Глава 18
—Черт бы тебя побрал, Сабуров, — сказал Слегин. За час, проведенный в гостях у инвестигатора, он успел набраться до той стадии, когда все кажется простым и понятным. — Сидишь тут, корпишь, как проклятый, а… зачем? На хрена это все, скажи? А самое главное — кому это нужно?
Сабуров не ответил. Он щелкал клавишами своего компнота, прогоняя по экрану какие-то тексты, графики и схемы. Иногда среди информационной мешанины появлялись и тут же исчезали картинки — какие-то люди, смутные силуэты, ворочающиеся в полумраке, — в большинстве случаев видеозаписи были отвратительного качества.
— Вокруг же все рушится! — продолжал Слегин. — Обвал, понимаешь? Мир встал на уши и принялся бродить на голове, Сабуров, а ты думаешь, что сумеешь заставить его вести себя так, как ты полагаешь нужным? Прозрей же, наконец!..
— Не паникуй, — сквозь зубы процедил инвестига-тор, не отрываясь от клавиш. — Знаешь, сколько уже до тебя было таких прозревших? Тысячи!.. Орали на все голоса: «Миру приходит конец! Конец света близок! Спасайся кто может!»… А все — из-за какой-нибудь вполне объяснимой мелочевки: то какая-нибудь комета1 слишком близко подошла к Земле… то чума грянет… а то какая-нибудь дрянь вроде СПИДа объявится… И что? Пришел миру конец?
— При чем тут СПИД? — растерянно сказал Сле-гин. — Это называется: я тебе — в лоб, а ты меня — в гроб… Вот смотри: среди людей появляется все больше так называемых фениксов — тех, кого нельзя укокошить никаким способом. Пока что мир не то чтобы игнорирует их — он просто не знает о них… а мы с тобой держим рты на замке. Но ведь когда-нибудь это нельзя будет скрыть, Лен! Человечество узнает правду — и неужели ты считаешь, что тогда ничего не изменится? Что не будет ни взаимных подозрений, ни ненависти? Что таким, как я, не будут завидовать простые смертные? И что эта зависть не породит страх, а страх, в свою очередь, не вызовет массовую ненависть к «неуязвимым»? И разве не найдутся горячие головы, которые будут требовать изолировать «проклятых мутантов» в специально отведенных резервациях? И что в этой ситуации должны будем делать мы — те, кто не подозревал о своих сверхъестественных возможностях? По-прежнему считать себя людьми и служить человечеству так же верно, как раньше? Или послать всех к чертовой матери, развернуться на сто восемьдесят градусов и уйти куда глаза глядят, потому как все прежние мерки человеческой жизни к нам уже не применимы?..
— Знаешь, Слегин, а в тебе пропадает талант, — прервал Сабуров раскрутчика. — Тебе бы гневные статьи в газетах писать да с высоких трибун выступать… Ну что ты разорался, как будто тебя кто-то в чем-то обвиняет? По-моему, ты напрасно все так радикально воспринял… Знаешь, сколько в истории было всяких уникумов? Тех, кто никогда не спал, например? Или тех, кто родился и жил без рук? Или телепатов? Почитай на досуге Книгу рекордов Гиннесса — они там все описаны… И никто не принимал их ни за инопланетян, ни за мутантов. Они так же, как все, работали, жили, обзаводились женами и детьми и даже умудрялись быть счастливыми…
— Но ведь то были одиночки, — упрямо возразил Слегин. — А нас, не способных умереть по-человечески, сколько?
Сабуров невозмутимо сверился с каким-то листочком.
— Только в одном Инске — девятнадцать, — сообщил он. — А всего по стране — больше сотни…
— И это наверняка только те, о которых вам стало известно, так? — спросил Слегин. — А сколько еще других, которые не подозревают, что могут избегать смерти? И сколько тех, кто, вернувшись с того света, постарался скрыть это даже от самых близких людей?
— Зачем? — удивился Сабуров. — Зачем бы им понадобилось скрывать это?
Слегин отпил прямо из горлышка бутылки и с отвращением скривился — местная водка, которую он купил по дороге в гостиницу, оказалась на редкость скверной.
— А затем, — наставительно сказал он. — Люди, знаешь ли, имеют странное обыкновение бояться оживших покойников… Кому захочется, чтобы окружающие от него шарахались, как лошади от волка?
Сабуров пожал плечами.
