ЛЮДИ И ЛЮДИ
1
К Земле
День Земли угасал. Равнина, уходящая из-под ног Роско, справа и слева постепенно загибалась вверх и смыкалась там в обращенной к нему вышине, за тихо меркнущей линией солнца.
Холмы и реки, рощи и озера и лежащее впереди, в десятке дневных переходов, Срединное море с островами; забытые дороги и Старые Города, еще не полностью поглощенные лесами и сгинувшие в песках; крохотные искры — жилища людей, стоящие строго обособленно друг от друга, и скопления их — места, где люди встречаются и проводят время сообща, — все это располагалось на внутренней поверхности исполинского тоннеля, протянувшегося от Роско к Северному краю Земли, где всю ее опоясывает Хребет Инка и острия снежных пиков смотрят друг на друга сквозь солнце с противоположных сторон.
Море, равноудаленное от Северного и Южного краев, также почти смыкалось в невероятном круге. И солнце — разгорающаяся утром, ослепительная днем и потухающая к ночи продольная ось Земли — проходило по всей ее теряющейся в дымке протяженности.
Не видел и не увидит человеческий глаз замкнутого пространства — если это определение подходит для распахнувшейся необъятности — большего, чем то, что простирается сейчас перед Роско.
Однако Роско не испытывал ни малейшего трепета и благоговения. Такой и должна быть его Земля. Такой она была всегда: светлой, грандиозной и замкнутой.
Вдыхая по-особенному хрустальный, как это бывает на Земле вечерами, мягкий воздух, Роско развалился прямо в изумрудной траве, распустил застежки-ремешки у безрукавки сыромятной кожи. Кучу сброшенной меховой одежды он просто отпихнул пока подальше.
По воде близкой Большой реки поплыли оранжевые вечерние блики. Птицы в роще рядом допевали последние предночные песни. Река мерно несла свои поды, спускалась по вогнутой вдалеке поверхности Земли справа от Роско и поднималась слева.
От Южных скал, под которыми лежал Роско, гораздо более дальнюю даль Северного края было уже не различить. Лишь ясными днями и очень зоркому глазу видно, как с Хребта Инка стекают, рождаясь, облака. Запирающие этот край Земли Южные скалы вздымаются, гладкие, до самой, верно, линии солнца и всегда чистые. Северный край вечно затянут белесой мглой. За исключением курортных склонов, разумеется.
Роско нечего делать глубоко на Севере, но захаживал он и туда. Столько раз и так далеко, сколько и как ему требовалось.
…Роско протянул руку, нащупал за изголовьем пульт сервиса, и захватывающий вид исчез. Осталось широкое ложе под имитирующим муравчатую травку покрывалом. Изнутри нежно-палевый купол «кораблика» казался не таким и тесным.
Взгляд Роско остановился на длинных и узких — на одного — почти зеркальных дверях в перегородке, разделяющей «кораблик» на две неравные половины. Двери, плотно сдвинутые сейчас, доходили до самого верха купола. Зеркало было ребристым и лишь ярко блестело, ничего толком не отражая. Сброшенный ком провонявших потом мехов и кож валялся у противоположной стены, у люка, каким Роско пользовался на Земле.
Воссоздаваемая «корабликом» картина приводилась к настоящему моменту стандарт-земного времени, и Роско видел происходящее на Земле в данный конкретный миг.
«Блудный сын вновь и вновь возвращается домой, — думал Роско. — Блудный ли? Нет — сын-герой, сын-первопроходец, открыватель новых земель и племен. Вот только чуть-чуть обиженный судьбою, но от этого его еще больше любят и ценят».
Что бы там ни было, а эта выдумка затерянных в прошлом создателей с земными пейзажами прямо в «кораблике» в самые первые несколько стандарт-минут встречи постепенно сделалась Роско совершенно необходимой. После планет-месяцев, планет-дней мгновенно переноситься из очередного жаркого, промокшего, сухого, холодного, враждебного, доброжелательного, но всегда чужого мира в свой, родной и близкий, означало, что, несмотря на все пройденное, Земля помнит и ждет.
Роско с упрямством, которое позволял себе только в «кораблике», мысленно пожелал, чтобы стало немного потеплее. Разумеется, из этого ничего не получилось, и пришлось вновь обращаться к сервису. Поиграв его кружками, треугольниками и овалами, Роско установил желаемый режим.
Свет сменил оттенок, запахло разогретым лугом, на фоне звенящей птичьей трели потекла едва уловимая мелодия.
Сервис был устроен в расчете именно на Роско, который сам встраивать вокруг себя микросреду не мог. Невольно вспомнилась укутанная в меха фигурка за порывами метели на краю узкого ледника. Каково Анджелке было карабкаться следом за ним по заледеневшим скалам и каково будет спускаться от проплешины, оставленной теплым «корабликом». Этот их мир, полный льда и снега, как они сумели выжить там…
«Она доберется, ничего. Город-под-Горой. Это ваша Гора… Знали бы вы…»
Роско включил на внешней стене «кораблика» экран. Огромная тень закрывала привычно незнакомый рисунок созвездий. Земля надвигалась и меняла очертания, оставалась угольно-черным провалом на фоне звезд. Роско никогда не обращал внимания на звезды. В крайнем случае, его могло ненадолго заинтересовать местное светило, одно или два, или сколько их там будет. Но и то постольку поскольку. Экран, кстати, тоже был сделан специально для Роско.
Земля надвигалась и меняла очертания. Прямоугольник тьмы рос, стал сперва овалом, затем начал превращаться в круг. «Кораблик» подходил к Земле с торца, единственно безопасным способом.
Только абсолютная чернота земной брони не позволяла догадаться, как стремительно вращается вдоль оси невозможных размеров цилиндр. Но именно благодаря этому вращению — за четыре с малым стандарт-минуты один оборот — реки Земли текли, дождь падал из облаков на почву, растения тянулись к солнечной нити в центре, а люди и звери могли ощущать под собой твердь. Коснись же кто-то Земли снаружи иначе, как с полюса — например, Южного, куда и заходил без всякого вмешательства со стороны Роско умный «кораблик», — его постигнет участь сидящего на плоской бешено крутящейся карусели без ограждения. Напавшего или просто неосторожного отшвырнет прочь с ускорением большим, чем ускорение свободного падения внутри Земли.
Экран почернел. Звезд не осталось. Все они были теперь за спиной. «Кораблик» выбирал точный центр круга, равного по диаметру дневному переходу Роско. Впрочем, попыток выяснить это Роско не предпринял бы, даже имей он такую возможность.
Сейчас заботливое чрево Земли разверзнется, и впустит в себя «кораблик», и захлопнется за ним, отделяя от враждебности космоса драгоценного Роско. Роско, который принес землянам известия еще об одном мире, еще одной населенной разумной планете, которой достиг свет Земли. Принес правильно и без искажений. И без собственных пристрастий. Роско выполнил свою обязанность перед Землей, и она ждет его. Точно та, которую он видел только что, но уже настоящая. Словом, все, как обычно.
