ГЛАВА 6
КЛАССИФИКАТОР
Герхард Маттер, ученый с мировым именем, родился интрасенсом семьдесят три года назад. Но его экстразапас, превращавший нормального человека в «супера», способного «видеть невидимое и ощущать неощутимое», раскрылся не в младенческом возрасте, а гораздо позже, когда ему исполнилось сорок шесть лет. Именно поэтому ему были свойственны многие пороки человеческой натуры: лень, высокомерие, равнодушие к собственному физическому облику, склонность к философствованию, упрямство, эгоизм.
С возрастом эти недостатки немного сгладились, Герхард женился, но детьми так и не обзавелся, а неряшливость его стала притчей во языцех. Зато он научился прислушиваться к чужому мнению и терпеть чужое присутствие. А так как он обладал исключительно мощным интеллектом, окружающие многое ему прощали.
Задача, которую поставил перед ним Клим Мальгин, не смутила Герхарда. Он вообще никогда в жизни не пасовал перед проблемами, как житейскими, так и научными. Житейские – обходил или вовсе не принимал во внимание, довольствуясь тем, что у него было. Научные же брался решать, независимо от степени их сложности и количества авторитетов, которые до него не смогли ничего сделать с данной темой.
Он и раньше с увлечением занимался поисками следов деятельности цивилизаций в космосе, из-за чего и стал ведущим специалистом Института Внеземных Культур. Разработанный им алгоритм позволял с очень высокой степенью достоверности отличать естественные физические процессы от искусственных, инициированных разумными существами.
Это он доказал, что планета Орилоух заселена удивительной формой жизни – «разумными математическими формулами». И он же доказал их связь с черными людьми, не менее удивительными созданиями орилоунов, представляющими собой «квазиживые энергоинформационные аккумуляторы».
Когда Маттер говорил о наличии разумной жизни на всех этажах здания Вселенной: на уровне элементарных частиц, на макроуровне и на сверхмасштабном мегаплане, – он нисколько не преувеличивал и абсолютно не сомневался в своих утверждениях. У него были доказательства. Однако в то время, как его построения были больше теоретическими и основывались на логике взаимосвязей и большом статистическом материале, заявления Мальгина имели другую основу. Клим знал, что жизнь многолика и пронизывает все структурные планы Мироздания. А возможностей проверить это методологическое построение у него было больше.
Тем не менее Маттер с увлечением взялся за решение предложенной задачи, не допуская даже мысли, что может с ней не справиться.
Инк базы на Ван-Бисбруке был не того класса, который требовался для работы такого глобального уровня, и Маттер рискнул вернуться на Землю, заявился в ИВК, демонтировал интерфейс Большого Умника, главного инка Института, и переправил его на Ван-Бисбрук. Такая самодеятельность могла повлечь серьезные последствия для беглецов с Земли, так как позволяла Службе вычислить похитителя и через него выйти на базу. На этот раз все обошлось, но везение – при таком самоуверенном подходе к делу – не могло длиться долго.
Жена Герхарда, сорокавосьмилетняя Гертруда, была женщиной тихой и робкой. Она боготворила мужа и принимала все его суждения и выходки как должное. Она пожурила мужа за рискованное мероприятие, но жаловаться и советоваться с его друзьями не стала. Что впоследствии оказалось ошибкой. Но ведь недаром история учит, что женщины, слепо оберегающие любимых, часто становятся причиной их падения и гибели.
Десятого сентября, уединившись в личной каюте базы, Маттер приступил к реализации своего плана.
Для начала он систематизировал все имеющиеся у него данные по проблеме обнаружения БРС – Больших Разумных Систем. Таковых было не так уж и много, однако достаточно для того, чтобы сделать вывод: проблема существует. Проявления деятельности этих систем не наблюдались явно, однако для опытного исследователя они были очевидны.
Маттер разбил Большие Разумные Системы на классы и начал изучать их поведение.
К первому классу, проявлявшемуся на внутригалактическом уровне, он причислил сверхновые звезды, квазары и черные дыры, физика которых оперировала законами многомерных пространств.
Ко второму классу относились устойчивые звездные ансамбли экзотических форм – кубоиды и тороиды. Эти ансамбли занимали промежуточное положение между точечными внутригалактическими объектами и собственно галактиками.
