Как обычно, Кондор в Управлении отсутствовал, и Слегин заглянул к Захарову.

— А, прибыл, пропащая душа, — сказал начальник ОБЕЗа вместо приветствия. — Ну, как там? Разобрался со своей пассией?

Слегин кивнул.

— И что?

— Она покончила с собой, — сообщил Слегин и бессильно опустился в кресло. Он уже почему-то не испытывал того острого чувства утраты половины своей души, как это было еще накануне. Только безмерная усталость поселилась внутри его.

Захаров покрутил своей лобастой головой:

— Ну и ну… Каким образом?

— Толя, не надо, — попросил Слегин. — Потом. Всё — потом… Лучше расскажи, что здесь нового.

Захаров поведал, что ничего особенного в Инске за время отсутствия Слегина не произошло. Если не считать того, что следственная группа наконец-то разобралась с фирмой Крейлиса по полной программе. В результате допросов ее сотрудников выяснилось, что никто из них не подозревал своего покойного шефа в незаконных махинациях. Только служба охраны, которая непосредственно принимала и отправляла ночные грузы, могла бы что-то сказать на этот счет, но охранники предпочитали держать язык за зубами. Все они были набраны Крейлисом не из местных жителей, и у следствия возникали естественные подозрения относительно безупречности их прошлого. В настоящее время по каждому из задержанных были сделаны запросы в Центральную базу данных «Раскрутки» — ответа пока не было… Единственный, кого оперативники раскололи почти сразу, был секретарь Крейлиса Сергей Полтораков. На нем висела масса давних и не очень давних грехов, самым невинным из которых было изнасилование несовершеннолетней…

— Да, и вот еще что, — вспомнил Захаров. — Помнишь, в личном сейфе Крейлиса мы нашли вот эту непонятную штуку?

Он выдвинул ящик своего стола и извлек оттуда шлем телесного цвета из эластичной ткани и плоскую коробочку размером с портсигар.

— Не-ет, — удивленно сказал Слегин. — Это, наверное, уже без меня было… А что это такое?

— Вот заключение нашей лаборатории, — торжествующим тоном сообщил Анатолий. — Хочешь почитать?

— Неграмотные мы, — устало сказал Слегин. — Ты уж лучше, Толя, своими словами…

— Ладно. Короче, эта штука работает как настоящая волшебная палочка. Она способна превратить старика в юношу, мужчину в женщину, а урода в красавца… Надеваешь шлем, задаешь необходимые параметры желаемого внешнего облика, нажимаешь кнопочку — и становишься другим человеком! По крайней мере — лицом… Причем даже стоя рядом с тобой вплотную, никто не сможет распознать фальшь в твоей физии. Здорово, правда? Что скажешь?

— Да по тебе прямо плачет профессия рекламного агента, Толя, — усмехнулся Слегин. — И кто же это сотворил сие гениальное изобретение? Сам Крейлис, что ли?

— Нет, вряд ли. Для этого нужно техническое образование, а Крейлис был всего лишь администратором. Скорее, это дело рук кого-то из его сотрудников…

— Виновный признался?

Захаров сокрушенно вздохнул:

— В том-то и закавыка, понимаешь? Мои ребята опросили всех, кто имел хоть отдаленное отношение к разработкам фирмы, но те впервые слышат об этом устройстве. По документации данный товар тоже не проходит — ни технологических разработок, ни чертежей, ни других производственных данных… Запросили мы патентные конторы, и знаешь, что оказалось? Мировой науке подобные конструкции не известны! Видимо, изделие это предназначалось для незаконных операций «Спирали», поэтому Крейлис старался его не «светить». Зато теперь ясно, как был убит наш приятель Фонарь… Пока ты мило беседовал с Крейлисом, тебя, видимо, снимали скрытой камерой во всех ракурсах. И использовали эту запись для создания твоего виртуального образа. А потом кто-то из держиморд Крейлиса отправился в изолятор, спокойно сделал там свое дело и ушел… Так что — извини, зря я на тебя тогда собак вешал.

