Глава 4. Настоящее…
— Ну что добились своего полковник? — Герхард Миллер зло посмотрел на Зарезина, который, нужно сказать выглядел далеко не лучшим образом, — воспоминания Светлова, пропущенные через собственный рассудок, вызвали на лице смертельную бледность, его пошатывало, Зарезину даже пришлось придержаться рукой за приборную панель, чтобы устоять на ногах.
— Что с ним? — Хрипло спросил он, имея в виду состояние Светлова.
— Рассудок не выдержал. — Коротко и неприязненно ответил Миллер.
— Это обратимо?
— Боюсь, что нет.
— Он умер?! — В глазах полковника промелькнула… досада.
— Физически Светлов жив. — Ответил Генрих. — Но он находится в состоянии комы. Это крайняя реакция организма на многократные стрессы.
— Жаль. Я должен был задать ему пару уточняющих вопросов… Хотя теперь мы и так знаем где находятся спасательные капсулы. Наш призрак явно оттуда. И все же жаль, что Светлова нельзя допросить еще раз…
— Вы в своем уме полковник?! Угробили человека и досадуете?!
— Ладно, Миллер, не горячитесь. У каждого своя работа. Есть шанс, что Светлов очнется?
— Мне нечего ответить господин Зарезин. Уймитесь, наконец! Вы получили информацию, так довольствуйтесь ей. Мы приложим все усилия, чтобы стабилизировать состояние Светлова, но не надейтесь, что в ближайшие месяцы я вас подпущу к нему.
— Сдается мне, темните вы Миллер.
— Да. Темню. — Док подошел к компьютерному терминалу и вынул из гнезда пишущего устройства кристаллодиск. — Здесь полная телеметрия данных с датчиков медицинского комплекса аппаратуры. Покажите запись своим специалистам. Пусть они дают вам пояснения и прогнозы, а я говорю: убирайтесь! Эксперименты окончены. Если Светлов и выкарабкается, то он вряд ли сможет ответить хотя бы на один вопрос.
Гнев Миллера был неподделен, полковнику Зарезину показалось, что док сейчас броситься на него с кулаками.
Псих долбанный… — подумалось ему.
Взяв кристаллодиск, эмиссар отдела безопасности сети угрожающе приблизился к Генриху и произнес, наклонившись к самому уху дока:
— Советую унять свой «праведный гнев»!.. — Словно змея прошипел он. — Все что произошло, является государственной тайной. Любая утечка информации, и вам крышка, Миллер, обещаю.
Доктор побледнел, но скорее не от страха, а от гнева:
— Убирайтесь! — Повторил он
* * *
Едва за полковником сомкнулись двери лаборатории, как Миллер тут же включил блокировку помещения, чтобы Зарезин не смог снова сунуть сюда свой нос с угрозами или требованиями, и, не теряя ни секунды, направился в дальнюю часть помещения, где располагался основной модуль системы поддержания жизни.
Вскрыв кожух, под которым находилось несколько десятков тонких трубочек, через которые к камере пациента подавались различные растворы, он извлек оттуда мягкий тубус с прозрачной жидкостью, который был подключен к одной из питающих магистралей.
Эффект не заставил себя ждать. Прошло всего несколько секунд и графики, отражающие жизненные показатели Антона резко изменились, утратив характерные для состояния комы сочетания кривых.
Генрих выбросил почти полный резервуар с непонятной жидкость в утилизатор отходов, сделал несколько ручных переключений на главном терминале лаборатории и вернулся к своеобразному «саркофагу» с прозрачной выпуклой крышкой, под защитой которого находилось тело капитана Светлова.
Глаза Антона были открыты.
Колпак издал характерный чавкающий звук разъединившихся уплотнителей и начал подниматься вверх.
— Светлов, вы меня слышите? — Миллер присел на край жесткого пластикового ложа.
Мутный от перенесенных мучений взгляд остановился, сконцентрировавшись на Миллере.
— Слышу… — едва шевельнув губами, ответил Светлов.
— Не напрягайтесь капитан. Я на вашей стороне.
— Почему?… — Слабо выдохнул Антон. — Почему… вы… позволили… мне… слышать…
Миллер покосился на синусоиды графиков, отражающих как физические параметры жизнедеятельности организма Светлова, так и его мысленную активность.
— Вы действительно слышали мои диалоги с полковником?
— Да…
— В таком случае мне не придется многого объяснять. Меня принудили…
— Я знаю… — Благодаря новым препаратам, начавшим поступать в кровь, Светлову стало намного лучше, рассудок постепенно прояснялся, по непонятной причине вдруг начали самопроизвольно сокращаться некоторые мышцы.
— Все нормально. — Успокоил его Миллер. — Я ввел стимуляторы общего действия.
— Вы не ответили на мой вопрос, док…
— Все очень просто, капитан. Мне не безразлично происходящее вокруг. Мы влачим жалкое существование, колония коллапсировала до размеров Цитадели, но это не спасет нас от неминуемого и закономерного финала.
— А кто спасет?… Зарезин?…
— Тупица. Раб системы, мнящий себя личностью. Ему вовек не разобраться в сути происходящего. Вы должны понять меня капитан, — выбора не было. На мое место полковник мог призвать менее опытных специалистов, которые действительно причинили бы непоправимый вред вашей психике и здоровью. Я сделал, что в моих силах.
— Все равно, не понимаю — Антон нашел в себе силы посмотреть в глаза Миллеру. — Почему вы рискнули, помогая мне?
— Все достаточно просто капитан. Я, уж простите за прямоту, имел возможность понять, кто вы на самом деле.
— И как?… — губы Светлова исказила саркастическая усмешка.
— Вы на протяжении жизни задавались многими вопросами, возникавшими и у меня. — Признался Миллер. — В противоположность Зарезину я не усматриваю злого умысла в виртуальном общении между вами и столь беспокоящем его загадочным призраком. Дана, вне сомнения, помнит вашу детскую дружбу, которая по непонятной мне причине не переросла в более глубокие чувства. Я думаю, что обстоятельства, так насторожившие полковника, имеют свое объяснение: девушка принимала участие в загадочной экспедиции, которую возглавлял Андрей Сергеевич Лытнев. Он был моим учителем, по специальности — экзобиологом, и еще до роковых событий, связанных с раскопками, напрямую говорил нам, своим студентам, о некоторых странностях, обнаруженных им в архивах колонии.
— Подмена информации? — Антон чувствовал уже не просто прилив сил, а лихорадочное возбуждение.
— Пожалуй, я отключу стимуляцию организма, — произнес Генрих, вставая. — Есть тема для беседы, но боюсь, что полковник не смириться с потерей столь ценного свидетеля, как вы. — Раздался его голос из противоположной части лаборатории.
— Он вернется?
— Обязательною
— И? — У Светлова в груди возникло неприятное ощущение холода. Мнемоническое испытание далось ему нелегко, что-то надломилось внутри, и в то же время он ощущал себя свободным, до такой степени, что чувство начинало граничить с помешательством. О какой свободе может идти речь, когда огромный город-крепость запутался в тенетах тотального контроля со стороны всевидящей кибернетической системы?
