Костромская губерния, г. Судиславль. 30 мая, 11 часов дня
Олег обиделся, хотя и не показал виду.
Нельзя сказать, что Афанасия это не огорчило, но с собой в Судиславль он взял не старого школьного товарища, а сержанта Марина, который в экстренной ситуации мог пригодиться намного больше, чем специалист по гидрометеорологии. Да и Семёнов, посылая майора на малую родину за дедом, посоветовал взять с собой спецгруппу, а когда Афанасий резонно заметил, что он-то как раз и есть спецгруппа, отрядил с ним вместе Дохлого.
– Привет передай, – хмуро сказал Олег, прощаясь.
– Кому? – сделал вид, что не понимает, о чём речь, Афанасий.
– Сам знаешь…
– Вряд ли у меня будет время на посиделки, – посерьёзнел Афанасий. – Но привет передам.
Дохлый обрадовался, когда ему позвонили рано утром тридцатого мая, и собрался за считаные минуты. После возвращения в Раменское «Ил-96» отбуксировали в ангар, где с ним начались профилактические работы, а команда Афанасия разделилась: Ривкин и Ширяев остались на борту самолёта, собираясь погонять генератор на всех режимах и дать подробный отчёт о состоянии «Коршуна», а остальные вернулись в Королёв, где их в центре выслушали специалисты и руководители всех управлений ВГОР.
Афанасий подробно рассказал аудитории о манёврах американского «Б-2», о своих действиях, о поведении экипажа и признался, что у него появилось много идей по доработке технических систем самолёта и генератора.
– Полёт показал, что мы уязвимы, – закончил он. – Одного ЗРК для защиты самолёта, особенно при полетах вне территории России, мало.
– Что за идеи вам пришли в голову? – спросил Черняк.
– Размещение ЗРК «Стрела» в хвостовой части «Ила» не позволяет оперативно отреагировать на явное нападение. Необходимо добавить к корпусу самолёта консоли для крепления пусковых установок ракет либо упрятать контейнеры внутри фюзеляжа и выпускать их наружу в нужный момент. Это первое. Второе…
Командиры ВГОР (не было только самого командующего) оживились.
– Я понял так, что идей не две? – осведомился полковник Дзюба, начальник управления анализа; как выяснилось, Олега в команду Афанасия он отдавал неохотно.
– Так точно, товарищ полковник, – подтвердил Афанасий.
– Не легче ли всё-таки следующий мобильный «Коршун» устанавливать сразу на бомбардировщике? – скептически заметила Леонсия Зорич, олицетворявшая собой силы контрразведки ВГОР.
– Выслушайте до конца, – предложил Черняк.
– Кроме того, необходимо установить дополнительное пилотское кресло в кабину лётчиков, со всеми системами связи и контроля ситуации, – продолжал Афанасий хладнокровно, убеждённый в справедливости своих претензий. – Мне нужен как прямой контакт с лётчиками во время полёта, так и прямая связь с центром.
– Резонно, – проворчал Дзюба.
– Ещё раз об оружии: если вы хотите, чтобы самолёт не сбили, установите дополнительно в носовой гондоле АСП.
– Что такое АСП? – спросила ещё одна женщина, присутствующая на встрече.
Когда она появилась, Афанасий подумал, что эта длинноногая красавица-блондинка пришла предложить всей компании напитки, оказалось – она полковник, глава службы безопасности ВГОР.
– Авиационная крупнокалиберная пушка, хорошо бы типа «ГШ-6-23М».
Присутствующие снова оживились, но обсуждать предложение Пахомова не стали.
– Продолжайте, – сказал Черняк.
– Нужна дополнительная защита экипажа от СВЧ-излучения. Если бы мы не сманеврировали, полёт мог закончиться печально.
– Всё? – спросил Черняк.
– Ещё кое-что по мелочи: нужны телекамеры внешнего обзора с высоким разрешением, нужна система датчиков для измерения интенсивности полей и излучений. – Афанасий подумал. – Кроме того, нужно, чтобы на комплексе могли работать все бойцы группы, а не только операторы. Для нас «Коршун» не должен оставаться тайной за семью печатями. Я тоже должен знать принципы его работы и на что он способен.
