Гольцов сразу отправился под душ, а Разин с командой устроились в гостиной, поглядывая друг на друга. Ничего лучшего Максим не придумал, отвозя отца Марины на квартиру брата, и теперь размышлял, что делать дальше.

– Ну ты и заварил кашу, – покачал головой Райхман. – Неизвестно теперь, как ее расхлебывать. Конечно, это приятная неожиданность, что наш бывший клиент жив и здоров, но стоило ли из-за него так рисковать?

– Осуждаешь?

– Как тебе сказать? Не хотелось бы из-за этого случая вылететь со службы. Погоны могут снять, еще чего…

– Я дам показания, что вы действовали по моему приказу.

– Да разве в этом дело?

– А в чем?

Штирлиц отвел глаза:

– Не надо было подставляться. Все мы теперь будем виноваты.

– Вы тоже так думаете? – оглядел Максим лица Кузьмича и Писателя.

– Я не считаю себя виноватым, – пожал плечами Геннадий. – Мы действительно работали по приказу и не знали, что происходит. Хорошо бы, если бы кто-нибудь мне объяснил – ради чего был устроен такой шум.

– А я согласен с командиром, – заявил Кузьмич. – Гольцов не должен сидеть в спецклинике в качестве подопытного кролика. Хотя мне тоже интересно, кого это он так разозлил, что его упекли в наш спецхран без права связи с родными и близкими. Командир, он тебе признавался, в чем дело?

Максим встал, зашел в туалет, постоял у зеркала, разглядывая физиономию. Вспомнилась чья-то старая шутка: «Если вы стали похожи на фотографию в своем паспорте, срочно идите в отпуск». Кажется, он уже достиг данной кондиции.

Вернулся в гостиную, сказал сухо:

– Все свободны.

Подчиненные переглянулись. Штирлиц молча направился к двери, за ним Писатель.

– Зря ты так, командир, – проворчал Кузьмич, поднимаясь вслед за ними. – Не стоит сходить с ума из-за юбки. Мы же добра тебе хотим.

Хлопнула входная дверь, в квартире стало тихо, только из-за двери ванной комнаты доносился плеск воды.

Максим постоял мгновение с каменным лицом, переживая стыд и отвращение, метнулся в коридор, сбежал по лестнице вниз, опережая лифт. Догнал товарищей, спускавшихся в холл дома, перегородил им дорогу. Сказал, ни на кого не глядя:

– Простите, парни, нервничаю я…

– Да ладно, командир, – повеселел Кузьмич. – Мы понимаем.

– В случае чего мы с тобой, – добавил Писатель.

– Спасибо.

– Что ты собираешься делать? – хмыкнул Штирлиц.

– Доложу начальству, а там будь что будет.

– Пищелко взбеленится.

– Ничего, дальше Чечни не пошлет, – криво улыбнулся Максим. – Авось отобьюсь.

– А нам что делать?

– Идите по домам, утром в Отдел, разгребайте бумаги, я схожу к полковнику и выясню свой статус.

Подчиненные похлопали его по спине и плечам, ушли.

Разин вернулся в квартиру.

Из ванной выглянул Гольцов с мокрыми взъерошенными волосами:

– Извините, Максим, у вас какая-никакая переодежка найдется? Не хочется больничный халат натягивать.

Максим порылся в гардеробе брата, нашел джинсы, черную рубашку с надписью «Курение вредно для здоровья», протянул гостю. Арсений Васильевич появился в гостиной, помолодевший, преобразившийся, не похожий на себя прежнего; бороду и усы сбривать он не стал, только подровнял.

– Где остальные?

– Поздно уже, разъехались по домам. А вам я советую немедленно уехать из Москвы.

– Куда?

– Не знаю, на юг куда-нибудь, вообще за границу, к родственникам подальше отсюда.

– Все мои родственники в Муромском районе живут, в Родомле, да в Ярославле тетки.

– Решайте сами. Но чем быстрее вы уедете, тем лучше. И заберите с собой Марину.

– Как она? – поднял голову Гольцов.

– С ней все в порядке, в Москве, отдала дочку в деревню, собирается сама туда ехать через несколько дней.

– Я могу поехать с ней.

– Дело ваше, только я все же рекомендую уехать прямо сейчас.

– Хорошо, я подумаю. А вы?

Максим усмехнулся:

– Я на службе, до отпуска еще далеко. Но если удастся вырваться на пару деньков, я к вам заскочу.

– В деревне у нас сейчас хорошо, земляника пошла, грибы-колосовики. Приезжайте, я вас повожу по грибным и ягодным местам.

