Книга: Черное время
Назад: ГЛАВА 16 ГОРЕМЕ
Дальше: ГЛАВА 18 КОЛЛАПС ШИВ КУМАРА

ГЛАВА 17
СТРАННЫЙ АТТРАКТОР

После встречи с Железовским Маттер запил. Жена, молча сносившая его капризы, попыталась бороться, прятала бутылки с вином и крепкими напитками, но Герхард легко находил их и напивался до бессознательного состояния, похожего на паралич. Из этого состояния его не смогли вывести ни жена, ни Ландсберг, ни медики, вызванные начальником отдела ИПФП. Лишь спустя трое суток Маттер очнулся – сам, без посторонней помощи, поискал очередную бутылку, не нашел и едва не задушил жену, рискнувшую ему возразить на требование: «Принеси водки!»
Гертруда заплакала, впервые в жизни, и это вдруг отрезвило разбушевавшегося интрасенса – тоже впервые в жизни.
– Прости… – прохрипел он, падая на кровать. – Я не хотел… дай опохмелиться… а то помру… обещаю больше не пить…
Гертруда вышла из комнаты и вскоре принесла бутылку текилы.
Маттер сделал несколько глотков, снова рухнул на кровать. Но долго не выдержал, бросился в туалетную комнату, где его вырвало. Жена терпеливо вымыла его, вытерла насухо, довела до кровати, дала огуречного рассола, который принес кто-то из сотрудников института. Герхард выпил целый литр и уснул. Проснулся через несколько часов, увидел сидящую рядом жену, некоторое время смотрел на нее, словно вспоминая, кто она и что здесь делает.
– Пить хочешь? – встрепенулась Гертруда.
Он кивнул. Взял протянутую кружку.
– Я свинья, да?
– Ты переутомился…
– Неправда! Я вел себя как свинья! Как ты все это терпишь?
Гертруда слабо улыбнулась.
– Я люблю тебя.
– Как странно… я забыл это слово… сколько лет мы живем вместе?
– Тридцать восемь.
– Черт побери! Не может быть!
– Может…
– Как же я тебе, наверное, надоел своими фокусами…
Гертруда промолчала.
Он криво улыбнулся.
– Конечно, надоел… а ты все равно терпишь. Удивительное существо – женщина… Прав был древний мудрец, утверждавший, что женщина любит не «за что», а «вопреки».
– Не всегда, – тихо возразила она. – Ты умный и доверчивый… но слабый. Тебя легко обмануть… и надо защищать.
– Меня? Защищать? – Он засмеялся и тут же умолк: закололо в боку. – Впрочем, ты права, меня надо защищать, но прежде всего от себя самого. Подскажи, как мне теперь жить после всего этого? Меня же считают предателем!
– А ты себя кем считаешь?
Он подумал, откинувшись на подушки, пожал плечами:
– Я не хотел такого финала… так получилось.
– Неправда, – тихо, но твердо сказала Гертруда.
Маттер посмотрел на нее с удивлением.
– Ты тоже считаешь меня предателем?
– Нет, не считаю. Но ты никогда не думал о последствиях своих поступков. Никогда! Тебе было наплевать, что о тебе думают другие, для тебя всегда существовали только две абсолютные парадигмы: твоя работа и ты сам. Разве не так? Вот и случилось то, что случилось. Вообще удивительно, что ты только сейчас получил этот урок. Провал должен был произойти гораздо раньше, тогда и последствия были бы менее значимы. Но ты привык жить, не оглядываясь на ошибки, а меня никогда не слушал.
– Я работал как проклятый! – с обидой проговорил Герхард. – Я ученый.
– Прежде всего надо оставаться человеком. Я все ждала, когда же ты повзрослеешь, начнешь думать не только о себе, но так и не дождалась. Эксперимент слишком затянулся, его пора сворачивать. Попробуй жить один.
– Что?! – не поверил ушам ксенопсихолог. – Ты бросаешь меня?!
