Глава 30
Подумать как следует противники Юлову, разумеется, не дали. Едва он успел отдышаться от суматохи, закрутившейся после того злополучного дня, когда Пришелец, маскировавшийся под Сверра, убил Ружину Яхину и сам был убит снайперской пулей, а тот третий, за которым люди Юлова охотились вот уже второй месяц, ускользнул из-под самого носа, и вообще шуму было наделано много, а толку от этого не было никакого, — одним словом, не прошло и трех-четырех дней, как таинственный Персон-Карлсон вновь вышел на связь с начальником Внутреннего отдела.
На сей раз Юлов находился в своем служебном кабинете, но теперь он даже и не подумал распорядиться, чтобы сотрудники техцентра вновь попытались засечь местонахождение звонившего, и не потому, что до Юлова дошла бесполезность подобных мер, а потому, что Александр Эмильевич решил сам, не беспокоя никого из своих подчиненных и не докладывая никакому начальству, решить вставшую перед ним дилемму. Это было не так-то просто. В те редкие минуты, когда Юлов все-таки пытался целенаправленно обдумать все «за» и «против», он с ужасом чувствовал, что не тот это вопрос, над которым можно думать целенаправленно…
И вот теперь он снова сидел, глядя в черный экран видеофона и слушая странный, искаженный специальными устройствами голос незнакомца:
— Вы подумали над нашим предложением, Александр Эмильевич?
— Да, — не слыша самого себя, ответил Юлов.
Сам факт того, что Им была доступна и его служебная линия связи, говорил если не о безграничном, то, по крайней мере, о значительном могуществе противника.
— И что скажете?
— Да, — неожиданно для себя ответил Юлов.
— Что ж, разумно, разумно… Я так и думал, что вы — благоразумный человек, несмотря на отдельные заскоки, — самодовольно хохотнул «Персон».
— Надеюсь, вы уже знаете, что хотели бы изменить в своей жизни.
— Да, — ответил Юлов.
— Ну и отлично!.. Давайте мы с вами поступим вот каким образом… Вы знаете бар «Даблью-Си»?
— Да.
— Сейчас двенадцать часов три минуты, верно?
— Да.
— В двадцать три ноль-ноль в этом баре за столиком возле центральной колонны будет сидеть вот этот человек. — На экране видеофона вдруг появилось изображение высокого сухопарого человека лет сорока с роскошной шевелюрой и умными глазами.
Изображение, судя по всему, представляло собой монтаж из кусочков стереозаписи, потому что лицо человека несколько раз повернулось перед Юловым в разных ракурсах, потом человек был показан идущим в полный рост спереди, со спины, в профиль… Демонстрация длилась секунд пять, не больше, но теперь Юлов мог бы сказать, что знает человека с экрана очень давно. — Запомнили?
— Кто это?
— Это тот самый, кого вы должны будете рекомендовать своему начальству.
— Понятно.
— Кстати говоря, ваше условие нашего договора можете передать через него.
— Как его зовут?
— Александр Эмильевич! — засмеялся незнакомец. — Давайте не будем забегать вперед, хорошо? И еще… Постарайтесь сыграть честно, ладно? А то знаем мы вас, службистов, вас почему-то постоянно так и тянет совершить какой-нибудь подвиг на благо человечества. Я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили, Александр Эмильевич: в нашем случае никакого подвига вам не светит, да, собственно, и благодарного человечества не будет тоже… Вы меня понимаете?
— Да.
— До свидания.
Юлов отключил видеофон и бессильно откинулся на спинку кресла, сразу показавшегося ему жестким и неуютным.
Времени для окончательного решения оставалось всё меньше и меньше… Так что же ты выберешь, Александр, дослужившийся до должности пусть небольшого, но начальника в иерархии Службы? Спасение чужой жизни — и своей, возможно, тоже — ценой предательства того дела, которому исправно служил почти двадцать лет? Или верность своим идеалам и принципам ценой нескончаемых угрызений совести?.. Ясно одно: независимо от выбора, в бар надо идти действительно одному. Во-первых, меньше будет шансов на то, что мои остолопы опять успешно завалят это дело, как заваливали все последние дела, а во-вторых, чтобы не вспугнуть партнера по сделке… Все-таки интересно, кого же представляет этот самый Персон? Кстати, любопытная вещь: если считать тот псевдоним, который он избрал для общения со мной, английским словом, то он означает «человек, лицо»… хотя лица-то его как раз и нет у него… а по-французски, если я не ошибаюсь, это слово с ударением на последний слог значит «никто». Занятная двоякость получается:
«человек-никто»… специально так задумано или импровиз?.. В любом случае, ясно одно: этот самый господин Никто должен быть кем-то вроде резидента Пришельцев в нашем мире. Кто же они? А впрочем, что гадать — сегодня вечером должно проясниться если не все, то многое… Бар «Даблъю-Си», значит… Это что-то, помнится, новомодно-авангардное. А что ж это его по иностранному назвали?.. Э-э, так ведь по-английски получается «WC»… ватерклозет, то есть… Тоже мне, юмористы! Бар «Даблъю-Си», по их мнению, значит, — звучит, а бар «Ватерклозет» — нет!.. Представляю, что там за интерьерчик, в духе названия, наверное!..