Однако теперь было иное. На этой заснеженной планете Роско столкнулся с таким, чего никогда прежде не бывало. Просто осмыслить такое невозможно, и самому Роско потребовалось перешагнуть буквально через свои представления и прежний опыт.
Ему помогла выучка и, конечно же, то, что он видел уже очень многое в своей такой отличающейся от судьбы любого землянина жизни. А еще — вера в непогрешимость Земли и ее силу. Ведь Роско и сам был плоть от плоти ее. Правда, на взгляд обыкновенного человека, каждого из населяющих Землю более чем тридцати, тысяч, — с рядом весьма существенных недостатков.
Если не сказать — уродств.
«Лабиринт»
Коридор сменялся коридором, шахта шахтой, уровень уровнем. Материал стен был все тою же бронею Земли, ее внешней оболочкой, сквозь толщу которой Роско следовало пройти самостоятельно от порта с доставившим его «корабликом» до светлых рощ и озер Юга — глухой, запирающей с торца крышки Земли. Пробираясь по «лабиринту», Роско опять невольно сравнил его с проточенным жучками старым деревом.
Роско очень долго учился ходить по «лабиринту». Мерцающие гладкие стены были абсолютно ровными; коридоры, спуски, подъемы и колодцы-шахты — неотличимыми друг от друга. С самого первого своего шага здесь Роско ощущал при себе нечто, условно названное им «проводничком», либо одобрявшее выбор, либо недовольное избранным Роско направлением. Вверх-вниз, вправо-влево, холодно-горячо… Затем он начал запоминать очередность, и вдруг — непонятно откуда к нему пришло понимание основных принципов устройства «лабиринта» в той его части, которую он проходил. Роско выяснил для себя самый короткий путь и стал придерживаться только его. Затем «проводничок» пропал.
Роско шел очень быстро, задерживаться в «лабиринте» не стоило. По многим основаниям. Потому хотя бы, что путь здесь занимает восемь-девять стандарт-часов, а Роско хотелось поскорее встретиться с Землей.
Налево, направо. Вверх. Прямо. Вперед и вверх… Имелись и другие, более веские причины, отчего ему всякий раз бывало не по себе в «лабиринте».
Рядом раздался легкий шелест. Роско запнулся. Сердце упало, но он сейчас же продолжил идти.
— С прибытием, мой Роско.
Роско шел.
— Ты не рад, что я тебя встречаю? Для тебя это совсем не неожиданность? — Выйдя прямо из мерцающей стены, Нока заступила ему дорогу. Роско шел.
— Я могла бы этого и не делать. Думаешь, было просто? Тебя так долго не было, Роско, мы все успели соскучиться. Роско, эй, я думала, тебе будет приятно.
Роско нырнул в ответвление в крутой шахте, выводящей сразу через два уровня. Ровный свет стен позволял отлично видеть дорогу. Отсюда он мог бы идти уже с закрытыми глазами. К концу «лабиринта» однообразие начинало вызывать глухую злобу, сказывалось напряжение нервов при каждом шаге здесь.
— Как тут интересно, Роско! Почему ты раньше меня сюда не приводил? Настоящие дороги, пещеры…
— Коридоры, — буркнул Роско. — А это называется «колодец». Берись за выступы, поднимайся.
— Долго подниматься?
— Не дальше Земли, могу обещать.
— Ты пробыл там, на планете…
— Очень долго, сама же сказала. Три месяца… три месяца по планет-времени, — поправился он, думая, что для Ноки это пустой звук.
— Вот удивительно, а у нас прошло почти полгода.
— Там дни длиннее.
— Как это?
— Слушай, ты не запыхалась одновременно лезть и разговаривать?
— Ничего, мой Роско, я сильная. И я могу подниматься вот прямо рядом с тобой, место же есть. Под винься только чуточку. Как это — дни длиннее?
— Еще узнаешь.
«Да она-то не узнает, ей Земли не покидать».
— Что там есть еще, Роско?
— Много холода.
— Какая там пища? Что там едят? Там растут деревья пай?
— Отвратительная. Там едят мясо убитых животных. Деревьев пай там нет.
— Какой ужас! Бедненький Роско. Я приготовила тебе целую корзину пай! Отдала ее Папаше Скину.
— Спасибо.
— Славненький Роско…
Они ступили в следующий коридор, и Роско устремился вперед — быстрый, во вновь напяленных шкурах, на голову ниже своей стройной загорелой спутницы. На Ноке были легкие шорты и короткая накидка-распашонка с глубоким вырезом.
— Как все же утомительно идти этими… коридорами, лазать по колодцам! Тебе это приходится делать каждый раз? О, извини, Роско…
— Ты же сильная. Как ты сюда попала? Откуда узнала, что я должен прибыть и где меня ждать?
— Какой ты, Роско! А узнать было проще простого.
Я только навестила Наставника Скина — и все. Ты ведь к нему?
— Да, я иду к Наставнику Скину, и тебе вовсе не нужно быть со мной сейчас.
— Ты будешь говорить им всем словами? Прости, прости.
— Я по-другому не умею.
— Ты злишься?
— Начинаю.
— Роско, ну почему ты всегда такой мрачный? Какая у тебя интересная одежда! — Нока решила, что тонко переводит тему. — Там, на планете, все одеваются так?
— Некоторые еще более так.
— Что? Я не…
— Вот видишь, не все можно сказать словами. Нам сюда.
— Роско, не злись. Я не люблю, когда ты злишься.
А знаешь, Краас построил себе новый дом. Он откололся от открытой семьи и заключил стандарт-годовой брак. Дом, говорит, выстроил для новой жены. У него пятая по счету. Я ее видела — настоящая красавица, ты обязательно влюбишься. Я сама в нее была чуточку влюблена. Хотя мне до нее далеко.
Роско бросил короткий взгляд на щебечущую Ноку. У нее были черные свободные волосы и черные, как агаты с горного озера Кан, продолговатые глаза. Прямой нос и сочные полные губы, открывающие белоснежную улыбку.
— Краас — длинное имя, из Переселенцев. Да я и так помню. Зачем Переселенцу новый дом и новая жена? Накануне…
— О, ну это же было почти сразу, как ты отправился, Роско. А Краас сказал, что хочет оставшееся время на Земле провести с любимой женой и оставить после себя наследника.
— И как, получилось?
— Еще нет. Похоже, она — ее зовут Ива — не особенно горит желанием. А так у нее останется грандиозный дом. — Нока хихикнула.
— Где это?
— На синем побережье. Искристый пляж, помнишь, мы бывали там?
Да-да, кажется, он что-то припоминает. Полеты на досках в длинном прибое. Ровный пассат шевелит твердые постукивающие листья пальм. Над Срединным морем царит климат тропиков. А еще можно отправиться к известному Серпантину на ближайших отрогах Хребта Инка, вот только он сомневается, что после проведенных планет-месяцев под секущим лицо ледяным ветром и в липком поту под шкурами ему скоро захочется видеть снег…
А ведь что-то там было еще. Что рождается в человеке, когда сидишь в относительном тепле и безопасности, а снаружи воет ветер.