– Спасибо, я заядлый грибник. Да и по ягоды любил ходить в детстве. Хорошие ягодники у нас подальше, ехать надо, а по сосонничку пройдешься, кружечку земляники наберешь, дома посыплешь сахаром, зальешь молочком – кайф!

Арсений Васильевич сглотнул, и они оба засмеялись.

– Мы с вами похожи, – сказал Гольцов, отсмеявшись. – Я часто детство вспоминаю.

Максим припомнил слова Марины, что он похож на ее отца, заторопился:

– Поздно уже, Арсений Васильевич…

– Понимаю, надо уходить. Я готов.

– Я отвезу вас к дочери, она ждет, волнуется, и вы с утра пораньше отправляйтесь в деревню.

– Маришу трудно уговорить что-то делать против ее воли, но я попытаюсь. А одежду верну попозже, когда заеду домой.

– Ни в коем случае не заходите домой! По сути дела вы сбежали… м-м, с моей помощью, из секретного медицинского учреждения, поэтому вас наверняка будут искать и устроят дома засаду. А поскольку мне вы так ничего толком и не сообщили – в чем ваши проблемы, то еще раз помочь вам я вряд ли смогу.

– Я уже говорил…

– Ну да, об энергорегулировании Карипазима – другой метавселенной, о Системе коррекции, о каких-то диспетчерах… кто в это поверит?

Арсений Васильевич вскинул голову, оценивающе и с какой-то тайной надеждой посмотрел на Разина:

– Вы… не поверили?

– Не знаю. – Максим отвернулся. – С одной стороны, вы в самом деле неординарный человек. Можно спорить – экстрасенс или нет, но «Беркут» на вас реагирует. С другой…

– Понимаю, – погрустнел Гольцов. – В мою историю трудно поверить. Тем не менее это правда. Как хотите, так и воспринимайте. Не знаю, каким образом и кто передал мне информацию о Карипазиме на физическом плане, но я прозрел и не хочу больше корректировать реальность этого мира прежними методами.

– А что вы действительно там делали? – заинтересовался Максим против воли.

Гольцов усмехнулся:

– Как оказалось, я поддерживал равновесие сил Карипазима ценой провоцирования локальных войн и конфликтов.

Максим недоверчиво заглянул в печальные глаза Гольцова:

– Вы серьезно?

– Абсолютно. А потом понял, что процесс мирного урегулирования намного перспективнее, и даже успел создать нечто вроде «буферной зоны переговоров».

– После чего вас и начали давить и плющить.

– Совершенно верно.

– Вот, значит, как обстоят дела. А кто такой Диспетчер?

– Вы не боитесь, что после контакта со мной вас тоже начнут преследовать?

– Пусть попробуют, – легкомысленно отмахнулся Максим. – Так кто же такой Диспетчер?

– Он отвечает за работу Системы на Земле, а также контролирует таких же, как я, экзооператоров.

Максим покачал головой:

– Царь и бог, владыка мира, главный наш распорядитель. Это не о нем ли ходит молва, как о дьяволе и Сатане?

– Какие-то ассоциации наверняка имеются, но это не библейский Сатана. Я ни разу его не видел, но знаю, что он не человек. И еще знаю, что он живет где-то на Земле, причем в России.

– Даже так? Интересно было бы с ним познакомиться.

– Упаси вас Бог! – серьезно сказал Гольцов. – Он легко запрограммирует вас, вы даже не поймете, что произошло, и начнете выполнять его распоряжения, принимая их за собственные решения.

– Как вы?

Гольцов потускнел, отвернулся:

– Я был введен в заблуждение…

– Извините, – проговорил Максим виновато. – Я не хотел вас обидеть. Просто хочу помочь, но пока не знаю как. Едем к Марине.

– Разве она дома?

– Позвоните ей.

Максим продиктовал телефон.

Гольцов набрал номер, рука его дрожала.

– Маришка? Это я… да, все хорошо… нет, я не из больницы, я у Максима… да, он… сейчас приеду, жди. – Арсений Васильевич передал трубку Разину. – Она хочет что-то сказать.

– Слушаю, – сказал Максим.

– Это твоих рук дело? – раздался в трубке взволнованный голос Марины.

– Ты о чем?

– Что папа на свободе?

– Так получилось.

Короткая пауза. Максим представил, как она сейчас прижимает трубку к уху, и с трудом сдержал вздох.

– Я была не права.

– Ерунда…

– Я вас жду!

Гудки отбоя.

Гольцов встретил взгляд Максима.

– Что?

– Нет, все нормально, едем.