— Возможно, — согласился он. — Возможно, в этом ты прав… Но что касается бессмертия — тут ты перегибаешь палку. Вся непонятность феномена фениксов заключается как раз в том, что они не обладают абсолютным иммунитетом к смерти… Они могут воскреснуть раз, другой, третий… Но когда-то наступает момент, когда они умирают, как обычные люди. Нечто вроде усталости металла… Только почему-то у всех степень выживаемости разная. А что касается всех твоих переживаний, Слегин, то ни гроша они не стоят, понял? Какая разница, какими способностями ты обладаешь? Ты что — неврастеник, что ли? Способен ты завтра же бросить свою службу в «Раскрутке», уволиться и наслаждаться тем, что впереди не маячит конец существования?
Слегин добросовестно подумал.
— Ни за что, — сказал он. — Будь я хоть трижды зомби и вампиром!..
— Тогда не морочь мне голову, а ложись спать! — посоветовал Сабуров. — Можешь расположиться на моей кровати…
— А ты? — спросил Слегин. Только теперь он ощутил, что веки его слипаются, а все тело гудит от усталости.
— А я еще посижу, покорплю. Должен же я закончить этот чертов отчет!..
Он с отчаянием обвел рукой стопки бумаг, заполнявшие номер.
— Ну-ну, — пробормотал Слегин, сдирая с себя одежду и беспорядочно швыряя ее на стул. — Трудись, трудись, работничек ты наш золотой… Благодарное человечество когда-нибудь поставит тебе памятник… А мы люди простые, хоть и бессмертные, и ничто человеческое нам не чуждо…
Уже улегшись на кровать и укрывшись одеялом, он взглянул на Сабурова, который успел выключить верхний свет, и теперь лишь приглушенный свет настенного бра освещал его профиль. Возможно, из-за этого освещения, а может быть и по какой-то другой причине, но Слегину вдруг показалось, что в Сабурове есть нечто зловещее — череп, обтянутый кожей землистого цвета, глазницы без глаз, прилипшие ко лбу волосы. Скелет, да и только…
— Лен! — позвал раскрутчик. — Лен, что с тобой?
— Что такое? — Сабуров повернулся к Слегину, и страшный образ вмиг куда-то улетучился: обычный человек, только очень уставший…
— Да нет, ничего… Мне померещилось, что ты нацепил на себя какую-то маску. Прости, старина, нервы…
— Спи, спи, — рассеянно сказал Сабуров.
— Кстати, о масках, — вспомнил вдруг Слегин. — Мне сегодня Захаров одну штуку показал, которую они изъяли в конторе Крейлиса… Занятный приборчик. С его помощью любой может использовать чужой образ в качестве маски… Голо— и видеоэффекты, в общем…
— И не видно, что это именно маска? — недоверчиво осведомился Сабуров.
— Захаров говорит, что нет… Хотя с виду прибор — ничего особенного. Что-то вроде комп-шлема и беспроводной пульт… Да что там говорить, если завтра зайдешь в ОБЕЗ, я попрошу Захарова продемонстрировать тебе этот артефакт в действии… Ладно, прощай до утра, а то я уже сплю.
Слегин повернулся было к стене и закрыл глаза, но из наплывающего забытья его вывел леденящий кровь возглас инвестигатора: ни дать ни взять — вопль первобытного человека, после долгих ухищрений загнавшего мамонта в замаскированную ловушку с кольями на дне.
— Ты что, Лен, совсем спятил, что ли? — сонно пробормотал Слегин, вновь разворачиваясь лицом к комнате.
Сабуров сновал взад-вперед по комнате, что-то лихорадочно шепча себе под нос, и глаза его горели безумным огнем.
— Болваны! — вскричал он, поймав на себе недоуменный взгляд Слегина. — Какие же мы все болваны, Слегин!.. Нет-нет, если кого и надо занести в Книгу Гиннесса, так это меня! Как рекордсмена по части тупости!..
— А что случилось-то? — вяло поинтересовался Слегин. — Слушай, ты вроде бы почти не пил со мной, а ведешь себя как пьяный… Объясни, что с тобой приключилось.
— Да что там объяснять-то? — махнул рукой инвес-тигатор, смахнув со стола стопку листов, которые тут же разлетелись по всему полу, хотя, похоже, он этого не заметил. — Фениксы!.. Бессмертные!.. Люди, которых не берет смерть! Все это — фигня, Слегин! Нет у вас никаких сверхспособностей, понял?! Нет и никогда не было!
— Почему это? — даже слегка обиделся раскрут-чик. — Ты же сам сказал, что я умирал дважды!..
