5
Сто двадцать лет спустя…

Джуна хорошо видела в темноте. Сообразительная шустрая девочка, рано познавшая вкус борьбы за существование, бойкая, но не разговорчивая. Она не любила свет и громкие звуки, не помнила своих родителей, но не ощущала себя обделенной, – просто жила, как подсказывал быстро, не по годам взрослеющий рассудок и наивная, не тронутая тленом лжи и притворства душа.

Она еще не успела узнать достаточно, чтобы заработать какие-то фобии, окружающий мир представлялся простым, понятным и немного скучным.

Джуна лишь однажды видела солнечный свет и, нужно сказать, впечатление осталось неприятное, – она почти ослепла, и долго не могла различать предметы, словно мир поглотило плавающее перед взором темное, радужное по краям пятно.

Под толщей городских перекрытий не существовало смены дня и ночи, не наступали времена года, микроклимат множества помещений варьировался лишь притоком свежего воздуха, да влажностью.

Ее окружал мир предметов, среди которых девочка училась распознавать полезные или опасные, безвредные, либо способные причинить неприятности при неосторожном обращении. Что такое «природа», и каково ее истинное разнообразие Джуна не имела ни малейшего понятия. Она знала, как пахнут мхи и лишайники, ютящиеся на стенах давно заброшенных тоннелей, потому что собирала их, в постоянном поиске пищи. Привыкнув к одиночеству, Джуна уже не помнила, кто и когда научил ее пользоваться несколькими устройствами, без которых выжить просто немыслимо. Очиститель воды и синтезатор продуктов находились в том помещении, которое она мысленно называла «домом», куда возвращалась после долгих скитаний, усталая, но счастливая тем, что сумела собрать сырья для синтезатора и плохо пахнущей воды для очистителя.

Еще устройства нуждались в энергии, и Джуна в поисках ее источников исходила вдоль и поперек простирающиеся на десятки километров хитросплетения тоннелей, залов, переходов, больших и маленьких комнат, где медленно ветшали остановившиеся навек механизмы. Понятие времени измерялось для нее чувством голода и ощущениями усталости, но, не зная другой жизни, она довольствовалось тем, что дала ей судьба, страдая больше от скуки, чем от одиночества или лишений.

Мир, раскинувшийся вне древних, сырых и замшелых стен, ее не волновал. После памятного свидания с солнечным светом девочка больше не предпринимала попыток выбраться наружу.

Так проходили дни, складываясь в месяцы, годы.

Джуна взрослела, но круг ее интересов не расширялся, не находилось стимула для дальнейшего саморазвития. Она уже не испытывала трудностей в поиске жизненно необходимых компонентов: воду брала из найденного неподалеку от «дома» большого бассейна, там же на осклизлых берегах искусственного водоема она открыла для себя новый источник пищи. Им стали раковины моллюсков, живущих в теплой воде. Джуна научилась собирать их, а синтезатор пищи преобразовывал животные белки в приемлемую для организма человека массу, безвкусную, но питательную. Проблему с источниками энергии так же удалось решить. Сразу за курящимся испарениями бассейном Джуна обнаружила несколько помещений, где к ее удивлению продолжали таинственную работу механизмы и приборы. Среди разнообразия механических и кибернетических устройств она случайно наткнулась на нишу в стене. В ней, закрепленные между контактами, находились знакомые источники энергии. Тусклые искры индикаторов светились зеленым, и Джуна забрала накопители, осторожно вытащив их из гнезд. Девочка не страшилась проявлений небиологической жизни, механизмы давно и прочно заняли свое место в сознании, по большей части ассоциируясь с деталями окружающей данности, она не пугалась их, как обычный человек не пугается вида деревьев или иной растительности окружающей его.

После извлечения накопителей прошло немало времени, прежде чем в голову пришла мысль: а что если я помещу в нишу разряженные элементы питания, которые без толку валяются подле дома?

