Книга: Роско планета Анджела
Назад: 3
Дальше: 5

4

История Земли — История Переселений 2

Дамер. Триста планет-лет спустя
На плоских, как стол, равнинах вот уже целую эпоху росли хвощеподобные низкие травы, где благополучно вела свои дни своеобразная цивилизация существ, более всего схожих с организмами, как сказали бы на планете, которой уж нет теперь, третьего царства — насекомыми.
Небо над равнинами было зеленым, воздух являл собой адскую смесь цианидов и альдегидов, примерно в равных пропорциях, но в невообразимых сочетаниях. Впрочем, «адскую» — лишь на посторонний взгляд. Жизнь развивалась, усложнялась, переходя со ступеньки на ступеньку, и в конце концов обрела разум, причем сразу в нескольких видах живых.
Здесь были жестокие конфликты — сперва за выживание, после, внутри ступивших на путь разума, — за доминирование над остальными.
Здесь были, периоды стремления к звездам, но всякий раз эта цивилизация возвращалась обратно, не найдя, должно быть, ничего, что заинтересовало бы ее больше зеленых рассветов и мягкого ветра над ковром трав родной планеты. И ничего, в чем она нуждалась бы более.
Здесь были машины, но они забыты так давно, что самые атомы их конструкций разнесены в дали космоса или осели в толщах планетного грунта.
Здесь были взлеты и падения мысли и духа.
Все в прошлом. Цивилизация насекомоподобных не то устала, не то просто остановилась. Не смысл жизни, но смысл движения вперед был ими утрачен. Они все видели, все знали, все поняли.
И вдруг — такое всегда и у всех случается вдруг — кто-то из последних мыслителей открыл области и способы применения накопленных сил, какие до сих пор лежали вне разумения этой расы. Почивший гений — и это также общее для всех, гениями оказываются только почившие — дал толчок к выбросу энергий не физических, но психических. Указал путь к преобразованиям мира без использования грубых вещественных приспособлений. Только мысль. Только, да и то в крайнем случае, чистая энергия без вещества…
Начался бурный, невиданный взлет разума зеленой планеты. Они отказались от тысяче-, миллионнолетнего общественного устройства, в основе которого лежали принципы муравейника и роя. Занимавшие целые плоскогорья, до мельчайшей подробности совершенные и симметричные по всем осям гигантские города-термитники стремительно пустели. (Напрашивается аналогия со странницей-Землей, не правда ли?) Каждый становился отдельной личностью, каждый получал в индивидуальное пользование могущество, равное могуществу богов из их сказок; у каждой расы разумных есть свои сказки…
Они играли ветрами и облаками на своей планете. Они шалили космическими бурями внутри своей системы. Какие-то отчаянные, не от большого ума, а от обуявшей лихости, попытались, безуспешно, к счастью, изменить спектр своей звезды, но перенесли свои забавы на ближайшие звезды. И там — получалось. Без аппаратов, без инструментов, без техники. Единственный инструмент — мысль. Единственное приспособление — умение так пользоваться ею, что она становилась самым могучим средством переделки окружающего мира. И они совершенствовали это умение.
Спешно раскапывали в пыльных закоулках памяти сведения о когда-то разведанных предками разумных расах, цивилизациях, которые уже вышли в космос и которые еще нет, и собирались посетить их — уже не громоздкими звездолетными эскадрами, а попросту, по-свойски, как сосед соседа. И посмотреть заодно, не нужно ли чего поменять у них.
Насекомоподобные начали чересчур активно использовать силы, которых толком не знали. Тревожить сферы, в которых ориентировались крайне слабо. Выходить на уровни взаимодействий и преобразований, где им, в силу их собственной природы, находиться не полагалось. Им просто не было там места.
И рядом с зеленой планетой возникла Земля с людьми. Появилась из вселенских глубин лодочка, несущая уникальный разум. И Переселение состоялось.
Что такое триста лет в сравнении со всей историей миллионнолетней разумной цивилизации, знавшей и взлеты, и падения? Пылинка. Атом времени. Ничто. Однако…
Города-термитники вновь полны. Вновь высшим эстетическим наслаждением считается постепенная, неторопливая перестройка их — сразу во все концы, чтобы не нарушилась симметрия нор и переходов. Способности к «общению умов» — обмен мыслями — здесь приходятся очень кстати. С осторожным и, как обычно, незаметным проникновением в расу Переселенцев с Земли, которого никто вроде бы и не ощутил, эти способности даже отточились и усилились. Вспоминать об иных, взметнувшихся подобно взрыву и почти потухших, перспективах и горизонтах считается неприличным, а пытаться вновь возбудить их в себе — тем более.
На поползновения вовне сообственной планеты цивилизация насекомоподобных Дамера теперь не отвлекается. Ей хватает своего.
И того, что принесла частица разума людей…
Наставник Мик выщелкнул черный кубик в приборе. Некоторые из записей были слишком сухими. Слишком общими и оттого лишенными живой жизни. Неизвестно, отчего так. Есть, видимо, что-то, что влияет на эмоциональную окраску того или иного кубика. Как будто ему хотят непременно втолковать и объяснить. А он все это знает и без того. Он давно все понял. И сейчас ему хочется только одного — чтобы быстрей прошло время. Пока что никто из Наставников в этом его убежище не объявлялся. Ну, да с них станется. И Земля… она-то достанет везде. Может, если и позовет — не идти?
Мик почувствовал дурноту. «Надо же, — подумал, — как она нас. От одной только мысли о неповиновении. Добрая, светлая…»
Снаружи провыл ветер, в окне было мрачно. Откуда-то принесся далекий гром. Наставник с удивлением увидел падающие белые крупинки. Их было много, они ложились на зеленые листья и не таяли.
Он поежился, затолкал в рот конфету и напряг глаза. Вон из-под той скалы в Южном отроге должен появиться Роско. Он воспользуется, как уговорились, этим, а не обычным выходом из «лабиринта». Но когда? Снова через стандарт-месяцы? Мику этого не вынести. Земле, судя по тому, что делается, — тоже.
Наставник Мик прищурился, выбрал другой кубик. Кажется, это он помнит, что. Это отвлечет.
Оя. Сто четырнадцать планет-лет спустя
Красные пейзажи. Красная почва, красная растительность, красная тяжелая звезда и далекий, ослепительный, как игольный прокол в стенке пылающей преисподней, белый карлик. Океаны цвета лавы под пурпурным с золотом небосводом.
Роско пробыл тут совсем недолго. На Ое — редкий случай, когда в анналы Земли вошло именно местное название — господствовало два разумных вида, принадлежащих к разным ветвям развития. Первый — энергичные деятельные членистоногие (по меньшей мере — похожи), освоившие и сушу, и море. Строители и изобретатели во всем, что касается (нет, это опять что-то не то. Он хотел вовсе другую запись поставить. Ну, посмотрим пока) освоения материальной, вещной стороны дел. Практики. Они обустроили планету, они научились производить ценности, они обеспечили физическое выживание, а затем и изобилие.