Слегин рассеянно кивнул.

— Интересно, — сказал он, вертя в руках шлем. — Каким образом эта штука работает? И неужели она так эффективна?

— Можешь не сомневаться, эксперты ее уже испытали на все лады. В процессоре имеется целый архив портретов — в основном всяких известных людей, артистов, политиков. А что касается эффективности… Конечно, кое-какие изъяны в виртуальном фейсе наверняка имеются, но все так классно сработано, что неосведомленный человек их не заметит… Я сам тут испытал потрясение, когда ко мне в кабинет зашел не кто иной, как сам президент Европейских Наций — ребята хотели испытать на мне эффект действия прибора…

— А можно я попробую? — спросил Слегин.

Но Захаров отрицательно покачал в воздухе указательным пальцем.

— Не стоит, — сказал он. — Прибор ценный и, видимо, существует лишь в одном-единственном экземпляре… Пусть он лучше у меня хранится. Пока. А потом, когда разделаемся с нашими проблемами, передадим его в какой-нибудь НИИ электроники — пусть думают, как и где его лучше применить…

— Ну что ж, — сказал Слегин, поднимаясь из кресла. — Пойду к себе… Только ты, Толя, ошибаешься как минимум в двух вещах.

— Это каких же? — поднял брови Захаров.

— Во-первых, насчет уникальности этой штуковины. Если «Спираль» взяла ее на вооружение, то наверняка где-то существуют и другие экземпляры. И дай бог, если ими не пользуется Слепой Снайпер, — потому что иначе трудно понять, как он может орудовать чуть ли не в толпе… А во-вторых, ты сказал: «Когда мы разделаемся с нашими проблемами»… Боюсь, Толя, что настоящие проблемы у нас еще впереди…

— Что ты имеешь в виду?

Слегин не ответил. Ему вспомнились слова Сабурова о том, что фениксы и Снайперы суть явления одного порядка и являются реакцией некой системы на стремление человечества преодолеть смерть — если не избавиться от нее полностью, то хотя бы свести ее до минимума…

Он лишь неопределенно пожал плечами и направился к двери, но голос Захарова остановил его.

— Да, кстати, — сказал Захаров. — Есть все основания полагать, что Вадим Бурин, которым ты столь активно интересовался, жив и здоров. Более того, он наверняка до сих пор находится в городе.

Один из сотрудников фирмы «Голо— и видеоэффекты», пояснил далее Захаров, а именно Ювеналий Фейерберг, работавший с Буриным в одном отделе, заявил, что видел Вадима всего несколько дней тому назад. Тот будто бы приходил к Крейлису за окончательным расчетом. Выглядел он, правда, как-то странно, но в чем заключалась эта странность, Фейерберг пояснить затруднился. Чем закончился разговор программиста с Крейлисом, Евгений не знал…

— А кто-нибудь может подтвердить, что в тот раз Бурин вышел из здания? — поинтересовался Слегин.

— Ну, во-первых, секретарь — хотя этот фрукт мог и соврать… Охранник, дежуривший на посту в вестибюле… Одна сотрудница из отдела маркетинга — правда, она видела Бурина только издалека и со спины…

— Ну, что ж, будем исходить из того, что он все-таки и от дедушки ушел, и от бабушки ушел, — сказал Слегин. — Хотя странно получается… Если этот Бурин абсолютно ни в чем не замешан, то почему и от кого он скрывается?

— С чего ты взял, что он скрывается? — пожал плечами Захаров. — Из-за того, что он не живет дома? А если у парня появилась зазноба и он решил на время переселиться к ней? Или еще какие-нибудь обстоятельства?

