НЕДОЗВОЛЕННОЕ
Пока Гольцов принимал душ и приводил себя в порядок, Максим со Штирлицем знакомились с его квартирой.
Ничего особенного она собой не представляла. Трехкомнатная квартирка советской постройки, крохотная прихожая, крохотная кухонька, небольшая спальня, гостиная, еще одна спаленка, приспособленная хозяином под рабочий кабинет, где располагались компьютер и диванчик для гостей. Единственное, что внушало уважение в этом жилище, так это библиотека. Полки с книгами стояли везде: в кабинете, в гостиной, в прихожей и даже в спальне.
– Приличное книгохранилище, – проговорил Райхман со знанием дела. – Книг здесь не меньше пяти-шести тысяч. Наш клиент серьезный библиофил. Наверное, с детства увлекается собирательством. А книги, кстати, почти все еще тех времен, докапиталистических, новых мало.
– Сейчас издается всего столько, что нет смысла собирать личную библиотеку, – заметил Максим, – да и хранить их негде.
Он снял с полки томик О’Генри, полистал, поставил на место:
– Люблю этого писателя.
– Я тоже, – кивнул капитан. – У меня дома еще старый отцовский трехтомник сохранился, желтый.
– Здесь полное собрание рассказов. Брет Гарт, Майн Рид, Жюль Верн, Джек Лондон.
– Добрые старые приключения, фантастика плюс эзотерика. – Райхман снял с полки книгу Успенского «Новая модель Вселенной». – Читал?
– Нет.
– Почитай, весьма любопытное чтиво. Станешь смотреть на мир по-новому.
– Смотри-ка, две колоды карт, нераспечатанные. Интересно, в какие игры играет наш подопечный?
– В преферанс, – раздался голос хозяина, и он вышел из душевой, одетый в махровый халат, вытирая на ходу мокрую голову. – Уже лет двадцать пять пульку расписываю. Не хотите составить компанию?
Гости переглянулись.
– В другой раз, – пробормотал Максим, стыдясь признаться, что играет в преферанс он слабо.
– Вы не играете? – прищурился Гольцов.
– Играю немного, но нет времени.
– Тогда присаживайтесь и рассказывайте, кто вы и почему за мной следите. Чай, кофе, соки будете?
– Чай, если можно.
Арсений Васильевич скрылся на кухне и вскоре принес поднос с дымящимся чайником, чашками, сахаром и сухарями.
– Извините, лимона нет, есть только лимонный сок.
– Благодарю, не надо.
Сели, поглядывая друг на друга, налили чаю.
– У вас хорошая библиотека, – похвалил хозяина Штирлиц.
– Шесть с половиной тысяч томов, – равнодушно сообщил Гольцов. – Итак?
– Одну минуту. – Максим выдвинул из-за уха усик рации. – Кузьмич, что у вас?
– За вами ехали две тачки, – ответил лейтенант. – В одну – серую «клюкву» – погрузились какие-то бомжеватого вида личности, трое. Другая – белая «Калина», но сколько в ней сидит народу, мы не разглядели. Шаман утверждает, что четверо вместе с водителем.
– Где они сейчас?
– «Калина» проводила вас до хаты клиента и скрылась. Серая «клюква» торчит во дворе.
– Понятно. – Максим задвинул усик рации под волосы.
– Какая же зараза тут работает? – не выдержал Штирлиц.
– О чем вы? – нахмурился Гольцов.
– За вами следят, – сказал Максим. – Еще две группы, кроме нашей. И нас очень интересует, кто это и что им надо. Вот почему мы решили открыться и выяснить, в чем дело. Что вы можете сказать по этому поводу?
Арсений Васильевич ушел мыслями в себя, не торопясь отвечать. Качнул головой раз, другой. Допил чай.
– Прошу прощения, господа, но мне нечего сказать. Я не знаю, кто за мной следит и что им нужно.
– Знаете, – твердо сказал Максим. – Мы работаем в особом отделе Федеральной службы безопасности, выявляющем сильных экстрасенсов. Вы сильный экстрасенс, точнее, очень мощный пси-излучатель. Наша аппаратура иногда фиксирует всплески такой интенсивности, что диву даешься.
– Разве существует такая аппаратура? – недоверчиво пробормотал Гольцов.