Вид второй — нечто вроде разумных слизней. Живых мешков, набитых студенистой аморфной массой, в основном состоящей из высших нервных клеток. Медлительные и не приспособленные к обращению с предметами и инструментами, они, несмотря на проснувшийся разум, так и были бы обречены не покидать своих теплых илистых кроваво-красных озер и болот, каких на планете избыток, но сумели приобрести себе исполнителей для осуществления собственных идей. Сперва членистоногие были просто рабами, даже рабочим скотом. Прошли планет-века, и они стремительно, по меркам развития разума, сделались партнерами… Какими общественными потрясениями это неизбежно должно было сопровождаться, Роско не выяснил, да и не выяснял.
Две разумные расы сумели найти способ сосуществования. Добились несомненных успехов. Одни работали, другие мыслили, размышляли. И доразмышлялись…
На Ое очень длинные планет-годы. Орбита сильно вытянута, и планета движется не спеша вокруг гигантского тусклого солнца. За сотни с лишком планет-лет после Переселения вид освоенной цивилизованной планеты успел сильно измениться.
Остался красный цвет, остались суша и моря. Не произошло природных катастроф. Все было сделано иначе.
Слизни предпочитают теперь исключительно теплые грязевые ванны, и помышления их направлены не дальше собственного булькающего бассейна. Деятельные членистоногие, лишившись направителей для своей энергии, сноровисто и аккуратно уничтожают все то, что сами же и строили. Замирает и гаснет производство. Уже прекратил существование транспорт. Срезаны и демонтированы все системы стационарной, проводной и иной связи. Идет возврат к самым простым формам хозяйствования — сельского и городского. Впрочем, городов в земном понятии там не было…
Переселенцам не понадобилось проникать даже и обе расы, хотя Роско добросовестно отбыл и теми, и теми. Достаточно, посчитала Земля, в разных областях планеты появиться по нескольку сотен живых мыслящих мешков, которые здесь рождены не были. Их приняли. От них пошло потомство. Однако темпы спада ни в какое сравнение не шли с количеством новых разумных, в потаенной сущности которых скрывалась частица того, кто пришел к концу своего Земною пути. Слишком таких было мало. Что-то здесь было не так…
«Конечно, не так», — ворчливо думал Наставник Мик, роясь в груде кубиков. Он испытывал досаду, что опять перепутал, поставил какое-то подобие выжатого и выхолощенного отчета вместо реальных картинок, которые могли бы увлечь.
«Разумеется, не так. Чересчур это было бы просто для нашей мудрой и вездесущей Земли. И всевидящей. И всеведающей. Как это, сейчас припомню…»
Однажды, давно, Скин и Глооб, или Гаарт еще?.. да, ушедший в Переселение Наставник Гаарт, а может, не в Переселение, может, действительно, Скин его… ладно, не в этом суть. Они говорили о мифических Древних и об оставшихся после них крупицах знаний. Сведений о том, как они жили, что думали, чем дышали, так сказать. Одно время это было модно. Потом Скин со своей ханжеской улыбочкой провел мысль, что рассматривать Древних под таким углом зрения просто нельзя. Ибо это также толкает к ереси. Ибо чем, собственно, могли отличаться земляне прежних времен от землян времен нынешних? Если те и те жили на нашей светлой, могучей и так далее? Ибо Земля существовала всегда, а значит… ну и понятно.
Гаарт привел древний текст. Сейчас Мик, конечно, не может воспроизвести дословно. Какая-то этико-философская проблема. Кого считать виновным, кого невиновным. Подлежат ли наказанию все, огулом, даже если среди них, провинившихся, отыщется сколько-то там вовсе не причастных. Ставился вопрос — за сколько невинных можно простить всех.
Что-то такое… «А если найдется в том городе сотня невинных, пощадишь ли ты тот город?» — «Если найдется сотня, пощажу». — «А если десяток найдется на весь город, пощадишь ли с тем десятком и всех остальных?» — «Пощажу и за десяток». — «А если всего один невинный будет на тот город виноватых? Оставишь ли ты город, погрязший в вине своей, из-за одного?» — «Да, и из-за одного невинного не трону я всего города…»
Вот так примерно. Забавные умел Гаарт раскапывать древние тексты. Правда, тут он увидел в отрывке неизвестной то ли книги, то ли чего, прообраз будущих Переселений. «Ведь это же наша схема, Наставники! — кричал он; увлекшись, Гаарт мог только кричать, — Переселение в чистом виде! Совершенно все равно, тысяча Переселенцев будет или десять. Или один! Результат известен заранее, лишь бы только нам чуточку зацепиться там, внизу, у планетников! Коготок увяз — всей птичке пропасть!»
Поразительные он иногда употреблял обороты речи.
«Что же, — холодно отвечал ему Скин, — остается только еще раз вознести хвалу нашей Земле. Ее мудрости и любви, которую она питает к своим детям, посылая исполнять нелегкий долг самое минимальное необходимое число Переселенцев». — «Да нет же, Скин, как вы не понимаете! — кричал толстый и вечно потный Гаарт. — Так можно попытаться вычислить весь механизм, а из него — истинную цель всего того, что мы так трогательно именуем Земным путем. А из нее — цель и, может быть, самую сущность тех, кто нас на него послал!»
Наставник Скин посмотрел на Гаарта, не мигая, и именно в тот момент Мик понял, что оставаться на Земле Гаарту теперь недолго. И съежился, скукожился, сжался в один плотный, запертый со всех сторон комок… внешне, впрочем, отреагировав так, как полагалось — со сдержанным возмущением к столь откровенной ереси.
Да и все все поняли тогда. Кроме Гаарта. Давно это было. Давно.
Крупа за окном сделалась противным ливнем. Тоже небось ледяным. Что творится на теплой Земле? Лучше не думать.
Все, если вот это его не отвлечет, он просто возьмет и напьется. И пропади Земной путь пропадом. Наставник Мик, хотя и поддерживает видимость близкого товарищества, в глубине души терпеть не может хама, пьяницу и распутника Свата. Что Земле в таком Наставнике? Но сегодня он напьется, как тот напивается каждый день. Или даже хуже.

Ива 2

Костер они разложили почти на ступенях веранды, и она смотрела на него сверху. Пламя казалось ей невероятным, феерическим… а то вдруг сжималось до размеров бронзового светляка, стоило ей чуть отодвинуться от перил. Она даже несколько раз проверила, и точно — вот она перевешивается вниз, и красно-синие языки тянутся к лицу: волосы береги, того и гляди вспыхнут! Отодвинулась на вытянутых руках — мерцает огонек где-то далеко-далеко. Смех, да и только.