Чувство родного очага…
— Я помню, — сказал Роско. — Там хорошо. Рядом, по-моему, роща этих самых древних деревьев… эвкалипты. Угу. — Теперь он окончательно вспомнил. — Как это Краасу разрешили там ставить дом?
— Да уж, видно, разрешили. Краас будет старшиной Переселенцев на этой планете. Ты уже назвал ее как-нибудь?
— Это придумают после.
— А планетники? Как они выглядят? Сильно отличаются от нас? Хотя это, конечно, не имеет значения.
— Почти совсем нет, — сказал Роско чистую правду. — Совсем, можно сказать, не отличаются.
— Ну, тогда Переселенцам будет легко, — сказала Нока с важным видом. Роско, поворачивая вслед за изгибом коридора, оглянулся на нее.
— Ты думаешь, будет легко? Думаешь, никакого значения не имеет?
— Разве бывало иначе? — Продолговатые, из горного озера Кан, агаты безмятежно распахнулись.
Роско не ответил не потому, что ему нечего было сказать. Он просто не успел.
Впереди коридор в невесть какой раз ответвлял боковые ходы. Они были значительно уже, правый вроде бы заканчивался близким тупиком. Свет из тупикового рукава вдруг резко усилился, одновременно становясь из теплого желтого ярко-зеленым, как молодая зелень.
«Собственно, почему — в невесть какой раз? В сорок четвертый на одиннадцатом уровне, если считать от порта с «корабликом» и если я не перепутал нигде повороты».
Роско думал так, а сам уже прижимал Ноку позади себя, распластавшись по правой стене. Быстро оглянулся. Коридор обратно шел, чуть спускаясь, длинный, прямой, бежать не было смысла.
Бежать в любом случае нет смысла. Остается надеяться, что пронесет, как с Роско уже бывало. Свечение, усилилось до ярко-голубого.
Роско постарался, чтобы от него исходили уверенность и сила, которые Нока обязательно воспримет. «Разговаривать словами» в этот момент не стоило.
— Ро…
Он надавил ей на плечо. «Все хорошо, — повторил мысленно, — все в порядке. Ничего не бойся. Это сейчас пройдет».
Девушка послушно замерла. Нужно было только не двигаться и ждать.
«В «лабиринте» наверняка полным-полно загадок, — размышлял Роско, чтобы отвлечься, — я не вижу и малой части. И не хочу. Недаром отыскал и теперь хожу только этим путем покороче. С меня хватает моих высадок, всего, что я имею там. А потом еще и здесь. «Лабиринт» вообще не нормален. От центральной оси, куда меня доставляет «кораблик» и где вообще не должно быть никакого веса, я должен, спускаясь — именно спускаясь, по внутренним ощущениям, — набирать его. А я иду, как просто по твердой дороге. Кто, интересно, кроме меня, понимает это на Земле? Наставники? Вряд ли. Не разобраться мне, видно, никогда».
Сияние сделалось нестерпимо белым. Прибавился гул — ощущение, как будто ты внутри гигантского колокола. Роско испытывал похожее однажды. Плато Кан знаменито не только озером посредине, но и древним огромным колоколом меж трех каменных столбов.
«И сейчас будет запах… вот он. Свежо и резко. И быстро пойдет на убыль… уже пошло. Ну, все».
— Ну, все, можно идти. Пошли, пошли, хватит дрожать.
Нока судорожно вздохнула, приложила руку к груди.
— Что это было?
— Понятия не имею. Было — и прошло, и хорошо, что прошло.
— Это… как будто из стены в стену лился поток пламени. Совсем белого и странно холодного. Он не обжигает, ты почувствовал?
— Ничего я не почувствовал, — Роско снова начи нал испытывать досаду. — Просто в «лабиринте»… бывает.
— Такое?
— И такое тоже. Ну, ты идешь, или остаешься, или еще чего? Лучше — еще чего. Как ты все-таки меня вычислила?
— И ты не знаешь, что это такое… — Нока рассматривала Роско с новым интересом. — Тебе, по твоим же собственным мыслям, «не разобраться никогда». А на счет Папаши Скина — все так, как я говорю.
Роско, окончательно помрачнев, двинулся вперед. Он так и не привык относиться спокойно, когда ему тыкали в нос его собственной неполноценностью перед другими. Для всех он был открытой книгой, которую может читать каждый, сам для нее, книги, оставаясь недоступным. Какое его дело, что между собой-то люди так общаться привыкли, но ведь то на равных! Но такова уж судьба Роско.
Проходя поперечный тоннель, где только что лился молочный огонь, Роско невольно задержал шаг, вытянул шею, заглянув по обе стороны в глубину. Такие же коридоры, только меньшего сечения, вот и все.
— Никакая ты не открытая книга, дорогонький мой Роско. Просто я испугалась. Терпеть не могу, когда пахнет — бр-р! — как в грозу. Ну, с запахом-то мы сейчас…
Роско втянул ноздрями моментально возникший вокруг них букет цветущей лалы, цветущего веретенника и цветущих мелких роз — Нока окружила их своей любимой гаммой.
— Представляешь, как взовьются наши, узнай они, что мы с тобой увидели?
— Ты делиться с ними собираешься? На прогулку сюда приводить? Или так покажешь — в мыслях?
— Нет, сюда нельзя. Папаша Скин разрешил одной мне, и то под большим секретом.
— Ты умеешь хранить секреты дольше одного стандарт-дня, что я — часа? Вообще секреты возможны между вами, нормальными людьми?
— Отыгрываешься, да, мстительненький Роско?
Еще как возможны, душевненький мой. Вот так, как ты сейчас изо всех сил стараешься кое о чем не думать.
Про то, что было. А ведь что-то у тебя есть…
Он остановился перед шахтой, пронизывающей уровни вплоть до последнего, выводящего уже на поверхность.
— Ничего у меня нет. Нока, тебе не пора?
— Куда?
— Ну… куда-нибудь. Не знаю, как ты сумела уговорить Наставника Скина, но, чтобы остальные видели, что ты встречала меня раньше их, не стоит.
— Пфуй! — Длинная тонкая кисть с безупречными пальцами описала презрительный полукруг. — Очень-то я их спрашивала. И ведь они все равно узнают от тебя же, простодушненький Роско. Не для того ли ты и идешь? А мне бы только поточнее про Переселение, когда оно? Сам понимаешь, знать первой после Роско… Краасу, хоть он и старшина, утереть нос.
Роско сдержался.
— Краас, может быть, когда-нибудь и сам узнает.
— Может быть? Когда-нибудь?
Роско очень глубоко внутри проклял свой язык. Но это — очень глубоко.