Внезапно дверь отворилась, и в кабинет без стука ворвался возбужденный Алаинов.
— Что? — испуганно спросил его Юлов. — Что у вас стряслось?
И поймал себя на мысли о том, что подсознательно уже отделяет себя от своих ребят. Не «у нас с вами», а «у вас, а я — сам по себе»…
— Александр Эмильевич, — крикнул Алаинов. — Там в столовой сегодня котлеты по-киевски дают, но на всех не хватит, так что идемте быстрее, пока Петя Сиренко оборону от жадных внешнеотдельцев держит!..
* * *
Деятельность главы Службы Сократа Константиновича была покрыта тайной даже для самых близких его помощников и соратников. Никто не знал, например, почему Монарх никогда не проводил общих совещаний с участием руководителей Внешнего и Внутреннего отделов. Лишь отдельные злые языки могли предполагать, что речь идет о претворении в жизнь старого, как мир, принципа «разделяй и властвуй». Никто не знал, сколько в действительности отделов в Службе, хотя даже по количеству служебных помещений было ясно, что одними только Внутренним и Внешним отделами структура организации отнюдь не исчерпывается, и уж вовсе никому не было известно, чем могут заниматься те самые «лишние» отделы…
А еще никто не знал, что в кабинете у начальника Службы имеется абсолютно секретный сейф, тщательно замаскированный под зеркало, доступ в который никому не положен кроме хозяина кабинета. Соответственно, никто не ведал и о том, что два раза за свой рабочий день — в начале и в конце — руководитель Службы открывал этот сейф с помощью хитроумной системы паролей, и его взгляду открывалась ячеистая металлическая стенка, состоящая, подобно библиотечному каталогу, из множества небольших ящичков, каждый из которых отпирался особым ключом и имел на себе шесть цифр. Цифры эти обозначали дату, а в ящичке лежал стандартный конверт из несгораемого и водонепроницаемого пластика, внутри которого покоилось несколько листов обычной бумаги с отпечатанным на принтере текстом. Ежедневно Сократу Константиновичу следовало знакомиться с содержанием того конверта, который относился к сегодняшней дате. Первое время, оказавшись в кресле начальника Службы, у него всегда возникал соблазн открыть ящички хотя бы на неделю вперед, чтобы прочитать хранящийся в них реферат с опережением, но он никогда так и не рискнул сделать этого. Монарх был умным человеком и совершенно справедливо полагал, что те люди, которые оставили ему в наследство оперативные материалы, наверняка предусмотрели какую-нибудь защиту от любопытных и идиотов… Разве трудно, например, было бы запрограммировать запор ящичка на открывание в «свой» день с помощью встроенного часового механизма, чтобы при преждевременном вскрытии его содержимое превращалось в пепел?.. Да и не дало бы, наверное, никакой пользы досрочное ознакомление с содержимым пакетов, потому что в этом случае могло возникнуть расхождение между тем, что должно было случиться, и тем, что случилось бы в действительности, и расхождение это возрастало бы с каждым днем, пока вся эта система, нацеленная на выживание Службы, не утратила бы свой смысл…
Смысл же ее заключался в том, чтобы обеспечить жизнеспособность и максимальную эффективность Службы в любых условиях. Еще на заре использования Трансгрессора у кого-то из особо умных возникла мысль: как обеспечить отсутствие фатального противоборства между сотрудниками одной и той же организации, действующими на различных временных срезах? Ведь если пустить это дело на самотек, то каждый кулик работал бы исключительно на свое болото, и, вопреки пословице, ворон ворону выклевывал бы глаз, а змея жалила бы саму себя в хвост… Следовало принять меры, чтобы агенты Ассоциации, будучи засланными на пятьдесят лет вперед, не встречали противодействия со стороны своей родной конторы в будущем, иначе могла бы разгореться самая настоящая тайная — и, возможно, не только тайная война между эпохами, а это было чревато неописуемым хаосом и вообще было бессмысленно ввиду угрозы самоуничтожения… Вот уже свыше сорока лет начальники бывшей