Глава 3
Планета Хабор, десять лет назад.
…Он был самым младшим из взвода, самым зеленым, неопытным, не имевшим за плечами ни одной боевой высадки, только учебно-тренировочные.
— Взвод, строиться!
Просторный отсек предстартового накопителя был разбит на пять секторов, по количеству стартовых электромагнитных катапульт крейсера.
Пространство перед массивным вакуумным затвором представляло собой прямоугольную площадку, размеченную флюоресцирующими линиями, с указующими стрелами на конце.
Они изгибались в разных направлениях: «К отсеку загрузки», «К внутренним палубам», «К ангарам серв-машин».
Взвод строился у черты, от которой к вакуумному замку стартовой катапульты убегала цепочка тревожных красных огней. Над закрытым люком шлюзовой камеры моргали надписи:
«Десантно-штурмовой модуль номер два.
Статус: Подготовка к отстрелу.
Внимание, декомпрессия!
Вход только по сигналу готовности».
Штатный состав десантного взвода: три отделения по десять человек. Антон стоял четвертым во второй шеренге. Экипировка, подогнанная по фигуре, не стесняла движений, защитная броня из металлокевлара шуршала при каждом движении, преданно прижимаясь к телу, словно обещала, нашептывала: «Не бойся, я с тобой, я тебя заслоню, закрою…»
Шлем соединялся с остальной экипировкой двумя жгутами высокопрочного оптического волокна. Гофрированный шланг из бронепластика закрывал их, выходя из затылка, изгибаясь над плечом и вливаясь в грудной сектор между двух ромбовидных бронепластин.
Антон напряженно ждал следующей команды, но вместо окрика взводного раздался протяжный гул, после чего корпус крейсера часто и тяжело завибрировал — это заработали стартовые катапульты правого борта, отстреливая тяжелые посадочные модули с серв-машинами и бронепехотой.
На борту одного из спускаемых аппаратов навстречу облачной атмосфере Хабора летел в эти секунды Паша Сытников — старшина бронепехотного взвода.
Черед космического десанта, в состав которого входил Антон, наступит позже, через три часа, когда крейсер, удалявшийся от планеты по параболической траектории, вернется назад, чтобы сбросить на зачищенную машинами территорию мобильные группы, призванные довершить учиненный серв-машинами разгром и удерживать космопорт до подхода космических кораблей Совета Безопасности Миров.
Корпус крейсера в последний раз содрогнулся, тревожные огни на время погасли.
Антон машинально облизал пересохшие губы.
Еще два с половиной часа им томиться тут, в предстартовом накопителе, занимаясь бесконечной перепроверкой и подгонкой снаряжения, а затем вниз, навстречу своему первому боевому заданию…
…
— Ты знал Пашу до высадки?
— Нет… — пытаясь отрешиться от воспоминаний, ответил Антон. — Я прибыл на борт «Светоча» за несколько дней до десанта на Хабор и не успел толком познакомиться ни с кем, кроме собственного взводного.
— А как ты встретился с Пашей?
Антон машинально сжал мягкий подлокотник удобного кресла. Его пальцы побелели, но Полынин не заметил этого — крышу «сорвало», все сильнее сказывалась усталость после возвращения из гиперсферного поиска, а провокационные вопросы Сары Клеймон только ускорили назревающий срыв…
…
Он падал… Падал вместе с кораблем, вцепившись побелевшими пальцами в жесткие ручки противоперегрузочного кресла, ощущая каждой клеткой напряженного тела, как вибрирует обшивка, как надсадно работают тормозные двигатели, как черными хлопьями отлетает окалина с брони челнока…
…Десантно-штурмовые модули появились у горизонта в виде растянувшейся цепочки низко летящих объектов. Их пилотам помогали ориентироваться выброшенные при посадке серв-батальонов маяки наводящих посадочных лучей, поэтому мутно-желтое молоко утренних испарений являлось скорее испытанием для психики пилотов, чем серьезной помехой для навигации и посадки.
Внизу, сколько ни вглядывайся, не различишь ничего, только макушка пирамидального здания космического порта чуть возвышалась над зыбким морем утренних испарений. Ни габаритных, ни опознавательных огней на ней не наблюдалось — просто ничем не обозначенный, глянцевито-черный фрагмент конструкции, парящий над густыми пластами тумана, укрывшего собой промерзшую за ночь пустынную местность.
…В десантном отсеке модуля было в этот момент тепло, но Антона все равно била дрожь.
Холод тут ни при чем — системы боевой экипировки исправно согревали тело, но мышцы все равно «колбасило»…
«Бояться нечего…» — попытался урезонить он свои нервы.
Если верить наставлениям по боевой подготовке, то в своих мыслях рядовой Полынин был прав. Впереди уже прошли серв-машины и бронепехота, дорога к цели должна быть проутюжена тяжелой техникой, а им предстоит всего лишь зачистить само здание порта и закрепиться в нем, охраняя комплекс до прибытия подразделений постоянной дислокации…
… Прервав его мысли, резко и неприятно взвыл предупреждающий сигнал, справа и слева начали вставать товарищи, поправляя экипировку. Бойцы выстраивались в узком проходе напротив плотно закрытой десантной рампы.
— Быстрее! Шевелитесь! — раздался по связи окрик сержанта. — Всем проверить питание экипировки, командирам отделений доложить!
