Глава 3
Что было
1. Локус контроля
Проснулся он выспавшийся, свежий, энергичный, словно голову продул морозный ветерок с запахом нашатыря. Захотелось чего-то необычного, нестандартного, отличающегося от рутинного утреннего распорядка: кофе — бутерброд — работа.
«Выпей шампанского», — подсказал внутренний собеседник Ватшина.
«Шампанское по утрам пьют только аристократы и дегенераты», — напомнил он высказывание героя Папанова из фильма «Бриллиантовая рука».
«Тогда спляши», — съязвил оппонент.
«Люсю разбужу».
«Полетай в космосе, ты же у нас известный звёздный скиталец, как сказал Миша Велюр, двадцать романов на эту тему настрочил».
Ватшин показал сам себе кулак, поднялся, стараясь не разбудить спящую жену, накинул куртку, вышел на балкон, достал из пачки сигарету.
С высоты пятого этажа была видна покрытая льдом Москва-река с редкими «кочками» рыбаков, заснеженный лесок по ту сторону реки и высотки Строгино за ним. Наступило хмурое январское утро, рассвело, шёл уже десятый час, но сегодня была суббота, и Люся отсыпалась, не собираясь вставать рано.
Внизу послышался треск шипованных шин подъехавшей автомашины, слышный гораздо сильнее, чем гул мотора.
Ватшин посмотрел на дорогу, подходившую к дому почти вплотную.
Из остановившегося джипа «Инфинити» золотистого цвета вылез мужчина в чёрной куртке, посмотрел на дом, в котором проживали супруги Ватшины. Глаза его встретились с глазами писателя.
Ватшин застыл как заворожённый, держа сигарету двумя пальцами.
Замер и водитель джипа, заметив курильщика на балконе. Потом вдруг засуетился, нырнул обратно в кабину, джип заурчал, тронулся с места и исчез за углом дома.
Блин! — подумал Ватшин, приходя в себя. Какого чёрта он испугался?
Настроение потускнело. Вспомнились наставления Гордеева — сообщать ему обо всём подозрительном, встречавшемся в повседневной жизни. Однако начинать утро с жалобы на странного водителя не хотелось, как не хотелось и верить в то, что он приехал специально для того, чтобы напугать писателя. Это было несерьёзно.
Ватшин смял недокуренную сигарету о дно пепельницы, вернулся в квартиру.
В памяти всплыл текст присланного по электронной почте файла, подписанного неким Кротовым. Иван Петрович сказал, что никакого учёного-футуролога по фамилии Кротов на самом деле не существовало. Зато существовал Крот — человек, обладавший уникальной способностью видеть будущее. Таких людей анксы называли хрониками, и ящеролюди, а также их оппоненты-змеелюди очень хотели иметь в своём стане как плюс-хроников, то есть видящих будущее, так и минус-хроников, видящих прошлое. Вот почему они заволновались, прочитав роман Ватшина «Никому не верьте»: инопланетные «пастухи», наводнившие Землю и сражавшиеся меж собой за право управлять человеческим «стадом», решили, что писатель-фантаст Константин Ватшин — хроник! Либо знает кого-то из этих по сути экстрасенсов, свободно читающих будущее и прошлое. И устроили за ним слежку, а потом и вовсе решили тихонько ликвидировать!
Ватшин невольно глянул на спящую жену.
Людмила оказалась вовсе не такой пугливой, легкомысленной и простодушной особой, какой он её знал все четыре года совместной супружеской жизни. Выяснив, в чём дело, она не кинулась уговаривать мужа со слезами на глазах «бросить писать правду», не стала предъявлять претензии типа «ты мне всю жизнь испортил!» и угрожать, что бросит. Она просто приняла к сведению новые обстоятельства и пообещала следовать за ним куда угодно, если придётся резко изменить образ жизни.
— Даже на край света! — храбро заявила она.
Однако такой самоотверженности пока не требовалось.
Служба безопасности «Заставы» задержала двух функционеров, служащих ящеролюдям, которые угрожали Ватшину, приставила к нему охрану, и всё успокоилось на какое-то время.
Ватшин получил от издательства компенсацию за отказ печатать роман о ксенотиках и начал новый — о путешествии во времени.
Люся продолжила работать в муниципалитете, мечтая о путешествии на море.
Жизнь наладилась. А о случившемся в конце декабря напоминал лишь охранник, провожавший Ватшина во время его поездок по городу, и редкие звонки Гордеева.
Константин закрылся на кухне, сварил себе кофе в джезве.
Снова вспомнился присланный Кротовым материал.
Если убитый ящеролюдьми хроник не привирал, на Земле уже сотни лет жили инопланетяне, маскируясь под людей. Они пробрались во все властные институты большинства государств, диктовали свои законы, подчиняли несогласных своим порядкам и завладели самыми важными инструментами управления народами, позволяющими им беспрепятственно вести свою политику: институтами образования, науки, культуры, средств массовой информации и телевидения. Способов борьбы с ними Кротов не знал, и Ватшину, привыкшему скрупулёзно, до мелочей, продумывать канву будущего романа, пришлось домысливать эти способы самому. Каково же было его удивление, когда он столкнулся с настоящими «бесогонами», как иронично называли себя реальные борцы с «пастухами», создавшие организацию «Застава». До сих пор Ватшину казалось, что все они придуманы им, а война с «пастухами» ведётся понарошку, виртуально, как новая стратегическая онлайн-игра.