Пока он думал над этим, Миллер вернулся, принеся с собой комплект одежды.
— Вам необходимо исчезнуть, Антон Андреевич, и тщательно все обдумать.
— Вы шутите. Исчезнуть из поля зрения СКАДа?
— Я вполне серьезен. Справка о вашей смерти уже готова. Вы, к слову сказать, находитесь в клинической больнице полицейского управления. Не все люди, даже работающие тут, бездумно верят в могущество системы. Иногда мне кажется, что Цитадель с ее несомненными достоинствами, — это золотая клетка, подвешенная над тлеющими углями готового вспыхнуть костра. Вы слышали мой разговор с Зарезиным. Я могу повторить вам: «формы жизни» обитающие на планете, не дающие нам развиваться и осваивать новые территории не имеют никакого отношения к понятию «живое существо». Они кибернетические последыши загадочной цивилизации, населявшей этот мир задолго до нашего появления. Все живое уничтожено, превращено в прах, но пока мы заперты в границах Цитадели, где-то на просторах планеты возрождаются все новые и новые производства, оставшиеся от былых хозяев данного мира. И продукция упомянутых производств далеко не мирного характера.
— Я понимаю. Извините, док, что отвлекаю от интересной темы, но в данный момент меня волнует собственная судьба. Вы ведь не просто так накачали организм стимуляторами, верно?
— Извините, капитан, я действительно увлекся. Ваши воспоминания заставили взглянуть на картину данности в ином свете. — Он подошел к нише, куда обычно доставлялась внутренняя пневмопочта, и извлек оттуда герметичный пластиковый цилиндр. — Знаете, работа в коллективе имеет свои плюсы. В наших лабораториях хранятся базы данных по биометрии всего городского населения, здесь же, как вы понимаете, они вносятся в удостоверения личности. Я держу пару чистых статкарточек, так на всякий случай. Сейчас посмотрим… О по информации финансового отдела управления у вас скопилась приличная сумма на личном счету.
— Док, что вы затеяли?
— Маленькую махинацию.
— Вы преступаете закон?
— Ну, зачем так? Исправляю ошибки и перегибы системы. Вот, пожалуйста, — это ваше удостоверение личности. Деньги переведены на другой счет. Советую обналичить их, и исчезнуть из поля зрения системы.
— Док вы рискуете.
— Нет. Не хочу раскрывать тайн, но скажу, что многие из сегодняшних сотрудников управления напрямую обязаны мне своими жизнями. Цитадель далеко не так спокойна, как преподносят нам информационные агентства. За последние десять лет уровень преступности возрос в разы, и это, как ни прискорбно следствие воздействия на психику людей тех самых «параллельных жизней» где культивируется вседозволенность и безнаказанность. Люди плохо приспособлены к разграничению реального и виртуального пространств. Они часто переносят законы виртуальных вселенных в реальную жизнь и это становиться настоящей проблемой для управления полиции. Отсюда — масса инцидентов, зачастую приводящих к кровопролитию. Я уже говорил и повторю — наша замкнутая система на грани катастрофы. Осталось очень мало людей похожих на вас, капитан.
— И часто вы спасаете преступников?
— Никогда. Но вы не совершали никаких преступлений, это очевидно. Ваш счет аннулирован согласно установленной процедуре, номер статкарточки изъят из баз данных. Вас больше нет Антон Андреевич. Надеюсь, вы найдете, где укрыться?
— Да. — Не раздумывая, ответил Светлов.
— Я понимаю, у вас осталась куча вопросов. Дайте мне знать, когда устроитесь. — Герхард протянул Антону микрочип. — Здесь данные по моим контактам. Не нужно благодарить, я поступил так, как считаю правильным. И не без надежды на взаимную помощь.
Светлов удивленно вскинул взгляд.
— Ничего криминального, поверьте. В той экспедиции был близкий мне человек, которого я давно уже считаю мертвым.
— Есть причина усомниться?
— Есть. Но об этом позже. — В дверях лаборатории появился молодой человек в стерильной униформе. — Вячеслав проводит вас к служебному выходу. Там ожидает флайкар полицейского управления. Эти машины не отслеживаются СКАДом. Я жду от вас весточки, капитан.
На прощанье они крепко пожали друг другу руки, хотя Антон не до конца понимал, что на самом деле двигало поступками Миллера — профессиональная этика, помноженная на человечность или что-то иное, гораздо более личное?
— Я дам знать, когда устрою свои дела. — Пообещал Антон, твердо взглянув в глаза Генриха.
— Буду ждать. А пока мне придется огорчить полковника Зарезина фактом вашей кончины. До свидания, Антон Андреевич. Через сутки постарайтесь найти безопасное место для длительного отдыха, за применение экспресс-стимуляторов придется платить.
— Я понял. До свидания, док.
* * *
Антон не стал ломать голову над фактом своего избавления. Во-первых, он действительно не чувствовал за собой вины, во-вторых, действие стимуляторов блокировало сторонние мысли, напрямую не связанные с поиском безопасного места.
В первый момент он задумался — куда направить флайкар, но задачка, крути не крути, имела только одно решение, — нижние технические уровни Цитадели, где из-за обилия различных производств удаленный контроль со стороны СКАДА ослабевал, пропорционально расстоянию от сетки спутников. Светлов помнил те районы еще с детства, а по последним данным, просачивающимся в виде слухов, теперь «дно» города населяли не только нищие…
…
Старый парк умер.
Без надлежащего ухода, деревья засохли, им не хватило искусственного освещения, чтобы расти, и картина, врезавшаяся в память, выглядела теперь безрадостно, неузнаваемо: низкие постройки заброшенного городского квартала по мере обветшания укрепили стальными «корсетами» превратив в подобие опор для вышележащих уровней, но здесь, среди промышленных зон и площадок для переработки отходов, по-прежнему жили люди.
Это казалось странным, ведь с тех пор, как мегаполис был реконструирован и получил статус «Цитадели» все его граждане получили равные права и возможности — синтетическая пища, и обилие вакансий в службах охраны внешнего периметра должны были уничтожить само понятие «нищета».
Светлов понял, что ошибся в своем предвидении, когда заметил у подъезда одной из старых многоэтажек, несколько дорогих флайкаров.
Похоже, что обителями дна теперь являлись отнюдь не нищие, но по-прежнему асоциальные элементы общества.
Он оставил полицейскую машину, здраво рассудив, что радушного приема «блюстителю порядка» тут не окажут. Задав автопилоту курс на возвращение к зданию управления, он решил, что проще и безопаснее будет пешком прогуляться через старый парк. Заодно следовало обдумать события последних суток и создавшееся положение.
Впрочем, Светлов иллюзий не строил, и потому его мысли, не смотря на полученный стресс, были предельно лаконичны и ясны.
Свобода, которую он получил благодаря вмешательству Миллера, на самом деле не являлась полной. Антон все явственнее ощущал, что стоит на грани между прошлым существованием, и неопределенностью будущего. Сейчас, в эти минуты он постепенно осознавал необходимость внутреннего выбора. Что он станет делать дальше? Попытается вернуться?
