Глава 23

Прошла неделя с того момента, как Резидент предположил наличие у противника коварных замыслов по уничтожению агентурной сети Ассоциации вообще и его, Резидента, в частности, но никто не спешил арестовывать его или покушаться на его жизнь, даже слежки за ним и то не было заметно…

Между тем, жизнь шла своим чередом, и наступил тот день, когда можно было съездить на проверку «почтового ящика», посредством которого руководство Ассоциации присылало Резиденту сообщения и инструкции. Этот пункт своей деятельности Резидент всегда выполнял с особой осторожностью, потому что именно в этот момент его можно было бы взять с поличным, и улики были бы налицо, невзирая на все меры безопасности. А на этот раз требовалась сверхосторожность, и Резидент потратил целый день на то, чтобы убедиться в отсутствии «хвостов»… во всяком случае — явных, потому что, будучи профессионалом, он знал, что еще в его время можно было вести наблюдение такими способами и средствами, что объект ни за что не догадается об этом, а уж теперь-то и подавно. К россказням, встречающимся порой в беллетристике и мемуарах об интуиции и некоем «шестом чувстве» опытных шпионов, Резидент относился с пренебрежением, потому что это было, по его мнению, сплошное «фуфло»…

Наконец, изрядно поколесив по городу на одном из своих турбокаров, Резидент выбрался на Четвертое Кольцо и через четверть часа остановил машину на стоянке у входа в парк Лосиный Остров. До «почтового ящика» нужно было идти пешком.

Шагая по ухоженным тропинкам, разбегавшимся в лес от центральной асфальтовой трассы, и глядя на ровно подстриженную траву на газонах между тщательно прореженных посадок деревьев, Резидент вспоминал, как выглядел парк раньше. В начале 90-х, когда развернулось движение за сохранение этого заповедника, он парком еще не был. Места здесь были достаточно глухие и не исхоженные даже многочисленными грибниками, это потом уже водители грузовиков частенько стали сваливать всякий мусор и отходы прямо под деревья, чтобы не везти его на свалку на другом конце столицы. Помнится, даже мощное общественное движение в защиту Лосиного Острова развернулось на волне перестройки и экологических митингов…

Ассоциация не случайно избрала заповедный парк для связи с Резидентом. Место это даже в середине двадцать первого века оставалось вполне необитаемым, а, в случае чего, можно было придумать массу объяснений того, почему ты регулярно наведываешься сюда.

На этот раз «почтовый ящик» располагался в небольшой лощине, которую почти целиком закрывали разросшиеся кусты бересклета. Резидент еще раз огляделся на всякий случай и поводил карманным индикатором над землей. Потом достал из кармана небольшую складную лопату наподобие саперной, осто заточенную и изготовленную из нержавеющей стали, и принялся копать в определенном месте, предварительно отвалив толстый пласт дерна. Точнее говоря, он не копал яму, а раскапывал уже имевшуюся. Где-то на глубине метра с небольшим лопата звякнула, и он извлек из ямки черную коробочку размером с пачку сигарет. На крышке имелась пронумерованная от одного до ста шкала, по которой можно было переместить рычажок на определенное значение, как у штангенциркуля. Неверно набранная цифра на этом кодовом устройстве не только блокировала замок коробочки, но и приводила в действие детонатор небольшого, но мощного взрывного устройства в двойном дне.

Резидент сложил в уме цифры, составлявшие сегодняшнюю дату, а потом прибавил к их сумме сумму цифр своей даты рождения и переместил верньер кодировщика на полученное значение. Коробочка с готовностью пикнула и распалась в его ладони на две части, одну с зеленой, а другую — с фиолетовой крышкой. Открыть без риска стать инвалидом можно было лишь одну из этих герметично закрытых частей.

Резидент бросил зеленую коробочку в ямку, а с фиолетовой сорвал крышку и достал оттуда запаянный футлярчик размером с зажигалку. На обеих концах футлярчика имелись проволочные колечки под номерами один и два. Резидент усмехнулся и потянул за колечко номер два. Если бы он выбрал кольцо «намбер уан», то содержимое футлярчика обратилось бы в пепел в результате мгновенной химической реакции с выделением большого количества тепла.

В футлярчике лежала узкая полоска шелковистой на ощупь зеленоватой бумаги, испещренной цифрами типографского шрифта. Резидент присел на пень, запустил наручный компнот и за несколько секунд расшифровал текст сообщения Ассоциации.

Он был коротким.

«Имеем честь пригласить вас на торжественный прием по случаю 50-летия ассоциации, который состоится 23 февраля в 22 часа 08 минут по адресу: юз-4-12; 1-й подъезд, 15-104.»

Резидент внимательно изучил послание, вбивая его содержание в свою натренированную память. Потом порвал бумажку пополам, и она тут же вспыхнула бездымным пламенем.

Он проследил, как пепел развеивается ветром, и только потом ухмыльнулся. «Ну, юмористы!», подумал он. Тщательно закопал все составные части коробочки в ямку и аккуратно накрыл ее дерном.

Сообщение из Центра было приятной неожиданностью.

