Книга: Паутина и скала
Назад: 34. СЛАВА МЕДЛИТ
Дальше: Книга шестая. Горькая тайна любви

35. НАДЕЖДА НЕ УМИРАЕТ

Однажды утром несколько дней спустя Эстер позвонила Джорджу за два часа до обычного появления в полдень. По взвол shy;нованному тону было ясно, что новости у нее очень важные.
– Послушай, – воскликнула она без предисловий, – я толь shy;ко что разговаривала по телефону с Симусом Мэлоуном, он ужасно заинтересовался твоей книгой.
Это, как обнаружилось впоследствии, было весьма значитель shy;ным преувеличением, но при данных гнетущих обстоятельствах почти любая соломинка, за которую можно было ухватиться, представлялась дубом.
– Да, – торопливо продолжала она взволнованным тоном, – Симус очень хочет увидеться с тобой и поговорить. У него есть не shy;сколько предложений. Одна его знакомая начинает работать лите shy;ратурным агентом, он думает, что есть смысл передать рукопись ей, может, она сумеет что-то сделать. Знакомства у нее есть повсюду – думаю, она может оказаться очень подходящей для такого дела. Ты не будешь возражать, если она посмотрит рукопись?
– Нет, конечно. Кое-что лучше, чем ничего. Если мы сможем найти кого-то, кто прочтет ее, это будет уже кое-что, правда?
– Да, я тоже так считаю. И не беспокойся больше, мой доро shy;гой. Я уверена, из этого что-то выйдет. Симус Мэлоун очень ста shy;рый мой друг – и очень культурный человек, – у него очень вы shy;сокая репутация критика, – и если он говорит, что вещь стоящая, значит, так оно и есть… А Лулу Скадлер – та знакомая, с которой он говорил, – по его словам, очень энергичная! Если ты позволишь ей взять рукопись, она, видимо, покажет ее повсюду! Ты не думаешь, что есть смысл позволить ей – а?
– Думаю. Вреда от этого никакого не будет, а польза можеть быть!
– И я так считаю. По крайней мере, кажется, в настоящее время это наша лучшая ставка, и если она сделает попытку, вреда это прине shy;сти не сможет. А я уверена, что рано или поздно должно что-то про shy;изойти. Непременно!То, что ты сделал – слишком… слишком… пре shy;красно, чтобы оставлять это без внимания. Рано или поздно тебя должны признать! Вот увидишь! Я знаю, что говорю – я всегда это знала! – Затем с внезапной решительностью: – Ну так слушай! Я вот что сделала. В четверг я устраиваю небольшую вечеринку для несколь shy;ких знакомых – и Симус Мэлоун с женой будут там. Почему бы не приехать и тебе? Там будет очень простая, непринужденная обстанов shy;ка – соберутся только члены семьи, несколько старых друзей, кое-кто из театра, Стив Хук с сестрой Мери и Мелоуны. Я устрою тебе воз shy;можность познакомиться с Симусом, поговорить с ним. Приедешь?
Джордж, разумеется, согласился.
В половине десятого вечера, когда Джордж приехал к миссис Джек, там было уже много гостей. Это стало ясно, когда он вошел в прихожую великолепной квартиры. Туда доносился волнующе не shy;разборчивый гомон – прозрачная паутина звуков, приятно нестрой shy;ный шум – смех, позвякивание льдинок в высоких бокалах, звучная глубина мужских голосов, серебристое благозвучие женских.
Миссис Джек встретила молодого человека там. Она была очень красива в одном из своих великолепных сари. Глаза ее ис shy;крились, на веселом лице играла улыбка, она, как обычно, вся лучилась радостью от присутствия друзей. Разрумянившаяся от счастья, от удовольствия, она нежно сжала руку Джорджа и пове shy;ла его в большую гостиную.