— Откуда мне знать о начале Переселения, — сказал он беспечно, — Роско этого знать не полагается. — И повторил: — Нока, тебе пора.
— Хм. Ну так и быть. Ты придешь взглянуть на новый дом Крааса?
— Если меня пригласят.
— Я тебя приглашаю. Сиинты, Тосы, Вике, Каабы, Флайк — вся наша обычная компания. Мы будем рады тебе.
— Мне придется говорить словами, — не мог не съехидничать он.
— Ничего, мы потерпим, — отпарировала она.
— Переселенцев ведь и так известят. Есть Настав ники. Будет обычный праздник…
— Мы хотим знать из первых рук.
— Все хотят этого от Роско.
— И потом, Краас желает предъявить тебя Иве. Он, по-моему, ее и покорил своим якобы тесным знаком ством с тобой, едва не дружбой.
— Едва. Никогда мы с ним не дружили.
— Во всяком случае, не к каждому придет Роско.
— Велика радость. То есть я хочу сказать — напоследок, что ли?
— Тебе трудно? Хоть бы и напоследок. А Ива остается одна…
— Перестань.
Нока наклонилась к его щеке.
— Все-таки гадко воняют на твоей холодной планете, славненький Роско. Почти так же гадко, как одеваются. Еще хуже. Уже чтобы только их отмыть и приодеть, Переселение необходимо…
…В доме, приютившем его, как и во всех жилищах тут, было не намного теплее, чем снаружи, только что метель не мела. А ходили здесь почти без одежды, одна Анджелка надевала длинные, до пят, платья с невероятно красивой вышивкой чем-то мелким и блестящим, переливающимся, Роско узнал, что это крохотные раковины моллюсков-паразитов, приживающихся на домашней скотине. Они могли приживаться и на людях. Длинными платьями Анджелка скрывала от гостя свою хромоту…
— …хотя в общей гамме есть что-то экстравагантное. — Нока сморщила нос. — Я, пожалуй, запомню и попробую оттенки добавить.
— Я приду в гости, но не сразу. Сама понимаешь, отнимет время дорога. Мне еще море надо переплыть, — Конечно, конечно, все эти старые дороги — для одного моего обожаемого…
Нока побелела, что при ее цвете кожи выглядело, как — «посерела». Отшатнулась. Взлетели на покатых плечах распущенные волосы, в свободном вырезе прыгнула смуглая грудь.
— Роско, — прошептала она. — На том перекрестке. Это были… Это был кто-то из?.. Да?
Роско, испытывая сумрачное удовлетворение, смотрел, как в длинных агатах закипает ужас. Потом кивнул. Нока закусила палец.
— Ты можешь не бояться, — сказал он. — Я не узнаю, что ты сейчас подумала. У меня же не получится.
И я не скажу никому. А в «лабиринте» бывает всякое, я говорил.
— Но это… это…
— Точно, — подтвердил Роско, — это они.
Нока пропала со слабым шелестом, остался только легонький след цветочных запахов, которые очень быстро рассеялись.
Вот так. В «лабиринте» ходит один Роско. Он уходит отсюда и возвращается сюда в одиночку, и незачем ему этот обычай нарушать. Это его «лабиринт». Должно же хоть что-то пусть не на самой Земле, так в толще ее стен принадлежать одному ему?
«Не верить в это, но думать-то мне так разрешается? А с загадками «лабиринта» я как-нибудь уживусь. И я ничуть не боюсь».
Роско безуспешно пытался обмануть самого себя. Он всегда боялся. Как любой землянин.
То, чем стращают непослушных детей. О чем рассказывают «страшные» истории ребятишки. Что приличные люди не упоминают вслух.
Что находится под негласным запретом. Табу.
Шагая на первую ступеньку лестницы, после которой останется лишь один тоннель, Роско спросил себя, видел ли он и в этот раз в гаснущем молочном огне очертания причудливой фигуры или ему показалось.
Первые два раза, что встречался в «лабиринте» с этим явлением, Роско сумел уверить себя, что — показалось.
«Ну и что вы скажете, Наставник, теперь?»
В этом, последнем, тоннеле Роско всегда пытался решить одну и ту же задачку, именно: в какой момент изгибающийся кверху коридор переводит силу тяжести из горизонтальной (по отношению к поверхности Земли) в вертикальную (по отношению поверхности к «лабиринту»). Пол изгибался, как крутая горка, за низким потолком его не было видно вперед дальше двух десятков шагов, и Роско всегда ошибался.
Широкий и совсем уже низкий проем — щель под нависающим камнем, заросшая высокой травой и кустами, — открылся вновь совершенно неожиданно. Уже утро, Роско шел всю ночь.
Он распахнул меховую одежду на бронзовокожей безволосой груди. Потянулся. Та самая Земля.
Роско поймал ладонью несколько капель теплого ласкового дождика и взглянул налево. Дом был на месте. Приземистый, сложенный из крупного, неровно отесанного камня, с торчащими под крышей концами грубых балок. Роско ждали здесь.
Наставник Скин вышел на крыльцо.
— Я вернулся, Наставник.
— Вижу, — у глаз Наставника Скина собрались обычные морщинки. — Ты в одежде планетников?
— Я хотел дать вам самое полное представление, как они выглядят там. Воочию, так сказать.
— Представление хоть куда. Особенно… ароматы. Это дикари? Как на Горане или Омме?
Наставник Скин сделал едва заметное движение ладонью, и запах шкур пропал.
— Не совсем.
— Впрочем, это неважно. Мы успеем узнать от тебя. Проходи в дом.
Из-под скал с выходом из «лабиринта» к дому не вело ни тропки, зато с другой стороны подходила старая заброшенная дорога через рощу, и отсюда Роско дальше отправлялся по ней. Заросшая высокой травой, дорога была пустынна на всем протяжении, пока не сворачивала вниз к реке. Там Роско оставил плот для переправы.
Через половину стандарт-часа к собравшимся в большой комнате с камином, в котором спокон веку не зажигалось огня, Роско вышел несравненно более чистым и чуть влажным. На продожительный отдых он не рассчитывал. Перед первым выходом Роско с принесенными данными вообще чем меньше пройдет времени, тем лучше. Считалось, что это снижает возможные искажения, возникающие от впечатлений Земли. Так говорили Наставники.
«А зачем, спрашивается, «кораблик» сразу показывает мне свой картинки?»
Роско не спрашивал вслух. Он здесь не для того, чтобы спрашивать.
На столе возле его места стояло блюдо пай, Нока сказала правду. Корзину Роско заметил в углу.
— Ты будешь, по обыкновению, говорить? Как тебе удобнее, мальчик? — Наставник Скин отодвинул для него кресло.
— Да, если можно, не будем ничего менять. Мне так удобнее.
Четыре из семи кресел были уже заняты. Троих Наставников Роско помнил, один незнакомый. Они все чем-то похожи между собой.