– Да, я решила уйти. Надо было сделать это еще тридцать пять лет назад, тогда и я была бы счастлива.
– Но мы прожили вместе тридцать… э-э, тридцать восемь лет! Разве нам было плохо?
– Тебе было хорошо. Ты делал все, что хотел. А я была твоей рабыней. Все, хватит! – В голосе Гертруды зазвучала непривычная твердость, женщина встала со стула у кровати. – В пакете твои любимые пирожки с вишней, в термосе травяной настой.
– Подожди! – Маттер приподнялся на локтях, все еще не веря в реальность происходящего. – Ты прямо вот так и уйдешь?
Она улыбнулась, грустно и участливо.
– А как надо уходить?
– Ну… собраться… посидеть…
– Спасибо, уже насиделась. А собраться… что у меня есть, чтобы долго собираться? Одно платье, две юбки, уник… Ты ведь за время нашего супружества подарил мне всего один перстень и сережки. Вот и все мое богатство. Прощай, Гера. Может быть, одному тебе будет свободней жить и работать.
Она пошла к двери, взяла сумку у порога, обернулась:
– Казимир заходил несколько раз, просил позвонить ему, когда ты придешь в себя. Позвони ему сам. Мне кажется, он изменился.
– Подожди!..
Дверь открылась и закрылась. Стало тихо. И пусто.
Маттер без сил опустился на подушки и заплакал. Второй раз за всю свою взрослую жизнь. Он вдруг окончательно понял, что отныне будет одинок. Жена ушла, а друзья остались в прошлом. Что ждет его в будущем, думать не хотелось.
Слабость взяла свое. Он уснул.
Проснулся от прикосновения к плечу, с трудом разлепил веки.
На него смотрел Казимир Ландсберг, осуждающе покачивая головой.

 

– Очухался, алкоголик?
– Я не алкоголик, – запротестовал Маттер. – От меня жена ушла…
– Правильно сделала! Я бы на ее месте бросил тебя ко всем чертям гораздо раньше. Вставай, нечего валяться без дела, пора заняться решением практических задач. Даниил выполнил свои обещания, дал тебе информацию, вот и отрабатывай.
– Я передумал.
– Вот ты такой и есть. Не зря Аристарх не стал тебя убивать и наказывать. Ты сам для себя наказание.
– Откуда ты знаешь, что Аристарх был у меня?
– Его засекла охрана института, да не смогла настичь. Кстати, он и у меня побывал.
– Да? – Маттер пошевелился, сел, потом застыдился своего вида – он был в одних трусах, натянул на колени простыню. – Почему же ты жив?
– Хороший вопрос, – усмехнулся бывший премьер Европарламента. – Сам удивляюсь. Хотя, с другой стороны, зачем ему меня убивать? Я ведь не главный враг Сопротивления, есть ребята покруче.
– Шаламов?
– И над ним стоят… хотел сказать – люди, но вряд ли это соответствует истине. Скорее всего Даниил контактирует с эмиссаром Блэкхоул, а эта тварь – точно не человек. Кстати, какую именно информацию тебе дал Шаламов?
– Тебе это важно знать?
– Не так важно, сколько интересно.
– О фрактальных звездных кластерах… о кубоидах… о странных аттракторах… о скором начале Большой Войны между кубоидами и Блэкхоул. О второй сети контроля – СТП.
– Это еще что такое?
– Так называемые «скрытые трещины пространства», которые созданы на самой заре Большого Взрыва не Вершителями – тогда их еще не было, а самим Творцом.
– Большой Разрыв – его замысел?
– Я понял так, что это благое намерение Вершителей, недовольных его Творением, то есть нашей родной Метавселенной. Блэкхоул призвана другим Вершителем, который находится в контрах с Изначально Первым.
– А кубоидная система?
– Это уже результат действий третьего Вершителя. Почему они не могут договориться меж собой, чтобы избежать конфликта, я не понимаю. Почему ты спрашиваешь? Разве Шаламов не поделился с тобой толикой своих знаний?