Здесь Джордж увидел великолепную сцену. «Небольшая про shy;стенькая вечеринка» обернулась блестящим, роскошным приемом. Там было как минимум тридцать – сорок человек, большей частью одетых в вечерние костюмы и платья. Джорджу показалось, что он вошел в один из рисунков Коваррубиаса, и все фигуры ожили, они больше походили на карикатуры, чем на подлинных людей. Там был большезубый ван Влек, он разговаривал в углу с каким-то негром; был Стивен Хук, он прислонился спиной к камину со скучающе-небрежным видом, служившим ширмой для его мучительной застен shy;чивости; был Коттсуолд, критик, невысокий, хрупкий любитель вы shy;чурности, лощеный мастер ядовитых похвал; и еще много художест shy;венных, литературных, театральных знаменитостей.
Карикатуры очень походили на оригиналы, и поняв, что они должны смотреть, Джордж расправил плечи, вздохнул и пробор shy;мотал под нос:
– Вот тебе и на.
Стивен Хук разговаривал с кем-то возле камина, стоя боком к собеседнику, его белое, полное лицо с поразительно нежными чертами было чуть повернуто в сторону, на нем застыло обычное выражение усталой, скучающей отрешенности. Подняв взгляд при появлении Джорджа, он произнес: «Привет, как поживаете?» – быстро, с отчаянием протянул руку, потом отвернулся, оста shy;вив, как ни странно, впечатление сердечности и дружелюбия.
Повсюду в этой блестящей толпе Джордж видел других знако shy;мых. Там была Мери Хук с огненно-рыжими волосами, более не shy;принужденная, более дружелюбная, открытая и практичная, чем ее брат, однако производящая то же самое впечатление обаяния, душевной чистоты и скрытой сердечности. Там были миссис Джек и ее дочь Элма.
И повсюду стоял шум – причудливое, назойливое смешение трех дюжин голосов, звучавших разом, их рокочущее слияние, странное, как время. Однако громче, чем все эти голоса, сквозь них и над ними, звучал мгновенно отличаемый от всех остальных всепроникающий, всеподавляющий, всеубеждающий и всезаглу-шающий Голос.
Джорджу наверняка не доводилось слышать более необычного голоса. Прежде всего он отличался изумительной мягкостью и нео shy;писуемой звучностью, в нем словно бы сливались отзвуки голосов всех живших на свете ирландцев. Однако этот восхитительно могу shy;чий, по-кельтски мягкий голос был исполнен адского огня. В каж shy;дом слове, произнесенном этим потрясающим голосом, ощущался надвигающийся, клокочущий поток злобы ко всему человечеству, словно бы выбивающийся из некоего бездонного колодца ярости внутри этого человека и грозящий ему мгновенным удушением.
Обладатель этого замечательного голоса был мистер Симус Мэлоун, а внешность мистера Мэлоуна была не менее заме shy;чательной, чем его голос. Это был человек пятидесяти с лишним лет, довольно хрупкого сложения, но казавшийся здоровяком благодаря изумительной бороде. Борода покрывала все его лицо; она была прямоугольной, не длинной, но пышной, какого-то иссиня-черного цвета. Пара светло-голубых глаз над бородой пре shy;зрительно взирала на мир; все это придавало мистеру Мэлоуну вид озлобленного Иисуса Христа.
Могучий голос мистера Мэлоуна, разумеется, пробивался че shy;рез эту пышную черную бороду. Когда он говорил – а говорил он постоянно, – окружающие с неловкостью обнаруживали сущест shy;вование двух бледно-красных, толстых, похожих на резиновые, скрытых в черной растительности губ. Этим губам была присуща поразительная гибкость; когда мистер Мэлоун говорил, они изги shy;бались, корчились, извивались в бороде, словно две змеи. Иногда они разделялись в подобии улыбки, иногда широко растягивались в конвульсивном рычании. Но находились в движении постоянно; сквозь них извергался поток ядовитых речей.