Ассоциации, последовательно сменявшие друг друга, свято блюли этот принцип. Нет, переборов в другую сторону тоже не было, и помощь «референтам» своих предшественников оказывать тоже никто не собирался, но и ножку подставлять им тоже не собирались… И причиной такого удивительного соблюдения джентльменского соглашения было, разумеется, не благородство руководителей Службы. Подводная часть штатной структуры Конторы скрывала, в частности, сверхсекретную Инспекцию, должности в которой передавались, как монархическая власть, по наследству от отцов к сыновьям, и в функции которой входил контроль выполнения своих обязательств начальником Службы. История умалчивает, были ли в числе руководителей Службы смельчаки, бросившие вызов прошлому, настоящему и будущему, вместе взятым, но старожилы помнят, что несколько раз смена лиц на посту начальника Конторы происходила уж слишком быстро… правда, всякий раз — по совершенно естественным причинам…
В том конверте, который каждое утро вскрывал Сократ Константинович, был отчет-прогноз о текущем дне… прямо как у классика: «Что день грядущий мне готовит?»… но чисто о внутрислужебных перипетиях… кто что сделал из ряда вон выходящего, кто нарушил долг, кто потерял документы, на кого следовало обратить особое внимание, а кому суждено было погибнуть… В течение дня Монарх принимал соответствующие меры по этим сигналам, и перед уходом домой вновь залезал в ящичек сейфа, соответствующий сегодняшнему дню, но теперь уже не для того, чтобы что-то взять оттуда, а чтобы положить свой отчет о сегодняшнем дне. Все это было сложно, потому что напоминало известный всем парадокс «телевизор в телевизоре», но тут лучше было не вдумываться, напрасно ломая голову, а принимать все это как объективно существующую данность…
Система была настолько отлаженной, что практически не давала сбоев. На памяти того же Сократа Константиновича было лишь два или три дня, когда в ящичке он не находил заветного конверта… или конверт был, но текст, содержавшийся в нем, не соответствовал действительности…
Сегодня конверт утром был на месте, и в течение дня Монарх работал с его содержимым, но вечером, когда он уже собирался уходить и вскрыл сейф, чтобы положить в сегодняшний ящичек свой отчет, он обнаружил, что на дне ящичка без какого бы то ни было конверта белеет небольшой листок, на котором значится всего несколько строк.
Такого на памяти Сократа Константиновича еще никогда не было. Как такое могло произойти и что это могло значить — в тот момент занимало его гораздо меньше, чем короткий текст на листочке. Он пробежал его глазами и машинально взглянул на часы.
Времени оставалось в обрез, и успеть предотвратить то, о чем предупреждал листок, было едва ли возможно, но ничего другого не оставалось…
Монарх кинулся к селектору голо-связи и лихорадочно принялся нажимать клавиши вызова самых разных абонентов, пока ему не доложили, что человек, которого он разыскивает, уже ушел.
Теперь оставалось только обращаться к этому человеку по его личному каналу связи, надеясь, что он не отключил свой браслет или компнот, что он не занят именно в этот момент и что вообще собирается отвечать кому бы то ни было…
Но человек этот довольно быстро ответил, и Монарх испытал ни с чем несравнимое облегчение. Как был, в легкой летней накидке и шляпе, он опустился в свое кресло и, стараясь не выдавать голосом своего волнения, сказал:
— Добрый вечер, Александр Эмильевич, это я вас беспокою.
Лицо Юлова занимало почти весь экран видеофона, и это свидетельствовало о том, что он разговаривает по браслету. Причем на ходу — над головой его время от времени проползали какие-то неразборчивые полосы, а вокруг слышались голоса людей.
— Я слушаю, Сократ Констатинович. Случилось что-нибудь экстренное?
Монарх покосился на часы. Полчаса остается… Мало, чертовски мало!..
— Пока еще нет, — сказал он, — но может случиться минут через тридцать… Вы, случайно, не в бар «Даблъю-Си» путь держите?
— Именно, — кратко ответствовал Юлов. — А откуда вы?..