Глаза всех руководителей скрестились на лице майора, но он остался спокоен и деловит.
Черняк скупо улыбнулся.
– Полёт был, по сути, пробным, никто не предполагал никаких форс-мажорных обстоятельств. Мы обсудим ваши замечания, Афанасий Георгиевич.
– Вы свободны, полковник, – сказал Семёнов, давая понять, что он на стороне подчинённого, а его обращение «полковник», в то время как Афанасий носил пока погоны майора, говорило о том, что действия Пахомова оценены по достоинству.
Вечером в общежитие, где временно разместили всю группу, к счастью – в разных комнатах, прибыли старлей и капитан, довольные своей работой, и Афанасий объявил всем благодарность. А ранним утром Семёнов поднял его с постели и приказал доставить деда в Королёв.
– Он может не согласиться, – нерешительно сказал Афанасий.
– Убеди, – ответил полковник не терпящим возражений тоном.
В одиннадцать часов утра Афанасий и Дохлый были в Судиславле.
Деда внук обнаружил всё в той же мастерской, под которую Геннадий Терентьевич приспособил сарай. Увидев Афанасия, старик удивился и встревожился одновременно.
– Это что ещё за явление Христа народу? Ты ж обещался только летом заглянуть. Али случилось что?
В сарай заглянул Дохлый, – руки в карманах, – глаза старика переместились на него, и Афанасий представил сержанта:
– Семён Марин, мой дружбан.
– Ага, – сказал дед.
– Геннадий Терентьевич, – представил Афанасий деда. – Изобретатель и радиоинженер.
– Очень приятно, – осклабился Дохлый и шаркнул ножкой.
– Оглядись, – кивнул на дом Афанасий.
– Есть, командир, – вальяжно отозвался сержант, развернулся на пятках и с независимым видом отправился на рекогносцировку.
– Что за клоун? – посмотрел ему вслед Геннадий Терентьевич.
– Сеня не клоун, – возразил Афанасий с улыбкой, – классный оперативник и хороший парень, а снайпер вообще от бога. Собирайся, изобретатель, в столицу поедем. Меня за тобой послали.
– На кой?
– Ты уже забыл, что всучил мне неймс? Эксперты хотят от тебя разъяснений.
– Эксперты? – оживился Геннадий Терентьевич. – Значит, ты отдал им мою загогулину?
– Мне мой непосредственный начальник рассказывал, что он демонстрировал неймс высшим чинам нашей конторы, и они понаделали кучу дыр в заборе, уничтожили два мусорных бака и старый прицеп. Могли и больше, да аккумулятор сдох. Эффект был ошеломляющий. Так что двигаем.
– Да как же я тут всё брошу? – озадачился старик. – Дом, хозяйство, огород… мастерскую. За ними же уход нужен.
– Не думаю, что твоя командировка затянется, – успокоил его Афанасий. – Покажешь чертежи, если они есть, объяснишь принцип действия и домой.
– Ну, ежели так…
– Не спеши, собирайся с толком, чувством и расстановкой, запереть всё надо основательно, договориться с соседями, чтобы присматривали. С кем ты в хороших отношениях?
– Да со всеми.
– И с Кыриком тоже?
– А что с ним делить? Он не мой внук.
– Не слишком ли ты добрый, дедуля?
– Так ведь доброму жить легче, – хитровато усмехнулся Геннадий Терентьевич. – Он всех жалеет, прощает, получает обратку – такие же добрые чувства. Злой всех ненавидит, горит злостью, а вместе с мыслями у него горят нервы и в конце концов жизнь.
Афанасий покачал головой.
– Постарел ты, однако. Помню, как ты меня ремнём по попе жаловал и в угол на крупу ставил.
– Так ведь по делу! Человека из тебя растил.
Афанасий засмеялся, обнял деда, чмокнул в седую прядь на виске.
– Я тебя люблю! Со старшим Ходченковым ты в ладах, надеюсь?
– С Мишкой? Нормальный мушшына, – пошутил Геннадий Терентьевич. – Вместе на рыбалку ездим изредка на его тарахтелке.
– Что за тарахтелка?
– У него «Смарт», только мы вдвоём и влезаем.
– Понятно, я к нему сейчас зайду, заодно с его племянницей повидаюсь.