Мистер Мэлоун сидел в углу дивана и, как многие гости, дер shy;жал в руке бокал с коктейлем. Его окружало несколько жадно слушающих людей. Среди них бросались в глаза молодой чело shy;век с красивой супругой, оба они – с приоткрытыми ртами, с глазами, сверкающими гипнотической зачарованностью – пода shy;лись вперед и, затаив дыхание, внимали страстно извергавшему shy;ся потоку эрудиции мистера Мэлоуна.
– Очевидно, – говорил мистер Мэлоун, – очевидно! – О, как передать эту звучность, мягкость, это убийственное презрение, из shy;ложенное в единое слово! – Очевидно, этот человек ничего не чи shy;тал! Видимо, все, что он прочел, это две книжки, с которыми знаком каждый школьник – а именно, «Pons Asinorum» Якопуса Роби-сониуса, которую Паркези напечатал в Болонье весной тысяча че shy;тыреста девяносто седьмого года, и «Pontifex Maximus» Аросиуса Глутциуса, напечатанной на другой год в Пизе! Помимо этого, – прорычал мистер Мэлоун, – он ничего не знает! Ничего не читал! Разумеется, – тут его резиновые губы устроили в зарослях бороды змеиную пляску, – разумеется, в так называемой цивилизации, где уровень культурной и научной осведомленности определяется пи shy;саниями мистера Артура Брисбейна и шедеврами в журнале «Сатердей Ивнинг пост», претензии подобного человека, несомненно, сойдут за энциклопедическое всезнание!.. Но он ничего не знает! – процедил мистер Мэлоун и раздраженно вскинул руки, словно подводя черту под этим приговором. – Он ничего не читал! Господи, чего можно ждать от такого человека?
И тяжело дыша, изнемогший от напряжения, отбил одной ногой чечетку. Торопливо отхлебнул из бокала, поставил его и, все еще ловя ртом воздух, но уже чуть поспокойнее выпалил:
– Сенсация, которую он произвел, – нелепость! Этот чело shy;век невежда – глупец – он ничего не знает!
Во время заключительной части этой тирады миссис Джек с Джорджем подошли к метру и ждали в почтительном молчании, чтобы он договорил. Когда он несколько успокоился и перестал стучать ногой о пол, миссис Джек наклонилась к нему и негром shy;ко произнесла:
– Симус.
– А? Что? В чем дело? – встревоженно заговорил он, подняввзгляд и тяжело дыша. – О, привет, Эстер! Это ты!
– Да. Хочу представить тебе молодого человека, о котором говорила с тобой – мистера Уэббера, чью рукопись ты читал.
– О… э… как поживаете? – произнес мистер Мэлоун.
Протянул влажную руку, его бледно-красные губы искриви shy;лись в страдальческой попытке дружелюбно улыбнуться. И в этом подобии улыбки было нечто заслуживающее сострадания, нечто говорящее о подлинной сердечности, подлинном влече shy;нии к дружбе под мучительно запутанным узлом его жизни, не shy;что поистине обаятельное, проглянувшее на миг сквозь его не shy;укротимую ирландскую запальчивость. Проглянуло то, что кры shy;лось под не дающими покоя ненавистью, завистью, жалостью к себе, ощущением, что жизнь его предала, хоть она его и не пре shy;давала, что его талантам не воздано должное, хотя воздано им было больше должного, что подлые шарлатаны, дураки, невеж shy;ды, болваны, тупицы, фигляры всех мастей провозглашены ге shy;ниями, пресыщены аплодисментами, купаются в успехе, осыпа shy;ны сверх меры медоточивой лестью, заискивающим обожанием, отвратительным низкопоклонством безмозглой толпы, хотя все доставалось бы ему! Ему! Ему! – никому кроме него, черт возьми! – существуй хоть капля истины, чести, порядочности, ума и справедливости в этом мерзком, проклятом, идиотском, преда shy;тельском мире!
Однако, когда он с кратким, мучительным усилием обратил shy;ся к Джорджу: «О, да! Как поживаете?.. Я читал вашу рукопись» -- его душа не вынесла этого признания, и в звучном голосе вновь зазвучали презрительные нотки.