— Сказал, сказал, — отмахнулся Сабуров. — Но с какой стати мы с тобой вообразили, что дело — в тебе? Мы просто зациклились на одном, навеянном фантастикой стереотипе. А именно: если человек воскресает после смерти — значит, он какой-то супер!.. Аномалия! Мутант!.. А почему бы не предположить, что он не сам воскресает, а что его — воскрешают?!
— Так… это… — растерянно бормотал Слегин. — Мы же с тобой это уже обсуждали… Эликсир бессмертия и прочее… И сделали вывод, что ни шиша это не объясняет…
— Правильно! — воскликнул инвестигатор. — И не может объяснить! Потому что эликсир — это артефакт, средство. А в нашем случае надо было искать живого субъекта, уникума! «Воскреситель» — вот кого не хватало в наших расчетах!
— Мистика, — скептически скривился Слегин. — По-моему, ты уже дошел до точки, Лен. Еще немного-и будешь ссылаться на Библию…
— А почему бы и нет? Там, кстати, прямо сказано, что Иисус обладал этой экстра-способностью. Помнишь, как он воскресил Лазаря? — Сабуров подскочил к компноту и после нескольких секунд щелканья клавишами процитировал, считывая с экрана:
— «Иисус сказал Марфе: Я есмъ воскресение и жизнь; верующий в меня, если и умрет, оживет»… И дальше:
«Сказав это. Он воззвал громким голосом: Лазарь! Иди вон. И вышел умерший из пещеры, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лицо его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его и пусть идет!»… А возьми воскрешение юноши в Наине — встречает Иисус большое похоронное шествие: выносили умершего единственного сына вдовы. Иисус прикоснулся к носилкам почившего и обратился к покойнику со словами: «Юноша, говорю тебе, встань!» И вдруг юноша поднялся, сел и начал говорить… А вот случай с дочерью одного из начальников синагоги по имени Иаир. Иисус вместе с Петром, Иаковом и Иоанном входят в спальню, где лежит только что скончавшаяся девица. Обрати внимание, что делает наш чудотворец:
«И сказал безутешным родным Иисус: Не бойтесь, девица не умерла, но спит. И, взяв ее за руку, сказал: Девица, встань — и она тотчас встала и начала ходить»… Ты замечаешь? В двух последних случаях содержится указание на то, что для воскрешения покойника Иисусу обязательно надо было прикоснуться к нему. Думаю, что и в отношении Лазаря одного лишь слова Иисуса было недостаточно. Иоанн, описавший этот случай, наверняка сознательно опустил деталь с прикосновением, чтобы усилить магический эффект…
— Но ведь это же все легенды! — заявил Слегин. — И Иоанн, и Павел, и Матфей — все эти ветхозаветные писатели-фантасты обладали слишком буйным воображением… И вообще, давай мы эту бредовую гипотезу завтра обсудим, а? Уж слишком спать хочется!
Но инвестигатор спать ему в эту ночь так и не дал. Лихорадочно блестя глазами, он принялся подкреплять «бредовую гипотезу» историческими фактами.
— Вот, например, испанский врач Андреас Везалий, про которого я тебе уже рассказывал, — говорил он Слегину. — Дважды у него на операционном столе оживали покойники — и он принял это за злой рок, а на самом деле причина крылась в нем самом. Чудо-способностями наверняка обладали и другие врачи и реаниматоры, только они не всегда, видимо, подозревали об этом. Один из патологоанатомов, производивший посмертное вскрытие трупа в нью-йоркском морге, даже скончался на месте от шока, когда покойник вдруг очнулся и схватил его за горло. А те, кто знал, вынуждены были молчать. Во-первых, потому, что их дар проявлялся, скорее всего, не всегда, а лишь ситуативно, спорадически, и даже если бы они захотели, то не смогли бы доказать свою уникальность окружающим. А во-вторых, мир так устроен, что в нем гораздо полезнее быть скрытым уникумом, чем искать всемирной славы… Вот что значит — сделать неправильный логический вывод из имеющихся фактов, — говорил Сабуров. — Как в том анекдоте про ученых-экспериментаторов:
«Ввиду того, что таракан, которому оторвали все ноги, не пытается убежать, заслышав голос человека, можно заключить, что органы слуха у тараканов расположены в ногах!» Вместо того чтобы сразу предположить, что покойники оживают не сами по себе, а под чьим-то воздействием, мы разработали целую теорию о фениксах, которых нельзя уничтожить… Нет, мысль о «воскресителе» мне уже приходила в голову, но я ее перестал рассматривать, когда опросил тех, кто каким-то чудом сумел избежать неотвратимой и, казалось бы, вполне естественной смерти. Если бы они заявили, что рядом с ними после воскрешения оказывался один и тот же человек, я бы и раньше догадался о «воскресителе». Но все дело в том, что фениксы каждый раз видели разных людей — и это ввело меня в заблуждение. А теперь, когда ты сообщил мне о приборе, позволяющем менять свою внешность до неузнаваемости, ситуация в корне меняется. Если «воскреситель» решил действовать тайно, то прибор этот был ему позарез необходим!..