Антон опустил пластиковое забрало шлема, закрывающее верхнюю часть лица. Эта изогнутая пластина представляла собой компьютерный визор со встроенным вариатором целей. На фоне прозрачного материала тут же зажглись крохотные искры индикации боевых систем. В правом верхнем углу отражалось состояние его оружия. Штурмовой импульсный автомат «ИМ-21-шторм» был связан с экипировкой бойца каналом устойчивой обратной связи. Сигнал от микропроцессора оружия, излучаемый инфракрасным передатчиком, вмонтированным в приклад, невозможно было заглушить локальными помехами, но радиус действия такой устойчивой взаимосвязи составлял всего три метра. Стоило бойцу потерять оружие, как данный контакт двух компьютерных систем обрывался…
Антон пробежал взглядом по сигналам индикации, оценивая их. Все было в порядке, экипировка работала как часы.
Модуль ощутимо тряхнуло, и тут же появилось резкое ощущение мгновенного зависания внутренностей — они уже не снижались, а падали — это обстоятельство вестибулярный аппарат определил безошибочно, но испугаться по-настоящему Антон не успел…
Удар, жесткий, дробящий слух отвратительным скрежетом, перетряхнувший все косточки короткой вибрацией напряженного металла, пришел внезапно и возымел ошеломляющее действие.
«Что-то пошло не так…»
«Не так…»
Следующий удар оказался гораздо более сокрушительным — это модуль, поврежденный выпущенной с земли ракетой, врезался в поверхность Хабора.
В десантном отсеке на мгновенье погас свет, с жалобным звоном посыпались осколки какого-то прибора, но не успела рассеяться муть в глазах, возникшая от жесткого динамического удара, как по связи хлестнула команда:
— Вперед!
Зев десантной рампы начал открываться, откидываясь наружу, внутрь отсека ворвался хмурый рассвет, по краям проема взвихрился сдуваемый избыточным давлением грязно-желтый туман.
Антон успел сделать всего лишь два шага по узкому проходу десантного отсека, как вдруг ощутил новую ритмичную вибрацию корпуса — это заработали башенные орудия модуля.
Жуть накатилась именно в этот миг. Он машинально двигался вперед, увлекаемый общим порывом, а глаза, игнорируя появившиеся на прозрачном компьютерном планшете данные, смотрели туда, в туман, который глотал снаряды автоматических пушек словно бездонная, ненасытная прорва… И вдруг стена мутных испарений, разорванная в месте посадки модуля небольшим просветом, начала вспучиваться, такими же ритмичными толчками подаваясь назад, к упавшему кораблю, — это снаряды рвались метрах в трехстах отсюда, кромсая землю и невидимую цель…
Секунды, летевшие бешеными, отдающими в виски ударами пульса, вдруг начали растягиваться в субъективную вечность — это сработал боевой корректор систем жизнеобеспечения, впрыскивая в кровь препарат, стимулирующий скорость нейронных реакций.
Пока ноги преодолевали три метра накренившейся ребристой палубы, разум успел оценить появившиеся на визоре шлема смутные, неразличимые в деталях тепловые контуры: они походили на пятна овальной формы, резво перемещающиеся по ровной, уныло-салатной поверхности фонового тепла. Боевой сопроцессор автоматически отсеивал тепловую засветку от разрывов, которые, судя по плотности огня, буквально перепахивали мерзлый песок в полукилометре от упавшего модуля.
«Там же глубокий тыл серв-соединений!..» — Мысль прошла вскользь, рассуждать, детально разбираясь в ежесекундно меняющейся обстановке, было некогда, да и незачем — на это есть командиры, в конце концов.
За коротким откидным пандусом располагался не тыл серв-соединений — там начинался ад, но понимание этого еще не пришло, до прозрения оставалось несколько секунд, растянутых в субъективной вечности, порожденной действием впрыснутого в кровь боевого стимулятора…
Он выскочил на скользкий от мгновенно образовавшегося конденсата пандус и тут же метнулся в сторону. Его штатная позиция находилась в сорока метрах правее корабля высадки: на визоре гермошлема призывно пульсировал маркер, а мигающий указатель подсказывал бойцу, в какую сторону следует бежать…
Антон побежал. Вокруг бесновалось оранжево-черное, — прогорклое кружево: молочно-желтый туман рвало вспышками, свивало в фантастические, эфемерные кольца, кто-то кричал, но не по связи, а в реальности, звонкими, оглушительными очередями по четыре такта отхаркивались башенные орудия модуля, мимо, медленно переворачиваясь в густом воздухе, пролетел тускло-желтый лоток отстрелянного боекомплекта и канул в тумане…
«Что-то пошло не так…» — эта мысль засела в мозгах, как назойливый мотив…
Маркеры совместились. Он упал, откатился за отлогий песчаный холмик, успев заметить, как ломается хрупкая корка ночного песчаного наста — тонкий слой пропитавшегося росой песка успело подморозить минувшей ночью, — и тут же, в отсутствие желанных команд, его сознание заполнила картина, выдаваемая целевым монитором: сгорбленные фигурки, смутно очерченные термальной оптикой, перемещались под покровом молочно-желтой пелены, двигаясь навстречу сбитому, но сумевшему совершить аварийную посадку модулю. Вот одна из фигур остановилась, и вариатор целей тут же показал дистанцию — девяносто четыре метра. Антон машинально закусил пластиковый мундштук дыхательного аппарата. Он нервничал, командная частота почему-то молчала, а тепловой контур на визоре его боевого шлема внезапно начал пульсировать — на фоне ярко-салатной сгорбившейся фигуры четко выделилась моргающая, жалящая точка. Человек стрелял.
