В комнату ее привели с завязанными глазами. Она сорвала с глаз черную ленту, огляделась и... Она испугалась. Впервые после вынесения приговора Сюзанна фон Гейрих по-настоящему испугалась.

Помещение никак нельзя было назвать «камерой». Ну, никак! Обычная комнатушка, будто в средней руки мотеле, только без окон. Спальное место со средней ценовой категории биотронными прибамбасами и стандартдиагностом. Средних размеров ти-ви в углу. Средних габаритов шкаф открыт и в нем висят, лежат ее, Сюзанны, тряпки, стоит ее, знакомая ногам, обувь. Средней высоты холодильник прижался к шкафу бочком. Дверь наружу мигает красными светодиодами замков средней степени сложности. А дверь в средних объемов санузел приоткрыта, и там виднеются раковина, душевая кабина и все, что надо постояльцу со средними запросами. Под ногами у Сюзанны мягкий пол с системой самоочистки, над головой мягко сияют уютные плафоны. Кондиционер, судя по ощущениям, работает в режиме «бабье лето». В общем, все средненькое, но милое, в среднем все хорошо, если забыть, что ты зэчка.

На спальном месте, на подушке, тесно прижавшись, лежат куклы, Жерофле и Жерофля. Ее куклы, родные. Совсем простые, выцветшие тряпочные куклы. Их маленькой-маленькой Сюзанне фон Гейрих подарила нянька. Может быть, нянька француженка сама их и смастерила, а скорее, купила на блошином рынке за грошик. Этих кукол нянька клала ей на подушку. Жерофле обязательно слева, а Жерофля непременно справа от девочки. Эти куклы «жили» вместе с Сюзанной в лицее, вместе с ними она переехала и в студенческое общежитие. Куклы соседствовали сначала с девочкой, потом с юницей, после со студенткой, а теперь будут соседками у зэчки. Страшно!

Страшно потому, что сразу вспомнился фильм с той же Бриджит Ли в главной роли. Фильм, где ей не брили голову, не переодевали в тюремную робу и не вталкивали в общую камеру, а, осудив, отконвоировали во вполне приличный гостиничный номер. Актрису в кино, точно так же, как Сюзанну в жизни, ожидали на подушках любимые игрушки из детства. В обнимку с плюшевым мишкой Бриджит провела ночь. А утром к ней пришли люди в белых халатах и уведомили: «Вы не вправе отказаться от участия в экстремальных мед. экспериментах. Из вас сделают берсеркера нового поколения и отправят на не покорную землянам-колонизаторам планету в параллельную непокорную вселенную...»

Года два тому Сюзанна случайно видела эту очередную лабуду с Бриджит Ли. Сюзанна, помнится, ехала отдыхать к морю на скоростном экспрессе, в «сидячке», соседнее кресло занял болтливый такой старичок и, чтобы избавить себя от словоохотливого попутчика, Сюзанна сунула голову в «дурацкий колпак». Из предложенных фильмов она выбрала кино с самым низким рейтингом кассовых сборов. Она надеялась посмотреть авторское кино, а вместо киноискренности напоролась на провалившуюся в прокате попсу. Вернее всего, провалившуюся по вине обилия искусственных спецэффектов, экономили на каскадерах и натурных съемках. Чем фильм закончился, Сюзанна уже не помнила, но догадаться было легко. Предсказуемость – залог коммерческого успеха, увы...

Сюзанна взъерошила волосы, тряхнула головой, закусила губу и еще раз внимательно осмотрелась.

Выход в Сеть, разумеется, отсутствует.

Она подошла к телевизору, включила – доступны всего два канала, «Информационный» и «Семейный». По «Информационному» как раз транслируется первый ночной новостной выпуск. Диктор говорит по-арабски. Перенастраивать язык вещания и вообще настраивать ти-ви панель Сюзанна не стала, просто выключила средней паршивости агрегат, но с весьма приличным «фильтром рекламы».

Она зашла в санузел, ополоснула лицо, вытерлась махровым полотенцем, вышла.

Подошла к запертой двери. По дороге дернула дверцу холодильника, заглянула внутрь, хлопнула дверцей. В холодильнике не особо богатый ассортимент «долгоиграющих» йогуртов, сырков и типа того. Есть все, чем можно перекусить. А где-то, безусловно, есть и посуда, надо только поискать.

