Река Печенга
Буй-тур
Лагерь решили разбить на пологом подъёме берега, с северной стороны от Опухоли и в полукилометре от палаток неизвестных туристов, установленных по другую сторону водяной горы.
– Там была охотничья сторожка, – сказал Анурий Фокич, когда отряд высадился. – Могли бы и не ставить палатки.
– Пока остановимся здесь, – решил Строев. – Потом посмотрим, что там за туристы, и переберёмся.
– Было бы время, я показал бы вам местные достопримечательности. В Печенге были?
– Нет, не доводилось.
– А в Раякоски? Там красивые церковки стоят. Да и на Луоявре тоже есть что посмотреть, красивое озеро, птицы много.
– В другой раз, отец, – сказал Буй-Тур.
– Да другого раза может и не быть, – огладил бороду старик.
Буй-Тур чувствовал на себе его взгляды, и ему было неуютно, как под рентгеновским аппаратом. Хотя виноватым себя он не ощущал, перейдя границу, за которой было уже невозможно отказаться от сердечных мук и притязаний. Аглая становилась для него всё дороже и ближе, и для неё он готов был на любой подвиг.
– Пойду, познакомлюсь с соседями, – сказал он Строеву, когда отряд расположился на местности и готов был приступить к изучению Опухоли. – Не расслабляйтесь, мало ли кто тут хозяйничает.
– Вопросы безопасности в твоём ведении, – отрезал полковник, – ты и занимайся ими. У нас свои задачи.
Группа вооружилась биноклями и датчиками, побрела к водяному волдырю через каменистую осыпь.
– Я тоже хочу посмотреть, – дёрнула Аглая деда за рукав.
– Вместе пойдём, – согласился он.
– А ты? – обернулась девушка.
– Я ещё успею, – ответил Буй-Тур, прикидывая, брать с собой оружие или не брать.
– Не беспокойся за палатки, – понял его по-своему Анурий Фокич, – ничего с ним не случится. Я на всякий случай накинул на это место закло недоступа.
– Что?
Гамаюн усмешливо сверкнул глазом.
– Заклинание такое, – пояснила Аглая. – Никто не подойдёт, ни зверь, ни человек. Идём с нами, всё равно те зелёные палатки стоят по ту сторону Опухоли, тебе мимо идти.
– Пожалуй, – согласился Гордей, озадаченный откровениями старика. Ему говорили, что проводник далеко не прост, однако по всему выходило, что старший Гамаюн, знающий заклинание (закло, м-да) недоступа, не просто заботник местной Общины, он – волхв!
Группа двинулась к водяному пузырю, устроившемуся в узкой расселине, которая зигзагом спускалась к реке, точнее, к длинной неширокой бухточке Долгая Щель.
Берег бухты в этом месте был обрывист и каменист, а Опухоль выдавилась из раскола берегового утёса, поэтому увидеть её со стороны было не просто. Но поскольку неизвестные любители природы остановились точно в этом месте, это наводило на мысль, что они хорошо знали его координаты.
Подошли к обрыву, остановились, разглядывая прозрачный водяной пузырь, форма которого действительно напоминала каплю воды, увеличенную в десять тысяч раз, съехавшую набекрень с гористого уклона.
Пинский, возбуждённый до крайности, начал фотографировать удивительный объект, его сослуживцы также приступили к работе, не желая терять времени. Они тоже были заинтересованы, но не показывали вида. Капитан Няндома вообще никогда не проявлял своих чувств, оставаясь равнодушно-спокойным в любой ситуации, а полковник Строев слишком долго занимался изучением археологических артефактов, чтобы относиться к ним с мальчишеским восторгом.
Аглая увязалась за ним, попросила бинокль. Было видно, что девушка ошеломлена открытием не меньше лейтенанта Пинского.
– Знаешь, что это такое? – кивнул на Опухоль Анурий Фокич.
Буй-Тур помедлил, находясь в необычном для него состоянии стеснения, относящегося не столько к природному феномену, сколько к своему положению.
– Знаю.
– Ключа здесь нет.
Буй-Тур пристально посмотрел на старика.
