7

– Вчера это выглядело лучше, – сказал Питер. – Сегодня совсем дрянь.

Они стояли на краю обрыва и смотрели на беснующуюся внизу реку. Утро обещало теплый день, и куртка Питера была уже сброшена с плеч и завязана узлом вокруг пояса. С болота принесло тучу мошкары, она толкалась перед лицом, но на кожу не садилась. Порог был не слишком длинный, всего около полукилометра, и перепад воды в нем составлял метров семь, но три метра из семи приходились на выходной каскад с крутым падением. За узким гребнем водоската река ревела, там кипел пенный котел, тяжко вздымались и опадали бурые водяные горбы, взлетали в воздух бестолковые брызги, в облаке водяной пыли висела блеклая радуга, а дальше был виден плес, струя порога никак не хотела сдаваться и простреливала плес до середины, но дальше река успокаивалась в болотистых берегах и медленно несла свои воды в озеро. Питер уверял, что от плеса до озера на веслах можно дойти за час.

– Четыре ступени, – Питер говорил неторопливо и веско, вроде бы не обращаясь ни к Вере, ни к Йорису, но Вера знала, что говорит он для них и только для них. – Ну, первую проскочим и не заметим… надводный камень и два обливных, от них мы уйдем. На второй ступени поворот, там нас прижмет к левому берегу, и пусть прижимает, справа камни… потом гранитная гряда поперек реки, проходы посередине – дрянь, в прошлый раз тут вообще не было никаких проходов… настоящий проход только справа, вон между теми валунами. Всем видно? Вчера я думал, что перед третьей ступенью можно пересечь струю траверсом, а сегодня нас навалит на гряду…

– Ночью вода поднялась, – робко вставил Йорис. Будто только что это заметил.

– Именно. Я тут третий раз прохожу, и каждый раз это разный порог. Значит, так: вначале идем на отрицательной скорости, в конце второй ступени делаем рывок и уходим к правому берегу. На повороте не даем себя слишком прижать и вон оттуда, – Питер размахнулся, испугав мошкару, и далеко бросил камень, – нет, не оттуда, а метра на три выше по моей команде начинаем работать. Все понятно?

– А четвертая ступень? – маясь, спросил Йорис. Он смотрел на гребень водоската и зябко ежился. Вера усмехнулась. Она была всего на полгода старше Йориса, но выше на целую голову и привыкла смотреть на него сверху вниз. Йорис не очень-то и возражал.

– Ты Смерть-каньона не видел, – сказал Питер. – Вот туда я бы второй раз не пошел. А этот падун я знаю. Если правильно зайдем в струю и хорошенько разгонимся, ничего он с нами не сделает, окатит только… Гряду бы проскочить, а там – дело техники.

Да, проскочить бы гряду, подумала Вера. Дальше – проще. Ну, в крайнем случае опрокинет… Если это произойдет после гряды, лодку так или иначе вынесет на плес, и она скорее всего не получит вмятин. У атмосферных разведракет прекрасные обводы – лодка идет, как нож сквозь масло, без всплеска. Вмятины на корпусе – это страшно. Сопротивление воды и вихревой след за кормой. Это называется турбулентностью. По ней нас обнаружит водяной слон.

– Может, лучше берегом? – спросил Йорис.

Вера почувствовала, что злится. Было прекрасно видно, что Йорису совсем не хочется тащиться по берегу с лодкой на плечах. Он слабенький. А идти в порог ему страшно. Много бы он сейчас отдал, чтобы заснуть и проснуться уже в донжоне. А какой хвост петушиный распускал поначалу – Питер его взял! Ронда просилась – не взял, Людвиг просился – не взял, а этого мальчишку взял почему-то. Устал мальчишка, выдохся еще на пути к водоразделу, в носу ковырять и то забыл, спотыкается на каждом шагу, так ведь на то и экспедиция. Чего ждал? Что еды хватит до возвращения? Никогда еще не хватало. Дурак и трус – спорит с Питером… С Питером спорить не надо, он лучше знает, что нужно, а что нет.

– Здесь скалы, там болото, – сказал Питер. – Если делать обнос, провозимся до вечера. Тогда в лагерь попадем не сегодня, а завтра. Устраивает?

– Нет. Кхх… – Йорис вдохнул мошку. – Кха!

– Пройдем! – Питер ладонью стукнул Йориса по спине. – И не то проходили.

