Книга: Ко времени моих слёз
Назад: ЛЕТО
Дальше: ОЖИДАЕМОЕ

СЛОМ

Он поставил машину на стоянку и не спеша направился домой, рассеянно поглядывая по сторонам.
Вторую неделю Максим жил у брата, уехавшего с семьей в Крым, к морю. Квартира располагалась в старом семиэтажном доме недалеко от метро «Таганская»-кольцевая. Несмотря на новые стеклопакеты, поставленные братом на окна, шум машин все же проникал в квартиру, Садовое кольцо не прекращало движения даже глубокой ночью, и Максиму это не нравилось. Он любил тишину. Однако брат просил присмотреть за котом Левкой, трехлетним красавцем британской породы, и майор согласился.
Проходя мимо кафе «Самогонщики», он поколебался немного, размышляя, где лучше поужинать, потом все же решил заскочить в кафе на полчаса. Холодильник дома был почти пуст, а готовить яичницу не хотелось.
Народу в кафе оказалось мало. Кондиционеры не справлялись с июльской жарой, поэтому в зале было душновато, а поскольку летней веранды кафе не имело, пьющий пиво народ предпочитал другие заведения подобного рода. Максиму же здешняя кухня нравилась, и он частенько забегал в кафе позавтракать или поужинать в одиночестве. Марина гостила с дочерью где-то в деревне, в Муромском районе, жизнь без нее казалась серой и скучной, и Максим откровенно манкировал бытовыми обязанностями: брился раз в три дня, не обращал внимания на внешний вид, работу выполнял спустя рукава и забросил занятия с Шаманом, который учил его бесконтактному воздействию на людей.
В кафе ему как всегда выдали прикольное меню, выполненное в виде менделеевской таблицы под названием «Периодическая система алкогольных элементов». Символ лития Li в нем обозначал ликер, бор B – бренди, натрий Na – наливку, рутений Ru – ром, кремний Si – сидр, бром Br – брагу, мышьяк As – ассорти солений, уран U – тройную ушицу и так далее. Усмехнувшись, Максим отложил меню, подозвал официанта и заказал обыкновенный овощной салат и куриное рагу. Алкоголь он в последнее время не употреблял вообще, даже пиво в жару, хотя организм иногда был не прочь отведать холодненького пивка.
В кафе раздалась трель соловья – включили музыку.
Вспомнилось, как в детстве он выходил летом за околицу родной деревни, где родился и вырос, выцеливал из самодельного лука жаворонка и пускал стрелу в небо. А потом бросался в траву и долго лежал навзничь, раскинув руки, смотрел в бездонное синее небо и мечтал взлететь когда-нибудь и парить над землей так же свободно, как птица. Естественно, стрелы до жаворонка не долетали, да он и не старался попасть в голосистую птаху, стрельба была своеобразным протестом против силы земного притяжения и рутинного бытия.
Зазвонил мобильник.
Он достал трубку.
– Алло, Максим?
Сбилось дыхание: звонила Марина.
После того как с отцом женщины случилась какая-то беда и он впал в коматозное состояние (Максим подозревал, что случилось это после каких-то экспериментов спецов Отдела с Гольцовым), Марина обвинила во всем Разина и перестала с ним встречаться. Он сделал две попытки объяснить ситуацию, ничего не добился, отступил. Женщина не хотела выслушивать его доводы и упрямо считала майора виновником всех бед. И вот спустя два месяца с момента последней встречи (о том, что она уехала в деревню, он узнал случайно) она вдруг решила ему позвонить.
– Слушаю.
– Ты давно не видел отца?
Максим хотел признаться, что вообще ни разу не видел, так как Гольцов лежал в спецклинике Управления, доступ в которую имел далеко не каждый сотрудник ФСБ, но вместо этого сказал:
– Давно. А что?
– Он меня звал!
– Как звал? – не понял Максим. – По телефону? Он тебе звонил? Или звал в открытое окно?
– При чем тут окно? Он звал меня! Я спала, видела какой-то неприятный сон, услышала его голос, проснулась…
– Сон и есть сон…
– Да нет же, голос был слышен и после, когда я проснулась! Понимаешь? Я действительно слышала отца, будто он говорил со мной через стену! Я даже хотела бежать к соседям, но опомнилась. Там-то уж он точно не мог находиться.
– Что он говорил?
– Я почти дословно запомнила: «Маришка, я жив и здоров, лежу в больнице. Найди Максима, мне с ним надо поговорить».