Резидента вызывали домой.

Несложный шифр означал, что в 22–08 (то бишь, завтра, 22 августа) 24 февраля (в 23 часа 02 минуты) он должен был совершить темпоральное перемещение в штаб-квартиру Ассоциации, а адрес обозначал координаты того места, где в указанное время откроется «дырка» Трансгрессора. Всё было очень просто. Надо было взять «План города Москвы», изданный Управлением геодезии и картографии в 1997 году, открыть раздел «Юго-Запад», найти в алфавитном указателе наименований улиц четвертую сверху строчку; нанести ту точку, где пятьдесят лет назад располагался первый подъезд дома номер двенадцать по искомой улице, на карту современного Агломерограда; а непосредственно перед перемещением, ориентируясь по компасу, отмерить 104 метра по азимуту 15 градусов и там ждать трансгрессии… то есть, перемещения.

Иногда переброска срывалась из-за того, что координаты точки, указанной в шифровке с вызовом домой, приходились точнехонько на какой-нибудь материальный объект… чаще всего — здание, или просто дерево, и тогда приходилось, хотя и с разочарованием, убираться с того места несолоно хлебавши и ждать следующего раза. Правда, такие накладки случались за прошедшие три года раза три-четыре, не больше. Все-таки в Центре тоже имелся План Агломерации, и иногда там сами видели, что «дырка» будет недоступна полвека спустя…

В указанное время всё было готово, и все были на своих местах. Операторы фиксационных сеток, врачи, техники — в общем, вся приемная команда. Огромное, похожее на пустой элеватор, помещение приемной камеры было ярко освещено скрытыми в стенах ртутными бестеневыми лампами. Высотой оно было с пятиэтажный дом, а длиной и шириной не уступало Малому Залу в спорткомплексе «Лужники». Ни единого предмета не было в этом зале: все необходимое было спрятано в стенах, а сами стены и пол были покрыты эластичным, пружинящим материалом-амортизатором.

Словно здесь собирались тренироваться в прыжках цирковые акробаты…

Одна из стен этого поразительного куба была выполнена из толстого, ударопрочного стекла, и на уровне примерно третьего этажа тут имелась наблюдательная рубка. В настоящее время там находились трое. Один из них был высокий, седой, ему было лет пятьдесят; другой, грузный и неуклюжий, страдал сильной одышкой, а третий был их моложе и походил на Штирлица из кинофильма. Они внимательно смотрели в зал, то и дело переводя взгляд на часы с большими электронными цифрами, висевшими на боковой стене рубки. Когда до Трансгрессии осталась одна минута, часы автоматически начали обратный отсчет времени: 60… 50… 40…

— У нас прямо, как у космонавтов, — сказал, хохотнув, седой, но никто не поддержал его попытку разрядить напряжение. Только тот, которого мучила одышка, вдруг резко хекнул, откашливаясь, и произнес с непонятной интонацией: «Н-да».

Дальше они следили за пустым залом совсем молча.

Когда часы показали четыре нуля, пространство за окном рубки словно бы сгустилось, и в воздухе, на высоте пяти метров, стала набухать яркая, переливающаяся всеми радужными оттенками большая каплевидная сфера. Потом что-то с силой хлопнуло, сфера исчезла, а на ее месте в воздухе повисла человеческая фигура.

Операторы фиксации сработали четко. Из обеих стен были выстрелены коконы фиксационных сеток, которые, разворачиваясь в полете, устремились к человеку, висящему в воздухе, и, опутав его, как попавшую в тенета муху, стали плавно опускаться вниз. Человек не сопротивлялся, он только криво улыбался, видимо, представляя себя в этот момент со стороны. На нем был странного фасона костюм.

— Антон, смотри-ка, у них все еще носят галстуки, — сказал вдруг одышливый седому. — Вик, — обратился он к тому, что был похож на Штирлица, — учти это на будущее, хорошо?

— Есть, — по-военному ответил тот. — Кто будет с ним работать?

Одышливый вопросительно поглядел на седого. Тот пожал плечами:

— Я не могу. Через час меня будут ждать в комитете Госдумы…

— Тогда тебе карты в руки, Вик, — сказал одышливый с ухмылкой. — Н-да.

— Вы имеете в виду карт-бланш, Тополь Артемьевич? — кротко осведомился Мадин.

— И это тоже, — ответствовал Тополь Артемьевич, покидая рубку вслед за седым.

