И кто только придумал ставить рядом с входом в подъезд скамейки? А самое главное — для кого? Как будто не ясно было, что днем их будут оккупировать любознательные бабки, а с наступлением темноты — прыщавые юнцы обоих полов, которые будут орать во всю глотку, включать на всю громкость свою варварскую музыку и распивать алкогольные напитки! Если кому-то хочется посидеть на свежем воздухе — так для этого имеются парки и скверы. Нет же, по какой-то безумной традиции городские власти упрямо насаждают эти очаги нарушения общественного порядка у жилых домов!..

Было еще светло, и на скамейке восседал целый ряд старушенций. Старух этих Иван Дмитриевич не любил — они его, впрочем, тоже. Он не сомневался, что за его спиной они шушукаются на тему загадочной смерти его жены… И когда только они забудут про это? Без малого десять лет уже прошло, а они все еще осуждающе смотрят ему вслед. Хоть было бы за что, а то…

При виде бабок настроение Ивана Дмитриевича испортилось еще больше, но, уже собравшись покидать салон машины, он вспомнил о голомакияторе.

«Отлично! Обманем-ка мы этих рентгенологов в юбках!» — озарило Ивана Дмитриевича.

Он торопливо надел «шлем», повесил на грудь коробочку системного блока и скомандовал: «Номер девяносто три!»…

Системный блок еле слышно пикнул, включаясь, глаза на миг ослепила беззвучная вспышка, и в зеркальце заднего вида Иван Дмитриевич увидел, что лицо его стало похоже на этакого Клинта Иствуда в молодости.

А может, это и был Иствуд, если при программировании прибора Вадим пользовался портретами разных знаменитостей. Хорошо хоть, что он не оставил их облики неизменными и внес кое-какие коррективы — иначе появление голливудских звезд в Инске произвело бы настоящий фурор!..

Как всегда при пользовании прибором, Иван Дмитриевич прислушался к своим ощущениям, но ничего особого не обнаружил. Пленка-экран была очень тонкой и, видимо, пропускала воздух, потому что лицо под ней не потело, как бывает в противогазах и прочих шлемных устройствах.

Мимо скамейки он прошествовал, стараясь держаться прямо и независимо. Краем глаза ему удалось заметить, что рты у старушек синхронно открылись. В спину ему донесся шепот:

— Ой, а кто ж это такой будет, бабоньки? Новый жилец, что ли?

«Давайте, давайте, напрягайте свои засохшие мозги, кандидатки на кремацию! — усмехнулся мысленно Иван Дмитриевич. — Теперь вам несколько дней будет что обсуждать»…

Он настолько вошел в образ Иствуда, что не воспользовался лифтом, а стал подниматься на второй этаж пешком.

Как вскоре выяснилось, это его и спасло. На лестничной площадке второго этажа, небрежно привалившись плечом к стене, дымил сигаретой очень серьезный молодой человек со спортивной фигурой, явно никуда не торопясь. Судя по обилию окурков на полу, торчал он здесь уже давно.

Услышав шаги Ивана Дмитриевича, молодой человек заметно напрягся и отвалился от стены. Но, видимо, ждал он кого-то другого, потому что мгновенно расслабился, едва Иван Дмитриевич появился в его поле зрения.

— Слышь, друг, — сказал он, словно выплевывая одно слово за другим. — Ты случайно не знаешь старикана, который живет в квартире?.. — И назвал номер квартиры Ивана Дмитриевича.

Иван Дмитриевич крепче ухватился за перила, потому что ноги его сами собой подкосились.

— А что такое? — поинтересовался он в ответ.

— Да вот, понимаешь, прибыл я к нему в гости, а его все нет и нет, — доверительно посетовал молодой человек, ловким щелчком отшвыривая в угол недокуренную сигарету. — И куда только он мог запропаститься?

— А-а, — протянул Иван Дмитриевич, входя во вкус. — Да он, наверное, уехал…

— Как это — уехал? — непонимающе воззрился на него парень. — Ты че гонишь, дружбан? Куда он мог податься?

— Откуда мне знать? — пожал плечами Иван Дмитриевич, чувствуя, как предательский холодок ползет между лопаток. — Просто сегодня утром я его встретил на лестнице… с вещами… большой такой сумкой… «Что, — говорю, — далеко собрались, Иван Дмитриевич?»… А он…

— Ну-ну? — подбодрил его парень. — А он че?..