Вернуться к чему? К гарантированному существованию, загнанному в рамки боевых дежурств? К виртуальным вселенным, создающим иллюзию жизни, в обмен на прозябание «реала».
А смогу ли я во второй раз перешагнуть через внутренние порывы, замкнуться, вновь создать для себя защитную скорлупу? — откровенно спросил себя Светлов и сам же ответил. — Нет.
Прошлое вернулось, пусть болезненно, но однозначно. Более того, оно обогатилось новыми фактами… Светлов не думал сейчас о том, что вновь побывал на волосок от гибели. Эффект от грубого вмешательства в его сознание оказался совершенно не таким, как пессимистично прогнозировал Миллер: В рассудке Антона все вдруг поменялось местами. Двадцать лет замкнутого безвыходного существования, как будто ушли в прошлое, а на поверхности памяти оказались вернувшиеся события детства, и рокового похожего на целую жизнь дня, но такая коллизия не расколола его личность, а заполнила тот моральный вакуум, что накапливался за годы конформизма, он вновь ощущал себя на двадцать лет моложе, но… его зрелый опыт прожитой жизни при этом не исчез, он как будто спелся с разбуженными, вырвавшимися из плена воспоминаниями, формируя новый взгляд на мир, новые позывы к действию, да и голос доктора Миллера звучал в сознании словно некий, побуждающий к немедленному действию код…
Их послали на смерть… Кто-то намеренно уничтожил часть информационных баз данных… Цитадель обречена… Нас атакуют кибернетические механизмы, и прогрессия их количественного роста не оставляет шансов…
Да, даже без глубокого анализа слова Генриха находили подтверждение.
Дана. Кто она?
Светлов остановился, оглядевшись вокруг.
Он стоял среди мертвого парка, так похожего на черный ксенобианский лес.
Ксенобианский…
Почему этот термин, так часто употребляемый в прошлом, не заставлял задуматься, что за существа вырастили его? Почему черные, перекрученные деревья называют «ксенобианскими». Раз существует название, должны быть и иные сведения.
Светлов смотрел на мертвые деревья, но его рассудок не тонул в разбуженных воспоминаниях. Он думал о дне сегодняшнем, конкретно — его мысли сосредоточились на образе полковника Зарезина.
Его люди контролировали сеть. Им были безразличны способы получения информации, тогда почему они не допросили ИПАМ, а просто расстреляли безобидный кибернетический механизм?
Вопросы цеплялись один за другой словно звенья бесконечной цепи.
Антон чувствовал, что изменился. Психологический пресс раздавил не его личность, а скорлупу, которую Светлов возвел вокруг себя, пытаясь примирить рассудок с серой данностью.
Нет. Я не хочу возвращаться. Но что может сделать один человек, чье оружие — смутные рожденные нечеткой логикой подозрения? Погибнуть, противопоставив себя системе?
Глупо. Цитадель действительно тупик, у нее нет перспективы развития в рамках сложившейся системы, она лишь мощное защитное сооружение, прибежище, призванное затянуть агонию, но не предотвратить ее.
О чем я думаю? Мне нужно думать о себе.
Нет, Антон. О себе ты думал двадцать лет, и к чему это привело? Твою скорлупу раскололи, а проблемы, которые следовало решать два десятилетия назад, стали лишь глубже, приняли почти необратимый, безысходный характер. Сколько лет… или дней, отделяет нас от уничтожения? Есть ли еще люди, кроме меня и Миллера — темной лошадки, — способных думать не о своих виртуальных вселенных, а о проблемах реала, и действенных способах их решения?
Вопросы сыпались градом, Антон стоял, окаменев, будто являлся одним из реликтовых деревьев, которые еще цеплялись корнями за иссохшую растрескавшуюся почву, но уже не могли дать молодого способного к жизни побега.
Ради чего велись раскопки древнего города? Что удалось узнать, и почему информация скрыта, даже от тех, кто определенно должен обладать ей?
Как Дана, которую он в последний раз видел под опекой систем жизнеобеспечения спасательной капсулы, смогла спустя двадцать лет появится в надежно защищенной сети, обойдя защиту СКАДа, и найти его, успеть передать слабый призыв о помощи?
Где она и как ей помочь?
Действовать.
Не стоять среди мертвого парка, а действовать.
Отбросить все, искать тех, кто может и готов помочь, кто не до конца погряз в грезах виртуалки…
Зачем тебе это Светлов? Из-за обиды?
Внезапно вспомнилась фраза ИПАМа, сказанная на второй день их знакомства:
Человек создал машины, чтобы освободить себя от повседневных бытовых забот, и использовать потенциал разума по прямому предназначению…
Антон не ручался за точность формулировки, но смысл высказывания был именно таким.
Мы перегнули палку. Кто-то знавший истину, настолько испугался реальности, что создал СКАД и «параллельность», надеясь спрятаться от надвигающегося ужаса за стенами Цитадели и грезами виртуалки.
Взгляд Антона, бесцельно скользящий по окрестностям, внезапно зацепился за те самые флайкары, что он заметил у подъезда древней многоэтажки.
Он прекрасно понимал, — эти машины принадлежат людям, которые поставили себя вне системы.
Преступники?
Возможно. Но на их разумах наверняка нет тенет, наброшенных СКАДом.
С такими мыслями Светлов сделал шаг навстречу своему будущему, которое, как ни парадоксально это звучит, сконцентрировалось сейчас в прошлом, том прошлом, где он был свободен, и сам выбирал свой жизненный путь.
Древний жилой квартал в границах промышленной зоны.
Отсветы от работы систем сжигания мусора, ложились на бледное лицо Светлова, придавая ему жутковатый вид.
Исхудавший, одетый в стерильную форму технического сотрудника СКАДа, он совершенно не вписывался в окружающую его реальность, словно являлся привидением.
Так, по сути, и было.
Приведение мальчика, собиравшего тут свой первый «грав», вернулось…
— Эй! — Окрик пришел со спины, и прозвучал отнюдь не дружественно.
Светлов обернулся. Сзади стояли двое, слева из подъезда обшарпанной многоэтажки показалось еще несколько человек, видимо наблюдавших за его приближением из окон.
Судя по внешнему виду, медленно окружавшие его люди действительно не прозябали в нищете, но и дружелюбием не отличались. Каждый из них был одет по собственному вкусу, но в глаза прежде всего бросалась не вызывающая внешность, а манера поведения, — они подступали со всех сторон, как будто сговорились заранее, или не нуждались в координации действий, следуя привычной схеме, их лица, такие разные, несли печать злых усмешек, в которой чувствовалась сила стаи…
Чужаков тут явно не жаловали, но Антон, понимая, что ситуация может иметь для него фатальные последствия, не испугался, — в душе родилась лишь досада, когда он понял, что минутой ранее ошибался, пытаясь приписать этим людям не свойственные им черты.
Да они бунтовали, но не против системы в частности, а против всего сущего, живя по собственным законам, не задумываясь над данностью, на их лицах отражалась иррациональная злоба, и непомерное самомнение.