Возвращаться домой было всегда приятно. Начиная с того момента, как тебя поймают в воздухе и бережно опустят на землю сразу после Трансгрессии, ты переходишь в заботливые, прохладные руки врачей, которые осматривают тебя и быстренько тестируют состояние твоего здоровья, и каждый из встречающих так и норовит потрогать тебя, словно ты и впрямь вернулся из каких-то запредельных далей, и чутко реагирует на малейшую твою просьбу. И не успеешь ты оглянуться, как тебя уже раздевают, осторожно выкладывают из карманов привезенные тобой предметы… впрочем, не так-то много… много через Трансгрессор не пронесешь… и поят вкусным клюквенным морсом, если тебе хочется пить, и кормят любым блюдом, какое ты только пожелаешь заказать, и вообще ходят перед тобой на цыпочках, и ты сразу начинаешь ощущать себя если не пупом Вселенной, то, по крайней мере, человеком, которого очень-очень ждали… В этом, наверное, и заключается настоящее счастье — знать, что где-то тебя очень ждут свои…

На этот раз встречали его совсем хорошо. В реабилитационной были и экзотические лакомства на подносе, и новенький «Пана-Блэк» с плоским экраном типа «черный тринитрон» размером почти во всю стену комнаты, и человек в купальном халате жадно впился взглядом в экран, где как раз мелькали кадры информационной программы. И вообще все помещения преобразились и стали сверкать золотом ручек и мрамором настенного кафеля. Мебель теперь была исключительно из мореного дуба, а кресла и диваны — из натуральной кожи, и стоило это все наверняка десятки тысяч долларов…

Где-то в коридоре раздался знакомый голос: «Ну, где наш путешественник? Дайте-ка на него взглянуть!» — и в реабилитационную энергичной походкой вошел Мадин, и все специалисты приемной команды расступились, давая ему дорогу.

Человек, прибывший из будущего, встал, и они с Мадиным обнялись, как родственники, давно не видевшие друг друга.

— Ну, как ты, Алеша? — спросил тихо Мадин, разжимая свои объятия и пытливо вглядываясь в лицо Резидента. — Всё в порядке?

— Что мне будет? — пожал плечами Резидент. — А вы здесь как?

— А что нам будет? — в тон ему ответил Мадин, и они одновременно улыбнулись.

Вокруг суетились люди в белых комбинезонах.

— Ты есть хочешь? — спросил Мадин.

— Нет, я ужинал, — ответил Алексей. — «А у нас сейчас в тюрме ужинают, — изобразив акцент, процитировал он из „Джентльменов удачи“, — макароны по-флотски дают»…

Мадин хохотнул.

— А у нас, — сказал он, — время обеда, а, как говорит одна восточная мудрость, война войной, а обед — по распорядку… Ладно, давай-ка мы с тобой вот как поступим. Мы переберемся в мой кабинет, и я распоряжусь, чтобы обед нам принесли туда… Ты шашлык по-карски любишь?

— Только если с красным вином, — шутливо сказал Алексей.

— Ну, это не проблема, — серьезно сказал Мадин. — Пойдем, пойдем, нам с тобой нужно будет многое обсудить… и кстати, у меня есть один отличный тост…

Когда они воздавали должное и шашлыку, и «Мукузани» розлива тридцатилетней давности (и то, и другое было доставлено, как уверял Алексея Мадин, прямиком из «Арагви»), разговор между ними вращался исключительно вокруг бытовых тем.

Обсудили погоду, а точнее — разницу в погоде там и здесь. Там сейчас было лето, конец августа; здесь же крепчал декабрьский мороз, и снегопад недавно был какой-то совсем невиданный за последние сорок лет, так что сугробы доставали своими макушками чуть ли не окон вторых этажей.

(«Надеюсь, для меня найдется на складе какая-нибудь завалящая дубленка? — спросил Алексей. — Мне ведь еще в Питер добираться», на что Мадин заверил его: «Да ты не бойся, мы тебя в аэропорт на машине отвезем, а в Питере тебя пусть твои встречают с теплой одеждой. Если хочешь, срочную телеграмму мы им дадим»).

Потом Алексей поинтересовался, как обстоит дело с новогодними подарками, которые он должен привезти домой в соответствии с «легендой внутреннего пользования» — то есть, той, которая предназначалась для его домашних. «Жене купили индийский костюм, — успокоил его Мадин, — она у тебя, кажется, пятьдесят второй носит?.. А сыну — гонконговский „ноутбук“… дешевка, конечно, но на пару лет вполне хватит… Ну, и стандартный набор даров солнечного юга: кокосы, ананасы и прочая фигня. Ты же, как-никак, целых три месяца Индийский океан бороздил». «Что-то вы меня все на юга гоняете, — с нарочитой обидой высказался Алексей. — Жена уже говорит, что я себе какую-то папуаску, наверное, присмотрел, раз меня все в сторону экватора тянет». «Меньше торчать на солнце надо, — парировал удар Мадин, — Понимаешь, привыкли там в своем двадцать первом веке климат под себя подстраивать, а мы тут голову ломаем, как объяснить твою загорелую шкуру среди зимних холодов!». Они дружно посмеялись.

Наконец, тяжко отдуваясь, Алексей отодвинул от себя опустевшую тарелку, и речь зашла о более серьезных вещах.

— Как там наш Ставров поживает? — поинтересовался Мадин, делая глоток из фужера.

— На тебя не выходил?

— Нет еще… По моим данным, пока он работает честно. Троих из своего списка он уже убрал: Саармина, этого… горе-историка… всё забываю его фамилию… и Рольщикова. Во всяком случае, информация об убийствах стопроцентная.

— Где он обосновался?