— Да ниче, — злорадно ответствовал Иван Дмитриевич. — Покачал головой да и пошел себе дальше… Он же вообще какой-то нелюдим… слова лишнего не вымолвит…

Парень с внезапным подозрением оглядел его с головы до ног.

— Слушай, — сказал он, — а ты сам-то в какой квартире живешь?

— В сто сорок пятой, на десятом этаже, — соврал Иван Дмитриевич.

— А че ж пешком по лестнице ковыляешь?

— Тренируюсь, — старательно ухмыльнулся Иван Дмитриевич.

— Типа спортсмен, что ли? — буркнул сквозь зубы парень, но мешать Ивану Дмитриевичу не стал, когда тот продолжил свой подъем, стараясь шагать подобающе тому возрасту, на который он теперь выглядел. Сердце трепыхалось в груди так, будто готово было выскочить через рот.

Поднявшись на один лестничный пролет, он не удержался от соблазна.

— Прости за любопытство, друг, — крикнул он парню, который не спеша раскуривал очередную сигарету. — А ты кто ему будешь? Родственник, что ли?

— Ага, — с готовностью откликнулся парень. — Дальний…

На десятом этаже Иван Дмитриевич вызвал лифт.

Войдя в кабину, превратился в лысого толстяка с тройным подбородком и белесыми ресницами. Потом спохватился: одежда — она могла его выдать!.. А пояс, проецирующий различные одеяния, остался в машине. После недолгих размышлений Иван Дмитриевич снял пиджак и галстук, оставшись в одной рубашке. Расстегнул воротничок так, чтобы была видна грудь, покрытая редкими волосами, и закатал рукава.

Предосторожности оказались не лишними: «дальний родственник» покуривал уже внизу, привалившись боком к почтовым ящикам. Наверное, все-таки что-то заподозрил, гад…

Чувствуя на себе цепкий взгляд курильщика, Иван Дмитриевич молча прошел мимо него.

«Живой рентген» на скамейке у подъезда при его появлении умолк, как по команде, и впился в Ивана Дмитриевича несколькими парами прищуренных глаз. Столь колоритного представителя мужского пола, каким стал Иван Дмитриевич, бабки не могли пропустить просто так.

— Здра-ассте, молодой человек, — пропела Ефимовна из соседнего подъезда, которая в старушечьей компании исполняла функции дознавателя. — А вы не подскажете, сколько сейчас времени? А то сидим здесь, сидим, а часов-то у нас и нет…

Ивану Дмитриевичу и впрямь почудилось, что его просвечивают рентгеновские лучи.

— Без пяти восемь, — не останавливаясь, бросил он, с тайным злорадством набавив час к истинным показаниям наручного хронометра.

— Спасибо, — растерянно сказали ему в спину. И тут же добавили: — Что-то голос этого лысого мне больно знаком, бабоньки… Где-то я его уже слыхала…

— Известно где, — перебил ее хрипловатый шепоток. — Это же новый ухажер Катьки Фроловой с восьмого этажа… Наверное, полаялись, коль он так рано лыжи навострил… Обычно-то он только под утро от нее уходит…

Теперь и тем более надо было бежать во весь опор — так, чтобы только пятки сверкали. Сматываться подальше и побыстрее. И не важно, кто заинтересовался им и зачем он кому-то понадобился. Главное — на него все-таки вышли. И не могло быть никаких сомнений — с какой целью…

Впрочем, варианты все-таки оставались. Если речь шла о государственных службах (хотя, честно говоря, не похож был тот коротко стриженный на сотрудника ОБЕЗа), то, отловив его, сначала с ним бы побеседовали. Долго и старательно. И даже приторно-вежливо. С использованием высоких материй, с частыми напоминаниями о его долге человека и гражданина. Потом, когда они поняли бы, что он не из тех, кого можно переубедить парой красивых фраз, в ход пошли бы другие аргументы. А уж их-то у такой солидной структуры, как общественная безопасность огромнейшего государства, хватает с лихвой… Не только на него — на миллионы таких, как он. Нет-нет, никаких иголок под ногти — не те времена нынче. И вообще они теперь обходятся без болевых методов обработки. Ну, разве что съездит по зубам пару раз какой-нибудь нервный от природы либо выведенный из себя упрямством «объекта» мелкий чиновнишка… Самое простое — это наркотики. Посадят его на иглу и будут расплачиваться за каждую оказанную им чудо-услугу очередной дозой дурманящей дряни. Хотя вряд ли: он же для них — ценный материал, который просто грех губить наркотой. Скорее всего, ори пустят в ход что-нибудь более изощренное. Может быть, такое, о чем он и не ведает…

