29
Трудно уже было вспомнить, кто, когда и зачем пролил в этом месте некую зловредную химию, по указанию ли Бруно Лоренца это было сделано (непонятно, для чего отцу понадобились такого рода эксперименты) или по чьей-то бестолковости либо халатности (тогда почему в бортовом журнале нет записи о взыскании?), но на полоске тощей земли между новым навесом для торфа и старой кузницей никогда не росло ни клейкой травы, ни лишайника, и именно поэтому пришлось отказаться от мысли развести на лысом пятачке огород. Еще труднее было понять, почему это место исстари было облюбовано для проведения народных собраний – в тех, разумеется, случаях, когда по причине зимних дождей их не приходилось переносить в утробу корабля. Так или иначе, собирались здесь – и узнать норму на текущий день, и выслушать очередную филиппику Маргарет против плохого мытья рук и посуды, а иногда и вякнуть что-нибудь вразрез. Илья даже сколотил скамеечку на краю пятачка, причем во внерабочее время – числился за ним такой подвиг.
Сейчас на скамеечке сидел Йорис и лелеял распухшую ногу. Выглядел он скверно – одни огромные глаза, как на иконе, – и временами надрывно кашлял, сплевывая мокроту. К нему устремилась Маргарет и немедленно принялась мять колено. Йорис взвыл. Перебинтованный Дэйв угрюмо держался в стороне, на него больше не обращали внимания, выпустив вчерашний пар. Коренастую Веру застила толпа, слышался только ее голос, повествующий о каком-то катамаране, зато Питер был – вот он! – дочерна загорелый кумир с обтянутыми торчащими скулами и свалявшимися в грязный ком волосами, а все равно – красавец. Что ему сделается… И Секс-петарда, конечно, рядом.
Вернувшийся таки Питер Пунн… Прежде – было время! – близкий друг, понятный насквозь. Позже – увертливый, многослойный, как фанера, непонятный и непредсказуемый. Еще позже – снова понятный насквозь, но уже не друг.
При появлении Стефана все стихло.
– Рад приветствовать в лагере, – сказал Стефан. – Поздравляю с возвращением.
– Спасибо. Тронут. – В голосе Питера прозвучала ирония.
– Что живы – вижу, – сухо сказал Стефан. – Что не вполне здоровы – тоже вижу. Калечишь людей, Пунн.
Питер пристально вглядывался в его лицо. Зеленое, наверное, подумал Стефан.
– По-моему, кое у кого со здоровьем не лучше…
– Маргарет! – Стефан решил не принимать замечание на свой счет. – Как там?
Маргарет откинула волосы на плечо.
– Нога-то заживет. Температура высокая, и кашель мне не нравится. Боюсь, как бы не пневмония. Его в постель надо.
– Никакая у меня не пневмония! – завопил Йорис. – Обыкновенная простуда, только и всего. Никуда я отсюда не пойду! – Он раскашлялся и кашлял долго.
– Лодку, конечно, совсем доломали? – осведомился Стефан.
– Еще чего! Киль поменяем, днище выправим.
– Очень хорошо. Но только не «выправим», а «выправлю». Людей я тебе на это не дам.
– А я разве просил? – удивился Питер.
– Тем лучше. Сегодня отдыхай. Вечером сделаешь доклад о результатах экспедиции.
– Могу сделать хоть сейчас. Кстати, для всех я уже сделал доклад. Это ты долго спишь. Впрочем, специально для тебя могу повторить.
Он усмехался в лицо. Стефан заскрипел зубами. В висках заныло, и отозвался молот в голове. Дрянь у Маргарет снадобья… Дерьмо. Не лечат.
– Я не понимаю, – медленно начал Стефан, обводя глазами толпу, – почему скоро полдень, а до сих пор ни один бездельник палец о палец не ударил? Предупреждаю всех: если кто-нибудь думает, что ему простится сегодняшняя недоработка, то он крупно ошибается. Будете наверстывать как миленькие, рогом землю будете рыть…
Он бил их взглядом, и они отворачивались – даже Ронда. Даже Илья, Людвиг и Дэйв. Они не любили смотреть ему в глаза. Не выдерживали. Чаще смотрели в спину и мечтали о том времени, когда в их руках окажется бластер. Сегодня ночью они были близки к цели.
– А ну, марш по местам!
– Нет, – сказал Питер.
– Что-о? Поговори еще…
– Нет. Оглох? Еще повторить?