— А Бог его знает!.. Он объявлен в розыск от Ла-Манша до Камчатки, но пропал будто сквозь землю. Даже мне по своим каналам не удалось зафиксировать его местонахождения. Единственно, что можно утверждать с известной долей уверенности, так это то, что он болтается в Агломерации… И вот еще что.

Складывается такое впечатление, что не все с этим Жорой чисто.

— В каком смысле? — нахмурился Мадин. — Что — «засланный казачок»?

— Да нет, — отмахнулся Алексей. — Понимаете, Виктор Петрович, на противника он вряд ли работает, потому что не вяжется его поведение с тактикой агента-перевертыша… И в то же время… ну, не может так быть, чтобы какой-то там киллер-ликвидатор, оказавшись в незнакомой обстановке и не имея ни юма в кармане, умудрился бы не попасться полиции, не загнуться от голода и не засветиться моим людям. Так просто не бывает! Кто-то ему явно помогает, Виктор Петрович, но кто?.. Во всяком случае, лично я ни черта не пойму!..

Он замолчал и принялся чертить вилкой по лакированной поверхности стола.

— Ну ладно, — после паузы сказал Мадин. — Дело свое он пока делает, и это — главное. Ты вот что… когда он добьет свой список до конца и выйдет, как ему предписывалось, на тебя, то ты не переправляй его сюда, а используй по своему усмотрению… для решения других задач…

— А если?.. — начал было Алексей, но Мадин понял, что он хочет спросить.

— Сошлешься на мой приказ, — сказал он, откидываясь на спинку кресла. — А если полезет в бутылку… ты ж Резидент, Алеша, а значит — царь и бог для таких, как этот Георгий… Хочешь — казни, хочешь — милуй… Еще вина будешь?

— Нет, спасибо, — сказал Алексей, сладко потягиваясь. — Так хорошо, что даже в сон потянуло… Кстати, Виктор Петрович, я там, в реабилитационной, краем глаза по «ящику» про кризис слышал…

— Уха, — поправил его Мадин.

— Что?

— Надо было сказать: «краем уха слышал» или «краем глаза видел», — кротко сказал Мадин.

— А, извините, Виктор Петрович, — улыбнулся Алексей, — это у меня нечаянно вырвалось… между прочим, это выражение там, у них, употребляется охотно молодыми людьми на манер жаргона… Так вот, что там у нас с кризисом-то?

Мадин озабоченно разглядывал бутылку.

— А что у нас с кризисом? — осведомился он немного погодя.

— Да вы поймите, Виктор Петрович, я не возмущаюсь, я просто понять хочу…

Неужели вас не предупреждали заранее, что в августе грянет гром среди ясного неба?

— Да нет, предупреждали, — безмятежно сказал Мадин. — И не кто-то один, а сразу несколько.

Алексей поерзал на мягком сиденье.

— Значит, ничего не получилось, да? — наконец спросил он. — Раз кризис все-таки состоялся, значит, никакие меры эффекта не дали?

— Ну почему же? — благодушно возразил Мадин. — Еще какой эффект!.. Ты видел, как мы обставили реабилитационную? А знаешь, за счет каких средств нам удалось это сделать? А вот такой агрегат, знаешь, во сколько обошелся нам? — Он мотнул головой в сторону скромно белевшего в углу компьютера с плавными обводами корпуса. — Между прочим, еще летом мы и мечтать не могли о подобном подарке судьбы!.. Впрочем, тебя такими штуками, наверное, удивить трудно, — ехидно заметил он. — Ты там у себя в сто раз круче аппаратуру используешь…

— Виктор Петрович! — взмолился Алексей. — Пощадите! Я же просто спросил, ничего не имея в виду!.. Я же всё прекрасно понимаю!..

Мадин обмяк и улыбнулся.

— Ну и славненько, — прожурчал он. — Приятно, когда тебя понимают… Ты лучше расскажи о себе, как там тебе работается, а? Как настроение? Не устал еще?

Алексей открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Мадин опередил его.

— Кстати, — сказал он, не глядя на своего собеседника, — я тебе не рассказывал раньше, по какой причине твоего предшественника пришлось отстранить от… м-м… должности?

— Нет, — честно сказал Алексей.

— Ну так слушай, Алеша. Один раз сидели мы с ним вот так, как мы сейчас сидим с тобой, он тоже только что оттуда вернулся… Ну, я и спрашиваю его, как, мол, самочувствие, и все такое… А он вдруг возьми да и расколись передо мной. Не могу, говорит, больше, Петрович!.. Того и гляди — сорвусь!.. Я ему — в чем дело-то? А он отвечает: понимаете, Виктор Петрович, втемяшилось мне в голову, что нехорошо мы поступаем с нашими детьми да внуками. Я вот, говорит, на досуге задумался над нашей с вами работой и пришел к выводу, что она — исключительно безнравственна! Посудите сами, говорит: ведь если мы воруем у наших потомков информацию, то мы, значит, приносим им вред… к тому же, используя эту информацию в интересах своих современников, мы волей-неволей меняем, и порой не в лучшую сторону, будущее — и не только свое, но и тех людей, которые будут жить после нас!.. Это что же получается, говорит, выходит, что непосредственно я несу ответственность за то, что в их времени кто-то родится, а кто-то умрет?.. Что негодяю повезет, а хороший человек будет мучиться и страдать?.. Я, говорит, понимаю, когда приходится бороться против чужих, но вести борьбу со своим же собственным будущим — это, говорит, в голове у меня абсолютно не укладывается!..