— В Парк пришли, а там пусто. «Веселые рыжие» качаются, и — никого. Все Залы Грез прошли и — ни кого. Ветер такой… тревожный, «шары в горке» развалил, катаются везде, И никогошеньки.
— Как ты в Парк решилась, мы с Сиинтом…
— Девочки, у Крааса есть что-нибудь съестное в доме? Ява, знаешь?
— Я знаю… ой, не могу… Я знаю только, где вино.
— Аян с Аяной пропали. Уж им-то, казалось бы… А мы за ними зашли, а дом пустой. Вещи разбросаны, любимая виола Аяны с открытой клавиатурой, будто только что играла и забыла. Странно так. Старый Город за холмом гудит.
— Гудит? Сильно?
— Да нет. Так… Только странно все…
— Слава, куда Горнист подевался?
— Дураки! Дураки! Дураки! Я не могу больше, страшно же!
— Роом, успокой ее. А в самом доме кто-нибудь есть, я не посмотрел? Может быть, Краас?
— Краас как пошел на встречу с Наставником, так и не возвращался еще. Уж какой день.
— Дураки! Ничего не понимаете!
— Роом!
— А что Роом? Ты сам посмотри, что делается! Ну, иди, иди ко мне, малышка, не надо бояться.
— В саду можно попробовать чего-то набрать. У Крааса много.
— У Ольми, а не у Крааса.
— И наши ребята дома не ночевали. С самого дня, когда начался этот туман. И дождь.
— И снег.
— Ну да. Так-то они часто с другими мальчиками, а теперь я боюсь. Кааб остался дома их ждать, а я решила…
— Так, Слава, где Горнист-то? Где Соонк? Тоже у вас там на Холодной остался?
— Нет, он здесь где-то. Он…
— Где Ольми, наконец? И есть кто-нибудь в доме, кто скажет про еду? Гости. Ага. Снова гости Крааса, как обычно. Надо идти играть роль хозяйки. А если ей не хочется?
Перила лестницы тоже вели себя не очень-то по-дружески. То и дело норовили вырваться, присесть, ускользнуть из-под руки. Она их и так, и эдак поглаживала и успокаивала, а они все прыгали. В конце концов пришлось держать их обеими руками, чтоб не убежали. Смешные.
Ива тихонько засмеялась и стала сползать по лестнице вниз, в холл. Стены холла весело приплясывали. Особенно у которой стоял столик с напитками. И освещения маловато. А полукруглый диван вообще уплыл из-под нее, когда она захотела присесть. Мягко так убрался в сторону в самый последний момент. Предатель, а не диван. Обманщик. Все они…
На шум ее падения — или еще отчего? — явилось со ступеней веранды сразу четверо. Иву подняли, усадили. Один спросил что-то.
— Разумеется, — сказала она, — только сперва по стригись. Это совсем неэстетично — такие лохмы.
Второй сказал что-то.
— Ни в коем случае, — твердо заявила она. — Только через один стандарт-год, один стандарт-месяц, один стандарт-день и одиннадцать стандарт-минут. Вот теперь я снова правильно говорю, Роско, так? — И за смеялась, довольная собой.
Третий что-то шепнул тихо, обращаясь к другим.
— Простите, не расслышала, — сказала Ива, — но шептаться прилюдно не слишком воспитанно, не так ли? Я пока еще все-таки хозяйка в этом, чтоб ему развалиться, доме! И вообще, — сказала она, — все вы врете. Мне врете — еще полбеды. Пользуйтесь, раз уж я такая. Но вы врете друг другу. Думаете, не знаю, зачем вы сюда собрались?
Тогда сказал что-то молчавший четвертый, и они ушли обратно, оставив Иву на диване. И хорошо. Вот если бы догадались еще столик поближе передвинуть.
Она собралась, встала, подкатила столик, села. Пять шагов туда, пять обратно, всего десять. Подлые стены и вещи, наверное, опешили от такой ее наглости и каверзу подстроить не успели. Она обманула их. Не они ее, а она — их. Вот как она может.
За всех остальных отыгрался стакан. Противный, он никак не желал стоять прямо под струей черного вина. Хорошее вино, спасибо Краасу. Называется «Я, Роско и любовь». Страсть. Не хочешь наливаться в стакан, я тебя из горлышка выпью. И где-то еще был такой сероватенький порошочек… А они там у костра пусть болтают, о чем хотят. Странно, зачем костер? Нет, правда смешно.
— Почему Наставники прячутся? Почему они не с нами?
— Ну, просто их нет… А должны быть.
— Ах, рядом с Тирасом нет руки ведущей!
— Прекрати, Стрин, или пожалеешь!
— Заткнитесь оба. Что о Наставниках ни слуху ни духу, это, конечно, не совсем ко времени. Никто ни от кого ничего не слышал?
— Про Наставников не слышали. Про кое-что другое слышали.
— Ну?
— Пещеры Инка — ну. Северные Ходы.
— Это все уже знают, вопрос в том — кто. Сколькие.
— А ты не задавай глупых вопросов.
— Ой, мальчики, а я не знаю! Что Северные Ходы?.. О-о… О! Да это же Переселение!
— Что значит — не задавай глупых вопросов? Потому и речь о Наставниках, где они…
— Так тебе нужны Наставники?
— Как это не нужны? Ведь если Переселение…
— Так и не нужны. Переселяться-то не им. Возьми да просто пойди. И я пойду. И Сиинт. И Флайк. И Тирас. И…
— Погоди-погоди, да как же?
— Да вот так же…
— А над Сухими озерами столбы стоят. Из черной пыли. И крутятся, крутятся. Приблизиться страшно.
— Соонк сейчас придет. Он как раз пошел в сад, может, найдет что-нибудь. Хотя бы Ольми приведет, а тот укажет.
— Ольми укажет…
— Здесь Ива, но она…
— Подбросьте кто-нибудь веток, эй! Костер гаснет, холодно.
— А помнишь, детка, как мы здесь с тобой на Искристом… Подумать только, стандарт-месяца не прошло.

 

— Да, если так пойдет дальше, только в Переселение и идти.
— Смотрите, Соонк. Соонк, ну как там?
— Горнист, что это у тебя?
— Сейчас готовить будем. По рецепту Роско.
— Соонк… о, как ты мог! Убери, убери сейчас же!
— Ты знал Роско, Горнист?
Нет, Краас готовит замечательные пойла! С каждым глотком в голове прояснялось. А все так же весело. И стены на своих местах теперь. Вот как мы их пригвоздили. Что там говорилось у костра? Она вроде свое имя услышала. И кто-то, кажется, подходил к ней… или кажется?