— В чем дело парни? — Антон все же предпринял попытку, разрешить ситуацию при помощи слов.
Тщета.
— Зачем приперся, системник? — Все же процедил сквозь зубы один из них.
Системник? Режущий слух, но достаточно точный термин. — Подумалось Антону. Видимо он обозначал человека, полностью подчиненного законам процветающей в Цитадели системы, за которой неусыпно наблюдал СКАД. Здесь на технических уровнях города-крепости виляние «всевидящего ока» несомненно, слабело, по крайней мере, все замеченные Светловым видеодатчики были либо разбиты, либо издевательски залеплены.
— Я не человек системы. — Ответил он. Схлестываться с парнями, демонстрируя навыки рукопашного боя, не хотелось. Не за этим он сюда ехал.
— Ну, да… — Сжимающееся человеческое кольцо все же остановилось, но надолго ли? Куда им спешить. Тут мало развлечений, импланты у всех отключены, и о психологической разгрузке в виртуальных вселенных эти грубые натуры могли лишь мечтать. Никто из них, конечно, не признает за собой «слабины», но их слабость читалась в ненависти, с которой глаза смотрели на незнакомого человека, не причинившего им никакого вреда. — Технарь системы приезжает на полицейском флайкаре, а потом начинает прикидываться своим. Ты долго думал? — С угрозой осведомился один из них
— Нет. — Холодно ответил Светлов. — Я бежал.
— Вау! Слышали — он бежал! — говоривший резко обернулся к Светлову. — И чем докажешь? Имплант работает?
— Нет. — Снова коротко и односложно отреагировал Антон. После взрывообразных событий, изматывающего, вывернувшего наизнанку душу и память сканирования, и неожиданного оборота судьбы, пришедшей к нему на выручку в лице доктора Миллера, он прилагал немалые усилия, чтобы сдерживаться. Видно Генрих все же перебрал со стимуляторами, — кровь глухо ломилась в виски, затянувшееся противостояние казалось дешевым фасом, память избирательно выталкивала из своих глубин потревоженные образы: череда знакомых молодых лиц, — ребята, погибшие в руинах загадочного города, бледный образ Даны, то хрупкой нескладной девочки, то призрака, явившегося из прошлого… в эти секунды в сознании промелькнул даже образ ИПАМа, — единственного, никогда не предававшего его друга, который сейчас валяется на полу опустевшей квартиры, закатившись в угол, неподвижный, с пулевым отверстием в корпусе…
Видно глаза — действительно зеркало человеческой души, потому что опасно приблизившийся обитатель «потерянного квартала», готовый обрушить на Светлова зажатый в руках обрезок арматуры, вдруг остановился, словно напоровшись на незримую преграду, и, отступив на шаг, глухо выдавил:
— Ну, ты чего, ненормальный, да?
Призрак многих смертей, разбуженный сканированием памяти, стыл во взгляде Светлова, зловеще сочетаясь с его неестественной бледностью и худобой.
— Я нормален. Только устал очень…
— Так, — тот парень, что отшатнулся, встретившись взглядом с Антоном, видимо имел определенный «вес» среди остальных «внесистемников» (как мысленно успел окрестить их Светлов) — Ну-ка, рассосались все живо. — Он не хотел ронять свой авторитет, упав с разбитым лицом на потрескавшийся асфальт заброшенной аллеи, — именно такую близкую и однозначную перспективу он прочел в ледяном взгляде Антона.
Спорить с местным «авторитетом» никто не решился.
Светлов и сам чувствовал, — с ним твориться что-то неладное. Всколыхнувшаяся в душе хмарь воспоминаний воздействовала на разум, и больной, истерзанный рассудок машинально вызывал адекватные ситуации метаболические реакции, — его мускулы непроизвольно напряглись, тело сотрясала мелкая, не заметная для постороннего взгляда дрожь, — он бы поломал обитателей «дна», работая исключительно на рефлексах самозащиты…
— Слушай, ты, давай, приходи в себя что ли… — прорвался в его сознание идущий издалека голос.
Антон с трудом разжал кулаки, заставил тело если не расслабиться, то принять человеческую осанку вместо боевой стойки, затем, уже окончательно переключая сознание с внутреннего мира на восприятие реальности, вновь посмотрел в глаза незнакомому парню и тихо произнес:
— Я в порядке.
— Ну да. Другому кому-нибудь расскажешь. Я такой взгляд видел только однажды, когда СКАД пригнал сюда на зачистку взвод киборгов.
Киборгов? В распоряжении СКАДа появились киборги?!
Новость для Антона была ошеломляющей. Теоретически он знал, что можно создать кибернетический организм, но не думал, что прототипы таких устройств существуют в реальности.
— На этот счет можешь быть спокоен. Я человек.
— Вижу. Теперь вижу. Давай знакомиться что ли? — Примирительный тон, конечно, мог оказаться уловкой, но Светлов не стал возражать.
— Антон. — Скупо отрекомендовался он, заставив себя пожать протянутую ладонь
— Энтони. — Услышал он в ответ. — Энтони Хоук. — Пойдем ко мне поговорим.
Светлов кивнул. Отказываться было глупо. В конечном итоге, нравятся ему эти люди или нет, но некоторое время придется провести в их обществе, ведь он действительно с легкой руки полковника Зарезина поставлен вне существующей системы. Он еще не определился, что предпримет дальше, и вообще, как быть: пытаться ли восстановить «справедливость», вернуть себе прежний социальный статус, или продолжать начатое движение поперек спокойной, но стремительно мельчающей реки под названием «жизнь»?
Пока он раздумывал, они с Энтони прошли к подъезду, подле которого уже собралась приличная толпа, человек в пятьдесят не меньше. Светлов инстинктивно ждал нового обострения, но Хоук, не произнеся ни слова, воздействовал на людей будто волнорез, — они расступались, пропуская его и Антона, пока двери подъезда не закрылись за спиной, отсекая откровенно недоброжелательные взгляды.
В вестибюле здания было тепло. Освещение работало, как положено, обострившийся слух Антона уловил едва слышимый звук работы регенераторов воздуха.
— Тут многое изменилось. — Глухо произнес он.
Хоук остановился, затем медленно повернулся к Антону и спросил:
— Есть с чем сравнивать?
— Я вырос тут. — Ответил Светлов, не видя смысла скрывать правду.
— Ты серьезно?
— Серьезно. Правда, тогда это был нищий квартал.
— Верно. — Согласился с ним Энтони. По его лицу промелькнула тень — видно фраза Светлова освежила воспоминания детства. — Что-то я тебя не припомню.
— Мы с тобой в разных возрастных категориях. — Ответил Антон. — Я жил тут тридцать лет назад, когда Цитадель существовала только в проекте.
— Именно тут? — С нотками недоверия в голосе переспросил Энтони.
— Да. Седьмой этаж, квартира триста семь. Там на подоконнике есть выцарапанная ножом надпись — «Антон», и еще в тайнике, — если никто не нашел его — почти собранный гравиборд, без блока питания.
Хоук несколько секунд размышлял, беззвучно шевеля губами, будто спорил с самим собой, а потом вдруг круто свернул к лифту:
— Проверим, если не возражаешь?