Седина густых причесок и загорелая кожа. Атлетические, несмотря на возраст, фигуры. Легкие светлые одежды. У Глооба, Наставника Переселенцев, очень ясные, пронзительные голубые глаза, цвета воды Срединного моря, когда ее пробьет солнечный луч.
— Мик и Сват, конечно, ждут, пока соберутся все, кроме них. А вот и они.
Точно так, как в случае с появлением Ноки в «лабиринте», Наставник Мик и Наставник Сват в сопровождении легкого шелеста появились прямо в своих креслах. У Наставника Свата в крепкой загорелой руке красным отсвечивал бокал.
— Прощения, прощения, друзья! У моей второй правнучки только что родилась двойня! Мы праздновали. Девочки.
— Девочки? Отлично. Мои поздравления, Сват. Новые землянки внесут свою лепту в великое дело Переселения!
— Благодарю, Глооб, благодарю…
Но они сказали это вслух, хотя могли бы обойтись без слов. При этом Наставник Сват мельком оглянулся на Роско. Значит, решил Роско, вид любезности с Наставником Глообом Наставник Сват сделал для него, не более.
С некоторых пор Роско сделалось многое понятно в Наставниках.
— Переселение — великая миссия Земли! — провозгласил Наставник Гом. — Мы все работаем для нее, все служим ей.
«Особенно те, у кого, как у тебя, короткое имя. Посмертные земляне. Даже детей в Переселение отдают не всех».
Но Роско пресек свои мысли. Он научился этому, правда, сейчас не был уверен, что у него получилось вовремя. С Наставниками это редко проходило.
По тому, как мало сказано слов о Земле с ее великой миссией, Роско понял, что что-то из принесенного им Наставники уже уловили. И уже обеспокоены.
— Я говорю, — начал Роско, и все смолкло. — Планетные характеристики следующие. Масса — один двадцать пять стандарт-единицы. Время обращения вокруг центрального светила — один и восемь стандарт-земного года, вокруг собственной оси — два и один, планет-сутки почти равны двум. Удаление от звёзды — один и девять. При классе и светимости местного солнца, которое приближается к единице, среднегодовые температуры почти вдвое ниже…
Роско выдавал цифры и термины монотонным скучным голосом. Они почти ничего не значили для Наставников. Все это, затверженное Роско с экрана в «кораблике», было не более чем ритуальными словами, «молитвой» — как, недобро усмехаясь, назвал ее Наставник, обучавший Роско обращению с «корабликом». Того Наставника, не то погибшего по нелепой случайности, не то ушедшего в какое-то из Переселений, на последних этапах сменил Наставник Сват. Для Наставника Свата слова «молитвы» не означали вообще ничего.
Так же было бы и для Роско, не пойди исчезнувший Наставник гораздо дальше предписанных рамок и не объясни любознательному и пытливому мальчугану многое.
— Крупный материк один. Из-за сильного наклона планетной оси там почти не прекращаются ветры, которыми обмениваются полярные океаны. Материк вытянут по экватору…
— Как наше Срединное море? — спросил тот из Наставников, которого Роско не знал.
Роско вопросу удивился. Во-первых, перебивать Роско, пока идут цифры, не принято. «Во время «молитвы» — да хранят молчание», — вспомнилось. Во-вторых, хотя Наставники, в отличие от практически всех остальных землян, и разбираются несколько в устройстве планет и звездных систем, никому из них не вздумалось бы решиться сравнить что-то там со строением Земли.
Земля превыше любого мира. Земля неприкасаема и несравнима.
Наставник сказал бестактность, почти ересь. Другие взглянули на него с некоторым презрением.
— Это кислородно-азотная планета. Вредных при месей в атмосфере нет, — продолжал Роско, как бы не услышав. — Болезнетворные, опасные человеку, под разумевается, микроорганизмы легко ликвидируемы. Почти нулевая сейсмическая активность. — (Тот На ставник поднял брови. — Он и этого не понимает? Разумеется, на нашей твердой Земле…) — Растительный мир беден. Представлен в основном лишайниками, стелющимися породами хвойных. Исключение составляют довольно крупные и многочисленные колонии мхов, не имеющих постоянной связи с грунтом. Перемещаются с края на край континента под действием ветров. Этакие большие зеленые колеса. — Роско стал говорить свободнее. — Именно они составляют основную пищу кочующих следом стад травоядных. Животные млекопитающие. Теплокровные. Два-три вида хищников и десяток видов птиц без определенных мест гнездований. Скорее всего, именно океаны насыщены жизнью. Такова общая картина. Я сказал.
По Наставникам прошло движение. Они как бы незаметно перевели дух. Однако сейчас же подался вперед Наставник Глооб:
— То есть кислородный комфорт и неограничен ныепищевые ресурсы при легко достижимой стериль ности?
— Так. За исключением вечной метели, там бояться нечего. Я высаживался без дополнительных… сложностей.
Наставники откровенно переглянулись. Что это означает, им было известно.
— Ну, мальчик, — сказал Наставник Скин, — я и не припомню, чтобы для Переселения выпадали на столько удачные условия. Подумать только, кислородный мир, почти нормальная тяжесть, знакомый спектр солнца, отсутствие стойких бактерий и вирусов… Тебе повезло, мой мальчик, Земле повезло. Нам всем.
«Повезло, — подумал Роско. — И не только нам».
— Что ж, мальчик, переходи к главному. Действительно, почти идиллия для следующего шага Земли. Но ведь ты сам понимаешь, мой мальчик, дело не в этом. Расскажи о планетниках. Что они из себя представляют. Я уже продемонстрировал Наставникам их общий вид, как ты показал мне. Все согласны, что Земле приходилось иметь дело со столь примитивными расами. А эти еще и в чем-то определенно схожи. Подробности, будь любезен.
— Прежде всего интересует примерная численность населения, как сам знаешь. — Наставник Глооб продолжал сверлить Роско своим пронзительным взглядом. — То, что прежде всего влияет на количество Переселенцев. Назови хотя бы в самом общем приближении.
Роско собрался. Да, он скажет. Хотя они наверняка уже прочли в нем.
— На всем материке я обнаружил не более десятка, ну, нескольких десятков поселений, очень небольших, по нескольку сотен, по тысяче или две жителей. И один главный город, тысяч на пять-семь. Есть еще разбросанные фермы, одинокие хутора. Большинство из них связаны друг с другом очень слабо.
— Этого не может быть! На такой перспективной планете! — не удержался неизвестный Наставник.
— Подождите! — Наставник Глооб произнес вслух, остальные просто посмотрели.
— Как это понимать, Роско? На огромном материке в каком-то одном-единственном месте живет кучка дикарей, и больше никакой разумной — хотя бы на более низких ступенях — жизни? Ни племен кочевников, ни собирателей подножного корма? Или эти крохи разбросаны по всему материку?
— Нет, они действительно в одном-единственном месте, так.