Антон скосил глаза.
Фигурки десантников, смутно различимые с такой дистанции, выскакивали из рампы и падали… не отбегали, не занимали позиций, а просто падали, подкошенные убийственным, кинжальным огнем, резавшим их в упор.
Бортовые орудия модуля продолжали изрыгать злое, частое, вибрирующее стаккато, но бешеный огонь не приносил успеха: десантный корабль сел в нештатном режиме, задние опоры ушли глубоко в песок, нос вообще лежал в яме, и задранная к небу корма не позволяла орудиям борта опуститься на нужный угол, визжа приводами, они силились сделать это, но не выходило — смятые в гофру гнезда имели свой предел, свои ограничители…
Все это пронеслось перед взглядом Антона за несколько секунд объективного времени.
Он уперся локтями в податливый, коварно осыпающийся песок; рамка целевого монитора тут же поймала очерченные термальной оптикой фигурки, а в душе все стыл червячок сомнения: может быть, ошибка, нестыковка, может, это наши?.. Там ведь должны быть наши… Пятый серв-батальон, два взвода бронепехоты…
Автомат в руках задрожал, выплевывая очередь. Группа салатных маркеров тут же распалась — один лег и больше уже не шевелился, трое других мгновенно метнулись в стороны, двигаясь странно, на четырех конечностях, словно крабы.
На пределе восприятия тепловой оптики показались новые сигналы, их было много, они двигались отдельными группами по два—три термальных всплеска, покрывая всю апертуру сканирующего луча, представляющую собой конус с исходной точкой на шлеме бойца, расширяющийся до трехсот метров на пределе восприятия.
Антон машинально перекатился, сменив позицию.
Он не видел своих. Статичный сигнал от десантного модуля, под которым алел индикатор отслеженных повреждений, выдавал лаконичный статус: «Ведение огня» — вот, пожалуй, и все, что могла сообщить ему компьютерная оптика.
Он лихорадочно переключил режим боевой системы. Каждый боец посредством телеметрических каналов связан со своим командиром и шестью товарищами, входящими в состав отделения. В случае необходимости можно переключать их данные на свой визор, определять позицию на моделированной карте с точностью до сантиметра, взаимодействовать огнем — все это было круто, правильно, очень технологично… на учениях.
Он переключился на монитор сержанта Дорина.
Картинка, вспыхнувшая в отдельном окошке визора, повергла его в секундный шок.
Густые потеки темно-вишневого цвета закрывали половину поля зрения передающей камеры.
«Кровь…» — стылым ужасом пришла догадка, и тут же в информационной строке вспыхнула подтверждающая надпись.
Статус: Мертв.
Оставшуюся незалитой кровью часть объектива внезапно заполнил какой-то объект; Антон не сразу понял, что это высокий шнурованный ботинок с облезлым округлым носом.
Он разросся до размеров вселенной, и передающая камера погасла.
Антон сжался — сработал эффект присутствия, и ему на долю секунды пригрезилось, что тупой, облупленный нос ботинка припечатал его собственный глаз.
В голове помутилось — система жизнеобеспечения не сумела в полной мере совладать с внезапным выбросом адреналина в кровь бойца.
Он растерялся. В ушах стоял протяжный изматывающий шум, время двигалось рывками, то необъяснимо замедляясь, то вновь срываясь бешеным ритмом секунд, пальцы впились в автомат, дрожащие от напряжения губы вытянулись в бледную обескровленную линию.
Боевой сопроцессор сам перебирал варианты, выдавая лишь окончательный результат попыток связи с бойцами — сначала отделения, а потом и всего взвода.
Статус: Мертв… Мертв… Мертв…
Второе отделение… Позывной командира… Не отвечает… Взводный мертв… — страшное по своему смыслу слово впивалось в разум, низводя его до состояния шока.
Орудия модуля, бившие до этого момента беспрерывно, внезапно захлебнулись, смолкли.
Если верить таймеру, то прошла всего минута двадцать семь секунд с того момента, как десантно-штурмовой модуль пробил гребень мерзлой песчаной дюны…
«Так не бывает…» — Мысль пришла тоскливая, кричащая, — «ведь так НЕ БЫВАЕТ!!!»
Он рывком привстал, озираясь, от чего тени в окошке теплового видения смазались, сливаясь в головокружительную карусель.
Взвод, при самых хреновых раскладах, рассчитан на сорок минут высокотехнологичного боя, а их расстреляли в упор, прямо в рампе…
Страх навалился вместе с осознанием случившегося, ударил по нервам гулкой, звенящей волной, низринувшей разум в пропасть растерянности, прокатился, словно асфальтовый каток, оставляя лишь раздавленные, агонизирующие обрывки мыслей, а танец теней на целевом мониторе становился все более невыносимым, близким и… Антон закричал, ломая правила, на той частоте, которую автоматически выбрал передатчик:
— Ребята, где вы?!!
В ответ звонко взвизгнула пуля, Антон ощутил оглушительный удар в районе правого виска, рот мгновенно наполнился горячей, солоноватой кровью, визор шлема судорожно моргнул и погас.
Он машинально начал отползать назад, и вовремя — то место, где в сыром песке остался отпечаток его тела, вдруг вздыбилось полуметровыми фонтанчиками. Очередь из крупнокалиберного импульсного пулемета перепахала гребень наносной песчаной возвышенности.