В полумраке холла было зябко. Пожалуй, костер — это то, что надо. Пожалуй, она к нему пойдет. Прямо сейчас. Вот только добавит капельку. Самую чуточную чуточку…
Плоская коробочка не хотела вылезать из кармана. Ива терпеливо вытолкала ее снизу. Пальцы заплетались. Чуть-чуть, только чтобы прийти в норму.
Новая доза бросила ее навзничь на диванные подушки. В холле вдруг почудилось постороннее присутствие. Ива с трудом повернула голову. Она вовсе не была уверена, что видит то, что на самом деле.
Дальний угол осветился синеватым светом. Свет был какой-то неестественный, от него становилось только темнее. Белый шарик величиной с некрупный плод пай висел прямо в воздухе. Ива наблюдала. К нему присоединился второй, но светлее не стало.
— Ах, это вы… — прошептала Ива и закрыла глаза. Холод отступил. Ей стало хорошо, как было хорошо все эти дни без Крааса и Ольми.
«Надо бы поесть, — подумала она, — а то по лестнице не заберусь. Потом. Эти, у костра, сготовят, позовут. Наставник Глооб говорил занятное…»
— Нет, не говори так. Ты не должен так говорить. И думать.
— Почему это? Что здесь неправильного?
— Потому что… потому что это нехорошо. Есть На ставники. Это их дело. Есть правила.
— О чем ты! Оглянись вокруг — это по правилам? Что происходит на Земле сейчас — по правилам? Где солнце? Где тепло? Где наша прежняя жизнь? Это по правилам?
— Мальчики, мальчики!
— И думать я буду о том, о чем хочу, понятно? И говорить… и делать, да. И пойду, хотя никто меня не указывал, на это Переселение.
— Что там еще…
— Вот и поглядим — что. Небось не хуже. И Горнист пойдет. Пойдешь, Горнист? Небось на планете порошка не будет, а ты думал, мы не знали, у кого вы со Славой…
— Да ладно. Мне и не понравилось. Погоди. Тирас, вот сготовится… пожарится как следует…
— Соонк, прошу тебя, убери! Прошу тебя, прошу!
— Потерпи, киска, он и так развел отдельный костерок. Это даже интересно. Вот Роско…
— Все из-за него! Из-за вашего Роско! Подумаешь, какой герой! Не мог найти планету получше! Чтобы не стоять возле половину стандарт-года! Чтобы не было, как сейчас!.. Дураки! Ду! ра! ки!
— Роом, успокой ее.
— Я уже… уже и светляков наводить не… не могу почему-то. И лю… любимый букет не… не выходит…
— Вообще-то да. У меня тоже, что говорить.
— И у меня.
— И я тоже…
— Подбросьте еще кто-нибудь веток, эй! Снова холодно…
— О, я не могу! Соонк, ты не мог развести свой огонь с подветренной стороны? Этот запах!
— Он мне кое-что напоминает. Не правда ли?
— Да, и мне.
Наставник говорил ей занятное. Захватывающее и таинственное. Служение Земле и Земному пути. Это она-то? Ее еще не призвали, но призовут. Все будет зависеть от… от чего? Нет, не вспомнить. Наставник напрямую связывал судьбу ее, Ивы Краас, посмертной землянки, лишенной всех человеческих способностей, со своей собственной судьбой. Она была готова прямо там, но он не это имел в виду. Что? Ее призовут. Она — запасной вариант для Земли… Это знает только он… Мудрая Земля… он придет и объяснит подробнее… он не пришел.
Запасной вариант. Ива снова очнулась. Светящиеся шарики, обдав легким треском и свежим своим запахом, пропали, как просочились сквозь пол. У костра разговаривали. Запасной вариант. Ива села. Встала. Ее глаза широко раскрылись.
— Может быть, в эту самую минуту Наставники говорят с Землей, почем ты знаешь?
— Что-то долго они говорят.
— Нет, как хотите, но я так не могу. Так неправильно! Неверно, нечестно! Нет! Так не делается!
— Да что ты волнуешься? Смотри, все согласились. Ну и что, что не похоже на прежние Переселения? Все, что творится, — разве похоже? Разве можем мы ждать? Предположим, Наставники запаздывают… по какой-то причине.
— Когда Краас…
— Крааса тоже нет. Но это не значит, что Переселенцы должны сидеть сложа руки. Нельзя заставлять ждать Землю. Вот, может, из-за того, что мы сидим, все так и…
— Не знаю, не знаю.
— Здесь, говорят, поблизости есть Владение Наставников.
— В Заповеднике.
— Что угодно сделаю, но во Владение Наставников не пойду.
— Что так?
— Разное говорят о Владениях Наставников.
— Мало ли что о чем говорят, больше слушай.
— Да перестаньте, был я там. Никого там нет. И ничего особенного тоже нет. Дом как дом. Плетеный. Ну, мебель всякая… стенка зачем-то металлическая, вроде стеллажа. У Тоса в доме куда оригинальней.
— Так то у Тоса. А где Тос?
— Там же, где и Аяны. Сколько вам вдалбливать, мы, Переселенцы, вот тут сидим, а там, может быть… Кто знает, действительно, сколькие потребуются Земле для нынешнего Переселения. Скольких она пропустит в Ходы, а сколько останется тут. И что еще будет тут…
— Рооми, миленький, я хочу домой. Там, наверное, уже все хорошо. Давай домой, а? Я так хочу, чтобы все стало, как было…
— Не дает покоя — почему? Почему все вдруг изменилось? Думаете, много, как мы, сидит, обсуждает? Видели бы…
— Мы видели.
— Вот. Но — почему вдруг?
— Потому что все у вас замешано на вранье, — раздался у костра новый голос. — Вся ваша замечательная щедрая Земля. Которая вам все дарила, а теперь перестала. И все ваше придуманное добро и любовь — все это только маскировка. Внешний лак. Придуривались друг перед другом и перед собой. А теперь добро вам кончилось. Все, конец. И как было — никогда уже не станет. Конец, понятно вам!
Знавшие Иву Краас не узнавали ее. Видевшие впервые — просто инстинктивно отодвигались.
Волосы у Ивы были всклокочены. Глаза вылезали из орбит. Голос Ивы был не тем певучим переливчатым, каким восхищался Роско. У нее будто в одну минуту огрубели голосовые связки, и говорила она хриплым басом мужчины.
— Любовь! Любовь! — продолжала она, и взгляд ее горел жутким огнем, ярче света костра. — Какая любовь, если вам, чтобы не сдвинуться от нее, нужно периодически поджаривать живьем всяких бессловесных тварей. Вы бы и друг дружку жарили, да вас до того не допускают. Заботятся… Наставники и добрая Земля.
Из уголков губ Ивы текла слюна. Вдруг сидящих у костра настигло нестерпимое зловоние, и кто как могли поспешили отгородиться от него; многие, впрочем, последние дни отчего-то утратили это умение.