Дед хитро прищурился, и Афанасий торопливо перевёл разговор в другую плоскость:
– Кстати, Кырик со своими дуболомами больше не досаждает?
– Приступ сердечный у Кырика случился, – ответил Геннадий Терентьевич. – Аккурат на следующий день, как ты уехал. Говорят, упился бугай вусмерть, слишком много на грудь взял. Еле откачали. Зато у нас тихо теперь.
– Как говорится, каждому по заслугам воздаётся. Мне его не жалко, как жил бандитом, так и умрёт бандитом. Ну, я пошёл к соседям.
Дохлого Афанасий обнаружил в полусотне метров от дома деда, сержант со скучающим видом изучал каменный гараж одного из жителей улицы. Здесь когда-то жила семья Валика Баранова, но кто переехал в его старый дом, дед не знал.
– Приезжие какие-то, – ответил он на вопрос внука ещё в прошлый приезд. – Я их только издали видал, возят что-то, сгружают во двор, в гараж, потом куда-то девают и снова привозят.
– Не гашиш, надеюсь?
– Да не пахнет наркотой, химией пахнет.
Этот разговор Афанасий вспомнил, когда подошёл к сержанту, и тот повторил слова деда, нюхая воздух:
– Химией пахнет, а? Хорош гаражик, больше самой хаты в два раза.
– Может, у них тут мастерская, – оценил размеры гаража Афанасий.
– Не похоже, – с сомнением проговорил сержант. – Ни стука, ни грюка, и запахи не производственные. Говорю же – химией пахнет.
– Значит, они химию и возят, растворители какие-нибудь, жидкость для омывания стёкол. Я зайду к Ходченковым, а ты располагайся в доме, освежись, с дедом покалякай, он любит в старости поговорить.
– Ходченковы – это где?
– Вон дом почти напротив нашего стоит, длинный такой, на два хозяина. Слева дядька Михаил живёт, справа – племянница его Дуняша.
– Так ты к нему или к ней? – ухмыльнулся Дохлый.
– Сержант, смирно! – сделал жестяное лицо Афанасий. – Нале-во! Шагом марш в дом!
Дохлый согнал с лица ухмылку, сказал «слушаюсь» – и зашагал в дом, зная крутой нрав своего командира. В былые времена за шутки можно было и наряд вне очереди схлопотать.
Подойдя к калитке той половины дома, которая принадлежала Дуне, Афанасий почувствовал, как сердце рванулось вперёд, опережая его мысли. Такого с ним раньше не случалось, и он с удивлением прислушался к своим ощущениям, вдруг осознавая, что девчонка – бывший Одуванчик – заняла в его мыслях особое место.
Кнопки звонка на калитке не было, он открыл её изнутри, дотянувшись рукой до щеколды, дошёл до двери, размышляя, не вернуться ли назад и прийти с цветами, и в это время дверь перед ним резко распахнулась. На пороге возникло прекрасное видение – ангел с сияющими глазами, одетый во что-то воздушное, лёгкое, струящееся, и голос Дуни возвестил о том, что гостя заметили:
– А я тебя в окно увидела! Привет, Афанасий Георгиевич.
– Извини, я без цветов, – пробормотал он первое, что пришло в голову.
Раздался хрустально-серебряный звон колокольчиков – Дуня засмеялась.
– Мне давно никто не дарил цветов, да это и не главное. Ты надолго к нам? А где Олег?
Солнце в небе потускнело. Показалось, что Дуня-Одуванчик ждала именно Олега, а не бравого майора спецназа.
– Я на часок, за дедом приехал, а Олег на службе, его не отпустили.
– Жаль, посидели бы вместе, почаёвничали, я вчера пышек напекла, на меду, варенье из погреба достала. Проходи, я очень рада тебя видеть.
И солнце засияло вновь. Дуня говорила то, что думала и чувствовала, прямая и естественная, как упавшая на щёку капля дождя, и в хитрости подозревать её не стоило.
– Обещаю в следующий раз приехать с подарком. У тебя когда день рождения?
– Шестого августа.
– Значит, ты львица, а львы любят мясо антилоп. Привезу тебе целую антилопу.
Снова зажурчал-зазвенел колокольчик.
– Я мяса не ем.