Снова вспомнилось нападение бандитов, а точнее — киллеров ящеролюдей, когда Ватшин с Люсей собрались ехать на дачу под Новый год. На игру это было похоже мало, и он со вздохом признался сам себе, что приходится подчиняться правилам этой игры, финалом которой запросто может быть смерть.
— К чёрту! — решительно оборвал он горестные воспоминания. Мы ещё посмотрим, кто кого! Что там писал Кротов? В тексте были какие-то рекомендации — как стать таким же хроником. Ну-ка, память, давай, напрягись, вытаскивай забытое!
Ватшин углубился в кладовые памяти, не востребованные до сих пор, остро пожалев, что не догадался сбросить полученный год назад файл кому-нибудь из друзей. Не пришлось бы в этом случае и память мучить.
Итак, Кротов советовал для начала научиться концентрировать внимание на достижении цели — при умении медитировать и не отвлекаться. Этому Константин научился давно, поскольку работа писателя требовала именно такого сосредоточения. Если уж он попадал в созданный собственным воображением мир, то начинал там жить и возвращался обратно в мир реальный, только когда кончалась энергия. Когда он уставал.
Хорошо, пошли дальше.
Кротов советовал научиться «спускаться вниз», к источнику всего сущего. Что он имел в виду? Физическую картину мироздания? Вселенная, по мысли космологов, родилась после Большого взрыва. Значит, надо нарисовать умозрительно этот взрыв? Момент рождения Метагалактики?
Ватшин закрыл глаза, представил, как это может выглядеть.
В пустом и чёрном пространстве загорается звёздочка…
Стоп! По современным теориям, существует Большая, Бесконечная, вечно кипящая Вселенная, заполненная не пустотой (пусть простят меня учителя словесности), а перетекающей из одного состояния в другое энергией. Значит, в сверкании вихрей той Супервселенной загорается сверхмалая звёздочка и стремительно начинает расширяться. Этот этап учёные, кажется, назвали инфляцией. Что дальше?
Звёздочка за сверхкороткий отрезок времени расширяется до гигантских размеров и превращается… во что она там превращается? Со стороны не видно, надо попасть внутрь. Итак, мы внутри…
Ватшина обняла невероятная космическая пустота, пронизанная не менее невероятной тишиной! Ничто, из которого родилась будущая Метагалактика, продолжало расширяться, превращаясь в настоящее трёхмерное (а может быть, и многомерное) пространство, ещё не заполненное материей. Ватшину даже показалось, что он может пить эту пустоту, как воду.
А затем весь этот невообразимо колоссальный объём, который невозможно было на самом деле назвать ни вакуумом, ни пустотой, ни пространством, взорвался ещё раз, превращаясь в пламя перворождённых элементарных частиц — суперструн, сверхточек, кварков и глюонов. Началась эпоха рекомбинации — превращения первичных кирпичиков Мироздания в элементарные частицы — протоны, нейтроны и электроны, которые через миллион лет образовали первые звёзды, протогалактики и протопланеты…
Ватшин вынырнул из своего мысленного путешествия, как пловец из воды, хватая ртом воздух. Обливаясь, допил остывший в чашке кофе.
Бог ты мой! — подумал он с испугом. Я ведь и в самом деле видел это! Значит, Кротов не зря именно мне прислал компромат на ксенотиков? Я тоже — из тех, кто видит?
Захотелось снова вернуться в прошлое, посмотреть, чем закончится эпоха рождения первых звёзд.
Однако на кухню вдруг зашла заспанная, в одной ночной рубашке, Люся, и Ватшин с сожалением отложил идею побродить по древней Вселенной, заполненной «дымом» начавшихся термоядерных реакций. Обнял жену, уткнувшись носом в её грудь.
— Разбудил? — Он поцеловал её.
— Я сама встала, — сонным голосом ответила она, прижав его голову к себе.
— Кофе хочешь?
— Хочу. — Люся улыбнулась, когда губы мужа нашли сосок груди под рубашкой. — Ты работал?
— Точно, — проговорил он с заминкой, не спеша признаваться о своём мысленном путешествии в прошлое. — Иди умывайся, пока я кофе сделаю.
Люся послушно двинулась к двери, оглянулась.
— Знаешь, вчера меня с работы один молодой человек провожал.
— Вот как? — сдвинул он брови с нарочитой угрозой. — Кто? Я его знаю?
— Я сама его не знаю.
Ватшин засмеялся.
— А говоришь — провожал.
— Он сзади шёл, а когда я оглядывалась — прятался.
Сердце кольнула тревога.
— Этого нам не хватало! Ты его раньше видела?
— Нет.
— Почему же вчера не сказала?
— Забыла. — Люся вышла.
Ватшин повертел в руках пустую чашку и вдруг понял, что надо позвонить Гордееву. Интуиция подсказывала: ксенотики его не забыли.
2. Мера пресечения
Солома — кличку ему придумали ещё в школе из-за очень светлых, почти белых волос и из-за фамилии — по паспорту был Соломиным Виктором Андреевичем. Цвет его волос и в зрелом возрасте почти не изменился, как и характер, весёлый и простой, легко отзывающийся на шутки товарищей. При этом Виктор был классным оперативником, мастером рукопашного боя, тонким аналитиком ситуаций и не зря командовал спецгруппой «Заставы», по физическим и психологическим кондициям не уступающей таким подразделениям силовых служб, как «Альфа» и «Кобра».