— Обстоятельства могут быть всякие, — упрямо сказал Слегин. — Однако есть ряд противоречий, и он мне совсем не нравится. Например, если верить Фонарю, то Бурин должен был побывать на том свете уже дважды — сначала от руки Ударника, а потом уже самого Фонаря. Однако оказывается, что он до сих пор жив. Более того, было бы логично, если бы именно Крейлис заказывал его убийство тандему Ударник — Фонарь. Если Вадим не законченный идиот, он должен был догадаться, кто подослал к нему киллеров. И, опять же руководствуясь логикой нормального человека, который бежит со всех ног от опасности, он никак не должен был бы заявляться к Крейлису — то бишь в лапы зверю. Однако он почему-то сделал это и все-таки остался цел… О чем это, по-твоему, говорит?

Захаров изобразил на лице умственное усилие.

— Ты очень правильно подметил, Слегин, — сказал он наконец. — «Если верить Фонарю…» А какие у нас имеются основания верить подонкам? Это во-первых… А во-вторых, с какой стати Крейлис мог желать смерти рядового программиста?

— Пути мафии неисповедимы, — усмехнулся Слегин. — Ладно, звони, если что…

Уже у самой двери он вдруг вспомнил то, ради чего, собственно, заглянул к Захарову.

— Слушай, Толь, — сказал он, обернувшись. — А как насчет новых жертв в городе?

Захаров пожал плечами:

— Пока все тихо. Такое впечатление, что Снайпер либо залег на дно, либо готовит нам такую пакость, от которой нам всем небо с овчинку покажется…

— … либо он решил исправиться и стать примером законопослушного гражданина, — с ухмылкой подхватил Слегин.

Войдя в свой кабинет, Слегин плюхнулся на диван и прикрыл глаза.

Ему уже ничего не хотелось — ни ломать себе голову над странными и невероятными событиями, которые происходили в этом безумном городе, ни вспоминать то, что было в последние дни (особенно вчера), ни видеть надоевшие лица коллег, ни мучиться, пытаясь понять, что происходит с ним самим и как следует поступать в учетом того, что сообщил ему Сабуров.

Все эти фениксы, маньяки, убивающие людей непонятно как и зачем, самоубийцы и жертвы убийц, воскресающие сами собой, — боже мой, какая бульварная белиберда пытается перечеркнуть вполне ясные и четкие представления о мире, которые существовали в его сознании прежде!..

«А ведь, по сути дела, — вдруг трезво и отстранение подумал Слегин, — все мы — в какой-то мере фениксы… Потому что мир ежесекундно убивает нас, наше сознание, нашу душу, но мы ухитряемся каким-то образом выжить, забыть то, что было, и с новыми силами продолжаем двигаться дальше. Кто знает, умираем ли мы на самом деле? Может быть, это лишь такое же заблуждение, как вера во Всемогущее, Вездесущее и Всезнающее существо? Да, рано или поздно наши тела уничтожает тлен небытия, но всегда остаются наши дела, мысли и чувства, которые переходят к другим, тем, кто приходит после нас… Мы все одинаковы — вот в чем дело, — внезапно осознал он. — Только внешний облик у нас разный. И если каждого из нас снабдить тем приборчиком, который мне продемонстрировал Захаров, и настроить его на одно и то же лицо, то можно ли будет отличить нас друг от друга?..»

Потом мысли его каким-то образом перескочили на собственную персону.

В то, что сказал ему в поезде Сабуров, мозг упрямо отказывался поверить, но он все-таки постарался принять это как факт. «Неужели я тоже?.. Не может быть. Ну и что? Допустим, что — да… Хотя ничего не чувствую, ни малейшей дрожи внутри… Что это — заразная болезнь, что ли? Ну да, вирус, залетевший к нам из дальнего космоса. В один прекрасный день такие, как мы, проснемся и обнаружим, что мы — уже не совсем люди. Или даже — совсем не… И тогда рука наша потянется к пистолету и бомбе и мы выйдем на улицу, чтобы убивать всех подряд, не зная сами, для чего и кому это нужно, только чувствуя, что все правильно. Потому что — смерти нет, ребята. Ни для нас, ни для кого бы то ни было еще в этом мире. А тогда что? Тогда, значит, все — лишь игра? Безумная, лишенная смюсла игра, единственное предназначение которой — провести время и доставить удовольствие невидимым зрителям… Валяй, ломай, круши, стреляй направо и налево — ничего тебе за это не будет, потому как ты — избранный, которому не суждено умереть…

Стоп! — сказал он. — Прекрати измышлять всякую чушь, от которой на версту разит обывательской пошлостью так, что еще немного — и стошнит.

