Джордж увидел Эстер, ждущую его, как и обещала, перед те shy;атром. Это было небольшое, красивое, залитое светом здание, его окружали старые кирпичные дома с восхитительными грубы shy;ми фасадами. Место было оживленным – шикарно одетые люди подкатывали в шикарных машинах и вылезали – но Джордж ви shy;дел ее одну, отчетливую на сером тротуаре и в его памяти. Эстер вышла из театра и ждала его. Она была без пальто, без шляпки и походила на женщину, только что покинувшую рабочее место. На ней было платье из темно-красного шелка, на талии и на гру shy;ди поблескивали вделанные в ткань крохотные зеркальца. Платье было слегка измятым, но Джорджу это даже понравилось. То бы shy;ло одно из замечательных сари, какие носят женщины в Индии, Эстер переделала его в платье. Джордж тогда не знал этого.

На ногах у Эстер были маленькие бархатные туфли с пряжка shy;ми из старого серебра. Ступни ее, маленькие, красивые, как и кисти рук, казались не крепче птичьих крыльев. Лодыжки тоже были хрупкими, красивыми, изящными. Джордж подумал, что голени у нее некрасивые. Слишком тонкие, прямые, похожие на палки. Прямоугольный вырез платья обнажал теплую шею; он вновь обратил внимание на то, что шея у нее слегка морщинис shy;тая. Лицо было румяным, цветущим, но глаза выглядели не shy;сколько усталыми, обеспокоенными, как у занятого, несущего бремя ответственности человека. Глянцевые темные волосы, не особенно густые, сбоку разделял пробор, Джордж заметил в них несколько седых прядей. Она ждала его, отставя одну ступню, словно демонстрировала хрупкие лодыжки и слишком тонкие, с виду слабые ноги. Одной рукой быстро снимала и надевала сно shy;ва кольцо; весь ее облик выражал ожидание, легкую нетерпели shy;вость, даже волнение.

Приветствовала Эстер Джорджа дружелюбно, как и утром, однако с какой-то нервозной, беспокойной торопливостью, с ка shy;кой-то деловитой сухостью, в которой сквозила озабоченность.

– О, привет, – быстро произнесла она, пожимая ему руку. – Я высматривала тебя. Приятно увидеться снова. Билет здесь. – Протянула конвертик. – Взяла место рядом с проходом… Оно в задних рядах, но там есть свободные места, и я подумала, что по shy;том выйду, подсяду к тебе… С тех пор, как вернулась, занята бы shy;ла ужасно… Мне, видимо, придется быть за кулисами, пока не поднимется занавес, но потом смогу подойти… Надеюсь, ты ни shy;чего не имеешь против?

– Нет, конечно. Возвращайся к своим делам. Увидимся по shy;том.

Эстер вошла вместе с Джорджем в маленькое фойе. Там было много зрителей. Одни были одеты шикарно, другие обычно, но корчили из себя, как подумалось Джорджу, знатоков театра. Большинство их, очевидно, знало друг друга. Они стояли шум shy;ными группами, и, проходя, Джордж услышал, как один человек сказал с безапелляционной снисходительностью, почему-то вы shy;звавшей у него раздражение:

– Нет-нет. Постановка, разумеется, слабая. А вот декорации, право же, посмотреть стоит.

В другой группе кто-то таким же тоном отозвался о пьесе, шедшей тогда на Бродвее:

– Это довольно неплохой О'Нил. Думаю, вас может заинте shy;ресовать.

Все эти реплики, отпускаемые с надменной самоувереннос shy;тью знатоков, раздражали Джорджа сверх всякой меры. Подоб shy;ные разговоры казались ему лицемерными, подлыми, враждеб shy;ными истинному духу театра; и, не найдя ответа на эти холодные, высокомерные реплики, он вновь почувствовал себя бессильным и разъяренным. Реплика о «довольно неплохом О'Ниле» вызвала у него гнев своей покровительственностью; и он, хотя сам кри shy;тически относился к этому драматургу, в душе пылко встал на его защиту, возмущенный тем, что подлинно талантливого человека покровительственно похваливает какое-то никчемное, бездарное ничтожество, только и способное жить за счет жизни и духа лю shy;дей лучше себя. Это ожесточило Джорджа, словно выпад был сделан против него самого; и он тут же почувствовал себя в лю shy;том разладе с этими людьми.

Это чувство враждебности, несомненно, усиливалось тем, что Джордж ехал в театр, на встречу с Эстер, в задиристом располо shy;жении духа. В фойе он вошел воинственно настроенным, и услы shy;шанные слова больно хлестнули его, словно кнутом. Разозлили, потому что он всегда считал театр чудесным местом, где можно забыться в очаровании. Так, во всяком случае, бывало у него в детстве, когда «пойти посмотреть представление» было праздни shy;ком. Но теперь, казалось, этому пришел конец. Все, что эти лю shy;ди говорили и делали, было направлено на уничтожение очаро shy;вания, иллюзии театра. Казалось, они ходят в театр не смотреть игру актеров, а играть сами, красоваться друг перед другом, тол shy;питься в фойе перед началом спектакля и между действиями, ри shy;суясь и отпуская вычурные, снисходительные замечания о пьесе, игре актеров, декорациях, освещении. Все фойе словно бы коло shy;лось и пахло самомнением этих вычурных людей. Они, казалось, наслаждались этим отвратительным самомнением, черпали в нем какое-то нездоровое, возбуждающее удовольствие, но Джор shy;джа оно коробило, вызывало чувство крайней неловкости, слов shy;но его враждебно рассматривают и насмешливо обсуждают, чув shy;ство угрюмости, тоски, отчаяния.