После захвата представителей двух враждующих лагерей ксенотиков — ящеролюдей и змеелюдей, маскирующихся под добропорядочных граждан России, — Солома получил задание доставить обоих задержанных — Коренева (под маской бывшего полковника КГБ жил и здравствовал Зишта Драгон, человекоящер, сумевший устроиться заместителем директора Московской газовой биржи) и Хаевича (этот деятель был змеечеловеком по имени Зифа-Кифа) не на Лубянку, где у них наверняка были свои «люди», а на одну из баз «Заставы» в Чехове.
Задание было простым и лаконичным — доставить, и никак не комментировалось начальником службы безопасности «Заставы» Гордеевым. Но для его выполнения потребовалось совершить множество дополнительных манипуляций, в том числе — обставить исчезновение Коренева и Хаевича таким образом, чтобы оно имело под собой реальные основания. На это потребовалось время — двое суток, после чего в прессу просочились слухи о финансовых махинациях и бегстве обоих в «одну из европейских стран». Где их следы и затерялись.
Только завершив эту часть операции, Соломин и трое его оперов повезли отнюдь не «зелёных человечков» на базу, где с ними должны были поработать специалисты иного плана — контактёры, ксенопсихологи и эксперты в области изучения НЛО. Всё-таки успешный захват таких крупных «инопланетных дельцов» являлся делом редким, а пользы анксам они могли принести немало.
Солома не зря считался лучшим исполнителем такого рода операций. Он не стал спешить с реализацией задания, разработал план «Б» на случай непредвиденных обстоятельств и только после этого усадил ксенотиков в фургон «Мерседес» с надписью «Мороженое» на борту. Передислокация пленных на базу, которая располагалась недалеко от городка Чехов, на территории охотхозяйства «Люторецкое», должна была состояться ночью.
Выехали из Москвы в два часа ночи.
Интуиция не подвела его и на этот раз.
На пятьдесят первом километре Варшавского шоссе их ждала засада.
Кто её устроил, они разобрались позже. А в три часа ночи, когда машины группы, основная — фургон с пленными и сопровождения — джип «Кайенн», проехали Шарапово, Солома почувствовал «дуновение ветра угрозы» и отдал приказ «курок!», предписывающий группе быть готовой к нападению.
Через минуту впереди за поворотом показался съезд вправо, где стояли три автомобиля: грузовой фургон «Вольво», старенькая вазовская «Рено Лада» и полицейский «Форд» с мигалками.
Казалось бы, обычная дорожная ситуация, автоинспекторы останавливают для досмотра проезжающие по шоссе машины в плановом порядке. Однако Соломе не понравилось, что стоящие у машин люди сделали слаженное движение, заметив приближающиеся автомобили группы, и маневр этот был очень похож на тренированное действие под названием рассредоточились.
— Внимание, готовность «плюс»! — бросил Солома, сидящий рядом с водителем фургона.
Навстречу им выдвинулся инспектор ДПС, махнул полосатым жезлом, показывая на обочину.
Фургон «Мороженое» начал замедлять ход, потом рванул вперёд, объезжая инспектора.
Джип последовал за ним.
И тотчас же по бортам обеих машин сыпануло железным горохом: стреляли из-за фургона «Вольво», из автоматов!
Вскрикнул водитель «Мерседеса», пуля пробила дверцу и попала ему в локоть.
— Ответ! — рявкнул Солома.
Боковые окна джипа одновременно опустились, сверкнули выстрелы: оперативники сопровождения дружно ударили по фургону, по «Форду» и «Рено Ладе», затем по кустам вдоль дороги, где прятались ещё несколько стрелков.
Стрельба длилась несколько секунд. Затем сзади взорвался «Форд»: пули оперативников пробили бензобак.
Стрельба прекратилась.
Машины с пленными ксенотиками вырвались за пределы оцепленного участка шоссе.
— Задок? — вызвал Соломин джип, озабоченно поглядывая на побледневшего водителя, вцепившегося в баранку руля одной рукой.
— Нормально, один раненый, — доложили ему.
— Сейчас остановимся, посчитаем выбитые зубы. Мне тоже нужен врач.
Кортеж удалился от места стычки с неизвестными киллерами на два километра, прижался к обочине шоссе. Несколько секунд бойцы Соломы всматривались в лес, прислушивались к далёкому шуму, сжимая рукояти пистолетов-пулемётов, затем двое из них подбежали к фургону.
Водителю перебинтовали руку: пуля раздробила локтевой сустав парня, пришлось делать ему обезболивающий укол, его место занял сам Солома, доложил Гордееву о случившемся, и группа помчалась дальше.
Вскоре они уже въезжали на территорию охотхозяйства, охраняемую не хуже, чем военные базы Министерства обороны России.
Наутро Виктор встретился с Гордеевым и обстоятельно доложил все подробности ночного боя. Добавил задумчиво:
— А ведь они знали, что мы повезём ксенотиков на юг.
— Да понял я, — ответил Иван Петрович хмуро. — По всем признакам у нас завёлся ещё один «крот» ксенотиков. Будем работать, выявлять. А пока тебе новое задание: позвонил писатель, утверждает, что за его женой ведётся наблюдение. Взять под контроль, пресечь!
— Слушаюсь, — ответил Виктор, стирая с лица задумчивость.
Жил он один, поэтому ему не надо было отчитываться перед женой или родственниками, куда он исчезает и когда вернётся. Да и образ жизни не позволял бывшему десантнику ВДВ расслабляться. Получив приказ, Соломин сразу начал его выполнять.
