Глава 2

Финал Первой Галактической войны полон загадок, человеческих трагедий, канувших в неизвестность судеб.

Экипаж фрегата «Одиссей» не стал исключением из правила.

Истребители появились внезапно.

На борту фрегата царила искусственная ночь, люди спали, бодрствовали только автоматические подсистемы, введенные полковником Романовым в режим немедленного действия, пока данная опция не будет отключена капитаном с тактического пульта боевого мостика.

Дерягин проснулся от мелкой дрожи, передающейся по переборкам фрегата.

Чувство острой опасности, граничащее с состоянием паники, захлестнуло его мгновенно, как только на подсознательном уровне промелькнула мысль: нас атакуют…

Он вскочил, не понимая, что делать, куда бежать, еще не окончательно проснувшись. Андрей больно ударился плечом о закругленный выступ системы регенерации воздуха, затем до пробудившегося сознания дошли иные признаки надвигающейся катастрофы, — глухо и отдаленно завывали сирены, кроме ритмичной дрожи, вызванной непрерывной работой бортовых зенитных комплексов, реализованных на базе ранней версии «Прайда», ощущались и иные, не столь скоротечные, но не менее зловещие свидетельства работы боевых подсистем: резкий толчок едва не сбил Андрея с ног, он с трудом удержал равновесие, когда фрегат отработал двигателями коррекции, а затем на некоторое время включил маршевую тягу, одновременно содрогнувшись от массированного запуска противоракет.

Все ощущения спрессовались в несколько секунд ошеломленного, растерянного бездействия, и вдруг в сознании Андрея как будто сработал микропереключатель, он по-прежнему воспринимал признаки начавшегося боя, но теперь их осознание проходило на более спокойном уровне.

Разум задействовал полученный, но ни разу не востребованный, а значит — и не пережитый до сих пор боевой опыт, имплантированный в рассудок вместе с навыками командования, пилотирования, знанием возможностей и уязвимых мест вверенного ему корабля.

Андрей в точности знал, что нужно делать, еще доли секунды рассудок ученого сопротивлялся насильно привитым навыкам, но затем он сдался, словно вся прошлая жизнь внезапно превратилась в иллюзию, а на свет в считаные мгновения появился иной человек, во сто крат более решительный, способный бороться не только за собственную жизнь, но и за вверенный ему корабль и находящихся на борту людей.

Дерягин слишком долго тешил себя иллюзиями, надеясь, что война никогда не придет в Солнечную систему, а даже если и так, то не коснется его лично.

Увы…

Безумие многолетнего, смертельного противостояния, охватившее всю Обитаемую Галактику, не могло оставить в стороне отдельно взятого человека. Война давно вышла из подчинения тех, кто ее начал, она, как стихийное бедствие, как набравший силу лесной пожар, уже не щадила никого: и правые, и виноватые — все по определению находились в охваченном пламенем лесу, а значит, гибель каждого являлась лишь вопросом времени…

Пока в голове проносились обрывочные мысли, он успел надеть боевой скафандр, загерметизировать шлем и подключиться к каналу внутренней связи.

Интуиция подсказывала, что подобное перерождение рассудка испытали и четверо его коллег, ставшие теперь сплоченным, полноценным экипажем фрегата.

Прислушиваясь к новым для себя ощущениям, подчиняясь несвойственным ученому мотивациям действий, Андрей еще не готов был ответить на вопрос: что на самом деле сделала с ними имплантация определенных навыков, что именно несли открывшиеся возможности — благо, способность избежать гибели, или же полковник Романов искусно обвел его вокруг пальца, и сейчас инстинкт самосохранения заставит пятерых ученых, мобилизованных внезапно пришедшей смертельной опасностью, стать бойцами и нырнуть в водоворот сражения?

— Всем, доложить статус! — вытолкнул он в коммуникатор непривычную для себя, прозвучавшую резко и неестественно фразу.

Первой ответила Ольга, навигатор «Одиссея»:

— Я на месте. Навигационная рубка пока работает «на автомате». Готова перехватить командную инициативу.

— Доложи, что видишь? — Андрей уже выскочил в коридор, двигаясь к шахте межпалубного подъемника.

— Множественные возмущения метрики пространства на масс-детекторах. Идет обсчет сигнатур. Ближайшие цели класса «аэрокосмический истребитель», количество — семь единиц.

— Неполная эскадрилья?

— Была полной. Пять атакующих целей поражены зенитными комплексами.

— Понял. Готовь расчет для погружения в гиперсферу. Затребуй данные, полученные от штаба флота.

Электромагнитный подъемник подхватил Андрея и понес его ввысь.

— На связи боевая палуба.

— Слушаю. Докладывай, Сергей, только в темпе!