Хотя его воображение кое-что дорисовывало или преувели shy;чивало, в глубине души Джордж сознавал, что не совсем уж не прав. Почему-то вновь и вновь проникался ощущением, что в подобном обществе он и такие, как он, обречены вечно ходить по холодным, бесконечным улицам мимо бесконечных дверей, ни одна из которых никогда не откроется перед ними. Он видел, что этот круг неприступных, лощеных людей, непременный ат shy;рибут этого здания, притворяется, будто поддерживает таких, как он: жестокие, страшные, они являются заклятыми врагами ис shy;кусства и жизни, они непременно уничтожат, погубят его труд, если только он им позволит.

Идя по маленькому фойе, негодующий Джордж думал, что даже густые заросли кактусов не могли бы царапаться и колоться сильнее. У миссис Джек, судя по всему, среди этого сборища было много друзей и знакомых. Она представила его человеку с на shy;пыщенным лицом восточного типа: это был Сол Левенсон, известный театральный декоратор. Он глянул на Джорджа, не ответив на его приветствие, и снова перенес внимание на миссис Джек. Когда они входили в зал, она представила его невысокой тощей женщине с большим носом и вытянутым страдальческим лицом. Это была Сильвия Мейерсон, директриса театра, очень богатая, театр существовал в значительной мере благодаря ее по shy;жертвованиям. Джордж сел на свое место, миссис Джек ушла, некоре огни погасли, и началось представление.

Представление было забавным – озорным ревю, оно пользо shy;валось большим успехом, заслужило высокие оценки критиков и фителей. Но ему был присущ пагубный недостаток всех подоб shy;ных зрелищ. Ревю, вместо того чтобы черпать свою жизнь из са shy;мой жизни, быть острой и убедительной критикой явлений жиз shy;ни общества, представляло собой остроумную пародию на брод-иейские спектакли, имевшие шумный успех. Так, например, там была сатира на знаменитого актера, исполнявшего роль Гамлета. Гут миссис Джек сослужила хорошую службу. Она спроектирова shy;ла высокую лестницу, похожую на ту, спускаясь по которой, актеp впервые появлялся на сцене, и комик постоянно взбирался и спускался по ней, высмеивая тщеславие трагика.

Были там пародии на концерт Стравинского, на одну из пьес О'Нила, несколько песен на злободневные темы, неважных, но с ноткой остроумной сатиры на события и персонажей того време shy;ни-на Кулиджа, на мэра Нью-Йорка, на английскую королеву – и целая серия пародий на женщин в исполнении мужчины. Этот артист имел наибольший успех. Видимо, он был любимцем зрите shy;лей, потому что они начали смеяться прежде, чем он успел рас shy;крыть рот, и пародии его, впечатлявшие, как показалось Джорджу, не столько имитацией, сколько ломаньем, утрированием, бесстыдством и вульгарностью, которые актер ухитрялся придавать всем своим персонажам, вызывали бурю аплодисментов.

В середине первого отделения миссис Джек пришла, села ря shy;дом с Джорджем и оставалась там до антракта. Когда люди потя shy;нулись по проходам в фойе и на улицу, она похлопала его по ру shy;ке, спросила, не хочет ли он выйти, и весело поинтересовалась:

– Нравится, а? Не скучаешь?

В фойе к ней стали подходить люди, здороватъся и поздрав shy;лять с работой, которую она сделала для ревю. Казалось, что дру shy;зей среди зрителей у нее десятки. У Джорджа создалось впечатле shy;ние, что две трети публики знают ее, а те, кто не знает, наслыша shy;ны о ней. Он видел, как люди подталкивают друг друга и смотрят в ее сторону, иногда к ней подходили незнакомые, представля shy;лись и говорили, что им очень нравится ее работа в театре. Види shy;мо, Эстер была знаменитой в гораздо большей степени, чем ему представлялось, однако приятно было видеть, как она принима shy;ет лестное внимание. Эстер не улыбалась жеманно, с ложной скромностью, не воспринимала похвалы с высокомерным равно shy;душием. Ее ответ каждому бывал сердечным, непринужденным. Видимо, она радовалась своему успеху, и когда люди подходили с похвалами, выказывала детские удовольствие и интерес. Когда подходили несколько человек сразу, в ее поведении появлялись радость и острое любопытство. Лицо ее бывало сияющим от удо shy;вольствия тем, что говорил один, и вместе с тем слегка встрево shy;женным, обеспокоенным, потому что ей не слышно было, что говорит другой, поэтому она постоянно поворачивалась от одно shy;го человека к другому, взволнованно подавалась вперед, чтобы не упустить ни единого слова.

