.
– Как раз мне, – перебил его Борислав Тихонович. – Иди в класс и подумай, как тебе жить дальше. Только не мешай остальным.
Роман хотел ещё что-то сказать, но встретил понимающе-сочувствующий взгляд директора и запнулся, выскочил за дверь.
Шерстнев покачал головой. Вспомнились его мытарства по многочисленным организациям, от которых зависела судьба Школы, и столкновения с чиновниками, ожидающими мзду в полной уверенности в своей безнаказанности. Он преодолел всё, доказал всем на самом высоком уровне, от институтов образования до Министерства, что его Школа имеет право на существование. Но нигде никогда не сталкивался с малолетними агентами Синклита чёрных магов! Роман был первым.
Интересно, кто им руководит? – пришла мысль. Отец далеко, в Брянске, хотя задания приёмному сыну можно давать и по телефону. Однако за ним надо присматривать, а это означает, что где-то совсем рядом, даже, может быть, в Школе, есть человек, который подстраховывает «угол» триангула. Кто? Мужчина, женщина? Скорее всего женщина, так как триангул специально и рассчитывает на незаметность оперативников, подготавливая их из «некомбатантов».
Зазвонил телефон.
«Потом проанализирую», – подумал Борислав Тихонович, снимая трубку.
– Довезли нормально, он в реанимации, – раздался в трубке голос Тарасова. – Онуфрий подлечил его по пути, теперь им займутся врачи, так что не переживай.
– Как ты думаешь, это случайность?
Тарасов помолчал.
– Вряд ли, таких случайностей не бывает, если иметь в виду наше положение. Кто-то навёл на пацана киллеров.
– Зачем?
Тарасов сделал ещё одну паузу.
– Думаю, наблюдатель ошибся, приняв Серёжу за нашего парня.
– Какой наблюдатель?
– У тебя там работает триангул, это очевидно. А ошибиться мог только Роман Ощипков, по молодости лет. Он и навёл оперов Синклита на Валова.
– Если это так…
– Жди очередной атаки на учеников, на Школу вообще и на себя лично. Будь осторожен, звони, если что заметишь подозрительное.
– От Хмеля ничего?
– Будет информация – сообщу.
Шерстнев положил трубку на рычаг, посидел, сгорбившись, над столом, потом начал перебирать папки, бумаги, готовиться к очередным занятиям со старшеклассниками и менять пункты дневного плана. У него было много работы.
Однако первым делом он позвонил родителям Серёжи и рассказал о постигшей их беде. Успокоить никого не успел: отец Валова бросил трубку и, очевидно, помчался в больницу.
В десять к нему приехал наряд милиции, вызванный им же ещё час назад, и Бориславу Тихоновичу пришлось отвечать на вопросы хмурого капитана, заставившего его пойти на место происшествия. Уехали милиционеры только в двенадцать часов дня.
До обеда Борислав Тихонович работал как обычно, собираясь поехать в больницу к двум часам дня, но врач позвонил ему сам, сообщив, что Серёже сделали операцию, сшили сломанные кости, подвздошную сумку и наложили шину на сломанную руку.
– Мальчишке пришлось несладко, но жить будет, – добавил врач, дочь которого, как оказалось, тоже ходила в Школу. – Нашли, кто это сделал?
– Нет ещё, – со вздохом признался Шерстнев. – Но найдут.
Почему у него вдруг возникла такая уверенность, он и сам не знал, однако до вечера верил, что справедливость восторжествует. А в шесть часов вечера к нему в кабинет зашёл Тарасов, приехавший за детьми. Борислав Тихонович поднял голову от стола, потом поднялся.
– Что?
Глеб Евдокимович сел напротив, устало усмехнулся:
– Мы были правы, учитель: это триангул.
Шерстнев сглотнул горький ком в горле, снова сел.
– Рассказывай.
Тарасов по привычке помолчал и сообщил всё, что знал сам…
Хмель настиг мотоцикл «Судзуки» с двумя седоками через сорок три минуты: мчался он как ураган, со скоростью больше двухсот километров в час, и остановить его мог, наверное, только ракетный залп.
Произошло это между Старью и городком Дятьково, недалеко от железнодорожной станции Стайная.
Хмель сразу смекнул, кому принадлежит серебристо-синий спортбайк «Судзуки JT», и, не задумываясь, на обгоне слева подал машину вправо, сбрасывая мотоцикл в кювет.
«Судзуки» на скорости сто тридцать километров в час слетел в канаву, перевернулся, врезался в дерево и развалился на части.