Антона выручил оглушивший его выстрел.
Страх, который безраздельно завладел им несколько мгновений назад, вдруг потонул в адреналине — пуля, которая срезала с его шлема антенны ближней связи, повредила и систему допинг-контроля.
Мускулы напряглись, по телу пробежала дрожь перевозбуждения, похожая на конвульсию, к помутившемуся секунду назад зрению внезапно вернулась резкость, из разума вымело засевшие там обрывки переживаний — с ним произошло перерождение, длительностью всего в доли секунды… оно было страшным, звериным, ненормальным, неведомым доселе. Системы жизнеобеспечения, поддерживающие десантника в бою, обычно сглаживают пиковые выбросы метаболических стимуляторов, но теперь этот ангел-хранитель заткнулся — биоинтерфейс, разорванный пулей, болтался лохмотьями, из его трубок сочились капли прозрачного как слеза раствора, а Полынин, отползая назад, вдруг в полной мере вкусил заложенную в него природой ритмику смертельного стресса…
Таймер начал отсчет четвертой минуты боя.
Адреналиновая дрожь в мышцах, вкус крови во рту, погасший визор шлема, судорожно мигающая надпись: «Сбой…», клочья тумана, плывущие мимо, кисловатый запах взрывчатки, дошедший, наконец, до обоняния, и возглас: «Ванг Шиист!», раздавшийся совсем рядом в желтовато-белой, молочной мгле, — все это объединялось в дикий фрагмент реальности, переварить который не был способен разум бойца, осознавшего, что больше нет двадцати молодых ребят, которые минуту назад стояли с тобой бок о бок в тесном проходе десантного модуля, перед открывающимся зевом рампы, прежде чем шагнуть навстречу смерти…
Сквозь туман продавился контур человека.
Он не видел Антона, но Полынин различил его — чужого, одетого не по национальной традиции Ганио, — на незнакомце был утепленный тренировочный костюм, поверх которого болталась незастегнутая десантная разгрузка, вся в свежих пятнах крови, в руках — «Шторм-21», за спиной «ИМ-12», на голове — шлем НСС с разлохмаченными обрывками оптоволокна — жуткий коктейль, с трудом воспринимающийся рассудком.
Антон понял: если он сейчас не выстрелит, то этот человек увидит его и убьет.
Как нереален, далек от этого мгновения был тот техногенный бой, вести который его обучали на тренировках.
Впереди десантных групп, перемалывая живую силу и технику противника, всегда шли серв-машины, один вес которых, варьирующийся от тридцати пяти до шестидесяти тонн, внушал мысль о том, что среди оставшихся руин могут прятаться лишь разрозненные, чудом уцелевшие и полностью деморализованные, трясущиеся от страха и желания жить единичные солдаты противника.
Сканеры боевой электроники превращали людей в зеленоватые контуры, бой — в шахматную партию, смерть — в безликую статистику гаснущих маркеров.
Ганианец услышал шум и остановился.
Антон видел его слишком четко, чтобы не заметить, как зловещая улыбка начала раздвигать тонкую линию его губ, обнажая желтоватые зубы.
Бум… Бум… Бум… — билось сердце, отдаваясь в висках глухим звоном.
Бежать?
КУДА?!
Статус: Мертв… Мертв… Мертв… — кричали мини-экраны.
До его сознания, наконец, дошло: ребята действительно мертвы… они лежат, раскинув руки, застыв в нелепых позах на мерзлом песке вокруг изрешеченного зева откинутой рампы, а их обмякшие тела сейчас переворачивают пинками, срывают экипировку, враги примеряют на себя скользкие от крови бронежилеты, и через секунду то же самое произойдет с ним самим…
…Ганианец начал поворачиваться — очень медленно, как в цифровом видео, воспроизведенном на слабых процессорных мощностях, — мир вокруг превратился в страшное слайд-шоу, в центре которого внезапно оказался он, Антон Полынин, двадцатилетний парень, призванный в военно-космические силы Совета Безопасности Миров полтора года назад.
Учеба, виртуальные тренировки, какие-то мифические поединки на внутреннем плацу крейсера — все умерло, сдохло в этот миг. Реальность схлопнулась до узости поля зрения, они остались вдвоем — он и этот ганианец, одетый в тренировочный костюм, поверх которого была небрежно нацеплена окровавленная разгрузка с торчащими из клапанов глянцевитыми торцами снаряженных магазинов для «Шторма»…
Снять мутно-зеленый маркер было просто.
Убить человека — задача иного сорта.
Развязку этих секунд решил голос. Ганианец заметил оцепеневшую фигуру десантника, ствол импульсного оружия пошел вверх, и одновременно с этим он заорал, выдавая свой собственный страх:
— Аланг Шиист, марг гехуден!!!.
Антон тоже закричал, что-то злое, нечленораздельное. Его палец сжал сенсорную гашетку, и автомат затрясло мелкой, вибрирующей дрожью, сжирающей боекомплект; тело ганианца вдруг задергалось, словно сквозь него пустили ток, пули рвали ткань тренировочного костюма, с глухим, тошнотворным звуком выбивая из нее красные брызги плоти…
Через две или три секунды уже мертвое, изрешеченное пулями тело мешком осело на забрызганный кровью песок. Один глаз ганианца стремительно стекленел, второй, выбитый пулей, превратился в дыру, из которой пульсирующими толчками била темная, густая кровь…
Антона скрутил тошнотный спазм.