– Я для него всего лишь мелкий исполнитель, – усмехнулся Ландсберг. – А спрашиваю, потому что мне и в самом деле интересно знать, что происходит.
– Раньше ты этого интереса не проявлял.
– Кое-что изменилось. Все, кончай прохлаждаться, одевайся, идем запускать в эйнсоф одну исключительно непредсказуемую вещь. Кстати, каким образом возник эйнсоф?
Маттер дотянулся до графина с рассолом, допил напиток прямо через край, швырнул графин на пол. Глаза его расширились, в них зажглась искра жизни.
– Разве ты не присутствовал при эксперименте?
– Меня в ту пору занимали другие проблемы.
– Я думал, ты все знаешь. – Маттер начал одеваться. – Мы «вкололи» в обломок шаламовского стринга порцию глюонов… Рвануло на шестой секунде: образовалась гигантская многомерная «яма» в вакууме, куда «скатилась» вся энергия защитных генераторов. Погибли пять человек. В «яму» сначала провалилась станция, а потом почти все плато Сервантеса на Меркурии. В общем, получилась странная сфера, названная впоследствии именем Сабатини, который руководил экспериментом. Это уж позже ее назвали эйнсофом, «абсолютом непознаваемости».
– «Бесконечномерным объектом». Кстати, он и в самом деле имеет бесконечное количество измерений?
– Чушь собачья! – Маттер натянул свитер, отдышался, вытирая вспотевшее лицо рукавом. – Эйнсоф на самом деле представляет собой узел пересечения Ветвей Древа Времен. Естественно, количество этих Ветвей ограничено. Думаю, их не больше шестисот. Но все равно этот объект уникален.
– Согласен. Его можно развернуть? Или, наоборот, свернуть? В черную дыру?
– Разве ты еще не понял? Ты же пять лет занимаешься эйнсофом.
– Я скорее технический распорядитель, а не ученый, теоретические проекты мне предлагают наши «яйцеголовые» теоретики. Но еще ни один из них не приблизился к пониманию процессов, происходящих в эйнсофе.
– Странно, честно говоря. Шаламов ведь мог дать вам прямую информацию…
– Он дал. – Ландсберг криво улыбнулся. – Но мы ее не оценили. Среди работников института не осталось ни одного интрасенса. Мне с трудом удалось уговорить директора, чтобы взяли тебя.
– Все, моя работа в институте закончилась.
– Что ты хочешь сказать?
– Я ухожу!
Ландсберг хмыкнул, по-новому оценивая сосредоточенное лицо ксенопсихолога.
– Ты хорошо подумал о последствиях?
– Подумал. Можешь сдать меня вивисекторам Службы, но я не останусь!
– А если я предложу тебе поучаствовать в последнем эксперименте?
– Я же сказал…
Ландсберг повернул руку запястьем вверх, нажал на стерженек личного информа, и над серебряным квадратиком выросло объемное изображение чаши из красноватого металла.
– Узнаешь?
Брови Маттера полезли на лоб.
– Обломок «стринга»? Откуда он у тебя?
– Забрал у Леона Торопова. Не хочешь запустить эту чашку в эйнсоф?
Маттер поскреб заросший щетиной подбородок, глядя то на чашу, то на приятеля.
– Гертруда была права, ты изменился. Но ведь если мы воткнем «стринг» в эйнсоф, он может скомпактифицироваться, произойдет частичная или полная свертка узла…
– Ты же утверждал, что черной дыры не получится.
– Я и сейчас это утверждаю.
– Вот и славно.
– Что-то я тебя не пойму. Ты же хотел заставить эйнсоф возбудиться и перейти в состояние коллапса.
– Хотел, теперь не хочу.
– Что произошло? Появились новые клиенты, которые предложили заплатить больше?
– О чем ты?
– О кубоидах. Систему кубоидов обслуживает своя собственная йихаллах, которая наверняка посылает агентов и эмиссаров в зоны стратегических интересов Блэкхоул. Тебя, случайно, они не вербанули?