Для большей остойчивости на дно уложили наскоро очищенный от сучьев ствол дерева, открытый нос лодки поверх ног Йориса затянули спальным мешком. Багаж увязали в узлы и закрепили веревками. Напоследок Питер осмотрел стоянку: не забыли ли чего? Вера знала, что не забыли, все вещи были в лодке, даже вышедшая из строя рация – лишний груз, но, может быть, ее сумеют оживить Уве или Донна. Рация была тяжелая и неудобная, когда-то она входила в комплект единственного на корабле спасательного вельбота и вовсе не предназначалась для переноски на спине. Связь с лагерем прервалась после того, как Йорис при загрузке лодки оступился и уронил рацию в воду. Вера вспомнила: Йорис еще там, за водоразделом, виновато пряча глаза, предлагал рацию бросить. Тогда она воспротивилась, а Питер даже не раскрыл рта и три дня тащил рацию через водораздел поверх своей ноши, втрое большей, чем у нее или Йориса. Рацию нельзя было бросать, во-первых, потому что даже сломанные вещи рано или поздно находят в лагере применение, вещи дороги, а во-вторых, нельзя провоцировать Стефана на нудное разбирательство, в ходе которого виновным неизбежно окажется Питер, – как только Йорис этого не понимает? Питер, конечно, и тогда справится, а может, ему даже удастся выставить Лоренца смешным, иногда это у него хорошо получается…

Вера обернулась. Питер выводил лодку на стремнину, его движения были точными, ни одного лишнего, ими можно было любоваться, и Вера залюбовалась. Она догадывалась, что это лишь один из рефлексов, многократно отработанных на сотнях стоянок и сотнях порогов десятков рек и речек, и она сердито отогнала мысль о том, что смешно любоваться рефлексом. Сожженное загаром лицо, очень светлые внимательные глаза, и весло в руках сидит как влитое, хоть от холода воды пальцы давно потрескались и кровоточат. У всех с пальцами плохо, один Питер никогда не ноет. Как он прошел по стоянке, как прыгнул в лодку, как внушает младшим внимательней слушать команды!.. В такого можно влюбиться. Неудивительно, что Ронда Соман вертится перед ним во всех видах, прохода не дает, а как он ее прозвал – Секс-петарда? Очень похоже. Нет, это Стефан прозвал… Белокожий Стефан. Надо с ней поговорить, чтобы бросила эту дурь: Питер – общий. Он – лидер. Наш настоящий вождь. Нет, когда-то и Стефан был ничего себе; это страшно, что сделала с ним власть, а лет через десять он окончательно обрюзгнет… Не хочу о нем думать. С Питером ничего не страшно. Пройдем. Что? Грести? Правильно, нужно войти в поворот точно посередине главной струи… вошли… а вот Йорису страшно, зря он так суетится. Уймись, глупый, с нами же Питер, а значит, все будет хорошо…

Уже на первой ступени лодку начало швырять. Совсем рядом с днищем проносились камни, заметные только по меняющемуся характеру струй и гладким, как стекло, неподвижным водяным горбам с беснующимися бурунными хвостами. Лодка не умела взлетать на валы, она протыкала их носом, и Йориса окатывало до подмышек. Вера охнула, когда во впадине между горбами ее весло скользнуло, не достав до воды. А Питер кричит… Йо-хо-о! Кричи, Питер! Мы должны тебя слышать. Мощная какая вода… Гребок! Р-раз! Еще! Ушли от камня… Теперь прижим… Вера неожиданно поняла, что нисколечко не боится. Нужно только внимательно слушать. Нужно делать так, как скажет Питер, он знает как, он все умеет. А вот Йорис чем дальше, тем больше боится, и гребок у него мелкий, суетливый… Сейчас нельзя бояться. Как ты гребешь, Йорис, Питеру же трудно, разве ты этого не понимаешь? Нас кренит… нет, выправились… Пора!!! Команда – и теперь только вперед, Питер на корме работает как бешеный, и лодка летит, пусть наши мышцы лопнут, но она должна лететь, ей надо успеть пересечь струю до гряды, вон он – проход, его уже видно, но как же до него далеко…

Вера слышала, как позади отрывисто кричит Питер – задает темп. Она чуть не улыбнулась между взмахами: мне не надо, а Йорис не слышит… Она знала, что Питер выкладывает все силы, и сама выкладывалась без остатка. Крайний камень в гряде надвигался с пугающей быстротой, в главной струе их снесло далеко вниз, но проход справа приближался с каждым взмахом весла, и Вера знала, что они успеют, непременно успеют, иначе просто не могло быть…

Они не успели. Лодка бортом налетела на валун, и тут же ее повалило набок.