Выпить бы сейчас чего-нибудь. Например, того французского коньяку, бутылка которого так и осталась недопитой в поезде…»

Воспоминание о коньяке странным образом вызвало у него ассоциацию с инвестигатором.

Рука сама протянулась к видеофону и набрала комбинацию цифр, почему-то с первого раза запавших в память.

Сабуров ответил на вызов не сразу. Судя по картинке на экране, он сидел в своем номере. И не просто сидел — мыслил. Вокруг него в обозримой части помещения валялись какие-то бумаги, кубики дискет, видеокассеты. Словно кто-то устроил обыск у Сабурова под носом, вывалив все это добро на стол, на кресла и на пол, но, так и не найдя ничего ценного, ушел, оставив все как есть…

— Слушай, Лен, — хрипло сказал Слегин. — Хочешь, я расскажу тебе один анекдот из мира животных?

Сабуров очумело воззрился на раскрутчика, видимо пытаясь сообразить, кто это и по какому поводу может ему звонить.

— Про птицу феникс, что ли? — наконец отреагировал он.

— Как ты догадался?! — поразился Слегин.

— По твоему лицу. Ты что, дал волю своему буйному воображению?

— Скверно мне, Лен, — признался Слегин. — Я же живой человек, черт побери! И не могу не думать об ЭТОМ, понял?

— Ну что ты раскричался, Слегин? — уныло спросил Сабуров. — Ладно, черт с тобой… Приезжай.

— Прямо сейчас? — тупо спросил Слегин.

— Нет, через неделю, — насмешливо скривился Сабуров. — Только предупреждаю сразу: пить с тобой я сейчас не буду. Мне еще надо отчет в Центр подготовить…

— Отчет? А, ну конечно… О том, как ты пообщался с одним из бессмертных, который оказался редкостной сволочью и скрытым алкоголиком. — Слегин чувствовал, что несет чушь, но остановиться уже не мог. Его почему-то начала трясти крупная дрожь. — А ты не боишься, что в моем образе к тебе в гости заявится инопланетный монстр?

— Не смешно, Слегин, — сердито сказал инвестигатор.

— Сам знаю, — согласился Слегин и отключил видеофон.

Выходя из Управления, он столкнулся нос к носу с Кондором. Тот был мрачен и задумчив.

— Давно вернулся? — спросил он таким невозмутимым тоном, будто видел Слегина всего несколько минут тому назад.

— Давно, — сказал Слегин. — Или нет?.. Вот черт, в голове все перепуталось. А собственно, какая разница, шеф?

Кондор рассматривал его со странным любопытством.

— А сейчас далеко собрался?

— Выполнять ваше задание, — как можно бодрее ответствовал Слегин.

— То есть? — удивился Кондор.

— То есть внедряться в Инвестигацию…

Слегин кратко рассказал начальнику о своем непосредственном знакомстве с Сабуровым. О коньяке он на всякий случай умолчал.

— Ну вот что, — сказал Кондор, буквально обрывая Слегина на полуслове. — Давай так… Завтра утром приходишь ко мне и рассказываешь… вернее — докладываешь… все по порядку, с чувством, с толком, с расстановкой. А то взъерошенный ты какой-то сегодня…

— И еще… — с трудом выговорил Слегин. — Анита… она… это…

— Знаю, — хмуро кивнул Кондор. — Мне уже сообщили из Центра… Ладно. Об этом — тоже завтра.

Он круто развернулся на каблуках и, не оборачиваясь, зашагал по коридору.

Слегин растерянно проводил его взглядом.