Книга 2
ВЫЧЕРКНУТЫЕ ИЗ СУДЬБЫ
ГЛАВА 1
СЕДЬМАЯ СТИХИЯ
— Блестящая победа, герцог! Все получилось в точности, как вы предвидели. Мосты разрушены у самого основания, и лазутчики Великих не скоро решаться вновь заговорить в нашей Структуре. Первый Экзистедер вне опасности. Но, прошу вас, откройте свой секрет, почему вы ни на мгновение не усомнились в поражении Диербрука?
— Информация и логика, мой мальчик. Идея сотворить Счастье была слишком неестественная для Судьбы, где правит дух Семи Стихий — основа основ.
— А каким образом вы безошибочно заранее определили источник потока, метод переноса Сил Созидания? Вы даже…
«Как присуще всем им, отдаваясь чувствам, усложнять события. И ничто не изменишь — такими мы создали их, и Космос, консолидированный с Жизнью, не остудил рассудок даже внемиренцев. Они не понимают, что победа была слишком легкой. Но следующий шаг будет серьезным. Куда более серьезным, чем они способны вообразить. Надеюсь, у меня еще есть время выстроить защиту…»
— Вы чем-то озабочены, герцог?
«Во внимательности ему не откажешь. Когда огонь юности угаснет и уступит место жару зрелости, из него получится хороший помощник».
— Отчасти. Я подумал о тех Мостах, которые наши друзья заметили в недрах Судьбы. Впрочем, об этом рано беспокоиться.
«Проблема на сегодняшний момент не конкретна. Однако, голоса из-за границ Судьбы научили Несуществующих помнить — то доподлинный факт. Пустота, дыра, чужак, Кочевник — здесь им дали имя, а имя есть образ, и образ существует. Мне следовало бы элиминировать их у самого истока. А теперь они помнят, а значит — эволюционируют».
— Старглайдер приземлился.
— Спасибо, мой мальчик, я слышал. Любопытство твое давно терзает определенный вопрос, не так ли? Задай его, не стесняйся.
— От вас ничто не скроется! — юноша звонко рассмеялся. — Я вот что не могу объяснить: почему Волк принял именно этих внемиренцев? Серафима Каляда, Оливул Бер-Росс и Грег-Гор Гай-Росс, Иолория Аз-Брук — наследная княжна нашего Лучезарного Мира-Спутника, Данила Гаюнар — вы ведь не очень привечали его отца, и, наконец, призрак Пэр. Почему именно они?
— Так пожелали Стихии.
— Не понимаю. Твердь, Вода, Огонь, Воздух, Космос, Жизнь и Смерть — это абстракция. Как абстракция может чего-либо желать?
— Не старайся понять, молодой человек. Прими, и логика сама найдет отображение в твоем рассудке.
«Увы, иногда приходится скрывать правду за правдой. Да, Стихии пожелали. И все же в первую очередь они доверились моему Разуму, указавшему на избранников. Никто не знает эту Судьбу лучше меня».
— Герцог, а как быть с седьмым? Кого изберет Седьмая Стихия?
— Терпение, мой друг, немного терпения. Смерть не спешит сказать свое слово.
По террасе застучали тяжелые шаги. Прибывший быстро раскланялся и без предисловий заговорил:
— Все подтвердилось, милорд Ортский. Мосты заняли Кочевники.
1
Впереди показались огромные белые врата, опутанные замысловатым узором. По мере того, как Крылатый Волк приближался, они отворялись, являя удивленным взорам широкую дорогу, устеленную искрящимися звездами.
— Основу этому Миру заложил герцог Ортский, — сказал Оливул, — а я достраивал его на протяжении многих лет. Надеюсь, вам понравится здесь, и Белый Мир станет нашим домом.
Волк окунулся в белизну. Шасси распрямились и сами нашли опору. Двигатели смолкли, и звездолет застыл в наступившей облачной тишине. Внемиренцы поднялись на открытую палубу.
— Какой густой туман! — воскликнула Юлька.
— Это занавес, — улыбнулся Оливул и взмахнул рукой.
Клубы тумана стали плавно утекать прочь, и величественные деревья с серебристой кроной поднялись ровной аллеей, уводящей вглубь парка. Проявился горизонт, где нежно-голубое небо встречалось с землей на живописных холмах, покрытых блестящей накидкой снега. Слева из-за деревьев весело подмигнуло озеро, чью зеркальную гладь разбудил налетевший бриз.
— Почему тут всё стало белое и серебряное? — удивились Грег и Гор в один голос.
— У каждого свой доминирующий цвет. И когда человек попадает во власть одиночества, его цвет заполняет всё. Аллею я сделал не так давно, но в доме и в парке остались цветные острова — память моей юности. А теперь каждый из вас может материализовать здесь свою палитру.
Друзья пошли за Оливулом по мощеной дорожке. Кроны деревьев расступились, и прекрасный белокаменный терем приветствовал внемиренцев радужными переливами витражей на многочисленных окнах. Два рослых пса, казавшиеся издали каменными, вдруг соскочили с пьедесталов и трусцой побежали навстречу гостям. Юлька на всякий случай придвинулась к Оливулу. Не то чтобы она боялась собак, но внушительный рост этих двух заставлял подумать об осторожности.
— В этом Мире ничто не может причинить нам вред, — шепнул ей Бер-Росс.
— Ты уверен? — с сомнением переспросил Данила, поскольку животные целенаправленно двигались именно к нему. — Фу, псина! Фу!
Но успокоить псов оказалось не так просто. Они посчитали своим долгом окружить Гаюнара повышенным вниманием, чуть не сбив при этом с ног, а один, встав на задние лапы, беззастенчиво лизнул его в лицо. Опомнившись, парень оттолкнул зверя и удержал за холку второго, намеревавшегося последовать примеру собрата.
— Ты излучаешь энергию, которая дает им силы, — сказала Каляда. — Пожалуй, они признали тебя своим хозяином.
— Замечательно, — Данила вытер рукавом подбородок. — Оливул, они настоящие или экзорные?
— Насколько я помню, я создавал статуи собак. Наверное, ты их оживил. И, кстати, раньше они никогда не убегали.
— Ты… Ты… И ты спокойно мне такое сообщаешь?!
Оливул пожал плечами, а остальные рассмеялись.
Миновав сумрачные сени, от стен которых пахло смолой и свежим деревом, внемиренцы вошли в передний зал. Он был невелик, но многократно отражаясь в зеркалах, красующихся в узких промежутках между окнами, казался необъятным, как целый мир. Но и это не было венцом творения экзистора. Подчиняясь Белому князю, медленно раскрылись двустворчатые двери, и перед друзьями предстал главный зал. Мозаика рассыпалась по гладкому полу многоликой картиной, и каждый, ступая на нее, чувствовал, как окунается в море теплых грез. Грациозные колонны, обвитые сложным орнаментом, подпирали высокий потолок, где цветы и ветви чудных деревьев, нарисованные рукой таинственного мастера, представлялись живыми: бутоны готовы были распуститься и наполнить воздух нежным ароматом своих лепестков. Каждый предмет мебели занимал строго определенное место. Весь интерьер воспринимался настолько гармонично, что никому не пришло бы в голову сдвинуть даже подсвечник на огромном деревянном столе.
Монументальные кресла и канделябры, великолепные гобелены и посеребренные рамы зеркал наполняли зал духом романтики. И лишь очень внимательный взгляд мог отыскать ту путеводную ниточку, по которой пробрался в терем вездесущий рационализм: между двумя резными лавками в нише притулился компьютерный терминал, одно из зеркал в полутемном углу уступило место аккуратному экрану, рядом с бронзовой люстрой с сотней восковых свечей дежурил неоновый осветитель, под маской сервировочного столика, остановившегося за портьерой, прятался робот-официант.
Оливул не без гордости наблюдал, как друзья любуются его детищем.
— Здесь нечто вроде приемного зала, — пояснил он. — Есть также библиотека, музыкальный салон, несколько уютных террас, и много свободных комнат. Я покажу вам, где можно устроиться, а после обеда мы все вместе пойдем к павильону Семи Стихий.
«Куда, куда?» — удивился Пэр.
— Ортский называл это свое творение храмом Стихий. Оно, по сути, явилось началом Белого Мира. Внутри его, как я думаю, герцог оставил ответы на многие наши вопросы.
За столом царило всеобщее оживление. О проблемах постарались временно забыть, и основной темой разговоров стал Мир Оливула.
— Это похоже на место, где сбываются мечты, — сказала Серафима. — И где, как во сне, мы можем сотворить себя по-своему.
— Не знаю почему, — начал Данила, покосившись на Бер-Росса, — но все изображения животных, к которым я подходил, оживали ни с того ни с сего. Я, признаться, с детства хотел иметь какую-нибудь зверюшку. Но не в таких же количествах!