Она подошла к наружной двери, и на дверной панели возникла проецируемая замком русскоязычная надпись: «Посторонним вход воспрещен! Время блокировки замка с 18.00 до 10.00. Ждите сигнала. Сигнал подается за 15 мин. до разблокировки и за 30 мин. до блокировки. Пожалуйста, не опаздывайте!»

Сюзанна выругалась, что ей вообще-то было несвойственно. Ни шиша Сюзанна фон Гейрих не понимала! Если не сказать еще грубее: ни черта! Или совсем уж грубо: ни хрена!..

Она выругалась не очень грубо и повалилась, в чем была, на спальное место. Легла в одежде, в обуви, головой мимо подушки, не притронувшись к куклам, закрыла глаза, и не подумав откорректировать освещение, жесткость ложа и все остальное. Так Сюзанна фон Гейрих выразила свой протест. Этим люмпенским постельным демаршем она протестовала... Она сама не понимала, против чего. Ведь глупо же, правда, протестовать против весьма приемлемого, хоть и весьма средненького уровня, комфорта? Даже если с утра за ней придут люди в белых халатах...

Фу! Фу, какая чушь лезет в голову! Жизнь – не кино. Жизнь гораздо страшнее. За нею сейчас обязательно наблюдают. Быть может, похожие на конвоиров самцы сейчас посмеиваются, пялясь на мониторы и... Чего «и», она не смогла придумать.

Она решила не спать, но заснула.

Она проснулась от мелодичного звукового сигнала.

В первые секунды после пробуждения она не понимала, где находится. Первые секунды минули, и она все вспомнила.

Вспомнила она и про то, что «...сигнал подается за 15 мин. до разблокировки...»

14 минут спустя Сюзанна фон Гейрих – в мятой одежде, с кое-как приглаженными, сальными волосами, – стояла напротив двери и гипнотизировала мигающий светодиодом замок до тех пор, пока подмигивание не прекратилось, и в замке щелкнуло.

Сосредоточенная, готовая к новым ударам Судьбы, Сюзанна толкнула дверную панель и шагнула за порог. Точно с головой в омут. И очутилась в просторном помещении, которое сразу же проассоциировалось у нее с реалити-шоу.

Да-да, именно в реалити-шоу можно увидеть нечто похожее, такие же масштабные и многофункциональные интерьеры. Вон, и кухонный уголок вдалеке виднеется, и длинный обеденный стол, а вон, в другом углу, стоят спортивные тренажеры, есть тут и лестница наверх, не иначе, на свежий воздух, огороженный высоким забором, есть и вставшие кружком диваны да кресла, а во-он там, наверное, кладовка с инвентарем для уборки, а там вон, кажется, вход в бассейн или в оранжерею. А вот и еще две двери, точно такие же, как та, которая только что открылась Сюзанне. И эти двери тоже открываются. Вот открывается дверь, которая поближе, и порог переступает одетая по-домашнему женщина лет сорока, полноватая, с приятным лицом восточного типа. А вот открылась и дверь, которая немного подальше, и перешагнула порог по-спортивному одетая, подтянутая девушка.

– Доброе утро, Люба, – обернулась на секундочку к спортивной девушке полноватая женщина, оглянулась, чтоб поприветствовать, и снова смотрит на новенькую и улыбается доброжелательно.

– С добрым утром, Роза, – ответила спортивная полненькой и тоже уставилась на Сюзанну, и тоже улыбается. – Привет, подруга! – Это она уже Сюзанне. – Как на новом месте спалось? – И не дожидаясь ответа: – Нас предупреждали, что привезут новенькую, но скрыли, что такую симпатичную. Мы все про тебя знаем! Проходи, здесь тебе рады.

– Проходи, девочка, не тушуйся, – мотнула головой Роза. – Пойдем, сядем рядком, поговорим ладком. – И она первой пошла к конгломерату диванов да кресел. – Пойдем, не бойся. Соседок подбирают по психологической совместимости, так что мы тебе понравимся, и ты нам.

– Я нам кофейка приготовлю, – Люба развернулась и двинулась к кухонному уголку. – Новенькая, ты мне уже нравишься!

– Любаша, ты ее пугаешь.