Так, подумал Стефан. Началось.
Теперь они стояли друг против друга, и остальные, кому не дано было участвовать в битве гигантов, окружали их кольцом.
– Работать, и немедленно! Я сказал!
– Никто не пойдет горбатиться, Лоренц. У нас собрание.
– Я не созывал собрания! – крикнул Стефан.
– Извини, мы забыли спросить, – съехидничал Питер. – Но может быть, ты все же дашь разрешение? А то мы без него никак не обойдемся.
В притихшей было толпе захихикали. Маргарет исподтишка делала понятные знаки: оставь их, уйди, нельзя сейчас…
Нельзя? Нет. Можно. Он их сломает. Как ломал много раз.
– Хорошо, – неожиданно спокойно сказал Стефан. – Объявляю собрание открытым. Слово тебе.
Кажется, Питер все же растерялся. Он явно не ожидал такой быстрой уступки и подозревал подвох. Не выдав себя ничем, кроме плотно сжатых губ, Стефан подавил желудочный спазм.
– Мы ждем, Пунн.
– Тебя что, уже много? – нашелся Питер.
Из-за его спины кто-то хихикнул.
– Что? – не понял Стефан.
– По-моему, ты один тут чего-то ждешь. Все уже услышали. – Питер обвел взглядом ряды своих сторонников, и хихиканье усилилось. Питер медлил. – Но если специально для тебя… и принимая во внимание твою роль как организатора экспедиции, прежде всего я должен тебе сказать…
– Прежде всего ты опоздал на целых три дня, – перебил Стефан. – Прежде всего из-за твоих затей срывается график общих работ. Почему, Пунн? Это я тоже хочу знать прежде всего.
– Почему? – Питер пожал плечами. – Как бы тебе объяснить… Задержались, вот и все.
Он улыбался. Ронда, толкая его в бок, пыталась что-то шептать на ухо. Питер не обращал внимания.
– За водораздел ходили? – спросил Стефан.
– Угу, – сказал Питер. Секс-петарда, теребя его рукав, зашептала настойчивей. Питер отмахнулся.
– Я так и думал, – сказал Стефан. – Все слышали? По-моему, было уговорено, что целью экспедиции является картографирование местности и, в частности, поиск удобного волока через водораздел. Поправь меня, если я ошибаюсь. Из-за твоей экспедиции все мы неделю сидим на голодном пайке и собираем для тебя лучшее. Потом ждем. Теперь ты являешься, опоздав на три дня, приводишь с собой двоих покалеченных – хорошо, что вообще приводишь! – и заявляешь, что решил прогуляться за водораздел. Я правильно понял, Пунн?
Питер кивнул.
– Ты еще не сказал, что мы вещи утопили! – крикнула из толпы Вера. – Так скажи! А я тебе не покалеченная! Если надо, я…
– Тихо! – крикнул Питер.
– Что «тихо»? Он же над тобой издевается!
– Точно!..
– Пусть Питер скажет, а не этот…
«Вот интересно, – подумал Стефан, – что будет, если меня сейчас вытошнит?» Он представил себе, что будет, и стиснул зубы. Нужно дышать понемногу, через нос.
Он видел: большинство на стороне Питера. Питер опять что-то придумал, какой-то новый финт. Без «махера» сегодня все равно не обойдется, но чем позже это случится, тем лучше. Надо согнуться – не настолько, чтобы они обнаглели, но пусть кумир дураков почувствует свою силу. Пусть он расслабится. И тогда я распрямлюсь…
– Ну хватит! – сказал Питер, пытаясь прекратить шум жестом руки. – Либо у нас собрание, и тогда я в нем участвую, либо у нас балаган, и тогда я лучше пойду высплюсь. Все поняли? Вера, ты извини. Тебе слова не давали.
– Насчет вещей – правда? – спросил Стефан.
– Мы нефть нашли, – сказал Питер, и все смолкло.
Стефан оценил силу контрудара.
– Здесь нет нефти, – возразил он. – Везде кристаллический щит – откуда нефть?
– Вера, покажи.
Вера побулькала остатками в прозрачной фляжке.
– Дай сюда!
Стефан понюхал черную жидкость, и его едва не стошнило. Действительно нефть. Он вылил несколько капель на землю и чиркнул зажигалкой. Нефть должна была впитаться, но, видимо, земля была чересчур утоптанной. Вспыхнул и задымил оранжевый огонек.