– Откуда вы знаете?
– Знаю, – ответил Гамаюн тем же тоном, каким только что отвечал он сам.
– Бывали здесь? – догадался Гордей.
– Как только вылез Айске-Тиермес.
– Кто?
– Так саамы-лопари называют страшного бога-громовника, за которым стоят разрушительные явления природы.
– Значит, мы опоздали?
Гамаюн понял, глянул на каменный гребень за Опухолью, за которым прятались палатки туристов.
– Вчера ещё их не было.
– Вы… уверены?
– Сынок, коли я говорю – не было, значит, не было. Мы тут прошустрили первыми, как только узнали про Опухоль, и закрыли этот район непроглядом. Но, видать, нехорошие люди за границей прознали про нашу находку и послали своих варнаков проверить.
– В таком случае, если они ещё здесь…
– То ищут известный нам предмет.
– Пусть ищут, это хорошо.
– В связи с чем у меня вопрос: коли они задумают лихое дело…
Буй-Тур улыбнулся.
– Пусть попробуют.
Гамаюн смерил его оценивающим взглядом.
– Прости, сынок, не сразу сообразил. Ты из обережников, витязь?
– Ц-с-с! – Гордей прижал палец к губам. – Об этом никто не должен знать. Хотя я только посвещён в бративои, ещё не витязь. Встречный вопрос, отец: Опухоли, насколько мне известно, вылезают из сохранившихся старых тоннелей, значит, здесь находится один из таких подземных ходов?
– Верно.
– И по нему можно добраться аж до полюса? То есть до затонувшей Гипербореи?
– Зачем тебе это? Я имею в виду – добираться до Матери нашей?
– Почему же, интересно… хотелось бы увидеть.
– Что?
Буй-Тур смущённо рассмеялся.
– Да я и сам не знаю что. Столько читал о прародине нашей, столько слышал, а почти ничего не видел.
– Вон, посмотри.
Гордей проследил за взглядом старика и увидел на гребне, как раз напротив Опухоли, пирамиду из камней.
– Ух, ты! Как кто глаза отвёл. Неужто сейд?
– Ему поболе двух тысяч лет будет, саамы отметили вход в пещеру, откуда начинается ход в тоннели. Ходы эти берегут чахкли, подземные жители.
– Легенда?
– С одной стороны, легенда, с другой – сущая правда, хотя жители эти всего лишь полевые фантомы, как нынче выражается учёная братия. Все следы деятельности предков наших были сокрыты теми, кто желал возродить былое могущество постлемурийской цивилизации.
– Жрецами?
– Жрецы были разные, и светлые, и тёмные.
– Но выжили только тёмные, нет?
Гамаюн хмыкнул.
– Может, и светлых доведётся узреть. Нынешние жрецы не те, что были прежде. Им нужна власть. Мы ещё поговорим с тобой на эту тему.
– А почему древние цивилизации погибли? Я имею в виду те, что были до Гипербореи?
– Уровень полученных в древности знаний превышал нравственный и этический уровень их носителей. Вот природа их и «сбросила» в небытие.
Подбежала раскрасневшаяся Аглая.
– Что стоите как истуканы? Неужели не интересно? Чудесная капля! В ней есть какое-то дыхание, и ещё она что-то скрывает, манит, так и хочется туда проникнуть.
Мужчины переглянулись.
– Манит она не только нас, к сожалению, – проворчал Буй-Тур. – Любуйтесь пока, а я пойду побеседую с туристами, или кто они там есть.
– Можно, я пойду с тобой?
Гордей нерешительно посмотрел на Анурия Фокича. Тот усмехнулся.
– Не помешает, Гордей Миронович?
– Чего хочет женщина, того хочет бог, – ответил Буй-Тур поговоркой.
Аглая рассмеялась.
– Ой, спасибочки, защитил. Истина не всегда глаголет устами младенца, изредка мужчины тоже способны её изрекать.
– Во как, – снова улыбнулся Гамаюн. – Внучка у меня востра на язык, намаешься с ней. Не больно-то она привечает мужчин.
– Не всех, – прыснула Аглая. – Идём, Гордей?