– Все?
– Потом голос стал низким, как инфразвук, что-то еще сказал, я не разобрала, и пропал. Но папа жив и говорил со мной!
– Понял, попробую выяснить, что с ним.
– Максим… мне страшно!
– Не волнуйся, я сейчас же займусь твоими… – он хотел сказать: «звуковыми галлюцинациями», – но вовремя прикусил язык, – твоими предположениями. Как Стеша?
– Отправила на все лето в деревню, к прабабушке Наде, маме отца. Сама только что оттуда вернулась на несколько дней. Ты позвонишь?
– Непременно.
– Буду ждать!
Максим уставился в стол ничего не видящими глазами, пытаясь разобраться в своих чувствах, но основным среди них в настоящий момент было чувство радости: Марина позвонила сама и попросила помощи, – а это чувство всегда пьянит лучше всякого вина.
Торопливо доев, Максим расплатился и поспешил обратно к стоянке. По пути вызвал Райхмана:
– Герман, ты где? Что делаешь?
– Только что вылез из-под холодного душа, жарко, только вода и спасает, да и то ненадолго. Что-нибудь случилось?
– Похоже, наш клиент очнулся.
– Какой клиент? – не понял капитан.
– Гольцов Арсений Васильевич. Минуту назад мне позвонила его дочь, утверждала, что слышала его голос.
– Бред! Он же в отключке, насколько мне известно.
– Надо проверить. По ее словам, он хотел поговорить со мной о чем-то. Поеду в клинику.
– Тебя к нему не пропустят без пропуска.
– Черт! Мне надо обязательно туда попасть, я обещал!
– Может, поговоришь с начальством? Пищелко позвонит туда…
– Что я ему скажу? Что у дочери Гольцова галлюники и она слышит голос отца? А выше я пойти не могу, генерал меня на хрен пошлет за нарушение субординации!
– Да, как ни крутись, а ж… сзади! Слушай, что, если поговорить с Генкой? Его приятель работает у нас в конторе, в службе информационной безопасности. Он тебе любой допуск оформит.
– Ты думаешь?
– Зуб даю!
– Попробую.
Максим набрал номер Писателя.
– Але? – отозвался старший лейтенант через пару мгновений.
– Добрый вечер, – сказал Максим и обрисовал ему ситуацию. – Поможешь?
– Да не вопрос, – хмыкнул Писатель. – Сейчас позвоню, он как раз должен сегодня дежурить.
Ждать пришлось четверть часа.
– Все в ажуре, командир, – позвонил наконец Писатель. – Езжай прямо в Бескудниково, предъяви удостоверение, тебя пропустят. Паша залез в сеть медицинской обслуги и обеспечил тебе допуск по «трем нулям».
– Спасибо! – обрадовался Максим. – С меня пузырь.
– Паша пьет только водку.
– Тогда пузырь «Абсолюта».
Писатель засмеялся, пожелал удачи и отключил связь.
Через сорок минут, в начале десятого, еще засветло, Максим подъехал к зданию спецклиники на Новгородской улице, поставил машину в тихом парке напротив, поднялся в вестибюль. Охранник, глянув на офицерское удостоверение, пощелкал клавишами компьютера, глядя на экран, открыл турникет:
– Оружие?
– Нет.
– Проходите.
Программа приятеля Пашкевича сработала безупречно.
Максим нашел регистратуру, наклонился к окошку:
– В какой палате у нас лежит пациент по фамилии Гольцов?
– У вас есть разрешение на посещение? – оторвала голову от глянцевого журнала строгая дама в огромных очках.
– Разумеется, – подтвердил Максим, вонзая взгляд в глаза под очками, как учил его Шаман.
Что подействовало – неизвестно, то ли психоэнергетический импульс Разина, то ли просто обаяние, но регистраторша требовать пропуск не стала. Посмотрела на монитор компьютера на столе:
– Он в пятом боксе, второй этаж налево.
– Благодарю, – кивнул Максим с начальственной вежливостью.
Поднялся на второй этаж, прислушиваясь к тишине здания.
Коридоры клиники сверкали чистотой, везде кафель, металл, зеркала, стеклянные панели, современные двери со светящимися изнутри зелеными номерами. И ни одного человека нигде, ни одного звука не доносится из-за плотно закрытых дверей. Словно вымерло все кругом.
Максим почувствовал спиной взгляд, но оборачиваться не стал. И так было ясно, что за коридором следит телекамера, иначе трудно объяснить отсутствие в режимном учреждении охраны на этажах.