– Разумеется, говоря по правде, я ее не читал, – громко го shy;ворил мистер Мэлоун, раздраженно постукивая по краю дива shy;на. – Никто, обладающий хотя бы крупицей разума, не попы shy;тается читать рукопись, но я заглянул в нее! И… и прочел не shy;сколько страниц. – Это признание явно стоило ему огромных усилий, но он все-таки превозмог себя. – Я… я нашел в ней несколько мест, которые… показались неплохими! То есть, непло shy;хими, – тут уже он снова зарычал, – по сравнению с той обыч shy;ной тошнотворной бессмыслицей, которую издают, и которая в этой вашей Прекрасной и Просвещенной Стране сходит за Художественную Литературу! – На сей раз его бледно-красные губы в густой бороде скривились и растянулись чуть ли не до мочки правого уха. – Неплохо, – воскликнул он сдавленным голосом, – по сравнению с провинциальной болтовней мисте shy;ра Синклера Льюиса! Неплохо по сравнению с невразумитель shy;ными нюансами этого невротика из штата Миссури, мистера Т.С.Элиота, который годами морочил голову простодушному миру такой заумью, как «Бесплодная земля» и «Любовная песнь Дж.Альфреда Пруфрока», создавал себе у эстетов город shy;ка Каламазу репутацию человека огромной эрудиции сочине shy;нием стихов на «кухонной» латыни и ронделей на ломаном французском, под которыми постыдилась бы подписаться лю shy;бая ученица монастырской школы, а теперь, друзья мои, пре shy;вратился в пророка, проповедника и политического революци shy;онера, потрясает все имеющее право голоса население великой агностической республики, известной как Британские острова, сообщением, что он -подумать только! – мистер Элиот из штата Миссури, стал роялистом! Роялистом, представьте себе, – процедил мистер Мэлоун, – и англокатоликом!.. Да ведь эти сообщения должны посеять ужас в сердце каждого английско shy;го лейбориста! Основы британского атеизма в опасности!.. Ес shy;ли великий мистер Элиот продолжает оскорблять подобным образом политические и религиозные взгляды каждого истин shy;ного англичанина, Бог весть, чего нам ждать дальше, но мы должны быть готовы ко всему!.. Я нисколько не удивлюсь изве shy;стию, что он втерся в доверие к парламентскому правительст shy;ву и требует немедленного ввода в Лондон полицейских отрядов, дабы положить конец беззакониям, мятежам, революци shy;онному насилию, свирепствующему на улицах!
– Нет, – заговорил снова мистер Мэлоун, переведя дыхание. – Книги этого молодого человека я почти не читал – где-то несколь shy;ко слов, где-то отрывок. Однако по сравнению с напыщенной бол shy;товней мистера Элиота, парфюмерным вздором мистера Торнтона Уайлдера,- он откашлялся и стал покачиваться взад-вперед с гнев shy;ным блеском в глазах, – с тяжеловесным тупоумием мистера Теодо shy;ра Драйзера, – с сентиментальной чушью всевозможных рифмопле shy;тов, этих Миллеев, Робинсонов, Уайли, Линдсеев и прочих, – с не shy;лепыми, бессвязными глупостями Шервудов Андерсонов, Карлов Сэндбергов, Эдгар Ли Мастерсов, школы «Я дурак» Ринга Ларднера-Эрнеста Хемингуэя, – со всевозможными формами шаманства, ко shy;торые поставляют всевозможные Фросты, О'Нилы, Джефферсы, Кейбеллы, Глазгоу, Питеркенсы и Кэзер, Бромфидцы и Фиццже- ральды – заодно с шарлатанами более мелкого пошиба, которые процветают во всех уголках этой Великой Страны, как нигде в мире, с Толстыми из Канзаса, Чеховыми из Теннесси, Достоевскими из Дакоты и Ибсенами из Айдахо, – процедил он, – по сравнению со всеми семьсот девяносто шестью разновидностями вздора, слащаво shy;сти, болтовни, шаманства и надувательства, которые подсовывают жаждущим гражданам этой Великой Республики ведущие постав shy;щики художественной сивухи, то, что написал этот молодой человек – неплохо.