– Настоящая? – с усмешкой поинтересовался Питер.
Стефан кивнул.
– Где нашли? – спросил он.
– За водоразделом. Километров триста на север – северо-запад.
– Дай карту. Где?
– Вот здесь.
– Много?
– Можно набирать до тонны в день, а то и больше, причем без всякого оборудования. Сама течет. Кстати, и место для лагеря там самое подходящее.
Так.
Тошнота как-то пропала сама собой. Стефан напрягся, и раздвинулась вязкая муть перед глазами. Вот оно что. Питер дождался-таки своего момента.
Нефть. Много нефти, а значит, еды. Свершилось… Конец существованию на грани голода, сорокалетнему полету на последнем крыле. Восстановить прежнюю настройку «Ламме» совсем не трудно.
Еще при жизни отца после беглой разведки местности предполагалось перенести «Декарт» поближе к углеводородным месторождениям. Беда в том, что их так и не успели обнаружить.
– Что ты предлагаешь? – спросил Стефан.
– Неужели не понятно? – сказал Питер. – Пока мы еще живы, как можно скорее перебазировать лагерь через водораздел, конечно.
Он широко улыбался. Он был полон снисхождения к еще не поверженному противнику.
– Все так думают? – спросил Стефан.
Нестройный гул. Одинокое «нет» голосом Маргарет.
– Теперь послушайте меня, – сказал Стефан, и гул не сразу, но стих. – Нефть – это, конечно, замечательно, кто спорит. От имени всех присутствующих, а также от себя лично объявляю благодарность Питеру и его группе. – Ему показалось, что кто-то фыркнул, и он покосился на толпу. – Но если мы взрослые люди, а не сопливые дети, мы должны сто раз взвесить последствия предпринимаемого шага до того, как его сделаем, а не после. Верно? – Он сделал паузу, дождавшись первого неуверенного кивка. – Теперь рассудим логически. У нас здесь устроенный быт. Еды, правда, в обрез, но никто и не голодает. У нас есть свой дом, частокол и все такое – а что мы будем делать там? Жить в деревянных хижинах и забывать, что такое постель с подогревом? Я уже не говорю о научных приборах и всяких прочих всякостях. Если хотите знать, мы до сих пор не одичали только потому, что у нас был «Декарт». Это первое. Второе: если кто-то думает, что там придется меньше работать, то он крупно заблуждается. Мне сейчас даже представить себе трудно, сколько труда придется вгрохать в новый лагерь – а ведь здесь у нас все готовое! Третье. Я как капитан вовсе не собираюсь отключать маячок даже на один день и рисковать спасением колонии. Нас же ищут!
Он понял, что сделал ошибку. Этого лучше было не говорить. Пережидая хохот, Стефан облизнул губы и набрал в грудь воздуха.
– И вот еще что, – сказал он. – Если кто-нибудь знает, как нам переправить за водораздел всех нас плюс минимально необходимое оборудование, пусть выйдет вперед и скажет, а я обещаю выслушать. Это четвертое. – Он сделал шаг назад и вытер со лба пот.
– Какие проблемы, Лоренц? – сказал Питер. – Мы можем сделать еще две лодки. Верно?
Собрание одобрительно загудело.
– Зима на носу! – крикнул Стефан. – Дожди! Куда вы пойдете!
– Тем лучше. Больше воды в реках.
– И в болотах! По-твоему, все поместятся в лодках? Малыши не дойдут даже до водораздела.
– Чепуха, – улыбнулся Питер. – На этой планете нет ничего, с чем не мог бы справиться человек, поверь моему опыту. Можно перевезти всех за два-три раза.
– Ха! Пока будешь возвращаться за второй партией, первая перемрет с голоду. Ты этого хочешь? Этого, Пунн?
Питер сплюнул и растер плевок ногой. Стефан напирал настойчиво и умно, а вовсе не лез на рожон, как ожидалось. Все равно ему крышка. Это здесь, за частоколом, он – власть. Здесь он что-то умеет. Там будет иначе, и он это уже понял. Да и кто здесь этого не понимает.
– Я предлагаю начать подготовку немедленно. Кто согласен? Голосуем.
– Нет! – крикнул Стефан.