Максим отметил про себя, что возражать против формулировки «сильный пси-излучатель» Гольцов не стал, что косвенно свидетельствовало в пользу утверждения.
– Существует.
– И все же я не могу… ничего добавить. Не имею права.
– Что значит – не имею права? Вы работаете на какую-то другую государственную силовую структуру? На армию?
– Н-нет.
– Тогда объяснитесь.
Арсений Васильевич налил себе кипятку и одним залпом выпил, не поморщившись. На лбу его выступила испарина.
– Вы не поймете. Это вне… – Он пошевелил пальцами, – вне вашей компетенции, вне любых научных оценок и отношений. К тому же, если я попытаюсь вам что-либо рассказать, вас начнут преследовать.
– Кто?
– Не знаю, они могут внедриться в любого… человека.
– Кто – они? Конкретно?
Арсений Васильевич поморщился, вытер лоб салфеткой. В глазах его зажглась и погасла искра тоски.
– Вы не поверите… да это и не важно. Больше я ничего не могу сказать. Честное слово.
– Не можете или не хотите?
– Не могу… и не хочу! Достаточно того, что у них на прицеле мои…
– Кто? – не дождался продолжения Максим.
– Мои дети, – глухо ответил Гольцов. – Не хочу вовлекать в этот водоворот еще кого-нибудь. – Арсений Васильевич выпрямился. – Прошу вас уйти. Я устал и хочу отдохнуть.
Разин и Штирлиц снова переглянулись.
– Вы напрасно так… – начал Герман Людвигович.
– Уходим, – поднялся Максим. – На всякий случай я оставлю вам номер своего сотового. Захотите что-нибудь сообщить – позвоните. И хорошо бы это случилось до того, как произойдет какое-нибудь нехорошее событие. До свидания.
Оба вышли.
Дверь за ними закрылась.
– Мы могли бы надавить, и он бы раскололся, – неуверенно проговорил Штирлиц.
– Вряд ли, – качнул головой Максим. – Их он боится больше, чем нас.
– Кого – их?
– Знал бы – действовал бы иначе. Ладно, пошли к ребятам, посовещаемся. – Максим включил рацию. – Кузьмич, серая «клюква» еще здесь?
– Переехала с места на место, но пока торчит во дворе.
Максим посмотрел на капитана:
– Что, если поработать по максимуму?
– Взять «языка»? – догадался Райхман. – Я давно об этом думаю. Одним ударом прихлопнем двух мух и решим проблему. То бишь выясним, кто пасет клиента. Вот только одобрит ли идею начальство?
– Будет результат – одобрит. Победителей не судят.
– Еще как судят. Но я «за».
– Кузьмич, берем тех, кто в «клюкве». Мы начинаем, вы поддержите.
– Наконец-то! – обрадовался лейтенант. – Сделаем в лучшем виде, командир.
Максим и Штирлиц вышли из подъезда, не торопясь, двинулись по двору. Максим сунул в рот сигарету, похлопал по карманам, попросил зажигалку у спутника.
– Нету, – развел тот руками, – не курю и не ношу.
Максим пошарил глазами по двору, подошел к серой «Ладе»-«семидесятке», приткнувшейся к мусорным бакам. Наклонился к щели водительского стекла:
– Друг, дай прикурить.
Стекло опустилось ниже, появилась рука с зажигалкой.
Максим дернул эту руку к себе, и водитель с маху врезался головой в раму дверцы.
В то же мгновение рядом с машиной возникли еще трое мужчин: Кузьмич, Писатель и Штирлиц, рванули на себя дверцы и выволокли двоих пассажиров на асфальт двора. Один из них пытался достать пистолет из-за пазухи, но был безжалостно вырублен Кузьмичом ребром ладони по шее.
– Не хулигань! – выдохнул лейтенант, вынимая из ослабевшей ладони парня тяжелый «вальтер» с глушителем. – Мы так не договаривались.
– Смотрите-ка, что у этого! – пробормотал Штирлиц, доставая из кармана спортивной куртки своего подопечного необычной формы и цвета – ярко-желтого – пистолет.
– Тазер, – хмыкнул Максим, беря в руки электрошокер. – Бельгийского производства, тип Х-26. Сто тысяч вольт.
Чекисты переглянулись.
– Такие пушки обыкновенные бандиты не носят, – выразил общее мнение Писатель. – Это контор а.