Снова начав покачиваться взад-вперед, он хрипло дышал и наконец с последним, отчаянным усилием выпалил:
– Это все сивуха!- прорычал он. – Все, что печатают, – си shy;вуха!.. Если отыщете в произведении четыре несивушных слова, то, – он судорожно глотнул воздуха и опять вскинул руки,- пе shy;чатайте его! Печатайте!
И разделавшись таким образом с большей частью современ shy;ной американской литературы, если не к полному своему удо shy;вольствию, то по крайней мере, к полному изнеможению, мистер Мэлоун несколько минут покачивался взад-вперед, дыша откры shy;тым ртом и постукивая ногой о пол.
После этой тирады наступила довольно неловкая пауза. Мало у кого хватило бы смелости возразить мистеру Симусу Мэлоуну. В его подходе к таким вопросам была сокрушительная катего shy;ричность, которая делала спор если не бесплодным, то, по крайней мере, почти бессмысленным. Он походил бы на уборку об shy;ломков нескольких дюжин Шалтай-Болтае в и обсуждение их ценности, если бы они не свалились во сне.
Однако после мучительного молчания, прежде всего с целью возобновить вежливый разговор, один из слушателей – молодой муж красавицы – спросил с подобающей ноткой почтительной робости:
– Что… что вы думаете о мистере Джойсе? – И в самом деле, среди этого всеобщего ниспровержения мистер Джойс казался одной из нескольких уцелевших фигур в современной литерату shy;ре: – Вы… вы знаете его, не так ли?
Сразу же стало ясно, что вопрос неудачен. В глазах мистера Мэлоуна снова вспыхнули гневные огоньки, и он уже потирал ладонями костлявые коленные чашечки.
– Что, – заговорил мистер Мэлоун очень мягким, зловещим голосом, – что я думаю о мистере Джойсе?.. И знаю ли я его? Знаю ли?.. Полагаю, сэр, – продолжал мистер Мэлоун очень медленно, – вас интересует, знаю ли я мистера Джеймса Джойса, в прошлом жителя Дублина, а ныне, – его бледные губы ис shy;кривились в многозначительной улыбке, – ныне, если не оши shy;баюсь, обитателя Левого берега Сены в Париже. Вы спрашивае shy;те, знаю ли я его. Да, сэр, знаю. Я познакомился с мистером Джеймсом Джойсом очень давно – да, очень, очень давно. Имел честь – лучше назвать это Высокой Привилегией, – процедил он, – после того, как переехал в Дублин, наблюдать за взросле shy;нием юного мистера Джойса. И разумеется, друзья мои, это вы shy;сокая привилегия для такого незаметного человека, как я, – тут он насмешливо указал подбородком на свою хрупкую грудь, – обладать возможностью заявлять о восхитительной дружбе с Ве shy;ликим Идолом Современной Литературы, святым пророком Ин shy;теллигенции, который в одной ошеломляющей книге исчерпал все, о чем стоит писать, – и изнурил всех, кто читал ее… Знаю ли я мистера Джойса? Полагаю, сэр, что могу скромно претендовать на эту высокую честь, – заметил мистер Мэлоун, чуть искривя губы. – Я знал этого джентльмена тридцать лет, если и не совсем, как брата, – насмешливо, – то, во всяком случае, очень близко!.. И вас интересует, что я думаю о мистере Джойсе?.. Ну что ж, – звучно продолжал мистер Мэлоун задумчивым тоном, – дайте сообразить, что я думаю о нем?.. Мистер Джойс прежде всего мелкий ирландский буржуа, который провел много лет на евро shy;пейском континенте в совершенно бесплодных попытках преодо shy;леть фанатизм, предрассудки и ограниченность иезуитского вос shy;питания в детстве. Мистер Джойс начал литературный путь как слабый поэт, – продолжал, покачиваясь взад-вперед, мистер Мэлоун, – затем стал очень слабым новеллистом, потом беспо shy;мощным драматургом, после этого никчемным приверженцем зауми в литературе, которая в настоящее время высоко ценится Избранными, – ухмыльнулся мистер Мэлоун, – и полагаю, в настоящее время стряпает какую-то жалкую бессмыслицу – словно возможности в этой сфере не исчерпаны его предыдущим опусом.