«А вы заметили, что и цветы на потолке стали настоящими? — Пэр выделывал замысловатые кульбиты под сводами зала. — А воздух! Вы бы знали, какой свободный тут воздух!» — И вода удивительно ласковая, — подхватила Юлька, которая целый час перед завтраком провела в озере. — Смотрите, она помогла мне даже переделать одежду!
На девушке сейчас красовался аккуратный голубенький комбинезон, вместо серого неуклюжего летного костюма.
— А мы обернулись драконом совсем без усилий! — похвастались близнецы. — И птицы над парком нас даже не испугались.
— Я рад, что вам хорошо в Белом Мире, — сказал Оливул.
«Твой Мир полон доброты и объят жизнью!» — воскликнул Пэр.
— Теперь этот Мир принадлежит всем нам. Открою маленький секрет: птиц тут не было вовсе, и их появление — заслуга Данилы. Озеро я всегда считал самым холодным местом в парке, а воздух был надменным и несговорчивым. Воистину, Стихии находят избранников, как и предрекал герцог Ортский. И нам пришла пора прикоснуться к творению его мысли, друзья мои.
Они молча шли через парк. Гомон птиц растаял в пугающей тени деревьев, и опустившуюся вдруг тишину нарушал лишь приглушенный звук шагов да частое дыхание собак, бежавших по обе стороны от Данилы. Дорожка неторопливо вела вперед…
— Вроде бы уже близко, — обронил Оливул, когда Юлька собралась спросить, где же конец тропы.
— Ты никогда не ходил туда? — насторожились Грег и Гор.
— Никогда. Ортский не оставил дороги, но сказал, что для тех, кого Семь Стихий изберут плотью и кровью своей, путь будет открыт. И мы идем этим путем.
Тень расступилась, и перед друзьями возникла белая крытая ротонда, украшенная многочисленными барельефами и позолотой. Тропа оборвалась.
«И ни намека на дверь», — мысленным шепотом изрек Пэр.
Серафима приблизилась к стене, из которой выступал блестящий диск с изображениями символов Семи Стихий. Скала и чаша озера, горящий факел и закрученная лента воздушного вихря, стальной клинок и тонкая ветвь дерева воссоединялись в круге, обозначенном кометой. Помедлив, женщина-Посредник опустила руку на застывшую в каменном покое композицию. Раздался мелодичный звук, похожий на далекий колокольный звон, поверхность стены замерцала и растворилась, раскрыв внемиренцам неширокий вход. Каляда первой шагнула в темный круглый зал под величественным куполом, изображавшим вселенную. В бездонной пучине, озарив просторный павильон, зажглись сотни огоньков близких и далеких звезд.
— Тебя приветствует твоя Стихия, — тихо сказал Оливул. — Космос.
«А я — Воздух! — сообщил Пэр, растекшийся о всему залу. — Я знал и раньше, но теперь я чувствую его, я принадлежу ему и могу его направлять!» Юлька присела возле родничка, тонкая струйка которого вытекала из-под стены. Вода восторженно брызнула ввысь, окропив избранницу жемчужным дождем, и притихла в углублениях гранитного пола.
— Так вот оно что! Вода моя Стихия! — обрадовалась девушка и бережно прижала к лицу мокрые ладони. — Я тебя всегда, всегда любила!
«На твоих руках отображение, так сказать — физическое воплощение! — пояснил призрак, скользнув над подругой. — А как грандиозна Вода в Мироздании!» Под сводами арки похожей на грот Грег и Гор осторожно разравнивали тлеющие угли. Вдруг огонь взметнулся, объяв обоих языками буйного пламени, но, будто одумавшись, поник и послушно затаился возле ног Гай-князя.
— Ты — Огонь, Грег-Гор, — Оливул любовался юношами. — Могучий в своем потенциале, непредсказуемый, изобретательный и отважный. Он будет твоим мечом и щитом. Крепче держи его, брат.
«Данька! Вот это да! Вы только посмотрите на него!» — восхищенно воскликнул Пэр.
Данила стоял возле могучего дерева, выросшего в считанные секунды посреди зала. Стройный ствол его тянулся вверх, а крона норовила коснуться незримого купола и звезд, рассеянных в бездне.
— Это — Жизнь, Данила, — улыбнулась Каляда. — У нее нет своей формы, зато она всюду! И Воздух всегда готов сопровождать ее в Мирах.
Юлька робко приблизилась к Бер-Россу.
— Остались Смерть и Твердь, — сказала она. — Оливул, какая же из них выбрала тебя?
Белый князь неуверенно посмотрел вокруг.
— Очевидно… — начал он.
Но тут каменный пол загудел, как будто в недрах земли зарождалась буря. Пэр мгновенно очутился в воздухе над головой Гаюнара. Друзья затаили дыхание, а Оливул опустился на одно колено и коснулся ладонью холодной твердыни.
— Я не смел мечтать о такой чести, — проговорил он. — Клянусь, я не подведу тебя, Твердь.
Юлька с откровенным облегчением вздохнула. Пэр, как ни в чем не бывало уселся на нижней ветке дерева.
«Значит среди нас нет Смерти, — подытожил он. — Ну и отлично!»
— Но разве без Смерти имеет смысл Жизнь? — насторожился Данила.
— Нет, так устроена наша Судьба, — откликнулась Каляда и бережно сняла со стены огромный двуручный меч с черным витым эфесом. — Смерть и Жизнь самые молодые Стихии. Нет ничего более противоречивого, чем они, но нет ничего и более близкого. Они начинают и замыкаю круг природы. Бессмертный не живет, безжизненный не умирает. И Смерть присоединится к нам. Этот меч — образ Стихии. Мы возьмем его с собой, чтобы передать тому, кто призван стать его Витязем.
— Почему образ? Ведь Стихии не подчинены Экзистедеру, — удивился Гаюнар.
— У Смерти, как и у Жизни, нет своей формы. Воплощением ее служит сталь клинка.
— Я, наверное, могла бы попросить Воду разлиться в реку, — заговорила Юлька, — позвать дождь и даже ливень. А что в таком случае сотворит Смерть?
— Да уж! — поддержали близнецы. — Если она достанется сумасброду вроде Доная — жди беды.
— Смерть изберет достойного, — ответил Оливул задумчиво и еле слышно добавил. — Знать бы — кто он?
— Всему свое время, — подытожила Каляда. — Павильон Ортского исполнил свою роль, мы открыли часть себя.
Вшестером они вышли наружу. Собаки, дожидавшиеся людей возле входа, вскочили и дружно завиляли хвостами. Данила потрепал их по холкам и вслед за всеми пошел вглубь парка. Псы потрусили рядом с ним, но через несколько шагов остановились и ощетинившись зарычали. Внемиренцы оглянулись: белой ротонды более не существовало. На ровном лугу не осталось ни следа какого-либо строения.
— Узнаю почерк Ортского, — усмехнулся Оливул. — Его реквизиты никогда не переходят из действия в действие.
2
Волею творящей Мысли пустота раздвинулась, и зародилась Судьба. Единый в вечном противоречии истока и завершения Первый Мир ступил на Путь под неусыпным оком Творцов. Шесть Стихий были допущены в юную Судьбу. Твердь и Огонь, Воздух и Вода приняли ипостаси, врученные Великой Игрой; Жизнь примкнула к Воздуху, Смерть облачилась в образы Тверди. Шесть Стихий определили основу Сущего.
Игра набирала мощь. Из Истока к Завершению в Судьбу шагнул второй Мир, следом другой, третий, четвертый… И вот несметные караваны заполнили пространство. Миры текли, пересекались, рушились и восставали из праха. Цепочки их дальше и дальше отодвигались от стержня; охваченные бунтарским духом закручивались в спирали и, не достигнув цели, гибли. Остальные же неслись по Судьбе навстречу Завершению.
Завершение принимало под свою покойную сень отыгравшие роли образы, а Исток выводил в Структуру новые и новые. Как две бойца спиной к спине, два полюса Судьбы стояли на рубежах Мироздания…
Игра завершена.
Великие взирали на Судьбу, где Добро спорило со Злом, не ведая, что, подобно Первому Миру, является оборотной стороной своего антипода, где шутила над логикой Удача, где страдало Одиночество — нежданное дитя Великой Игры, где умы мирян трудились в поисках несуществующего Идеала.
Последняя оценка. Последний взгляд на Творение. И вот Зеркало Судьбы раскрывает перед ними врата.
Они уходили, чтобы начать следующую Игру в беспредельных Пустотах. Они уходили, а из белесого тумана в Структуру вступали их отражения. Репликанты — бессменные наблюдатели, неподкупные судьи, посредники, вечные тени Великих.
Пути определены, Миры рождаются, живут и умирают, Судьба существует по установленным законам. Ничто не нарушит правила Творцов.