Эстер, окруженная поздравляющими, представляла собой од shy;но из самых приятных зрелищ в жизни Джорджа. То была самая приятная минута с тех пор, как он вошел в театр. При виде этой маленькой, разрумянившейся от волнения женщины, окружен shy;ной светскими, вычурными людьми, ему пришел на ум странный красивый цветок, окруженный роем жужжащих пчел, только цветок этот, казалось, не только отдавал, но и получал мед. Кон shy;траст между миссис Джек и теми людьми был до того резок, что Джордж даже задался на миг вопросом, каким это образом она очутилась среди них. На миг она показалась чуть ли не существом из другого мира, мира простой радости, детской веры, доб shy;роты и естественности, чистоты и утра. В этом вычурном сбори shy;ще людей каждый был по-своему отмечен клеймом этого города, каждый подвержен тому нервному заболеванию, которое каза shy;лось некоей данью, выплачиваемой самыми любимыми и ода shy;ренными его детьми, симптомы которого – жесткая улыбка, бес shy;страстный тон, пресыщенный, донельзя усталый взгляд, она выглядела некоей Алисой из полуденного мира, которая, бродя по зеленым лугам и цветущим полянам, внезапно очутилась в Зазер shy;калье. И переход этот как будто радовал ее. Весь этот мир казал shy;ся таким веселым, блестящим, волнующим, удивительно хоро shy;шим и дружелюбным. Она раскрывалась навстречу ему, словно цветок, улыбалась, сияла, как очарованный ребенок, казалось, не могла ему нарадоваться, и ее разрумянившееся лицо, ее пыл shy;кий интерес, постоянный вид недоуменного и вместе с тем вос shy;торженного удивления, словно изумление ее нарастало с каждой секундой, словно она уже не могла все воспринимать, однако была уверена, что каждый новый миг будет очаровательнее пре shy;дыдущего – все это было в высшей степени радостным, привле shy;кательным контрастом этому до предела жестокому, лощеному миру – и все же?

И все же. «И все же» будет не раз возвращаться к Джорджу в будущем, преследовать его, мучить, терзать. Великий Кольридж сто лет назад задал не дающий покоя вопрос и не смог найти отвпета: «Но если человеку приснится, что он в раю, а пробудясь, он обнаружит в руке цветок как знак того, что действительно был там, – что тогда, что тогда?». Новые времена создали новый, бо shy;лее мрачный образ, ибо, если человеку приснится, что он в аду, а пробудясь, он обнаружит в руке цветок в знак того, что действи shy;тельно был там, – что тогда?

Контраст, увиденный впервые в этих жестоких зеркалах ночи, был сперва очаровательным, но потом стал невероятным. Неуже shy;ли она родилась только вчера? Неужели только вылезла из дет shy;ской кроватки, еще с материнским молоком на губах? Неужели гак ослеплена восторгом перед этим дивным новым миром, что вот-вот захлопает в ладоши от радости – а спросите эту хоро shy;шенькую даму, что за вещество у нее на губах, почему ресницы ее торчат в разные стороны – «Бабушка, почему у вас такие боль shy;шие глаза?» Или пародиста – почему все так громко смеялись, когда он вылезал из женского платья, вертел бедрами, вращал подкрашенными глазами? И говорил – таким смешным тоном – «Вы должны прийти ко мне?» Ей нужно понять очень много вещей – таких замечательных, – и она надеется, что эти пре shy;красные люди не будут возражать, если она станет задавать во shy;просы.

Нет-нет – это немыслимо. Подобной свежей невинности не существует, а существуй она, это было бы невыносимо. Нет, она- часть этого мира, знающая его, сверкающая нить в его гус shy;той, сложной паутине – возможно, в нем лучшая, но отнюдь не чужая. Это не дитя утра. Эта розовая невинность появилась на свет не вчера, эта будоражащая красота сохранила свою росис shy;тую свежесть не только с помощью волшебства простой приро shy;ды – но заточенная, возведенная на трон в этих странных, вы shy;зывающих беспокойство катакомбах ночи, она цвела здесь и подделывалась под краски утра. Как поверить, что надписи на этих лицах – тонкая гравировка безжизненной души, болезни нервов, анемичная тонкость изысканных слов, мучительная сложность этих жизней, во многом порождений ущербности, ут shy;рат, непонятной, слепой неразберихи этого времени – такие яс shy;ные для него, могут быть совершенной тайной для нее, являю shy;щейся частью этого мира? С тяжелым сердцем он отвернулся – ошеломленный, измученный, как будет еще много раз, загадкой этого похожего на цветок лица.

Вскоре Эстер пробралась к Джорджу через толпу, все еще рас shy;красневшаяся от удовольствия, все еще лучащаяся волнением и восторгом, и повела его в странный, очаровательный мир за ку shy;лисами. Для этого перехода потребовалось просто-напросто от shy;крыть маленькую дверь. Они оказались в коридоре, идущем вдоль стены театра, ведущем за кулисы и на сцену. Коридор был заполнен актерами: многие вышли туда покурить, поболтать, и он оглашался их шумной трескотней.