Через час штатный охранник писателя был отозван, за квартирой Ватшиных было установлено наблюдение с использованием новейшей дальнозоркой аппаратуры и компьютерных анализаторов, а во дворе дома писателя появился фургончик с надписью «ЖКХ Ремонт». В фургончике этом под видом работников жилищно-коммунального хозяйства поселились оперативники Соломы, готовые в три секунды сменить разводные ключи, лопаты и веники на пистолеты.
На следующий день — это было воскресенье — наблюдатели доложили о подозрительном «шевелении» вокруг дома писателя.
Во двор заехала машина «Скорой помощи», да так и осталась там, приткнувшись к сетчатому заборчику детсада.
Потом появилась подозрительная молодая парочка, усевшаяся на лавочке возле детской площадки. Пара принялась потягивать пиво из бутылки и обниматься. Но подозрительной она показалась не своим «отвязным» поведением, а тем, что бутылку пива — одну! — не смогла осилить за два часа сидения на одном месте. Что для современной молодёжи не являлось нормой.
Солома заинтересовался «Скорой», попросил Дэна «пробить» номер новенькой машины и выяснил, что она числится за шестьдесят седьмой больницей скорой помощи, но на данный момент находится в ремонте. Стало ясно, что во дворе дома Ватшина машина появилась неспроста.
Оперативники сфотографировали также молодую пару, не стеснявшуюся обниматься на виду у жителей близлежащих домов, фото разослали по всем центрам «Заставы», и к обеду Солома знал, что девушку зовут Моникой и что она работает секретарём заместителя мэра Москвы по строительству. Её напарником оказался телохранитель Коренева по прозвищу Дылда. Как ему удалось скрыться во время задержания самого Коренева, было непонятно, но его появление с Моникой только подтвердило подозрения Соломы в приближении каких-то событий.
Он вызвал группу усиления к дому Ватшиных и доложил Гордееву о своих предчувствиях.
— Жди, — коротко ответил Иван Петрович.
3. Очаг аффектации
Арнольд Метаксович Бесин, заместитель мэра по строительству, обедал, когда включился скайп личного айкома.
Он владел тремя квартирами в Москве (остальную недвижимость, за границами столицы и вообще за рубежом, можно было перечислять долго), но чаще всего бывал в роскошной шестикомнатной квартире площадью больше трёхсот квадратных метров, располагавшейся в «сталинской» высотке у метро «Баррикадная».
Квартира была «смонтирована» из трёх меньшей площади на пятнадцатом этаже и имела три входа: один «официальный», два других — запасные, охраняемые специальными нарядами из особо тренированных бойцов ВИП-охраны «Ксенфорс».
Кроме «Ксенфорса», на глобальную земную делянку претендовал и «Герпафродит» — союз ксенозмей, что сильно ограничивало ящеролюдей и огорчало лично Арнольда Метаксовича, или Шамшура Ашшурбазипала, как звали его на родной планете. Но гораздо больше бесила его деятельность «Триэн» — организации, координировавшей сопротивление людей влиянию «пастухов», которую всеми фибрами души он жаждал уничтожить.
Десять лет назад, когда «Триэн» только создавалась, никто не подозревал, насколько опасной она может стать. Но год от года «антиксенотическая» служба действовала всё уверенней, находила всё больше союзников в государственных структурах России, создавала оперативные подразделения типа вышедшей в последнее время на передний план «Заставы», начала чистить ряды властных кабинетов от агентов «Ксенфорса», и главный «пастух» России вынужден был начать с анксами настоящую войну.
К счастью, они не всегда добивались цели и допускали ошибки, которые приводили к поражениям в тех или иных важных областях социума. К примеру, анксы не смогли добиться отмены ЕГЭ и внедрения так называемых «новых стандартов образования», в результате чего Россия откатилась в данной области развития в хвост более развитых в этом отношении государств. Оглупление российского народа пошло быстрее. Но и «Ксенфорс» кое-где начинал проигрывать, чему стало свидетельством бегство хроника Крота, успевшего сбросить информацию о присутствии на Земле ксенотиков совершенно не опасному с виду человеку, писателю-фантасту Ватшину. Который написал роман на основе ценнейших секретных данных и оповестил весь мир об истинном положении вещей!
Арнольд Метаксович в сердцах сплюнул, попал в тарелку с мелко нашинкованным шпинатом, резко отодвинул её в сторону.
«Застава» и здесь опередила «Ксенфорс», успев перехватить писателя и взять его под защиту. Теперь надо было изворачиваться и нейтрализовывать возникшую угрозу в лице писаки, тем более что он скорее всего был хроником, таким же, как математик Уваров. Этого тоже упустили агенты Зишты Драгона, который сам попал в плен к анксам.
Бесин сплюнул ещё раз, жестом подозвал домашнего повара, выполняющего, кроме всего прочего, роль официанта и телохранителя.
— Убери! Неси первое!
Повар склонил голову, быстро перетасовал тарелки, принёс луковый суп.
Арнольд Метаксович последние две недели худел, поэтому ел только некалорийную пищу, хотя это не помогало. Весил он уже больше ста сорока килограммов и остановить рост массы не мог. Надо было брать отпуск и лететь на родину, где имелись все возможности для оптимизации организма до нормального состояния. На Земле же для ящеролюдей было слишком много соблазнов, приводящих к печальным последствиям. Змеелюдям из «Герпофродита» в этом отношении было намного легче, они от земной пищи не толстели и от земных наркотиков «не торчали».