— А не лучше ли вам, Александр Эмильевич, воздержаться сегодня от посещения сомнительных заведений, отправиться домой к жене и провести вечер в кругу семьи, у теплого домашнего очага, так сказать? — вкрадчиво предложил Монарх. — Во всяком случае, я вам настойчиво рекомендую так поступить…
Юлов напряженно хохотнул. Видно было, что он уже понял: начальство не случайно связалось с ним именно сейчас — но в то же время пытается определить, что именно начальству известно и откуда…
— Сократ Константинович, дорогой! — воскликнул он. — С каких это пор руководство так печется о моральном облике подчиненных? Между прочим, у меня дома помимо жены имеется еще и теща, типичная старая карга, так что говорить об уюте и очаге в моем случае едва ли возможно…
— Послушайте, Александр, — серьезно сказал Монарх, отбрасывая в сторону всякие экивоки и вежливые реверансы, потому что с каждой минутой в нем нарастало ощущение: не успеть, нет, не успеть, с ним уже не договориться!.. — Я знаю вас очень давно. Вы меня — тоже… Разве я похож на легкомысленного идиота?..
Поверьте мне, сегодня вам ни в коем случае не следует ходить в этот проклятый бар по одной простой причине: вас там убьют!..
Несколько секунд Юлов молчал, переваривая услышанное. Однако потом, когда он заговорил, в голосе его не отразилось ни страха, ни тревоги. Одно только удивление…
— Но за что? — с интересом осведомился он, и Сократ Константинович краешком сознания отметил, что прогноз был верен, по крайней мере, хоть в одном, потому что Юлова интересовало не то, кто его может убить, а именно — за что?..
— Болван! — рявкнул он, не сдержавшись. — Мальчишеством решил заняться?!.. Мне все известно, и с кем ты встречаешься, и по какому поводу, и чту ты решил сделать!.. Не воображай, что тебе одному удастся перехитрить всю Контору!..
— При чем здесь Контора, Сократ Константинович? — растерянно спросил Юлов, замедляя шаг, но все-таки не останавливаясь.
— Да при том, что все последнее время ты воюешь против нашей же Службы!.. Только не сегодняшней, Саша, пойми правильно!.. Это — наши предшественники, они имеют выход в наше время из конца прошлого века, а ты вообразил Бог весть что про них и вот уже второй месяц гоняешься за ними, высунув язык, стремясь окончательно загнать их в угол и скрутить в три погибели!.. «Пришельцы, Пришельцы!.. Агенты будущего!»… Да, какие они, к чертям собачьим, пришельцы?!.. Это же наши предки, наши отцы и деды, Саша!..
Вот теперь наконец Юлов остановился. «Если сейчас рядом с ним кто-то стоит или идет, то утечка информации будет просто сногсшибательная», мимоходом подумал Сократ Константинович, но тут же отогнал эти мысли прочь, потому что сейчас это не имело значения.
— Но… но это точно? — спросил Юлов. — А как же?.. А зачем тогда вам нужен был весь наш отдел, если вы с самого начала знали обо всем?..
Видно было, что в его голове появляются почти одновременно самые различные мысли, порожденные тем сюрпризом, который ему преподнес Монарх.
— Саша, ты сам, твой отдел и твои люди нужны были нам совсем для другого…
Никто еще не опроверг предположений о том, что настоящие Пришельцы существуют, а раз так, то, рано или поздно, наши с ними пути пересекутся, и мы должны быть к этому готовы… Но сейчас это точно не они вышли на тебя… Хочешь, я скажу, как они тебя хотели купить? Уж меня-то ты, надеюсь, не станешь подозревать в пособничестве Пришельцам?.. Они предложили тебе внедрить в нашу Службу своего человека, а в обмен пообещали выполнить любую просьбу по изменению твоей судьбы, верно?
— Допустим, что вы правы, Сократ Константинович. — («Ох, как он тянет время, стервец! Сам, небось, уже в двух шагах от бара, а будет разглагольствовать так, словно встреча назначена на одиннадцать вечера завтрашнего дня, а не сегодняшнего!»). — Но я одного не пойму: чего хотите вы как мой начальник? Чтобы я предал и вас, и всех остальных?..
— Это не предательство, Саша!..
— Предательство всегда остается предательством, Сократ Константинович, даже если приходится предавать самих себя…
— Ну-ну, это тебя не туда понесло, Саша…
— Ну почему же? Как раз туда, куда надо, — усмехнулся Юлов, непонятно что имея в виду: не то направление мыслей, не то физическое перемещение его в бар. — И еще я никак не возьму в толк: если мы должны им помогать, то почему не делали этого раньше? А если они должны с нами сотрудничать, то почему тогда действуют тайно?