– Новенькая, я в хорошем смысле! В общечеловеческом. Мы не лесбиянки, мы, как и ты, стопроцентные натуралки. Для справки – под лестницей есть дверь в кабинет релаксации. Там имеется отличный набор игрушек для отличного секса.

– Любаша, не будь вульгарной.

Спортивная Люба изъяснялась на русском чисто, а полноватая Роза с едва заметным, как у Бриджит Ли, акцентом.

Многие алчут войти в Историю, воздвигнув собственный нерукотворный памятник. Русскоязычный мультимиллионер (что интересно – литовец по национальности, уроженец города Риги), потратил на возведение сего эфемерного памятника все личное состояние, вплоть до грошика, и таки добился ажиотажной популярности Великого и Могучего. Правда, имени почившего в 2032-м эксцентричного богача большинство из говорящих на русском европейцев уже и не вспомнят. Нерукотворный надгробный памятник получился, увы, безымянным.

– Усаживайся, девочка, где тебе удобно, – Роза села на диван, Сюзанна пристроилась на краешке кресла напротив. – В ногах правды нет, милая? – Роза закинула ногу на ногу и откинулась на спинку дивана, а Сюзанна, вся такая напряженная, немного шальная, осталась сидеть, стиснув колени, стиснув кулачки на коленях. – Я, Роза, как ты слыхала. Вон ту пигалицу, как ты поняла, зовут Любой. А ты – Сюзанна, правильно? – Роза делала вид, что не замечает напряженного состояния новенькой. – Не удивляйся, что я знаю твое имя. Нам вчера вертухаи по громкой связи сообщили и как тебя зовут, и по какой статье тебя упекли.

– Роз! – выкрикнула из кухонного уголка, откуда потянуло ароматом кофе, Люба. – Роз, про то, что нас предупреждали, я говорила! Ты ей главное объясни, не томи подругу.

– Главное, девочка, в том, что мы такие же, как ты... э-э... ничего, что на «ты»? Не возражаешь?

Сюзанна отрицательно качнула головой, скупо и коротко, но понятно – нет, мол, не возражаю.

– Мы, как и ты, отбываем пожизненное. Сама видишь, в каких условиях, на каком режиме. Жить, как сама видишь, можно, и неплохо.

– За что? – спросила Сюзанна. Произнесла с трудом, во рту у нее пересохло.

– За что отбываем? Тебя интересуют формальные обвинения Суда, или... э-э... за что нас на самом деле изолировали от Общества?

– Нет... То есть да... То есть я имела в виду, за что такие условия? В обмен на что?

– Ах, вот ты о чем! Я тебя поняла. Тебе тоже при транспортировке показывали киноглупости про тюрьму, что на воле столь популярны у разжиревшего плебса. Это конвоиры так развлекаются, собаки. Дураки. Когда-нибудь кого-нибудь из осужденных хватит инфаркт, и Служба конвоя еще поплачет, попомни мои слова, Сюзи... Можно, я буду звать тебя Сюзи?

Сюзанна кивнула.

– А я буду называть тебя Светой, можно?! – выкрикнула вопрос Люба, разливая ароматный напиток по чашечкам.

Сюзанна вторично кивнула, хотя Люба и не могла этого видеть, она стояла спиной и сосредоточилась на кофе.

– Видишь ли, Сюзи, дело в том, что чиновники из Службы исполнения наказаний очень-очень– очень дорожат должностями. Государственная машина, она ведь безжалостна. Вскроет зэк вены, объявят заключенные голодовку, и госмашина выплюнет из себя независимую следственную бригаду, состоящую из людей, которые тоже очень-очень дорожат должностями. И не дай бог, найдутся объективные причины, сподвигнувшие зэков нарушить режим, поспособствовавшие членовредительству. Не дай-то бог! Тогда шестерни госаппарата придут в движение и обязательно сбросят с чиновничьего пьедестала виновного, который обязательно найдется. Высшее чиновничество, видишь ли, заранее просчитывает, на чем можно поскользнуться, и загодя стелет соломку. Зэкам создают такие условия, чтобы для недовольства оставались лишь субъективные причины. Заботясь о нас, они заботятся о себе. В Службе исполнения сидят умные люди, а в Службе конвоя, сдается мне, протирают штаны легкомысленные идиоты.