Засмеялся и Афанасий.
– Тогда достану бочонок мёда на пышки.
– На мёд согласна, проходи.
Через несколько минут они сидели в прохладной гостиной Дуниного дома, чистой, уютной, пронизанной запахами трав и тела девушки, пили чай, болтая обо всём, что приходило в голову.
– Если ты не ешь мяса, откуда белки для организма берёшь, молодого и растущего? – спросил Афанасий, хмелея от воображения, уносившего в такие дали, что во рту пересыхало.
– Из лесу, вестимо, – ответила Дуня, делая вид, что не замечает взглядов гостя; впрочем, вполне могло быть, что она их и в самом деле не замечала. – Грибы собираю, ягоды, перепелиные яйца, у нас огород большой, все овощи свои, так что от авитаминоза не страдаем.
– Ты ещё и огород успеваешь обрабатывать?
– Бабушка помогает, дядя Миша, да и я тоже не забываю.
– А почему здесь твоих творений мало? – обратил он внимание на отсутствие картин хозяйки.
– Потому что почти ничего не остаётся, – ответила она простодушно. – Музеи забирают, кое-что дядя продаёт, я к этому не имею отношения. Остальное в чулане хранится. А зачем ты деда увозишь?
– Он у меня изобретатель.
– Я знаю, он Вавиным какую-то хитрую чудо-печку сделал, для бани, так дядя Саша не нахвалится. Говорит: экономия бешеная и греется быстро.
– Он ещё не то может. – Афанасий прикусил язык, чтобы не рассказать Дуне о последнем изобретении деда: этот аппарат уже становился государственной тайной. – Наши русские изобретатели вообще во всём мире ценятся. Только сливки от их изобретений снимают другие. Знаешь, кто был истинным отцом радио?
– Маркони? Ещё со школы помню.
– Наш Попов осуществил первую в мире радиопередачу на два года раньше Маркони.
– Откуда ты знаешь?
– Дед рассказывал, он же радиоинженер по образованию. А кто изобрёл первый киноаппарат?
– Эти… братья… не помню фамилии.
– Люмьер?
– Да, кажется.
– Так вот, первый киноаппарат придумал харьковчанин Тимченко, и тоже за два года до Люмьеров. Про Ползунова ты знаешь, он первым создал паровую машину, вовсе не Джеймс Уатт, как нам утверждали в школе. И так почти во всех областях науки и техники.
Дуня, наблюдавшая, как гость поглощает пышки, улыбнулась.
– Ты так патриотично отстаиваешь первенство русских.
– Россиян вообще, потому что и европейский, и американский прогресс подняты нашими умами, своих у них почти нет, вот и покупают россиян, инженеров и учёных.
– Наверно, не всех покупают? Многие сами уезжают.
Афанасий поморщился.
– Есть такой факт, наше чиновничество насмерть стоит, держась за кресла, попробуй пробейся, докажи, что ты сделал открытие, полезное для народа, вот умные и бегут из России. И почти все беглецы работают на военную промышленность Запада, я статистику изучал недавно. Если что и прогрессирует, то искусство убивать людей.
Дуня тоже опечалилась.
– По телевизору иногда показывают всякие расследования, так страшно становится. Человечество – что обезьяна в болоте с дубиной в лапах, если под дубиной понимать прогресс науки и техники, а под болотом морально-нравственную деградацию. Чем выше обезьяна поднимает дубину, тем глубже погружается в болото.
Афанасий с интересом вгляделся в мерцающие глаза девушки.
– Ты тоже рассуждаешь как матёрый философ. Проще надо к этому относиться и не бояться отстаивать свою правоту. Ударили по одной щеке? Ответь по двум!
Дуная погрозила ему пальчиком.
– Я видела твои ответы, это не метод, плохих людей мордобоем не исправишь.
– Но и терпеть их издевательства тоже не метод, на шею сядут. Сроду не любил теорию непротивления злу насилием, которую исповедовал Лев Николаевич. Эта теория едва не погубила Россию в конце двадцатого века, хорошо, люди спохватились, сопротивляться стали, не то мы с тобой разговаривали бы в другой стране. Или вообще не разговаривали бы.
– Ты пессимист. А Лев Николаевич – это Толстой?