Он уже ничего не соображал, мироздание перевернулось кверху дном. Не осталось ничего, кроме собственных чувств, спазмов, выворачивающих нутро, кроме застрявшего в сознании хрустящего звука пробиваемой выстрелами плоти, превратившегося в дыру глаза, который будет теперь преследовать его на протяжении всей оставшейся жизни — длинной или короткой, — об этом Полынин сейчас просто не мог думать.
Ноги сами понесли его прочь, куда угодно, лишь бы дальше от этого страшного места первого в жизни убийства…
Пока он бежал, увязая в песке, падая, вскакивая вновь, сквозь мутную мешанину мечущихся в голове мыслей вдруг пришло воспоминание о первом зеленоватом контуре, что мягко повалился на целевом мониторе от его первой очереди, но разум тут же отринул всякие аналогии — не было между маркером и живым человеком никакой связи. Сознание обманывало само себя… или их учили обманывать свое собственное сознание?
Из туманной мглы внезапно выплыл черный, закопченный контур исполинской конструкции, которую окружали менее крупные, хорошо узнаваемые фигуры.
Антон остановился.
Перед ним возвышалась повалившаяся набок серв-машина. Это был тридцатипятитонный «Хоплит» усиленного штурмового образца, шагающий боевой робот с обтекаемым яйцеобразным корпусом, укрепленным на поворотной платформе. Один ступоход машины, отдаленно напоминающий увеличенную в сотни раз ногу кузнечика, был согнут в шарнирном сочленении механического сустава, второй, оторванный от поворотной платформы, лежал метрах в пяти от повалившейся набок машины, бронированный обзорный триплекс рубки управления вырван чудовищным взрывом изнутри…
Боевой серв-машине не может противостоять никто, кроме робота подобного класса, — эту аксиому Антон усвоил еще в начале службы и верил ей. Он видел шагающих исполинов в деле, правда, на полигонах безжизненных планет, но и этих впечатлений хватило, чтобы понять: там, где наступают сотни тонн сервоприводного металла, человеку не место.
Разум отказывался адекватно оценивать картину, которую видели глаза. Антон присел, тяжело дыша и затравленно озираясь. Из-под подшлемника струился пот, он отер его тыльной стороной ладони и огляделся, чувствуя, что если не отдышится, то вряд ли сможет двигаться дальше.
Взгляд по сторонам не принес облегчения. Он ничего не понимал, его мускулы дрожали, во рту солоноватый вкус крови перешел в стойкую горечь, сердце бешено молотило в груди… Откуда у ганианцев шагающие машины? Что это значит? Серв-батальоны разбиты? Куда подевались две первые десантные волны, состоявшие из тяжелых шагающих машин и бронепехоты?
Ответ на свой последний вопрос он нашел в десятке метров от поверженного «Хоплита».
«Что делать? Куда идти?.. С кем держать связь, как действовать?» — вот вопросы, которые занимали разум Полынина. Он привстал, опасаясь внезапного появления ганианцев. Ствол импульсного автомата лег на оторванную конечность титанической боевой машины. Дрожь и дурнота немного отпустили, дыхание выровнялось, оставив лишь резь в груди после бега по песку в полной боевой экипировке.
Внезапно он понял, что вокруг стоит звонкая, ненатуральная тишина.
Антон втянул носом стылый утренний воздух. От ступохода пахло маслом и еще чем-то специфичным. Посмотрев себе под ноги, Полынин увидел ядовито-зеленую лужу, от которой истекал пар, но в воздухе явно присутствовали еще какие-то тревожащие обоняние флюиды.
Озираясь, он заметил смутную фигуру, застывшую метрах в десяти от поверженного наземь «Хоплита». Издалека, сквозь дымку постепенно рассеивающегося тумана это походило на увеличенную копию человека. Бронепехота?
Антон привычно коснулся сенсора связи, но ничего не услышал, лишь легкий шорох помехи отозвался на его частоте. Антенны… «Антенны сорваны», — досадливо вспомнил он, делая шаг вперед… Фигура не шевелилась. Песок вокруг был основательно перепахан ступоходами «Хоплита», но эти следы уже начали сглаживаться… лишь ребристые обойменные лотки отстрелянного боекомплекта автоматической пушки торчали среди рытвин, тускло поблескивая своими ребристыми гранями.
Фигура впереди действительно оказалась бронескафандром. Антон осторожно приблизился, его сердце вновь застучало глухо и неровно — за первым бронированным остовом показался второй, третий… Что же они так, бросили свои надежные бронированные доспехи? Он остановился у первой оболочки, утонувшей в песке по коленное соединение механических псевдомускулов. Безоткатное орудие, закрепленное на плечевой самостабилизирующейся подвеске, выглядело усталым, отработавшим свое. Механизм перезарядки наполовину открыт, тридцатимиллиметровый ствол покрыт копотью, цвета побежалости на одноразовом индикаторе показывают предельный нагрев в тот момент, когда орудие смолкло. Ствол надо было менять…
По форме бронескафандр копировал человеческую фигуру, но был гораздо больших размеров, чем обычная экипировка, предназначенная для выхода в космос. Эта оболочка достигала от двух с половиной до трех метров в высоту, в зависимости от конструкции, и предназначалась для ведения боевых действий вне космического корабля. Цикл жизнеобеспечения замкнутый, с автономным двадцатидневным ресурсом, под слоем внешней брони спрятаны приводы механических мускулов, вооружение — одно тридцатимиллиметровое орудие с питанием обойменного типа, рассчитанное на пятьсот выстрелов, два встроенных импульсных пулемета и один ОРК — орудийно-ракетный комплекс для борьбы с планетарными машинами.