Алексей зевнул.

— А, по-моему, всё совсем не так было, Виктор Петрович, — небрежно сказал он. — И вовсе не плакался мой предшественник вам в жилетку, а убрали его за какую-то более существенную провинность, о которой предпочитаете умалчивать даже передо мной.

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, потом Мадин отвел взгляд и потянулся за своим фужером, на донышке которого плескались остатки вина. Выпил их одним глотком.

— Тебя, я вижу, на мякине не проведешь, Алеша, — совсем другим тоном заметил он.

— Ладно, так и быть, такого разговора между нами не было. Я придумал его, исходя из поступков твоего предшественника. А провинность его была действительно такой, что ставила под угрозу всю Ассоциацию. Представляешь, доходят вдруг до нашей фирмы сведения о том, что в каком-то совершенно заштатном не то Урюпинске, не то Моршанске объявился ясновидец-не ясновидец, пророк-не пророк. Дескать, он любому, кто к нему придет, любое событие в дальнейшей судьбе предскажет с точностью до миллиметра и до минуты!.. И, что удивительно, денег за свои услуги ни с кого не берет. Прямо наша доморощенная Ванга в штанах!.. И еще нам показалось подозрительным вот что. Таких экстрасенсов в стране развелось — хоть пруди, и если на каждого из этих шарлатанов обращать внимание, то куча времени понадобится. Народная молва у нас способна из любого юродивого придурка чуть ли не непонятого пророка сделать… Но тип из не то Моршанска, не то Урюпинска, оказывается, не сразу прогноз клиентам выдает, а спустя несколько дней… как в каком-нибудь справочном бюро. Пришлось этим нострадамусом вплотную заняться, естественно, поначалу скрытно. И шаг за шагом наши ребята выяснили, что никакой это не оракул и что ясновидением тут и не пахнет, а в качестве прорицателя подвизается не кто иной, как Резидент Ассоциации. Схема подпольной деятельности в качестве предсказателя была им придумана очень изобретательно. Находясь на побывке в нашем времени, он едет в Моршанск-Урюпинск и собирает там заявки от желающих узнать, что с ними и их близкими будет в будущем? Потом отправляется в Агломерацию, где наводит соответствующие справки либо в архивах, либо путем расспросов близких родственников клиента. А через несколько дней возвращается в Урюпинск-Моршанск и доводит эту информацию до заказчика…

— Постойте, постойте, Виктор Петрович, — нахмурясь, перебил Мадина Алексей, — а гипноконтроль?.. Как Резиденту удавалось выносить информацию из конторы, чтобы передать потом ее клиенту?

— А гипноконтроль тогда еще нами не применялся, — хитро улыбнулся Мадин. — Это после случая с твоим предшественником нам пришлось перестать доверять вам, резидентам и «референтам»… Что смотришь? Осуждаешь нас за недоверие?.. Ладно, что-то разболтался я сегодня… А ведь другое дело надо с тобой обсудить…

Это точно, согласился мысленно со своим собеседником Алексей. Все, что ты мне тут наплел, Виктор Петрович, — сплошная лирика, и вовсе не так и не за то вы убрали того, на чье место потом взяли меня… В одном ты, пожалуй, прав: кончил мой предшественник, должно быть, и вправду плохо, потому что такие ведомства, как Ассоциация, не отпускают на свободу осведомленных людей… Значит, и тебя, Алешенька, в один прекрасный день вот так же шлепнут… за какую-нибудь провинность… и будет через энное время сидеть за этим столом напротив вечноживущего Мадина кто-нибудь другой и, ухмыляясь, выслушивать его выдумки про тебя…

В груди неприятно заныло, и Алексей постарался сосредоточиться на том, что говорил Мадин.

Речь шла о новой задаче.

Как говорят французы, аппетит приходит во время еды. Поначалу той информации, которая поступала от «референтов» из двадцать первого века, Ассоциации хватало, что называется, «за глаза». Но, как предприниматель испытывает потребность в развитии своего бизнеса, так и руководство Ассоциации лелеяло планы расширения «плацдарма».