– Он, родимый, либеральное «наше всё». Сам-то жил по иным законам. Вот родители твои молодцы, жили по справедливости и спуску негодяям не давали. Я помню, как их хоронили… – Афанасий помолчал, подумав, что зря заговорил об этом, расстроил девчонку. – Кстати, а где тот, кто их сбил?
– Посадили, – грустно ответила Дуня. – Говорят, из зоны живым не вышел.
– Значит, иногда и у нас возмездие добирается до подонков.
– Разве это важно? Папу и маму уже не вернуть.
– Это правда.
Дуня встала.
– Я молока принесу.
Афанасий взялся за пышку, но отложил, погладил себя по животу.
– На сутки наелся. С собой дашь парочку?
– Конечно, хоть все бери, – обрадовалась Дуня, – я ещё напеку.
Кто-то деликатно постучал в дверь.
Девушка вспорхнула с табурета, крикнула:
– Входите.
Дверь открылась, показался страдающий от ложного смущения Дохлый, приложил руку к груди.
– Извините, ради бога, здрасьте. Командир, выйди срочно, дело есть.
– Я сейчас, – поднялся Афанасий. – Молочка всё же выпью, холодненького.
Оба вышли на улицу.
– Что у тебя?
– К твоему деду полиция приехала.
Только теперь Афанасий заметил стоящий у дома Геннадия Терентьевича бело-синий джипчик «Нива Рено». Странно, что он не услышал, как джип подъехал.
Первая мысль была: приехал кто-нибудь из давних знакомых старика, которых у него было много…
Но я не слышал о знакомых полицейских, возразил Афанасий сам себе.
Дед попросил полицию об охране…
Он бы уже признался, да и для вызова охраны не обязательно связываться с полицией, есть частные охранные конторы.
Кто-то пожаловался на старика…
Но он ни с кем никогда не ссорился, соблюдая заветы добрососедства и мира.
Может, кто-то прослышал про последнее его изобретение?
– Номера чьи?
– Джипчик захудалый, как видишь, а номера костромские.
Сердце сжала лапа тревоги.
– Пошли. – Афанасий обернулся к выскочившей на крыльцо Дуне. – Я вернусь через пять минут, поговорю только.
Девушка кивнула, потом посмотрела на «Ниву», и глаза её стали тревожными.
– Буду ждать.
У джипа прохлаждались два рослых полицейских сержанта, один узколицый, морщинистый, несмотря на явную молодость, второй раздобрел явно не на казённых харчах, у него было лоснящееся круглое лицо и мощный живот. Оба уставились на майора и его спутника, пересекавших улицу и по-хозяйски подошедших к калитке.
– Эй, граждане, вы куда?
– Домой, – простецки ответил Афанасий. – А вы кто и откуда будете?
Полицейские обменялись взглядами. Узколицый взялся за приклад пистолета-пулемёта «Вал», висевшего у него через плечо на ремне.
– Тыловое обеспечение.
– Не знал, что мы живём за линией фронта. – Афанасий покосился на эмблему внутренних войск на предплечье пузана. – А с виду вы обыкновенные мусора внутренней службы. Сеня, поговори с братишками.
– Парни, давайте мирно побалакаем, – осклабился Дохлый, превращаясь в сельского раздолбая. – Погода хорошая, я вам песню спою.
Не слушая начавшуюся за спиной перебранку, Афанасий быстро преодолел дорожку до крыльца, заглянул в дом, никого не нашёл и выскочил во двор.
Геннадий Терентьевич был здесь, прижатый к стене сарая дюжим полицейским с шевронами лейтенанта, а напротив стоял капитан-замухрышка, напоминавший по виду небритого кролика. У него и глаза были кроличьи, красноватые, с поволокой.
Увидев внука, старик встрепенулся.
– Афоньша, тут видишь какая закавыка…
– Вижу, – процедил сквозь зубы Афанасий, подходя и гадая, есть ли ещё кто из полицейских в сарае или нет. – Отпусти его!
– Э, позвольте! – ожил «кролик». – Вы кто, собственно?
– Его внук. Отпусти, я сказал! – Глаза Афанасия стали бешеными.
Лейтенант подумал, отодвинулся от Геннадия Терентьевича. Старик поправил фартук, рысцой подбежал к Афанасию.