– Наша?
– А фиг его знает! На морде же не написано.
– Вот сейчас и выясним.
– Мы с Кузьмичом в кабину, вместе с этим. – Максим указал на задержанного Штирлицем пассажира «семидесятки», не произнесшего ни слова с момента захвата. – Гена, присмотри за водилой, чтобы не очухался и не устроил гонки по вертикали. Герман, покарауль второго. Иван Дрожжевич, как обстановка?
– Тихо, – ответил не принимавший участия в захвате Шаман.
– Понаблюдай за двором.
– Хорошо.
Максим затолкал пленника с тазером на заднее сиденье, сел сам. С другой стороны уселся Кузьмич. Потерявшего сознание парня с «вальтером» обыскали, усадили рядом с таким же снулым водителем.
Оценка, данная всем пассажирам «семидесятки» еще Кузьмичом, была близка к истине. Все они если и не были бомжами, то принадлежали к типу «деклассированных элементов», или, иначе говоря, к типу шпаны, одетой кто во что горазд. К примеру, на втиснутом между Максимом и Кузьмичом молодом человеке с небритой физиономией были спортивные штаны, видавшая виды серая курточка и бейсболка. Не считая старых кроссовок. На водителе красовался растянутый пузырчатый джемпер, а парень рядом с ним и вовсе носил зимнее полупальто под каракуль на штопаной футболке неопределенного цвета. Интеллигентами назвать всех троих было трудно. Тем не менее вооружены они были неслабо, и это наводило на размышления. Вполне могло быть, что костюмы парней принадлежали к разряду оперативного камуфляжа.
– Проверь документы водилы, – посмотрел на Писателя Максим.
Тот повозился над парнем, покачал головой:
– Ничего, только сигареты.
Максим повернул голову к пленнику. На вид парню было лет двадцать семь – двадцать восемь, если не учитывать эффекта старения, который дает щетина на щеках и неухоженность всего тела, подчеркиваемая специфическим запахом пота.
– Будет лучше, если ты сразу скажешь, на кого работаешь. Сам понимаешь, мы здесь люди не случайные, представляем спецслужбу. Судя по вашему арсеналу, вы тоже не лыком шиты, во всяком случае не простые домушники, следящие за клиентом, чтобы ограбить его квартиру.
Пленник молчал, низко опустив голову.
– Кивни, что слышал вопрос.
Молчание.
Максим и Кузьмич переглянулись.
– Не церемонься ты с ним, – посоветовал лейтенант. – Давай я пощекочу его ножичком. Или испытаю на нем его же электрошокер. Сразу заговорит.
Максим наклонился к уху пленника:
– Если ты из контор ы – кивни, мы поймем. Если нет, говори, кто вы, зачем следите за Гольцовым и что намереваетесь делать дальше.
Сквозь стиснутые зубы пленника вырвался тихий возглас.
– Что? Не слышу!
Пленник поднял голову. Глаза его сверкнули таким презрением, что Максим содрогнулся в душе.
– Вы не понимаете, – хрипло выговорил парень в бейсболке. – И не поймете. Я никто. Случайная матрица. Но мы его достанем!
– Вы уже вряд ли, – хмыкнул Кузьмич.
– Другие, такие же, как мы. Никто.
– А поконкретнее?
– Отпустите! Все равно программа запущена и будет реализована.
– А не пописать ли нам с тобой на брудершафт? – с иронией скривил губы Кузьмич. – Попался – колись! Ты же должен понимать, что мы на этом не остановимся.
– Мы тоже.
– Кто – мы?! Откуда у вас тазер, пистоль с глушителем?! Говори!
– Успокойся, Вениамин, – остановил Кузьмича Максим. – Судя по всему, говорить он не намерен. Доставим его в Управление, там умеют развязывать языки.
– Да неохота этих бомжей в Москву переть! Чуешь запах? Они год не мылись!
– Придется терпеть.
Максим отодвинулся, изучая каменно-неподвижное – лишь глаза сверкают – лицо пленника.
– Что за программу ты имеешь в виду? Гольцов должен быть избит, напуган, покалечен или вообще ликвидирован?
Лицо парня исказилось, побледнело.
– Вы… пожалеете… что… связались…
– Командир! – постучал вдруг в окно Шаман.