Его качнуло. Перед глазами плыли лица. Много лиц… чужие. Никто не ценит заслуг. Забыли! Никто не желает помнить, каких трудов стоило добиться, чтобы половина колонии не перемерла в первый же год, мало-помалу наладить сносную жизнь, обучить младших грамоте, отмыть, наконец! – и это при том, что каждый второй – псих, зовет по ночам мамочку и чуть что норовит опрокинуться на спину и завизжать в истерике… Вечная боязнь совершить малейшую ошибку, боязнь удара из-за угла… Неблагодарные свиньи, не видящие дальше собственного рыла! Весь лагерь – свинарник.
– Вы не будете голосовать. Я запрещаю! Я капитан!
– Дерьмо! – крикнул Дэйв.
Из толпы боком выдвинулся Людвиг.
– Мы будем голосовать, Лоренц. Пупырь, вернись!
– Чего там вернись… – пробубнил Анджей. – Против я, вот и все. Пусть Стефан решит. Ну вас…
– Тебе-то лучше бы помолчать, – заявил Питер. – Те, кто не работает, голосовать вообще не будут. Как-нибудь обойдемся без нахлебников.
– Я работаю! – закричал Анджей. От обиды у него навернулись слезы. Подскочив к Питеру, он пытался что-то сказать, тряся у того перед лицом уродливыми руками.
– Что-то тебя на торфе не видно. Эй, уберите заразного!
– Стоп! – крикнул Стефан. – Ладно. Анджей, ты за или против?
– Я против! Я ему сейчас такое скажу…
– Помолчи. Ты слышал: Анджей Рыхлик против. Маргарет, ты?
– Против.
– Двое против! – крикнул Стефан. – Ты слышал? Петра, ты?
Пухленькая Петра растерянно улыбалась.
– Я…
– Ну говори быстрей!
– Я… я не знаю… – Петра переступила с ноги на ногу и испуганно захлопала глазами.
Стефана подбросило:
– Что значит – не знаю?!
– Не знаю… – Петра вдруг расплакалась.
– Воздерживается, – быстро сказал Питер. – Петра Дорферкирх воздерживается. Донна, ты записывай. Двое против, один воздержавшийся. Надеюсь, меня не обвинят в давлении на голосующих. Людвиг Науманн, ты?
– За.
– Ронда Соман?
– За.
– Илья Черемшанов?
– Двумя руками.
– Уве Игельстрем?
– За.
– Дэйв?
– Да пошли вы оба в задницу!
– То есть воздерживаешься?
Дэйв мотнул забинтованной головой и перекорежился от боли.
– Нет. Я – за. Надоело.
– Вера?
– За.
– Маркус?
– За.
Стефан почувствовал, как по его спине бежит струйка пота.
– Агнета?
– За.
– Диего! – крикнул Стефан, выступая вперед.
Чернявый Диего перевел взгляд со Стефана на Питера.
– Я – за нефть…
– Йорис! – быстро перебил Питер.
– Я? Кхх… Я – тоже. За.
– Ульрика?
– За.
– Фукуда?
Маленький японец склонился в церемонном полупоклоне:
– За, пожалуйста.
– Инга?
– За.
– Киро, ты?
– За.
– Все? Кого нет? Зоя дежурит? И все равно один голос ничего не решает. Итог голосования, я думаю, ясен. Тринадцать – за, двое – против и один воздержавшийся.
– Я воздерживаюсь, – сказала Донна.
– Тогда запиши: воздержавшихся двое. Прошу прощения, забыл еще двоих: себя и… – Питер бросил взгляд на Стефана. – Значит, четырнадцать за и трое против. Полагаю, больше нет нужды возвращаться к этому вопросу. Подготовку, как и сказал, начинаем немедленно. Бездельников кормить не будем. Кто не согласен, может остаться здесь. Немощные, больные и симулянты получат столько еды, сколько они заслуживают. Впредь все важные вопросы будем решать сообща.
– Правильно!
– Голосованием…
– Стойте! – крикнул Стефан. – Вы ничего не поняли! Дураки! Он просто хочет занять мое место, ничего не сделав для вас!.. Он всех вас сожрет с потрохами!
Гвалт. Свист. Хохот.
– Мы уходим, Лоренц, – сказал Питер. – И мы возьмем с корабля все, что найдем нужным. Инструменты. Всю одежду. Синтезатор можно погрузить на катамаран…
– Никуда вы не пойдете!
Питер усмехнулся.
– Можешь присоединиться к нам. Я не против.
– Ни с места! – крикнул Стефан, расстегивая кобуру.