Кто-то закричал: «Ива! Ива!» — кинулся к ней, но был отброшен с силой, которой не могло быть в хрупком женском теле. Отброшенный в темноте ударился обо что-то и застонал. Все сидели, как завороженные.
— А теперь попробуйте-ка по-другому. Не поможет вам Переселение, и не надейтесь. Скоро все вы будете, как была Ива, — слепы и глухи. Скоро окончательно потухнет солнце, а ваше любимое Срединное море замерзнет. Позабавляетесь тогда!..
Словно не зная, что еще бросить в лица онемевшим людям, злобный демон, в которого превратилась красавица Ива, кинулся во тьму и вернулся тотчас с охапкой травы и цветов. Кинулся и вернулся с грубо оборванными ветками. Кинулся и вернулся с вырванным с корнем деревом. «Ох», — выдохнул кто-то. Дерево было в обхвате почти с саму Иву.
— Вот вам любовь к вашей Земле! Вот вам дрожать над пылинкой и былинкой! Вот!..
По ту сторону костра появился Ольми. Он нес похожее на большую тряпку. Она болталась у него на вытянутых руках. Когда он вступил в круг света, повернувшиеся рассмотрели мохнатую, кое-где с пятнами крови, шкуру. Люди не знали, как должна выглядеть свежеснятая шкура животного, но догадаться было несложно.
Ольми держал ее перед собой, мычал и трясся. Залитое слезами лицо было белым, как кусок снега.
— Вот! — Ива-демон расхохоталась, да так, что за ложило уши. — Вот вам!
— Me… ме… — силился выговорить Ольми.
— Что ты мычишь, сынок? Что блеешь? Кто-то задрал твою дорогую козочку? И так будет всегда! — крикнул демон всем. — Слышите?! Теперь так будет всегда!!
И там, на планете, там тоже так будет всегда!!!
— Мелисия, — удалось сказать Ольми. — Такая была… бе… беленькая…
Сидевшие у костра наконец высвободились из-под тяжкой, как будто приковавшей их к месту, власти. Один за другим стали раздаваться шелесты исчезновений. «Плато Кан! — крикнул один из них, кажется, которого звали Тирас. — Северная оконечность, ближе к Колоколу Древних! Оттуда прямая тропа!»
И никого не осталось у костра на ступенях Краасова дома. Один Ольми уткнулся, скорчившись, в белую с кровью шкурку.
С Ивой стали происходить совершенно ужасные вещи. Черты лица менялись, как рябь на воде. Ива разорвала платье на груди. Волосы ее встали дыбом, каждый волосок отдельно, превратив голову в огромный пушистый шар. Испустив дикий вопль, ужасное существо бросилось обратно в дом, и дом озарился изнутри ярчайшей беззвучной вспышкой… И все затихло.
Холодный дождь шипел, попадая на головни костра. Ольми, лежавший недвижно, пошевелился. Рядом стоял молодой стройный мужчина и недоуменно оглядывался.
— Эй, что у вас тут за шум? Давайте, кто рискнет попробовать, уже готово. Девочек не приглашаю, им надо привыкнуть к мысли… Эй, и где вы все?
В каждой руке появившийся держал по куску неумело зажаренного мяса. Куски были почти черные, сожженные.
— Смотрите, я уже могу. — Он откусил, и под черным открылось розовое, непрожаренное. Сказал, с трудом жуя: — Ну, кто смелый? Да куда вы подевались?
Вдруг Ольми, наблюдавший снизу, тонко заверещал, выхватил голой рукой пылающий сук и с размаху запустил тому в лоб. Он промахнулся, и сук попал в плечо.
— Убийцы-ы! — С криком вместе исчез и Ольми.
Куски упали, один в костер, затрещал.
— Убийцы? — задумчиво проговорил человек, держась за плечо. — Нет, пожалуй. То, наверное, не со всем так. Наверное, то еще предстоит узнать. Не здесь, так внизу, не внизу, так здесь. Чего, спрашивается, за крывать на это глаза? Ну, все ушли. Мы с тобою, Соонк Горнист, тоже пойдем. И даже знаем, куда. — И сказал, обращаясь в темноту сада, как будто Ольми мог его слышать: — Мне ведь тоже не очень нравится, мальчик, но что делать?

«Ну и что вы скажете, Наставник, теперь?» 4

…Промахнулся. И последний из Блестящих получил еще один шанс. Он обогнул половину небосвода, оставляя радужный шлейф. Никогда в прежние времена не сделал бы ни один Блестящий такой ошибки. — Но он уже не мог владеть собою так, как раньше.
Зрение Блестящего притупилось. Он почти вслепую тыкался среди многослойных сфер, что недоступны Неблестящим и о которых они даже не подозревают. А Блестящие могли уходить в них свободно. Перемещаться и жить там. И выбирать оттуда точку своего возвращения в мир Неблестящих почти любую.
Могли. А теперь все находящееся за пределами примитивного устройства Вселенной для последнего из Блестящих закрыто. Почему произошло так? В какой момент история расы Блестящих дала крен? Многое могли Блестящие, обширные познания из вещного и невещного миров были им открыты, а разобраться в собственной болезни не сумели. Или не успели?
Он закрылся пролетающим облаком, спикировал отвесно вниз и нырнул в глубину океана. Черная бездна вокруг. Ни шороха, ни колебания. Блестящий стал камнем. Одним из тысяч и тысяч, погребенных под мохнатым илом из остатков существ верхних этажей океана. Эти остатки сыплются, сыплются и укрывают все. И его они укрыли. Тысячи и тысячи лет назад.
Как бы он хотел, чтобы рядом был Помощник! Ведь Блестящие уже научились было создавать их. Из силовых полей. Из обрывков атмосферных разрядов. Из сконденсированного света четырех звезд системы Блестящего… Он бы даже Неблестящим согласился в эту минуту быть! Бессмысленным, не отличимым от других, что толкутся бок о бок. Подумаешь, Неблестящие тоже способны попадать в многослойные сферы тонких миров! Но они там не удерживаются. Чтобы удержаться, надо понять, где ты очутился. А чтобы понять, надо вырасти до Блестящего…
Да, еще немного, и Блестящие вышли бы в большую Вселенную со всей своей силой. Никто, ничто не устояли бы перед ними. Еще немного… Где тот неверный шаг, после которого Блестящие начали одни стремительно терять качества, что возвысили их, другие — просто дряхлеть и умирать? Или то был чей-то злой умысел? Но чей? Но как?
Ах, нужен ему Помощник. Стремительные, юркие, состоящие из чистейшей, без примеси вещества, энергии! Способные проникать мгновенно и всюду, смышленые в меру возможностей… Но Блестящий еще поборется! Еще ускользнет. Еще спрячется так, что ни один Пожиратель не отыщет и запаха следа. На то он и Блестящий — высший носитель разума, самая совершенная форма! Нет во Вселенной никого, кто справится с ним! На то он и…
Удар! Рывок! Оскаленная пасть. Сплетенные в схватке тела.