Но если разобраться — это еще не худший вариант. Гораздо дерьмовее, если о нем каким-то образом пронюхала местная братва. Нетрудно понять, зачем он им понадобился. Ведь он один может заменить любых врачей, если кого-то из паханов ранят или пришьют во время очередной разборки «конкурирующие фирмы». Этакая карманная палочка-выручалочка. Или эликсир вечной жизни.. Неизвестно, за кого они его принимают, но доказать им, что он не всесилен, как господь бог, будет невозможно. И уж эти наверняка не станут с ним церемониться. А соблазнять большими «бабками» и дармовыми девочками будут лишь до известного предела. Рано или поздно его все равно убьют. Либо свои — за то, что не сумеет воскресить кого-нибудь из «крестных отцов», который загнется не от пули или ножа, а от рака или СПИДа. Либо чужие — за то, чтобы не воскрешал кого не следует…

Если, конечно, к тому времени он сам не сдохнет от разрыва сердца, когда эти твари не отпустят его по Зову «на сторону» — а они вряд ли позволят, чтобы он разбазаривал Дар направо и налево…

Нет-нет, надо немедленно уезжать! Надеяться скрыться в городе — просто смешно. Хотя Инск — достаточно крупная агломерация, почти с тремя миллионами населения, но, рано или поздно, его все равно найдут. Не те, так другие. Не другие, так третьи. И никакой голомакиятор ему не поможет. Достаточно кому-то сообразить, что он сам приходит туда, где смерть махнула своей косой. Сказочную шапку-невидимку бы ему — тогда еще можно было бы на что-то надеяться. Но ее пока никто не изобрел…

И тем не менее Иван Дмитриевич не кинулся очертя голову из города сразу от своего дома.

Было еще кое-что, что удерживало его от безоглядного бегства.

Отнюдь не страх попасть в засаду, хотя все выезды из города, вокзалы и аэропорт наверняка уже контролировались теми, кто охотился на него.

И не ностальгическое нежелание покидать место, где он прожил несколько десятков лет.

Он хотел подготовиться к отъезду. А для этого требовалось решить несколько важных проблем.

Квартира — ладно, бог с ней. Во всяком случае — пока… В сложившихся условиях продать ее или сдать кому-нибудь в аренду он все равно не сможет. Нет, в принципе, конечно, можно. По Сети, говорят, сейчас можно проворачивать любые операции с недвижимостью. Но Иван Дмитриевич никогда не доверял компьютерам, когда речь шла о финансовых сделках. Он даже зубную щетку не рискнул бы купить в Интернет-магазине, не говоря уж о чем-то более крупном… Слава богу, обычная торговля в мире еще сохранялась.

Но вот деньги нужны позарез… Без них он не доберется даже до соседнего города. Бензин, питание, возможные расходы на техобслуживание и запчасти, если в дороге полетит что-нибудь в машине, — за все это придется платить. Да и, прибыв на новое место своего жительства, надо будет обзаводиться имуществом. Правда, личный кард у Ивана Дмитриевича был с собой, и с его помощью он мог бы расплачиваться за покупки или услуги, но загвоздка была в том, что в захолустье не везде еще имелись банкоматы и, следовательно, наличные все равно были нужны. Кроме того, если за ним все-таки охотился ОБЕЗ, то отследить его кард по банкоматной сети было бы для соответствующих структур проще пареной репы…

Во-вторых, машина… Хоть «сотка» была еще новенькой и с ней было жаль расставаться, но ее стоило поменять. Для ОБЕЗа это, конечно, не представляло никакого препятствия, потому что переоформление транспортных средств документально фиксируется. Но бандюг это могло бы хотя бы на некоторое время сбить со следа.

А в-третьих… Черт его знает, что было в-третьих…

Что-то еще маячило на заднем плане всех этих соображений, но пока Иван Дмитриевич не мог ухватить эту мысль.