И сам удивился, насколько фальшиво и детски-беспомощно прозвучало у него это грозное «ни с места». Ребенок… Дети играют в недетские игры. В который раз играют.
«Махер» зацепился прицельной планкой и не лез наружу. Питер ухмыльнулся прямо в лицо: наверное, Стефан был очень смешон, дергая кобуру, – трясущиеся руки, лицо в красных пятнах… Жалкое зрелище, унизительное.
– Бластер мы тоже возьмем, Лоренц. Дай-ка его сюда.
Проклятое оружие застряло в кобуре. Кто-то из нетерпеливых кинулся на Стефана сбоку. Питер отшвырнул его взмахом руки.
– Давай свой пугач, Лоренц. Все знают, что он разряжен.
– Ни с места! – повторил Стефан.
Бластер оказался в руке, и кто-то один – Маркус? – отпрянул. И это было еще унизительней. Словно одинокий аплодисмент жалостливого зрителя, обращенный к актеру, провалившему спектакль.
– Три шага назад, – приказал Стефан. – Считаю до трех. Раз… Два…
Питер сделал один шаг. Вперед. Он все еще ухмылялся, но его ухмылка застыла, превратившись в маску.
– Три!
– Сзади! – крикнула Маргарет. Ей зажали рот.
Стефан зажмурился. Из дула «махера» вылетела молния и погасла в груди Питера. Раздался короткий шкворчащий звук, будто плюнули на раскаленную сковородку. Питер остановился, озадаченно разглядывая оплавленную пуговицу на фасаде робы. Если он и почувствовал ожог, то не подал вида. Он был удивлен.
Стефан ногой отпихнул того, кто подползал сзади под коленки – подлейший прием! За спиной мальчишка взвыл и покатился. Теперь Стефан целил Питеру в лицо. Он был тверд. Он был скала. Еще можно было взять ситуацию в свои руки. Запугать пшиком… И наступила тишина. Кое-кто попятился. И растерявшийся Питер еще не успел решить, что ему делать: восстановить на лице усмешку – символ победы и превосходства или принять позу покорности…
И тогда неожиданно громко расхохотался Дэйв и тишина кончилась. Словно выбили подпорку, удерживающую лавину смеха, и лавина рухнула. Ржали все. С подвывом стонали Илья и Диего. Гоготал, сгибаясь пополам, неторопливый тугодум Людвиг, держались за животы Киро и Йорис, сдержанно сипел Фукуда. Давились смехом Уве, Маркус и Ронда. Клокотал, потряхивая жиром, Анджей. Счастливо визжали малыши. И ухмылялся Питер, который начал понимать, что он выиграл, а Стефан проиграл…
Тогда Стефан бросил бластер в Питера и побежал.
Это было неожиданно, и он успел выиграть два десятка шагов, прежде чем они опомнились. Кинулись вдогон молча, смех как отрезало, и Стефан услышал позади себя топот ног. «Не пускайте в корабль!» – отчаянный крик Уве. Поздно, не успеют. А вот отрезать от пандуса – успеют…
Он влетел в аварийный люк и попытался захлопнуть его за собой. Мешал протянутый наружу кабель. Тотчас от крышки люка со звоном отскочил камень. А может быть, не камень, а нож. Хорошо, что каждая бесшовная труба была на учете – иначе за порохом бы дело не стало, может быть, даже бездымным. И свинцовая или стальная дура, неровная, как астероид, двадцать пять миллиметров калибр…
Стефан ушиб затылок: в аварийном лазе смогла бы распрямиться во весь рост разве что Юта. Несколько секунд перед глазами стояла тьма. Заклинить крышку никак не удавалось, и уже кто-то, вопя дурным фальцетом, дергал ее снаружи – нетерпеливый… Стефан облизнул губы. Неужели теперь – все? и не исправить?.. Чего только не было за сорок лет; ему так часто казалось, что он висит на волоске, что он поверил, будто это не волосок, а канат. Выходит, гниют канаты… Нет смысла здесь торчать, обязательно обойдут сзади; там не близкий путь, но первым делом попытаются взять в клещи… Пора. Стефан пополз на четвереньках так быстро, как только смог. Позади скрипело, и ширилась полоска света на стенках лаза. Успеть нырнуть в боковой штрек, прежде чем отвалят крышку и метнут нож! Пусть ищут. Быстрее!..
С коротким лязгом откинулась крышка.