– Я осенью простудилась, – заговорила на ходу Люба, двигаясь с подносом от кухонного уголка к островку диванов и кресел, – так меня на три дня в больничку возили. Это что-то! На воле я имела серебряную страховку, но больничка от Службы наказаний – это что-то золотое в бриллиантах и с изумрудами. Угощайтесь!

Роза взяла источающую аромат чашечку, поблагодарила кивком. Сюзанна поблагодарила взглядом. Люба села рядом с Розой, поднос с последней чашечкой поставила себе на колени.

– Вы говорили про формальные обвинения и действительные причины вашей... то есть нашей изоляции, – вспомнила Сюзанна. После глотка кофе сухость у нее во рту исчезла. Кофе был в меру сладким, как раз таким, какой Сюзанна любила. И, кажется, даже одного из ее любимых сортов. И приятно обжигающий.

– Не «вы говорили», а «ты говорила», – поправила Роза, сложила полные губы трубочкой, подула на кофе. – Не люблю горячий... Девочка, мы все здесь формально за покушение на убийство. Ведь и тебя, Сюзи, упекли за покушение, да? Голос вчера нас проинформировал, мы, извини, в курсе.

– Да, сфабриковали Дело с формулировкой «За покушение», – Сюзанна слегка расслабилась. Поерзала в кресле, пристроила локоть на подлокотник, поджала под себя обе ноги.

– Эй, подруга Светка! Обивку обувью пачкаешь! Ночные уборщики, дармоеды, халтурят, мы сами здесь все чистим, убираем, чтобы грязью не зарасти.

– Извините, – Сюзанна опустила ноги на пол.

– Не «Извините», а «Да ну тебя, зануду»! – У Любы на щеках образовались смешливые ямочки, улыбка у нее была доброй и какой-то уютной, успокаивающей.

– Девочка, и у меня, и у Любы «Дела» сфабрикованные, и не стоит на этом циклиться, – Роза пригубила остывающий кофе. – Видишь ли, я лично на самом деле сижу за работу в фирме «Победители». Формально прижать к ногтю фирму не вышло, и власти пошли другим путем, устроили пожизненное всем ведущим сотрудникам, кому за что. Всякая власть боится динамики, оттого и велась охота на «Победителей». Сегодня в чести один образ жизни, основанный на одних понятиях, завтра появится жизненная необходимость в смене ценностей, и меня амнистируют.

– Можно спросить?

– Сюзи, дорогая, я догадываюсь, о чем. Слыхала афоризм «Историю пишут победители»? Фирма «Победители» за определенную плату бралась переписывать страницы Истории. «Победителям» голословно и бездоказательно пытались инкриминировать прямую подделку исторических документов. Не имея доказательств, фирму пытались обвинить в подкупе ученых и деятелей культуры. В пресс-релизах фирмы, видишь ли, заявлено, что специалисты меняют прошлое при помощи магии, что никак не...

– А-х-ха-ха-а!.. – Звонкий смех Любы оборвал на полуфразе размеренную речь старшей подруги. – Света-ах-ха, ты оценила? При помощи ма-ха-ха-ги-ги-и! И лицензия на магические услуги есть! Думали-хи-хи, проскочит! Ах-ха-а не надо было выхо-хо-ходить из подполья! Легализоваться они, видишь ли, захо-хо-хо-хотели. Они еще в двадцатом веке, знаешь ли, подпольно брали заказы. Кто, скажи, победил во Второй мировой? Скажи, ты ведь в школе учила! Скажи!

– Союзники Соединенных Штатов и силы немецкого сопротивления в фашистской Германии, – оттарабанила Сюзанна, как на экзамене.

– Роза, скажи ей, кто на самом деле победил Гитлера! Скажи!

– Отстань. Лучше сама скажи Сюзи, за что отбываешь.

– За покушение на гражданского мужа. Чтоб я еще когда-нибудь связалась с турками! Понаехали тут! Тоже мне, европейцы во втором поколении, двух слов по-русски связать не могут.

– Любаш, прекрати. Я серьезно спросила. Не путай девочку, у нее и так «синдром Стендаля».

– Какой, какой синдром?.. Роз, я реально без понятия.

– Во Флоренции у Стендаля случилось переутомление от обилия впечатлений.