Дальнейшие пассажи из ночного монолога Сабурова Слегин воспринимал отрывочно. Он то и дело проваливался в дремотное забытье, чтобы через несколько секунд вынырнуть из сна от наиболее громких возгласов инвестигатора.
— …Видимо, эта способность оживлять мертвецов была особенно развита у наших предков, — размышлял вслух инвестигатор, кружа по номеру. — И, если вдуматься, ничего сверхъестественного в ней нет. В те времена, когда мир был полон опасностей и человечество было вынуждено бороться за выживание, в обществе должна была возникнуть потребность компенсации слишком больших людских потерь от природных катаклизмов, в результате схваток с дикими зверями и междоусобных войн. И система человечества мобили-зорала все свои ресурсы с целью удовлетворения этой потребности. В результате отдельные люди приобретали такой заряд биоэнергии, который мог вызывать реакцию обратимости биохимических процессов — от распада к восстановлению, и превращение причинно-следственной связи явлений в следственно-причинную. Таких уникумов называли колдунами, шаманами, ведьмами, хотя во всем остальном они были обычными людьми. Видимо, поначалу «воскресителей» было достаточно много для того, чтобы дар, которым они обладали, закреплялся в генах и передавался от поколения к поколению… Но постепенно, по мере того как человечество избавлялось от различных угроз своему существованию, количество обладателей чудесного дара сокращалось, и в наше время их остались считанные единицы. Кстати, было бы любопытно узнать, каким образом в «воскресителях» пробуждается скрытый дар и как он передается от одного человека к другому…
…Теперь понятно, каким образом Анклюг оживлял мертвецов, — бубнил Сабуров. — Наверное, он был одним из «воскресителей», только открыл в себе эту способность абсолютно случайно, уже став известным реаниматологом. Вообще, возможно, «законсервированный» в генах дар как-то предопределяет выбор профессии. Именно поэтому многие «воскресители» связывали свою жизнь с медициной. И именно этим объясняется, что самые известные случаи так называемого «спонтанного воскрешения» происходили в моргах и в больницах. А сколько было других случаев, о которых никто так и не узнал, потому что свидетели отсутствовали?..
…наверняка были и другие, которым повезло меньше, чем тому же Везалию или Анклюгу, — доносился до Слегина откуда-то издалека голос Сабурова. — Те-то хоть были врачами и могли реализовать свой дар, не опасаясь, что их разоблачат, — в конце концов, всегда можно было скрыть тот факт. что оживленные ими люди на самом деле были мертвецами. А вот как быть обычным, рядовым носителям дара, не имевшим никакого отношения к медицине? Ну, пару раз они могли пустить в ход свою уникальную способность, но если бы это повторилось хотя бы несколько раз подряд — их бы заметили. На них обратили бы внимание, и тогда им неизбежно пришлось бы стать игрушками в чужих руках. На них повели бы охоту те, в чьих руках находится власть, богатство и сила. Живые гаранты чьего-то личного бессмертия — вот кем стали бы «воскресители», если бы их прибрали к рукам сильные мира сего…
…я подозреваю, что здесь, в Инске, действует как раз такой «воскреситель» — не профессионал-медик, а человек, далекий от медицины, случайно открывший в себе дар возвращать мертвых с того света, — продолжал гудеть голос Сабурова. — И, знаешь, я ему совсем не завидую…
…конечно, много вопросов еще остается. Например, как именно происходит передача чудесного дара от одного носителя к другому. Или, скажем, каким образом «воскресителю» удается оказываться рядом со «свеженьким» покойником — случайностью это не объяснить, ведь обычно редко кому удается за всю свою жизнь стать свидетелем чужой смерти… И, кстати, распространяется ли этот дар на самих «воскресителей» — или они так же смертны, как и все остальные?..
— Слушай, кончай спать, Слегин! — вдруг громко заявил инвестигатор. — И как только тебе совесть позволяет дрыхнуть без задних ног, когда мы находимся на пороге, возможно, важнейшего открытия за последнюю сотню лет?!