Вот и дверь под номером «5».
Максим остановился, не зная, что делать дальше. По идее дверь должна была быть закрыта. Однако за ним действительно наблюдали, и стоило ему на секунду задержаться, как в двери что-то щелкнуло: сработал замок.
Максим толкнул дверь, она открылась.
Небольшая палата с белыми стенами – три на четыре метра, кровать, большое окно, до половины закрытое матовым стеклом. Умывальник, туалетная кабинка. Телевизор в углу – плоский, современный, с DVD-плеером, горка кассет на прозрачном журнальном столике. Непонятное устройство на стене – вычурной формы пластиковый ящик с линзами и десятком выпуклых глазков. Один глазок горит зеленым, второй оранжевым. Очевидно, сигнализатор состояния.
Гольцов лежал на кровати и читал. Отложил книгу, увидев посетителя. Мигнул, едва заметно скосив глаза на сигнализатор. Максим кивнул в ответ: Арсений Васильевич предупреждал о спецаппаратуре, прослушивающей и просматривающей помещение. Этого следовало ожидать.
– Здравствуйте, господин Гольцов. Рад вас видеть. Как вы себя чувствуете?
– Сад заглох, одичал. Сад запущен давно.
– На душе у меня одиноко, темно, – процитировал чье-то двустишие Арсений Васильевич с усмешкой. – Честно говоря, я не ожидал вас увидеть.
– Мне позвонила ваша дочь. Ей показалось, что вы ее звали во сне.
– Не показалось. Вы с официальным визитом или, так сказать, с частным?
– Чисто по просьбе дочери. Я тоже не ожидал увидеть вас в полном здравии.
– Ну, до полного еще далеко, но я действительно здоров и хочу выйти отсюда. Не могли бы вы поговорить об этом с вашим начальством? Я пытался вызвать кого-нибудь, кто принимает решения, но медперсонал игнорирует все мои просьбы.
– Вы действительно… э-э, здоровы?
– Почему вы сомневаетесь?
– Потому что вы три месяца находились в состоянии комы, я узнавал, и вдруг…
– Для меня это тоже оказалось неожиданным, еще предстоит разбираться, почему так произошло. Но ведь я не в тюрьме? Не так ли? И имею право на свободу?
– Безусловно, – пробормотал Максим.
– Так вы мне поможете?
– Сделаю все возможное.
Гольцов сделал знак глазами. Максим наклонился к нему.
– Позаботьтесь о дочери, – торопливо шепнул ему на ухо Арсений Васильевич, – ей грозит опасность! Да и сыну тоже.
– Постараюсь, – кивнул он. – Значит, вы все-таки не…
– Об этом потом.
– Хорошо. – Максим разогнулся, сказал громче: – Я передам ваши заявления и просьбы начальству.
На миг глаза лежащего обрели пронзительную ясность и остроту, и Максим услышал-почувствовал мысленный голос Гольцова:
«Будь осторожен, они повсюду!»
Удивляться, переспрашивать, кто такие «они», Максим не стал. И так было ясно, что отец Марины имеет в виду агентов тех сил, которые пытались заставить его работать на некую Систему. Кивнув, он вышел из палаты и нос к носу едва не столкнулся с человеком в белом халате. Пропустил его, полагая, что это врач, направился было к выходу и вдруг в сердце занозой вошла тревога. Что-то поразило его в облике врача, уже немолодого человека, высокого, худого, с острым птичьим профилем и прозрачными, почти белыми глазами. Максим остановился, силясь разобраться в своих ощущениях. И вспомнил: глаза! У врача были странно неподвижные, как бы устремленные внутр ь, мертвые глаза! Как и у всех кодированных исполнителей Системы, следивших и преследовавших Гольцова!
Круто развернувшись, Максим поспешил назад, прислушался. Из-за двери с номером «5» в коридор не доносилось ни одного звука, и тем не менее ему показалось, что он слышит тихий – на грани полета тополиного пуха – голос Арсения Васильевича:
– Отстаньте от меня!.. Я никому ничего не должен!..
И вслед за тем – вскрик!
Не раздумывая больше, Максим ударил в дверь всем телом, ввалился в палату.