Что это за детские игры в казаки-разбойники?..
— Саша, давай спокойно поговорим на эти темы как-нибудь потом… завтра, например… или послезавтра. Но сейчас времени для этого нет.
— Да, времени нет, — спокойно согласился Юлов, трогаясь дальше. — Мне тут осталось до бара — рукой подать… Знаете, Сократ Константинович, спасибо за предупреждение, я его обязательно учту, но не кажется ли вам, что в описанной вами ситуации кроется один занятный парадокс, а? Ведь если вы считаете, что речь идет о своих, и если они это знают — а они не могут этого не знать, потому что каким-то образом сумели передать вам нужную информацию — то откуда мне тогда грозит опасность? Не будут же они стрелять в своего?
Начальник Службы устало потер рукой лицо.
— Да потому, засранец ты этакий, — проронил он, не глядя в лицо собеседнику, — что я знаю тебя, как облупленного… И я уверен в том, что такой заскорузлый максималист, как ты, вполне способен видеть в этих людях врагов, а раз так, то ты можешь пустить в ход любые способы и средства, чтобы все-таки загнать их в угол, а ведь даже неядовитая змея, когда ее загоняют в угол, способна броситься на своего преследователя…
— А вы считаете, что змей надо не преследовать, а гладить по головке и пригревать на груди? — саркастически осведомился Юлов.
Монарх почувствовал отчаяние и неимоверную усталость. Этого и следовало ожидать, подумал он. Мне так и не удалось его переубедить. Остается только один аргумент, и пусть потом в меня кто-нибудь посмеет бросить камень…
— Саша, — сказал он. — Тут есть еще одно «но»… Человек, которого ты встретишь в баре, это твой дед. Ты вот ни разу не задумался над тем, как попал в Службу сразу после университета, да?.. Ты не ведал, что твой интерес к пришельцам и прочей мистике всячески подогревался и поощрялся нами, потому что мы хотели видеть в своих рядах внука заслуженного работника. Но таковы уж причуды нашей профессии, Саша, и с этим следует считаться. Мы действительно можем в любой момент встретить в нашем времени своих дедов и отцов, потому что, работая здесь, в нашем времени, нелегально, они обеспечивали нашу с тобой спокойную жизнь…
Так неужели у тебя поднимется рука стрелять в своего предка?
Юлов криво усмехнулся.
— Что ж, — сказал он, — история помнит немало примеров того, как отец стрелял в сына, а брат — в брата… Если люди сражаются за свои идеалы, то в этом нет ничего удивительного. Есть кое-какие вещи, Сократ Константинович, которые выше кровного родства… До свидания. А за информацию — все равно спасибо!..
Экран видеофона погас. Было без пяти минут одиннадцать.
Сократ Константинович медленно-медленно поднял свою руку и ткнул пальцем в клавишу вызова по внутреннему коммуникатору. Когда ему ответил чей-то молодой бодрый голос, он сказал:
— Костя, есть срочное дело… Возьми-ка штурм-группу и дуй в бар «Даблъю-Си»… это на Хорошевском… да-да, в полном снаряжении… Ты же знаешь Юлова, начальника Внутреннего отдела? Да-да, того самого… У него в этом баре сейчас должна состояться встреча с одним человеком… Так вот, нужно сделать всё, чтобы Юлов не явился на эту встречу, а если это не удастся — то чтобы он не причинил этому человеку вреда. Ты меня понял?.. Если я говорю «всё», это значит — ВСЁ!..
Да, ты прав… Но другого выхода у нас нет… И еще: держи со мной постоянную связь… Да… Желаю удачи.
* * *
Сегодня Рувинскому почему-то не работалось. Он уже испробовал все известные ему стимулы, заставляющие сидеть за компьютером, начиная от музыки и кончая мелкими порциями хорошего коньяка через каждые полчаса, но в душе было пусто и темно, голова отказывалась мыслить, и он не раз ловил себя на том, что тупо пялится в картинки-заставки на трехмерном экране монитора.