И Роско представил как можно точнее, чтобы Наставники могли убедиться, как часами смотрел он на однообразие заснеженной равнины, проносящейся под «корабликом». На редкие возвышенности, темные массы кочующих животных и чуть более светлые, отдающие в зелень, движущиеся поля перекати-мхов. Как искал признаки искусственных сооружений на чистых от снега частях побережий. Высматривал в разрывах туч внизу ночные огни. Как уже почти совсем решил, что этот мир лишен разума и Переселение не состоится, когда…
— Да-да, мы видим вместе с тобой, это так, мой мальчик, — сказал Наставник Скин. — Ты проявил на стойчивость, это похвально.
— Чем они там занимаются? — Наставник Сват не выпускал бокала из руки. — Каков их уровень развития?
— На фермах, да и вообще — скотоводством. Они держат в загонах две породы скота, заготавливают им на корм мох. Мясо животных идет в пищу, из жира получают вещества для освещения жилищ, из шкур и кож — одежду. Охотятся. На побережье к океану они не вышли, так что морских промыслов не знают. В двух-трех поселках покрупнее и самом Городе существует подобие ремесленных производств. В основном это оружейные и швейные. У них очень красивые традиции в шитье предметов одежды и изготовлении оружия. И этому посвящены, бывает, целые предания… Да и не этому одному…
Наставники вновь запереглядывались. Роско пришлось рисовать в памяти, как выглядит горн, наковальня, на которой раскаленные добела полосы металла обретают вид ножей, наконечников копий и стрел, как куются штучные вещи, изукрашенные резьбой и насечкой, и для чего в итоге все это предназначено.
— Это немыслимо, — сказал неизвестный Роско Наставник. — Культура, познавшая металл и огонь, просто не могла развиться на столь ограниченном ареале. Как они живут, в смысле, их общественное устройство? Есть у них какие-нибудь старейшины, которым все подчиняются, главы рода? Понимаешь меня, Роско?
— Да, я понимаю. На хуторах и фермах — да, это обычно старшие в семьях. Или наиболее сильные физически среди нескольких семей. В городе существует что-то вроде выборного на срок управителя с помощниками. В его ведении находится организация меновой торговли и создание запасов на случай каких-либо бедствий. А также поддержание порядка между жителями. Недопущение взаимонасилия, — вновь вынужден был он пояснить.
— Ты хочешь сказать, что они применяют свое примитивное оружие и против друг друга тоже?
— Случается. Сам я свидетелем не был, но, судя по рассказам, несколько планет-лет назад случилось крупное столкновение между двумя самыми большими по селками и Городом. Выпало подряд несколько голодных лет… планет-лет, а у горожан еще оставались за пасы…
Роско поймал себя, что говорит, будто оправдываясь. И заодно отметил реакцию Наставников. Не всех, но большинства. Конечно, планетники — дикари, чего от них ожидать, грубых, примитивных, все такое…
— Мне не совсем ясно, — вдруг заявил Наставник Глооб, — что все-таки из себя представляет их раса? Чисто внешне хотя бы. Нет, я имею в виду именно физические признаки, а не предметы одежды этих варваров, так умилившие нашего Роско. Что они двуногие и прямоходящие, мы усвоили. Но — детали? А, мальчик Роско? Что-то я плохо рассмотрел из твоих картин, что ты нам представлял. По-твоему, они получаются слишком уж схожими с нами, землянами. Или только с тобой, красавец Роско?
— Наставник, Наставник…
— Не беспокойтесь, Скин. И вот еще что. Как-то невнятно обозначено его, нашего Роско, общение с планетниками. Он говорит, что обошелся без, как он выразился, сложностей. Это что же — без помощи «кораблика»? Совсем, и в этом смысле тоже? Фантастический случай — чужая планета, иной разум, а наш Роско болтает внизу, словно там родился, и никакие вспомогательные средства ему для этого не требуются.
Поглядите сами, Наставники!..
Словно горячие липкие пальцы зашарили у Роско в затылке. Удушливый компресс, что лежал на мозге с начала беседы, и это повторится не раз, и продлится еще долго. И вообще на Земле ему никуда не уйти от этого. Никогда.
В детстве было проще. Просто тишина, темнота и немота — и все. Роско хотел бы вернуть те времена. Несмотря ни на что, в такие вот минуты — хотел бы.
— Начиналось с языка жестов, Роско? Или вы друг другу просто тихо улыбались? Они тебе поведали свои красивые предания мимикой?
— Не берите крайности, Наставник. Роско нельзя не верить. Он просто неспособен…
— О том я и говорю, Наставник Скин. Говорю вслух, чтобы Роско нас услышал, а вы все… Да вы взгляните сами, что он нам принес! Может ли такое быть? Всмотритесь поглубже, повнимательнее в нашего незаменимого Роско. Во имя Земли, во имя Переселения!
«Вот до них и начало доходить, — думал Роско. — Вот и начали понимать. Кто захотел».
— Континент — пологая равнина с редкими холмами. Лишь в одном месте высится гора. Она невообразимых размеров для того, кто, как я, не видел Землю снаружи. То есть для всех без исключения землян, вместе с вами, Наставники. Под нею и расположен город и основные поселения — гора дает им защиту от ветров на половину их планет-года, когда ураганы особенно свирепы. Так и зовут: Город-под-Горой… Я разговаривал на стандарт-земном языке, Наставник Глооб. Правда, я не сразу узнал его, настолько измененный…
— Если Земля уже подвергала Переселению эту планету, они могли перенять и сохранить языковые основы… — неуверенно начал кто-то.
— В анналах Земли этого нет! — отрезал Наставник Мик. — Земля никогда не является в один и тот же мир дважды!
— Переселенцев языками планетников наделяет сама Земля, — добавил Наставник Глооб. — Стандартязык Земли не подлежит передаче.
Роско продолжил, ни на кого не глядя:
— Их предания действительно интересны, Наставники. Некоторые очень красивы. Об их холодных равнинах и о храбрости охотников на чапанов — есть там такой зверь, сильный и страшный. Предания о любви и верности, о силе и счастье, победе и удаче. Есть предания, — Роско прикрыл глаза, — и о звездном пути, и о доброй далекой матери-Земле… Там просто утратили изначальный смысл образа, да и произносят немного по-иному.
Мозг будто запутался в горячих тяжелых нитях. Роско чувствовал, что Наставники по-настоящему пытаются распознать, что стоит за его словами на самом деле. Он не мешал им. Наставник Глооб… вот этот точно не захочет.
— Наставник Сват, припомните, вы демонстрировали мне одно устройство. В Доме Наставников, что близ Старых Городов. В «кораблике», говорили вы, я найду точную копию. Попробуй уговорить или хитростью взять у какого-нибудь планетника немного крови, влей ее в прибор, и после твоего возвращения Земле будет гораздо проще готовить новое Переселение.
Земля сможет узнать многое (если не все) о планетниках, о строении их тел и подготовить Переселенцев. Там еще появляется в окошечке такое изображение из чередующихся тонких и толстых разноцветных линий.