Джордж обратил внимание, что большей частью актеры очень молоды. Он прошел мимо хорошенькой девушки, в которой уз shy;нал одну из танцовщиц. На сцене она была очаровательной, про shy;ворной, грациозной танцовщицей и комедианткой, но теперь это впечатление рассеялось. Она была измазана гримом и крас shy;кой, Джордж заметил, что костюм у нее не совсем чистый, ресницы ярко блестящих глаз, веки и подглазья так густо накраше shy;ны красным, что все лицо приобрело одурманенный, лихорадоч shy;ный вид, глаза блестели, как у кокаинистки. Возле нее находилось несколько молодых людей, в которых Джордж тоже узнал актеров. Лица их лихорадочно краснели от густого слоя румян. Все они повернулись и поздоровались с миссис Джек, когда та проходила ми shy;мо, и хотя впоследствии она называла их «эти ребята», в их внеш shy;ности было нечто, опровергающее эти слова. Все они, хоть были еще совсем молоды, уже утратили значительную часть свежести, пылкой и наивной веры, неотделимых от юности. Джордж отчет shy;ливо понял, что «знают» они очень много – и при этом недостаточ shy;но: они утратили значительную часть того знания, которым долж shy;ны обладать еще до того, как получат возможность приобрести его жизненным опытом, и теперь вынуждены были жить слепыми на один глаз, закосневшими в заблуждении.

Джордж зметил, что вне сцены девушка обладает сильной чув shy;ственной привлекательностью. И эта бросающаяся в глаза привле shy;кательность тоже придавала ей умудренности, бесстыдства, возра shy;ста. У стоявших возле нее молодых людей тоже был виден налет того порочного опыта: в их глазах, губах, лицах было что-то дряб shy;лое, распущенное, в нарумяненных щеках и подведенных глазах что-то немужское. К ним присоединился только что появившийся пародист. Он уже оделся к следующему действию. На нем было женское платье, женский пушистый морковного цвета парик, ли shy;цо его выглядело чудовищно размалеванным. Манеры у пародиста были теми же, что на сцене: подойдя к своим товарищам, он встряхнул юбкой, повел плечами, бросил на них откровенно бесс shy;тыдный взгляд и что-то хрипло сказал двусмысленным тоном, от shy;чего все рассмеялись. Когда подошли миссис Джек с Джорджем, быстро глянул на них и пробормотал что-то, вызвавшее общий смех. Однако вслух сказал Эстер: «О, привет» – с многозначитель shy;ной пародийностью и вместе с тем по-дружески.

– Привет, Рой, – весело ответила она, потом повернулась к молодым людям с веселой улыбкой, выражавшей любопытство и легкое удивление, спросила: «Что задумали на сей раз, ребята, a?»

Они тепло поздоровались с ней. Было ясно, что все ее очень любят. Все называли ее «Эстер», а один из молодых актеров неж shy;но обнял и назвал «милой».

Эта фамильярность возмутила Джорджа, но миссис Джек, ка shy;залось, совершенно ее не заметила, а если и заметила, то воспри shy;няла спокойно, почти бессознательно, как проявление той не shy;принужденности, которая существует за кулисами.

Собственно говоря, едва она вошла через ту дверь в этот при shy;вычный мир,.поведение ее слегка, но все же заметно изменилось. Выглядела она такой же радостной, пылко взволнованной, как и раньше, однако манеры ее стали более раскованными, уверенны shy;ми. Она словно бы сбросила ту вуаль «поведения на публике», в которую люди непременно облачаются в более церемонной об shy;становке. Теперь ее поведение казалось совершенно естествен shy;ным: в этом мире Эстер чувствовала себя, как рыба в воде. Она погрузилась в него, и тут впервые Джордж заметил в ней одну черту, исходившую, как ему предстояло убедиться, из самых луч shy;ших и чистых глубин ее характера. Было ясно, что она покинула мир игры и вошла в мир работы, и что этот мир для нее важнее. Разговор ее с молодыми людьми отличался от разговоров в фойе. Был спокойно-дружелюбным, совершенно непринужденным, и в этом сквозило глубокое чувство приязни и понимания. Оно становилось очевидным всякий раз, когда Эстер заговаривала с людьми, непрерывно ходившими по коридору: «О, привет, Эд shy;ди», «Привет, Мери», «Извини, платье выглядело хорошо?» – «Да, из партера смотрелось замечательно». И в том, как эти люди обращались к ней, называя «Эстер», «милочкой», и, проходя ми shy;мо, фамильярно касались руками, было то же самое чувство ис shy;кренней приязни и понимания.

Она представила Джорджа кое-кому из актеров. В ответ на его приветствие пародист склонил голову набок и томно поглядел на него подведенными глазами.

Другие засмеялись, и лицо Джорджа вспыхнуло от гнева и возмущения. Минуту спустя, когда он и миссис Джек углубились за кулисы, она весело повернулась к нему и с улыбкой спросила:

– Ну, нравится тебе здесь, молодой человек? Приятно позна shy;комиться с актерами, а?

Лицо его все еще горело, и он пробормотал:

– Вот только этот гнусный тип…

Эстер удивленно взглянула на него, потом поняла и спокой shy;но сказала:

– А – Рой. Да, знаю.

Джордж не ответил, и она продолжала:

– Я знаю всех этих людей много лет. Рой… – она приумолк shy;ла, потом очень искренне добавила: – человек во многих отно shy;шениях очень хороший. Другие ребята, – продолжала она с улыбкой после недолгой паузы, – выросли у меня на глазах. Многие из них просто-напросто дети из этого района. Мы их всех вывели в артисты.