Буй-Тур развёл руками, направился к Опухоли. Девушка засеменила рядом, подлаживаясь под его шаг, легко перепархивая с камня на камень. Анурий Фокич остался стоять, глядя им вслед.
– Не боишься деда? – спросил Буй-Тур, когда они миновали край расселины, над которой возвышалась вершина водяной капли.
– Почему я должна его бояться? – удивилась Аглая. – Он очень хороший и всё понимает.
– Ну, подумает чего…
– Чего?
– Не знаю… ты ему родная кровинка, а я – чужой человек.
– Вот уж ерунда какая, – рассердилась Аглая. – Ты же ничего плохого не задумал?
– Задумал.
Она остановилась на плоской каменной плите, лёгкая, тоненькая, красивая в порыве удивления: глаза большие, зелёные, светящиеся, губы полураскрыты, полные, алые.
У него оборвалось сердце.
– Что задумал, говори!
Не спуская с её лица взора, он подошёл к девушке почти вплотную.
– Мне тридцать восемь…
– Чем удивил, – фыркнула она.
– Тебе всего девятнадцать. Не побоишься выйти за меня замуж?
Аглая замерла.
Глаза её стали ещё больше, потемнели, посерьёзнели, губы сдвинулись, казалось, она вот-вот бросит резкое слово и убежит.
Гордей затаил дыхание.
Но девушка вдруг рассмеялась – словно колокольчик зазвонил, прижала пальчик к его губам, покачала головой.
– Не надо спешить, витязь мой дорогой, я ещё ничего не решила.
– Но ведь это знак – что мы с тобой здесь встретились?
– А может быть, я так наколдовала?
Она побежала вниз по камням, обернулась.
– Что стоишь? Так мы до вечера не управимся.
Буй-Тур как в тумане последовал за ней, пока не понял: она уже ответила! И сразу на душе стало легко и светло.
Он догнал её, прыгая, как юноша, с камня на камень, взял за руку.
Они замерли, не сводя глаз с друг друга. Аглая качнула головой, и он поспешно убрал руку, хотя поцеловать её в губы хотелось до головокружения.
– Я не умею говорить важные слова…
– И не надо. – Дразнящие огоньки в глазах, но не обидные, тёплые, обещающие. – Я сама скажу, когда придёт время. Ладно?
– Ладно, – еле выговорил он.
Она фыркнула, стремительно чмокнула его в щеку и побежала дальше.
Только после этого Гордей вздохнул свободней, хотя тут же переключил внимание на дело, ради которого прилетел сюда: стали видны зелёные с чёрным палатки.
– Подожди, я пойду первым.
Аглая послушно остановилась.
Буй-Тур, прислушиваясь к изумительной природной тишине речного берега, принюхиваясь и всматриваясь в детали пейзажа, прокачал через нервную систему все полевые потоки и закончил анализ.
Обстановка ему не понравилась. Палатки не вписывались в ландшафт по-доброму, они являли собой чужеродные элементы и несли печать какой-то скрытой озабоченности и угрюмой недоброжелательности.
Аглая прерывисто вздохнула за спиной.
– Мне здесь не нравится.
– Мне тоже. Посиди на камешке, покуда я буду разговаривать.
– Будь осторожен.
Он усмехнулся, легонько сжал её плечо и направился к палаткам, обходя упавшие деревца и чувствуя потянувшиеся к нему потоки внимания.
Палатки были небольшие, двухластные, каркасные. Таких российская промышленность не выпускала, по мнению Буй-Тура. А вот кострище – ажурная конструкция из керамических трубок и спиц подсказала ему страну-изготовитель: такие кострища делали только в Финляндии, для условий Крайнего Севера и низких температур. Они позволяли зажигать и поддерживать костёр даже при сильном ветре, а топливом могли служить не только древесные щепки, сучья и поленья, но и кубики сухого спирта, и керосин, и любой другой вид жидкого топлива.
Когда до палаток осталось с десяток шагов, полог одной из них распахнулся, и навстречу Гордею вылез плотный парень в чёрно-зелёном комбинезоне-пуховике, небритый, с непокрытой головой, уставился на гостя.