Телефон завибрировал ещё раз.
Бесин глянул на высветившийся опознавательный индекс абонента, включил скайп.
Из футлярчика айкома вырос световой конус, превратился в миниатюрную женскую головку.
— Мы готовы, Шур, — сказала Моника. — Писатель не выходил, сидит дома.
— Берите, — сказал Арнольд Метаксович. — Не захочет работать с нами — ликвидируйте тихо. Но прежде проверьте, кто его пасёт.
— Охранник один, торчит в машине.
— Учтите.
— Конечно, мы его… учтём.
Арнольд Метаксович выключил телефон. Настроение улучшилось. После ликвидации писателя одной проблемой станет меньше, а это всегда успокаивает.
Он даже песню замурлыкал, чем сильно удивил и озадачил повара, никогда прежде не видевшего босса в таком настроении.
Бесин заметил его взгляд, подмигнул.
— Прищемим им хвост, как ты думаешь?
Повар промолчал, так как не понимал игривости босса напрочь.
4. Угол падения равен…
Всё утро Ватшин читал фантастику отечественных авторов, выискивая интересные гипотезы и предположения.
После знакомства с анксами перед Новым годом ему предложили стать аналитиком литературных произведений, чьи авторы высказывали конструктивные идеи в области ксенопсихологии и контактологии, которые «Застава» могла бы взять на вооружение.
За месяц Ватшин прочитал около двадцати романов и столько же рассказов молодых писателей, однако до сих пор ничего существенного не обнаружил. Герои романов в большинстве случаев воевали: либо в космосе, либо в придуманных фэнтезийных «колдовских» мирах, либо занимались сексом. Ни о романтике, ни о научных достижениях речь в них не шла. Поэтому Константин начал постепенно разочаровываться в современной фантастической литературе, зато с удовольствием читал классику и даже посоветовал своему непосредственному начальнику Дэну (так его звали все) почитать Стругацких, выдавших ещё в середине двадцатого века немало неординарных идей. Чего только стоила гипотеза контрамоции — ступенчато-отрицательного перемещения во времени, высказанная классиками в повести «Понедельник начинается в субботу».
К обеду Ватшин осилил роман нынешнего лидера отечественной фантастики Ника Дьяволенко. Сам он, конечно, сомневался в лидерстве переселенца из Дагестана, бывшего врача-гинеколога, использующего чужие идеи в силу своей научной некомпетентности, однако у Дьяволенко сложилась огромная диаспора почитателей его «таланта», вечно торчащих в Интернете, с которыми он тусовался везде, где только можно, не брезговал поить их за свой счёт, а они платили ему взаимностью, голосуя за любимого автора на всех конвентах фантастики, вручая ему всевозможные литературные премии. Что именно он написал, не имело для них никакого значения.
Ватшин в своё время переживал, что ему премий достаётся меньше, так как считал, что пишет лучше. Потом пришло понимание ситуации, и переживать он перестал. Зато мог объективно оценить творчество коллег и жаждал одного — не славы, но признания читателей. А с этим у него всё было хорошо.
Роман Дьяволенко его не то чтобы разочаровал (детский лепет на лужайке, милый и необязательный), но и не задел. Научных открытий, равно как и психологической достоверности развёрнутого писателем мира, он не принёс. Как сказала Люся, с трудом осилившая половину романа: гинеколог так и остался гинекологом в каждой строчке произведения. А это уже пахло клиникой. Недаром же он выпустил два десятка книг с другими авторами: своего воображения явно не хватает.
— А у меня хватает? — поинтересовался Ватшин.
— Ещё как! — поцеловала его жена.
Кто-то позвонил в дверь.
— Открой, милый, — попросила Люся, засевшая в ванной.
Ватшин нехотя оторвался от стола.
Зазвонил мобильный.
Он сделал шаг к двери, но вернулся к столу, поднёс к уху новый айфон:
— Слушаю.
— Константин Венедиктович?
— Кто это?
— Солома.
— Приветствую.
— Вы один?
— Нет, Люся дома, в… э-э, занята. А что? Подождите, открою, в дверь кто-то звонит.
— Ни в коем случае не открывайте! Спрячьтесь подальше от двери, не отвечайте!
— Что случилось? — удивился Ватшин.
— Потом объясню. — В трубке заиграла мелодия отбоя.
По спине Ватшина протёк холодный ручеёк страха. Он поёжился. Одно дело — писать о приключениях крутых героев, другое — стать самому таким же крутым и бесстрашным. А к этому он готов не был, подумав мимолётно, что в квартиру вполне могли позвонить киллеры.
— Кто там? — позвала мужа Люся.
Он шмыгнул в ванную, закрыл за собой дверь на щеколду, прижал палец к губам.
— Тихо!
— Что такое? — встревожилась Люся, высовывая голову из-за шторки перед ванной.
— К нам гости!
— Кто?
— Не знаю.
Глаза жены стали круглыми.
— Ты думаешь… они?!
Ватшин кивнул, не совсем понимая, что Людмила имеет в виду.
— Сейчас придёт Солома… — Он не договорил.
В двери со скрежетом провернулся какой-то инструмент, в прихожую ворвались люди.
Интуиция подсказывала, что их трое и что намерения у них недобрые.