Но…
Серафима отвела взгляд от гобелена на стене библиотеки. Какие-то едва ли различимые детали рисунка пробудили далекие ассоциации и подняли из глубин памяти знания Посредника. Факты и события происшедшие или запечатленные вставали в стройные ряды, пока не обрушилось это особое «но».
Никто не знал — как, откуда, почему воссоздалась в глубинах Завершения неведомая этой Судьбе Стихия. Космос. Он принес в Миры дух творчества, жажду открытий и поиска нехоженых путей; и Силу Созидания. Рожденные Семью Стихиями, дерзкие, сильные, отважные смешали порядок, установленный Изначальной Игрой. Первый Экзистедер отныне не был единственным, и не только Исток порождал теперь цепи новых Миров. Воля и сознание новых демиургов вмешались в Судьбу, стянув ее жгутами собственных Путей.
Сколько их бродит в Судьбе? Сколькие создали свои Миры? Сколькие нашли пристанище среди мирян и вручили Космос своим детям? Даже Посредники не могли дать тому ответ.
Серафима знала многих — и одиночек, и навечно сомкнувшиеся пары, и семьи, и целые кланы. Внемиренцы старались поддерживать связи друг с другом, чтобы не потеряться на лоне Судьбы. Даже те, кто каким-то образом оказался лишен Стихии Смерти — Обманувшие Смерть, как их называли — время от времени появлялись в центральных Мирах, и Серафиме однажды довелось общаться с представителями этого странного Ордена. Она встречала и Архивариусов — уникальное сообщество внемиренцев, обладавших Стихией Космоса в такой степени, что поговаривали: а не станут ли они рано или поздно творцами какой-нибудь Судьбы. Архивариусы собирали наследие Великих, изучали историю Структуры, исследовали трудно доступные Миры. Их планетоид видели и возле Истока, и в области Завершения, и не существовало, наверное, такого Пути, который был бы им заказан.
Еще совсем недавно Серафима определяла свою миссию в Структуре как «познай и охрани». Рожденная человеком, она не считала себя вправе претендовать на посредничество как таковое, хотя дважды за свою долгую жизнь выступала судьей в спорах Миров.
И вот ее избрал сам Космос. В какой-то миг, стоя под бесконечным куполом храма Стихий, она ощутила Космосом себя. Более, чем понимание, более чем единение, чувство это шло из самых тайных глубин души и пугало своей естественной неподдельностью…
Мягко шаркнула по ковру приоткрывшаяся дверь.
— Оливул? — близнецы один за другим заглянули в библиотеку и, увидав Каляду, нерешительно остановились. — Он вроде бы поднимался сюда, — пояснил Грег.
— Мы беседовали недолго, затем он ушел, — ответила Серафима. — Уютно здесь, не правда ли?
Юноши охотно приняли приглашение к продолжению разговора, тем более, и женщина это заметила, им не терпелось поделиться с кем-нибудь скопившимися впечатлениями.
— Он многое переделал, — произнес Гор, пока Грег озираясь проходил вдоль книжных стеллажей. — Нам в детстве казалось, что библиотека необъятна…
— …и из конца в конец надо идти, а не шагать, — закончил фразу Грег. — Свечи!
Взгляд четырех голубых глаз как по команде переметнулся на восковые пирамидки в серебряных плафонах. И тут же на острие каждой заколыхалось пламя.
— Игра? — Серафима с интересом наблюдала за близнецами.
— Нет! — воскликнули оба. — Представляешь, огонь зарождается сам собой, стоит нам пожелать! И это не Сила Созидания!
Оставляя в Судьбе свои тени, Великие не дали им и толики созидательной мощи, поэтому Каляда не чувствовала присутствие Экзистедера. Получив в наследство от матери сенсорные способности, она могла так или иначе определить особенность мыслей человека, но распознать Игру — никогда. За последние несколько дней, общаясь с Оливулом, она научилась выделять косвенные признаки Силы Созидания и отличия образов от естественных объектов. Сегодня в павильоне Ортского она искала какие-либо проявления Игры и не нашла. Тогда же родился вывод: Стихии принадлежат Миру и Мир принадлежит Стихиям, следовательно, всё, сотворенное волей Стихий, есть Естество.
— Серафима, как думаешь, что нам предстоит? — задал вопрос Гор.
Каляда встрепенулась. Юноши испытующе смотрели на нее, ожидая ответа. Она медлила.
— Всё слишком логично, правда? — продолжал Грег. — Ортский создал Крылатого Волка для семерых человек, и Пэр, первый избранник, многие годы призван был опекать звездолет. Потом этот Мир с Храмом Стихий. Герцог будто бы планировал наше появление тут с самого начала. И еще мы подумали…
Гор торопливо подхватил:
— …что всех нас Ортский хорошо знал чуть ли ни с раннего детства: и Оливула, и Пэра, и нас, и Данилу, наверное. А про наследную княжну Лучезарного Мира мы своими ушами слышали от герцога.
— Когда? — обронила Каляда.
— Давным-давно! — воскликнул Гор.
— Но помним-то мы его слова отлично, — уверил Грег. — Он сказал об Аз-князе: строки жизни, начертанные судьбой, не переписать, и, как бы он ни противился, Жезл из рук его все равно примет дочь.
— Серафима, может быть и наша судьба определена однажды и бесповоротно? Как Игра, которую никто кроме экзистора не может изменить.
Вопрос застыл в умиротворяющей тиши библиотеки, но ни ласковый уют, ни сонные тени не могли бы укротить беспокойный ум, и Каляда, встретившись с тревожным взором юношей, заговорила быстрее, чем всегда:
— Даже образы, рожденные Экзистедером, находят собственную жизнь. А человек ежедневно, ежечасно и ежеминутно сам создает свою судьбу. И нет такой Игры, которая бы диктовала судьбу Стихиям. Я не исключаю, что Ортский так или иначе подготовил нас к будущей миссии. Попытка Диербрука возродить Первый Экзистедер и с его помощью построить Счастье, побудила Стихии определить избранников и объединиться с человеческим разумом, для того чтобы оградить Структуру от повторной Великой Игры. Вы не хуже меня знаете, ребята, что произойдет, если Сила Созидания оживит Экзистедер Великих.
— Тотальное перестроение, — вставил Грег.
— Разрушение, — поправил Гор.
— Да, именно. И чтобы этого не произошло, Экзистедер Великих должен быть уничтожен, а как мы это сделаем, зависит от нас. Нам предстоит еще многому научиться прежде, чем мы почувствуем в себе истинную силу Стихий. А сводить ее к формуле «щит и меч» уже сейчас видится мне серьезной ошибкой.
3
На смену ночной мгле пришла тягучая чернота Структурного пространства.
— Оливул, я не понимаю, что ты задумал, — зашептала Юлька. — Вернее, я догадываюсь, но они же так далеко!
— Не старайся мерить Структуру расстояниями, это ошибка, — улыбнулся Белый князь. — Домой мы вернемся с рассветом, не волнуйся. И обещаю: в первый же подходящий момент я научу тебя находить Путь, где угодно.
Девушка с готовностью кивнула. Она уже знала, что друг хочет показать ей свою Родину, и от предвкушения встречи с таинственными, порождающими массу предрассудков, Темными Мирами захватывало дух.
Путь утонул в пуще Надмирий. Юлька привыкла, что Миры в Структуре видятся подобно ярким звездам в ночном небе, но здесь ей стало казаться, будто чья-то властвующая рука свалила все сущее в один огромный фантастический котел и без устали размешивает образовавшееся варево. Миры нависали над головой, стелились под ногами, переплетались и наплывали друг на друга, и каждый при этом являл свою неповторимую гамму цветов.
Нужно было обладать особым чутьем, чтобы найти в этих изменчивых джунглях какой-либо Путь. Юлька не сомневалась, что Белый князь знает дорогу, однако даже рядом с ним ей становилось жутко, когда тропа неожиданно обрывалась, опоры уносились вместе с оторванным облаком Надмирья или прямо перед внемиренцами вздымались мифической формы протуберанцы.
Путь утонул в Мире, окруженном узорным ореолом.
— Прибыли! — провозгласил Оливул.
Окно Структуры исчезло бесследно.
— Какое чудо! — ахнула Юлька.
Они стояли в искрящемся заснеженном поле. Солнечные лучи раскрашивали в позолоту редкие снежинки, кружащие в морозном воздухе, и радужными бликами играли на насте. А вокруг, насколько хватало глаз, царило белое безмолвие.
— Это Темный Мир? — зачарованно пробормотала девушка.
— Один из многих. Я любил бывать здесь. Особенно, как сейчас — зимой.
— Я никогда не видела так много снега! А что там вдали?
— Лес. Зима накрыла его своей мантией. А вот там, — Оливул показал в другую сторону, — река. Сейчас она спит подо льдом.