В наступившей паузе, пока мистер Мэлоун успокаивался, кто-то очень смелый пробормотал, что ему казалось, в «Улиссе» есть неплохие места.
Мистер Мэлоун замечательно воспринял это кроткое несо shy;гласие. Покачался взад-вперед, а потом, махнув тонкой белой ру shy;кой, с сочувственной уступкой заметил:
– Что ж, пожалуй, там есть какой-то незначительный талант – во всяком случае, мельчайшие крупицы таланта. Разумеется, строго говоря, этот человек – школьный учитель – этакий мел shy;кий педант, которому следовало бы преподавать в шестом классе иезуитской семинарии… Но, – заметил мистер Мэлоун, снова махнув рукой, – у него кое-что есть, – немного, но все-таки кое-что. Разумеется, – тут он снова принялся цедить слова, и в глазах его грозно засверкали гневные молнии, – разумеется, поразитель shy;но, какую репутацию при всем при том создал себе этот человек. В высшей степени поразительно, – воскликнул мистер Мэлоун, и губы его искривились в невеселой попытке рассмеяться. – В Дуб shy;лине тогда было не меньше дюжины людей, которые могли бы сде shy;лать то, что пытался Джойс в «Улиссе» – и притом гораздо лучше! – процедил он. – Мог Гогерти, который в двадцать раз сильнее Джойса. Мог А.Э. Мог Эрнест Бойд. Мог Йитс. Могли даже… даже Мур или Стивене. – Он покачался взад-вперед и неожиданно про shy;рычал: – Мог я!.. А почему не сделал? – яростно спросил он, так как этот вопрос явно был у всех на уме. – Да потому что мне про shy;сто было неинтересно! Для всех нас это особого значения не име shy;ло! Нас интересовало… другое… жизнь!.. Разумеется, – процедил он, – такова уж история всей современной литературы. Этим объясняется бессодержательность выходящих книг, глупость, серость. Все люди, которые действительно могли писать, не брались за перо. Почему? Потому что, – громко заявил мистер Мэлоун, – нас это не интересовало! Нас интересовало другое!
В ту минуту мистера Мэлоуна интересовал его бокал с кок shy;тейлем; он поглядел по сторонам, увидел его, взял и отпил гло shy;ток. Потом, улыбнувшись с усилием, обратился к молодому му shy;жу красавицы:
– Но хватит об этом! Поговорим о чем-нибудь другом – бо shy;лее приятном! Вы, я слышал, вскоре едете за границу?
– Да, – поспешно ответил с едва заметным облегчением мо shy;лодой человек. – Примерно на год.
– Нам ужасно хочется поехать, – заговорила молодая жен shy;щина. – Мы, разумеется, уже бывали в Европе, правда, всякий раз недолго. Вы жили там в течение долгого времени, и мы будем весьма благодарны за любой совет, какой услышим от вас.
– А куда вы едете? – спросил мистер Мэлоун. – Собирае shy;тесь… собираетесь покататься по Европе, – губы его презритель shy;но искривились, но он сдержался, – или пожить в одном месте?
– В одном, – поспешил ответить молодой человек. – Для того и уезжаем. Решили познакомиться с европейской жизнью – так сказать, окунуться в нее. Собираемся обосноваться в Париже.
Наступила пауза; затем молодая женщина с легким беспокой shy;ством подалась к великому человеку и спросила:
– Мистер Мэлоун, вы одобряете это намерение?