Третий класс составили переходные конструкции – «стринг-коллекторы» и фрактальные звездные ассоциации типа множества Жюлиа, объединявшие галактики в геометрически правильные скопления.
И, наконец, к четвертому классу БРС Маттер отнес так называемые «длинномерные скрытые трещины вакуума» и гигантские ячейки «пустого пространства» – войды, образующие своеобразные «пузыри», стенками которых являлись сверхскопления галактик, которые в свою очередь образовывали сетчатую структуру Вселенной.
Поскольку Мальгин утверждал, что союзниками людей в их борьбе за право существования могуть стать любые цивилизации, как человекоподобные, так и негуманоидные, можно было попытаться установить связь с любыми из перечисленных в классификаторе систем. Но Маттер проявил терпение и, прежде чем заняться разработкой алгоритма контакта с определенной структурой, попытался рассчитать наиболее адекватного союзника.
На это ушло два дня.
На третий день Герхард пришел к выводу, что его сил и возможностей для разработки столь масштабного проекта, как контакт с БРС, не хватит. Да, он был интрасенсом и мог воспринять и переработать внушительный объем информации, но не знал, какой вопрос или предложение могут заинтересовать будущего партнера, особенно если этот партнер решал какие-то свои специфические, далекие от человеческих, проблемы. А существа, подобные человеку, сами находились в подобном положении. Их возможности не позволяли остановить экспансию сил, стоящих за черными дырами, не говоря уже об остановке все убыстрявшегося расширения Вселенной. К тому же все цивилизации биологического цикла, достигшие стадии «технического прогресса», не смогли преодолеть кризиса социального объединения и исчезли задолго до появления человечества на сцене истории. Многие из них стали своего рода детонаторами рождения таких экзотических объектов космоса, как черные дыры и квазары.
Человек, по мере освоения космических пространств, часто сталкивался со следами деятельности «братьев по разуму». Даже в Солнечной системе миллионы лет назад существовали цивилизации – на Марсе и на спутниках Юпитера и Сатурна. Но в галактическом рукаве Ориона, к которому принадлежало и Солнце, цивилизаций гуманоидного типа Дальразведка землян не обнаружила. Зато в местах, где они должны были быть по всем расчетам, находила черные дыры или компактные энергетические источники, объединявшиеся в Систему, которую Клим Мальгин называл Блэкхоул.
На четвертый день Маттер снова сбежал на Землю – для консультаций с коллегами. Он встретился с Рышардом Пачински, теоретиком-универсалистом Пражского научного центра, затем с Джоном Броснаном и Тосиро Миякавой, работавшими в Евроассоциации физических исследований, а также с профессором Института пограничных физических проблем Клодом Барашенковым, который планировал эксперименты с эйнсофом под руководством Ландсберга, бывшего председателя СЭКОНа.
Последняя встреча едва не привела ксенопсихолога к беде. Маттера узнали соглядатаи Службы, организовали слежку, и, если бы не обойма охраны, опекающая ученого без его предупреждения, Герхард был бы захвачен агентами Службы или убит либеро – охотниками за интрасенсами.
Его доставили на базу, ошеломленного быстрой сменой ситуации, пресекли попытки возмутиться и потребовать свободы, проводили в каюту Баренца.
– Что это такое?! – возопил красный от злости Маттер. – Я что, не имею права делать то, что считаю нужным?!
Баренц молча достал из бара бутылку марочного коньяку, поднес ученому стопку.
Тот поперхнулся, изумленно глядя на главу Сопротивления, взял стопку и проглотил коньяк.
– Еще?
– Да… нет! – Маттер сморщился, хотел отшвырнуть стаканчик, но сдержался.
– Что происходит?
– Присаживайтесь, – спокойно указал на кресло Баренц, сел сам. – Конечно, вы имеете право делать то, что считаете необходимым. Но в известных пределах. Во всяком случае, вы должны ставить в известность службу безопасности обо всех своих намерениях, особенно если покидаете базу, иначе мы вас потеряем. А теперь рассказывайте, что вам удалось узнать.
Злость и обида Маттера улетучились.