На решение этих проблем у него ушел остаток дня.

Раньше он никогда так поздно не выбирался в город и теперь был приятно удивлен тем, что многие заведения функционируют круглосуточно. Банки, магазины, кафе… Даже прачечные и парикмахерские.

Людей и машин с наступлением сумерек вовсе не становилось меньше. Наоборот, складывалось впечатление, что тех, кто предпочитал вести ночной образ жизни, в городе было гораздо больше, чем нормальных людей. Раньше Ивана Дмитриевича это раздражало, потому что пьяные компании, бредшие под окнами глубокой ночью, нарушали его сон. Но теперь это было ему на руку: в потоке машин и в толпе людей проще затеряться на ночных улицах.

Наконец он управился со всеми делами. Снял всю наличность со своего электронного счета, на который запасливо откладывал часть своей зарплаты на протяжении многих лет — словно предчувствовал, что когда-нибудь деньги ему понадобятся…

Удачно обменял «сотку» на «черном» авторынке на окраине города на «пятидесятку». Без автопилота и прочих электронных штучек, но зато с изменяемым цветом корпуса — ценный прибамбас в его-то положении… Сделка была подпольной, а значит — рискованной, но зато от нее не осталось торчать никаких хвостов в виде документов. Владелец «пятидесятки» — бойкий кавказец с масляными глазками, — наверняка прикинувший в уме, что обмен гораздо более выгоден ему, чем Ивану Дмитриевичу, расщедрился и в последнюю минуту выдал опешившему Ивану Дмитриевичу целый комплект бланков техпаспорта со всеми полагающимися штампами, печатями и даже со степенями защиты от подделки («Слушай, друг, — встревожился Иван Дмитриевич, — а этот твой драндулет случайно не в угоне числится?» — «Обижаешь, дарагой, — скривился кавказец. — Это только бедный человек может опуститься до кражи машины. А разве я похож на бедного, э?»)… Но Иван Дмитриевич настоял, чтобы они съездили до ближайшего комп-терминала Сети дорожной полиции, где можно было проверить легальность машины. К великому облегчению Ивана Дмитриевича, «пятидесятка» оказалась действительно чистой…

Потом Иван Дмитриевич проехал по мелким магазинчикам на окраине города, где затоварился всем необходимым для дальней поездки: несколько комплектов разностильной одежды (в целях маскировки, если вдруг откажет голомакиятор), постельные принадлежности в виде электроодеяла и подушки, запас продуктов в виде саморазогревающихся консервов, сухих супов, растворимого кофе, фонарик, ну и еще всякую всячину по мелочам. Во всяком случае, багажник в конце концов у него оказался забитым почти под завязку…

Теперь можно было со спокойной душой рвануть по какому-нибудь загородному шоссе.

Но напоследок Иван Дмитриевич решил проехаться по городу. Он стыдился признаться самому себе в том, что этот прощальный круг был не чем иным, как данью ностальгическим чувствам. Иначе чем можно было объяснить эту непозволительную роскошь, равносильную курению на пороховой бочке? В любой момент мог раздаться Зов, что было чревато потерей драгоценного времени…

Тем не менее он на малой скорости вел машину по ночному городу, вглядываясь в людей на тротуарах — чего никогда раньше не делал.

Он словно хотел убедить себя в том, что принял правильное решение, поскольку нет в этом городе достойных, хороших людей, ради которых можно было бы рисковать своей жизнью.

И доказательств этого, на его взгляд, было предостаточно.

Экстравагантные компании молодежи, шатающиеся по городу в поисках развлечений. Пьяные гуляки, вываливающиеся из дверей фешенебельных злачных мест. Подозрительные бродяги, шмыгающие в темных переулках. Расфуфыренные девицы легкого поведения, дежурящие на тротуарах в центре Инска. Толстосумы, использующие ночь для кутежа по полной программе. Наркоманы, группирующиеся почему-то возле памятников великим писателям. Половые извращенцы всех мастей, собирающиеся в сквере возле Центрального драматического театра. Хулиганы. Идиоты. Сволочи. Люди, которых он должен был бы спасать, если бы остался здесь.

«Но теперь — дуля вам всем!.. Не будет вам спасения! Загнивайте и дальше! Жрите водку без меры, трахайтесь с кем попало, забивайте свои одноизвилинные мозги турбо— и вибромузыкой, проматывайте деньги в кабаках и казино, обманывайте и убивайте друг друга из-за пустяков — одним словом, продолжайте жить так, как жили всегда!..