Ватшин схватил с полки над умывальником баллончик с аэрозоль-дезодорантом, собираясь пустить его в ход как оружие.
Люся зажала рот рукой.
Гости разбрелись по квартире, один подёргал за ручку ванной комнаты, позвал кого-то сиплым шёпотом:
— Здесь они!
Ручка начала крутиться, в дверь ударили ногой.
Ватшин поднял баллончик.
И в этот момент в квартире вдруг началась какая-то возня, шум, удары, крики, раздался негромкий выстрел, завизжала женщина.
Затем шум стих, в дверь деликатно постучали.
— Константин Венедиктович, выходите.
Ватшин сглотнул ставшую вязкой слюну, открыл дверь ванной.
Перед ним стояли двое парней: Солома в камуфляже и белобрысый здоровяк в обычном гражданском полупальто и джинсах.
Солома бросил взгляд на дезодорант в потной руке писателя.
Ватшин покраснел, спрятал баллончик за спину.
— Я хотел…
— Понимаю. Всё в порядке, сейчас их унесут, и мы поговорим.
Константин вытянул шею, стремясь разглядеть, что творится в квартире.
Сзади появилась Люся с разгоревшимся от любопытства лицом. Она была закутана в простыню, вокруг головы красовалась чалма из полотенца.
— Что здесь происходит?
Спутник Соломы деликатно отошёл в сторонку, принялся помогать бойцам группы.
Солома оглянулся, развёл руками.
— Извините, мы тут напроказничали, сейчас всё уберём.
Ватшин заметил два лежащих на полу тела, переглянулся с женой.
— Кто это? — побледнела Люся.
— Вам придётся переехать, — с сожалением сказал оперативник Гордеева. — Здесь оставаться нельзя. Они не отстанут.
— Куда переезжать? — с испугом спросила Люся.
— Я бы посоветовал вообще уехать из Москвы, но решаю не я.
— Никуда мы не поедем!
Солома виновато развёл руками.
— Прошу прощения.
Возня в гостиной и в прихожей Ватшиных прекратилась.
Тела непрошеных гостей унесли, стулья поставили на места, прибрали осколки разбитых ваз и зеркала.
— Остальные вы уж сами, — подошёл к стоящей возле двери ванной супружеской паре Солома. — Через час подъедет комиссар, а вы пока соберите вещи.
— Никуда мы не поедем, — почти беззвучно выговорила Люся.
Солома сочувственно посмотрел на женщину, кивнул Ватшину и вышел вслед за своими бойцами.
Ватшины остались одни.
— Вот гадство! — очнулся он.
На глаза жены навернулись слёзы.
— Нам и в самом деле надо переезжать? Я не хочу! Да и что мы родителям скажем?
Он крепче прижал её к себе.
— Я тоже не хочу. Но Солома прав, ксенотики не оставят нас в покое.
— Мне в голову не могло прийти, что это правда! — Люся всхлипнула. — Пришельцы… ящеролюди… фантастика!
— Они потому и действуют свободно, что все считают их присутствие на Земле фантастикой. Я в том числе. Не унывай, переживём!
Люся улыбнулась сквозь слёзы.
— Зачем мы им? Чего они от нас хотят?
— Не знаю. Похоже, я для них представляю какую-то опасность.
— Какую? Ты же просто писатель.
Ватшин невесело усмехнулся.
— Просто… возможно, я тоже хроник.
— Кто?!
— Если бы я знал, — вздохнул он.
5. Давность
Гордеев не стал настаивать на «глобальном» переезде — в другой город.
— Поживите в Подмосковье, — предложил он, заехав к Ватшиным в гости через час, как и обещал Солома. — У нас есть неплохая резиденция на Рублёвке, в Горках-2. Вещи нужны только личные плюс одежда и обувь на первое время, остальное всё есть.
— Сколько мы там будем прохлаждаться? — поинтересовался Константин.
— Зачем прохлаждаться? — не понял Иван Петрович. — Работайте как работали. Жену будут возить на работу и привозить обратно наши люди. До конца зимы придётся потерпеть. А завтра я познакомлю вас с очень интересным человеком, который тоже вынужден скрываться от ксенотиков.
— Кто он?
— Математик, работает в МИФИ.
— Хроник? — догадался Ватшин.
Гордеев озадаченно посмотрел на него.
— Я вам уже рассказывал о нём?
— Интуиция.
— Что ж, вам будет о чём поговорить с этим человеком.
Прошёл день.
Ватшиных отвезли в Горки-2, поселили в небольшом двухэтажном коттедже в окружении соснового бора. Люся обошла свои временные владения и осталась довольна.
— Жить можно. Хотя наша дача нравится мне больше. Ты не спросил, друзей можно сюда приглашать?
— Не спросил, — виновато сознался он. — Потерпи пока, ладно? Мне почему-то кажется, что мы здесь недолго потусуемся.
Коттедж охранялся.
Ватшин по примеру жены обошёл всю его территорию, познакомился с охранниками, жившими в отдельном строении у забора, подумал, что как ни крути, а это тюрьма, но делать было нечего, волею судьбы он оказался не в том месте и не в то время, если трактовать полученную от Кротова информацию в таком ключе, и надо было приспосабливаться к перемене жизненного уклада и радоваться, что они с женой остались живы.
На следующий день Солома повёз его в Москву.
— Куда едем? — полюбопытствовал Константин, успевший привести свои мысли в порядок и настроенный оптимистически.