Его седоки, как горошины из стручка, вывалились в полёте один за другим и приземлились аккурат в кочки близкого болотца, через которое был перекинут небольшой мост.
Хмель круто развернул «Ауди», вернулся назад, выскочил из машины на мосту.
Один мотоциклист так и остался лежать головой в кочке, раскинув руки. Второй слабо шевелился в десяти метрах, слепо шаря руками по траве. Сбросил шлем, открыв перемазанное грязью и кровью лицо, увидел сбегающего с обрыва Никифора, попытался достать из-под куртки оружие: у него был пистолет-пулемёт «Каштан».
Хмель прыгнул, ударом ноги отбросил байкера ещё дальше в болото, поднял выпавший у него из руки «Каштан-М». Покачал головой: это был новейший пистолет-пулемёт последней модели, признанный во всём мире лучшим образцом оружия в своём классе.
Мотоциклист начал тонуть, вытягивая вывалянную в грязи голову и пытаясь дотянуться до веток ближайшего кустарника. Прохрипел:
– Помоги…
Хмель присел на корточки на сухом берегу, у кочки.
– Кто вам дал задание замочить мальчишку?
– Я… не пони… дай ру…
– Кто вам дал приказ убить мальчишку? – терпеливо повторил Никифор.
Мотоциклист погрузился в болото с головой, вынырнул, весь облитый болотной жижей.
– Дай ру!.. Об-оп-оп… я в-всё ска… боп-боп-боп…
Хмель протянул ему ветку ольхи:
– Цепляйся.
Мотоциклист ухватился за ветку, начал подтягиваться, но сил не хватало, и он застыл, затянутый в болото по плечи.
– Говори!
– М-мы ждали…
– Кто дал задание?
– В Брянске, Жека-Кувалда… помоги вылез…
– Кто это – Кувалда? Фамилия, адрес! Кто навёл вас на мальчишку?
– Кувалда – бывший бокс… – Тонувший не договорил.
Слева раздалась очередь, и пули с противным чавканьем прошлись по грязи, по кочкам и кустам. Одна из них угодила в висок мотоциклиста, и он, охнув, ушёл под слой жижи.
Хмель, мгновенно отпрянув в сторону, не глядя выстрелил из «Каштана» по звуку. Стало тихо.
Никифор подождал несколько мгновений, перекатился дальше, за кочки, но никто на его движение не отреагировал. Тогда он поднялся, готовый к любой неожиданности, и увидел за кустом под мостиком неподвижное тело второго мотоциклиста. Приблизился, перевернул тело, сплюнул:
– М-мать вашу!
Пуля из «Каштана» попала байкеру в лоб. Он был мёртв.
Вдали послышался шум приближавшегося грузовика.
Никифор помедлил мгновение, швырнул пистолет-пулемёт в то место, где скрылась голова второго мотоциклиста, нырнул в кабину «Ауди» и дал газ. Вскоре он был в Дятькове…
– Ясно, сомневаться действительно не приходится, – кивнул Борислав Тихонович, выслушав Тарасова. – Как думаешь, что за Кувалда отдавала приказ ликвидировать Серёжу?
– Жекой-Кувалдой вполне может быть господин Ощипков. Но меня больше настораживает простота решения вопроса. Если бы Серёжа Валов был Серебряным мальчиком, ведичем, он не попал бы под мотоцикл. Понимаешь?
Шерстнев подумал.
– Значит, это не ошибка?
– Это ошибка. И в то же время проверка. Мы, конечно, постережём мальчика в больнице, но вряд ли кто-нибудь придёт его добивать. Конунг, затеявший поиски Светлого, наверняка уже понял, что его подчинённые ошиблись. Надо ждать новых провокаций.
– Я готов.
– Мы тоже. – Тарасов подал руку Шерстневу, вышел.
Борислав Тихонович потёр лоб, пытаясь поймать мелькнувшую мысль. Вспомнил: надо позвонить сыну, предупредить, чтобы вёл себя поосторожней…
Мысль мелькнула и исчезла.
– Это ещё не магия, – пробормотал он вслух, внезапно понимая, что конунги пока что не принялись за него всерьёз.
Результаты бесед с Романом проявились уже на следующий день.