– Удалось… – пробурчал он, глядя на стакан. – Налейте еще.
Баренц налил, подал вместе с ломтиком лайма.
Маттер сделал глоток, пососал ломтик, окончательно успокоился.
– Хороший коньяк, выдержанный. Не знаете, где Клим?
– По-моему, гуляет с женой по местным буеракам. – Баренц включил систему обзора, и каюту залил густой красный свет звезды Ван-Бисбрука, повисшей над близким горизонтом.
– Я о настоящем Мальгине.
– Он мне не докладывается.
– Жаль, есть что обсудить. Я поискал кое-что в библиотеках и сделал системный анализ потенций разума…
– Подождите, Герхард, сейчас придет Ромашин, ему тоже хочется послушать вас.
– А как вам удалось выследить меня и перехватить на Меркурии?
– Вас трудно не заметить. Хорошо еще, что наши люди сделали это раньше охотников Службы.
Маттер допил коньяк, поудобнее устроился в кресле, перехватил взгляд хозяина каюты.
– Устал… и вряд ли я вас обрадую. Как известно, внутри любой малой проблемы сидит большая, которая стремится выбраться оттуда. А уж если речь идет о большой, такой, как проблема инфляционного Разрыва Вселенной… – Маттер махнул рукой.
– Но ведь эта проблема не мешает нам жить, не так ли? Даже если угроза Большого Разрыва реальна, до конца света еще миллиарды лет.
Маттер усмехнулся, привычно вытер рот тыльной стороной ладони.
– Как говорит один мой знакомый: если вы спокойны, а вокруг в панике бегают люди, значит, вы ни хрена не поняли.
Баренц тоже усмехнулся.
– Вполне допускаю.
– Не вы один, – пожал плечами ученый, не смущаясь. – Даже мои коллеги, продвинутые в области космологии и нетрадиционной физики, не в состоянии оценить угрозу. А инфляция между тем нарастает с ускорением, и до Большого Разрыва остается не так уж и много времени. Во всяком случае, не двенадцать миллиардов лет, как нас уверяют академики.
В каюту вошел сосредоточенный Игнат Ромашин, поздоровался с Маттером, сел напротив.
– Ты понимаешь, что своими походами на Землю рискуешь «засветить» базу?
– Он уже осознал, – кивнул Баренц. – Обещает предупреждать охрану.
– Дай-то бог! Итак, что мы имеем?
– Мы имеем вмороженный в Мироздание системный алгоритм, – ухмыльнулся Маттер, – в котором человечеству отводится роль второго плана, роль спускового механизма рождения черной дыры. Поэтому вряд ли нам удастся что-либо изменить в сценарии Вершителей, которые и разработали алгоритм.
– По-моему, Клим говорил о создании системы, равной по возможностям системе черных дыр. Только тогда мы сможем противопоставить черной силе Блэкхоул силу светлую, сохраняющую жизнь в Галактике.
– Вы не понимаете! Не надо никому ничего противопоставлять, не надо ни с кем воевать! Система Блэкхоул – это завтрашний день разума! Это наша смена! Мы и другие действующие ныне лица: отеллоиды, черные люди, мантоптеры, не знаю, кто еще, – суть исполнители алгоритма смены жизни. Вот и все!
Баренц и Ромашин переглянулись.
– Хорошо, допустим, – сказал Игнат, сплетя пальцы рук на колене. – Мы чего-то не понимаем. Но хотим понять. А главное – хотим спасти цивилизацию такой, какая она есть. Вселенная полна других звезд, которые можно превращать в черные дыры. Пусть наше солнышко останется прежним, дающим свет и жизнь таким, как мы.
– Сказать, что Вселенная – это всего лишь набор звезд, все равно что сказать, будто человек – это всего-навсего набор молекул. Все намного сложней.
– Согласен. Однако давай по порядку, Герхард. Что заставило тебя покинуть базу и встречаться с коллегами, несмотря на критическое положение всей нашей организации?
– Нужно было проконсультироваться.
– Давай договоримся: впредь, если тебе понадобятся специалисты для консультаций, говори нам – кто именно, и мы будем доставлять их сюда.