(Вот это да! Вот это настоящие приключения! Вот это захватывает!)
Из воронки на дне глубочайшей впадины, с раскиданными по краям камнями, из-под обнажившегося грунта, ввысь к поверхности поплыло несколько пузырей. Ни один из них не доберется до самого верха, все будут рассеяны и вобраны в себя толщей жидкости, заменяющей на этой планете воду. На сей раз Пожиратель не промахнулся, хотя разума не имел.
Унга-Оу. Тысяча двести пятьдесят планет-лет спустя
Все тот же ровный розовый свет. Переливы света в прозрачных кисеях. Вот они разорваны, а вот сотканы вновь. Весь местный разум, на взгляд человека, проявляется только в разрываемых и соединяющихся кисеях, которые плавают в ровном свечении глаза. Но зачем-то Земля приходила сюда. Чем угрожали невесомые шлейфы? Земле и землянам? Кому-то еще? Кому?
Кажется, в тональности света и движении рвущихся занавесей есть какие-то изменения…
Запись отключилась, хотя Наставник Мик ее не прерывал. Секунду спустя он увидел Скина, с безразличным видом рассматривающего кубик.
— Я приветствую вас, Наставник! Ваша депрессия, надеюсь, миновала? Не пора ли вернуться из миров прошедших к реальной жизни?
На Скине была не обычная белая тога, а парадная — с темно-красным узором на краю, с рубиновой застежкой на плече. Красное — цвет Наставника Скина.
— У нас какой-то праздник? — Мик облизал пересохшие губы.
— Кажется, да.
— Тогда я тоже отправлюсь переодеться, с вашего позволения, — зачем-то Мик привстал, хотя, чтобы исчезнуть отсюда, где его все-таки настигли, вставать не было никакой необходимости.
— Сидите, где сидели, Мик, — Наставник Скин поймал его за локоть. — Вы слишком нервны. Пока ничего ужасного не случилось. С вами персонально. Даже Земля не позвала. — И обратился к Мику, минуя слова.
«Напрасно переполошились, Наставник, честное слово». — «Я не…» — «Не время вам волноваться, вот явятся Сват и Грон, тогда поволнуемся вместе». — «Я не вижу причины…» — «Причины? Утаивание от братьев-Наставников ключевой информации о Земле и Земном пути — это не причина для волнений?» — «Но…» — «Утаивание информации, заигрывание с Роско за нашей спиной, странные намеки ему, будто его хотят на кого-то там заменить… вы знаете, что случилось с Наставником Глообом, пока вы прятались, как крыса в норе?»
— Простите, Наставник, — пробормотал Мик, — я вспомнил. У меня там кошки. В Заповеднике, их надо покормить, они уже…
«Они уже разбежались, Наставник, за те дни, что вы торчите тут». — «Да нет же…»
— Мик, перестаньте трястись, в конце концов! — Наставник Скин, не выдержав, заговорил вслух. — Никто не собирается вас казнить. По-вашему, я ни с того ни с сего давал вам здесь спокойно отсиживаться, зная про все ваши художества, а сегодня просто случайно обогнал Свата с Гроном? Ну, валяйте, валяйте, поглядите сами, правду я говорю, нет?
Наставник Мик, стиснув желтые пальцы на плоской крышке прибора, попытался проникнуть в замыслы Скина. От волнения он путался.
— Не знаю, что и сказать, Наставник…
— Не надо ничего говорить. Вспомните, не вы обещали Роско, что Наставник Глооб уйдет в Переселение? Он раньше… ушел. Это сделал я. Гома тоже уже нет. Вы должны быть довольны, Наставник Мик, хранитель Земной памяти. Что бы ни затевали, сговорившись с пьяницей Сватом и Гроном, наивной душой. Наставник Скин против вас троих. Все, как вы хотели.
— Мы ничего не затевали, ни о чем не сговаривались, Наставник Скин, — выговорил Мик уже тверже. Скин не врет о Глообе и Гоме, это Мику ясно. И к нему, Мику, сейчас ничего вроде бы плохого не просматривается. Но ведь крутит же, непременно крутит! Но в чем? Мик съел дольку пай.
— Вы собираетесь открыть Свату с Гроном это? — Поворошил груду кубиков. — Не боитесь ереси, Наставник Скин?
— Не ереси надо бояться, Наставник Мик. Вы были снаружи или так и просидели?.. Ну, следовало ожидать..
— Что… там?
Наставник Скин внезапно вставил какой-то кубик. В затемненном углу повисло: «Геенна. Пятьсот двадцать планет-лет…» Мик вырвал кубик.
— Оставьте это, Скин. Ну хорошо, я повинен. Что теперь будет? Что вы собираетесь устраивать? Еще один спектакль?
— Что вы имеете в виду?
— А то, что здесь, — Наставник Мик постарался сказать это как можно язвительнее, вдобавок похлопал по стулу, — сидя, я все-таки кое-что понял.
— Ах, ну да, ну да, — Скин благодушно, как показалось Мику, рассмеялся. — Ваши штучки с «проводничком» Роско. Сумели договориться с Теми, Кого Не Называют? Наставник Мик открыл и закрыл рот. Он был шокирован.
— Хотите сказать, Наставник…
— Я сказал, что хотел. Скажу также, что никакого спектакля я тут разыгрывать не собираюсь. Уже ни к чему. Надо думать, как нам выпутываться, Наставник Земли Мик. Как спасать Землю. Возвращать ее на Земной путь. — Скин, как это у него водилось, перебил сам себя: — А что, вы действительно придумываете названия планетам самолично? Я как-то никогда не интересовался. «Геенна», сказать прямо, не слишком удачное. Хотя надо еще взглянуть, как там, а то, может…
— Вы подслушивали, Скин, — сказал Наставник Мик брезгливо.
— За все это время я ни разу не покидал Севера. Это может подтвердить кто угодно. Даже Роско не провожал. А сейчас у Наставников хватает хлопот. Нас осталось четверо с потерей Глооба и Гома, и нас осталось трое с вашим дезертирством, Мик.
— Вы подслушивали. Подсматривали. Не вы, так кто-нибудь по вашей указке. Наставник, вам не надоело плести свои вечные сети? Занялись бы действитель но чем-нибудь полезным. Вот кто договорился с Теми… — Произнося, Мик все же вздрогнул. Это получилось невольно. — Слушайте, Скин, зачем мы вообще нужны?
— Кто — мы?
— Наставники. Что мы такого делаем, кого наставляем? Я, например, никого особо не наставлял. Разве что Роско при прощании.
У Скина сузились глаза.
— Вы осмелели, Наставник.
— Нечего терять. Что происходит на Земле, Наставник?
— Выйдите и удостоверьтесь сами.