– Ни слова не говоря – сразу за петельки! Во власть, туды её в качель!
– В чём дело? – отрывисто обратился Афанасий к капитану, боковым зрением фиксируя действия лейтенанта. – Вы что себе позволяете?
– Нам предписано… – начал капитан, находясь в некотором замешательстве.
– Что?
– Доставить подследственного в областной отдел полиции.
Афанасий присвистнул.
– Подследственного? Это когда он успел стать подследственным? А постановление прокурора о задержании у вас имеется? А ему объяснили, в чём его обвиняют? Повестку приносили – явиться в следственный комитет или куда там ещё? Что ему инкриминируется?
– Задача поставлена – мы выполняем, – скучным голосом сказал глыбистый лейтенант; судя по кулакам, он мог работать вместо отбойного молотка.
– Вот когда будут соблюдены все формальности, все законные процедуры, тогда и поговорим. А пока прошу удалиться. Мне тоже поставлена задача – доставить его командованию.
Капитан поймал взгляд лейтенанта, заколебался, он всё ещё находился в сомнении относительно своих полномочий.
С улицы донеслись возбуждённые голоса, удары, крики.
Капитан мотнул головой.
Лейтенант как танк ринулся в сени, из них на улицу. За ним поспешил капитан. Афанасий жестом попросил деда остаться, последовал за полицейскими.
Пузатый сержант сидел на земле у забора и икал, прижав руки к животу. Его узколицый морщинистый напарник вцепился в штакетник, чтобы не упасть, не помышляя об оружии. Дохлый в этот момент открывал калитку, и лейтенант, заорав: «Лечь! Руки за голову!» – вытаскивая из кобуры пистолет, нарвался на удар сержанта – снизу вверх, ногой в промежность.
Лейтенант выронил пистолет и пропахал лицом песок и гравий дорожки.
– Хранить свои яйца надо в разных корзинах, – укоризненно посоветовал ему Дохлый. Благожелательно посмотрел на капитана. – Вы следующий?
Капитан судорожно лапнул кобуру.
– Не надо! – проникновенно сказал Афанасий, сжав ему локоть железными пальцами. – Поранишься. Один вопрос, и можете ехать: кто вас послал?
Капитан посмотрел на него шальными глазами. Вопрос дошёл до него не сразу.
– Полковник Резникович… служба внутренней безопасности…
– Странно, ему-то зачем понадобился законопослушный пенсионер? Ладно, разберёмся, убирайтесь.
– К-кто вы, чёрт побери?!
Афанасий достал удостоверение, раскрыл, сунул под нос капитану и спрятал.
– Майор Пахомов, отдельное спецподразделение ВГОР.
– ВГОР? Разведка, что ли?
– Президентская охрана. Свободен.
Капитан помог подняться лейтенанту, оба подсобили сержантам, и джип уехал.
Афанасий заметил на противоположной стороне улицы стоящую у калитки Дуню, прочитал в её глазах, как ему показалось, мучительное непонимание и осуждение, развёл руками.
– Так получилось.
– Не всегда прав тот, у кого оружие, – хмыкнул Дохлый.
Дуня повернулась и молча ушла в дом.
Афанасий понял, что за пышками и молоком можно не ходить.
Сержант посмотрел на его лицо, собрался пошутить, но заметил сжатые губы майора и отказался от намерения.
– Командир, я не хотел… честно… они первые права начали качать.
Из дома выглянул Геннадий Терентьевич.
– Уехали?
Афанасий тряхнул головой, пряча в сердце досаду, подтолкнул Марина идти вперёд, закрыл калитку.
– Чего они от тебя хотели?
– Спрашивали про какие-то СВЧ-генераторы.
– Ты никому о неймсе не рассказывал?
– Тебе первому. – Геннадий Терентьевич замялся, пожевал губами. – Месяца два назад письмо в Москву писал, в бюро изобретений. Но без каких-либо подробностей.
– Понятно, сообразили. Собирайся побыстрее, изобретатель, надо ехать. Не забудь забрать маузер и все детали неймса.
Через час они миновали церковь Владимирской Богоматери и выехали за пределы Судиславля.
Дуня при их отъезде из дома не вышла.