Закрыли дверь квартиры, спустились во двор, сели в машину. Когда отъезжали, Максим заметил мелькнувшую сзади белую «Ладу», насторожился было, но она больше не показывалась, и он расслабился.

– Арсений Васильевич, а что за оружие использовал этот ваш Диспетчер? Я имею в виду зама главврача.

– Он не Диспетчер, возможно, его агент. Такие вещи принято называть мистикой или магией, но они существуют реально, это как бы другой уровень бытия на Земле, скрытый от подавляющего большинства населения. Врач использовал объемы воздуха с высокоамплитудными колебаниями молекул.

– Звуковые шары?

– Можно назвать и так. Внутри такого объема мощность звука достигает болевого порога, отчего лопаются кровеносные сосуды ушей и глаз.

– Я это видел. А вы раньше встречались с таким оружием?

– Нет.

– Откуда же тогда знаете его характеристики?

Арсений Васильевич помолчал, пригладил бородку, поймал взгляд собеседника:

– Никак не привыкну к бороде…

– Так вас труднее узнать. И все же, откуда вы знаете такие вещи?

– Во время одного из сеансов коррекции… – Гольцов снова помолчал, – я получил мощный энергоинформационный удар… до сих пор не знаю, что это было: то ли случайный срыв канала, то ли направленная передача… Но после него в памяти начали проявляться удивительные данные… и таких данных внутри меня – пропасть! Я пытаюсь выколупнуть оттуда информацию, и иногда это мне удается. Во всяком случае, сведения о том, как вылечить себя, я выудил из своей собственной памяти. Плюс еще кое-что…

– Я видел во время драки в ресторане: бандиты не могли нанести вам удар, вы были быстрее. Это меня поразило.

– Меня тоже, – усмехнулся Гольцов. – Что еще я откопаю в своей глубокой памяти, одному Богу известно. Но я чувствую, что запас информации огромен.

– Это здорово!

– Не уверен.

– Это здорово с практической точки зрения. Попробуйте выловить из вашей пропасти информацию прикладного характера, к примеру, как защищаться на физическом уровне, на ментальном, как выявлять врагов.

– Зачем?

– Как это зачем? – удивился Максим. – Вы что же, так и будете бегать от всех? Надеяться на чью-то помощь? А кто защитит ваших детей, родных и близких? Думаете, ваша Система вас отпустит? Как бы не так! Если все, что вы мне рассказали, правда, они вас из-под земли достанут! Особенно если вы и в самом деле им нужны.

Гольцов опустил голову, задумался.

Дальше ехали молча.

Когда поднимались на лифте на одиннадцатый этаж, где располагалась квартира, которую снимала Марина, Арсений Васильевич взял Максима за локоть:

– Только я прошу вас, Максим: Марине о моих проблемах ни слова! Ей о них знать ни к чему.

– Разумеется, – кивнул майор.

Дверь открылась тотчас же, как только палец Гольцова вдавил кнопку звонка. Выбежавшая в халатике Марина бросилась отцу на шею, а у Максима вновь перехватило дыхание, так на него действовала притягивающая манящая красота женщины.

– Входите, – опомнилась она, отступая.

– Нет, мне пора домой, – мотнул головой Максим. – Вы пока поговорите без меня, решите, что будете делать. Утром я позвоню с работы.

– Позвони и приходи завтра вечером. – Взгляд, который подарила Марина, был так многообещающ, что у Максима выросли крылья за спиной. – Мы будем ждать.

– Благодарю за приглашение, конечно, я приду, если только не изменятся обстоятельства. – Максим посмотрел на Арсения Васильевича. – Помните, о чем мы говорили.

– Естественно, я помню.

Максим повернулся к лифту, и в это время горячие ладошки легли ему на плечи, а щеку обжег поцелуй.

– Спасибо за папу!

Он обернулся, но Марина уже упорхнула вслед за отцом, закрыла за собой дверь. Улыбаясь, Максим вызвал лифт. Но уже внизу, на первом этаже, улыбка сбежала с его губ. Интуиция подсказывала, что над ним сгущаются тучи. Как оправдать перед начальником Отдела свое решение освободить Гольцова, он не знал.

Мрачные предчувствия Максима сбылись.

Полковнику Пищелко уже доложили об инциденте в бескудниковской спецклинике, и он рвал и метал, по словам Райхмана, который первым попался ему под руку.

– Будь осторожен, – посоветовал капитан, сочувствующе глядя на командира. – Не перечь ему, соглашайся и обещай все исправить, авось пронесет.

– Не пронесет, – мрачно сказал Максим. – Он и так зуб на меня точит, уволить грозится.