— ЗРК перезаряжаются. Главный калибр сопровождает цели. Удар плазмой оправдан, командир?

— Отставить. Плазма для крупных целей. Ольга передаст тебе расшифровку сигнатур. Работай по любым объектам, движущимся в нашу сторону. Не подпускай никого на расстояние эффективного огня, пока готовим гипердрайв.

— Сделаю, — голос Сергея Хорошева, высокого, немного сутуловатого, вечно нервного, замкнутого в себе биолога, звучал на удивление спокойно, словно он всю жизнь провел в космических сражениях.

Спас ты нас, Денис Иванович… — ударила на излете шальная, но, несомненно, принадлежавшая прежнему Андрею Дерягину мысль. — А ведь я тебя не понимал. Совсем не понимал…

С такими чувствами он перешагнул порог боевого мостика.

Автоматика уже подняла вместо обычных кресел противоперегрузочный ложемент, окруженный голографическими экранами, вся аппаратура пока что находилась в автоматическом режиме, отрабатывая стандартные процедуры противодействия истребителям противника.

Эскадрилья многофункциональных «Гепардов» разминулась с фрегатом, не причинив ему ощутимых повреждений, лишь потеряв пять машин под плотным зенитным огнем.

Неплохо для начала…

Андрей вдруг поймал себя на том, что его мысли идут вразрез с полученным от Романова приказом: уводить корабль из зоны боестолкновения и далее действовать по обстоятельствам, с единственной задачей — выжить самим и спасти «Одиссей».

Все только начинается. Позиция выгодная, генераторы плазмы заряжены, сигнатуры противника вот-вот будут определены…

Что за мысли? Кому они принадлежат? Неужели это я рвусь в бой, когда на масс-детекторы нормальному человеку и взглянуть-то страшно: пространство буквально «кипит» от неисчислимых сигнатур, каждая из которых — вражеский корабль, не уступающий «Одиссею» по своей мощи.

Романов же ясно сказал — это будет битва машин. Финальная битва затянувшейся войны…

— Двигательный?

— На связи, — мгновенно откликнулся Игорь Семянцев.

— Доложи готовность к прыжку!

— Готовность гиперпривода — сто процентов. Но осуществить погружение не сможем. Метрика нестабильна. Мощность будут гасить поля «всплывающих» из гиперсферы эскадр.

— Твои предложения?

— Нужно уходить на маршевой тяге.

— Сколько нам потребуется времени? — Андрей уже сидел в противоперегрузочном кресле, вокруг которого, поднимаясь от пола боевого мостика, замыкались дуги амортизационного каркаса.

На случай декомпрессии отсека, чтобы не унесло в космос через пробоину, если вдруг не выдержат крепления кресла или самого ложемента, — машинально подумал Дерягин и тут же ужаснулся смыслу кратко сформулированной для себя фразы.

Битва машин… Мысль глухо стучала в виски; он и только он принимал сейчас решения, от которых зависит дальнейшая судьба фрегата, потому что остальные члены экипажа заведомо подчинятся его приказам.

Ответ Семянцева на заданный несколькими секундами ранее вопрос прозвучал глухо, отдаленно, словно между ними сейчас лежали многие миллиарды километров: — Сфера вражеских сигнатур очень плотная. Наш флот находится в стороне, ведет перестроение боевых порядков. Нам некуда уходить.

Вернее, мы не сможем прорваться без боя, — мысленно уточнил для себя Андрей.

Удивительно, но в критические мгновения взять себя в руки оказалось проще, чем думалось.

Единственное направление, в котором по данным масс-детекторов ожидалось наименьшее скопление кораблей противника, вело к Земле, но уходить туда — роковой шаг. В сильном гравитационном поле планеты включать гиперпривод равносильно самоубийству. Но что делать, когда между открытым космосом и фрегатом сейчас прямо на глазах начинают материализовываться тяжелые единицы вражеского флота?

— Игорь, я не спрашивал, сможем ли мы уйти! — удивляясь собственной резкости, ответил Дерягин. — Сколько времени нужно фрегату для достижения безопасной точки гиперпространственного перехода?!

— Девять с половиной минут.

— Приготовься. Включение двигателей маршевой тяги сразу по окончании маневра пространственной ориентации, ты понял?

— Да.

— Оля, что у тебя? Насколько плотно нас окружили?

— Мы фактически среди вражеского построения. Учитывая, что наш собственный флот завершает развертывание, шансов вырваться никаких.

— Поясни! — потребовал Андрей, постепенно начиная понимать смысл данных, что транслировал для него тактический монитор.

— Первыми в бой вступят корабли, на борту которых нет людей, только кибернетические системы. Сканирующие комплексы уже фиксируют множественные ракетные запуски со стороны нашего флота. Они бьют с расчетом на упреждение, — вражеские корабли будут завершать гиперпространственный переход, уже находясь под атакой. Количество выпущенных боеголовок не могу определить даже приблизительно…

Андрей все понял. Они неизбежно попадают под удар собственного флота.