— Но зимой должно быть холодно! — вспомнила Юлька и удивленно вскрикнула, обнаружив, что на ней поверх голубого костюмчика надета длинная шуба из теплого серо-белого меха, на голове красуется такая же шапочка, а ноги обуты в мягкие уютные сапожки.
— Осталась маленькая деталь, — сказал Оливул и, пока подруга рассматривала новую одежду, оформил контур образа и протянул ей аккуратную пуховую муфту. — Спрячь сюда руки. Это согреет лучше перчаток или рукавиц.
— Как в сказке! — ее глаза блестели восторгом. — А ты… Ой!
Бер-князь стоял перед ней в коротком белом тулупе, подпоясанном расшитым серебряной нитью кушаком, в сапогах с меховыми отворотами и в пушистой светлой шапке.
— Это наш с тобой Мир, Юля, — сказал он. — Здесь Вода и Твердь воплощаются в одно целое. И в нашем распоряжении вечность!
— А что мы будем делать?
— Разбудим ветер!
Оливул взмахнул руками, и откуда ни возьмись появилась кибитка, запряженная тремя великолепными скакунами. Юлька потеряла дар речи. Она, наверное, так бы и смотрела на коней в немом восхищении, но Белый князь взял ее за руку, подвел к упряжке и помог забраться вовнутрь. Девушка сразу погрузилась в мягкие шкуры, устилавшие низкое сидение. Оливул вскочил на козлы и подхватил вожжи. Чудо-кони встрепенулись, почуяв хозяйскую руку, заржали и под удалый клич возницы помчали вперед.
Юлька визжала и хохотала, когда кибитку заносило на поворотах, а встречный ветер, подхватывая хлопья снега, бросал их в лицо. Бубенчик под дугой сходил с ума от бешеного аллюра, а Оливул продолжал подстегивать неутомимых скакунов и то и дело весело оборачивался к подруге. В глазах ее бушевало счастье. И он с упоением вдыхал полной грудью свежий морозный воздух, наполняющий сладостью жизни и неистовством молодости.
Бер-Росс остановил кибитку на берегу замерзшей реки. От лошадей валил пар. Возбужденные, они храпели и били копытами по жесткому насту, но хозяин подошел к ним, погладил каждого по покрытой пеной морде, и кони замерли, будто вкопанные. Юлька тем временем подхватила полные ладони снега, подбросила его ввысь и закружилась под маленьким снегопадом. Оливул коснулся взглядом редких снежинок, и над землей заиграла озорная метелица.
— Как тебе все это удается? — восхищенно воскликнула девушка. — Признайся, ты ведь самый настоящий волшебник!
— В Темных Мирах, пожалуй, да, — согласился Белый князь. — Ты каталась когда-нибудь на коньках?
— На чем?
— Смотри! — он щелкнул пальцами, и припорошенный снегом лед на реке засиял, как чистейшее зеркало.
Оливул стоял на сверкающей недвижной воде, а на его ногах поблескивали легкие металлические полоски с узорными завитками на носках.
— Я видела такие же на картинах! — обрадовалась Юлька и подбежала к другу.
Стоило ей ступить на лед, как и на ее сапожках появились коньки. От неожиданности девушка потеряла равновесие, но Оливул мягко подхватил ее под руку.
Не прошло и четверти часа, а Юлька уже свободно скользила по зеркальной реке. Ветер свистел в ушах, мелькали замерзшие камыши и голые ветви плакучих ив, а она неслась вдоль заснеженного берега рука об руку и другом и взахлеб хохотала, просто так — от счастья.
Они давно скинули шубы, и кататься было легко и свободно. Оливул чувствовал себя на льду не хуже, чем на земле. Он успевал несколько раз проехать вокруг подруги, пока та тормозила и осторожно разворачивалась, подхватывал под плечи, когда она, слишком увлеченная, неудачно проскальзывала вперед, и вот в один из таких моментов все же не удержался и бухнулся вместе с ней в береговой сугроб.
Отсмеявшись, оба сели в снегу отдыхать. На Юлькиных плечах тут же появилась предусмотрительная шубка.
— Я велел ей заботиться о тебе, — пояснил Оливул.
Девушка с наслаждением зарылась лицом в невесомый мех.
— Смотри, уже темнеет, — она показала на небо. — Куда мы поедем теперь?
— Это сюрприз.
Ее глаза заискрились.
— Сюрприз в этом Мире? Здесь? А это далеко?
Оливул легко поднялся и протянул подруге руку.
— Первая дорога всегда кажется долгой.
— Только когда она скучна. Но до сих пор с тобой скучать мне не приходилось. Догоняй!
И она побежала к кибитке.
Тройка легкой трусцой несла сани по лесной дороге. На этот раз Оливул не сел на козлы, а, создав образ невидимого возничего, устроился рядом с девушкой. Массивные лапы елей, склонявшиеся под тяжестью снега к самой земле, образовывали тенистый свод. Солнце садилось за лес, и на дороге было сумрачно и тихо. Юлька слушала тишину, тесно прижавшись к другу и положив голову на его плечо.
— Как тут хорошо, — прошептала она. — Оливул, я никогда еще не чувствовала себя так прекрасно.
— Я тоже, — отозвался он. — Тебе не холодно?
— Нет, — она подняла голову и заглянула ему в глаза. — Я сгораю от любопытства: куда мы направляемся?
— Терпение, моя княгиня, терпение… А впрочем, мы уже приехали.
Юлька выглянула из кибитки. Ели расступались, открывая перед путешественниками полянку с аккуратной избушкой в центре. В окне домика горел свет, а из трубы лениво поднимались над крышей клубы дыма.
Оливул спрыгнул в снег и подхватил подругу на руки.
— Этот дом ждет нас всегда. Добро пожаловать, любимая.
В большой белой печи горел огонь. Пламя многочисленных свечей озаряло маленькое помещение. Вдоль стен тянулись широкие лавки, в дальнем углу возвышалась постель, сложенная из кипы мягких шкур, а возле окна с мутным стеклом стоял дубовый стол. Ветер свистел и подвывал за стенами избушки, норовя проникнуть вовнутрь, по крыше то и дело прокатывались комья снега, сброшенные с раскидистых еловых лап, слышался храп коней на коновязи, а в горнице было тепло, уютно и тихо. Только поленья потрескивали в печи.
— Это нам снится? — проронила изумленная Юлька.
— Все здесь наяву, Юля. Мы дома.
Девушка быстро освоилась. Обнаружив в печи горячую еду, она живо накрыла стол, расставила приборы и притушила свечи. Оливул принес из сеней кувшин и, погрев его на огне, разлил по кубкам темно-бордовый напиток.
— Старое вино, — пояснил он. — Бабка всегда говорила мне — береги для особого случая. И вот такой случай представился.
Они сели трапезничать. Девушка как-то незаметно преобразилась. В ее степенном спокойствии, овеянном торжественной аурой, в глубоком добром взгляде, ласковой тонкой улыбке угадывалось поистине княжеское величие. Оливул любовался ею и чувствовал, как безбрежные просторы ее существа проникают в душу, уводят в свои непознанные дали.
— Огонь, воздух, жизнь, — Юлька разглядывала пламя свечи, — земля и вода; космос, который всюду с нами. Я никак не могу привыкнуть к мысли, что среди Семи Стихий должна быть Смерть…
— Посмотри за окно. Видишь, вся природа уснула, чтобы набраться сил и возродиться по весне. Было бы так без Смерти?
— Наверное, нет. Но Смерть, она такая… холодная, пустая, — девушка поежилась. — Сколько же мужества потребуется тому, кого она изберет своим Витязем! Кто будет этот человек?
Оливул задумчиво вертел в руках пустой бокал.
— Я видел его во сне, — сказал он тихо. — Богатырь в синем. Он сказал: «Ты знаешь меня». А я продолжаю теряться в догадках.
— Давай доверимся судьбе, — Юлька встала и подошла к другу. — Сегодня наш день — Тверди и Воды. Я люблю тебя, Оливул, и хочу принадлежать тебе.
4
Солнце поднялось над Белым Миром и засияло в голубом куполе небес. С первыми его лучами раскрылись бутоны цветов, прятавшихся от ночной прохлады в глубине листвы, защебетали птицы, проснулся легкий ветерок в роще над прудом.
Данила лежал, закинув за голову руки, и любовался утренней идиллией за распахнутым окном. Ему давно не приходилось так вот отдыхать, и он с наслаждением ловил каждое мгновение безмятежного покоя.
Пэра в комнате не было, зато собаки, которых призрак впустил еще ночью — Данила слышал его возню сквозь сон — растянулись на ковре и жмурясь подставляли морды солнечному свету. Обнаружив псов, занявших весь плацдарм возле кровати, Гаюнар слегка ткнул ногой в бок первого попавшегося.
— Эй, форма Жизни, не изволите ли подвинуться?
