РОДИНА
Как ни странно, ему нравились поездки на велосипедах с дядей Васей по крапиву. Точнее, Арсению нравился не сам процесс: надо было нарвать целый мешок крапивы, сдирая жгучие листья со стеблей – в рукавицах, разумеется, отмахиваясь от тучи комаров, в душном и жарком сумраке леса, на краю болота, – а возвращение. Какое же это было блаженство – выйти из душного лесного пространства на свежий воздух, где не было ни комаров, ни мошкары, ни других насекомых, приторочить к багажнику набитый крапивой мешок, сесть на велосипед и с ветерком катить домой с чувством исполненного долга. Лето, июль, каникулы, свобода, детские игры и забавы, книги…
Впрочем, ему нравилось и вовсе уж не детское занятие – заготовка сена для коровы. Косить его учила бабушка, с шести лет, и к пятнадцати он уже мог почти как взрослый скосить хорошую делянку на берегу озерца Ругощ, славившегося своими водяными орехами – кыляными, как их называла бабушка.
Да, донимали слепни, комары, мухи, жара, но Арсений с упоением махал косой, оставляя за собой ровные валки свежескошенной травы, вдыхая запахи луга, и думал лишь о том, чтобы не допускать огрехов, за которые потом мать упрекала. Впрочем, упреки Арсений выслушивал редко, он был старательным косарем и не знал, что такое лень. Зато потом, после работы, до чего же приятно было искупаться в озере или ручье и обедать или ужинать со взрослыми, пить вкуснейший холодный квас или компот, хрустеть малосольным огурчиком, есть вареные куриные яйца – вкуснейшая еда на природе! – и чувствовать себя настоящим работником, кормильцем семьи, мужчиной…
Автобус остановился, и Арсений Васильевич с сожалением выбрался из дебрей памяти. Интуиция подсказывала, что его испытания не закончились, а путь в неизвестность только начинался.
После впечатляющего бегства из квартиры Марины – удивление и страх пришли позже, когда он уже был на земле, – Арсений Васильевич не придумал ничего лучшего, как сесть на автобус и доехать до Жуковского. Возможностей преследователей он не знал, поэтому ехал и молился неизвестно кому, чтобы ему повезло. Молился до тех пор, пока не вспомнил деда, который не раз объяснял при нем бабушке свою позицию: молящийся жертве сам в конечном итоге становится жертвой, начинает зависеть от нее и заводит себя в тупик.
Поэтому Арсений Васильевич срочно перестроил свои мысли и стал думать не о том, что его могут подстеречь сотрудники ФСБ или агенты Диспетчера, а о формировании канала предвидения. В конце концов это ему удалось, и в Жуковском он сошел с автобуса в уверенности, что засада его дома не ждет.
Так и случилось. Никто за ним не следил, никто не сверлил спину мрачным взглядом, не шел в отдалении и не ждал во дворе или в квартире. Тем не менее ощущение формирующейся где-то и приближающейся грозы не отпускало, говоря о неких тенденция х дальнейшего развития событий, и Арсений Васильевич задерживаться дома не стал. Позвонил сначала на работу, сообщил, что жив-здоров и скоро вернется.
Звонок потряс сотрудников лаборатории, уже и не чаявших увидеть своего начальника или услышать. Толя Юревич сначала не поверил, что звонит пропавший без вести, разволновался, закричал, что сейчас приедет, но Гольцов пообещал встретиться позже и положил трубку. Оксане звонить не стал, так как не хотел ни объяснять свое отсутствие, ни лишний раз тревожить сотрудницу. Зная их отношения, Толя должен был сам рассказать ей о звонке друга и успокоить.
Затем Арсений Васильевич позвонил в Муром сыну, застал его на работе и коротко поведал историю своей «болезни» и о том, что его «только что выписали». Посоветовал быть осторожнее и с чужими людьми не контактировать. Обрадованный, растроганный и растерянный Кирилл хотел было узнать подробности таинственного лечения отца, но Арсений Васильевич пообещал ему скорую встречу и отключил связь.