Так вот, если бы мистер Мэлоун высказывал свое мнение пять минут или пять месяцев назад, то наверняка счел бы, что поехать в Париж и пожить там около года – хорошая мысль. Он говорил се shy;бе это не раз – в тех случаях, когда осуждал американский провин shy;циализм, американское пуританство, американскую невежествен shy;ность и американское незнание европейской жизни. Более того, ча shy;сто задавался вопросом, почему американцы носятся по всему кон shy;тиненту, стремятся осмотреть всю Европу сразу вместо того, чтобы пожить годик в Париже, присмотреться к людям, изучить язык. И более того, если бы молодой человек с супругой объявили о намере shy;нии обосноваться на годик в Лондоне, реакцию мистера Мэлоуна было б нетрудно предвидеть. Его бледные, резиновые губы презри shy;тельно искривились бы, и он с иронией поинтересовался:
– А почему в Лондоне? С какой стати, – тут бы он хрипло задышал, – с какой стати терпеть унылый английский провинциализм, безотрадное однообразие английской кухни, ужасное английское тупоумие, когда всего в семи часах пути, по другую сторону Ла-Манша есть возможность недорого жить в самом прекрасном и ци shy;вилизованном городе мира, жить с уютом и роскошью в Париже за какую-то часть того, что стоила бы вам жизнь в Лондоне, притом общаться с веселыми, умными, цивилизованными людьми, а не с провинциальными британскими Бэббитами?
В таком случае, почему же гневное презрение вскипело в ду shy;ше мистера Мэлоуна, когда молодые люди выразили намерение сделать то, что он настоятельно посоветовал бы им сам?
Так вот, во-первых, они сообщали о своем решении ему – а мистер Мэлоун не мог вынести такой наглости. Во-вторых, он считал Париж собственным открытием, а туда стало ездить слишком много треклятых американцев. Разумеется, никто не должен был ездить туда без его ведома.
Поэтому, когда двое молодых людей самостоятельно решили поехать в Париж на год он счел их самодовольную наглость не shy;сносной. После того как молодой человек и его супруга высказа shy;лись, несколько секунд царило молчание; в глазах мистера Мэ shy;лоуна начал полыхать гневный огонь, он покачался взад-вперед, потер колени, но пока что сумел сдержаться.
– Почему в Париж? – спросил он спокойно, но с ноткой едкого сарказма в мягком тембре голоса. – Почему в Париж? – повторил он.
– Но… неужели вы считаете, что туда не стоит ездить, мистер Мэлоун? – беспокойно спросила женщина. – Не знаю, – то shy;ропливо продолжала она, – но… но Париж представляется мне таким ярким, веселым – и увлекательным.
– Ярким?.. Веселым?.. Увлекательным? – неторопливо, вес shy;ко, с видом глубокой задумчивости произнес мистер Мэлоун. – О, какая-то яркость, пожалуй, сохранилась, – допустил он такую возможность. – Разумеется, если туристы со Среднего Запада, алчные владельцы отелей и господин Томас Кук не окончательно уничтожили ее остатки… Полагаю, разумеется, – продолжал он, слегка цедя слова, – что вы целиком последуете примеру своих соотечественников – будете просиживать по двенадцать часов в день среди интеллектуалов в Le'Ome или на террасе Cafe de la Paix и вернетесь через год совершенно не повидав ни Парижа, ни Франции, ни подлинной жизни народа, однако же с полной уве shy;ренностью, что знаете все!- Он неистово засмеялся, потом ска shy;зал: – Право же, очень смешно, что все молодые американцы ус shy;тремляются в Париж… Взять хотя бы вас – молодые люди, веро shy;ятно, неглупые, обладающие, по крайней мере, достаточными средствами, чтобы путешествовать – и куда же едете? – насме shy;шливо спросил мистер Мэлоун. – В Париж! – он так прорычал это слово, словно от него дурно пахло. – Па-ри-и-иж, один из самых унылых, скучных, дорогих, шумных и неуютных городов в мире… населенный скупыми лавочниками, жуликоватыми так shy;систами и официантами, просто ужасающим французским сред shy;ним классом и туристами.