Бледное морщинистое лицо Ландсберга пошло пятнами, но он сдержался.
– Нет, меня не вербанули. Просто у меня изменилось отрошение к процессу.
– Ну и ну! Никогда бы не поверил, что ты способен изменить свое отношение к порученному делу.
– Я имел беседу с Железовским…
– Ах вот в чем дело, – усмехнулся Маттер, – Аристарх тебя просто-напросто запрограммировал. Это он умеет.
– Пусть будет по-твоему. А идея насчет агентов кубоидной йихаллах перспективна. Если и в самом деле, как ты утверждаешь, впереди намечается конфликт между кубоидами и Блэкхоул, то они должны иметь свои спецслужбы, разведку, контрразведку и агентурные сети. Агента Блэкхоул мы знаем…
– Да?
– Шаламов, разве нет? А вот агентом кубоидов может быть кто угодно, от Аристарха до Мальгина.
Маттер с сомнением покачал головой.
– Это люди иного калибра, они никогда не станут агентами чужих разумников, представителей «темной» или «белой» сил.
– Ну, не знаю, не уверен.
– Ладно, нет смысла спорить. Пожалуй, я останусь, посмотрю, что получится. Если только нас не остановят.
– Поэтому я и предлагаю сделать это вдвоем, без тебя мне не справиться. Надо запрограммировать соответствующим образом один из видеозондов, установить на его борту нейтринный «скальпель» и подсоединить к нему «стринг». Причем – чтобы никто этого не заметил.
– Я сделаю. Понадобится наносекундный синхронизатор и аппаратура «динго».
– Все, что необходимо.
Глаза Маттера заблестели, он порозовел, начиная оживать.
– Если нас раскусят…
– Не все ли равно? – ухмыльнулся Ландсберг неумело, отчего лицо его приобрело странное выражение детской печали. – Когда-то все равно придется расплачиваться за все содеянное, днем раньше, днем позже…
– Лучше позже. – Маттер вспомнил о жене, помрачнел. Но долго каяться и думать о своих ошибках он не мог. Его ждала увлекательная работа, и это сейчас было главным событием в жизни.
* * *
Исследовательская станция Института пограничных физических проблем «Марго-2» подчинялась собственному суточному циклу, поэтому в отличие от других поселений человечества на Меркурии и вокруг него время на станции совпадало с земным европейским на долготе Екатеринбурга. Если сотрудники большинства станций и жители купольных городов еще спали, то экипаж «Марго» уже работал.
Готовился очередной запуск в дыру эйнсофа. Предстояло послать спецгруз – два десятка МК и аннигиляционную бомбу тротиловым эквивалентом в пятьдесят тысяч мегатонн. Если бы такая бомба взорвалась на Земле, человеческая цивилизация прекратила бы существование. Однако санкции на проведение эксперимента были подтверждены на самом высоком уровне: «добро» дали Служба безопасности, СЭКОН и Совет безопасности ВКС. Поэтому команда Ландсберга работала в обычном режиме, словно собиралась запустить в эйнсоф футбольный мяч, а не колоссальной мощности супербомбу.
В семь часов «утра» – по времени станции – последние приготовления к запуску были закончены, и связка «пакмака», на борту которой располагались не только взрывные устройства, но и научно-исследовательская аппаратура, датчики состояния и видеозонды, была выведена на орбиту вокруг Меркурия с таким расчетом, чтобы ее можно было «одним толчком» направить в черный «тоннель» эйнсофа. Видеозонд с добавочным содержимым, установленным заговорщиками – Ландсбергом и Маттером, тоже находился в недрах центрального когга «пакмака», но связь имел только с начальником центра. О его функциях никто из персонала станции не догадывался.
В семь часов четыре минуты все службы провели перекличку и приготовились к запуску. В эфире установилась тишина.
С высоты в пятьсот километров шар эйнсофа, окруженный спиралями призрачного свечения, действительно казался зрачком исполинского глаза, рассматривающего планету под ним и одновременно Солнце и космический флот человечества пристально и угрюмо. Казалось, он знал, что произойдет, хотя людей предупреждать не спешил.