На всякий случай он позвонил и Марине, имея слабую надежду на то, что ее не тронули, оставили в покое. Однако Марина на звонок не ответила, и стало ясно, что неизвестные «милиционеры» забрали ее с собой.
Ничего, Маришка, подумал Арсений Васильевич виновато, съезжу в деревню, позанимаюсь собой и найду тебя. Сначала Максима, потом тебя. Вдвоем мы горы своротим.
Перед тем как окончательно покинуть квартиру, он зашел в свой кабинет, сел в кресло, вдыхая знакомые запахи, огляделся. Со всех сторон его окружали любимые книги. И Арсений Васильевич на мгновение почувствовал себя счастливым.
Уходил он с ощущением, что сюда, вероятнее всего, уже не вернется.
Вывел из «ракушки» «Ниву», забросил на заднее сиденье сумку с вещами, еще раз оглядел «горизонт» пси-поля внутренним зрением, подозрительного движения не заметил и выехал со двора.
Путь от Жуковского до Мурома и Родомля не близкий, поэтому Арсений Васильевич за несколько часов передумал о многом, в том числе о своем положении и перспективах. Положение, в принципе, было аховое, а перспективы и вовсе просматривались со знаком «минус». Система, коль уж взялась за «воспитание» бунтаря, наверняка имеет в арсенале набор необходимых для этого средств и методов, а он даже до конца не знает отпущенных ему возможностей. В который раз уже Арсений Васильевич задумался о причинах своего бунта и в который раз пришел к выводу, что таковых не имеется. Если не считать тяги к справедливости и зыбкого понятия под названием «совесть». Могли они заставить его изменить образ жизни, возмутиться тем, какими способами Система поддерживает равновесие в других метавселенных? Наверное, могли, раз это произошло. Плюс стечение обстоятельств. Плюс влияние людей, путь которых волею судеб пересекся с его путем. Того же Максима Разина, майора ФСБ, не побоявшегося пойти на должностное преступление ради спасения в общем-то чужого человека. Значит, и он тоже остро чувствует несправедливость реальной жизни? Кстати, не является ли перманентное состояние войны на Земле результатом воздействия той же Системы? Возможно, где-то в глубинах космоса обретается некто, такой же экзор по отношению к человечеству, который и корректирует его жизнь? Или все же здесь есть свои «пастухи», как намекал внутренний собеседник, расшифровавший часть засевшей в мозгу информации?
Около часа Арсений Васильевич обдумывал эту идею, но ни к чему не пришел. Для анализа и правильных выводов необходим был прорыв в глубины подсознания и подключение канала прямой связи – то есть вход в состояние инсайта, озарения. За рулем подобные эксперименты опасны, можно запросто создать ДТП со всеми вытекающими последствиями. Его траектория в этом направлении – скачивание информации – только начинается, а конечное состояние или аттрактор, если говорить научным языком, скрыто во мраке.
С другой стороны, аттрактором для любого человека является смерть. Если рассматривать человека разумного только как физическое тело. Как бы, не умирая, убедиться, что физическое тело есть лишь оболочка духовной сущности, как утверждают эзотерики и мистики, и эволюция этой сущности – это движение к Богу? Есть такие способы или нет? Правда ли, что аттрактором духовной сущности является более высокое состояние сознания? Так сказать, Странный Аттрактор?
Арсений Васильевич усмехнулся в душе. Раньше ему такие мысли в голову не приходили.
Так ты и не думал о своем предназначении, проворчал внутренний голос. Жил себе и жил, пока тебя не клюнул в темя жареный петух.
Никто меня не клевал, обиделся Арсений Васильевич. Просто я случайно узнал суть своей работы.
Это надо было сделать давно. Тогда бы не мучился сейчас, не искал пути спасения.
Так что же, взять и сдаться?