На минуту воцарилось ошеломленное молчание; красивая молодая жена выглядела подавленной, сбитой с толку; потом мо shy;лодой человек откашлялся и с легкой нервозностью спросил:
– А… а куда бы поехали вы, мистер Мэлоун? Можете вообра shy;зить… лучшее место, чем Париж?
– Лучшее, чем Париж? – переспросил мистер Мэлоун. – Дорогой мой друг, есть десятки более интересных мест! Поезжай shy;те куда угодно, только не туда!
– Но куда же? – спросила молодая женщина. – Куда посо shy;ветовали бы вы, мистер Мэлоун?
– Ну… ну… ну в Копенгаген! – вдруг торжествующе произ shy;нес громким голосом мистер Мэлоун. – Непременно поезжай shy;те в Копенгаген!.. Разумеется, – насмешливо произнес он, – весть о нем еще не достигла гринвич-виллиджской богемы на Левом Берегу, школьных учителей со Среднего Запада и про shy;чих великих путешественников этого пошиба. Возможно, Они и не слышали об этом городе, поскольку он находится чуть в стороне от их наезженных маршрутов. Их, видимо, удивило бы известие, что Копенгаген самый веселый, самый приятный, са shy;мый цивилизованный город в Европе, населенный в высшей степени очаровательными, умными людьми. Несомненно, это известие, – язвительно произнес он, – потрясет наших богем shy;ных друзей на Левом Берегу, чье представление о географии Европы не простирается дальше Эйфелевой башни. Но Копен shy;гаген именно такое место. Поезжайте туда, обязательно! Па-ри-иж! – прорычал мистер Мэлоун. – Ни в коем случае! Ко shy;пенгаген! Копенгаген! – выкрикнул он, вскинул руку в красноречивом жесте раздражения этим спектаклем человеческой глупости, постучал ногой по полу и стал с хрипом ловить ртом воздух.
Затем вдруг, увидев унылую фигуру, несколько ошеломлен shy;ное лицо молодого мистера Уэббера, столь внезапно оказавше shy;гося среди мнимых великих мира сего и нашедшего эту атмо shy;сферу очень странной, мистер Мэлоун, словно лицо молодого Уэббера мгновенно напомнило ему молодого Мэлоуна и всех Уэбберов, всех Мэлоунов, живших на свете, повернулся к нему и звуч shy;но, дружелюбно воскликнул:
– Но я думал, что читал совсем не… совсем не… – На миг его губы искривились в иссиня-черной бороде, а потом – о, мучи shy;тельное переплетение национального и личного! – Он согнал с лица гримасу. Очень обаятельно улыбнулся молодому человеку и произнес:
– Ваша книга мне понравилась. Желаю удачи.

 

Таким вот человеком был Симус Мэлоун.
И таким вот образом наконец состоялось скромное вхожде shy;ние Джорджа Уэббера в большую литературную жизнь. Оно, как мы уже сказали, очень мало походило на вторжение, однако, только он не мог этого знать, было знаменательным. Как гласит пословица: «Громадные дубы вырастают из маленьких желудей». Ну ладно, не будем больше испытывать нарастающее любопыт shy;ство читателя. Дуб рос вот как.
Мистер Мэлоун отдал рукопись молодого человека Лулу Скаддер, та, в свою очередь, занялась с нею тем, чем занимают shy;ся литературные агенты, и в конце концов – да, в конце концов – из этого кое-что вышло. Но до этого предстояло пройти мно shy;гим томительным месяцам, а тем временем Джордж – молодой, отчаявшийся, надеющийся, злополучный Джордж – погружался глубже, чем когда бы то ни было, в бездну неверия в себя и чер shy;ного, беспросветного отчаяния.
Назад: 34. СЛАВА МЕДЛИТ
Дальше: Книга шестая. Горькая тайна любви