Времени на принятие решения уже не оставалось.

— Включение всех двигателей маршевой тяги! Немедленно! Маневрирование осуществлять по ходу движения. Всем бортовым установкам артиллерийской палубы: беглый огонь без разделения целей по признаку «свой-чужой».

— Командир, последний приказ советую отменить, — раздался в коммуникаторе голос Ильи Захарова, специалиста по кибернетическим системам. — Как только мы собьем хотя бы одну из наших боеголовок, их вариаторы целей перенесут сигнатуру «Одиссея» в категорию «противник».

— А что, есть варианты?! Как мы пройдем через зону тотального поражения?

— Отменить включение маршевой тяги. Остаемся на месте до полной материализации вражеских кораблей. Пусть выпущенные ракеты отработают по своим целям.

— Хорошо. Двигательный отсек, отмена. Ждем.

— Я передал компьютерам артиллерийской палубы и всем киберсистемам автономных огневых точек программу управления распределенным огнем, — доложил Захаров. — После того как большая часть ракет, выпущенная нашим флотом, достигнет своих целей, боевые подсистемы фрегата автоматически начнут вести избирательный огонь, поражая любой объект, лежащий по курсу или пересекающий его в опасной близости от обшивки.

Все бы ничего, если только «объектом» не окажется вражеский крейсер… — подумал Андрей, но вслух комментировать свою мысль не стал.

Ждать оставалось не более десяти-пятнадцати секунд.

— Ольга, что с сигнатурами? Не понимаю… Куда подевался флот?

Секунда тишины.

Вокруг «Одиссея» уже сверкали вспышки разрывов, но выпущенные ракеты уничтожали вовсе не корабли противника, а… фантом-генераторы. Настоящие, реальные боевые единицы Флота Колоний начали всплытие с задержкой в пятьдесят секунд, — их сигнатуры в одно мгновение проявились вдали от «Одиссея», среди боевых порядков защищавшей подступы к Земле армады.

Андрей невольно взглянул на датчик времени и ужаснулся.

Прошла всего минута с того момента, как он сел в кресло пилот-ложемента, а два флота уже успели совершить несколько маневров (в том числе один ложный, осуществленный на границе метрик), и сейчас крейсера Колоний выходили из гиперсферы среди боевых порядков Альянса, сразу же вступая в бой.

Картины мгновенно завязавшейся схватки, транслируемые на боевой мостик фрегата, могли привести в замешательство даже опытного командира, не то что ученого, получившего волею обстоятельств власть над кораблем и ответственность за жизни своего экипажа.

Системы анализа идентифицировали ближайшие цели, и теперь Андрей мог убедиться — Романов не лгал. Крейсера и фрегаты, составлявшие основную ударную силу обоих флотов, выпустив тысячи штурмовиков и прикрывавших их истребителей, тут же вступали в бой на коротких дистанциях: вместо длительных пространственных маневров, когда дуэль между флотами может продолжаться не один день, многокилометровые космические корабли развивали скорости, сопровождаемые запредельными для человека перегрузками, обмениваясь уничтожающими залпами.

Пространство в буквальном смысле кипело, оно извергалось, будто внезапно проснувшийся вулкан, некоторые попадания отрывали огромные надстройки, взламывали бронеплиты, разряды плазмы и потоки когерентного излучения выжигали кубометры брони, но что потрясло Андрея даже больше, чем картины тотальных разрушений, — это тишина в эфире. Никто не отдавал команд, не звал на помощь, титаны, под руководством кибернетических систем и модулей «Одиночка», бились и погибали молча, но еще страшнее становилось от вида изувеченных кораблей, которые продолжали сражаться… Ни один человек в таких условиях не смог бы сохранить необходимую степень здравомыслия и презрения к смерти, чтобы, выдержав произведенные в упор залпы, продолжать выполнение поставленной задачи, но корабли с огромными пробоинами в бортах, окруженные обломками брони и уничтоженных надстроек, снова и снова разворачивались, маневрируя уцелевшими двигательными секциями, чтобы опять ринуться навстречу друг другу или занять позицию для беглого огня, благо целей вокруг хватало в избытке.

Битва машин разгоралась с небывалой, холодной яростью…

Прошло всего три минуты…

Андрей принимал доклады, что-то машинально отвечал, отдавал приказы, а взгляд, как и рассудок, не мог оторваться от данных, транслируемых на голографические мониторы.

«Одиссей», включив маршевую тягу, прорывался сквозь поле мелких обломков, оставшихся после первого ракетного залпа, уничтожившего сотни фантом-генераторов, имитировавших ложную атаку Флота Колоний.