— Мне отсюда видно, что плохо дело. Гом говорил с Землей. Что он сказал?
— Это знает только Земля, — отрезал Скин.
— Хорошо, что он должен был сказать?
Наставника Мика захватила какая-то бесшабашная удаль. Он всегда относился к Скину с опаской, чувствовал себя при нем скованно, а теперь это исчезло без следа. Как, оказывается, легко и хорошо, когда тебе нечего терять. Сват и Грон… нет, он и не рассчитывал на них. Ему никогда не хотелось что-то особенное затевать. Но постоянные выходки непримиримого Глооба. Но бесцеремонность Гома, граничащая с откровенным диктатом. Но тайная скользкая дипломатия Скина, про которую никогда не знаешь, куда в конечном итоге она направлена… А теперь, кажется, уже нет смысла притворяться, таить, что все это ему глубоко противно. Но если нет ни Гома, ни Глооба…
— Нет, Наставник. Ни того, ни другого. — Скин кивал, вертя кубик в пальцах. — На благодарность не рассчитываю. Благодарность между Наставниками — непозволительная роскошь. «Как вам удалось вывести Глооба, Наставник?» — «Ага, вы смущены!» — «Ничего подобного, но я задал вопрос». — «Уж не воображаете ли, будто я это сделал и вправду сам?» — «Тогда, как…» — «Это сделала Земля, Наставник Мик, решает и делает только она». — «Я не понимаю вас». — «Еще бы, ведь вы не умеете плести сети, как я».
Наставнику Мику сделалось прохладно от самодовольного Скина. «Да, — подумал, — это надо уметь. Провести саму Землю. Тех, Кого…»
— Для этого и Переселения не понадобилось, — закончил Скин вслух. Подкинул кубик, поймал. — Дади те взглянуть?
К Мику вновь вернулось чувство мухи, попавшей в сироп.
— Берите… Только вам? — вскинулся он.
— Только. Я и вы, и больше никто на Земле. Маленькая тайна, которую знаем мы двое.
— Что знают двое, то знает свинья.
— Верю, вы знаток старинных выражений. Гаарт был тоже, помните?
— Я думал о нем сегодня.
— Вот как? Не говоря уж о пристрастии к маленьким тайнам, Наставник Мик вообще выдающаяся среди Наставников — оставшихся Наставников — личность. Подумать только, сосредоточил в своих руках все сведения о Переселениях. Вы знаете, как жаждет сунуть сюда свой курносый нос Наставник Грон? Мик буркнул что-то.
— Вы никогда не задумывались, Мик, почему на Земле Наставников шестеро? Ведь это же много. Грон… Сват — я вообще не говорю, да и Гом был, прямо сказать… Почему — шесть? Почему не трое? Не двое? (Почему не один тогда уж.) Один? Нет, это рискованно. Всегда важно иметь запасных. — Развалясь на широком диване у стены, Наставник Скин коротко засмеялся. — Нет, это я так. Давайте пофантазируем, Наставник. Предположим, вместо шести остаются двое. Предположим, это вы и я. Дела у Наставников прибавляется — один Роско чего стоит, а еще Переселенцы, еще многое… (Разговоры с Землей, когда она потребует.) Разговоры с Землей… Знаете, Мик, я бы не очень склонен был называть это разговорами. Земля просто вытягивает из нас все, что ей нужно. Как мы из Роско по возвращении. Мальчик и не догадывается, что Наставники с ним равны. Привык слепо повторять горстку затверженных формул…
Мик внимательно разглядывал Наставника Скина. Новый Скин. Никогда прежде не виданный. Куда только подевались его вечно убегающие улыбочки да всегда готовые зажечься праведным гневом взоры.
— Думайте, думайте, Мик! — Наставник Скин подался вперед, к нему. — Прибавится дела, но прибавится и срок, за который надлежит все дела сделать. Каждый из двоих получит по два добавочных возраста — ведь Земле необходимо, чтобы внутри нее все шло заведенным порядком. Без перебоев. Вот она и позаботится о двух своих изнемогающих под тяжким бременем долга, — дьявольская ухмылка мелькнула у Скина в глазах, — верных слугах. Понимаете, что это значит?
— Только слова, — выдавил Мик, но сердце уже, против воли, застучало, Ник. Вы с ума сошли.
— Почему? Позволю себе напомнить ваши же напутствия мальчугану Роско: «Только потому, что не было прецедента?» — сказали вы ему… да, я мог слышать все, о чем вы с ним там беседовали, мог. Не об этом сейчас. Вы были правы, Мик! Если ломать какие-то замшелые традиции, то теперь. Пока на Земле смутно. Пока ей не до нас!
— Да. Ну, возможно. Вам, Наставник, Скин, виднее. — Мик даже руку к груди приложил, так сердце билось. Словно в самые ребра. Еще две жизни к своей. Возможно, Земля так и поступит. Но?.. Он хотел сказать: а что же будет со Сватом, с Гроном, но понял, что вопрос нелеп.
— Вот именно, — подтвердил Скин. — Это несложно. Земля позаботится и о них. У них ведь имеются кое-какие грешки перед нашей могучей Землей? Что там в ваших маленьких тайнах?
Мик медленно, задумчиво наклонил голову. Если Скин научился договариваться с Землей. Обводить ее вокруг пальца…
— Но как же быть с вызовами Земли? Не ходить? Это не во власти Наставников. А «никто не обратится к Земле в седьмой раз»?
— Ну, подумаешь, будет не в седьмой, а в… э-э, тридцать шесть пополам, — «в восемнадцатый». Это детали. Изменится главное, изменятся и они. Мы еще новые Заповеди напишем, Наставник.
— Право, Наставник, вас совершенно не узнать.
— Когда-нибудь хочется открыть истинное лицо.
Наставник Скин улыбнулся. Широко и открыто. Так он улыбался Роско, и у того всегда становилось легко на душе.
— Хорошо, — сказал Наставник Мик. — Предположим. Хотя в устах любого другого из Наставников я счел бы это бредом. Но не в ваших.
— Благодарю.
— Что требуется от меня?
— Ничего. Молчаливое согласие. Не играть у меня за спиной. Остальное я сделаю сам. Я — и Те, Кого Не Называют. Не шарахайтесь, Мик, ведь это, ха-ха, «только слова». У меня к Тем наметился подход.
— Так что все-таки происходит на Земле, Наставник?
— Ничего нового. Я имею точные сведения, что однажды на Земле уже случалось нечто подобное. Сведения из первоисточника. Когда все благополучно завершится, я познакомлю вас с ним. Этого вы еще не видели.
— У вас есть что-то такое?.. — Наставник Мик указал рукой на прибор с раскрытым гнездом, на россыпь кубиков вокруг на столе.