Вот это твое обычное состояние – сдаться, не волноваться, отступить, не думать о последствиях, лишь бы все было тихо-мирно и чтобы никто не мешал тебе заниматься любимым делом – книгами.
Я никому никогда не мешал…
Это тебе так кажется. Ситуация с Карипазимом – как лакмусовая бумажка. Ты ни там не сделал ничего хорошего, подчиняясь Системе, ни в реальной жизни. Вот теперь расхлебывай.
Так что же делать?
Думай! Не ломай ногти, пытаясь взобраться на недоступную вершину с первого наскока. Не воспринимай неудачи как поражение. Провалы, как и успехи, ведут к свободе, если продолжать свое дело, дают новый опыт. А ты уже мог убедиться, что кое-чем овладел. Во всяком случае махануть с одиннадцатого этажа вниз и не разбиться – это круто! Вот и продолжай заниматься выводом спрятанных в тебе знаний в сознание.
Этому надо учиться…
А никто и не говорит, что это легко. Учись!
Арсений Васильевич усмехнулся, пробормотал вслух:
– Дай Бог себя осуществить, найти связующую нить своей души с космической вселенной…
Внутренний голос не отозвался, он был согласен с поэтом.
В Родомль Гольцов приехал к вечеру, благополучно преодолев более четырехсот километров за шесть с половиной часов. Посты дорожно-патрульной службы, которых он боялся больше всего, так как им могли дать ориентировку на беглеца, ни разу «Ниву» не остановили. Возможно, федералы не стали привлекать к поиску сбежавшего из клиники пациента лишних людей, а возможно, сработала мысленно созданная Арсением Васильевичем сфера невидимости, отводящая глаза милиционерам. Так это было или не так, неизвестно, однако до места назначения он доехал без приключений.
Родомль давно уже представлял собой поселок городского типа с населением более двенадцати тысяч человек. Центр его застроили более или менее совершенными пяти– и шестиэтажными домами, а год назад здесь появилась и первая «высотка» – жилой десятиэтажный дом, прозванный «водонапорной башней»: именно на этом месте, недалеко от автовокзала, стояла когда-то настоящая водонапорная башня времен Отечественной войны.
И все же, несмотря на городской вид центра с его заасфальтированными улицами и тротуарами, с двумя ресторанчиками, магазинами, рынком и библиотекой, Родомль на окраинах ничем не отличался от окружавших его деревень. А так как малые деревеньки и хутора русской глубинки продолжали умирать, их жители перебирались в Родомль, ставший районным центром, и увеличивали его площадь, поскольку ставили свои брусовые, бревенчатые, а кое-кто и каменные дома на окраинах, поближе к лесу.
Родной дом Арсения Васильевича, в котором он родился и вырос, стоял на улице Пушкина: пять минут ходьбы до любимого сосонника, через три улицы, и десять минут ходьбы до любимой школы, располагавшейся напротив Парка культуры и отдыха, на территории которого еще сохранился – с военных времен – деревянный Дом культуры. Во времена детства Арсения Васильевича в этом ДК крутили кино, а главное – на втором этаже здания была библиотека, которую он посещал не реже, чем школьную, выискивая фантастические рассказы, где только мог, в том числе в журналах «Техника – молодежи», «Знание – сила», «Наука и жизнь», «Юный техник», «Молодой колхозник». Неподалеку от парка, за рынком, располагался в те времена и книжный магазин, куда юный Арсений бегал по два раза на дню, чтобы не пропустить поступления новых книг. Особенно помнилась ему первая покупка: на большой перемене он помчался в магазин (все почему-то называли его «кагиз») и купил сборник рассказов Севера Гансовского «Шаги в неизвестное». Эта книга и стала первой в его личной библиотеке. Вторую же ему купил приятель-сосед Валик Баранов, учившийся в той же школе, но на два года старше. Книга называлась «На суше и на море» и содержала несколько фантастических рассказов, которые оказались настолько интересными, что врезались в память на всю жизнь. Особенно понравились Арсению рассказы американских писателей: Бима Пайпера «Универсальный язык» и Мюррея Лейнстера «Исследовательский отряд», потрясшие его воображение «космичностью» и необычностью ситуаций. В тот день Валик дал Арсению деньги, так как своих ему не хватало, и Арсений приобрел книгу, которую до сих пор хранил как раритет. Приятель давно умер – еще в молодости, от какой-то болезни, а память о нем до сих пор была жива. Арсений Васильевич всегда вспоминал его, когда проходил или проезжал мимо дома Барановых.