Слегин приоткрыл один глаз и смачно зевнул. Голова у него разламывалась от боли, во рту было мерзко от выпитого перед сном водочного суррогата.
— Сабуров, ты — просто садист! — заявил он, с трудом находя в себе силы, чтобы откинуть одеяло и сесть на кровати. — До утра твое эпохальное открытие не может подождать?
Инвестигатор с немым укором взирал на него сверху вниз, покачиваясь с пятки на носок. Он был свежим и бодрым, словно не было за его спиной бессонной ночи.
— Ладно, ладно, — пробормотал Слегин, вставая со страдальческим видом. — Подожди, я приму душ, а ты пока приготовь мне какую-нибудь таблетку от головной боли…
Душ Слегин принял по системе Шарко, а вытираться полотенцем специально не стал. Благодаря этому, когда он покинул ванную, оставляя за собой мокрые следы, в голове у него появились кое-какие проблески разумного мышления. Натягивая на мокрое тело одежду и клацая зубами от холода, он даже сумел облечь свои мысли в связные фразы:
— Послушай, Л-Лен, допустим, что эти самые «в-воскресители» действительно существуют… Но мне, ч-честно говоря, до них нет дела, понял? Д-да, конечно, загадка природы, ф-феномены ходячие и все такое прочее… Но я — полицейский и останусь им, даже если меня убьют и воскресят в третий раз… А раз так, то другое меня волнует в этой истории, совсем другое… Почему отдельные личности после того, как их оживили, хватаются за смертельное оружие, чтобы убивать всех подряд? И если, по-твоему, «воскресителем» является Бурин, то кто тогда — Слепой Снайпер? И, наконец, каким образом возвращенцам с того света, ставшим маньяками-убийцами, удается убивать вопреки законам физики? Ну, что молчишь?
Вместо ответа Сабуров наклонился и принялся собирать бумаги, рассыпавшиеся по полу.
— Не знаю, — наконец глухо проговорил он. — Я ж все-таки не господь бог, чтобы ответить на любой вопрос. Конечно, можно выдвинуть массу предположений, но знаю я лишь одно: мы столкнулись с чем-то таким, что превосходит все наши представления об окружающем мире. И в первую очередь — о жизни и о смерти… Между прочим, я тут прикинул на досуге — интересные вещи получаются. Например, если перевести 262-й калибр, которым пользуется инский Снайпер, в метрическую систему, то получится шесть целых шестьдесят шесть сотых миллиметра. То есть имеет место знаменитое число 666!..
Слегин застегнул последнюю пуговицу, едва не выдрав ее с корнем, и бессильно опустился в кресло.
— Чепуха все это, — хрипло сказал он, с вожделением косясь на наполовину опустошенную бутылку, но стойко сдерживая себя. — И лично я знаю другое. Если выяснится, что превращение нормальных людей в серийных убийц, не ведающих ни страха, ни жалости, вызвано тем, что их воскресили, насильно заставив жить дальше, то я сделаю все, что от меня зависит, чтобы уничтожить «воскресителя»!.. Да-да, ты не ослышался, Лен. Тут все очень просто, и не надо ничего усложнять. Кто дал этому засранцу право нарушать нормальный ход событий?.. Ну, хорошо, появился у него дар делать из трупов живых — но разве обязательно возвращать с того света каждого покойника? А откуда он знает, хорошему человеку он дарит вторую жизнь или какому-нибудь подонку? Он что — предварительно изучает его биографию? Или по морде лица видит, что такого-то оживлять стоит, а вот другого — ни в коем случае?!
— Ну что ты раскипятился? — сказал Сабуров, выпрямляясь. — А может, «воскреситель» просто-напросто не имеет выбора — об этом ты подумал? Что, если его эта способность — как чтение мыслей, от которой никуда не деться? Ведь в этом случае, хочет он того или нет, он все равно вынужден реализовывать свой дар…
Слегин все-таки ухватил с журнального столика бутылку, принюхался к парам, исходящим из открытого горлышка, и с видимым отвращением опустил ее на пол рядом с креслом.
— Да брось ты! — возразил он. — «Не имеет выбора!..» Вот ты заранее его жалеешь, и мне понятно — почему… Для тебя-то и для твоих дружков-аномалыциков такой кадр — просто бесценная находка. Если вы его заполучите, то могу представить, сколько докторских диссертаций будет защищено, сколько научных премий будет получено вами!.. Но одного вы понять не сможете — этот тип, который взялся воскрешать усопших, наверняка возомнил себя богом! Или хотя бы первобытным колдуном, которому все позволено, потому что он освоил парочку фокусов, секрет которых недоступен всем остальным членам племени!.. И уже поэтому он заслуживает наказания!..