Решив, что эксперимент скорее забавен, чем опасен, она набрала разряженных накопителей и отправилась к бассейну. Обогнув искусственный водоем, Джуна вошла в помещения с работающими приборами. Здесь царил неяркий, приглушенный свет от множества индикационных сигналов. Такой уровень освещенности ее глаза выдерживали без особого напряжения. Единственное чего избегала девочка – это прямого взгляда на многочисленные контрольные панели.

Таинственная жизнь автоматики ее не волновала. В мире существовало множество странных мест и не менее странных явлений. Не в силах постичь смысл протекающих тут процессов Джуна, тем не менее, понимала, что может воспользоваться непонятными устройствами. Небогатый и узкий в своей специализации жизненный опыт подсказывал: если вести себя осторожно пользу можно извлечь даже из таких немного жутковатых мест.

Логика мышления, давно, бесповоротно направленная на выживание, подсказывала элементарные операции. Она интуитивно угадала: если вставить в пустое гнездо разряженный накопитель он снова станет функциональным. Джуна так и поступила. Осторожно, стараясь случайно не прикоснуться к контактным пластинам, она вставила межу ними цилиндрический элемент питания, и приготовилась ждать, что же произойдет дальше?

Интуиция не подвела девочку. В глубинах полупрозрачного корпуса накопителя робко затлела темно-красная искра, она медленно разгоралась, с течением времени изменив свой свет сначала на желтый, затем на бледно-салатовый и, наконец, свечение индикатора стало изумрудно-зеленым.

Так разрешились основные жизненные проблемы.

Теперь, когда Джуне не приходилось тратить большую часть своего времени на поиск еды, энергии и воды, она постепенно стала страдать от скуки. Так происходит всегда: стоит только улучшиться жизненным условиям, как человек невольно начинает искать себе новое занятие, способное заполнить часы вынужденного безделья. Поначалу девочка искренне наслаждалась своим новым положением, она приходила на берег огромного бассейна и подолгу просиживала у теплой, курящейся маревом испарений воды, наблюдая, как через открытые двери, разгоняя плотный мрак, пробиваются отсветы неярких разноцветных огоньков, но подобное времяпровождение быстро наскучило ей.

Пытливый, взрослеющий рассудок требовал новых впечатлений, и она отправилась на поиски, находя удовольствие в исследовании запутанного лабиринта подземных коммуникаций.

Джуне нравилось путешествовать. Она ощущала себя первооткрывателем, каждый раз, попадая в новое для себя помещение, девочка испытывала странное, но притягательное чувство: ее сердце начинало биться чаще и глуше, недопонятые предчувствия отзывались приятным холодком в груди, но затем практически неизменно приходило разочарование. Новые места несли печать все той же окончательности, они не отличались от уже известных участков подземных лабиринтов, и постепенно долгие путешествия перестали приносить разнообразие.

Джуна никогда не разговаривала вслух, но мысленно девочка постоянно спорила сама с собой, будто внутри с самого рождения жил незримый собеседник.

Ей нравилось размышлять. Внутренняя речь текла спокойно, лишь изредка вспыхивая сумятицей споров с незримым оппонентом.

Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая жизнь Джуны, не соверши она однажды знаковой находки.

Девочка давно привыкла к механореалистичному окружению, воспринимая множество застывших механизмов как естественный фон, обстановку, но настал час, когда острому зрению Джуны внезапно предстал механизм, резко отличающийся от всего виденного ранее.

Он был похож… на нее!..

Конечно, сходство являлось условным, не портретным, и даже не анатомическим, но формы механизма, застывшего у стены одного из многочисленных залов, пробудили смутные, почти стершиеся воспоминания о других людях, когда-то давно находившихся рядом с ней.

Нечеткие образы, что рисовала память, вызвали острый, щемящий приступ грусти, она едва не расплакалась, сама не понимая причины внезапно нахлынувшего чувства, от которого в груди образовался комок, в носу вдруг защипало, а с ресниц сорвались самопроизвольно навернувшиеся на глаза слезы.

Столь глубоко потрясения она еще не испытывала.