— Не возражаю. — Светлов ощутил щемящее чувство грусти. — Сколько тебе лет, Энтони?
— Тридцать.
— Тогда мы с тобой точно разминулись в пространстве и времени. — С долей сожаления сказал Антон. Мне было восемнадцать, когда я покинул квартал. Сейчас сорок пять.
— Выходит, я мог видеть тебя, когда был трехлетним карапузом?
— А ты тоже родился тут?
— Да. Ты, наверное, в курсе, что пятнадцать лет назад СКАД проводил тотальную зачистку города от «неблагонадежных элементов»?
— Слышал. Мне в ту пору было не до внутренних новостей. Война…
— Понятно. Нас «вычистили», что стало с родителями — до сих пор не знаю.
— А сам как?
— Как все. Получил контроллер — Хоук коснулся мягкой заглушки импланта, — был определен в школу для трудных подростков, потом… — Он как-то странно усмехнулся, — потом бежал, во время атаки хитваров на Цитадель, когда те пробили защиту СКАДа, и вырубили сеть. Вернулся сюда…
— И чем вы тут занимаетесь?
— Сказать честно?
— Ну? — Светлов вышел из лифта, и остановился, как раз между разговорившимся Энтони, и до боли знакомой дверью.
Сознание как будто застыло между прошлым и настоящим.
— Мы живем. С точки зрения СКАДа — нас нет. Но на самом деле мы есть. Вот такой парадокс, понимаешь?
— СКАД знает о вас, раз посылает отряды зачистки. И вы чем-то раздражаете его.
— Ты сейчас подумал о киборгах?
Антон кивнул.
— То были испытания.
— Откуда знаешь?
— Ну, выжить на технических уровнях сложно, а мы, как ты заметил, не прозябаем. Машины вообще для чего созданы? Чтобы помыкать нами, или служить людям?
— Изначально они создавались, чтобы освободить людей от рутинных работ, — ответил Антон. — Но потом, что-то пошло не так…
— Вот видишь. Тебе это понятно. И нам тоже. Мы берем от сети все, что необходимо, в том числе и информацию, но не позволяем ей помыкать нами. Это сложно. Иногда приходиться действительно рисковать собственной шкурой, но тут ты не найдешь желающих отдать свою жизнь виртуалке, проспать все, думая, что живешь.
— Так вы и есть то самое «сопротивление»?
— Нет. — Покачал головой Энтони. — Ты что-то путаешь, Светлов. Мы не ставим перед собой никаких целей. Просто живем, вне системы, и назло ей. Имеем приличные тачки, гоняем по городу, взламываем некоторые подсистемы, чтобы элементарно питаться, но повторяю: мы не считаем себя преступниками. И никто из парней не станет на колени перед набором микросхем, чтобы благодарить за пищу и тепло. Было бы куда уйти, — давно свалили бы отсюда, можешь поверить. А киборгов и особо рьяных копов, мы мочили и мочить будем.
— Почему?
— Потому что они не люди, Светлов. Либо изделия системы, либо ее рабы.
— Ну, не обобщай. — Ответил Антон, толкнув не запертую дверь.
* * *
В квартире никто не жил. Здесь ничего не изменилось с той поры, как восемнадцатилетний Антон покинул ее, завербовавшись в кадетский корпус колониальной пехоты. Разве что потускнели покрытые тонкой пленкой промышленных выбросов окна, да на предметы скромной меблировки лег толстый слой пыли.
Хоук подошел к подоконнику, и, не церемонясь, смахнул локтем слой времени, открывая взгляду выцарапанную в нетленном пластике надпись: Антон.
Светлов чувствовал, что свидание с прошлым дается ему тяжело. Взгляд на компьютерный терминал разбудил мысли о Дане, самодельная подставка напомнила про ИПАМ, на душе стало неуютно, словно он только сейчас окончательно понял сколь велика пропасть между голодным, но свободным мальчишкой и капитаном Светловым, который потерял два десятилетия жизни в бессмысленной борьбе и странном мороке: с одной стороны стойкий, беспощадный к врагу офицер, с другой собиратель древностей, творец грез, а по существу — действительный раб системы, опутанный по рукам и ногам тенетами виртуального мира, и не долгом, а ненавистью, к чуждым созданиям в мире реальном.
Выходит, что стоящий подле него Хоук в своих поступках был намного честнее?
— Ну, показывай тайник. — Нарушил его мысли голос Энтони.
Светлов присел, легко снял часть не закрепленного плинтуса, одним движением отсоединил отделочную панель стены, за которой открылась неглубокая ниша, в которой лежал гравиборд.
Чувства вновь подступили к самому горлу удушливым спазмом.
Где же я потерял свою свободу, перестал скользить, упиваясь ощущением драйва, и превратился в угрюмого защитника обреченного города?
Там… Там среди чуждых пониманию руин, когда таяла надежда, а на ее место приходила слепая ярость, позже не переосмысленная, а лишь перерожденная в ненависть. Там ты перестал жить…
Хоук некоторое время смотрел на самодельный «грав», а затем внезапно спросил, будто между ними не было никакого разговора по пути сюда:
— Так зачем ты вернулся?
Хороший вопрос.
Светлов не мог на него ответить. «Просто жить» он уже не сможет. Бороться с системой, и не дай бог победить ее, — значит убить десятки тысяч людей, которые зависимы от СКАДа, как тяжело больной зависим от аппарата искусственной вентиляции легких и висящего над головой мягкого резервуара капельницы.
Где же выход? И есть ли он вообще?
Какая-то непомерная свинцовая усталость наваливалась после перенесенного стресса, наверное, как и предупреждал Генрих, заканчивалось действие стимуляторов и наступало время платить за искусственно вызванный прилив физических и моральных сил.
Антон пошатнулся, затем с усилием встал, придерживаясь одной рукой за стену.
— Хоук… — Негромко позвал он
Энтони обернулся.
— Э, да ты что-то совсем поплохел.
— Неважно… С трудом выдавил Антон. — Мне нужно… поспать…
— Не проблема.
— Знаю, что не проблема… — Светлов, как мог, боролся с внезапными приступами дурноты. — У меня есть… дела…
— Хочешь о чем-то попросить?
— Да… — Антон добрался до кровати, слабым усилием стащил с нее пропахшую застарелой сыростью постель и улегся на жесткий пластик.
— Вот… Он с трудом вытащил из нагрудного кармана статкарточку. — Здесь на счету… деньги. Много… Ты обналичишь их для меня?
Энтони сощурился.
Несколько секунд он думал, взвешивая какие-то доводы, а потом ответил, просто и непринужденно:
— Под десять процентов, Светлов.
— Пусть десять… — У Антона не было ни сил, ни желания, ни привычки торговаться.
— Заметано. — Энтони взял статкарточку и добавил: — Не беспокойся. У нас свои порядки и свои понятия честности. Тебя никто не тронет. Отдыхай.
Последние слова Хоука Светлов уже едва ли воспринимал. Его сознание померкло, проваливаясь в похожий на беспамятство сон.