Гордей кивнул.
– Привет. Не ожидал здесь увидеть туристов. Мы тут недавно прилетели, археологи из центра. А вы чьи будете?
– Из Мурманска, – буркнул парень с едва уловимым акцентом.
– Как интересно. В Мурманске знают об этой штуке? – Буй-Тур кивнул на Опухоль за спиной.
Послышался стук скатывающихся камней, шарканье, из-за палатки вышел ещё один парень, такой же крутоплечий, небритый, бледнолицый, с выстриженным особым образом виском слева.
Буй-Тур невольно напрягся, хотя с виду продолжал оставаться благожелательно-сдержанным. Выстриженный висок туриста являлся опознавательным знаком принадлежности его к касте спецназа СТО. В этом у Гордея не было никаких сомнений, он хорошо знал такие знаки, так как и сам носил за ухом знак – символический силуэтик сокола. Все бойцы ППП носили такие знаки, в то время как оперативники СОС – силуэтик тигра.
– Чего надо? – буркнул второй турист; в его речи тоже слышался почти неуловимый акцент.
Гордей, перебиравший в памяти говоры живущих за рубежом людей, которые достаточно хорошо знали русский язык, наконец определил: язык парней явно принадлежал к романской группе. То есть они были не то испанцами, не то итальянцами. Что они нашли здесь, в российской глуши, можно было не спрашивать, вывод напрашивался сам собой.
– Что ж вы так грубо? – укоризненно проговорил он. – Я ведь не требую ваши документы… пока. Зона здесь особая, можно и наряд вызвать.
Из-за груды камней, увенчанной комлем упавшей сосны, вышел ещё один турист, постарше первых двух, но такой же широкоплечий, мощный и по-медвежьи медлительный на первый взгляд. У него было гладкое плоское лицо, неожиданно махонький нос и огромная челюсть.
– А вы, собственно, кто, гражданин? – спросил он фальцетом.
– Пограничник без пальто, – съязвил Буй-Тур. – Показать документы? Или сразу вызвать пограничный наряд?
Туристы переглянулись.
– Мы тоже на службе, – сказал старший, с тонким голосом. – Передвижной отряд Мурманского историко-этнографического института.
– Впервые слышу, что в Мурманске есть такой институт. И что же здесь, на берегу Печенги, делают этнографы? Насколько я понимаю, они должны работать в селениях, деревнях и посёлках, собирать фольклор, изучать топонимы, переписывать население.
– Мы были в Лиинахамари.
– Допускаю.
– Дальше пойдём в Сальмиярви и Раякоски.
– Отсюда до Сальмиярви километров сорок, да ещё через Печенгу придётся переплавляться. Лодки у вас есть?
– Да что мы с ним вязнем? – буркнул первый турист. – Пусть убирается.
Внезапно все трое посмотрели за спину Буй-Тура.
Он оглянулся, не выпуская их из периферийного поля зрения.
К ним подходила Аглая, сияя демонстративной улыбкой.
– Здрасьте. Как вас тут много. – Она посмотрела на Гордея. – Можно тебя на минутку?
– Да я, собственно, закончил. – Буй-Тур взял её под локоть, глянул на туристов. – Мы ещё поговорим, сеньоры, я к вечерку подойду.
Он повёл несопротивлявшуюся девушку прочь от палаток.
– Ты зачем пришла? Я же просил сидеть и ждать.
– Почуяла тревогу. – Аглая виновато шмыгнула носом. – Они недобрые, озабоченные какие-то, и место здесь, – она передёрнула плечами, – неуютное.
– Согласен, очень неуютное. А главное, парни не те, за кого себя выдают. Подожди секунду.
Он достал мобильник, глянул на часы: спутники бороздили небо над Кольским полуостровом строго по расписанию, и в настоящий момент связь обещала быть устойчивой.
Родарев отозвался быстро:
– Гордей Миронович?
– Мы на месте, Всеслав Антонович. Однако нас опередили.
Секундная пауза.
– Кроты?