А я уезжаю. Как можно дальше от вашего омерзительного мира. Туда, где не надо будет никого спасать, потому что там не будет никого на сотни километров вокруг.

Кстати, куда же все-таки податься — на юг или на север? В леса или в горы? На берег моря или в глубь континента? На крошечный остров, затерянный в океане, или в сибирскую тайгу?..»

Решить эту проблему Иван Дмитриевич так и не успел.

Прямо по курсу на дорогу из кустов выбежала женская фигура, отчаянно машущая руками и явно просящая его остановиться.

Нет уж, дудки! Попутчиков он брать не собирается.

Однако бабенция сунулась прямо под колеса, и пришлось дать по тормозам.

Высунувшись наполовину из окна дверцы, Иван Дмитриевич крикнул стандартное:

— Куда лезешь, дура? Жить надоело, что ли?

Женщина подбежала вплотную к капоту, щурясь от яркого света фар. Даже в темноте была заметна ее бледность.

— Помогите, пожалуйста! — запричитала она. — Там… — она хаотично замахала руками так, что было , непонятно, куда именно она указывает, — там человек умирает!.. Час от часу не легче!

«Мало мне воскрешения покойников, так еще и больными и ранеными занимайся?!»

— Ну а я-то здесь при чем? — нелюбезно перебил женщину Иван Дмитриевич. — Вызовите Эмергенцию или спасателей… К вашему сведению, я не врач!..

Но женщина, казалось, не слышала его.

— У меня коммуникатора нет, — бормотала она, — а нужно скорее… он же кровью истекает, поймите!.. Его надо срочно доставить в больницу!..

Иван Дмитриевич ругнулся сквозь зубы.

— Где он? — спросил он с тяжким вздохом.

— Там, — женщина махнула рукой за кусты, из-за которых выскочила на дорогу.

Место было, по городским понятиям, глухое. Справа тянулся лесопарк. Слева была набережная реки. В ночное время здесь редко кто ездил.

Заперев машину и прихватив с собой фонарик, Иван Дмитриевич последовал за женщиной в гущу лесопарка.

На ходу спутница Ивана Дмитриевича сбивчиво объясняла, что она работает официанткой в кафе «Синий фонарь» — это тут, недалеко. После смены возвращалась домой по аллее, вдруг навстречу ей из кустов выскочил огромный пес какой-то бойцовской породы. Самая настоящая собака Баскервилей. Женщина не успела даже испугаться — только застыла как вкопанная. В свете парковых фонарей было отчетливо видно, что морда у пса испачкана в крови. Пес угрожающе зарычал, но вслед за ним вышел молодой парень, поигрывая поводком, и лениво сказал: «К ноге, Джерри, к ноге». Пес послушно выполнил команду, парень пристегнул карабин поводка к ошейнику и вразвалочку направился к выходу из парка.

— Молодой человек, а у вас собака, по-моему, поранилась обо что-то, — крикнула она вдогонку парню. — У нее кровь на морде…

— Это не его кровь, — откликнулся, не останавливаясь, хозяин пса. — Крысу, наверное, поймал…

Когда они скрылись из виду, она хотела было двинуться дальше по аллее, но тут услышала слабый стон. Он доносился как раз оттуда, откуда появились парень и собака…

«Крыса» оказалась человеком. Он неподвижно лежал на полянке возле скамейки, и в слабом свете фонаря Иван Дмитриевич разглядел, что под лежащим успела натечь порядочная лужица масляно поблескивающей жидкости темного цвета.

В ноздри ему ударила мерзкая вонь давно не мытого тела и одежды, которую носят, не снимая, и зимой и летом.

Иван Дмитриевич растерянно оглянулся на женщину:

— Это же бомж, — сказал он.

— Ну и что? — не поняла официантка. Потом до нее дошел скрытый смысл реплики Ивана Дмитриевича, и лицо ее исказилось гневной гримаской:

— А вы тоже считаете, что он — не человек? Как тот негодяй, который ради забавы науськал на него своего пса?!

— Ну, ладно, ладно, не лезьте в бутылку, уважаемая, — угрюмо пробурчал Иван Дмитриевич и присел перед лежащим на корточки, стараясь дышать исключительно ртом. Посветил на тело фонариком.