Пусть кружившие в космосе фрагменты металла и невелики по размеру, но они препятствовали немедленному включению гиперпривода — часть из них неизбежно была бы захвачена полем высокой частоты, сопровождая фрегат во время прыжка и создавая реальную угрозу при всплытии.

— Еще две минуты, командир. Мы уже преодолели центр облака, плотность частиц уменьшается.

— Включаем гипердрайв. Старт командных последовательностей. Ольга, у тебя две минуты на все операции.

— Успею.

— Командир, мы в боевом режиме, — напомнил Хорошев. — Мне не хватит времени свернуть установки главного калибра.

— Мы же не в атмосферу намереваемся входить, — ответил Андрей. — Боевые системы свернем в аномалии. Илья, такой вариант допустим?

— Нормально, — пришел ответ Захарова. — Гиперсфера одинаково воздействует на все составные корабля. Для аномалии мы — единый материальный объект.

Андрей перевел взгляд на хронометр.

Сто секунд. Программные последовательности включения гипердрайва уже запущены.

Девяносто секунд…

Полторы минуты до новой жизни?

Кем нам уготовано стать? Крохотным осколком фактически истребившей себя цивилизации?

Разве об этом нужно думать сейчас?

А о чем? Что делать? Смотреть, как бездушные машины отыгрывают последний акт драмы, начатой людьми? Молиться о чуде? Верить в успех?

Шестьдесят секунд…

Сколько же мыслей может вместить обыкновенная минута? Генераторы высокой частоты гиперпривода начали набирать мощность. Теперь уже обратного пути нет. Все предопределено…

Оказалось, не все… не только мысли уместила в себе последняя минута, проведенная в околоземном пространстве, но и роковые события, — война все же настигла их, предательски, как пуля, на излете ударившая в спину.

Не все сигнатуры всплывавшего тут флота оказались ложными.

Два фрегата Свободных Колоний, изуродованные множеством ракетных попаданий, потерявшие способность к атакующему броску, все это время скрывались среди скопления мелких обломков.

Сканирующие комплексы не видели их до последнего мгновения, пока из облака металлизированных частиц по «Одиссею» не ударили лазеры главного калибра, сопровождаемые близкими, частыми и ослепительно-яркими сполохами массированного ракетного залпа…

Боевые подсистемы отреагировали, но поздно и слабо — часть зенитных комплексов уже была свернута, большинство диафрагменных портов закрыты, гипердрайв показывал семьдесят процентов расчетной мощности, когда серия чудовищных ударов сотрясла корабль от носа до кормы.

Андрей не мог ничего сделать.

«Одиссей» получил критические повреждения всего за десять секунд до перехода в аномалию космоса; на боевом мостике моргнули, погасли, а затем вновь включились тактические и информационные экраны, а когда после паузы осветились секции телескопического обзора, он увидел вместо звезд черную хмарь гиперсферы, и на фоне Великого Ничто страшно, беззвучно извергались гейзеры декомпрессии, бьющие из недр пораженных ракетно-лазерными попаданиями отсеков.

Внутренняя связь не работала. Единая сеть корабля распалась на отдельные узлы, подсистемы, сохранившие работоспособность, перешли в автономный режим функционирования, суспензорное поле, которое должно было герметизировать пробоины, предотвращая мгновенную декомпрессию, не сработало. Фрегат окружали облака кристаллизовавшегося газа, обломки брони, части надстроек, отсеченные лазерными лучами, на информационных экранах, вместо отчета по статусу систем, появлялись лишь многочисленные сообщения об ошибках…

Андрей испытал шок, глубину которого трудно постичь.

Первая мысль, касавшаяся экипажа, резанула болью, холодом в груди, но разум сумел на миг подавить эмоции: поражены внешние отсеки, а навигационная и ходовая рубки, равно как отсек управления двигателями и вычислительный центр фрегата, находятся внутри «второго» корпуса, под защитой внешнего слоя надстроек, ангаров, вакуум-доков, боевых постов и прочих коммуникаций, принявших на себя ракетные попадания и лазерные разряды.

Ребята живы… С ними просто нет связи. Но что с гипердрайвом?

Андрей оказался в том положении, когда мог лишь предполагать и надеяться.

Любое его действие либо блокировалось нарушением работы внутренней сети фрегата, либо являлось бессмысленным. Гиперпривод был запрограммирован на короткий прыжок, если подсистема нормально отработает в автономном режиме, то менее чем через минуту искалеченный «Одиссей» должен совершить обратный переход, вернувшись в метрику трехмерного космоса.

Ну, а если гипердрайв поврежден, то им уже не поможет ничто. Они навечно станут узниками аномального пространства и никогда больше не увидят свет звезд…