– Никуда он тебя не уволит, такими спецами не бросаются. Ну, звездочку снимет, выговор в личное дело влепит, и все.

– Ты его не знаешь.

– Какого черта в таком случае ты полез на рожон, зная, чем это тебе грозит?

– Вот тут я с тобой согласен, надо было подумать, как это сделать похитрей. Но что сделано, то сделано, пойду сдаваться в плен.

Максим привел себя в порядок, придал лицу безмятежный вид и направился в кабинет начальника Отдела.

Его ждали хозяин кабинета и посетитель – генерал Плевин Самсон Викторович собственной персоной, начальник научно-технического Управления. Оба о чем-то беседовали, склонившись над столом, и, когда Максим вошел, разогнулись.

– Здравия желаю! – вытянулся он по стойке «смирно».

Оба опять же не ответили, разглядывая майора, будто видели его впервые.

– Разрешите обратиться к товарищу полковнику, товарищ генерал?

– Зачем? – пожал плечами Плевин, большой, плечистый, с грубыми чертами лица; глаза его не были видны, скрытые черными очками. – Мы и так все знаем. У меня к тебе только один вопрос, майор: кто тебя надоумил отпустить Гольцова?

– Никто, товарищ генерал, – вытянулся еще больше Максим. – Решение я принял самостоятельно, затмение нашло. Показалось, что это будет справедливо – отпустить не виновного ни в чем человека на свидание с родными и близкими.

– Затмение нашло, – повторил Плевин.

– Так точно!

– Я же говорил? – буркнул Пищелко, оглаживая бороду. – Гольцов вывел интенсионал на уровень прямого восприятия и получил возможность дистанционно воздействовать на окружающих.

– Если бы он умел дистанционно воздействовать на окружающих, он вышел бы сам, не прибегая к помощи твоего майора.

– Ну, не знаю, может быть, это у него получается неосознанно. В любом случае экзор становится непредсказуемо опасен, получая свободу выбора, его надо ликвидировать.

– Он нужен главному.

– Пусть решает.

Они разговаривали, а Максим слушал с выпученными глазами, делая вид, что ничего не понимает. Но мысли крутились в голове бешеным вихрем. Так как становилось ясно: и генерал, и полковник з н а л и, что Гольцов – экзооператор и что он делает. Возможно, именно они довели его до коматозного состояния, пытаясь подчинить взбунтовавшегося экзора, заставить продолжать работу в иных пространствах. И судя по их речи, – странно, почему они не боятся говорить при нем? – они знакомы и с бывшим начальником Арсения Васильевича по «внешнекосмической» деятельности – с Диспетчером.

Свою мысль Разин развить не успел.

Оба собеседника посмотрели на него.

– Тебя может реабилитировать только выполнение приказа, майор, – сказал Самсон Викторович. – Гольцова надо найти и ликвидировать. Справишься?

Максим перестал делать вид недалекого служаки. Опустил плечи. Сжал губы:

– Основания, товарищ генерал?

Собеседники переглянулись.

– Какие, к дьяволу, основания? – нахмурился Пищелко. – Это приказ!

– В таком случае я отказываюсь его выполнять! Гольцов ни в чем не виноват.

– Что я говорил? – посмотрел Пищелко на генерала. – Нет никакого смысла подсаживать к нему линейщика, неизвестно, как он себя поведет в дальнейшем.

– Жаль, – сказал начальник Управления, слепо – сквозь очки – рассматривая Максима. – Ты хороший опер. Но рисковать мы не будем.

Пищелко вдавил клавишу селектора:

– Зайдите.

В кабинет вошли два могучих амбала в лопающихся на груди белых рубашках, в черных брюках, с черными галстуками. Максим их знал: это были телохранители Плевина.

– Сдай оружие, майор.

Максим вынул из подмышечной кобуры пистолет, положил на стол.

– Уведите.

Крепыши взяли Максима под локти. Он дернулся:

– Я сам пойду!

Удар в живот! Огненные колеса в глазах!

Он обвис на руках парней, хватая ртом воздух. Его поволокли из кабинета в коридор, где он немного пришел в себя, и повели к выходу, спотыкающегося, под любопытными взглядами сотрудников Управления, попадавшихся на пути. Было больно и обидно, однако думал он не о своем незавидном положении, а о Гольцове и его дочери. Взмолился в душе: уезжайте поскорей! Бегите отсюда!

Его вывели во двор, впихнули в черный «Лэндкрузер» с темными стеклами.

– Куда поедем? – сипло выдохнул он.

– На кудыкины горы, – ответили ему со смешком.

Джип тронулся с места.