Дело в том, что до сих пор Ассоциация вынуждена была довольствоваться информацией в радиусе лишь ближайших пятидесяти лет. Трансгрессор функционировал исправно, но, поскольку речь шла не о творении рук человеческих, то управлять им было невозможно, им можно было только пользоваться как объективным явлением природы. «Дырка», через определенные промежутки времени открывавшаяся в пространственно-временном континууме, позволяла осуществлять переброску небольших масс туда-сюда лишь строго на пятьдесят лет. До тех пор, пока Ассоциация не освоила этот радиус, сведений о ближайшем будущем человечества вполне хватало. Но постепенно руководители Ассоциации стали замахиваться и на более отдаленные перспективы — так маленький ребенок стремится ходить на всё большие расстояния: сначала — от своей кроватки до окна, потом он исследует всю квартиру, но, рано или поздно, наступает момент, когда он выбирается из квартиры на улицу, и тогда перед ним открывается огромный, загадочный и неудержимо манящий к себе мир… Только, в отличие от младенца, которого ведет все дальше и дальше жажда познания, шефы Ассоциации руководствовались куда более прагматическими соображениями. У них — да и не только у них — дух захватывало от возможности черпать сведения о новинках научно-технического прогресса, например, через сто лет. Кто отказался бы от такого способа познания?!..

Техника проникновения в более отдаленное будущее была тщательно продумана аналитиками. При этом они исходили из допущения, что Ассоциация, как говорил поэт о вожде, жила, живет и будет жить… живее всех живых… то бишь, и двадцать, и пятьдесят, и сто лет спустя в будущее будут по-прежнему забрасываться разведчики. Но если это допущение было верным — а ведь можно было приложить определенные усилия, чтобы это было так — то, значит, и в середине двадцать первого века будет существовать организация, ведущая разведку будущего.

Она может сменить название и местонахождение, у ее руля будут стоять совершенно другие люди, но сути дела, по мнению аналитиков, это не меняло… Следовательно, если в 2048 году найти штаб-квартиру Ассоциации и установить контакт с одним из ее сотрудников — чем выше стоящего в иерархии организации, тем лучше, — а потом с его помощью внедрить в Контору своего человека, предназначенного для отправки еще на пятьдесят лет вперед, то проблема расширения радиуса деятельности была бы решена.

Именно эту задачу и ставил сейчас Мадин резиденту Алексею.

— Но это я тебе пока рассказываю на уровне общей идеи, — закончил свой монолог Мадин. — К твоему возвращению из Питера наши спецы разработают более конкретный план твоих будущих действий…

— Скажите, Виктор Петрович, — позволил себе небольшую «подколку» Алексей. — А вы не боитесь, что, отпуская меня в другой город с такой важной информацией о планах Ассоциации, вы хотя бы немножечко рискуете?

Мадин пожевал губами.

— Нет, — сказал он, — риска никакого нет, Алеша.

— Гипноконтроль примените? — прищурился Алексей.

— Что ты, Алеша! — возмутился Мадин. — Уж тебе-то мы доверяем на все сто!.. Если тебе не доверять — то кому ж тогда доверять, скажи?..

— А следить за мной будете? — напрямую спросил Резидент.

Мадин махнул рукой.

— Да на кой ты нам сдался! — шутливо вскричал он. — Ты же обыкновенный штурманишка дальнего плавания… моряк — с печки бряк!.. О! — воскликнул он, взглянув на настольные часы, под прозрачным футлярчиком которых то в одну, то в другую сторону аллегорически вращался маятник из дуг, представляющих собой знак бесконечности, поставленный «на попа». — Да тебе пора уже в свой Питер двигать!.. Иди, собирайся!..

Когда Алексей ушел в гардероб, Мадин ткнул клавишу внутреннего селектора и, когда ему ответил бодрый голос, приказал:

— Мы сейчас Алексея будем провожать, так что приготовьте все необходимое.

— Материал для внушения все тот же? — спросил бодрячок.

— Да, — сказал Мадин и почесал переносицу. — Только сегодня усильте мощность излучения… на всякий случай. Есть? Ну и добро…

Он отключил селектор, посидел еще немного, рассеянно разглядывая остатки еды на журнальном столике, предназначенном для приема особых посетителей, а потом встал и поднялся на лифте в вестибюль надземной части здания.

Алексей, уже одетый в форму моряка торгового флота, был там, и костюмеры вертелись вокруг него, внося последние штрихи во внешний вид. В руках у него была большая брезентовая сумка «крокодайл», из которой торчали какие-то свертки и зеленый хвост ананаса. Мадин усмехнулся. «Выходя из дома, не забудьте посмотреть на себя в зеркало, чтобы знать, в каком вы внешнем виде», вспомнилась неуклюжее изречение командиров из времен его курсантской юности.

Он пересек вестибюль и подошел к Алексею. Отпустил костюмеров кивком головы, и они остались одни. Только у самого выхода, перед стеклянными дверями, где вестибюль был перегорожен странного вида агрегатами, напоминающими нечто среднее между пропускными автоматами в метро и дугами безопасности в аэропортах для контроля оружия и взрывных устройств, переминались с ноги на ногу в форме ВОХРа сотрудники службы безопасности.

— Ну что? — риторически спросил Мадин, снова прижимая к себе Алексея за плечи. — Желаю хорошо отдохнуть, Алеша. И чтобы в семье всё было в порядке…

Сквозь стеклянную стену, пропускавшую световые волны только в одном направлении: извне вовнутрь, Мадин увидел, как перед входом притормозила «тридцать первая» «Волга» кремового цвета с шашечками такси на дверце, и подтолкнул Алексея в сторону выхода.