Антон обошел оболочку справа. ОРК был оторван и валялся поодаль. Признаков жизни скафандр не подавал, броня была испещрена выщербинами, а на грудной пластине чернело опаленное пятно с тонкими лучами копоти по краям и округлой дырой посередине, в которую мог пролезть палец.
Обычно, когда боец покидает отработавшую свой ресурс оболочку, та, выпустив человека через сегменты задней части, закукливается вновь, принимая вид статичной груды омертвевшего металла.
Антон посмотрел на пятно с дырой посередине и, ухватившись за выступ бронепластин, заглянул внутрь шлема.
Лучше бы этого не делать.
Горло стиснул спазм, но он уже не мог оторвать заледеневший взгляд от обугленных останков человека, различимых сквозь мутноватый слой термостойкого бронепластика…
Никто не бросал бронескафандры — бойцы заживо сгорели внутри своих керамлитовых доспехов…
Полынин отпустил руки, оседая назад, на песок, и его тут же начало рвать, выворачивая желчью пустой желудок…
* * *
Космопорт планеты Хабор располагался в пустынной котловине, диаметром в двести с лишним километров. Выемка, образовавшаяся в результате падения крупного астероидного тела, идеально подходила для строительства космического порта.
Колониальная политика Центральных Миров осуществлялась по одной и той же проверенной веками схеме: когда картографический корабль Совета Безопасности обнаруживал ту или иную пригодную для человеческого метаболизма планету, она не заселялась немедленно. Сначала планету исследовали на наличие разумных и предразумных жизненных форм, далее, если таковых не обнаруживалось, начиналось строительство космопорта и зачатков транспортной инфраструктуры, закладывались первичные поселения, обычно плотно окружающие космический порт, и лишь затем планета выставлялась на конкурсные торги.
Обычно новоиспеченную колонию получал тот из миров Конфедерации, чье население приближалось к критически опасному уровню. По прошествии тысячелетия со времен Первого Рывка, Центральные Миры так же остро начинали страдать от проблемы перенаселения, как Земля накануне Первой Галактической войны. История повторялась, но теперь колониальная политика велась продуманно и планомерно, что исключало конфликты и обеспечивало стабильный отток населения со «старых» миров.
Отстроенный космопорт, готовый к поддержанию эффективной межзвездной торговли, позволял новоиспеченной колонии динамично развиваться, оставаясь в тесной связи с остальной цивилизацией. Такая схема, основанная на долгосрочных капиталовложениях со стороны Центральных Миров Конфедерации, исключала деградацию нового поселения и одновременно обеспечивала метрополиям постоянный приток ресурсов с периферии, встав на ноги, колония постепенно превращалась в сырьевого донора.
Эта схема успешно работала на протяжении нескольких веков. Человечество расширяло сферу своей экспансии, на периферии крепли молодые индустриальные миры, открывались новые планеты… так продолжалось до той поры, пока десятки колоний третьей волны переселений не окрепли настолько, что в умах новых поколений начал возникать закономерный вопрос: а почему мы являемся сырьевыми придатками четырех десятков планет-метрополий?
Так родилась идея независимости Окраины.
Год от года напряжение, связанное с политическим противостоянием центра и периферии, росло, в обитаемом космосе зрел политический кризис. Консервативная политика Центральных Миров, сформулированная сразу по окончании Второй Галактической, когда миры, разоренные войной, действительно нуждались в твердой, устойчивой политической и экономической системе, стремительно устаревала. Нужно было понять, что любая планета, имеющая миллиардное население и развитую экономику, не станет довольствоваться статусом колонии — им следовало дать независимость и включить в состав Конфедерации на правах суверенных планет, но…
Колониальная политика тоже являлась бизнесом. Сложная система экономической зависимости Окраины от планет-метрополий не могла быть разрушена во имя здравого смысла. Существовали конкретные экономические интересы отдельных миров, корпораций, людей, предержащих власть, — они не желали допустить личного краха во имя изменения межзвездной политики, поэтому кризис зрел. Конфедерация казалась уже не такой пластичной, как прежде, она закоснела в своих амбициях, и в этих условиях, когда начала подниматься муть, в дело вступили третьи силы, которые дремали до этого под жестким контролем Совета Безопасности Миров и царящих в космосе военно-космических сил Конфедерации Солнц.
Когда умирает старый зверь, грозный в расцвете сил, но ставший неповоротливым и дряхлым к старости, вокруг него неизбежно собираются падальщики, не смевшие тронуть исполина, пока он оставался в силе.
Так умирает слон, вокруг которого кружат гиены, шакалы и стервятники. Они ждут, когда огромное животное испустит дух, но не все из собравшихся на погребальный пир обладают неистощимым терпением — зверь умирает медленно, а голод подстегивает окружающих его мелких хищников, и вот кто-то из них, наиболее наглый, голодный и нетерпеливый, бросается вперед, пытаясь прокусить толстую шкуру агонизирующего исполина, чтобы урвать свой кусок мяса и отскочить…
Некоторым это удается.