Причина такого состояния Валерия была очевидна. Она стояла на его рабочем столе в рамочке, один угол которой был перехвачен черной муаровой ленточкой и у подножия которой лежали две гвоздики. Из всех цветов Ружина предпочитала гвоздики. Со дня ее смерти уже прошла неделя, но Рувинскому казалось, что они расстались не далее, как вчера…
Эх, Ружина, Ружа, Ружка-Стружка!.. Несмотря на все твои заскоки и почти религиозный фанатизм, несмотря на исступленную ненависть к этому миру, который, рано или поздно, все равно будет существовать и несмотря на неумение прощать другим, даже самым близким людям, ты все равно была единственным человеком, которому я мог здесь довериться… И вот теперь нет и тебя, и до конца дней своих мне придется нести наказание одиночеством от судьбы. Если бы можно было вернуться в тот вечер, когда ты, подобно есенинской Анне Снегиной «что-то резкое в лицо бросала мне», то всё было бы иначе, и ты наверняка сейчас была бы жива, и мы были бы с тобой вместе, и нам было бы хорошо, даже теперь, после всего случившегося с тобой, мне становится легко и приятно, когда я думаю о тебе, но это проклятая отрезвляющая частица «бы» мешает до конца поверить в то, что ты вовсе не погибла, а жива… Да, в этом-то и заключается весь парадокс, дорогая Ружа: ты работала на организацию, которая стремилась к власти над временем, и вот ты погибла, но по-прежнему нет средства, чтобы обратить ход времени вспять и предотвратить твою смерть, и остается только стиснуть зубы и терпеть, потому что ничего иного все равно не остается!..
Рувинский достал из бара темную пузатую бутылку, налил щедро в стакан и, взглянув на фотографию Ружины, опрокинул в себя коньяк залпом. Когда он ставил стакан на стол, то ему показалось, что уголки рта на лице его возлюбленной расплылись в ободряющей улыбке. Но это, разумеется, была всего лишь иллюзия.
Нельзя слишком долго смотреть на фотографии мертвых людей…
Валерий отвернулся и подошел к окну. Город простирался до самого горизонта. С высоты было видно, как уходят вдаль, постепенно теряясь в перспективе эстакады магниторельса, и как по Москва-реке бодро шурует скоростной глиссер на воздушной подушке, а небо время от времени с приятным и еле слышным свистом рассекают аэры и джамперы, то и дело садясь, подобно стрекозам, на верхушки многогранников зданий… Рувинский смотрел на город, но думал вовсе не о проблемах архитектуры.
О смерти Ружины он узнал совершенно случайно, из сводки новостей, когда камера показала крупным планом ее изрешеченное пулями тело и застывшее, мертвое лицо. В этом плане Рувинскому повезло, потому что иначе он, наверное, ринулся бы разыскивать ее и мог вляпаться в засаду. Судя по сообщению о перестрелке в Марьиной Роще, полицию очень интересовало, почему вдруг скромная сотрудница Информария стала вдруг ни с того, ни с сего стрелять в сотрудника Полицейского управления… Вполне могло быть, что этим делом занималась не только полиция, но и более серьезные организации, и тогда им могло стать известно о Ружине намного больше, а значит, им было бы весьма интересно побеседовать с теми людьми, которые поддерживали с покойной тесное знакомство. Особенно — с ее бывшим любовником… Именно по этой причине Рувинский воздерживался не только от обращений в полицию, но и даже от того, чтобы прийти к Траурной Стене, воздвигнутой еще четверть века назад на месте бывшего Введенского кладбища, куда позавчера замуровали прах Ружины. В этом времени почти никого уже не хоронили: официальная церковь давно сняла свой многовековой запрет на кремацию тел усопших…
За спиной вдруг зазвонил видеофон. Рувинский не поверил своим ушам. Звонить ему сюда могла только Ружина… Неужели кто-то ошибся номером? Или все-таки этим, из полиции, удалось напасть на его след?..
Видеофон продолжал звонить, и пришлось взять себя в руки и ответить на вызов.
На экране появилось лицо человека, которого Рувинский узнал с первого же взгляда. До него донесся из далекого-далекого прошлого голос Ружины: «Этого парня сейчас вовсю ищут местные… За серию убийств»…
— Мне нужен Валерий Рувинский, — сказал между тем парень. Лицо у него было честным и открытым. Такие типы не годятся на роли серийных маньяков в кинобоевиках.
Интересно, подумал Валерий. Зачем я ему понадобился? И кто мог навести его на меня?.. В голове у него мелькнула соблазнительная возможность ответить: «Вы ошиблись номером, здесь таких нет» — и повесить трубку, но, конечно же, он этого делать не стал.