* * *
Проснувшись, он долго лежал, не в силах вспомнить, где находиться.
Возвращение в мир, мучительное, тревожное, сопровождалось обрывочными воспоминаниями, не подконтрольными рассудку, — они проносились в голове, словно пожухлые листья по потрескавшемуся асфальту парковых аллей…
Голова разламывалась от боли, тело едва ощущалось, каждая мышца одеревенела, затекла от неудобной позы.
Антон с трудом вспомнил события, предшествовавшие его провальному сну, и понял, что ни разу не пошевелился, — он лежал в той же позе, в какой его настиг внезапный приступ слабости.
Сколько прошло времени?
Он с неимоверным трудом повернулся, чувствуя лишь бессилие, но некоторое время спустя ощущения жизни начали возвращаться, с легким покалыванием в онемевших мышцах.
Наконец он смог поднять руку и посмотреть на крохотный дисплей биоритмического браслета.
Давление низкое, хотя пульс учащен. Ладно, бог с ним, — взгляд с трудом сфокусировался на дате и времени.
Оказывается, он отключился почти на сутки.
Повернув голову, Антон увидел две «лишние» цепочки следов, ясно отпечатавшиеся в пыли.
Значит, кто-то заходил сюда. Энтони? Или кто-то из его людей?
Бессмысленный вопрос, отражающий скверное состояние рассудка.
Светлов попробовал сесть, но элементарное движение удалось только с третьей попытки. Взгляд продолжал неосознанно скользить по окружающим предметам, потом он остановился на гравиборде, и секундный прилив воспоминаний, наконец, стряхнул оцепенение, сковывавшее рассудок…
Ощущение реальности возвращалось, а вместе с ним начала нормально работать память, все происходило по мере того, как очертания гравиборда перед глазами обретали четкость.
Минут через пять ему удалось встать и, опираясь о стену, дойти до ванной комнаты.
Струя воды, гулко ударившая из крана в дно пластиковой раковины сначала имела насыщенный коричневый оттенок, потом она начала светлеть, обретая прозрачность.
Антон очень хотел пить, но не решился, лишь омыл лицо, намочил голову, отчего сразу стало легче.
Вытираться оказалось не чем, и он вышел из ванной комнаты, ощущая, как капли воды стекают за воротник мешковато сидящей на нем униформы.
* * *
Хоука он увидел на улице, как только вышел из подъезда.
Энтони сидел на водительском месте шикарного флайкара, обе двери которого были подняты в парковочное положение. Хоук разговаривал с незнакомыми парнями, вернее не разговаривал, а судя по тону (фраз было не разобрать) отдавал краткие распоряжения.
Заметив вышедшего из подъезда Светлова, он призывно махнул рукой.
— Привет. Очухался? — Жизнерадостно спросил он, когда парни посторонились, пропуская Светлова к машине. — Да, видок у тебя… Ты в курсе, что похудел килограммов на десять за одну ночь?
Антон лишь пожал плечами. Удивительно, что вообще остался жив и не слетел с катушек после процедур сканировании памяти.
— Ладно, не бери в голову. Твой вопрос я уладил — он протянул руку и достал из вещевого отделения приборной панели пухлую пачку банкнот. — Держи. Здесь все, как договаривались.
Светлов молча кивнул, слова сейчас для него являлись роскошью, горло пересохло, и он не был уверен, что сможет внятно говорить.
— Что молчишь? — Хоук пристально посмотрел на Антона.
— Горло — хрипло выдавил он.
— Понял, не дурак. Знакомься, это Андрей и Клаус. Они проводят тебя.
— Куда? — сипло выдохнул Светлов.
— Ну, как тебе сказать… Тут у нас нечто вроде «свободной экономической зоны». Есть свои магазины, кое-какие услуги. Короче, ребята объяснят. Мне сейчас нужно сгонять по делам, увидимся через пару часов. Постарайся не тратить все сразу, — на прощание усмехнулся Энтони.
…
«Свободная экономическая зона» приятно удивила Антона, одновременно поразив его обилием товаров в маленьких магазинчиках. Он быстро сумел понять, что тут можно купить все, — в отличие от автоматизированных супермаркетов верхних уровней Цитадели местный ассортимент товаров и услуг включал весь запрещенный список предметов, владеть которыми могли лишь представители некоторых узкоспециализированных служб города. Кроме прочего здесь же предлагалась различная модификация приобретаемых товаров, превращающая продукцию стандартных производств в уникальные вещи. Подобная система действовала без градации на тип приобретаемых изделий, то есть видоизменить, приспособить, подогнать «под себя» с одновременным улучшением качеств, можно было любую вещь, было бы желание и деньги.
Светлов не подозревал, что за два десятилетия на самом дне города в рамках промышленной зоны и заброшенного, необитаемого (если верить официальным базам данных) квартала может возникнуть такое необычное сообщество, со своими законами, нравами, кустарными производствами, в которых, как безошибочно определил опытный взгляд Светлова, применялись уникальные, нигде не запатентованные технологии.
Как ни странно, он быстро нашел для себя объяснение увиденному, вспомнив свой последний гравиборд (не тот, что пылился в заброшенной квартире, а именно последний, с встроенными антигравами, позаимствованными из схем сбитых рагдов). Наверняка развитие местных кустарных производств имело те же корни, — мальчишеские увлечения перерастали в нечто больше, с той разницей, что Антон покинул промышленную зону, завербовавшись в колониальную пехоту, а эти люди остались тут, сумев преодолеть нелегкий путь развития — от сборища неудачников до нового, сформированного уже следующим поколением «отверженных», уникального сообщества.
И нет ничего странного в том, что здесь, на самом дне города дышится и думается намного свободнее, чем наверху, где все серо, утилитарно, автоматизировано и загнано в рамки законов, определяемых уже не людьми, а кибернетической системой СКАД.
Не смотря на постоянное присутствие двух телохранителей, которые следовали за ним, не отступая ни на шаг, словно тени, Антон чувствовал себя достаточно комфортно.
Любой человек, попавший сюда с верхних уровней города, вряд ли воспринял бы открывшуюся ему действительность так же спокойно, как сделал это Светлов. Но он вырос тут, и потому не дергался, — воспоминания детства, плюс четкое осознание того, что эти люди никогда не подключались к «параллельности», помогало ему не мириться с данностью, но принимать ее.
Выбрав себе новую одежду, взамен изрядно надоевшего мешковато сидящего комбинезона Антон, присмотревшись к некоторым видам предлагаемых тут же электронных устройств, спросил:
— ИПАМ отремонтировать можно?
Владелец «минимаркета» не выказал удивления, лишь уточнил:
— Хорошо бы взглянуть. Повреждения бывают разными.
— А в принципе?
— В принципе подчинить можно все. Но иногда я советую приобрести новую вещь, чем ремонтировать старую. Я же сказал — нужно смотреть.
— Хорошо. Я принесу. — Светлов обернулся, и спросил у Клауса:
— Можно выяснить, Энтони уже вернулся?
— Нет. Еще рано.
— Вы так и будете ходить за мной?
— Мы тут ради твоей же безопасности, — усмехнулся Андрей.