Сабуров прищурился.
— Ах вот как? — медленно произнес он. — Означают ли твои резкие заявления, что, если ты когда-нибудь найдешь «воскресителя», то хладнокровно прикончишь его? Скажи честно — ты считаешь его виновным в том, что его деятельность дала побочный эффект в виде нескольких подонков?.. Да или нет?
Слегин опустил голову.
— А если — да? — с вызовом спросил он. — Что ты тогда сделаешь? Встанешь у меня на пути и закроешь этого гада своим телом?
— Вот как? — криво усмехнулся Сабуров. — Неужели ты способен поднять руку на человека, благодаря которому ты сейчас живешь? Ведь если бы не он — а вернее, они, потому что это были разные люди, — то ты бы уже был дважды покойником! Неужели ты сможешь убить своего почти что второго отца?
— А мне плевать! — выкрикнул Слегин. — И я способен на что угодно! Потому что не хочу, чтобы людей убивали воскрешенные маньяки! Пусть лучше никто никогда больше не сможет воскреснуть, чем будут погибать старушки-нищенки, беременные женщины и инвалиды!..
Сабуров ничего не ответил. Он лишь с отчаянием махнул рукой и принялся запихивать собранные бумаги в разные папки.
За окном начинал брезжить рассвет — такой же серый, как день. В этом городе только ночи отличались от других периодов суток.
— Послушай, Слегин, — сказал после длительной паузы Сабуров. — Могу я попросить тебя об одном одолжении?
— Ну? — угрюмо пробурчал Слегин. Ему уже было стыдно за свою вспышку.
— Не говори пока никому из своих о том, что мы с тобой тут обсуждали и к каким выводам пришли. Обещаешь?
Слегин задумался.
«В принципе, пообещать сейчас можно было бы все, что угодно. А потом пойти напрямую к Кондору и все ему рассказать. Только что это даст? Кондор — мужик трезвомыслящий. Он не только не поверит бредням насчет „воскресителей“, но и засмеет еще вдобавок. В конце концов, гипотезы и предположения пока лучше придержать при себе. Вот если выяснится что-нибудь конкретное — тогда и будем действовать с учетом версии Сабурова. А пока…»
— Конечно, — сказал он. — Обещаю, Лен. И вообще, извини — я погорячился. Не выспался, в этом все дело…
— Да, конечно, — сказал Сабуров. — Честно говоря, я тоже зверски устал…
Он подошел к Слегину вплотную, словно собираясь похлопать его по плечу, и вдруг замер. А потом сделал быстрое неуловимое движение, как бы снимая пылинку с воротника куртки Слегина.
— Что это? — ошарашенно спросил он. — Зачем ты носишь тут булавку?
— Какую еще булавку? — поразился Слегин.
Сабуров поднес к лицу Слегина то, что он взял двумя пальцами с его куртки.
Это был стандартный «жучок» — крохотный черный шарик микрофона-передатчика на иглообразной ножке. Внешне — ив самом деле булавка, которую обычно используют раскройщики и портные.
Сабуров вертел «жучок» между пальцев, и лицо его твердело и застывало, словно покрываясь коркой льда. Потом инвестигатор уронил «булавку» на пол и с хрустом раздавил ее каблуком, превращая в пыль набор тончайших микросхем и печатных плат.
— Честное слово, я тут ни при чем! — сказал Слегин, вскакивая. — Лен, поверь мне: я не такой подлец, чтобы… Ах, дьявол, кто же мог мне это подсунуть? И зачем?
— Ну, зачем — это и ежу понятно, — холодно сказал Сабуров. — А вот кто это сделал — тебе решать, потому что ты принес это на себе… Только боюсь, что после этого все наши обеты хранить молчание становятся бессмысленными. Правы были классики: то, что известно двоим, рано или поздно станет известным всему миру…
— Лен, — с отчаянием взмолился Слегин. — Ну не я это сделал, не я! Ты веришь мне?
— Какая теперь разница, кто это сделал? — устало сказал инвестигатор.
— Большая! — возразил Слегин. — Потому что хоть я во многом и не согласен с тобой, но никогда тебя не предам!..
— Я это учту на будущее, — пообещал Сабуров.