— Верно, Роско! — Наставник Сват звонко хлопнул себя свободной рукой по лбу. — Как я мог забыть! У тебя получилось? Дикари коварны…
…Анджелка с робкой улыбкой протягивает руку. На тонком сгибе нежная кожа и видна жилка.
«Пожалуйста, Роско, если тебе нужно. Сколько хочешь, хоть всю».
«Это нужно прежде всего для вас, Анджелка. Не бойся, это совсем не больно».
«Я не боюсь»…
— У меня получилось, Наставники. Только ведь до того, как проделать это с тем, кто… в общем, я попробовал поместить туда собственную кровь. Признаюсь, я проделываю так почти на каждой высадке. Если, разумеется, к местным планетникам этот способ применим. Из чистого любопытства, поверьте. Мне бывает интересно увидеть разницу. И она, случается, настоль ковелика… А в этот раз разницы не было. Рисунок линий и цветов совпал абсолютно. Я, конечно, только Роско, хотя все-таки тоже землянин, но, может, стоит попробовать чью-либо еще кровь? Например, вашу, Наставник Глооб.
Задохнувшегося от ярости Наставника Глооба остановил жестом Наставник Гом, и на сей раз Наставник Глооб подчинился. Роско взял из блюда овальный крупный пай, стал жевать, не чувствуя вкуса.
После продолжительной паузы, во время которой, как Роско догадывался, Наставники обменивались мнениями и впечатлениями без слов, к нему обратился Наставник Скин.
— Предположим, все так, мой мальчик, — проговорил он, — поверить трудно, но предположим, хотя ошибаются все, даже Роско. Тем более какие-нибудь древние малонадежные устройства. Наставник Сват, это не в ваш адрес, вы понимаете. Но тогда…
— Слушайте, Глооб, а вам не кажется, что так будет еще легче… — Наставник Гом осекся.
— Но тогда, мой мальчик, — продолжал Наставник Скин вкрадчиво, — какой вывод ты делаешь для себя? Произнеси это. Скажи. Пусть это прозвучит вслух.
Роско набрал в грудь воздуху.
— Тогда, — сказал он твердо, — это может означать лишь одно. Что Земля существует не в единственном числе. Не как убежден каждый землянин с самого рождения. Не как его учат, внушают ему всю его жизнь, и не как он привык считать единственно правильным и возможным. Земля на своем пути — не одна. Или была не одна. В любом случае, там, внизу, наши братья по разуму и расе, и мы обязаны решить, что можем сделать для них.
Так Роско произнес сразу две самые страшные ереси и нарушил одно из самых страшных табу. В запасе он имел еще три и при необходимости нарушил бы и их.
Но сейчас он об этом не думал, он просто сказал и ждал, что будет дальше.
«Иди, Роско, иди…»
Все закончилось, когда за окнами уже стало смеркаться. Роско был послушен, отвечал, еще и еще раз проигрывал в памяти все, что ему велели. Кое-кто из Наставников исчезал и затем появлялся вновь в своем кресле. Роско не особенно интересовало, куда они отлучались и зачем. От прохладного и обычно такого нежного вкуса пай к концу дня ломило скулы. В блюде выросла гора двойных овальных косточек.
На широких ступеньках крыльца, куда он смог наконец выйти из комнаты с креслами, Роско потянулся, сел. Наставник Скин был подле.
— Ну, мальчик, чувствуешь себя выпотрошенным?
Еще бы.
— Наставник, я их убедил?
— Не всех, но некоторых.
— Наставник Глооб…
— Его можно понять. Схема Переселения ломается. Мне самому очень и очень не по себе.
— Переселение может не состояться?
— Переселение состоится во что бы то ни стало.
— Но… — Роско был ошеломлен. — Как и… зачем, если там внизу не обычные планетники, а такие же люди, как мы?.
— Еще не известно наверняка, — вставил Наставник Скин.
— Планета не имеет своего разума, и Переселение теряет смысл, Наставник! Если только я верно понимаю смысл Переселения… Или нет?
Наставник Скин положил ему руку на плечо. На крохотный миг Роско сделался маленьким мальчиком, сиротой. При самой первой встрече Наставник Скин, совершенно точно такой же, как сейчас, положил руку на исцарапанное, почерневшее от дикого загара плечо и улыбнулся. И вся жизнь перевернулась для Роско, который Роско тогда еще не был.
Миг проскользнул очень быстро.
— К чему было, чтобы еще кто-то знал, что мне пора прибыть?
— Еще? — Роско показалось, что Наставник Скин вздрогнул. — Ах, ты имеешь в виду девочку… Роско, возмужав, ты огрубел. Она так молода и так искренне относится к тебе.
— Но указывать ей «лабиринт» было лишним, На ставник.
— «Лабиринт»? Вот как? Погоди, я понял. — Наставник Скин нахмурился. Роско приложил все усилия, чтобы их с Нокой таинственное столкновение в «лабиринте» осталось вне поля зрения Наставника. Но опять не мог в точности поручиться. — Да, пожалуй, Роско, если так. Мне она лишь принесла для тебя фрукты.
Наставник Скин провел по лицу, словно стирая невидимую паутину. Он тоже казался усталым. Всегда переживал за Роско больше остальных. Роско почувствовал прилив истинно сыновней нежности.
Всматриваясь в засиневшую даль сужающейся к Северу перспективы Земли, Наставник Скин задумчиво спросил Роско:
— А все же ты совершенно убежден, что там — такие же люди, больше — такие же земляне, как мы?
Погоди, не отвечай, я понял, мы все поняли, ты уверен совершенно. Сейчас мы с тобой наедине, никто не услышит наших слов и не узнает мыслей. Роско, мальчик, ты сознаешь, что принес нечто, способное разрушить все представления, все верования и надежды землян? Самые основы нашего пути во Вселенной?
— Я дал факты.
— Да. Дал факты. Звучит кощунственно, но иногда я жалею, что мне досталось бремя Наставника. Что не очутиться мне на месте Роско. Взглянуть самому. Что даже окажись я среди Переселенцев, мне это уже ничего бы не дало для следующего раза. Я хочу сказать, что обратной дороги у Переселенцев нет.
— Я знаю, Наставник. И все это знают.
— Ты знаешь многое, кроме того, что знают все.
Возможно, я ошибся, разрешая получать тебе эти знания. Возможно, мы все ошибались, но ты Роско и иначе бы не смог так хорошо справиться со своим делом.
— Иногда мне кажется, что я вообще ничего не знаю.
— А вот это признак зрелого ума — в осознании собственного несовершенства.
— Я еще совсем не так повзрослел, как вы думаете, Наставник.
Наставник Скин потрепал Роско по твердой, как ствол дерева, шее.
— Значит, все впереди, мой мальчик, все впереди.
С Нокой я поговорю. Ей стоит сделать серьезное внушение. Слишком много начала себе позволять. Пользуется, что… впрочем, неважно. А здесь все-таки — один из Домов Наставников, а не Парки Грез и Игр.