Джордж понял, что она не вкладывает упрека в эти спокой shy;ные слова, а просто хочет объяснить ему нечто, чего он не понял, и неожиданно вспомнив раскрашенные лица молодых актеров, нспомнил и что-то беззащитное, неприкаянное под их яркими масками. И почувствовал жалость к ним.

Они подошли к задней части сцены. Здесь царили суета, оживление, спешка. Джордж видел, как рабочие с поразительной быстротой ставят на места части большого комплекта декораций. Дальше в таинственных глубинах раздавался стук. Джордж слы shy;шал, как бригадир рабочих выкрикивает команды хриплым голо shy;сом с ирландским акцентом, люди сновали взад-вперед, провор shy;но увертываясь от быстро передвигаемых больших задников. Ка shy;залось, что каждый рабочий действует сам по себе. На миг Джордж почувствовал себя ошеломленным, растерянным, как деревенский парень посреди городской площади, не знающий, куда деваться, и сознающий, что его могут задавить со всех сторон.

И вместе с тем эта сцена была восхитительной. Она напомни shy;ла Джорджу цирк. Несмотря на кажущийся беспорядок, он заме shy;чал, что все предметы чудесным образом соединяются в гармо shy;ничное сооружение. Это было замечательное место. Оно облада shy;ло красотой всех больших механизмов, всех огромных двигате shy;лей, построенных для мерной работы. Здесь дребедень, которую он видел из зала, напрочь забылась. Собственно говоря, «иллюзия сцены» не обманывала Джорджа. Никогда. Он не мог убедить себя в том, что открытые с одной стороны подмостки являются гостиной миссис Картрайт, или что на дворе, как утверждалось в программе, стоит сентябрь. Словом, «реализм» театра никогда не казался ему особенно реальным и постоянно становился все бо shy;лее далеким от реальности.

Джордж обладал тем типом воображения, которое с годами набирает силу, потому что корни его в земле. Он не растерял с возрастом иллюзий, и воздушные, очаровательные видения юно shy;сти не были стерты грубыми пальцами мира. Просто Пегас не ка shy;зался уже ему столь же интересным, как военный корабль, – а паровозное депо было для него более чудесным, чем они оба. Иными словами, с возрастом его усилия вырваться направлялись вглубь, а не наружу. Он уже не хотел «уйти от всего этого», ско shy;рее, стремился «войти во все это» – и, стоя за кулисами, остро ощущал сопричастность этому невероятному, осязаемому реаль shy;ному и неоткрытому миру – который находится рядом с любым человеком и открыть который большинству из них сложнее, чем реки на Луне.

Миссис Джек находилась теперь в центре всей вселенной. И уже не улыбалась. Вид у нее, когда она стояла там, быстро сни shy;мая с пальца и вновь надевая кольцо, вбирая наметанным глазом все подробности этой хаотичной и вместе с тем упорядоченной деятельности, был серьезным, спокойно-сосредоточенным. Джордж вновь заметил ее усталый взгляд, который видел, когда она ждала его на тротуаре.

Вверху на помосте один из электриков возился с большим прожектором, необходимым в следующем действии. Быстро, со shy;средоточенно оглядывая сцену, миссис Джек, казалось, совер shy;шенно не замечала его, но вдруг, быстро подняв взгляд, сказала:

– Нет. Повыше. – И чуть приподняла руку. – Надо больше поднять.

– Вот так? – спросил тот и приподнял прожектор.

– Еще немного, – ответила она и стала смотреть. – Да, те shy;перь лучше.

Тут к ней торопливо подошел помощник режиссера.

– Миссис Джек, – объявил он, – этот новый задник мало shy;ват. Остается много места, – и быстро развел руки, показывая, сколько, – между ним и кулисой.

– Нет, – раздраженно ответила она, – не остается ничего. Задник в самый раз. Я сама измеряла. Вы слишком далеко ото shy;двинули кулису. Я заметила еще раньше. Постарайтесь слегка придвинуть.

Помреж повернулся и выкрикнул распоряжение двум рабо shy;чим. Они придвинули кулису, и задник сомкнулся с ней. Миссис Джек поглядела на него, потом они с помрежем вышли на сцену, перешагивая через изолированные провода, встали у центра занавеса и повернулись. С минуту оба смотрели на задник, потом миссис Джек что-то сказала помрежу, тот отрывисто, но удовле shy;творенно кивнул, затем отвернулся и стал отдавать распоряже shy;ния. Миссис Джек вернулась к кулисам, повернулась и вновь принялась оглядывать сцену.

С того места – из-за просцениума – сцена выглядела превос shy;ходно. Справа находилась система канатов, уходящих высоко под сводчатый потолок. Стоило поднять взгляд, становились нидны большие опускные занавесы, казалось, они так хорошо подвешены, что могут опускаться и подниматься быстро и без-шучно. По другую сторону находился распределительный щит. Осветитель возился с переключателями, глядя на огни рампы. Миссис Джек пристально поглядела на них: огни становились ярче, мягче, менялись и смешивались с восхитительной плавно shy;стью. Сказала:

– Чуть побольше синего, Боб, – нет, ближе к центру – нет, теперь слишком много – вон там!