Так произошло на Хаборе. Ганианцы, не подписывавшие ни одного межзвездного соглашения, не имевшие членства в Конфедерации, а значит, и своей квоты на заселение новых миров, решили, что настала их пора, — старый зверь издыхает и у него можно отгрызть кусок плоти, в виде одной или нескольких подготовленных к колонизации планет.
Они знали, что в этот мир по решению Совета Безопасности переселены с Деметры полудикие племена инсектов — деградировавшие потомки некогда могучей цивилизации древности, а значит, Хабор в этой связи находится под особой опекой военно-космических сил, но тем не менее они ударили, жестко, расчетливо…
Существовала сила, которая организовывала их планы, снабжала информацией и оружием, обучала борьбе с серв-машинами и соединениями бронепехоты.
Сила, которая еще долгое время будет оставаться за кадром исторических событий…
Хабор. Окраина космопорта. Десять лет назад.
Туман никак не хотел рассеиваться окончательно, хотя солнце Хабора уже взошло и его лучи начали проникать в естественную котловину, окольцованную горными образованиями.
Блуждая в клочьях тумана, Антон потерял счет минутам; рыхлый песок и желтоватая мгла истощили его моральные и физические силы, повсюду он видел следы жестокого боя, ноги гудели от постоянной борьбы с коварно осыпающимся песком, а разум отказывался верить в то, что выхватывал взгляд.
Разгром. Это был разгром. На протяжении километра ему попалось пять сожженных шагающих серв-машин, среди которых оказался один «Фалангер» — шестидесятитонный исполин, несущий на себе ракетное вооружение, способное стереть с лица земли небольшой городок…
Покореженные бронескафандры он уже не считал, на это не оставалось моральных сил.
На окраину стартопосадочных полей космопорта он вышел, ориентируясь по звукам внезапно вспыхнувшей стрельбы, даже не задумываясь, что за двадцать минут, которые прошли с момента высадки, он прожил целую жизнь…
В его голове было единственное желание, которое пересиливало все иные заботы и мысли: он хотел выйти к своим, увидеть хоть одного живого бойца…
…На краю стеклобетонного поля, имевшего вид пятисотметровой вогнутой чаши, ютилось несколько складских помещений. Между ними высилось здание диспетчерской башни…
В тот момент, когда Антон поднялся на гребень пограничной дюны, песчаный язык которой, лениво шурша, стекал на уложенный руками людей стеклобетон, автоматный огонь вспыхнул с новой силой.
Он невольно пригнулся, когда над головой взвизгнул рикошет. Было абсолютно непонятно, кто и с кем вступил в огневой контакт: звук стрельбы шел со всех сторон, то утихая на несколько секунд, то вспыхивая вновь… Клочья рассеивающегося тумана ограничивали видимость, искажали направление звука, и тогда Полынин решил двигаться к группе приземистых зданий, в надежде, что разберется на месте.
Метров с пятидесяти он заметил фигуры в боевой экипировке, которые, пригибаясь, двигались вдоль невысокого бетонного ограждения в сторону диспетчерской башни.
Антон бросился к ним. Его радость была неистовой, щемящей, восторженной, он на миг даже устыдился этого чувства — как можно испытывать нечто подобное, когда твои товарищи мертвы? — но его душа уже неуловимо изменилась за те двадцать минут, пока он блуждал в тумане среди страшных свидетельств разгрома первой и второй механизированной волны десанта.
Связь не работала, и потому он просто закричал:
— Ребята, подождите!
Разномастная группа, собранная из бойцов различных подразделений, среди которых действительно было пять или шесть десантников, в этот момент залегла, прижатая огнем. Теперь Антон видел — бьют с верхних этажей башни диспетчерского контроля.
Низкий бетонный забор, призванный отделить одну складскую площадь от другой, не позволял выпрямиться, за ним можно было укрыться только сидя на корточках. Один из бойцов, услышав крик Полынина, обернулся и тут же красноречиво замахал ему рукой, давай, рывком, не останавливаясь, сюда…
Он и так бежал что есть сил.
С башни диспетчерского контроля заметили его и перенесли огонь на одинокую фигуру десантника, пытающегося пересечь открытое пространство.
Очередь впилась в землю, поднимая полуметровые султаны в двух шагах от задыхающегося Полынина. Не выдержав, он упал, машинально перекатился и вдруг понял: нет сил, чтобы снова вскочить и бежать, тело, налитое свинцом, хотело одного — врасти в этот стеклобетон, слиться с ним…
К пулеметному огню присоединились несколько автоматов, затем в общий хор включилась импульсная винтовка: титановые шарики, выпущенные из «ИМ-12», высекали искры, оставляя конические ямки в стеклобетоне, остальные пули не испарялись, как титан, а уходили в рикошет с характерным визгом, — разнокалиберная смерть плясала вокруг, ярилась, глумясь над распластавшимся телом…
— Сюда давай! — заорал один из бойцов. — Не останавливайся, снайпер прибьет!
Видя, что Антон растерялся и пытается лишь плотнее вжаться в бетон, он выругался и коротко попросил:
— Прикройте!
Четверо десантников привстали, открыв ураганный огонь по проемам окон верхнего этажа диспетчерской башни, а боец рывком преодолел десяток метров, схватил Полынина за лямку разгрузки и бесцеремонно поволок назад, под прикрытие низенького забора, заставляя ошалевшего Антона машинально переставлять ноги.
Плюхнувшись под забор, боец шумно выдохнул.