– Роз, если мне память не изменяет, он накропал «Красное и черное» подозрительно быстро, дней за двадцать. Роз, сколько бы взяли «Победители» за формирование мнения, что «Красное и черное» Стендаль списывал с черновиков... кого бы придумать?.. Во! Шолохова! Да, Шолохова! А-ха-ха... здорово, да? А-ха-ха...

– Любаша, пожалей девочку. Прекрати паясничать и объясни Сюзи, за какие грехи тебя на самом деле изолировали от Общества.

Люба еще разок хохотнула и вдруг резко спала с лица. Только что она лучилась солнышком, а прошли буквально секунды, и вот она сидит сгорбившись, словно на плечи ей лег непомерный груз грехов, опустив глаза, будто скорбит о себе прежней.

– Я сатанистка, – голос у Любы теперь тихий и с хрипотцой. – Ты не думай, Света, я не из тех психованных, что приносят жертвы и верят в магию, – помянув магию, она чуть заметно кривит губы. Не улыбка, а тень улыбки. Мимолетный и едва различимый контур месяца сквозь предгрозовые тучи. – Я разделяю взгляды, изложенные в апокрифе «Плохая весть». Читала?.. Ну, да. Конечно. Конечно же, нет... Нет, не было свидетелей Его сорокадневной голодовки в пустыне после крещения. Всему другому, связанному с Ним, свидетели были, а искушению в пустыне не было, нет... Нет, не было свидетелей, когда Он поддался искусителю, Он согласился быть Царем Мира, и... мы имеем то, что имеем... Если вдуматься, можно сойти с ума... Умнее принять все, как есть... Я приняла... Жрецам Вуду, тем сатанистам, что пляшут голыми и отсасывают у козлов, шаманам-наркоманам, всем разрешено проповедовать, а я... Ну, да ладно! Ладно! – и Любаша, хрустнув суставами, выпрямилась, выгнула спину дугой, выпятив острые грудки. – Ой, чтой-то кости трещат! – Она снова лучилась солнышком, погружения в готику как не бывало. – Пойду, займусь физкультурой! Кофий откушали? Давайте чашки, помою – и на тренажеры! Амнистироваться я хочу в тонусе!

Любаша гибко вскочила, мигом собрала пустые чашки на поднос и птичкой-ласточкой упорхнула, насвистывая мало кому знакомый, но сразу узнанный Сюзанной фон Гейрих мотив Марсельезы. Забытый мотивчик звучал кристально чисто, нотка к нотке.

Проводив ладную фигурку искусной свистуньи взглядом, Сюзанна встретилась глазами с Розой. С мудрыми глазами зрелой женщины.

– Как ты, девочка?

– Ничего... Ничего почти что не поняла. Вы обе надеетесь, что грянет революция, произойдет общественный переворот, смена ценностей, и вас освободят без всякой амнезии?

– А почему бы и нет? Во времена революций нарочито ломаются все прежние правила и устои.

– Но вы... мы отбываем пожизненное по уголовным статьям.

– Формально, девочка! И кому надо об этом известно. И потом, иных статей в Кодексе просто нет.

Сюзанна дернула подбородком, посмотрела на потолок.

– Нас сейчас подслушивают?

– И записывают, и пусть с ними. Все равно строже пожизненного срока наказания не бывает. При нынешней власти.

– Но... но с чего бы ей грянуть? Революции?

– Видишь ли, девочка, уверенный в завтрашнем дне человек обязательно начинает ворчать: «За меня все решили». Ворчун переименовывает стабильность в застой. Ему постоянно начинает хотеться то ли севрюжины с хреном, которая не по карману, то ли революции, и этим обязательно воспользуется тот умный солдат, что тайно мечтает стать генералиссимусом, скакнуть лихо из грязи да в князи. Девочка моя, подумай хорошенечко, чем ты не угодила сегодняшним властям? Чем ты опасна для нынешнего образа жизни и клише мысли? Допустим, ты и правда покушалась на чью-то одну жизнь, так разве есть смысл за это пожизненно изолировать тебя от всего Общества? – Роза понизила голос до шепота: – Между нами, Любаша, я подозреваю, и правда собиралась угробить своего турка, – и далее обычным голосом: – Да, девочка, теоретически за покушение можно наказать и пожизненным заключением, присовокупив, например, к основной сопутствующие статьи Кодекса, но, поверь мне, на максимум тебя осудили по каким-то совершенно иным причинам. Подумай, чем же ты все-таки не угодила властям, Сюзи?