Гипноустановка работала абсолютно бесшумно. Но зато эффективно. Миновав ее, Алексей вдруг взялся руками за виски, словно пытаясь что-то вспомнить. Гипношок должен был пройти через несколько минут. Двое из «вахтеров» взяли Алексея осторожно под руки и, выведя на улицу, бережно усадили в «такси». Дверца хлопнула, и машина, набирая скорость, устремилась к воротам в глухой бетонной стене…

Странное ощущение неестественности происходящего не отпускало его до самого трапа самолета. Однако сразу после взлета он крепко задремал в тесном кресле, будто провалился куда-то, а когда вынырнул из сна, то всё встало на свои места…

В аэропорту его встречала сияющая и красивая по случаю возвращения мужа из плавания жена Тамара. С букетом ослепительно-алых гвоздик. Сын, как она сообщила, не смог подъехать, потому что сдает какой-то очень важный зачет в своем медицинском.

Всё было вроде бы в порядке, но время от времени он ловил на себе какой-то странный взгляд супруги. Однако в ответ на его вопрос, она поспешно заверила, что ничего не случилось. Слишком поспешно (откуда это у него способность так хорошо разбираться в психологии окружающих? А впрочем, что тут удивляться: жена ведь, не посторонний человек… да и прожито вместе немало — скоро уже двадцатилетний юбилей совместной жизни!)…

За праздничным обедом, плавно перешедшим в ужин, на этот раз что-то тоже было не так… Уже и порезанные кружочками ананасы красовались на столе в окружении винегрета и салата «оливье», уже и подарки были вручены и жене, и сыну, уже Алексей поведал, как они шли в шторм на траверзе Мыса Доброй Надежды и про смешное происшествие с котом у берегов Новой Зеландии, и еще пару-тройку самых забавных эпизодов из минувшего рейса, а они, Костя и Тамара, продолжали смотреть на него как-то непонятно.

Причина выяснилась после того, как они встали из-за стола.

Сын поманил Алексея в свою комнату — якобы продемонстрировать недавно приобретенные им компакт-диски с «софтом» для компьютера, а на самом деле для важного разговора с глазу на глаз. Когда Алексей уселся на старую тахту, Костя с многозначительным видом извлек из книжного шкафа какую-то книгу в твердом переплете и сунул ее в руки отца.

— Что это? — спросил растерянно Алексей.

— А ты почитай, почитай… вот здесь, например, и на странице сто пять… — заговорщицки подмигнул Костя.

Книга была сборником морских рассказов известного писателя-мариниста, почти тридцать лет проплававшего капитаном грузового судна во всех морях и океанах. В одном месте описание той передряги, в которую угодил теплоход, огибавший Мыс Доброй Надежды, почти полностью совпадало с сегодняшним рассказом Алексея, а на странице сто пять была почти буква в букву изложена байка про судового кота.

— Ну и что? — спросил искренне недоумевающий Алексей.

— Эх ты, конспиратор! — насмешливо протянул Костя, выхватывая книгу из рук отца.

— Ты бы, прежде чем пользоваться первоисточниками, изъял бы их из домашней библиотеки!

— Ты считаешь, что я нарочно заучил отрывки из этой книжонки, чтобы наврать вам про рейс? — ужаснулся Алексей.

— Нет, — с сарказмом сказал Костя. — Это было простое совпадение!.. Типа того, что если дать обезьяне много-много бумаги, пишущую машинку и бессмертие, то когда-нибудь она случайно напечатает городскую телефонную книгу! Или, может, вы с этим писателем где-то и когда-то во время этого рейса встречались, и он, будучи шустрым, как электровеник, вернулся домой раньше тебя, быстренько отстучал пятьсот страниц текста, а издательство оперативно подсуетилось и выпустило книгу к твоему возвращению? Да?

— Может быть, — сказал машинально Алексей. — Чисто теоретически…

— Смотри, когда она издана! — сын подсунул книгу отцу под нос, открыв ее на титульном листе. — В одна тысяча девятьсот шестьдесят пятом году! Ты еще тогда в первый класс ходил!..

— Слушай, — сказал Алексей, начиная злиться. — Ну что ты ко мне прицепился?

Хочешь уличить меня во вранье? Ладно, считай, что ты этого добился, и пошли пить чай… Подумаешь, проблема-то!..

— Э-э, не-ет, — инквизиторским тоном протянул Костя. — Ты от меня так просто не отделаешься, пап!.. Я же пока еще не круглый дурак, кумекаю, для чего тебе понадобилось это вранье…

— Ну и для чего? — удивился Алексей.

— Чтобы скрыть свою истинную профессию! — выпалил Костя. — Ну ладно, маме ты можешь мозги полоскать сколько угодно, но мне скажи начистоту: давно тебя завербовали в бойцы невидимого фронта?

— Куда-куда? — искренне изумился Алексей.