То, что он увидел, заставило его содрогнуться. Горло бродяги было буквально разорвано в лоскутья. Действительно, собачка была из категории псов-убийц… Мастиф, наверное. Или кавказская овчарка.

Бомж не подавал никаких признаков жизни. Так даже было лучше: не надо переть его в больницу, пачкать кровью сиденье машины и терпеть вонь от него…

На всякий случай Иван Дмитриевич пощупал у человека, лежавшего с неловко вывернутой ногой, запястье. Ноль. Как и следовало ожидать. С такой раной никто не выживает. Тем более что наверняка задета сонная артерия…

Странно, правда, что нет Зова. Хотя, если вдуматься, кому он нужен, этот тип, давным-давно потерявший человеческий облик? Даже Сила понимает, что от него никому пользы не будет…

Все еще не отпуская руку бомжа, Иван Дмитриевич поднял голову к своей спутнице.

Слишком поздно, — сообщил он, стараясь не выдать голосом свое облегчение. — Помер уже пострадавший, гражданка.

Женщина всплеснула руками и всхлипнула.

— Скотина! — воскликнула она с надрывом. — Каким же извергом надо быть, чтобы…

Не закончив фразу, она отвернулась.

И вдруг — РАЗРЯД!

Не веря своим глазам, Иван Дмитриевич ощутил знакомое покалывание в кончиках пальцев, которыми сжимал костлявое, липкое от слоя застарелой грязи запястье бомжа.

Еще секунда — и лежавший заворочался, пытаясь подняться. В лицо Ивану Дмитриевичу вновь ударила удушливая волна миазмов.

Крови на земле и на теле бродяги уже не было. Бомж принял сидячее положение и ошалело огляделся.

— Боже мой! — всплеснула руками официантка. — Он все-таки жив!

— Да, — тупо подтвердил Иван Дмитриевич. — Я вижу… Наверное, того, ошибся я…

Женщина наклонилась к бомжу:

— Как вы себя чувствуете?

— Да все путем, — растерянно сказал бродяга. — А что случилось-то, граждане дорогие?

Свет от фонаря теперь падал на лицо воскрешенного, и Иван Дмитриевич узнал его. Этот тип был достопримечательностью инской «подземки». Каждое утро в часы «пик», когда все ехали на работу, он стоял перед входом в ту или иную станцию метро. Он никогда не держал перед собой шляпу или протянутую руку. Он даже не просил подать ему кто сколько может. Он только кланялся каждому прохожему и бормотал: «Доброе утро!.. Здравствуйте!.. Успехов вам, люди!» У него были необычно синие глаза и детское выражение лица. Люди постепенно привыкли к его нескладной фигуре в нелепых одеяниях и не шарахались от него, как от других бродяг и попрошаек, даже несмотря на испускаемый им запах.

Даже у самых распущенных уличных подростков не поднялась бы рука на это существо, сохраняющее слабое подобие человеческого облика.

— У него даже раны нет! — опять вскричала женщина, пристально всматриваясь в тощую шею бомжа. — Это просто чудеса какие-то!

— Чудес не бывает, — вяло отмахнулся Иван Дмитриевич. — Наверное, померещилось нам с вами… Групповая галлюцинация — такое бывает. Или он гипнотизировать умеет не хуже Мессинга… Ладно, вы тут сами разбирайтесь с ним, а мне некогда…

Он распрямился и побрел через кусты к дороге. «Вот, значит, как, — думал он, не прислушиваясь к тому, что кричала ему вслед женщина. — Я все-таки воскресил его, хотя никто не приказывал мне сделать это. Неужели с самого начала мой Дар распространялся на всех покойников без исключения? А я, глупец, считал себя лишь куклой в чьих-то руках. Боялся, как чумы, кладбищ и моргов. Вокруг меня умирали люди, а я не знал, что могу спасти их всех без исключения. Не только тех, кого выбрали какие-то потусторонние силы, руководствуясь своими нечеловеческими интересами.

Да мне же действительно цены нет, — дошло наконец до Ивана Дмитриевича, и он аж вспотел от этой мысли. — А раз так — то мы еще посмотрим, чья возьмет!» — сказал он мысленно, обращаясь неизвестно к кому…