Мать и Стеша встретили гостя с любовью и радостью, хотя и удивились при этом, так как не ждали увидеть сына и деда в середине лета. Надежде Терентьевне недавно исполнилось восемьдесят лет, у нее побаливало сердце, поэтому Марина не призналась бабушке, что отец почти целых три месяца пролежал в больнице без сознания, и Арсений Васильевич был ей благодарен за это. Любое волнение маме было противопоказано, она уже пережила два инсульта, третий вполне мог оказаться последним.
Стеша тоже не знала, где находился ее дед, а поскольку она постоянно скучала по нему, то встреча получилась изумительно теплой и счастливой.
Гостя обцеловали со всех сторон, усадили за стол, заставили выпить самодельного морса, накормили. Он рассказал о своем житье-бытье, на скорую руку придумав историю о «выполнении ответственного задания», и выслушал целый букет новостей от внучки, которая завела в деревне друзей и теперь играла с ними по вечерам, ездила на стареньком велосипеде, купалась в реке и ухаживала за бабушкиным садом-огородом. Не отстала от правнучки и Надежда Терентьевна, поделившись с сыном всеми деревенскими новостями. В разговорах незаметно пролетело время. Поздним вечером Арсений Васильевич погулял со Стешей по улице, здороваясь с соседями, точнее, с соседками мамы, так как почти все знакомые мужики на улице почему-то поумирали, посидел на лавочке с мамой и теткой Катей, с чьей дочерью Людмилой учился в одном классе. Потом показал Стеше звезды, хорошо зная все созвездия и расположение планет, уложил ее спать, а сам еще долго, до глубокой ночи, стоял во дворе дома, в тишине и покое, и смотрел на небо, как в детстве, мечтая взлететь и окунуться в глубокую бархатную бездну космоса.
Он уже собирался ложиться спать, когда в голове тихо пискнула свирель беспокойства.
Кто-то огромный, как Вселенная, посмотрел сверху глазами звезд и показал на него кому-то пальцем: мол, вот он, беглец, ищите его здесь!
Арсений Васильевич «ощетинился», окружил себя зеркальным экраном, отбил взгляд. Но было уже поздно: его вычислили. Неизвестно кто, неизвестно как, но вычислили.
Вполне возможно, что в клинике ему подселили спецпрограмму, играющую роль чувствительного элемента или антенны, отзывающейся на внешний пси-сигнал. А могли и подсадить «жучка», то есть вшить под кожу микропередатчик, чтобы отслеживать передвижение пациента в случае удачного его бегства. Правда, непонятно, почему тогда его не запеленговали в дороге и не встретили где-нибудь в укромном месте, ведь он ехал полдня. С другой стороны, никто из недоброжелателей не знал, куда именно он направился. Теперь же агенты Диспетчера спохватились, начали вычислять наиболее вероятные пути бегства экзора и в конце концов напали на след.
– Ну уж фиг вам! – прошептал Арсений Васильевич, глядя в небо, увеличил толщину невидимого защитного экрана. – Я вам просто так не дамся!
На миг в голове гулко ухнул голос Диспетчера, пытавшегося нащупать в общем пси-поле ауру Гольцова:
– Вернись, Меченый! Я все прощу!
Арсений Васильевич мысленно показал ему кукиш и выдавил щупальце паранормальной «струны» за пределы чувственной сферы. Диспетчер умолк.