– Хорошо, договорились. Возможно, мне и в самом деле в скором времени опять понадобится кто-нибудь из особо закрытых спецов. Кстати, контакт с Барашенковым высветил любопытные вещи. Команда Ландсберга получила доступ к арсеналам Европейского военного консорциума и запускает теперь в эйнсоф вместо МК сверхмощные вакуумные бомбы. При их попадании в эйнсоф отмечаются интересные эффекты. А главное, при каждом взрыве эйнсоф как бы подпрыгивает в космос и удаляется от Меркурия по направлению к Солнцу.
Баренц и Ромашин снова переглянулись.
– Ты можешь объяснить, что происходит?
– Пока нет, нужны дополнительные данные. Мне вообще не хватает информации по многим вопросам, а связи с земной Сетью, откуда я мог бы эту информацию скачать, нет.
– Будет тебе связь. Инконики подсуетятся и сделают секретную линию. Рассказывай, что еще тебе удалось выяснить.
– Я уже говорил, я не бог, – возмутился Маттер, – и даже не Клим Мальгин. Единственное, чего я добился, это составил схему взаимодействий БРС между собой и их влияния на космос. Самые интересные в этом смысле структуры – конечно, кубоиды и войды.
– Начни с микромира. Ты ведь утверждал, что и на этом уровне можно найти союзников.
– Микромир нам уже недоступен.
– Я был уверен в этом с самого начала, – пожал плечами Ромашин.
– В таком случае Клим ошибся, – скривил губы Маттер, – предложив мне заниматься этой проблемой. А то все умные, а я погулять вышел.
– Спокойно, Герхард, – нахмурился Баренц. – Вас никто не хочет обидеть. Но видение ситуации у нас разное. Почему нам не доступен микромир?
– Потому что этап генерации разума во Вселенной на уровне элементарных частиц давно прошел. Проторазумники – я назвал их протеями – начали обустраивать свою жизнь в те времена, когда возраст Вселенной исчислялся всего лишь десятками секунд. Они подогнали кое-какие физические константы для многократного усложнения форм материи, создали суперстринговую связь, обеспечили преемственность форм движения материи – то, что мы сейчас называем временем.
– Ты так уверенно говоришь, будто протеи сами тебе во всем признались, – пошутил Ромашин.
– Пойдемте ко мне, – предложил Маттер, – я покажу расчеты, выкладки и схемы взаимодействий.
– Мы вам верим, – успокоил ксенопсихолога Баренц, недовольно посмотрев на заместителя. – Продолжайте.
Маттер пожевал губами, глянул на собеседников с сомнением, будто оценивая их интеллектуальные возможности, но решил не обижаться.
– По мере расширения первичного кокона Вселенной суперстринговая связь теряла устойчивость, рвалась, почти все «струны» скомпактифицировались. Остались самые стабильные, реликтовые, разместившиеся по границам гигантских ячеек – войдов. Они объединились в волокна и образовали теперь то, что я называю стринг-фракталами. Очень красивые фигуры, между прочим. Давайте я все-таки принесу ролик, – сделал еще одну попытку показать результаты работы Маттер.
– Герхард, мы знаем… – начал Ромашин.
– Несите, – сказал Баренц.
Ксенопсихолог бросился из каюты, воодушевленный согласием начальства.
– Потерпи, – недовольно посмотрел на Игната глава Сопротивления, – иначе он не закончит. К тому же мне интересно, что он покажет.
– Это плод его фантазии.
– Ну не скажи. Мальгина ведь ты не станешь называть фантазером? А он тоже рассказывал поразительные истории.
– Ты веришь в «разум» электронов?
– Я верю в то, что все наше многоэтажное Мироздание пронизано жизнью, в том числе разумной. Одно лишь непонятно: почему разные типы разума не уживаются вместе? Почему конфликтуют?
– Это еще надо доказать. По-моему, только люди способны конфликтовать со всеми в силу своей нетерпимости к инакомыслящим и инакоживущим. Фактов подобного антагонизма между иными цивилизациями у нас нет.
– Мальгин утверждал, что Мантоптеры когда-то воевали с Галиктами.
– Разве что. Хотя и это требует доказательств.
Вернулся Маттер, всунул в гнездо вириала иглу компакта.