— Я к вашим услугам, — слегка поклонился он в камеру. — Простите, но не имею честь быть знакомым с вами…
— Меня зовут Георгий, — сказал парень. — Фамилия моя вам все равно ничего не скажет. А насчет знакомства… Мы знакомы с вами заочно. У нас с вами была одна общая знакомая, и звали ее Ружина…
Разговор становился все более интересным. Какого черта Ружина скрывала от меня, что знакома с этим типом?.. И зачем она все-таки дала ему мой видеофон? Или он причастен каким-то образом к ее смерти?.. Против воли, Рувинский почувствовал, что рубашка начинает прилипать к спине.
— Я хотел бы с вами встретиться, Валерий, — сказал парень. — Не по видеофону же обсуждать наши с вами проблемы!.. Или вам не интересно узнать кое-какие подробности о том, как погибла ваша любимая женщина?
Негодяй! Значит, именно он приложил руку к тому, чтобы Ружины не стало, а сейчас еще смеет издеваться надо мной!.. Неужели он думает, что все его жертвы безропотно подставляют висок под ствол его пистолета?!.. Теперь главное — не вспугнуть его.
Усилием воли Рувинский заставил себя успокоиться.
— Интересно, — сказал он глухо. — Вы даже не представляете, Георгий, насколько мне это интересно… Где и когда мы с вами можем встретиться?
* * *
Он шел по городу, сам не зная куда…
Потом, когда я буду дома, рассказать бы кому-нибудь о том, где мне пришлось побывать — но ведь не поверят мне, думал он. Даже если я поделюсь этим с самыми наивными простачками, которые доверчиво смотрят всякую фантастику и читают всякие бредни о будущем… И, кстати, не поверят они мне по той простой причине, что мне нечем будет поразить их готовое к нелепой экзотике воображение…
«Ну-ну, — скажут ехидно одни, — а ну-ка скажи, Гера, как там у них организованы жизнь и быт? Небось, сплошные роботы на каждом шагу? Наверное, никто не ходит, не плавает и даже не ездит, а все без исключения летают, как птицы? И, наверно, уже нет в городах ни грязи на улицах, ни преступности, ни денег, ни самих городов! Все мыслимые проблемы решены, и остались только самые немыслимые, так ведь?». И когда я разочарую их, то отвернутся они от меня и скажут: «Извини, старик, но если тебе вчера ночью приснилось что-то из зарубежной фантастики, то не надо об этом кричать на каждом углу!»… А другие будут, наоборот, ждать от меня рассказа о том, что в будущем всё скверно и мерзко, что природа окончательно уничтожена многочисленными войнами и экологическими катастрофами, что оскотинившееся человечество раздирают войны и внутренние распри, и что улицы бывших городов напоминают воплощенный в жизнь антураж западных фантастических боевиков, и они тоже высмеют меня с моими жалкими попытками объяснить, что хотя бы чисто внешне будущее не будет не лучше и не хуже нашего времени. Да, в чем-то оно будет другим, но и эти отличия не всегда будут бросаться в глаза, потому что к ним очень быстро привыкаешь…
Но будут еще и третьи среди моих возможных слушателей, думал он, которым до лампочки будет, чту будут люди есть и носить в будущем, на чем они будут передвигаться и на каком языке разговаривать, потому что им, этим чудакам, обязательно надо будет знать: останутся ли люди прежними или существенно изменятся? И вот им-то и будет труднее всего мне ответить, потому что на подобный вопрос каждый отвечает по-разному, в зависимости от своего понимания, что есть человек, а чудаков вряд ли успокоишь диалектикой о том, что, мол, полвека спустя люди будут в основном прежние, но кое в чем изменятся… или, наоборот, внешне прежние, а в чем-то существенном — совсем иные… И как им объяснить, чтобы они поняли, в чем же именно произойдут эти изменения в людях?
Чту их будет отличать от нас? Не одежда же и прически! И не умение же пользоваться сложнейшими компьютерными системами и установками микроклимата!..
Он вдруг поймал себя на том, что слишком пристально рассматривает всех встречных, и прохожие смущенно косятся на него, пытаясь понять, чем вызван их интерес к ним, а некоторые даже и оборачиваются, чтобы поглядеть вслед странному парню. И тут он вспомнил, кто он такой и чту он делает в этом чужом времени, и ему стало стыдно за свои мысли…
Да-да, Гера, сказал он самому себе, не пристало тебе думать о таких высоких материях, ты ведь у нас убийца, и твои мысли должны быть простыми и мгновенными, как рефлексы животного, а если ты начнешь задумываться о нравственности и этике, то вспомни, для чего за пазухой у тебя пистолет и как летели брызги крови из твоей последней жертвы — и сразу всё встанет на место… Знай сверчок свой шесток и не рыпайся туда, куда тебе нет и не может быть доступа!..