— Ну, в шпионы, — пояснил сын. — Беречь родной страны покой, посещать явки, фотографировать документы… «вечно в кожаных перчатках, чтоб не делать отпечатков»…

— Ах, вот ты о чем! — До Алексея наконец дошел смысл намеков сына. Сначала он хотел возмутиться и убедительно доказать своему отпрыску, что тот не прав, что он действительно был в рейсе, только там скука смертная, одно и то же, но это все правда было — и море, и шторм, и даже кот — но потом вдруг засмеялся.

Приступ смеха просто-таки скрутил его пополам. — Ладно, сынок, — сказал он, утирая выступившие слезы, — доконал ты меня. Пускай я буду шпионом, если ты так хочешь!.. Только идем чай пить. С тортом!..

С женой Тамарой всё вышло намного хуже.

Когда они оказались в постели, она вдруг наотрез отказалась исполнять свой супружеский долг без уважительных причин. А веские аргументы Алексея насчет того, что они столько времени были в разлуке, что он ее очень-очень любит и что он так скучал по ней в морях-океанах, на этот раз возымели совершенно неожиданный эффект.

Услышав про моря-океаны, Тамара вдруг вскинулась в гневе, аки мифическая фурия.

Из ее бессвязного потока слов Алексей понял только одно: во время его отсутствия что-то взбрело супруге в голову, и она решила проверить его наличие в списках плавсостава соответствующего пароходства, которое располагалось, кстати, в Новороссийске. Как она нашла телефон отдела кадров этого пароходства и как ей удалось дозвониться — это другой вопрос, но голос в трубке компетентно заверил Тамару в том, что не только штурмана, но и вообще человека с такой фамилией, какую носит ее муж, в данном пароходстве не числится. Выражаясь бюрократическим языком, наличие отсутствия… Тогда Тамара обратилась с соответствующим запросом в Москву, в Министерство торгового флота, и оттуда ей добросовестно ответили, что ни в одном из пароходств нашей необъятной родины нет моряка, фамилия, имя, отчество и год рождения которого соответствовали бы указанным ею данным…

Тут гнев Тамары сменился обильными слезами, и она обвинила Алексея в том, что на протяжении всей их супружеской жизни он обманывал ее, как последнюю дурочку, выдавая периоды своего проживания у любовницы за «хождения за три моря»…

— Всё! — кричала жена, комкая влажную подушку. — Хватит! Мое терпение лопнуло!..

Только ради сына можно было бы терпеть тебя рядом с собой, но он уже взрослый и всё поймет!.. Завтра же подаю на развод!..

Все уговоры и доводы Алексея не действовали. Даже такой довод, как упоминание о деньгах, которые он приносил домой после каждого рейса («Где-то я должен был их добывать, черт побери?!»), не сработал. Тамара отразила его чисто по-женски:

— А может быть, эта твоя краля московская в деньгах купается, откуда я знаю? — вскричала она. — Может быть, она содержит тебя, как последнего альфонса?!..

Это уж было слишком, и Алексей закатил жене пощечину, чего не делал на протяжении последних пяти лет. Это было последней каплей. Жена подхватилась и ушла спать на угловом диванчике на кухне, наглухо забаррикадировавшись изнутри.

Алексей плюнул и стал ворочаться с боку на бок, даже не пытаясь заснуть. Какой там сон!..

На мгновение он все-таки забылся, и его посетила крамольная мысль: а что, если я действительно никакой не моряк?.. Но тут же очнувшись в холодном поту, он решительно опроверг самого себя. И дело было вовсе не в том, что он твердо знал: никакой любовницы у него нет, и шпионом он тоже не работает… Просто в памяти его были так живы воспоминания о том, как судно, накренившись, ныряет носом в штормовую волну, и соленые брызги влетают в приоткрытую створку окна капитанской рубки… как искрится безграничная водная гладь под лучами восходящего солнца… как пахнет лесом из трюма и как пронзительно кричат чайки, сопровождающие теплоход в надежде поживиться отбросами с камбуза…

Нет, он вовсе не бредил наяву. Однако следовало в тактических целях сделать какой-то хитрый ход.

На следующий день Алексей признался жене в том, что действительно вынужден был скрывать от нее правду все эти годы, но дело обстоит несколько не так, как она вообразила. Есть, мол, такая профессия — резидент внешней разведки…

В конце концов, они помирились и провели остаток побывки Алексея в мире и согласии.

Вернувшись через несколько дней в «новороссийское пароходство» и мгновенно вспомнив свою истинную профессию, Алексей хотел было рассказать Мадину о домашнем инциденте как о забавном совпадении «легенды» и действительности, но потом решил, что нечего всякую чушь сообщать начальству. Дома теперь всё было улажено, и нечего будить спящего зверя вновь…

Резидент не ведал, что всё то время, пока он был в Питере, он сам, а также дом и родные его подвергались тайному прослушиванию и просвечиванию со всех сторон, и то, о чем хотел он поведать Мадину, уже было известно руководству Ассоциации. И еще он не знал о том, что его жену и сына, да и его самого, спас все тот же Мадин, сумевший доказать Тополю Артемьевичу, что ситуация под контролем и утечки не будет…