Гольцов полулежал на кровати, побледневший, с перекошенным лицом, вытянув перед собой ладонь. Врач навис над ним с поднятыми руками, похожий на дирижера невидимого оркестра. Оглянулся на звук хлопнувшей о стену двери. Глаза его горели как раскаленные угли, оставаясь при этом неподвижными и мертвыми. Он резко махнул рукой, будто бросая что-то, и Максим инстинктивно уклонился от броска, внезапно осознавая, насколько тот опасен. И не зря!
Мимо с низким гулом пролетел вихристый сгусток дрожащего воздуха, слегка задев ухо майора, отчего он едва не оглох. Сгусток ударился о стену, срикошетировал и, попрыгав по комнате, запутался в мягком ворсе пола.
Врач взмахнул другой рукой, собираясь метнуть еще один сгусток дрожащего марев а, однако Максим прыгнул к нему, на лету группируясь, изогнулся, пропуская вторую «звуковую гранату» сбоку от себя, и ударил метателя кулаком в грудь – прием «копье».
Врач кувыркнулся через кровать, взлетели полы халата, мелькнули подошвы туфель, из кармана выпал шприц. Он тотчас же подхватился на ноги и, ускорившись так, что глаз с трудом поспевал за его движениями, бросился мимо кровати, мимо Максима к двери, исчез за ней, лишь дробный топот донесся из коридора, будто сыграл стаккато оркестровый барабан.
Второй раз Максим сталкивался с людьми, которые действовали намного быстрее тренированных бойцов, каким являлся он сам.
– Извините, – выдохнул он, – я не ожидал, что они посмеют напасть на вас здесь, в спецклинике.
– Я тоже, – хрипло выговорил Гольцов, сел, держась за грудь. – Но не думаю, что они хотели меня убить. Попугать разве что. Я им нужен.
– Зачем?
– Не здесь.
Максим оглянулся на зрачок телекамеры, упрятанной за решеточкой воздушной вытяжки.
Арсений Васильевич тоже глянул в ту сторону, усмехнулся в бороду:
– Вряд ли охранник смотрит сейчас на монитор.
– Почему вы так думаете?
– Им надо было пройти мимо поста, чтобы никто парламентера не остановил. Либо охраннику подселили программу содействия, либо отключили на время.
– В любом случае нам надо уходить отсюда. С каждым разом нападения будут готовиться тщательнее, пока они не добьются поставленной цели. Хорошо, что я успел сегодня, а если бы не пришел вообще?
– Тогда они попытались бы всадить в меня программу подчинения, хотя это и снижает возможности экзора.
– Вы стали бы зомби?
– Чем-то в этом роде, – скривил губы Гольцов. – Однако вряд ли нам удастся выйти отсюда даже с вашими документами.
Максим несколько мгновений размышлял, достал мобильник:
– Герман, быстро всех к нашей клинике! Аллюр три креста!
Спрятал телефон:
– Пойдемте.
Арсений Васильевич с недоверием посмотрел на майора:
– Вы уверены, что это… правильно?
– Другого случая может не представиться. Я вошел сюда благодаря знакомству, второй раз меня сюда не впустят.
Гольцов замешкался:
– Одежда…
– Нет смысла искать ваш костюм, пойдем так.
Они вышли из палаты; коридор был пуст. Либо охранник, контролирующий помещения клиники, и в самом деле был нейтрализован, либо ждал их внизу с соответствующей инструкцией относительно важного пациента.
– Не отставайте.
Максим сбежал по лестнице на первый этаж, готовясь к активному действи ю.
Конечно, их ждали.
Два охранника в синей форме, один у монитора, второй у турникета. И двое мужчин в холле, один – тот самый врач, что кидал в Разина «звуковые шары», второй – дюжий молодой человек в безрукавке и спортивных штанах, круглоголовый, с короткой стрижкой. Все четверо молча уставились на сходивших по лестнице беглецов с таким выражением лиц, будто увидели привидения.
– По приказу полковника Пищелко, – мрачно и веско сказал Максим, не снижая скорости. – Пропустите!
При этом он метнул на обоих стражей толкающи й взгляд, опять же следуя инструкциям Шамана и добавляя тону властной непререкаемости.
Охранники переглянулись, не трогаясь с места.
Максим подошел к столу с монитором, нагнулся, вдавил зеленую клавишу на пульте, открывая турникет. Взял за руку подоспевшего Гольцова, подтолкнул вперед. Они миновали турникет, спустились по ступенькам в вестибюль клиники. Но на пути их встал могучий стриженый спортсмен с равнодушным гладким лицом не сомневающегося ни в чем человека. Максим вынужден был остановиться.