Она смотрела, как чудесное многоцветье света меняет окрас shy;ку, словно хамелеон, и вскоре сказала:

– Оставь так.

Потом повернулась, коснулась с улыбкой руки Джорджа и пове shy;ла его в маленький коридор, а затем вверх по лестнице. Навстречу им спускались одетые к новому действию артисты. Все они, проходя мимо, приветствовали миссис Джек так же тепло и непринужденно, как те, которые встречались им раньше. Наверху был ряд артистиче shy;ских уборных, проходя мимо них, Джордж слышал из-за дверей го shy;лоса, взволнованные, деловитые, иногда смех.

Они поднялись еще по одной лестнице на третий этаж и во shy;шли в большую комнату в конце коридора. Дверь была открыта, комната ярко освещена.

Это была костюмерная. По сравнению с тем кипучим возбуж shy;дением, обстановкой нетерпеливости и лихорадочной деятель shy;ности, которую Джордж видел в других частях театра, атмосфера этой комнаты была спокойной, приглушенной и после всей той напряженности, чуточку унылой. Там стоял запах материи, ощу shy;щалась своеобразная нежная теплота, сопутствующая женской работе – стрекотанью швейных машин, шуму ножных приводов и бесшумной игре деятельных рук. Атмосфера была явно прият shy;ной для женщин, но, пожалуй, слегка угнетающей для мужчин.

Хотя комната была большой, соответствующей своему назначе shy;нию, на Джорджа там повеяло чем-то домашним. На крючках в стене висел длинный ряд костюмов, несколько длинных столов, за какими работают портные, были завалены платьями, пиджа shy;ками, обрезками кружев и лент, всевозможными свидетельства shy;ми работы и ремонта.

В комнате находились три женщины. Одна, маленькая, пух shy;ленькая, смуглая, в очках, сидела за одним из столов, забросив ногу на ногу, с расстеленной на коленях тканью и быстро шила. Работала она удивительно проворно и ловко; иголка в ее малень shy;кой, пухлой руке мелькала, словно стрела в полете. Сидевшая в ярком свете лицом к ним женщина прострачивала что-то, на швейной машинке. Подальше, позади этих двоих, сидела третья. Она работала иглой. На ней были очки в роговой оправе, подчер shy;кивающие невыразительность ее худощавого лица. Даже занятая шитьем, одетая в платье из темной ткани, она производила впе shy;чатление утонченно-элегантной. Возможно, благодаря одежде, столь неброской, что мужчина не обратил бы на нее внимания, и столь безупречной, что потом он не забыл бы ее. Но, пожалуй, еще в большей степени впечатляющему спокойствию ее худоща shy;вого, однако не лишенного привлекательности лица, худобе тела, которое выглядело усталым, однако способным к постоянной ра shy;боте, и движению тонких белых рук.

Когда Эстер с Джорджем вошли, женщина за швейной ма shy;шинкой подняла взгляд и прекратила работу; другие – нет. Ког shy;да они приблизились, улыбнулась и поздоровалась. Она была не shy;много моложе миссис Джек, однако по какому-то неуловимому признаку становилось ясно, что это «старая дева». В ней сразу же чувствовались юмор, теплота и мягкая, добрая душа. Она была явно не красавицей, но с прекрасными рыжими волосами; воло shy;сы были тонкими, как шелковые нити, и чудесно переливались на свету. Голубые глаза казались исполненными ума, проница shy;тельности и юмора, как и голос. Встав, она заговорила с ними, вышла из-за машинки и подала Джорджу руку. Две другие жен shy;щины ответили на приветствие, просто подняв головы, а потом снова углубились в работу. Маленькая, пухлая, сидевшая за сто shy;лом, закинув ногу на ногу, пробормотала свое имя лаконично, почти угрюмо. Другая, которую миссис Джек представила как свою сестру Эдит, глянула на Джорджа сквозь очки большими, слегка запавшими, холодными глазами, произнесла «Здравствуй shy;те» так отчужденно, что на этом всякое общение прекратилось, и иернулась к работе.

Миссис Джек повернулась к рыжеволосой, и они несколько минут разговаривали о костюмах. По тону разговора было ясно, что они добрые приятельницы. Рыжеволосая, звали которую Ме shy;ри Хук, внезапно остановилась на полуфразе и сказала:

– А вам не пора возвращаться? Второе действие началось.

Они прислушались. Внизу все было тихо. Актеры ушли на сцену. В комнате тоже все было тихо и вместе с тем исполнено ожидания. Вся жизнь здесь замерла; но тем временем она вся со shy;средоточилась там. А здесь царили ожидание и тишина.

Миссис Джек оправилась от неожиданности и торопливо ска shy;зала:

– Да… ну, что ж… нам надо идти.

Они быстро спустились по лестнице, прошагали по коридору и оказались уже в пустом фойе. Когда вошли в зал, свет уже был погашен, занавес поднят. Они сели на свои места и стали смот shy;реть.

Это действие было лучше первого. В конце каждой сцены миссис Джек подавалась к Джорджу и шепотом сообщала сведе shy;ния о некоторых артистах. Один из них, невысокий, крепко сло shy;женный, но очень подвижный человек, был чечеточником, он работал ногами с удивительной быстротой и имел большой ус shy;пех. Миссис Джек подалась к Джорджу и прошептала:

– Это Джимми Хэггерти. После этого сезона мы не сможем его удержать. Он идет вперед.