Учебное утро только началось, Борислав Тихонович созвал в кабинете работников Школы, отвечающих за быт учеников, питание, досуг и другие хозяйственные дела, и в это время с шумом и грохотом в кабинет вошла группа людей в количестве четырёх человек. Возглавлял её здоровяк в сером костюме, с могучей шеей спортсмена, в котором Шерстнев без особого удивления узнал Евгения Ощипкова, отца Романа. Остальные парни были под стать своему боссу: крутоплечие, все в кожаных куртках, накачанные, равнодушные ко всему на свете, кроме команды вожака. Различить их можно было разве что по росту и цвету волос.
За группой гостей, чуть ли не плача, вбежала молодая уборщица Школы Аня Сёмина.
– Борислав Тихонович, они не послушались, не стали ждать, ударили Ивана Клавдиевича…
Иван Клавдиевич, пятидесятилетний сторож Школы, был когда-то десантником, и справиться с ним обыкновенному человеку было не просто. Охранял он учебное заведение на совесть. Однако гостей, явно занимавшихся единоборствами, остановить не смог.
– Задвинь обслугу, – через плечо приказал Ощипков.
Один из кожаных мордоворотов молча повернул Аню лицом к двери, вытолкал и закрыл дверь.
Сидящие за столом работники Школы переглянулись, посмотрели на директора.
Шерстнев поднялся, не меняя выражения лица.
– Выйдите, пожалуйста. Закончится совещание, я вас приму.
– Я тебе щас всё кончу! – скривил губы Ощипков. – Какого хера ты прицепился к моему парню?! Чем он тебе не угодил?! Учится хорошо, разбирается в математике… А что его немного заносит, так ведь он бывший детдомовец. Это понимать надо!
– Как вы разговариваете с директором?! – возмутилась Александра Максимовна, отвечающая за работу столовой.
Ощипков наставил на неё палец:
– Не твоё дело, толстуха! Сиди, пока не спрашивают. Короче, директор, больше повторять не буду! Ещё раз услышу от своего парня жалобу, пеняй на себя, понял? Школу закроют!
– Выйди вон! – ровным голосом сказал Шерстнев.
– Чего?!
– Выйди вон!
– Да я тебе… – шагнул к столу Ощипков.
Сидящие за столом вскочили.
В тот же момент дверь в кабинет открылась, вошёл Дмитрий Булавин, не уступавший габаритами ни охранникам Ощипкова, ни ему самому. К тому же он был выше всех чуть ли не на голову.
– Что тут происходит, господа-товарищи?
Ощипков оглянулся:
– Эт-то ещё что за орясина? Михась, выведи его!
Круглолицый Михась, стриженный под ноль, двинулся к Булавину и вдруг согнулся, будто у него внезапно заболел живот. Дмитрий перехватил его могучую руку, распахнул дверь и одним движением толкнул в приёмную. Закрыл дверь, обернулся.
– Прошу внимания, господа-товарищи. Если вы не уберётесь отсюда по-хорошему, я буду действовать по-плохому, хотя и в рамках закона. Как поняли? Приём!
– Фак ю! – изумился Ощипков. – Ты хто такой?
– Сам ты марикон, – ответил Дмитрий. – Я волостной старшина. Стоит мне свистнуть – и сюда сейчас примчится взвод местных казаков. Вас или четвертуют, или повесят, народ тут суровый.
Гости переглянулись.
В дверь ломанулся обиженный Михась, но получил звонкий щелчок в лоб и скрылся за вновь закрывшейся дверью.
На лице Ощипкова отразилась задумчивость.
– Ты это… не имеешь права…
– Имею! – веско произнес Булавин. – Ну, так как? Звать казаков?
– Ладно, пошли отсюда, – принял решение бывший боксёр, направился к двери, оглянулся: – Но мы ещё встретимся!
– Очень буду ждать этого момента, – иронически поклонился Булавин. – Я предупрежу кого следует, так что встреча будет интересной и содержательной. И охрану Школы усилю на всякий случай, чтобы не пускала сюда всякий сброд. Да, и советую забрать своего приёмного сынка, ему здесь не место.
– Посмотрим, – хмыкнул Ощипков, исчезая за дверью.
За ним, косолапя, сверкая глазами из-под нахмуренных бровей, выбрались парни в коже.
В кабинете стало тихо.
Шерстнев потёр подбородок ладонью, пребывая в некотором замешательстве.
– Разве у нас в деревне есть казаки, Дмитрий Михеевич?
– Нет, так будут, – пожал плечами Булавин, направляясь к выходу. – Занимайтесь своими делами, друзья, извините за шум.
Дверь закрылась.
Подчинённые Борислава Тихоновича, ошеломлённые простотой развязки скандала, посмотрели на него. Он развёл руками:
– Ну-с, продолжим, господа-товарищи?