Ландсберг и Маттер, сидящие в рядом расположенных кокон-креслах управления в главном зале станции, посмотрели друг на друга.
Ландсберг поежился; на его обычно властно-презрительном лице поселилась странная неуверенность, и Герхард почувствовал себя неуютно. Попытался улыбнуться:
– Страшно, черт побери!
– Ничего уже нельзя вернуть.
– Да я не об этом. Странно, что мы пошли против…
– Заткнись! Потом поговорим. Возможно, мы делаем большую глупость.
– Если уж что и делать, – хохотнул Герхард, – то как раз большую глупость. Отец теории относительности говорил, что существуют две бесконечности – Вселенная и глупость, но при этом он не был уверен в бесконечности…
– Глупости?
– Вселенной.
– Черт с ним, он жил в другое время, и у него были свои тараканы в голове. Начинаем?
Маттер потер вспотевшие ладони.
– Начинаем!
– Внимание! – повысил голос Ландсберг. – Запуск!
Связка тростинок «пакмака», освещенная прожектором спейсера «Конунг», пришла в движение, начала падать в струящееся марево эйнсофа. А вслед за ним вдруг метнулась неизвестно откуда взявшаяся искорка, то пропадающая, то возникающая вновь.
– Что это?! – удивился Маттер. – Ты еще один зонд решил запустить?
– Увеличение! – бросил оператору озадаченный Ландсберг.
Вариатор вырезал колечко в общем поле изображения, развернул с увеличением в два десятка раз.
– Богоид! – ахнул Маттер.
– Глазастый! – глухо проговорил Ландсберг. – Какого рожна ему здесь надо?
– В свое время Клим Мальгин говорил, что богоид представляет собой нечто вроде контролера вселенской службы безопасности. С другой стороны, это реализованный орилоунами принцип оптимизации высокоэнергетических процессов. Он всегда появляется в тех местах, где предполагается некое нарушение энергоинформационной стабильности вакуума.
– Мы наблюдали за ним не один раз… и ничего особенного не случалось.
– Может быть, не случится и нынче.
– Может быть? Значит, ты не уверен в своих теоретических предпосылках развертки нового «стринга»?
– Я не минер, могу ошибаться поэтому не один раз.
– Давай остановим эксперимент.
– Поздно.
«Пакмак» с грузом разнокалиберных взрывных устройств и с чашей «суперструны» на борту вонзился в черный зрачок эйнсофа, пропал из глаз. Его видеокамеры, показывающие до этого момента приближающийся вихрь свечения и пульсирующую черную сферу, мгновенно перестали передавать изображение, словно их отключили. Перестали передавать информацию и разнообразные датчики полей и излучений. Впрочем, такое случалось каждый раз, как только аппараты землян пересекали некую границу – горизонт эйнсофа, из-под которого не мог вырваться ни один электромагнитный сигнал. В этом плане эйнсоф ничем не отличался от черной дыры, гравитация которой удерживала внутри сингулярности даже лучи света. Хотя черной дырой эйнсоф не был, и его физическая «жадность» имела другую причину.
Начался отсчет времени с момента исчезновения «пакмака».

 

На цифре «девять» маленькая черная точка над поверхностью Меркурия внезапно увеличилась в размерах, стремительно распухла, поглощая видеозонды самого близкого пояса наблюдения. Непонятная ударная волна, «качнувшая» даже вакуум, прянула от эйнсофа во все стороны, так что сбились с орбит и траекторий практически все сооружения людей, в том числе и станция «Марго-2».
А затем началось феерическое светопреставление, описать которое человеческий язык мог только приближенно.
Гигантская – до шестисот километров в диаметре! – сфера вскипела черными фонтанами. Каждый фонтан достиг высоты в сто и более километров, испустил яркий луч – преимущественно синего цвета. Сфера на несколько мгновений превратилась в подобие елочной игрушки и… лопнула! Космос над Меркурием засверкал, словно некий гигант устроил для наблюдателей красочный фейерверк.