С «лабиринтом» твоим — так вообще… Ума не приложу, как ей удалось.
— Да, — Роско ответил коротко, обхватил колени.
К вечеру температура на Земле повсюду снижалась, а он привык к своим меховым доспехам. В шортах и короткой рубашке, как у Ноки, ему стало зябко.
— Ты собираешься…
— Разведу костер за рощей, переправлюсь через реку. Завтра. Или пойду по течению, пока не надоест.
— Там уже будет людно. Владение Наставников здесь кончается, как раз у реки.
— Вы думаете, я забыл, Наставник?
— Все твое имущество в целости, можешь забрать.
Его вещи умещались в двух не слишком объемистых мешках. Вытащив наружу, Роско перепаковал из двух в один и переоделся в более подходящий для ночевок в лесу костюм. Наставник Скин наблюдал, как он укладывает одеяла, посуду, немного сушеных фруктов в мешочках, прочее.
— Мой дом — что несу с собой, — не очень-то весело рассмеялся Роско.
— Мальчик, ты можешь занять любой дом. С прошлого Переселения еще осталось немало.
— Конечно, Наставник.
— У тебя интересный нож.
— Это нож снизу. С этой планеты, мне подарили.
Наставник Глооб верно сказал о стерильности. Иначе бы «кораблик» меня в том виде, что прибыл, даже в «лабиринт» выпускать бы отказался. А уж что-то с собой тащить…
— Ты прав, у них красивые вещи. — Наставник Скин внимательно разглядывал изукрашенное ковкой лезвие, руками, впрочем, не касаясь. — Им там убивали животных?
…Это нож моего прадеда, Роско. Он завещал его младшему мужчине в роду, но сперва были мама мамы с сестрой, потом мама, а потом только я».
«А как же твои братья?»
«Мама была первой женой отца. Его старшей женой Прадед был ее дедом. Кроме меня, она никого не успела родить. Возьми, Роско…»
— Пожалуй, что и животных тоже. Главным образом. Они там живут довольно бурно, я упоминал.
Роско затянул лямки, накинул головной ремень, поднял тюк со ступени, где он был пристроен для удобства. Рядом с приземистым, почти квадратным Роско Наставник Скин казался еще выше, стройнее.
«А я рядом — еще нелепее. Как какое-нибудь норное животное. Рядом с ним и со всеми ними».
— Ты вернулся в смятении духа, мой мальчик, Я еще разобрался не во всем, но мне кажется, твои причины гораздо глубже, чем то, что ты рассказал нам. Не относятся к этой, согласись, всего лишь еще одной из многих планете, которых было бессчетно и будет бессчетно. У тебя что-то глубоко личное. Я не ошибаюсь?
— А обнаруженные мной там внизу люди — не причина? Как бы ни старался, я все равно не передам, каково там. Вы просто не воспримете, Наставники, по сравнению с этим… — Он обвел рукой круг, но указывая уже, не куда смотрел Наставник, не в даль Земли, а по сторонам и вверх, где за темно-малиновой солнечной прямой противоположную сторону Земли над ними было не различить. Поздний вечер был тих и благоухал.
— Когда дело касалось иных рас и разумов, это было одно…
— Не притворяйся. Ты просто не хочешь, чтобы я рассмотрел… да, мальчик, я знаю, ты научился и этому, давно знаю. Хотел обвести Наставника вокруг пальца, Роско, сынок?
Роско кровь бросилась в лицо. Он повернулся, упругим шагом пошел прочь.
— Не забирайся совсем в глушь, Роско, мальчик! Ты понадобишься вскоре. Слышишь меня?
— Хорошо, — отозвался Роско через плечо. — Нока знает, где я буду. Оставьте в покое хоть на несколько стандарт-дней, Наставники.
Он уходил по высокой траве, и росистый след тянулся за ним. Темная роща обступила его. Шелест рядом.
— Последнее, Роско, и ты свободен.
— Давайте. — Роско покорно остановился. Он привык.
— Не вопрос даже, просто тема для размышлений тебе. Не будет большим секретом, что Наставник Глооб намерен подвергнуть твои результаты сомнению. И других к себе склонить. Роско либо заблуждается сам, либо сознательно вводит в заблуждение нас.
— Но я же!..
— Заблуждаться ты не можешь, мне это известно.
А как насчет сознательно обмануть? Ведь ты что-то скрываешь, не так ли? Это почувствовал не один я. Так вот следующий вопрос, на который от тебя потребуют ответа, будет таким: если внизу не планетники, а подлинные земляне, то дай свое объяснение, Роско, как они могли там очутиться? Ответ постарайся придумать заранее.
Сотни слов вертелись у Роско на языке. Да как же так?! Не он ли битый день распинался перед ними? Не он ли позволял лезть в самого себя почти до самого донышка? Они что же, ничего не поняли? Он же назвал им почти впрямую? Он… он показал им!
— Боюсь, это прозвучит слабовато, мой мальчик.
Земля — только одна, и с этим ты ничего не поделаешь. Тебя еще могут выслушать, даже откровенные сумасшествие и ересь, но никто никогда этого не примет, дружок. Это у тебя еще получилось как-то, так на то ты и Роско. Рядовой обычный землянин никогда не согласится с этим.
— Рядовому землянину и не нужно соглашаться. Переселенцы…
— Все мы дети Земли в равной степени, Роско.
И те, кто ушел в прошлые Переселения, и те, кто уйдет в будущие. И кто уйдет в это, потому что оно, безусловно, состоится. Впрочем, в этом, если ты помнишь, никто и не сомневался.
Исчезли уже давно Хребет Инка и померкло сияние Срединного моря. Нить солнца, уходя туда, обрывалась во тьме. Земля засыпала, окончив еще один стандарт-день. Вся природа Земли настроена на чередование равных промежутков дня и ночи. Засыпали пичуги и рыбы, звери и насекомые. Но из убежищ и с дневных лежек появлялись те, кто вел ночной образ жизни. Шуршали мыши, и роились светлячки. И люди, взбудораженные ожиданием нового Переселения, боролись со сном, обсуждали, говорили, готовились, напоследок любили друг друга.
Ничто уже не различимо там, на Северном краю. Но и Роско, и — невольно — Наставник Скин все смотрели туда.
С Северных отрогов, с пещер Хребта Инка, или иначе — Северных Ходов, в чьи гудящие зевы направлялись вереницы Переселенцев, чтобы уже никогда не вернуться, начиналось великое дело Переселения.
Битва, которая всегда была бескровной и незаметной. Могла длиться планет-годы и планет-века, но от этого не становилась менее беспощадной. И с заранее предрешенным концом.
«Но как же будет теперь?» — подумал Роско, отрываясь от зрелища погружающейся в темноту засыпающей Земли.
— Что ж, может, так оно и к лучшему, — сказал он. — Пойду, Наставник.
— Иди, Роско.