– Трое, двое из них скорее всего итальянцы, хотя русский знают хорошо, третий – наш, россиянин. Но это явно разведчики. Мы прибыли буквально на пару часов позже, они не успели тщательно обследовать Опухоль. Я их немножко встряхнул, так что надо ждать реакции.
– Прислать подмогу?
– Не надо, обойдусь местными помощниками. – Буй-Тур бросил взгляд на деликатно отошедшую в сторону Аглаю, и девушка одарила его восхитительной улыбкой.
– Будь осторожен, воевода, эти деятели не остановятся ни перед чем, а вы им мешаете.
– Учту.
Буй-Тур выключил телефон, догнал спутницу.
– Знаешь, о чём я подумал?
Ответный вопросительный взгляд.
– Хорошо бы ничего этого не знать и не видеть, устроиться в палатке на берегу моря, рыбу ловить, восходы встречать, закатами любоваться. И не ждать ножа в спину.
Аглая забежала вперёд, заставила его остановиться. Глаза у неё стали заботливыми и тревожными.
– Устал, да?
Он погрустнел.
– Не то чтобы устал, просто не вижу просвета в этой вечной суете, а жизнь – яркая, светлая, беззаботная – всё ждёт где-то за поворотом. Понимаешь?
– Понимаю, – кивнула она без улыбки. – Ты человек боя, обережник, а обережникам всегда достаётся тяжёлая доля.
– Откуда ты знаешь?
– Дед говорил. Ещё он говорил, что жизнь любит тех, кто любит жизнь.
Глаза их встретились. И тогда Гордей поцеловал её по-настоящему, так что едва не задохнулся сам…
Группа полковника Строева всё ещё крутилась вокруг Опухоли, выполняя свою задачу.
Гамаюн-старший куда-то исчез.
– Пойду готовить ужин, – сказала Аглая, понаблюдав за суетой мужчин.
– Я помогу, – встрепенулся Буй-Тур, сердце которого никак не желало успокаиваться. – Костёр разведу.
– Отлично, все будут довольны.
– Пока будешь готовить ингредиенты, я поищу грибы.
– Далеко не заходи, ладно? А то я стану беспокоиться.
Буй-Тур воровато оглянулся и ещё раз быстро поцеловал её, ощущая себя всё тем же восторженным мальчишкой восемнадцати лет.
Аглая засмеялась, погрозила ему пальцем.
– Дед увидит – уши оборвёт.
– Кому? – весело спросил он.
– Тебе, конечно, не мне же.
– Это очень не просто сделать. Дед – не воин.
– Он знает с л о в а, а против закла и воины бессильны.
– Так он колдун? Можно, я поспрашиваю его про эти ваши закла? Заклинания, да?
– Закло – это по-простому, поговори, если хочешь, может, ему тоже будет интересно поделиться с тобой веданием.
– Тогда побежали.
Он нарубил сушняка, запалил костёр и оставил девушку в лагере, взяв с собой нож и пустой полиэтиленовый пакет для грибов. Но сначала решил проверить, чем занимаются товарищи из «Мурманского историко-этнографического института».
Обошёл Опухоль изрядным крюком, углубился в лес, вышел в распадок и осторожно, замирая на несколько секунд, прислушиваясь к долетавшим отовсюду шёпотам природной жизни, вышел к лагерю туристов, отмахав в общей сложности около двух километров.
Палаток не было!
Он присел на корточки, сунул в рот листик брусники.
Солнце, низко склонившись над сопками на северо-западе, освещало пологую возвышенность берега и груду камней с комлем упавшей сосны. Но палатки, ещё час назад стоявшие у этой гряды, исчезли. От них остался лишь тонкий запах чужеродности и неуюта, порождённого их недобрыми обитателями. Сами они, оценив угрозу в словах Буй-Тура, сочли необходимым убраться отсюда, испугавшись появления пограничного наряда. Пропуска на туристические маршруты и прочие мероприятия в закрытой прибрежной зоне у них наверняка не было.
Буй-Тур задумчиво прошёлся по территории лагеря, всматриваясь в оставленные следы – головешки костра, разбросанные поленья, сучья, камни. С одной стороны, он был удовлетворён тем, что напугал кротов, как назвал разведчиков СТО князь, с другой – понимал, что расслабляться ни в коем случае нельзя. «Этнографы» не могли уйти далеко от предмета изучения – Опухоли.