Джуна не понимала что происходит, почему остановившийся механизм вызвал в ее душе такую бурю эмоций, но пройти мимо она бы уже не смогла. Действуя, словно в полусне, Джуна осторожно приблизилась, с дрожью наблюдая, как детализируется смутный контур, приобретая вполне конкретные черты: человекоподобный механизм сидел, прислонившись спиной к сырой стене, его поза сохранила напряжение, так словно он пытался встать, но не смог совершить нужно усилия…

На нем была надета потрепанная куртка и брюки, ноги обуты в ботинки на толстой подошве, голова ничем не закрыта, и в сумраке таинственно проступали застывшие, будто маска черты лица.

Джуна приблизилась и едва не отскочила, взвизгнув от неожиданности: стоило только прикоснуться к плечу необычной машины, как одежда внезапно начала терять очертания, рассыпаясь в прах…

Ей потребовалось несколько минут, чтобы унять сердцебиение и гуляющую по телу непроизвольную дрожь. Истлевшая одежда, осыпавшись, открыла взгляду новые подробности: перед ней действительно находился механизм, Джуна различала сервоприводы, оплетающие прочный не подверженный разрушительному влиянию времени эндоостов, – подобные конструкции она видела не раз, но прошлые находки хоть и имели схожее строение отдельных элементов, однако ни один из сотен виденных ей ранее механизмов не копировал формы человеческого тела…

Джуна поборола волнение, решившись еще раз прикоснуться к странной находке.

Металлопластик черепной коробки ответил ей тупым, ноющим холодом. Механизм не реагировал на прикосновение.

Она испытала неведомую робость, подсознательно определив, что перед ней нечто большее, чем обычный сервомеханизм. Волнение странного предчувствия охватило ее, пробежав мурашками по спине, – в позе сервомеханизма читались эмоции давней трагедии. Он сидел, прижимая одну руку к груди, словно пытался закрыть невидимую рану, голова бессильно откинута назад, будто перед остановкой всех функций он пытался разглядеть во мраке нечто важное…

Да, именно так, с эмоциями внезапного сопереживания отнеслась Джуна к неожиданной находке. Чувства глубоко задели ее, отозвавшись, найдя отклик в душе. Она не ведала, чем обернется негаданная находка, но просто развернуться и уйти, равнодушно скользнув взглядом по необычному сервомеханизму, она не смогла.

Джуна некоторое время пребывала в состоянии нерешительности. С одной стороны у нее не нашлось негативных ощущений или губительного опыта, способного воззвать к инстинкту самосохранения, напротив, механизмы никогда не причиняли ей вреда (чего не скажешь об огромных крысах, обитающих в темных переходах подземных уровней).

Естественное любопытство, подстегнутое внезапным эмоциональным сопереживанием, после недолгих колебаний одержало верх. Девочка пересилила волнение и робость, присела на корточки осторожно коснулась дрожащими пальцами металлопластикового запястья человекоподобной машины, и с усилием отвела его руку в сторону.

Под ладонью сервомеханизма внезапно открылась не рана, а углубление в кожухе, плотно закрывающем район груди. Джуна долго всматривалась, прежде чем убедилась, что перед ней не просто выемка, а характерное, знакомое по личному опыту обращения с кибернетическими устройствами гнездо, куда, если верить аналогиям, крепился элемент питания.

Она достаточно быстро сообразила, как проверить промелькнувшую догадку: отпустив руку андроида, она коснулась сжатых пальцев и действительно ощутила знакомую цилиндрическую форму разряженного накопителя. Теперь для девочки все встало на свои места. Она мыслила без лишних усложнений, сразу же предположив, что механизм можно оживить. Он остановился, когда иссякла энергия, хотел вставить элемент питания в гнездо, но по непонятной пока причине не сумел совершить простейшей операции.

Будь Джуна повзрослее, имей она опыт негативно окрашенных встреч с машинами, все сложилось бы иначе, но в жизни девочки существовали два устройства, постоянно нуждающиеся в энергии и помогающие ей в борьбе за существование. Синтезатор пищи и очиститель воды играли огромную роль в ее жизни, ненавязчиво сформировав у девочки приязненное отношение к иным кибернетическим устройствам.