Пейзаж Ван-Бисбрука побледнел, исчез, на миг стены каюты вернули изначальную плотность и цвет, но тут же превратились в слой тумана и растаяли. Каюту объяла глубокая темнота космоса, пронизанная вуалью галактических скоплений, которые и образовывали сетчато-ячеистую структуру Вселенной.
– Вот, демонстрирую, – прозвучал голос Маттера.
Одна из крохотных световых паутинок ринулась на зрителей, превращаясь в шерстинку, в мохнатую веточку, в перо жар-птицы и, наконец, в удивительной красоты сложную геометрическую фигуру, каждая искорка которой представляла собой не звезду, а целую галактику.
– Фрактал Мандельброта в наглядном изображении, – важно проговорил Маттер. – Структурирован с шагом ноль шестьсот восемнадцать, то есть соотношением Фибоначчи, или так называемой пропорцией золотого сечения. Вблизи границ областей возникает конкуренция за обладание приграничным пространством, переход от хаоса к порядку. Это самые старые структуры Мироздания, скорее всего отмирающие, им по тринадцать с половиной миллиардов лет. А на смену им идут вот такие образования.
Сетчатая картина галактических скоплений и «фрактал Мандельброта» исчезли, на их месте возникли две фигуры, сотканные из множества мигающих звездочек: куб и бублик.
– Кубоид Мазилла-1, ближайший к Солнцу. Открыт еще в двадцатом веке. Тороид Перстень Невесты, галактическое скопление Волосы Вероники. Роль тороидов в процессе структуризации пространства мне еще непонятна, а вот кубоиды – вакуумные стабилизаторы, это очевидно. Вблизи них градиент давления «темной энергии» на четыре порядка ниже, что соответственно сказывается и на темпах расширения пространства в этом районе. Вообще же скорость расширения континуума в местах расположения кубоидов равна нулю.
– Так велика их гравитация?
– Звезды в кубоиде удерживает не гравитация, некая сила, которую я предлагаю назвать «белой энергией», влияющей на темпы расширения Вселенной. Но кубоидов пока мало, я насчитал их всего три сотни, поэтому общий эффект их влияния на инфляционное разбегание несущественен.
– Но ведь и системы Блэкхоул пытаются делать то же самое? – хмыкнул Баренц.
– Да, верно, однако уровень их влияния гораздо скромнее и не распространяется за границы галактик. К тому же их благие намерения основываются на странной логике, не считающейся с позицией других разумных структур.
– Почему?
– Не знаю.
– Ты же ксенопсихолог.
– Я не получал «черное знание», как Шаламов и Клим. Вот когда кто-нибудь из них соизволит дать мне полный интенсионал по данной проблеме, я смогу ответить на все ваши вопросы.
– Хорошо, мы поняли, – подвел итог беседе Баренц. – Что вы предлагаете для решения задачи?
– Вряд ли мы достучимся до хозяев таких структур, как кубоиды, тороиды, стринг-фракталы, войды, системы градаций плотности вакуума, рассредоточенных в пространстве определенным образом. Не наш уровень. Другое дело – близкие нам по энергетике и психике биоценозы: плазмоиды на поверхности звезд, биосистемы типа планет, устойчивые конфигурации полей и частиц, образующие разумные аттракторы размером с планетарные системы типа Солнечной.
– Ну, их психика тоже далека от человеческой, – проворчал Ромашин. – К тому же и контакт с ними нам вряд ли доступен. Для полноценных переговоров у нас нет ни средств, ни возможностей, ни времени.
– Если вы дадите мне в помощь пару интрасенсов-космологов, я попытаюсь найти выход из положения. Есть кое-какие идеи. А лучше, если со мной будет работать Аристарх.
Баренц покачал головой.
– Железовский занят.
– Пусть хотя бы заглянет ко мне, когда вернется. Он хороший советчик.
– Что ж, это по крайней мере мы можем вам обещать, – сказал Баренц, вставая. – Работайте и держите нас в курсе дел.
Маттер забрал иглу компакта, ушел.
Баренц кивнул на закрывшуюся дверь:
– Он справится?
– Лучшего специалиста у нас нет, – мрачно проговорил Ромашин.