Животные встали. Один отошел к стенному шкафу и принялся начесывать задней лапой за ухом, другой грациозно потянулся и встряхнулся, распространив вокруг себя тучу мелких ворсинок и клочья вылинявшего подшерстка.
— Надеюсь, я не оживил вместе с вами блох, — проворчал Гаюнар.
Из-под портьеры зеленой стрелой вынырнул Пэр.
«Оливул и Юля пропали!» — обрушилось на сознание Данилы.
Ласковое голубое небо за окном, звонкие песни птиц, приветствующих новый день. Он никак не мог взять в толк, почему друг так напуган.
— Что? — переспросил он.
«Грег и Гор слышали их зов о помощи! Случилась беда!» Идиллия и спокойствие рассыпались вмиг, как разбитый калейдоскоп. Одевшись в считанные секунды, Данила побежал за призраком в гостиный зал.
Серафима стояла возле окна. Ее фигура, оттененная светом восходящего солнца, показалась пилоту божественным изваянием, которое не смог бы повторить резец самого великого мастера. Холодный собачий нос уперся в бедро, и Данила опомнившись перешагнул через порог гостиной. Грег и Гор возбужденные и одинаково встрепанные сидели на диване.
— Рассмотрим ситуацию еще раз, — Каляда говорила размеренно, без тени напряжения, призывая тем самым юношей следовать своему примеру. — Доброе утро, Данила. Пэр сказал тебе о возникшей проблеме?
— Я пока не всё понял, — Гаюнар приблизился к друзьям.
Близнецы переглянулись. Гор заговорил первым.
— Мы слышим Игру Оливула, и главная тема ее — поиск выхода. Он и Юля блуждают по горным тропам, по лесному лабиринту — и всюду их подстерегает смертельная опасность! — он перевел дух; Грег подхватил: — Они зовут нас. Зовут на помощь! Нельзя медлить ни секунды!
Строгий взгляд Серафимы удержал юношей на месте, хотя оба готовы были вскочить и броситься в Структуру прямо из зала.
«Я не могу поверить, что Белый князь попал в западню! — воскликнул Пэр. — Он не пошел бы в рискованное путешествие без должной подготовки и не предупредив нас. Может быть вы все-таки ошиблись?» — Оливул — наш родной брат! Мы знаем все тона его экзорного потока, он сам учил нас строить Экзистедер и вести Игру. А теперь мы нужны ему!
— Да что вы переполошились? — Данила скроил недовольную гримасу. — Я своими ушами слышал вчера вечером, как Оливул и Юлька обсуждали под моими окнами какую-то прогулку. Не знаю точно, о чем шла речь, но, кажется, Бер-князь повел девчонку в Темные Миры. Подождем, скоро явятся.
Гай-Россы в отчаянии посмотрели друг на друга.
— Вы не понимаете! Он послал поток сюда, чтобы мы смогли найти Мир, где настиг их враг.
— Кто именно? — быстро спросила Каляда.
— Ну… — начал было Грег, но высказался Гор: — Хотя бы Донай! Он ушел битым, но непобежденным.
— То есть вы не можете точно определить ни характер нападения, ни непосредственного противника? — уточнила Серафима.
— Чтобы передать такой полный образ, нужен мост, — ответил Грег. — Но когда мы выйдем в Структуру и начнем свою Игру, станут видны все детали.
«Серафима, мне кажется, надо поискать Белого князя и Юлю, — вмешался Пэр. — Я сам с Экзистедером почти не работал, но ты-то сильный внемиренец, ты способна подчинить себе любую Игру».
Каляда обернулась к призраку. Даниле показалось, что она слегка вздрогнула.
— Увы, мне играть не приходилось. Грег, Гор, вы уверены, что совладаете с Игрой в условиях живого Мира?
— Конечно!
Юноши были настолько искренни в своей решимости, что ни у Пэра, ни у Данилы не возникло никаких сомнений. Серафима приняла ответ сдержанно и молча пошла к дверям.
— Взлет через четверть часа, — обронила она на ходу.
Грег, Гор и Пэр давно заняли свои рабочие места на Волке, а Гаюнар все стоял на смотровой площадке, с тоской глядя на собак, скулящих возле шасси. Два создания, волею судьбы и случая вобравшие в себя его Стихию, преданно следовали за ним до самого трапа, не желая верить, что их оставят в опустевшем Мире.
— Что ты ждешь? — мягко спросила Серафима.
— Жаль псов. Я не знаю, как у меня получилось оживить их, но теперь они никогда не станут статуями и, если мы не вернемся сюда, наверное, погибнут.
— А что тебя заставляет с ними расставаться?
— Но мы внемиренцы, разве можно… — пилот оторопело поднял взгляд на Каляду.
— Они — твои спутники, как меч, который принадлежит седьмому из нас, как воздух, как вода, как огонь. Веди их на борт, нам пора лететь.
— Я мигом, капитан! — воскликнул Данила и, перемахнув через перила, оказался на подъемнике.
Собаки неистово завиляли хвостами и бросились облизывать хозяина. Приласкав животных, он завел их на открытую площадку лифта и поднял на палубу. Псы были не в восторге от крутой лестницы, ведущей внутрь корабля, но безропотно преодолели спуск и потрусили за Гаюнаром в кают-компанию.
— Вот тут будет ваше место, — Данила показал на ковер около дивана. — А теперь — сидеть! Посмотрим, как вы перенесете взлет.
Ворота Белого Мира остались позади, и Крылатого Волка приняла тьма Структурного пространства.
— Грег-Гор, мы ждем тебя в кабине, — сказала Каляда в микрофон селектора. — Пэр, пока дистантера нет в башне, ты будешь контролировать внешние системы. Функции бортинженера я перевожу на себя.
Близнецы подошли к капитанскому мостику.
— Мы готовы дать направление, — сообщили они в один голос.
— Ребята, — Серафима еще раз внимательно оглядела обоих, — если у вас есть хоть капля сомнения…
— Никаких сомнений! Оливул зовет на помощь!
— Вводи координаты, Пэр, — распорядилась капитан.
Данила, сидевший к мостику в пол-оборота, видел краем глаза напряженное лицо женщины. Он подумал вдруг, что все они — и Каляда, и Пэр, и он сам — оказались сейчас в роли слепцов, которых ведут по пересеченной местности. Отважившись идти, они стали полностью зависимы от остроты зрения своих проводников, то есть от умения Грег-Гора управлять Экзистедером.
Близнецы быстро рассчитали время Пути, воспользовавшись линией бортинженера, и сообщили, что до прибытия на место на борту пройдет около десяти минут.
— Установи автопилот, Данила, и отправляйся вместе с Пэром в арсенал. Нам понадобится портативное оружие.
— В Игре действует только то, что создано внутри нее экзистором, — напомнил Грег.
— Надеюсь, эта Игра не настолько глобальна, чтобы захватить Мир целиком, — ответила Серафима и, когда Данила и Пэр покинули кабину, встала и приблизилась к близнецам. — Грег-Гор, ты знаешь, что я Посредник. Посредник не обладает Силой Созидания. Гаюнар не играл никогда, Пэр тоже. Ты остаешься один. Я тебя прошу, будь предельно осмотрителен и осторожен. И помни: ты — Огонь. Найди контакт со своей Стихией, поверь, это надежнее, чем полагаться на экзорную энергию.
— Мы никогда не обращались к Огню, — юноши синхронно пожали плечами, — а с Экзистедером занимались успешно. Не сомневайся, капитан, мы сыграем так, что даже экзистор не заметит! Вытащим наших и дернем оттуда в Структуру. А потом вместе с Оливулом зададим автору западни хорошую взбучку!
Каляда покачала головой. Воинственность Грег-Гора ее явно не убедила.
Крылатый Волк пересек область Надмирья и сразу же угодил в плотные слои атмосферы. Благодаря искусству пилота корабль не пострадал в условиях жестокой турбулентности, но защитный экран довольно долго вынужден был работать в режиме перегрузки.
— Следующий раз внедряться в Мир будем в открытом космосе, — сказала Серафима, когда состояние систем стабилизировалось. — Грег-Гор, есть следы Игры?
Через динамик селектора, включенного на полную мощность, друзья услышали ответ:
— Экзистедер живет, но мы еще не определили место нахождения источника. Можно пролететь прямо над планетой?
— Пэр, проверь ландшафт и скорректируй курс. Идем на крыльях.
Штурман оперативно выполнил команду и появился над терминалом в виде зеленого тумана.
«Не нравится мне этот Мир, — сказал он. — Он не похож на все те, где мне приходилось бывать».
— Что именно тебя беспокоит? — заинтересовалась Каляда.
«Да так, ощущения, — смутился призрак. — Наверное, из-за Игры».
— Атмосфера дурацкая, — бросил Данила, обернувшись к капитанскому мостику. — Может быть это покажется странным, но все тут напоминает дырку от бублика: вроде есть, а по факту нет. И, кстати, слышите, как ворчат собаки?