– С дороги!
– Ваши документы, – скрипучим голосом потребовал врач, не подходя, однако, близко.
– А ваши? – прищурился Максим, не выпуская из поля зрения ни этих двоих, ни охранников; надо было тянуть время до прибытия группы, так как пробиваться к выходу силой, имея за спиной вооруженную охрану, было бы равносильно самоубийству.
Пищелко и так отдаст под трибунал! – мелькнула мысль.
– Я полковник Эрнст, – сказал врач, – заместитель главного врача этого учреждения. Кем бы вы ни были, вы не имеете права уводить пациента без предписания главврача.
– Ошибаетесь, имею, – качнул головой Максим. – Этот человек не пациент и не подопытный кролик, это вы не имеете права держать его здесь.
– Он болен…
– Больным его делают ваши эксперименты. Мы еще разберемся с этим, определим виновных и накажем так, что небо с овчинку покажется! Пропустите!
– Останови их, – повернул врач голову к спортсмену. – Я вызову спецгруппу.
Тот пошел на Максима, чуть косолапя, горбясь от чудовищных мышщ плечевого пояса и шеи.
Максим не тронулся с места, только особым образом шевельнул пальцами рук, готовя их к мгновенному напряжению. Растянул губы в сардонической улыбке:
– Ну-ну, герой, подойди ближе.
Парень словно бы споткнулся, встретив его ощутимо колючий взгляд, в глазах мелькнуло сомнение. Кем бы он ни доводился заместителю главврача по фамилии Эрнст, судя по всему, рисковать своим здоровьем он не хотел.
– Максим! – крикнул вдруг Гольцов.
Еще не видя конкретной опасности – отвлекся-то всего на один миг! – Максим нырнул на пол с перекатом, ощущая всем телом, как над ним с угрожающим гулом пролетел знакомый «звуковой шар».
Воспользовавшись случаем, качок-спортсмен ударил Максима ногой, попал в бедро, ногу пронзила острая боль. Лишь бы не перебил сухожилие! – взмолился в душе Разин, подхватываясь и уворачиваясь от череды ударов: парень неплохо знал рукопашку и махал руками и ногами со знанием дела.
Краем глаза уловив движение руки Эрнста (как он это делает – формирует шары?! Что за прием?!), Максим ухватил руку противника, рывком развернул его, и брошенная врачом «звуковая граната» попала спортсмену в голову.
Раздался дикий крик!
Глаза, нос и уши парня буквально вскипели тоненькими фонтанчиками крови – лопнули кровеносные сосуды! Он схватился руками за уши, потом закрыл глаза ладонями, осел на пол, мотая головой, что-то мыча. Дернулся раз-другой, повалился на бок и затих.
Максим встретил бешеный взгляд врача, нагнул голову, выдохнул:
– Ах ты, сука поганая!
Прыгнул к нему, качая маятник, чтобы тот не смог точно применить свое грозное оружие (мистика какая-то!). Однако господин Эрнст не стал сражаться с разъяренным противником, метнулся к застывшим охранникам, перепрыгнул турникет.
– Стреляйте же, черт вас возьми! Это террорист! Он кончит вас всех!
Охранники потянулись к оружию, но воспользоваться им не успели. С грохотом распахнулись входные двери, дребезжа стеклами, и в вестибюль ворвались подчиненные Разина – Кузьмич, Писатель и Штирлиц. Навели стволы пистолетов на охранников.
– Оружие на пол! – рявкнул Кузьмич. – Руки за голову! Лечь, … вашу мать!
Охранники послушно побросали пистолеты и легли. Судя по всему, они не были запрограммированы на выполнение приказов зама главного врача любой ценой.
– Что здесь происходит, командир? – подошел к Максиму Райхман, посмотрел на стоявшего в халате Гольцова. – А он что здесь делает?
– Все объяснения потом, – опомнился Максим. – Уходим.
Профессионально прикрывая друг друга, члены группы вывели Гольцова на улицу, по очереди держа охранников и застывшего столбом врача на прицеле. Последним уходил Разин. Бросил взгляд на лежащего с окровавленной головой (ну и силища в этом шаре!) парня, посмотрел на господина Эрнста:
– А с тобой, сволота, мы еще поговорим! Выясним, кто или что ты такое!
Дверь закрылась за его спиной, отрезая полный мрачной угрозы ответный взгляд заместителя главврача.
Назад: ЛЕТО
Дальше: ОЖИДАЕМОЕ