Джуна прекрасно знала, как следует поступить. Попытавшись разжать механические пальцы, она не преуспела, и через пару минут, осознав тщетность прилагаемых усилий, решила: будет проще принести сюда заряженный накопитель из запасов, предназначенных для агрегатов жизнеобеспечения.

Она еще не знала, что, принимая решение, делает неизбежный шаг навстречу неведомому…

Звуки.

Они вернулись, даруя внезапное ощущение жизни, после периода безвременья, промелькнувшего, как один миг.

Где-то неподалеку капала воды, встроенные микрофоны улавливали до сотни шумов, из которых очнувшееся сознание тут же выделило звук прерывистого дыхания.

Рядом находился человек.

Реальность возвращалась, с каждой секундой принося все новые и новые впечатления.

По мере включения в работу систем сканирования, связи и предварительного анализа Остин, чьи искусственные нейросети сохранили в памяти губительные ощущения агонии, начинал не просто осознавать факт своего возвращения к жизни, – он понимал, что прошло очень много времени, разложилась плоть, исчезла одежда, многие сервомоторные узлы пришли в состояние негодности от долгой неподвижности…

Энергия поступала от накопителя, вставленного в контактное гнездо, добраться до которого он так и не смог, не сумев побороть в себе иррационального чувства страха перед необходимостью изранить самого себя.

Он отлично помнил, что так и не сумел задействовать внешний накопитель (для этого ему нужно было взрезать себе грудные мышцы), а когда решился, силы уже окончательно покинули его, и на отчаянное движение попросту не хватило мощности ослабленных энергетическим голодом сервомоторов.

Подача энергии и частое, взволнованное человеческое дыхание сказали Остину о многом, еще прежде, чем он сумел включить видеокамеры, встроенные в металлопластиковый череп.

Системы ночного видения, включившиеся, как только рассудок осознал плотно обступающий мрак, разогнали тьму, позволяя камерам снять четкое, контрастное изображение.

От его прежнего тела остался лишь эндоостов.

Рядом стояла девочка лет десяти, ее неправдоподобно большие глаза, выделяющиеся на худом, бледном личике, смотрели на Остина со смешанным выражением ожидания и запоздалого страха.

Я должно быть ужасно выгляжу… – первая осознанная мысль окончательно вернула память об ощущениях, и он машинально задействовал сервомоторы, чтобы не пугать ребенка видом неестественно запрокинутой головы…

Она взвизгнула и попятилась, уловив движение ожившего сервомеханизма.

Теперь звуки резанули уже по нервам девочки. Она не думала, что станет так страшно, когда андроид внезапным рывком вернул голову в нормальное положение, а за имитацией глаз тускло зардели источники инфракрасной подсветки, у которых сбилась настройка длины волн…

Жуть.

Однако хрипловатый, надтреснутый голос, вслух произнесший фразы, до этого существовавшие лишь в ее мысленном общении со своим внутренним «я», окончательно перевернул устоявшееся мировоззрение, заставив Джуну на миг горько пожалеть о содеянном: звуки били наотмашь, даруя стылую новизну восприятия, и она не сразу разобрала смысл произнесенной им фразы, настолько ее напугал синтезированный голос поврежденной аудиосистемы андроида:

– Не бойся меня. Я друг.

Шел дождь.

Стена мороси наискось падала в ущелье улицы, свет сиротливого фонаря, державшегося «на честном слове», под порывами ветра бросал блики на стены зданий, зияющих пустыми глазницами оконных проемов, забавлялся гротескными тенями, создавая текучее, изменчивое пространство.

В глухой ватной тишине, нарушаемой лишь монотонным шелестом падающих капель, внезапно раздался резкий звук: протяжно скрипнул открывающийся люк и две фигуры выбрались в узкую расселину улицы.