Но это было еще не все.
Шары света унеслись в пространство, сбивая по пути аппараты людей, погасли.
Эйнсоф сжался в необычную ажурную трубу, из торцов которой ударили два призрачно-фиолетовых луча, а по этим лучам, как по струнам, заскользили один за другим черные шары, один меньше другого. Один луч вонзился в поверхность Меркурия, проделывая в его породах глубокую дыру. Второй достиг Солнца, утонул в невообразимо плотном сиянии фотосферы.
Луч, упиравшийся в горный рельеф Меркурия, истончился, втянулся в цилиндр, который начал сокращаться и трансформироваться в шар. Затем этот шар заскользил по лучу вверх – впечатление складывалось такое, будто он был мячиком, а луч резинкой, – и скачком метнулся на «резинке» к Солнцу! А вместе с ним прекратился и гравитационно-электромагнитный шторм, ломающий земную технику в окрестностях Меркурия.
Несколько секунд в эфире царила полная тишина.
Потом на уши руководителей эксперимента обрушился шквал голосов:
– Он исчез!
– Эйнсоф улетел!
– Тревога спасательному флоту! Разрушены станции «Олма» и «АСТ»! Требуется помощь!
– Мы падаем!
– У нас взорвался генератор!
– Прошу помощи!
– Есть жертвы!
– SOS! Мы не продержимся больше пяти минут!..
– Боже мой! – проговорил Маттер дрожащим голосом. – Я не подумал, что он начнет «отстегивать» лишние измерения…
– Эйнсоф исчез? – со странной надеждой в голосе осведомился Ландсберг.
– Не знаю…
И словно в ответ на его слова раздался голос кого-то из наблюдателей:
– Эйнсоф обнаружен! Он застрял в фотосфере Солнца. Даю картинку.
Автоматика вывела изображение светила на центральный виом, притушила его накал, и на зернистой пламенной стене Солнца люди увидели черное пятнышко.
– Он не сколлапсировал… – пробормотал Ландсберг с разочарованием.
– Он и не мог свернуться, я же говорил.
– Ты столько говорил всякого разного, что не знаешь, чему верить.
– Мне самому порой трудно, – признался ученый. – А чего ты ждал от запуска чаши? Надеялся, что эйнсоф превратится в черную дыру?
– Я надеялся, что он исчезнет навсегда.
– Этого не произойдет еще сотни и тысячи лет. Разве Леон не докладывал тебе, что эйнсоф сохранился аж до пятьдесят шестого века?
– Рассказывал… и все же я верил…
– Странный ты какой-то, Казимир, потерянный, как и я. Неужели это Аристарх на тебя так повлиял? Мозги наизнанку вывернул? Если уж на то пошло, довольствуйся тем, что доступ к эйнсофу теперь весьма ограничен. Близко к Солнцу наши спейсеры не подлетят.
Ландсберг вздохнул. В нем боролись два противоположных чувства: сожаление по поводу того, что эксперимент не удался в полной мере, эйнсоф не превратился в черную дыру, и какая-то мстительная радость, что никому больше не удастся этот эксперимент повторить.
* * *
Через три часа паника в районе Меркурия улеглась, Спасательная служба эвакуировала всех пострадавших, собрала в космосе обломки разрушенных станций, и в эфир вернулась обычная пульсация человеческих переговоров.
Ландсберг и Маттер не участвовали в спасательных рейдах, они готовили отчет руководству института и СЭКОНа, из которого уже потребовали объяснений по поводу случившегося.
– Итак, давай еще раз уточним, что произошло, – предложил Ландсберг, допивая очередную чашку кофе.
– Образовался странный аттрактор…
– Только обойдись без головоломных терминов, я плохо соображаю.