Вспомнив о грибах, Гордей метнулся в лес и вскоре вернулся к своему лагерю, неся в пакете с десяток лисичек и пару моховиков.
– Грибы есть, но за пять минут много не насобираешь.
– Ничего, этого хватит на подливку, – ответила Аглая. – Сходишь за водой?
– Давай посуду. Дед не приходил?
– Не беспокойся за него, он где-то близко.
Буй-Тур взял пластиковую канистру и спустился к реке, зачерпнул воды. Когда вернулся, увидел Анурия Фокича, разговаривающего с внучкой. Но не встревожился, хотя и смутился, словно собирался что-то украсть у старика. И всё же его помыслы были чисты и простодушны, и он ни перед кем не лукавил.
– Отойдём-ка, – шевельнул бровью Гамаюн.
Зашли за палатки.
– Туристы убрались, – сказал Буй-Тур.
– Никуда они не ушли, – отмахнулся старик, – здесь крутятся, варнаки.
– Понятно. – Спрашивать, откуда Гамаюн знает о том, что агенты СТО остались у Опухоли, Гордей не стал. – Интересно, что они задумали?
– Ничего хорошего. Обучены они серьёзно, поэтому не отвлекайся, не ходи в лес за грибами.
– Это не просто походы за грибами.
Анурий Фокич бросил взгляд из-под насупленных бровей.
– Тебе видней.
– Не ходи вокруг да около, отец, – не выдержал Буй-Тур, – скажи прямо, что тебя беспокоит.
Гамаюн пожевал губами, кинул косой взгляд на внучку, хлопочущую у костра.
– Ты воин…
– И что?
– Жизнь воина суетная, непростая. Может, не стоит вовлекать в эту жизнь других людей? Как говорил поэт: в юдоли, где мы обитаем, любое деяние – зло.
Гордей стиснул зубы, переживая раздражение и чувство вины одновременно.
– Воины – тоже люди, отец.
– Тоже верно. И всё же…
– Я люблю её! – Признание вырвалось само собой, и он тут же пожалел об этом, хотя мгновением позже подумал: а пусть знает!
Гамаюн окинул его лицо усмешливым взглядом.
– Ты же не знаешь Глашку.
– Знаю!
– Что ж, взялся за оглобли – вези. Опора ей надобна.
– Всё будет зависеть от её слова.
Анурий Фокич отошёл, полуобернулся:
– Я тут недалече на дот немецкий набрёл, будет время, сходи.
– Хорошо, – пообещал Буй-Тур, переживая смущение и облегчение. Всё-таки он боялся, что дед Аглаи запретит ему встречаться с внучкой, сославшись на её молодость. Хотя вряд ли запрет подействовал бы на его решение.
– Что он тебе сказал? – шепнула любопытная Аглая, когда он вернулся к костру.
Буй-Тур сурово сдвинул брови:
– Велел завязать и прекратить!
Девушка фыркнула.
– Не наоборот?
Гордей понизил голос:
– Сказал, чтобы я о тебе заботился.
– Я серьёзно.
– И я серьёзно. Как только сыграем свадьбу, я переквалифицируюсь в управдомы либо буду в школе преподавать уроки вязки свитеров.
Аглая округлила глаза:
– Ты умеешь вязать?
– А то! – гордо вскинул он подбородок. – Бабушка в детстве учила.
Аглая засмеялась, сообразив, что он шутит.
– Ты несерьёзный человек, Гордей Буй-Тур. Но идея мне нравится – насчёт школы. Меня никто вязать не учил. Ну, всё, зови учёных мужей, а то остынет ужин.
Буй-Тур послушно двинулся к Опухоли.
Через полчаса они ужинали, с удовольствием уписывая рисовую кашу с тушёнкой и картофельное пюре с грибами.
Пинский, наевшись от пуза, отвалился от костра с кружкой горячего чая.