Первым появился андроид, явно знавший лучшие времена, – под тщательно заштопанной, подогнанной по размеру одеждой, все же проблескивал тусклый блик металлопластика, непокрытая голова сервомеханизма выглядело жутковато, – рельефная имитация глаз по-прежнему зловеще подсвечивалась неярким, но ясно различимым красноватым сиянием.

Удерживая массивную крышку люка, он помог выбраться из кромешной тьмы подземных уровней девочке.

Джуна вздрогнула, цепко ухватившись за руку Остина. Ее бледное лицо с заострившими чертами хранило неизгладимый, землистый отпечаток подземелий.

Запахи обрушились на нее. Влажный, терпкий, теплый воздух заставил сначала задержать дыхание, а потом судорожно вдохнуть. Ее тонкие ноздри трепетали, по телу гуляла дрожь, и только крепкая, надежная рука Остина позволила устоять на ногах, повести взором из-под машинально опущенных ресниц по сторонам, мимо слишком яркого электрического света, туда, где в разрывах серых, клочковатых облаков одиноко мерцала далекая искорка серебра на влажном бархате ночи.

– Звезда. – Скупо пояснил Остин. – Помнишь, я рассказывал тебе о звездах?

Джуна кивнула, и следующий вдох дался ей уже легче. Вот только закружилась голова, но она не спрятала лицо – было так странно стоять, наблюдая, как прорисовывается вокруг огромный угловатый серо-пепельный мир, как полыхают краски ночи, пробиваясь оттенками незнакомых цветов, как ласково прикасается к бледной коже пугающая влага…

Остин осторожно сжимал ее ладонь.

Он тоже чувствовал обновление, словно капли мороси смывали с застывшего лица маску, делая его изменчивым, почти живым.

Им предстоял долгий путь.

Спираль истории ушла в очередной виток, город лежал если не в руинах, то в упадке, на фоне зданий сканеры смутно угадывали тепловые контуры немногочисленных жителей, но Остин теперь хорошо знал, что именно следует делать, чтобы между изменчивыми, непостоянными в своей гениальности людьми и их созданиями больше не пролегала тьма вражды, невежества и фобий.

Нет, он не претендовал на авторство идеи сосуществования, и сейчас семена мудрой терпимости, брошенные на благодатную ниву бывшим командиром экипажа колониально транспорта «Пилигрим», давали в сознании человекоподобной машины благодарные всходы.

Он чуть крепче сжал ладонь Джуны.

Она еще плохо выговаривала слова, могла путешествовать только по ночам, но вскоре все изменится. Она повзрослеет, станет таким же полноценным человеком, как и другие жители колонии, а он…

Он снова станет прежним, обретет плоть, и ни один человек кроме Джуны не узнает в нем машину.

Остина не устраивал термин «андроид».

– Что… это?.. – Чуть сипловато, срывающимся от волнения голосом спросила девочка, ловя губами капли небесной влаги.

– Дождь, милая. – Ответил Остин, понимая, что не зря принес себя в жертву. – Просто теплый, летний дождь. Пойдем. Я так хочу, чтобы ты увидела траву, деревья, цветы…

Джуна не ответила, лишь крепче прижалась к нему.

Дождь.

Новое слово. Непонятное, таинственное, как и огромный мир, распахнувшийся навстречу ее осторожному взгляду.

– Остин… Ты меня… не бросишь?..

– Нет. Ты ж не бросила меня?

Она кивнула.

…Две фигуры – девочки и андроида растворились в дожде, медленно двигаясь вдоль улицы к крайним строениям сразу за которыми начинался Лес.

Еще одно слово, которое предстояло выучить Джуне, но сейчас, шагая рядом с Остином, доверчиво держась за его руку, она, вдыхая пряный, теплый воздух, ловила губами живительную влагу и тихо повторяла в такт участившемуся дыханию:

– Дождь… Дождь… Дождь…

Остин слышал ее и улыбался, пока в душе, зная, что скоро все будет иначе, лучше, добрее, человечнее…