И вообще, пора тебе убираться из этого знакомого и в то же время незнакомого города, времени и мира. А для этого пора наконец доложить Резиденту о том, что ты с честью выполнил поставленную задачу, и в тряпочку промолчать о тех червячках, которые едят тебя поедом изнутри… Главное — отправиться домой, и да забудется всё немного спустя!..
Ставров подошел к терминалу видеосвязи и нащупал в кармане монетку. Деньги, кстати, тоже закончились, так что сам Бог велел покинуть этот мир как можно скорее…
Однако неожиданно для себя, вместо того, чтобы набрать номер Резидента, Георгий вдруг вспомнил другой номер. Тот, который ему дала перед смертью женщина, спасшая ему жизнь. Не стоит вспоминать о мертвых плохо, и если Ружина и хотела отомстить своему возлюбленному, то разве не выразилось в этом извечное женское стремление отомстить бывшему любимому?.. В конце концов, ты ведь вовсе не обязан действительно убивать этого самого Рувинского, но ведь ты был рядом с его женщиной, пусть даже и бывшей, в момент ее смерти, так разве не следует рассказать ему о том, как она погибла?!.. Разве сделают погоду лишних несколько часов твоего пребывания здесь?
И Ставров решительно набрал комбинацию цифр, которая почему-то врезалась в его память не хуже формулы для определения поправок на ветер при стрельбе на большую дистанцию из автомата Калашникова.
Некоторое время на вызов никто не отвечал. Потом экран мигнул разверткой, и на нем появилось лицо с нахмуренными бровями. Лицо было достаточно привлекательным.
На вид человеку было лет сорок, сорок с небольшим. Это и есть он?..
— Мне нужен Валерий Рувинский, — сказал Георгий на всякий случай.
Человек сморгнул. Потом склонил голову к плечу, рассматривая Георгия.
— Это становится забавным, — непонятно сказал он. — Если я скажу вам, что это не я, то вы вряд ли мне поверите и правильно сделаете…
Он что, чокнутый, раз так изъясняется? Хотя на сумасшедшего не очень-то похож, лицо приятное, умное…
— Меня зовут Георгий, — сказал Ставров. — Фамилия моя вам ни к чему, она все равно вам ничего не скажет…
— Послушайте, Георгий, — не очень-то вежливо перебил его Рувинский. — Вы давно к врачу обращались?
— Что? К какому врачу? — опешил Ставров.
— К обыкновенному, — насмешливо сказал Рувинский. — К тому, который будет расспрашивать вас, не было ли у вас в детстве черепно-мозговых травм и с чем ассоциируется у вас калоша… Ладно, ладно, не буду долго издеваться над вами, потому как грешно смеяться над больными. Надеюсь, вы еще не передумали насчет нашей встречи? Лично я провалами памяти не страдаю и прекрасно помню нашу договоренность… В десять вечера в баре «Даблъю-Си» на Хорошевском проспекте, не так ли? Да или нет?
— В каком смысле? — осторожно осведомился Ставров.
Рувинский вздохнул и возвел к потолку глаза. Он находился в какой-то комнате, полной компьютеров, принтеров и прочего электронного оборудования.
— Так вы хотите со мной встретиться или нет? — спросил он, подавшись вперед. — Вы же хотели поведать мне одну сногсшибательную историю о гибели одной женщины…
— Да, — сказал Георгий, — конечно. Но…
— Если, по-вашему, это смешно, то у вас своеобразное чувство юмора, — прошипел, неизвестно чем разъяренный, Рувинский. — Жду вас в баре!..
И экран терминала тут же погас.
Ставров пожал плечами, чувствуя себя так, будто стал объектом домогательств настырного гомосексуалиста. И за что только Ружина могла любить такого психа, как этот Валерий, машинально подумал он. Или он гениально разыгрывает людей, в том числе и незнакомых, или сам шпарит под гения, поскольку только гении, если верить фильмам и литературе, имеют право на подобные заскоки…
Он достал вторую монету. Надо же было узнать, где именно находится этот бар с «аглицким» наименованием и как туда добраться…