– Я думаю, произошло фазовое пересечение детерминантных пространств и стохастическая стабилизация шестимерного инварианта…
Ландсберг засмеялся… и умолк. Потому что в зале появился нежданный гость – Даниил Шаламов. Он был бледен и страшен. По лицу бывшего спасателя бегали судороги, превращая его в голографический мираж.
– Кто… вам… позволил?! – выдохнул он в три приема.
По залу прокатилось гулкое эхо.
Работающие в своих коконах операторы в недоумении оглянулись на гостя.
Ландсберг бросил взгляд на Маттера. Тот исподлобья посмотрел на Шаламова.
– Работа идет по плану…
– Кто… вам… позволил… запускать в эйнсоф… обломок «стринга»?! Откуда он у вас?!
– Леон дал.
– Леон мертв! Кто вам дал право экспериментировать со «стрингом», я спрашиваю?!
– Да пошел ты! – пожал плечами Маттер с философской небрежностью. – Ты не фараон, а мы не твои рабы. Между прочим, эксперимент едва не сбросил эйнсоф в процесс вырождения, что вполне могло кончиться появлением черной дыры.
– Идиот! Развертка могла вообще загнать эйнсоф в потенциальную «яму» ваукуума, в микродыру!
– Но ведь этого не произошло? Чем это тебя не устраивает? Мы получили идеальный странный аттрактор…
Глаза Шаламова, черные, заполненные одними зрачками, метнули молнии.
Маттер отшатнулся, бледнея, схватился руками за горло, захрипел. Глаза его полезли на лоб. Легкие перестали дышать, воздух застрял в горле, сердце ксенопсихолога остановилось. Он откинулся на спинку кресла, конвульсивно дернулся несколько раз и затих. Глаза его начали стекленеть, руки разжались, упали на подлокотники.
Шаламов перевел бешеный взгляд на Ландсберга.

 

– Ты что, тоже идиот?! Как ты мог поддаться на уговоры этого предателя?! Неужели не понял, чем может закончиться ваш эксперимент?!
– Почему? Понял, – спокойно ответил бывший председатель СЭКОНа. – Я сам подал ему эту идею.
– Ты?! Зачем?!
Ландсберг усмехнулся бледными губами.
– Ты не поверишь. И не поймешь.
– Говори!
Ландсберг вздрогнул, но взгляда не отвел.
– Я прозрел.
– Что?! О чем ты говоришь?! О каком прозрении?!
– Я вдруг вспомнил, что я тоже человек. Аристарх был прав: мы сами решаем, быть ли нам людьми или превратиться в монстров. Вот я и решил попробовать остаться человеком.
– Аристарх?! Снова этот доморощенный Геракл встает у меня на пути! Ну, я его найду!
– Он сам тебя найдет.
Шаламов дернул головой, замер, глядя на маленького сморщенного человечка, позволившего бросить ему вызов.
– Ты… мне… угрожаешь?!
– Я сожалею, что поздно во всем разобрался. Тебе желаю сделать это побыстрее. Может быть, кто-нибудь способен разбудить в тебе совесть, как это со мной сделал Аристарх? А пока что ты сам себе и угроза, и враг, и суд, и наказание. Подумай, друг мой. Йихаллах Блэкхоул и люди могут обойтись без тебя, а вот ты без них нет.
– Предатель!
Ландсберг качнул головой:
– Уже нет.
– Тогда умри!
Пространство зала наполнилось звенящим гулом эха.
Вскрикнули в испуге операторы.
Тело Ландсберга выгнулось дугой, из горла вырвался стон, глаза выпучились от боли.
Шаламов с искаженным от злобы лицом повернулся к нему спиной, сделал два шага и растворился в воздухе, оставив тающее облачко молний.
Ландсберг дернулся два раза, пытаясь что-то сказать, перестал дышать, тело его расслабилось, опало. Он был мертв. На губах начальника исследовательского центра застыла странная улыбка, сожалеющая и удовлетворенная одновременно.
Назад: ГЛАВА 16 ГОРЕМЕ
Дальше: ГЛАВА 18 КОЛЛАПС ШИВ КУМАРА