— Да, пока мы двигались по Пути, они вели себя не столь воинственно, — подтвердила Серафима. — Грег-Гор, есть новые данные?
Техотсек молчал.
— Грег-Гор! — Каляда привстала.
Близнецы один за другим зашли в кабину. Данила и Пэр переглянулись, старательно скрыв друг от друга облегченный вздох. Капитан вновь опустилась в кресло.
— Есть информация? — спросила она Гай-князя.
— Мы должны начать собственную Игру, тогда проявятся образы чужого экзистора.
— Вы хотите сломать направляющий поток энергии?
— Как такового потока нет, на Мир наложена плотная вуаль. Все, что мы видим, мнимое! Помнишь, когда мы выбирались из корабля-крепости Оливула? Нам казалось, будто вокруг темнота коридоров, а на самом деле мы двигались по обычному каньону. Здесь использован аналогичный прием. Мы видим лесной массив, но под ним могут скрываться города, дороги, заводы, машины — все, что угодно. Когда наша Сила Созидания пробьет существующий фон, мы станем участниками Игры, повернем ее в свое русло и найдем Оливула и Юлю. Мы начнем прямо сейчас!
5
Солнце заглянуло в окно. Лучик робко проскользил по столу, застеленному льняной скатертью, пробежал по лавке и запутался в белых искрящихся волосах Оливула. Бер-Росс приподнялся. Юлька зашевелилась, рефлекторно натянула на плечо край мехового одеяла, несколько минут полежала, в надежде поймать хвостик сна, и, наконец, открыла глаза.
— Рассвет?
Белый князь наклонился к подруге.
— Позднее утро, — ласково шепнул он. — Пора просыпаться.
Юлька потянулась.
— Пойдем домой? — спросила она.
— Да, а не то нас потеряют.
— Чур, дорогу буду искать я!
Бер-Росс был застигнут врасплох.
— В общем, это неплохая мысль, но…
Девушка возражений не допустила:
— Ты обещал меня тренировать! Не всегда же я буду ходить с тобой за ручку.
Они покинули гостеприимный дом и вместе открыли окно в Структуру. Обратная дорога среди Надмирий Темных Миров оказалась на удивление коротка, зато, встав на развилке Путей, Юлька слегка растерялась. Оливул в двух словах пояснил ей, как определять направления, и предложил принять решение самостоятельно. Поразмыслив она бойко объявила:
— Начнем отсюда!
После трех или четырех ответвлений и некстати подвернувшегося канала, девушка опять призадумалась. Белый князь молчал и подсказывать на сей раз не собирался.
— Ну-у… — протянула Юлька, — нам туда!
— Мне кажется, ты ошибаешься, — предупредил ее наставник.
— Сам учил: если сомневаешься, иди туда, где чувствуешь что-то родное. Вот я и иду. Не мешай.
Оливул неопределенно качнул головой. Он редко бывал ведомым в Пути и сейчас не мог с уверенностью сказать, одинаково ли видят дорогу ведущий и его спутник.
Юлька распахнула ворота в Мир.
— Прибыли! — подражая другу, воскликнула она. — Ой!.. Не то.
Вместо знакомого белого тумана внемиренцев принял тоскливый склон холма, поросший тщедушными деревцами и густым кустарником.
— Ничего. Попробуем еще раз, — успокоил девушку Бер-князь.
Они опять шагнули в Структуру. Цепочка, которой принадлежал этот Мир, держалась особняком, и пространство просматривалось на много Путей вокруг, что и позволило Оливулу заметить приближающийся энергетический смерч.
— Сейчас идти опасно, — сказал он. — Не пугайся, такое часто встречается, но лучше это переждать.
Путешественники вернулись на пыльный неприветливый холм.
— Не нравится мне здесь, — поежилась Юлька, оглядев гористую местность. — Холодно и сухо. И земля какая-то жесткая.
— Ничего не поделаешь — климат предгорья. Прогуляемся?
Вдвоем они медленно пошли вниз по тропинке, петлявшей между молодых деревьев редкого лесочка.
— И все же я до сих пор чувствую здесь что-то родное, — с нотками оправдания в голосе сказала девушка.
Тропа потерялась в колючем кустарнике. Пробившись сквозь заросли, внемиренцы вышли на каменистую поляну, обрывающуюся неровной чертой откоса. Юлька, крепко держась за Оливула, заглянула вниз.
— Бр-р-р, как глубоко! Когда можно будет выйти на Пути?
— Через четверть часа проверим Надмирье.
Сверху по склону посыпались мелкие камешки. Оливул резко обернулся.
— Не может быть! — вырвалось у него. — Донай?!
Ви-Брук стоял, прислонясь к низкорослому дереву, его излюбленный красный цвет неизменно доминировал в одежде, а тяжелый меч с багровым эфесом приплясывал в ловких сильных руках.
— Какая теплая компания! Вот не ожидал увидеть вас так скоро! — воскликнул он.
— Так это ты заманил нас сюда?
— Заманил? — Донай сделал несколько шагов навстречу кузену. — Нет, братец, само проведение подготовило нашу встречу. Или ты полагал, что покончил со мной?
— Ты, наглый бездушный мальчишка! — выскочила вперед Юлька. — Неужели ты настолько глуп, что даже не понял: Оливул спас твою дрянную шкурку!
— Не надо, Юля, — шепнул Бер-Росс.
— Пусть поговорит, — великодушно разрешил Донай. — Приятно иногда послушать такой милый вразумительный писк.
Оливул стиснул зубы.
— Ты знаешь, кто перед тобой? — тихо спросил он.
— О, только не говори мне, что это наследная княжна Иолория Аз-Брук, — хмыкнул Ви-князь. — Я и без тебя догадался. Хотя на мордашку она не очень уродилась в нашу породу.
— Отец изменил мою внешность, когда бросил в Структуру на произвол судьбы,
— Юлька сжала кулачки, — зато тебе, я вижу, он сумел изменить душу!
— Да помолчи ты! Тоже мне, старшая сестрица объявилась. С тобой я меньше всего желаю общаться, — и в упор посмотрел на Оливула. — К оружию, братец!
Его клинок блеснул на солнце кроваво-красным заревом. Бер-Росс не двигался.
— У нас нет причин для дуэли, — произнес он.
— Струсил, Белый князь?
Тот не поддался на провокацию.
— У нас нет причин быть врагами, — внятно повторил он. — А если ты знаешь хоть одну — назови.
— Ты полагаешь, я забыл, как ты заставил медведя разорвать мне лицо?
Над левой щекой Ви-Брука заколыхалась тень экзорной маски, и проявились глубокие шрамы, оставленный когтями зверя. Юлька тихонько ахнула. Из памяти неожиданно ясно поднялось: пещеры, материализованный шип-дротик в груди Оливула, и проклятие, брошенное в сердцах. Она пожелала коварному экзистору пасть жертвой своего же образа, не ведая, что экзистором этим был ее родной брат.
— Ты хочешь свести со мной счеты? — спокойно спросил Бер-Росс. — Прекрасно. Начинай.
— Создай меч!
— Нет, Донай. Я не направлял образ медведя, однако я нанес тебе рану в поединке. Если ты хочешь отвечать кровью на кровь, действуй.
— Как обычно благороден, спокоен и великодушен, — прокомментировал Красный князь. — С каким удовольствием я всадил бы тебе нож в сердце!
— И что тебе мешает? В твоих руках меч, — пожал плечом Оливул.
Донай побагровел от бессильной ярости.
— Негодяй! Ты знаешь, что я не ударю безоружного!
— Я знаю, что ты не убил бы меня даже вооруженного!
Юльке показалось в какой-то момент, что Ви-Брук все же бросится на кузена. Но он лишь выругался и что было сил отшвырнул клинок далеко в сторону. Меч ударился о камень, торчащий из земли. Звона не последовало, зато вся площадка дрогнула, будто ее встряхнула невидимая рука, и по ровной лужайке поползли трещины. Повинуясь инстинкту самосохранения, Донай во мгновение ока оказался на склоне холма, но грохот, вдруг поглотивший безмятежное спокойствие полусонной природы, пригвоздил его к месту. Эхо разбросало отголоски обвала по предгорью, и как ни в чем не бывало воцарилась тишина.
Красный князь медленно обернулся. Там, где только что стояли Оливул и Юлька, пыль вяло оседала на рассеченную посередине поляну.
— Эй! Куда вы провалились? — крикнул Донай и тут же осознал жестокую точность своего вопроса.
Ответа не последовало. Он собрался с духом и осторожно приблизился к краю.
Юлька, когда земля ушла из-под ног, на несколько мгновений потеряла способность к ощущениям. Очнулась она от того, что Оливул схватил ее за руку и сильно дернул вверх. Сама не понимая как, она очутилась на ступеньке, чудом уцелевшей на откосе.