Она не объяснила, что значит «вперед», но в этом и не было нужды: было ясно, что звезда его восходит.

В другой сцене главную роль играла девица лет двадцати. Она не была красивой, но ее чувственная привлекательность, по вы shy;ражению миссис Джек, «била в глаза». В своей откровенной си shy;ле привлекательность эта была потрясающей, огромной. Когда действие окончилось, и девица вышла, чтобы принять бурю ап shy;лодисментов, она принимала их с надменной, даже вызывающей самоуверенностью. Не поклонилась, не улыбнулась, ничем не дала понять, что признательна или довольна. Просто лениво вы shy;шла и встала посреди сцены, небрежно поставя руку на бедро, с непроницаемым выражением на юном лице. Потом небрежно ушла за кулисы, каждое движение юного тела было оскорблени shy;ем и вызовом, словно бы говорило: «Я знаю, что все мое при мне, и с какой стати буду благодарить кого-то?».

Миссис Джек, раскрасневшаяся от смеха и возбуждения, по shy;далась к Джорджу и прошептала:

– Жуть, правда? Видел ты хоть раз такую наглую, соблазни shy;тельную девчонку? И все-таки, – лицо Эстер стало задумчивым, – все ее при ней. Она сколотит целое состояние.

Джордж спросил ее еще о некоторых актерах, в том числе и о Рое Фарли, пародисте.

– Рой, – произнесла она, и на лице ее отразилось сожаление. – Насчет Роя не знаю. – Она говорила теперь с чуть заметным затруд shy;нением, глядя в сторону, словно зная, что хочет сказать, но не мог shy;ла подобрать слов. – Все, что Рой делает – просто… просто… пере shy;дразнивание кого-то, поэтому сейчас он… в моде… но…

Она повернулась и устремила на Джорджа серьезный взгляд.

– Нужно обладать еще кое-чем, – сказала она, и над переноси shy;цей у нее вновь появилась морщинка, когда она подбирала слово: – Не знаю… но… это нечто, что ты должен иметь сам… внутри… нечто свое, чего нет ни у кого больше. Кое у кого это есть – даже у той суч shy;ки, ставящей руку на бедро. Может, это и дешевка, но это ее – и в определенном смысле замечательно. – Помолчала, глядя на него. – Странно, замечательно… и… как-то печально, правда? – прошепта shy;ла она и очень спокойно сказала после паузы: – Так уж обстоят де shy;ла. Это нечто, с чем ни ты сам, ни кто-то другой ничего не можете поделать, это ничем нельзя улучшить.

Ее лицо слегка опечалилось на миг, потом, словно бы совсем не к месту, она произнесла: «Бедняги». И слово это, прозвучав shy;шее со спокойной жалостью, не нуждалось в уточнении.

Когда представление окончилось, Джордж и Эстер снова вы shy;шли в фойе. Здесь с ней еще кое-кто поздоровался, кое-кто по shy;прощался, однако оно теперь быстро пустело, зрители разъезжа shy;лись на такси и частных машинах. Вскоре театр почти совсем обезлюдел. Миссис Джек спросила Джорджа, пойдет ли он с ней, и пригласила в свою «мастерскую», где у нее были пальто, шляп shy;ка и несколько рисунков. Они снова пошли за кулисы. Рабочие сцены быстро разбирали декорации, складывая задники, секции и реквизит в полутемной, похожей на пещеру глубине сцены. Ар shy;тисты разбежались по своим уборным, но, поднимаясь по лест shy;нице, миссис Джек и Джордж слышали их голоса, теперь более громкие, веселые, звучавшие с чувством облегчения.

«Мастерская» миссис Джек находилась на третьем этаже, неподалеку от костюмерной. Она открыла дверь и вошла. Ком shy;ната была обычных размеров, с двумя окнами в одном конце. Ковра на полу не было, всю мебель составляли чертежный стол у одного из окон, стул и шкафчик. Позади стола к стене был приколот кнопками лист восковки с геометрическими эскиза shy;ми декорации, рядом свисала с гвоздя рейсшина. На побелен shy;ной стене она выглядела очень четкой, чистой, красивой. На столешнице, представлявшей собой гладкую, белую, красивую доску, был приколот кнопками лист чертежной бумаги. Он то shy;же был покрыт эскизами, и повсюду на столе валялись листы со сделанными наскоро, схематичными, но красивыми эскиза shy;ми костюмов. Эти маленькие эскизы, исполненные находчиво shy;сти и уверенности, были замечательными, потому что хотя на них не изображались персонажи, для которых они делались, создавалось впечатление, что видишь их. Там были просто лег shy;кие наброски пиджака, согнутого рукава, контур и плиссиров shy;ка юбки. И все же эскизы изображали жизнь столь же красно shy;речиво и волнующе, как если б там была представлена целая галерея мужских и женских портретов. Там были также малень shy;кая, сложенная картонная модель декорации, остро заточен shy;ные карандаши одинаковой длины, сложенные ровно в ряд, длинные мягкие кисти в маленькой банке и массивный белый тршочек, наполненный золотистой краской.