— К Сан Санычу, — ответил никогда не унывающий оперативник; от него так и веяло бодростью и жизненной энергией.
— Где он живёт?
— На Юго-Западе, через сорок минут доедем.
Ехали и в самом деле около сорока минут: Солома был хорошим водителем, знал все дороги, объездные пути и дворы, а главное — вовремя реагировал на посты ДПС, и машину ни разу не остановили, хотя порой серебристая «Хёндэ» Виктора развивала скорость под сто пятьдесят километров в час.
Математик Сан Саныч Уваров жил на улице Матвеевской, упиравшейся в Аминьевское шоссе. Квартира у него оказалась самой обычной, двухкомнатной, без каких-либо изысков, кроме одного: она больше напоминала библиотеку. Книжные полки располагались не только в гостиной, но и в спальне, в прихожей, на кухне и даже на довольно просторном застеклённом балконе.
— И всё равно не хватает места, — признался Александр Александрович. — В два ряда ставлю. А вы же знаете поговорку: книг второго ряда нет! Они как бы перестают существовать, недоступные ни руке, ни взгляду.
Был математик — в прошлом волейболист — высок, ростом под два метра, серо-зелёные глаза его смотрели оценивающе, с иронической грустинкой, а губы всегда готовы были сложиться в улыбку.
Ватшину он сразу понравился.
— Жена придёт вечером, а то бы познакомил, — сказал математик, — а дети у друзей.
— Ну, я пошёл, — оставил их Солома. — Позвоните, когда освободитесь, я отвезу вас домой.
Уваров предложил гостю кофе.
Ватшин согласился.
Они уселись на кухне, и Сан Саныч рассказал Константину свою историю: как он стал хроником и как на него вышли анксы.
Разговорился и Ватшин, делясь своими впечатлениями и умозаключениями. Спросил, не сдержав любопытства:
— Вы и в самом деле видите прошлое?
— Это трудно назвать видением, — улыбнулся Уваров. — Чтобы что-то видеть, надо понимать, что это такое. Когда первый раз вышел к истокам Вселенной, не сразу разобрался в том, что вижу. Пришлось проштудировать литературу по космологии и астрофизике.
— У меня получилось со второго раза, — признался Ватшин. — Но я специально изучал историю рождения Мироздания, писатель должен разбираться в темах, которые затрагивает в своих произведениях. А тема космологии мне очень близка, я много пишу о космосе.
— Вы сторонник теории Большого взрыва?
— В принципе да, теория красивая и, на мой взгляд, отражает реальное событие.
Ватшин уловил тень улыбки, промелькнувшую в глазах собеседника, торопливо добавил:
— Насколько мне позволено судить, конечно. Сначала я просто окунулся в прошлое, чтобы посмотреть, что было до звёзд.
— Первые звёзды образовались спустя сто пятьдесят миллионов лет после Бигбума. Это так называемое «третье население» — большие сверхмассивные звёзды, не дожившие до нашей эпохи. После этого началось образование квазаров и протоскоплений галактик. А до этого во Вселенной царствовала «тёмная эпоха» — время без звёзд и света.
— После рекомбинации водорода, — согласился Ватшин, показывая свою эрудицию. — Источники излучения тогда ещё не появились, и длилась эта эпоха сотни миллионов лет. Когда я попытался оглядеться и ничего не увидел, испугался даже, подумал — ослеп!
— Со мной было примерно то же самое, — хмыкнул Уваров. — Потом я окунулся в сплошное пламя и понял, что вижу аннигиляцию частиц и античастиц.
— Потом началось образование нуклонов, — подхватил Константин, — и пошли первые ядерные реакции с образованием ядер дейтерия и гелия.
— Которые, я имею в виду реакции, длились триста восемьдесят тысяч лет.
— Если верить расчётам учёных.
— Вы не верите?
— До определённого момента. Существуют гипотезы о непостоянстве самих мировых констант, а если они верны, то оценки учёных, наоборот, неправильны.
— Я так глубоко не копаю. По большому счёту, теория Большого взрыва проста, и оценки учёных близки к истине. К примеру, то, что звёзды второго поколения начали рождаться спустя три миллиарда лет после Бигбума, это правда.
— А звёзды последнего поколения, к которому относится и наше Солнце, начали образовываться из протозвёздных сгущений — в местах скопления тёмной материи — спустя восемь-девять миллиардов лет.
— Точно.
— А когда появился первый разум? — задал свой главный вопрос Ватшин.
— Это интересная тема. — Уваров налил кофе гостю, подвинул орехи и сухарики. — Поскольку мы хроники…
— Я ещё только учусь, — поспешил оправдаться Ватшин.
— Раз уже сходили в прошлое — значит, хроник. Так вот, поскольку мы помним прошлое из таких бездн времён, то оно отложено в нашей памяти. А раз так, уже в ту эпоху существовали какие-то живые организмы, ставшие нашими предками. Понимаете?
— Ух ты! — простодушно пробормотал Константин. — Под таким углом я эту проблему не рассматривал.
— Помнить можно лишь то, что записалось в родовой памяти, это простая логика. Пейте, а то остынет.
Ватшин отпил полчашки, не замечая ни температуры, ни вкуса кофе, бросил в рот орешек.
— То есть вы хотите сказать, что разумные существа возникли ещё до звёзд?
— Может, не разумные в полном смысле этого слова, но уже живые, если хотите. Что под этим следует подразумевать, я особо не анализировал. Для меня живое — то, что самоорганизуется и саморазмножается. Химией в те времена не пахло, поэтому первые организмы были скорее всего комбинациями всевозможных физических полей, может, даже докварковых.