— Ладно, парни, никого обижать я не хотел. Вернусь к себе, вымоюсь и переоденусь. Появиться Энтони, передайте, что у меня есть к нему дело. Договорились?
— Да, без проблем. — Согласно кивнул Клаус.
— Вот и отлично. — Антон пожал парням руки и направился в сторону жилой многоэтажки.
Даже не оглядываясь, он почувствовал, что Андрей и Клаус следуют за ним, соблюдая некоторую дистанцию.
Вполне естественно — ему не доверяли в той мере, чтобы полностью выпускать из поля зрения, но бежать Светлов не намеревался и потому чувствовал себя достаточно уверенно.
Последствия мнемонического допроса и применения стимуляторов все еще давали о себе знать, Антон периодически ощущал приступы недомогания, тело то бросало в жар, то внезапно пробивало холодной испариной. Хотелось по-человечески отдохнуть, переодеться, окончательно придти в себя, прежде чем обдумывать дальнейшие шаги.
Мысли о грядущем не отпускали и сейчас, но Антон уже давно перешагнул возраст, когда поступки носят импульсивный характер. Ему было над чем подумать до принятия окончательных, определяющих решений. Позволить себе действовать спонтанно он не мог в силу сложившегося характера, а сил на глубокий анализ сложившейся ситуации, оставалось все меньше.
В такие моменты лучше не спешить, тем более в данный момент ему ничего не угрожало, если только доктор Миллер не вел двойной игры.
Не исключено.
С такими мыслями он вернулся к себе, собираясь принять душ и переодеться.
* * *
— Ну, Светлов, о чем ты хотел поговорить со мной?
Антон, который только успел примерить купленную одежду, обернулся на голос.
— У тебя что «ключ от всех дверей»? — Подавив легкое раздражение, спросил Антон.
— Да брось. Дверь была не заперта. Кстати, хороший выбор, — он смерил Светлова взглядом. — Одеваешься со вкусом. К такому прикиду полагается хорошая тачка, и…
— Машина мне нужна самая обыкновенная. — Оборвал его фразу Антон. — По крайней мере, внешне это должна быть серийная модель среднего класса. Например «Пума» триста пятидесятой серии.
— На таких машинах пол города ездит, — скривился Хоук, но потом, присев на подоконник, искоса посмотрел на Светлова и уточнил: — Ладно, кузов от «Пумы», а что внутри?
— Чертежи ходовой части, желаемую модель двигателя и список дополнительных приспособлений я предоставлю, как только верну себе ИПАМ. — Ответил Антон. — Или я обратился не по адресу?
— Как раз по адресу. Такие заказы идут только через меня. — Энтони сощурился. — Кого-то ты мне напоминаешь Светлов.
— Это из-за одежды — ответил Антон. — Такую носили… и, наверное, носят до сих пор гравибордисты.
— Точно! — Энтони спрыгнул с подоконника. — Дай оценю, — он потрогал темную куртку с множеством карманов и «липучек», плотно облегающую фигуру Светлова, потом перевел взгляд на такого цвета брюки, ткань которых имела свойство мгновенно уплотняться от резкого давления, наконец, мягкая обувь со специальной подошвой и глубокий капюшон куртки (способный не только защитить от встречных воздушных потоков, за счет почти неразличимого «мягкого» забрала, но и в случае необходимости погасить удар изменяемыми свойствами ткани) завершали картину, подчеркивая, что перед ним не просто любитель, а человек со вкусом, знающий цену риску, но разумно относящийся к вопросам собственной безопасности.
— Значит, это костюм гравибордиста?
— Да, а что тут странного?
— Есть в нем своеобразный шарм. Некоторые парни экипируются подобным образом, когда совершают рискованные заезды.
— На флайкарах?
— Да. Я-то думал это одежда гонщиков-экстремалов, а оказывается, она разработана для гравибордистов, так?
— Ну, в машине при аварии она тоже защитит. — Ответил Антон.
— Ты куда-то собрался?
— В город. Нужно кое-что забрать из своей квартиры.
— А почему ты решил, что мы тебя выпустим?
Антон пожал плечами.
— А что есть повод для разногласий? — Напрямую спросил он.
— В общем-то, нет. — Хоук сел в кресло. — Я навел о тебе справки. Все вроде сходиться, за одним «но».
— Каким? — Антон застегнул последнюю из магнитных липучек и несколько раз подпрыгнул на одном месте, проверяя, хорошо ли пригнана экипировка. При этом Энтони с удивлением отметил, что Антон не просто совершает прыжок, его тело группируется, а ноги пружинят, так, словно он ощущает под ними «грав».
— Неплохо сохранил навык. Загвоздка в том, Светлов, что ты попал в лапы стражей системы, и ускользнул от них, ну скажем: чудесным образом.
— Чудес не бывает. — Ответил Антон. Он подошел к окну, сдвинул створку, и добавил: — Ты питаешь много иллюзий, Энтони.
— Например? — Насупился Хоук, не ожидавший, что его вдруг станут поучать.
— Ты преувеличиваешь собственную значимость, преуменьшаешь возможности системы, и полагаешь, что все нормальные люди обязательно сконцентрированы тут, а остальное общество — это полный отстой, деграданты, подсевшие на виртуалку, как на наркотик, и полностью зависимые от СКАДа, как марионетки.
— А разве не так?
— А мы достаточно знаем друг друга для откровенного разговора? — Светлов обернулся, посмотрев на Хоука так, словно не тот был здесь главным.
Энтони не смутился. Он спокойно выдержал пристальный взгляд Антона и ответил:
— Сутки назад у меня имелась куча причин, по которым тебя следовало пристрелить и сбросить тело в ближайший утилизатор отходов. Но ты живой. — Он приподнял бровь, словно спрашивал: как тебе такой аргумент?
— Веско. — Ответил Антон. — Хорошо, тогда ты сможешь понять некоторые мои доводы. Во-первых, СКАД прекрасно осведомлен о том, что квартал обитаем. Вот только не надо брать меня за руку и демонстрировать залепленные жвачкой видеосенсоры. Да, тут промышленная зона и во всех базах данных квартал обозначен как «необитаемый». Но это общедоступные сведения, кроме них существуют еще специальные, недоступные обычному пользователю базы данных. Думаю, что не ошибусь, предположив, что в них содержаться исчерпывающие сведения об обитателях квартала, вплоть до цвета твоей рубашки, Энтони, марки флайкара, и биометрических данных твоей подруги.
Хоук нервно сглотнул.
— Ты из ОБС?
— Расслабься. Я не в ладу со службой безопасности СКАДа.
— Хорошо, допустим, система знает о нас все. Почему в таком случае мы не арестованы?
— Вы нужны СКАДу, Энтони. Разве это непонятно?
— Непонятно. Какой с нас толк, кроме вреда?