Эстер уложила в портфель несколько восковок и эскизов; потом открыла сумочку и рылась там, как это делают женщины, по shy;ка не нашла ключ. Положила его на стол, затем, прежде чем за shy;крыть сумочку, достала оттуда нечто белое, измятое. Разгладила эту вещь, аккуратно свернула, прижала к груди и нежно погладила, глядя при этом на Джорджа с детской улыбкой.

– Мое письмо, – гордо сказала она и вновь погладила его затянутой в перчатку рукой.

Джордж недоуменно поглядел на нее; потом вспомнив, какой жуткий вздор написал, покраснел и пошел к ней вокруг стола.

– Послушай, дай сюда эту чертову писульку.

Эстер быстро отбежала с встревоженным выражением на ли shy;це, встала с другого конца и, прижимая к груди письмо, поглади shy;ла его уже двумя руками.

– Мое письмо, – повторила она и восхищенным детским го shy;лосом, но обращаясь к себе, произнесла: – Мое прекрасное письмо, где он пишет, что не будет раболепствовать.

Слова эти были обманчиво невинными, и Джордж, недоуме shy;вая, глянул на нее с подозрением. Потом, словно ребенок, повто shy;ряя затверженные слова, она пробормотала:

– Он не будет раболепствовать… Он не подхалим…

И быстро пустилась вокруг стола, когда раскрасневшийся Джордж вновь погнался за ней, вытянув руку.

– Послушай, если не отдашь это проклятое…

Она отбежала на другую сторону и, все еще прижимая это злосчастное послание к груди, пробормотала, будто ребенок, ув shy;леченный нелепым стишком собственного сочинения:

– Бритты никогда не будут подхалимами…

Джордж погнался за ней уже совершенно всерьез. Ее плечи тряслись от смеха, она пыталась убежать от него, негромко вскрикивая, но он догнал ее, прижал спиной к стене, и с минуту они боролись за письмо. Она сунула его за спину. Он прижал ей руки к бокам, потянулся к ее ладоням и завладел письмом. Она поглядела на него и с упреком сказала:

– Нельзя же быть таким вредным! Верни письмо – пожа shy;луйста.

Тон Эстер был таким серьезным и укоризненным, что Джордж выпустил ее и отступил назад, глядя на нее виновато, стыдливо и вместе с тем гневно.

– За смех я не виню тебя, – сказал он. – Понимаю, создается впечатление, что написал его безмозглый балбес. Пожалуйста, пусть оно останется у меня, я его порву. Мне хотелось бы забыть о нем.

– Нет-нет, – негромко и нежно ответила она. – Это прекрас shy;ное письмо. Верни.

Эстер положила письмо обратно и закрыла сумочку; потом, пока он все еще глядел на нее с виноватым, озадаченным видом, словно не понимая, что делать, она прижала сумочку к груди и погладила ее, глядя на него с гордой, уже знакомой ему детской улыбкой.

Пора было уходить. Эстер обернулась и бросила прощальный взгляд, как обычно люди смотрят на комнаты, где работали, по shy;кидая их. Потом взяла ключ, отдала Джорджу портфель, сунула иод мышку сумочку и выключила свет. Уличный фонарь бросал снаружи отблеск на белую доску стола.

Они постояли немного, потом Джордж неловко обхватил Эстер за талию. Впервые за весь вечер, впервые после того как расстались на судне, они были одни и молчали, и тут, словно осознание этого таилось у обоих в умах и душах, они почувст shy;вовали глубокую, сильную неловкость. Джордж крепче стиснул талию Эстер и нерешительно попытался ее обнять, но она не shy;уклюже, смущенно отстранилась и невнятно пробормотала: «Не здесь – все эти люди». Она не сказала, кто «все», и притом большинство людей наверняка ушло из театра, так как там бы shy;ло тихо; но Джордж понял, что ее неловкость и смущение вы shy;званы сознанием этой интимности здесь, где она совсем недав shy;но общалась с друзьями и сотрудниками; тоже ощутил – сам не зная, почему – сильное чувство неловкости и неприличия, и через секунду неуклюже убрал руку.

Не говоря больше ни слова, они вышли. Эстер заперла дверь, они спустились по лестнице все еще со странным чувством смущения и скованности, словно между ними возник не shy;кий барьер, и никто из них не знал, что сказать. Внизу театр был темным и тихим, ночной сторож, ирландец, говоривший с сильным акцентом, выпустил их на улицу через служебный нход. Улицы вокруг театра были тоже пустынными, тихими, и мосле недавнего веселья и блеска представления и зрителей ме shy;сто это казалось холодным, грустным. Джордж остановил про shy;езжавшее такси; они сели в машину и поехали по почти без shy;людным улицам Ист-Сайда и темному отрезку южного Брод-нея. Эстер не позволила Джорджу проводить себя домой и вы shy;садила его возле отеля.

Они пожали друг другу руки и почти холодно пожелали доб shy;рой ночи. Немного постояли, обеспокоенно и смущенно глядя друг на друга, словно желали что-то сказать. Но сказать этого они не могли, и через секунду Эстер уехала; а Джордж с печальным, недоуменным, разочарованным сознанием чего-то озадачиваю shy;щего, незавершенного, обманувшего их обоих, вошел в отель и поднялся в свою комнатку.