Постояв еще немного в ожидании других негативных ощущений, Арсений Васильевич пошел спать. Он был доволен своей силой, позволившей ему легко справиться с торсионной поисковой системой Диспетчера, но, с другой стороны, стало понятно, что долго в Родомле ему находиться нельзя.
Поживу пару дней и уеду, решил он, вытягиваясь на кровати под хрустящей от свежести и чистоты простыней.
Налетели воспоминания.
Как он брал на хоздворе школы телегу с лошадью и объезжал окраины деревни, собирая металлолом.
Как ходил в сосонник по ягоды, добираясь аж до кладбища на опушке леса.
Ездил на велосипеде в библиотеку и вез обратно книги, он даже помнил, какие: «Кумби» Геннадия Гора и «Мир приключений» со звездами и серебристой ракетой на обложке.
Выпускной бал, единственный и последний танец с девушкой, которую любил и которая просто «держала его при себе», на всякий случай.
Походы за грибами в лес под Скрабовку с другом детства Шуриком Гришенком и его отцом. Дядя Гриша был веселым человеком и всегда горланил длинные юморные песни, часть которых Арсений Васильевич помнил до сих пор.
Он улыбнулся, вспомнив:
«Бежит по полю санитарка, звать Тамарка:
– Давай я рану перьвяжу и в санитарную машину «Студебеккер» вперед ногами положу…»
Ну и, конечно, ожили сцены жизни, которыми он всегда дорожил и часто вспоминал: очередь за хлебом в продуктовую палатку возле рынка, запуск самодельного планера (они, как правило, летали плохо, плюхались на землю, хотя он вроде бы и соблюдал технологию сборки), игры в «жопника» на траве с соседскими мальчишками и в «попа-загонялу», окучивание грядок на картофельном огороде, уборка картофеля с бабушкой и мамой, лето в деревне Ковали, охота за лягушками с самодельным арбалетом…
В висок вдруг вонзилась колючка странного ощущения, будто кто-то вытащил из головы шприц! И тотчас же в сознание вторглась темная сила, погасила воспоминания.
Арсений Васильевич напрягся, закрываясь «зеркалом», прислушался к тишине деревни, к тишине леса вокруг, к тишине пространства. Потом сжал зубы и погрозил кулаком неведомому Диспетчеру:
– Вы таки заставите меня драться!
Почему бы тебе все-таки не покопаться в своем мозговом «сейфе»? – заговорил проснувшийся внутренний голос. Максим прав, надо учиться защищаться.
Но я не уверен, что в полученном «файле» есть сведения о методах защиты…
Так проверь! Кто мешает? Пока есть время, пока тебя не гонят как зайца, поройся в памяти, найди нужное! Одно дело – сомневаться в своих знаниях, другое – точно знать, что там есть, чего нет.
Арсений Васильевич глубоко вздохнул, расслабляясь. Усмехнулся, подумав, что расскажи он кому-нибудь о своих дискуссиях с самим собой, его приняли бы за сумасшедшего.
Ладно, экзор, начнем, пожалуй, без спешки, спокойненько, пока еще действительно есть время…
В голове снова возникло ощущение вытаскиваемой иголки шприца. Висок запульсировал горячей кровью, набух как пузырь, готовый вот-вот лопнуть. Арсений Васильевич даже дотронулся до него пальцем, чтобы проверить ощущение. Нет, все в порядке, кость, никаких «пузырей» и «шприцов».
Он попытался усилием воли нейтрализовать букет странных ощущений, и это ему удалось. Пульсация крови в виске пошла на убыль, «пузырь» сдулся, превратился в косточку сливы, перестал чувствоваться.
Арсений Васильевич вздохнул с облегчением, скорее заинтересованный, чем испуганный, повернулся на бок и закрыл глаза, поплыл в дрему, забыв о том, что собирался вскрыть «сейф» глубокой памяти с хранящимися там чужими знаниями.