— Вред от вас тоже небольшой, но необходимый. Иначе говоря, ваши поступки, например гонки на флайкарах в часы технического обслуживания суперскоростных магистралей, мелкие кражи, взломы сетевых ресурсов, вообще вся эта вольница, создает нужный фон — есть чем заполнить каналы новостей, выгодно оттенить действительно полурастительное существование целых категорий граждан Цитадели. Вы — это повод показать, что система приносит спокойствие, стабильность, уверенность в завтрашнем дне, ограждает своих приверженцев не только от внешних угроз, но и от внутренних, асоциальных элементов. Улавливаешь мысль? На каком основании содержать отделы ОБС, если им не с кем бороться?
— Не подводишь ли ты меня к мысли, что СКАД может расправиться с нами в любой момент?
— Именно так. Но повторяю, — это невыгодно системе. Общество должно видеть контраст между черным и белым. Вы черное, они белое, наглядность очевидна, при минимальной угрозе существованию города, вы даете системе массу преимуществ.
— Нет, Светлов, это ты переоцениваешь себя.
— Я вне системы. — Напомнил Антон. — Здесь мы как раз подходим ко второму пункту: мир, в частности общество, которое ты презираешь, не сплошная штамповка, люди остаются людьми, не смотря на издержки навязанной сетью ежесуточной «психологической разгрузки».
— Докажи.
— Посмотри на меня. Я, по-твоему, «овощ»?
— Не похож. Но ты вообще, «темная лошадка».
— Я человек, такой же, как и ты. Хотя, пару дней назад меня сложно было выделить из массы жителей верхних уровней. Теперь о моем «чудесном спасении». Соглашусь, что большинство обитателей Цитадели, в том числе и ты, Энтони, не задаются глобальными вопросами бытия.
— Это, типа: «кто я и зачем живу»? — Усмехнулся Хоук. — Как раз с этим все в порядке.
— Не сомневаюсь. Но кто ты вне города? Почему, пользуясь защитой этих стен, потребляя тепло и пищу, вдыхая очищенный воздух, ты презираешь тех, кто отражает внешние атаки, рискуя между прочим жизнью на защите укреплений, не ценишь труд людей, обеспечивающих тебя теплом, светом и воздухом? Только потому, что они избрали иной способ психологической разгрузки? Это не справедливо, Энтони. Если отнять у тебя, и у остальных жителей квартала возможность расслабиться, долго сможешь просидеть в замкнутом пространстве технического уровня, упиваясь тем что «свободен»? Ответь, если изолировать квартал, по-настоящему, как это может сделать СКАД, через какой промежуток времени здесь все рухнет, а люди вцепятся друг другу в горло?
Хоук побледнел.
— Не задавался такими вопросами? А зря. — Светлов понимал, что рискует, оказывая прямое давление на устоявшееся мировоззрение Энтони, но иного выбора у него не было. — Мы все: и те, кто наверху, и те, кто живет тут, по сути, замурованы в Цитадели, как консервы в банке. Вот что следует понять. И еще, к твоему сведению: любая замкнутая система, если в ней участвуют люди, обречена. Только чистый механизм способен функционировать веками, исполняя один и тот же набор программ. Мы не машины и над всеми нависла одинаковая угроза: либо Цитадель будет разрушена прессингом внешних атак, либо нас ждет медленное вымирание. Немногие люди понимают это, но доктор Миллер, обеспечивший мой побег, из их числа. Он ясно видит, что Цитадель, образно говоря, выстроена на краю пропасти и с каждым годом понемногу сползает в нее.
Энтони встряхнул головой, потом зло посмотрел на Антона и вдруг спросил:
— Слушай, умник, ты хочешь сказать, что пока мы гоняем по автобанам, а другие грузятся по ночам в виртуалку, нам медленно наступает… — Он даже не смог подобрать слова, чтобы точно выразить свою мысль, потому, что слова Светлова оказались созвучны некоторым смутным мыслям, что время от времени возникали в сознании самого Хоука. Просто Антон был первым, кто набрался смелости взять его и ткнуть носом в очевидные факты.
— Какого… тогда бездействует СКАД?!
— Вот тут ты ошибаешься. СКАД действует, но Цитаделью управляет не он.
— А кто?
— Люди. — Неожиданно для Энтони произнес Антон. — Те, кто создал систему. Они правят балом.
— Ты рехнулся Светлов? Они ведь тоже, наверное, хотят жить!
— Безусловно. И отсюда я могу сделать только один вывод, либо они потеряли контроль над ситуацией, либо надеются на какое-то событие.
— Вот и поговори с человеком. — Хоук насуплено взглянул на Антона. — Что, блин, за жизнь такая, не знаешь с какой стороны сегодня…
— А ты не подставляйся. — Светлов не переставал удивляться выдержке, которую демонстрировал Энтони. Он считал, что Хоук окажется слабее.
— Ладно… Считай что ты меня окончательно запутал. Лучше скажи — есть ответ на эти вопросы? Или нашу консервную банку уже укупорили?
— Ответы есть. Я в этом не сомневаюсь. Но чтобы искать их, мне нужен ИПАМ и доступ в сеть.
— Я тебе отдам свой, идет?
— Нет. — Покачал головой Антон. — Мне нужен мой ИПАМ. На его носителях очень важные данные.
— Он на складе ОБС? — Встрепенулся Хоук.
— Не думаю. — Успокоил его Светлов. — Скорее всего, он остался у меня дома, то есть на прежней квартире
Энтони на некоторое время задумался а затем вдруг махнул рукой, спросив:
— Тачка нужна? Ребята? Стволы?
— Нет. — Отрицательно покачал головой Антон. — Я все сделаю сам. Хотя, ствол не помешает, там могли оставить засаду, — так на всякий случай, связи мои выяснить, к примеру.
Хоук молча достал АПС.
— Не пойдет. Есть что-нибудь полегче? С шоковыми пулями, типа полицейских образцов?
— Есть. — Буркнул Энтони. — Только проку от них, если нарвешься на сервомеханизмы?
— Справлюсь. Я не хочу устраивать войну, ты должен понять меня, Энтони. Это наш город.
— В твоем понятии нет плохих и хороших людей?
— Все мы разные. У каждого своя точка зрения. И нет причины убивать друг друга только из-за того, что взгляды на жизнь где-то не совпадают. Хватит с нас внешней угрозы.
— Светлов, вот я смотрю на тебя и не понимаю: почему ты такой убедительный? — Хоук порывисто встал и принялся расхаживать по комнате.
— Все просто Энтони. — Светлов заметно помрачнел, но продолжил: — Я потратил двадцать лет на размышления и сбор информации.
— Ты серьезно пытался что-то понять? Осмыслить реальность?
— Пытался. А потом… меня простимулировали, Энтони. Серьезно простимулировали, конкретно «освежив» память. Встряхнули так, что я до сих пор не могу опомниться. А что до моей рассудительности, — Антон усмехнулся, но зло, скорее горько, и чуть иронично. — Проблема «забытого» квартала достаточно понятна и проста, ты ведь сам, и без моего участия обдумывал ее приходил к определенным выводам, но не хотел в них верить. Я всего лишь подтвердил твои собственные мысли, Энтони, ведь так?
— Только не распространяйся на эту тему, договорились?
— Не волнуйся. Смуту вносить не буду. Отпустишь теперь? — Светлов поднял взгляд.
— Отпущу.