– Здорово как! Спасибо, хозяйка. Всё было очень вкусно, как дома. Вообще мы попали на курорт: тепло, сухо, комаров нет – цимес! А как вам этот водянистый пузырь? Ничего не напоминает?
– Каплю, – простодушно пожала плечами довольная похвалой Аглая.
– Пирамиду! Разве что её не строили, а слепили из воды.
– Слепили? – фыркнула девушка. – Кто?
– Энелобы.
– Кто?!
– Создатели НЛО. Я пишу монографию о неопознанных летающих объектах, которые являются техническими системами криптоцивилизации. Ни одна из прежних цивилизаций, считая легендарные Атлантиду и Гиперборею, с Земли не ушли и уходить не собираются. Они и сейчас живут рядом с нами, только параллельно. Их объекты мы и видим как НЛО. И этот водяной пузырь – тоже их объект.
Строев, допивавший чай, молча поднялся и ушёл к берегу реки.
Буй-Тур и Гамаюн переглянулись.
– Классная идея для романа, – улыбнулся Гордей, подмигивая старику.
– Монография – не роман, – пренебрежительно махнул рукой Пинский. – Закончу, Нобелевку получу.
– Значит, Опухоль, по-твоему, – пирамида атлантов?
– Или гиперборейцев.
Аглая посмотрела на деда.
– Насчёт цивилизаций не знаю, – отозвался на её взгляд Анурий Фокич, – а древние живут с нами бок о бок, это точно.
– Кого вы имеете в виду? – озадачился Буй-Тур.
– Лешие, домовые, бабаи, болибошки, вазилы.
Лейтенант хохотнул.
– Ну, это сказки.
– Вовсе не сказки, – тихо возразила Аглая. – У нас домовушка живёт, хитренький и весёлый.
– Ты серьёзно? – удивился Пинский.
– Она любит с ним разговаривать, – усмехнулся Гамаюн.
– Шутите.
– Ты человек городской, потому и не знаешь природы.
– Почему же не знаю? Каждый год на природе, всю географию изучил.
– Костя, подойди, – раздался голос Строева.
Пинский лениво повернул голову, потом всё-таки поднялся и, ворча что-то под нос, поплёлся на голос начальника с кружкой чая в руке. За ним последовал и молчаливый капитан Няндома, за всё это время не обронивший и трёх слов.
Буй-Тур понизил голос.
– Не удивляйтесь, Анурий Фомич, они люди подневольные, на государевой службе, им многое не позволено.
– Я уже понял, – кивнул Гамаюн.
– А на самом деле, вы верите в гиперборейскую версию наших предков?
– Вера – дело хорошее, если голова не способна к размышлению, а я не верю – знаю. Борейцы жили там, на севере. – Старик бросил взгляд за спину. – Последние из них ушли на наш материк одиннадцать тысяч лет назад, стали истинно волохами, знатоками волшбы.
– Волхвами?
– Волхвы появились позже. Кстати, в Гиперборее был матриархат, что и послужило основой правильного развития цивилизации. Те, кто не хотел подчиняться Матери Сва, ушли на юг, образовали…
– Атлантиду!
– Верно. Атланты создали оппозицию учению Материнского Покоя, боготворили Бездну, Тьму, Вихрь-стихию. Основой их энергетического могущества был экстаз, внезапные порывы. Главным же занятием наших предков были странствия по Мирам Вселенной. Они создали…
– Храм Странствий.
Анурий Фокич пожевал губами.
Буй-Тур сконфузился.
– Прости, отец, больше не буду перебивать.
– Да, Храм Странствий. Который лежит сейчас на дне морском, закупоривает жерло Водоворота.
– Вы его видели?
– Храм? Нет, к сожалению, не видел, хотя знаю, что он существует.
– А Ключ, который ищут эти варнаки? – Буй-Тур кивнул на каменистую гряду, за которой скрывался лагерь «этнографов».
– Ключа два. Один инициирует Водоворот, второй открывает двери Храма.
– Я не знал, – удивлённо произнёс Гордей. – Князь говорил об одном Ключе.
– Имеет ли это какое-нибудь значение?
Буй-Тур задумался, ощущая токи открытого расположения, соединяющие Аглаю с ним. Встрепенулся.