— Аккуратно повернись и найди щель, за которую можно ухватиться! — Белый князь старался перекричать повисший над ними гул обвала. — Я подсажу тебя. И сохраняй спокойствие!
Юлька немедленно сделала все, как ей было сказано. Она не видела Бер-Росса из-за густых клубов пыли, поднятой камнепадом, но чувствовала руку, обхватившую ее за талию.
— Оливул!
— Все в порядке. Я держусь. Вставай сюда… Так, молодец, теперь рывком вверх! Молодчина!
Юлька поднялась выше на целый метр. Теперь она могла бы сама дотянуться до края пропасти, но рыхлая порода под ногами вдруг поползла вниз. Девушка визгнула, отчаянно уцепилась пальцами за предательские выступы. Мгновение она балансировала на сомнительной опоре, камень рассыпался пылью, но… Юлька осталась висеть в воздухе. Богатырская рука в красной перчатке держала ее за шиворот, как котенка. Раз! И она шлепнулась на жухлую траву.
Донай бросил на сестру короткий взгляд.
— Руки, ноги целы?
— Я не…
— Значит целы. Сиди тут.
Он лег на живот и опять подполз к обрыву.
— Руку давай! — крикнул он вниз, разглядев белый плащ кузена. — Что ты там возишься?!
Оливул более не медлил. Подтянувшись, он поймал запястье Красного князя. Борьба с притяжением продолжалась недолго, и Бер-Росс с помощью брата выбрался на поверхность. Юлька подскочила к нему и судорожно обняла — молча, ибо говорить не было сил. Он прижал ее головку к груди, и благодарно посмотрел на Доная, остановившегося в стороне.
— Ты нам жизнь спас, — произнес Белый князь.
— Только не воображай, что я сделал это из большой любви к тебе. Благодари лучше свою девчонку. Она все-таки моя сестра… Что ты тут смешного нашел?
Оливул спрятал улыбку.
— Так, ничего, — он встал и поднял дрожащую всем телом девушку. — Все в порядке, Юля.
— «Все в порядке» я слышала и там! — она указала на обрыв.
Донай расхохотался.
— Наслаждайтесь свежим воздухом, — бросил он. — Случай представится — свидимся.
— В Структуре гуляет смерч, — предупредил Оливул, заметив, что Красный князь готовится открыть врата Надмирья.
— Знаю, прорвусь как-нибудь, — отозвался тот, не оборачиваясь.
— Знаешь? — Белый князь насторожился. — Постой, Донай. Уж не смерч ли заставил тебя завернуть в этот Мир?
Ви-Брук нехотя вернулся на шаг назад.
— Ну да, а что ты так перепугался? Забыл, как по Структуре пешком ходят?
Юлька испытующе смотрела на друга.
— Ты думаешь, нас троих заманили сюда? — шепотом спросила она.
Оливул взглядом дал понять, что думает именно так, и опять обратился к кузену.
— Как давно ты здесь?
— А какая разница! Я намереваюсь пробиться сквозь смерч, и если я не сделал это раньше, то только потому, что был не в форме. А сейчас — счастливо оставаться!
Белый князь отрицательно качнул головой, когда Юлька хотела было окликнуть брата еще раз, и направился к оборванному краю площадки.
Донай пошел вдоль кустарника, подыскивая место, где бы без помех открыть окно в Структуру, как вдруг его внимание привлек отблеск солнца, мелькнувший в листве. Он замедлил шаг, разглядывая предмет. Догадка переросла в уверенность: между ветвей прятался невидимый с поляны стрелок с арбалетом и со стрелой, готовой сорваться с тетивы. Красный князь обернулся. Оливул изучал камни возле края обрыва, Юлька стояла в метре от него также спиной к зарослям. Донай проследил за направлением прицела: мишенью был избран Бер-Росс. Еще не успев осознать, что делает, он в три прыжка оказался возле брата и сбил его с ног. Щелкнул затвор, тетива пропела короткую противную ноту. Что-то врезалось в грудь. Падая, он подумал, что всего-навсего споткнулся, но под правым плечом хрустнуло и по телу прокатилась боль.
6
Оливул вскочил, в одно мгновение материализовал образ меча и кинулся за арбалетчиком. Все произошло настолько стремительно, что Юлька, обернувшись, застала уже последствия случившегося: Белый князь осторожно осматривал заросли, держа оружие наготове, а Ви-Брук неуверенно поднимался с земли.
Изумленная и настороженная, девушка приблизилась к брату.
— Донай, что ты еще придумал?.. Донай!
Под его лопаткой показался наконечник толстой стрелы, с которого вяло капала на камни темная кровь.
— Я в седле, — пробормотал Красный князь и потянулся к древку, торчащему из груди.
Сестра схватила его за руку.
— Не смей! Ты истечешь кровью!
— Без тебя знаю, — он высвободил запястье, быстро обломил оперение и тяжело выпрямился. — Не надейся, убить меня не так просто.
Подбежал Оливул.
— Что с тобой, Донай?
— Не видишь? — усмехнулся тот. — Стрелу словил. А ты со снайпером познакомился?
— Поблизости никого нет. Донай, это серьезная рана, и…
Красный князь отпрянул, когда брат хотел взять его за плечо.
— Сам справлюсь, не впервой.
Вдруг земля под ногами внемиренцев дрогнула, угрожая новым обвалом.
— В Надмирье! — крикнул Бер-Росс.
Юлька не медля распахнула Структурный вход и окунулась в иное измерение, уверенная, что братья последуют за ней, но Донай спасаться бегством не собирался. Он демонстративно отступил от черного зигзага и был несказанно удивлен, когда Оливул, отложив всякую дипломатию, быстро сформировал рядом с ним новые ворота и бесцеремонно втолкнул его на Путь.
— Какого черта?.. — прохрипел Ви-Брук, уставившись на кузена.
— Молчи, — жестко велел тот, продолжая держать упрямца за руку, и громко позвал: — Юля!
Его зов пролетел по Структуре. Ответа не последовало, девушка была далеко.
— Отпусти, — Донай попытался вырваться. — Что ты от меня хочешь?
Белый князь наклонился к его лицу.
— Я хочу, чтобы ты остался в живых. Мне безразлично, кем ты меня считаешь — главным своим врагом, воплощением зла или самим дьяволом… Юля!
Он разглядел ее в трех Путях от себя.
— Я иду! — донеслось в ответ.
Оливул оглянулся. Тот самый вихрь, который вынудил их завернуть в пустынный Мир, неукротимо приближался. Ни ускользнуть от него, ни спрятаться теперь возможности не представлялось. Воспользовавшись последними мгновениями порядка, Белый князь вновь послал свой голос к подруге.
— Нет, Юля! Найди Волка, приведи помощь!
Услышала она или нет, Бер-Росс не узнал, поскольку бунтующий хаос обрушился на Путь. Структурные силы захватили внемиренцев и понесли по пространству. Каналы, Миры, дыры, воронки — все смешалось в неразделимый ком. Исчезли направления и опоры, целостность канула в рой мелочей, понятия тела и сознания — и без того весьма условные в Структуре — перепутались окончательно, и чтобы сохранить свое «я», требовалась сильная воля и упорное стремление к обозначенной цели. Оливул знал это теоретически, но ориентир в пространстве заранее определить не успел. Единственной его мыслью было: любой ценой удержать брата. Какое-то время Донай боролся с вихрями сам, но вдруг его тело обмякло, и Белый князь с ужасом понял, что теряет его.
— Нет! — крикнул он и, попавший в объятия страха, не услышал сам себя.
Голос, слух, зрение, чувства отказывались подчиняться, натянулась и готова была лопнуть тонкая нить, соединяющая рассудок и сущность.
Но накатившаяся паника неожиданно сменилась уверенностью, будто сошедшей свыше. Оливул сконцентрировал силы. Как ему удалось встать на Путь и втащить за собой раненого, он не помнил, но упругий поток подтолкнул обоих к границе Мира и бросил в тьму земной ночи. Промозглый ветер обволок пришельцев тучей мелких льдинок, беспощадно хлеставших по лицу. Структурный вихрь сделал последний виток, и внемиренцы очутились на мраморном полу холодного зала. Не медля ни секунды, Оливул вскочил и приказал высоким двустворчатым дверям затвориться. Заскрипели век не смазанные стальные петли, ворота качнулись раз, другой и, сражаясь с бураном, потянули навстречу друг другу массивные створы. Гулкий удар возвестил о выполнении приказа, и в зале стало тихо.
Бер-Росс некоторое время стоял не шевелясь. Силы Созидания дремали в глубинах сущности, и тем не менее между ним и гранитными стенами незнакомого замка каким-то образом установилась незыблемая связь, а кто-то или что-то упрямо искало его понимания. Не успев обдумать свои действия, Оливул устремился навстречу, и в ответ лавина ни с чем не сравнимой мощи ворвалась в тело. Сотни беззвучных голосов и тысячи новых образов предстали перед ним. Ему открылось то, что испытывает камень, вросший в землю; он услышал далекий гул скал и восторг закаленного металла, шепот вездесущего песка и плач разбитых плит.