— Гораздо лучше. Свидетельство, которому можно верить безусловно, уже потому, что оставлено оно со вершенно незаинтересованной стороной. — Наставник Скин снова рассмеялся коротко и непонятно, — Я пришел к вам не с пустыми руками, хранитель Земных анналов. Что вы там еще говорили Роско? — спросил резко, в своей манере.
— Что Переселение должно состояться. Что даже если там, на планете, вторая точно такая же Земля с землянами, Роско все равно просто обязан привезти сведения, которые недвусмысленно подтолкнут нашу Землю к Переселению. Уже запамятовали, Наставник, имеющий всюду уши?
Мик встал, шагнул к серому окну. Стекло тоже казалось серым, серые струйки сбегали по нему, серым был дальний отрог Южных скал.
— Так — везде? — спросил он, не поворачиваясь.
— Да, погода пока что на Земле испорчена. Но это ненадолго, будем надеяться.
— Я вот еще чего не пойму. Всякий раз, когда Наставники обращались к Земле, это тоже бывало не от хорошего. Но положение почти сразу менялось к лучшему. Я же помню. Я и сам… Отчего же сейчас — нет? Какой день творится это не пойми что? Десятый?
— Одиннадцатый. Наверное, стоит все убрать, Наставник. Со стола. Грон со Сватом должны вот-вот прибыть. Я дал им точные указания, как найти ващу берлогу. Не взыщите.
— Конечно. — Наставник Мик даже не усмехнулся.
— Переоденьтесь. Кажется, на Земле действитель но намечается праздник.
— Переселение? — развернулся Мик. — Все-таки? Но как же Роско, он же еще…
— Нет. — Наставник Скин повел головой из стороны в сторону. Причмокнул почти с наслаждением. — Переселения на этот раз не будет. Оно должно состояться во что бы то ни стало, но его не будет. Вы помните, конечно, как я несколько шокировал всех, упомянув один из вариантов выхода из нашего трудного положения с этой планетой?
— Да-да, я… все мы даже сочли за, простите, не уместную шутку.
— Я не шутил. Земля не шутила. Она не шутит сейчас. Там внизу действительно точно такая же Земля, остановившаяся на этой планете в незапамятные времена. Не планетники, а потомки каким-то чудом уцелевших и выбравшихся землян живут, охотятся и воюют под теми облаками. Да, так. И уже одиннадцатый стандарт-день по стандарт-времени Земли — нашей Земли, Наставник Мик, — там идет процесс их уничтожения. Вместе с планетой, которая их приютила. О чем и просил Землю Гом.
Наставник Мик был потрясен. Взгляд его опять, как магнитом, потянулся к окну, залитому серым ледяным дождем.
— Поэтому у нас так?
— Вы очень догадливы, Наставник. Как ни могуча Земля, а видно, такое стоит ей немалых усилий. Но это пройдет.
Наставник Мик лихорадочно обдумывал, каких ожидать последствий, а то и потрясений после всего этого. Для Земли и для себя лично.
— Да не беспокойтесь. Я же вам сказал. Все в силе. Идите переодевайтесь, будьте готовы быть на моей стороне.
У Мика вырвались слова, которых он сам не ожидал, ведь какое, если хоть чуть вдуматься, ему теперь дело:
— А Роско? Там?
Наставник Скин сказал снисходительно:
— Вы опять забыли, Наставник. Всегда важно иметь запасных. — Он повернулся на шум снаружи дома. Слышите проклятья? Это наверняка Сват, он не может войти.

Земля 4 (Безвыходность)

Миром правит Случай.
Планеты и солнца, галактики и вселенные, невесомая частица и Великая Бесконечность, вмещающая ВСЕ, — нигде не отыскать убежища от его незаметного коварства. Иной раз коварства насмешливого и лукавого, иной раз — гибельного. Блестящие замыслы, возвышенные идеи, мощь цивилизаций и мудрость их праха; таинства запредельных сил и вихри энергий, сметающие Время и Пространство; созревшее яблоко, столь необходимое, чтобы свершился первый грех, а заодно чтобы кто-то где-то в бессчетный раз открыл один закон природы; и самый этот закон с бессчетным множеством других непреложных законов бытия, — все отступает беспомощно, стоит из неприметного закоулка появиться вдруг этому скромному созданию и слабой ручкой, потупив глазки, разрушить в миг то, что выстраивалось тысячелетиями.
Земля должяа была существовать всегда.
Кто знает теперь, что за несчастная случайность бросила на заснеженную планету ковчег-близнец Земли людей? Те, кто рассылал осколки человечества с их миссией, казалось, предусмотрели любые беды и опасности, надежно защитили ценнейший груз ковчегов от любых катастроф. Довольно с людей уже того, что даже ненароком они не смогут никогда наткнуться на собственную планету, ибо ее уже нет. Так не милосерднее было, чтобы с погибшей двойняшкой Земли успокоились и сами те люди, и те, кто отправлены были с ними. Но — случай, случай…
Земля знала, что с нею происходит неладное. Что причина находится вовне. Рассмотрела и поняла, что именно. И ничего не могла сделать. Потому что причина была также и в ней самой.
Земля не может принять в себя новых людей, чтобы сделались они новыми землянами, не оттого, что не силах прокормить и содержать их, а оттого, что строго определено количество людей в каждом ковчеге, и число это напрямую зависит от количества разума, который ковчег переносит от расы к расе. Людям не дано ощутить этой зависимости, для этого есть эрги.
Земля не может принять в себя новых эргов, чтобы сделались они новыми Теми, Кого Не Называют, не оттого, что мало места в «лабиринте», а оттого, что присутствие их, которым только и сдерживается настоящая сила человеческого разума, будучи удвоенным, погасит эту уникальную искру, и нечем будет успокаивать разумы иные, вот-вот готовые стать агрессивными и выплеснуться во Вселенную. Эргам этого свойства не дано. Для этого есть люди.
Одни были бы бесполезны без других. Одни других дополняют, сами того не ведая.
И избавиться от внешней помехи не может Земля, ибо там находятся два точно таких же, абсолютно чуждых друг другу, но таких необходимых и ценных вида существ, которые Земле надлежит беречь и защищать.
Нет для Земли, творения бесконечно дальновидного разума, никакого разрешения ситуации, в которую бросил ее Случай.
В запасе у Земли осталось средство, которым она никогда не пользовалась. Однако властна ли она еще над собой? Слишком сложно ее устройство, слишком уже расшатаны прежде безупречные механизмы. Они начинают действовать самостоятельно, вопреки ее воле, и правая рука не будет знать, что творит левая. Это уже началось, Земля чувствует.
Но она постарается. Ей только нужен соответствующий человек среди землян, и она его, кажется, нашла. Ей подошел бы лучше всего Роско, но Роско сейчас нет на Земле. Ничего, она обойдется тем, что есть.
Назад: 3
Дальше: 5