– Я?.. Я не зна... Хотя... Да! Да, но... Я совсем не думала, что... неужели на самом деле это настолько?.. Я опубликовала в Сети свой студенческий реферат. На третьем курсе нам задавали реферат на тему «Альтернативные социальные системы». Про Кампанеллу, про всяких там толстовцев, анархистов, а я написала не совсем реферат. То есть, там было и про город Солнца, и про другое всякое, но были и мои мысли на тему власти. Я считаю, что управлять массами должны одаренные природой люди. Те, кого природа наделила талантами. Умеющие рисовать, с абсолютным слухом, одаренные – они избранные. Сама природа их выделила из остальной массы, разве не так? Разве это не знак? Это справедливо, потому что одаренные дети рождаются в самых разных по статусу семьях. И не нужно никаких выборов, и бесполезны интриги, и деньги мало что значат, если основной ценз – талант. Я понимаю, что талант тоже трудно оценивать, трудно сравнивать по талантливости, но одаренность нельзя имитировать! Одаренности нельзя научиться. Можно только родиться талантливым по воле природы, и надо к ней, к природе, прислушаться, надо ей подчиниться, это ведь так логично, и просто, да? Да ведь?

– М-да... в этом есть своя логика. Учитывая, что гений и злодейство несовместимы, в этом есть довольно интересная логика.

– Ерунда!

– Что «ерунда»?

– Про «гений и злодейство». Как бездарность сможет оценить, злодейство совершил гений, или наоборот? Никак! Бездарности не дано! Да что там гений, просто одаренный человек имеет право на... на... Вы ведь меня понимаете, да? Да ведь?.. Вот, например, все знают присказку: «истина в вине». В чем смысл присказки? В том, что пьяный несдержан в словах и легко может выболтать свои истинные помыслы. А как переиначили эту присказку люмпены? Пей, мол, и это есть истинно достойное занятие. У каждой медали две стороны, вы ведь меня понимаете? Да ведь?

– Не совсем, но у нас еще будет время поговорить. Сколько тебе поставили за реферат, милая?

– Тройку. Закончив Институт, я...

– Прости, перебью тебя. Где ты училась?

– В Институте Искусств, в Женеве, на факультете графики.

– Ты рисуешь?

– С детства, но... Как бы обьяснить... Я разлюбила рисование. Учеба отбила у меня всякую к нему охоту... Так вот, закончив Институт, я чистила комп и наткнулась на файл с тем рефератом. Сама не знаю, зачем я опубликовала текст в Сети. Его приняли к публикации без всяких вопросов.

– Текст прошел сетевую цензуру? Хм-м, кто-то из Комитета по Цензуре явно обеднел на весомый штраф и лишился места. Откликов пришло много?

– Полно разных, но, в основном, от интернационалистов и шовинистов. Первые писали, что природа-дальтоник, она наделяет людей талантами, вне зависимости от цвета кожи, и с ними я согласна, а расисты и шовинисты приводили статистику, что...

– Светка! – не дал закончить предложение окрик Любаши. – Кончай молоть языком! Айда, ко мне! В здоровом теле здоровый дух! Айда, подруга!

Любаша жизнерадостно крутила педали велоэргометра в относительном далеке от пятачка диванов и кресел. Любаша не слушала диалог Розы с новенькой и не пыталась прислушиваться, она вгоняла себя в пот так азартно и заразительно, что, взглянув на «подругу», Сюзанне тоже сразу же захотелось ощутить все радости сладких мук от работы молодых мускулов.

– Иди, девочка, – Роза встала с дивана. – Иди к ней. А я пойду, загляну в библиотеку, вон там у нас, за вон той ширмой библиотечный терминал. Загляну, посмотрю, что новенького поступило и, если ничего интересного, схожу во-он туда, там у нас келья для геймов. Без выхода в Сеть, образца «солитер», однако с игрушками на любой вкус. Иди, дай мозгам отдохнуть. В два часа займемся обедом, а потом снова поговорим, если захочешь... Ах, о чем я?!. Конечно, захочешь! Ты, девочка-умница, и слушать умеешь, и тебе есть, что сказать. Ты редкая девочка, Сью, я жутко рада, что тебя к нам подселили.