— Ух ты! Безумно красивая идея! Для романа, я имею в виду. Подарите?
Уваров засмеялся.
— Вы писатель, вам и карты в руки. Кстати, играете в преф?
— Немножко.
— В таком случае мы подружимся, люблю эту игру.
— И всё же непонятно, как нам передалась информация о рождении Вселенной.
— Не о рождении — о первых секундах существования Вселенной, когда появились первые признаки жизни.
— Жизнь возникла за несколько секунд? Как-то не верится…
— Это для нас они секунды, а для тех эпох наши секунды являлись веками и миллионолетиями, возникшие структуры успевали дать потомство, состариться и умереть за тысячные доли секунды. Просто темп жизни был другим, мы для тех существ — сверхмедленные существа. А нам на смену, кстати, придут ещё более медленные. Но это тема отдельного разговора.
— Согласен, надо анализировать. — Ватшин спохватился. — И всё же не понимаю, когда возникли первые разумные. Я видел в космосе какие-то очень красивые геометрически правильные сооружения, напоминающие снежинки, и ажурные башни.
— Звёзды уже были?
— Да… кажется… да что это я, конечно, были! «Снежинки» группировались вокруг них!
— В таком случае вы вспомнили о второй Э-волне разума.
— Какой волне?
— О волне расселения разумных систем по космосу. Это была настоящая экспансия, закончившаяся переделом пространства и первыми звёздными войнами. Остатки разрушенных звёзд всё ещё догорают.
— Войн я не видел.
— Ещё увидите, коль добрались до эпохи освоения пригодных космических объёмов. Носителями разума тех времён являлись полевые кластерные конструкции, а не существа из плоти и крови. Жизнь кучковалась на поверхности звёзд, а не на планетах.
— Откуда вы знаете? Ах, ну да, извините…
— Я давно путешествую по космосу, многое изучил. Вы это тоже увидите.
— Вы говорите, что это была вторая волна разума, а первая?
— Волн на самом деле было много, каждая космическая эпоха порождала свой тип разума. До второй Э-волны космос покоряла первая, в которой носителями разума служили «разумные ядерные реакции», как я их называю, то есть реакции, приводящие к гармоническому усложнению континуума.
— Боюсь, я тут вам не соратник.
— Оппонент?
— И не оппонент, просто не хватает информации для обсуждения. Хорошо, согласен с утверждением, что жизнь была всегда, менялись только основы жизни. Есть мнение, что вообще вся Вселенная разумна. А что было за второй Э-волной?
— Вы и сами сможете это увидеть.
— Вот бы вместе… — вырвалось у Ватшина.
Губы Уварова сложились в понимающую улыбку.
— Мне тоже не хватает спутника во время путешествий по закоулкам памяти. К сожалению, это дело сугубо индивидуальное.
Константин вспомнил о причине своего переезда в Подмосковье.
— Скажите, зачем за нами гоняются ксенотики? Что им от нас надо?
— Мы помним не только общие процессы формирования материи, но и вполне конкретные координаты прошлых цивилизаций. А они могли оставить после себя не просто следы своей деятельности в открытом космосе и на поверхности планет, но и супертехнологии, и памятники культуры, и оружие. Вот ксенотики и жаждут высосать эти сведения из нас.
— Но я… не помню…
— Вспомните, раз начали ходить в прошлое.
— А вы помните?
— Да, — просто ответил Уваров, и глаза его на мгновение стали грустными. — Я многое помню, хотя считаю себя больше специалистом по будущему.
Ватшин смотрел непонимающе, и Александр Александрович пояснил:
— Мне хорошо удаётся рассмотреть, что будет через сто лет и дальше.
— А поближе, через пятьдесят лет, через десять?
— Нет, здесь у меня в памяти провал. Ближайшее будущее для меня закрыто, не знаю почему. Пробовал прогнозировать, но неудачно. Может, вам удастся?
— Не знаю, не пытался ни разу.
— У вас всё впереди. Одно могу сказать с уверенностью: вас ждёт немало открытий, в том числе горьких и неприятных. Как говорится, многие знания — многие печали.
Ватшин опустил голову, переваривая услышанное, поймал сочувствующий взгляд математика.
— Кто мы, Александр Александрович? Зачем нам этот дар?
— Насчёт зачем — не думал. А кто? Хроники, однако. Этим всё сказано. У Блока есть такие строки: «Мы — забытые следы чьей-то глубины». Очень тонко подмечено.
Ватшин промолчал, хотя и ему строки поэта понравились. От них пахло тайной.
Через час Солома отвёз его обратно в Горки-2.
Люся бросилась к мужу на шею.
— Как хорошо, что ты приехал! А то я места себе не находила, переживала. С кем встречался?
— Его зовут Сан Саныч, он математик, хороший мужик, и тоже хроник, но со стажем.
Жена прищурилась вопросительно.
— Второй раз слышу от тебя это слово — хроник, но ты не хочешь объяснять.
— Потом как-нибудь, ладно? Сделаешь кофейку? А я пока посую полученную информацию по полочкам.
— Суй, — фыркнула она, убегая на кухню.
Ватшин переоделся, залез на диван и вдруг захотел окунуться в тишину и мрак космического пространства, посмотреть на красивые «снежинки» чужих сооружений. Душе захотелось полетать.