Наваждение растворилось в густом сумраке.
— Твердь, — прошептал Белый князь и почувствовал, что Стихия готова выполнить любое его веление.
В его руках находились легионы войск Тверди, способные разрушать и созидать. Усилием воли Белый князь поднял в своем сознании прочный заслон, чтобы случайное желание в одночасье не превратилось в губительный приказ.
— Нет, не сейчас, — медленно проговорил он вслух, стараясь преобразовать слова в нечто, понятное Стихии.
Мощь медленно отступила, но рядом осталась невидимая, неосязаемая опора. Оливул стряхнул со лба холодные капли пота и обернулся в поисках Ви-Брука.
— Донай, — позвал он и, рассмотрев в темноте лежащего, присел возле. — Донай, ответь!
Тот был без сознания. Проведя рукой по его груди, Бер-Росс не нашел древко стрелы, зато обнаружил, что одежда обильно пропитана кровью. При отсутствии освещения нечего было и думать об осмотре раны, и внемиренец приготовился призвать Силу Созидания, как вдруг сквозь полумрак пробился лунный свет. Мгла растеклась по углам, и в зале прозвучало:
— О, как давно сюда не заходили путники!
Оливул круто повернулся на голос.
— Кто здесь? — спросил он негромко, и пустота услужливо повторила его слова.
— Я Дымиус, смотритель замка, — на лестнице, ведущей на окутанный тенью этаж, просматривался серый силуэт, не то женский, не то юношеский. — Слава всевышнему! Ко мне заглянули гости!
Белый князь внимательно следил за приближающимся человеком. Чутье экзистора подсказывало, что на этом месте велась или до сих пор ведется Игра, но смотритель, без сомнения, не являлся представителем плеяды образов. Это был невысокий, удивительно хрупкий мужчина неопределенного возраста, и только его утомленные глаза выдавали груз прожитых годов. Одетый во все серое, он выглядел как посох, обвешанный пылью и паутиной.
Смотритель подошел к Бер-Россу, остановился на почтительном расстоянии и церемонно раскланялся.
— Добро пожаловать, господин.
— Мое имя Оливул Бер-Росс. Почему вы назвали меня господином?
В глубоких черных глазах под клочьями бровей вспыхнуло удивление.
— Как же иначе? Вы повелеваете камнем и металлом!.. Что это? Кровь? — в скрипучем голосе появилось плохо скрываемое возбуждение. — Вы ранены?
— Не я. Мой брат.
Оливул показал на Доная, лежащего на полу, и тихо ахнул: стрелы не было, а кровь беспрепятственно струилась из груди и расползалась по плитам.
— О, нет, — в отчаянии прошептал Белый князь.
Он опустился рядом с кузеном на колени в надежде как-то остановить кровотечение, но быстро понял, что без образа это не удастся. Однако, создать даже самую элементарную клеящую мазь оказалось нелегко. Раскрыв экзорный потенциал, Оливул наткнулся на сотни различных тонов, которыми кишело здешнее пространство. Забытые Игры, брошенные Игры, текущие Игры плавали вокруг, оставляя неизгладимые следы. Это было все равно что петь собственную песню в какофонии неуправляемых мелодий. Смотритель не мешал, но когда внемиренец закончил перевязку, приблизился к нему и, не сводя странно горящих глаз с Красного князя, сказал:
— Ему нужны тепло и покой. Слишком много крови потеряно. У меня есть удобные комнаты на втором этаже. Оставайтесь в замке, сколько посчитаете необходимым. Я буду рад быть полезным.
Оливул окинул смотрителя замка внимательным взглядом. Мог ли он доверять этому существу в полуэкзорном полуреальном Мире? Если бы не Донай, он не остался бы здесь ни на час. Но смертельная угроза нависла над жизнью брата, и Белый князь принял решение.
— От всей души благодарю вас… Если вас не затруднит, помогите мне уложить его.
Дымиус с готовностью наклонился к раненому и прежде, чем Бер-Росс успел продолжить, легко поднял богатырское тело на руки.
— Идите за мной… Пустяки, — он поймал на себе изумленный взгляд гостя, — я легко донесу его один. Идите за мной, Оливул Бер-Росс.
В коридоре, уходившем вглубь второго этажа, было еще более мрачно, чем в холодном зале. Белый князь с радостью создал бы сейчас меч, но нельзя было обидеть хозяина недоверием, тем более — и Оливул это чувствовал — тот предложил помощь со всей искренностью, на которую только был способен.
Какое-то создание, вышедшее из темного угла, бесшумно открыло дверь в одну из комнат.
— Не волнуйтесь, — предупредил вопрос Дымиус, — это мои безмолвные слуги. Они преданы моим гостям так же, как мне. Вот здесь будет удобно.
Он бережно опустил Доная на низкую кровать. Оливул спешно восстановил пошатнувший образ повязки, поскольку удержать его при перемещении среди чужих экзорных струй было практически невозможно. Смотритель тем временем затопил камин и зажег несколько толстых свечей. Огонь нехотя озарил небольшое помещение, оформленное под гостевую комнату, с огромным узким окном во всю высоту стены, которое закрывали тяжелые бардовые гардины.
Скрипнула дверь. Нечто, похожее на движущийся студень, вползло на порог и, приподнявшись, подало смотрителю кувшин. Тот поднес сосуд к камину и подержал над огнем, затем осторожно поставил на столик.
— Если позволите, я помогу обработать его рану, — произнес он.
Оливулу не понравился этот вкрадчивый тон, но от помощи он не отказался, только более внимательно стал наблюдать за действиями сторожа замка. Смывая кровь с груди Доная влажным полотенцем, Бер-Росс мимоходом обнаружил прилипшие к его телу белые хлопья, похожие на пух. Точно такие он видел на листьях кустов, когда искал пропавшего арбалетчика. Впрочем, выяснять их природу мысли не возникло. Просчитав пульс раненого, Оливул с тяжелым вздохом отошел от кровати.
— Возле вас много смерти, господин, но еще большее ее возле вашего брата, — произнес Дымиус, поглядывавший на гостей издали после того, как его участие стало необязательно.
Белый князь не ответил. Он прекрасно понимал, что если сейчас же не восполнить потерю крови, Донай до утра не доживет. Восстановить поврежденные ткани с помощью образа было не слишком трудно и основную часть этой работы он уже сделал, но без Экзистедера смоделировать кровообращение не мог.
— Ему необходима кровь, — медленно произнес Оливул, не отрывая взгляд от бледного лица Ви-Брука.
— Я доставлю вам кровь любого сорта, вкуса и цвета, — оживился Дымиус.
— Она должна быть настоящей, — уточнил Бер-Росс. — Все, что находится в замке, несет на себе печать Игры.
— Я знаю, — вздохнул Смотритель. — Тут часто происходят перемены. Я уже привык. Но вокруг много деревень. Одно ваше слово, господин, и я принесу столько крови, сколько потребуется!
Внемиренец в упор посмотрел на странное существо.
— Вы убиваете мирян? — спросил он.
— М-м, — замялся Дымиус, — не часто, но, должен признаться, да. Я же упырь, — он застенчиво склонил голову на бок.
— Я догадался.
— Ради вас и вашего брата я готов…
— Нет, — отрезал Оливул и расстегнул манжету на левом рукаве. — Лучше помогите мне провести небольшую операцию.
Смотритель замка опешил.
— Вы доверяете мне?
— Доверяю.
Оставив упыря в благолепном недоумении, Оливул пододвинул кресло ближе к тахте и, опустившись в него, сосредоточился на образе элементарной системы для прямого переливания крови. Дымиус нерешительно мялся поодаль, и, наконец, решился заговорить.
— Господин, даже у братьев бывает разная кровь. И если это так, он, — упырь показал на Доная, — погибнет.
— Я знаю, — обронил Белый князь.
На столе перед ним прямо из пустоты материализовалась легкая конструкция с ручным движком и двумя трубками, каждая из которых заканчивалась длинной иглой. Когда образ окончательно воплотился в предмете, Бер-Росс взял одну из трубок, быстро ввел иглу в вену на предплечье брата и без колебаний повторил ту же процедуру на своей руке.
— Пожалуйста, подойдите сюда, — обратился он к смотрителю, и когда тот с готовностью приблизился, продолжал. — Начинайте медленно вращать ручку. Моя кровь будет перетекать по трубке к брату. Я скажу вам, когда закончить.
— Вы рискуете, господин? — осторожно спросил упырь.
Оливул откинулся в кресле.
— Нет, Дымиус, — ответил он тихо, — я не рискую: так однажды уже было.