Максим приоткрыл дверцу.
– Я чую… включи сканер!
Максим, редко видевший Итигилова взволнованным, молча достал футляр «Беркута», щелкнул крышкой.
Прибор работал! Стрелка указателя мощности излучения дергалась по шкале как живая. Засветилась и зеркальная полоска, сигнализирующая об интенсивности поля.
– Мать твою! Клиент?! Лейтенант, быстро наверх, к Гольцову!
– Это не Гольцов, это он! – ткнул пальцем в пленника Шаман.
Глаза, зубы, ногти пленника засветились зеленоватым фосфорическим светом. Он оскалился, проговорил еще раз: «Вы… по… жа… леете…» – и вдруг закатил глаза, обмяк, откинул голову, раскрыв рот. Зубы его перестали светиться.
Стрелка прибора качнулась в последний раз, упала до нуля. «Беркут» перестал регистрировать выброс торсионного излучения.
– Что происходит?! – опомнился Кузьмич. – Что с ним?
Максим выключил сканер, взял пленника за руку: пульс не прощупывался.
– Дрянь дело!
– Ну?!
– Он умер.
– Как умер?!
– Герман, посмотри, что с водителем, дышит? Стукнул я его крепко, но не настолько, чтобы он окочурился. Пора бы уже и очнуться.
Штирлиц открыл дверцу, коснулся пальцем шеи не подающего признаков жизни водителя. Нагнулся к нему, приподнял веко, приложил ухо к груди:
– Черт! Точно не дышит! И сердце не бьется!
– А второй?
Пассажира на переднем сиденье осмотрел Писатель, тихо выругался сквозь зубы:
– И этот дохлый!
Все трое посмотрели на Разина.
– Что будем делать?
– Я не мог убить его ударом о дверцу! Оглушить – мог, но не убить.
– Я тоже не новичок в рукопашке, – оскалился Кузьмич. – Бил сильно, но аккуратно. Тут что-то другое.
– Что?
– Мистика какая-то! Чтобы все трое внезапно умерли в один и тот же момент…
– Уходить надо, командир, однако, – сказал Шаман. – Их мы уже не спасем.
– Надо все же попытаться отвезти их в больницу…
– Эти двое, наверное, уже минут семь дохлые, да и вашего не довезем, мозг живет не больше десяти минут после остановки сердца. И Кузьмич прав: мы столкнулись с чем-то очень странным и непонятным. Надо уходить.
Максим еще раз проверил пульс пленника, раздумывал несколько секунд, махнул рукой:
– Уходим!
Они быстро, но несуетливо, чтобы не привлекать внимания редких прохожих, пересели в свою машину. Максим достал мобильник, позвонил в милицию, не представляясь, сообщил о серой «семидесятке» с тремя трупами. Потом набрал номер Гольцова. Долго вслушивался в гудки, собрался было послать Штирлица проверить, дома ли клиент, но в трубке наконец щелкнуло, раздался сиплый голос Арсения Васильевича:
– Алло, слушаю.
Максим нажал кнопку, с облегчением откинулся на сиденье.
– Живой? – осведомился не спускающий с него глаз Писатель.
– Я его разбудил.
– Какие будут приказания?
– Ничего себе прогулочка в Жуковский! – усмехнулся Штирлиц. – Клиент отказался говорить, топтуны на белой «Калине» смылись, вторые ни с того ни с сего померли в одночасье… Интересно, как мы все это объясним начальству?
Максим не ответил. Он думал о том же. А еще – о поведении отца Марины. Магом или колдуном Арсений Васильевич не был, без сомнений, и при этом что-то знал, чего-то боялся, с чем-то был связан. С чем? Или с кем?
– Поехали домой.
– Но полковник же приказал доставить клиента в Управление, – напомнил Штирлиц.
– Пусть сначала докажет, что это крайне необходимо.
– Это из-за его дочки? – прищурился Писатель, имея в виду дочь Гольцова. – Не хочешь ее расстраивать?
– Хочу быть справедливым.
– А с этим что делать? – кивнул Кузьмич на «вальтер» и тазер.
Максим подумал, засунул оружие в пакет, пакет в бардачок, включил двигатель.
Машина выехала со двора, оставляя позади дом Гольцова и загадочно умерших парней, следивших за ним.