– Ты прав, Анурий Фокич. Я знаю то – что достоин знать. Не нужно торопить время, чтобы достичь вершин знаний за один день, хотя и останавливаться нельзя. Моё от меня не уйдёт.
– Приятно слышать такие речи.
– От простого воина?
– От человека, способного задумываться. – Гамаюн хлопнул себя по коленям, встал. – Пойду пройдусь перед сном.
Скрылся за деревьями.
– Давай помогу посуду помыть, – предложил Буй-Тур.
Широко раскрывшиеся глаза девушки сказали ему всё, что она думает о предложении.
Он засмеялся.
– Ты что? – не поняла она.
– Вспомнил шутку: женщина может всё. А мужчина – ещё и вынести ведро с мусором.
Аглая прыснула.
– Хорошо, помоги.
Он взял у неё пластиковое ведёрко с посудой, руки их соприкоснулись. Оба замерли, глядя друг на друга. Неизвестно, чем бы это закончилось, не появись Пинский.
– Не хотите посмотреть на пузырь? Солнечные лучи так красиво в нём преломляются. – Он подозрительно вгляделся в лица пары. – Что это вы какие-то заторможенные?
– Мы составляли план. – Буй-Тур понёс ведёрко к реке.
– Какой?
– План дежурств. Завтра твоя очередь.
Аглая прошла мимо растерявшегося лейтенанта, кусая губы, чтобы не рассмеяться.
– Почему я? – жалобно возопил он им вслед.
– Не хочешь дежурить, – оглянулся Гордей, – будешь мыть руки не перед едой, а вместо еды.
Аглая не выдержала, засмеялась.
– Это нечестно, – попытался возразить Кока, но они его уже не слушали.
Полюбовались на крохотные радуги, вспыхивающие за горбом Опухоли, спустились к реке, поглядывая на противоположный берег, на текущую воду, отнюдь не вызывающую желание искупаться. Ни Строева, ни капитана на берегу видно не было, поэтому местность казалась пустынной и безжизненной. Не летали даже чайки, которые всегда селились в прибрежных скалах.
Гордей тронул воду рукой.
– Холодновата.
– Ничего, я взяла хороший гель для мытья посуды. Но сначала надо очистить миски песком.
Руки их снова встретились.
Потом оба, не сговариваясь, потянулись друг к другу.
Целовались несколько минут, пока Аглая не опомнилась и не оттолкнула его.
– Не надо, Гордеюшка… нас увидят.
– Кто?
– Дед.
– Он и так всё понял.
– Всё равно не надо, неправильно это.
– Почему неправильно?
– У нас принято сначала просветить совлечение.
– Что это значит?
– Решает женщина.
– Матриархат? – улыбнулся он.
– Называй как хочешь. Ты люб мне, но я ещё не решила ничего.
Он посерьёзнел.
– Я подожду. – Его влекло к ней так сильно, что сдерживался он с трудом, но сдержался.
Она это поняла, погладила его по щеке кончиками пальцев.
– Не думала, что встречу такого, как ты.
Внезапно Буй-Тур почувствовал дуновение холодного ветра сверху, даже кожу на голове свело.
Аглая тоже застыла, испуганно глянув в небо.
– Успение летит…
– Что?!
– Смерть… она приближается!
На гребне речного обрыва возник Анурий Фокич.
– В камни падайте, быстро!
Привыкший повиноваться командам, спасающим жизнь, Гордей схватил Аглаю в охапку и нырнул в расселину под берегом.
Гамаюн каким-то чудом оказался рядом.
В тот же момент послышался нарастающий свист, а за ним взрыв!
Ахнуло так, что задрожали скалы, с обрыва посыпались камни, а над ним выросла туча дыма.
– Что это?! – едва слышно выговорила Аглая.
Буй-Тур оставил её и в два прыжка поднялся на обрыв, уже понимая, что произошло.
На месте Опухоли оседал фонтан пыли и сизого дыма. Сама Опухоль исчезла.
Кто-то тронул его за плечо.
– Вот теперь нас опередили, – проговорил Гамаюн.