— Жить надоело? — покосившись на Полынина, спросил он. Заметив, что Антона трясет, боец безнадежно махнул рукой и вдруг хлопнул его по плечу, осведомившись с беззлобной дружеской непосредственностью, будто не рисковал секунду назад своей жизнью ради этого трясущегося увальня:
— Курить есть?
Голова у Полынина горела как в огне. Он едва ли воспринимал обращенные к нему слова, разуму казалось, что смерть по-прежнему рвет, кромсает мерзлый стеклобетон вокруг беспомощного тела. Губы тряслись, и было неистовое желание зажать их руками…
— Курить есть, балда? — Спасший его боец в форме сержанта бронепехоты повторил свой вопрос, постучав согнутыми костяшками пальцев по шлему Полынина.
— Есть… — Антон непослушными пальцами расстегнул клапан экипировки, достав пачку сигарет. К нему тотчас потянулись руки. Полынин смотрел на лица окруживших его бойцов, все еще плохо соображая, что это происходит с ним наяву… а они уже пустили пачку по кругу, сосредоточенно прикуривали, обмениваясь короткими репликами:
— Броню вызывать надо. Без поддержки не пройдем. Там метров триста голого бетона, покрошат…
— Да вызывал уже.
— Пару выстрелов для подствольника бы сейчас…
— А вон, у бойца спроси. Слышь, ты еще полный? — Антон понял, что вопрос адресован ему.
— Да. У меня есть. — Он расстегнул магнитную липучку, и сбоку на разгрузке открылась длинная прорезь подсумка, в ячейках которого тупо блестели головки гранатометных выстрелов.
— Живем! — К нему протянулось сразу несколько рук. — Давай, десантура, не жадничай.
У Антона не хватило духа протестовать, он отдал шесть гранат из десяти имевшихся в нетронутом боекомплекте.
— Свой мужик. Жить будешь, — констатировал тот боец, который выволок его минуту назад из-под огня. — Сытников Павел, можно просто Паша… — он весело блеснул белозубой улыбкой. Его усталое лицо покрывала копоть, бронежилет в нескольких местах был порван осколками: глубокие борозды тянулись по ромбовидным пластинам из металлокевлара, словно его полоснул трехпалой лапой неведомый монстр.
— Зови его Мороком. Он у нас контуженный. Снарядом задело, когда выбирался из бронескафандра. Глюки теперь ловит, — беззлобно пошутил кто-то из бойцов. — Тебя-то как зовут?
— Антон… Полынин. Четвертый десантный взвод…
Он с трудом выдавил последнюю фразу.
— А где твой взвод?
Муть в глазах. Предательская влага, как говорят, недостойная мужчин. Пусть говорят. Значит, не были на войне, не видели, как плачут мужики…
— Положили всех, — пересилив себя, ответил Антон. — Прямо в рампе, при высадке. Модуль подбили.
— Хреново… — раздался сбоку хриплый и злой голос. — Вот и нас тоже встретили. Знали они, что мы будем высаживаться. Знали суки. Сдал нас кто-то.
— Уточни, где вы высаживались? — внезапно раздался четко сформулированный вопрос.
Антон обернулся. Оказывается, среди бойцов был офицер. Галактлейтенант, бронепехота, судя по знакам различия. Выглядел он так же, как все остальные бойцы, — грязный, осунувшийся, прокопченный, но не потерявший чувства злого оптимизма, который читался в его глазах…
Антон машинально попытался отрапортовать, но лейтенант остановил его:
— Не дергайся. — Он жестом остановил Полынина. — И не вздумай вскакивать, оставь, потом где-нибудь на палубном плацу, может, и встретимся… — он невесело усмехнулся. — Так где вас накрыли?
— В двух километрах отсюда. У меня повредило электронику, расстояние приблизительное…
— Понятно… Сам-то как выбрался? — Лейтенант испытующе посмотрел на Полынина.
— Повезло, — скупо ответил Антон. — Высаживался одним из первых, успел уйти в сторону, на позицию. Увидел термальные всплески, открыл огонь, одного точно свалил, а остальные… — он опять почувствовал спазм в горле, — много их было… — Антон проглотил удушливый комок и внезапно для себя заговорил взахлеб: — Они наших… прямо в рампе… Я на связь, по телеметрии, а на мониторах только: мертв… мертв… мертв… Испугался. Начал отходить, когда орудия модуля замолчали. Потом пуля попала в шлем, срезало антенны. Они раздевали наших, я видел одного в окровавленной разгрузке…
— Убил? — спросил кто-то из бойцов.
— Убил, — ответил Антон. — Со страха убил… — признался он.
— Молодец. — Лейтенант ткнул Полынина сжатым кулаком в плечо. — Не переживай, мы тут за последние несколько часов и со страху подыхали, и жгли нас, а вот видишь — живы. Деваться некуда, втянешься. Тут, правда, бардак по полной программе, но ничего, сейчас вон ту башенку возьмем, а там станет веселее. — Он посмотрел в направлении, откуда пришел Антон, и покачал головой. — Хреново, что они сзади нас просочились. Колечко мы не смогли замкнуть, рваное оно, бой очаговый, линии нет…
— Как же так? — спросил Антон у Павла, который с сожалением затянулся в последний раз и загасил тлеющий у фильтра окурок о бетонную плиту.
— Молча. Слышал, что сказал лейтенант? Кто-то предупредил ганианцев о том, что будет высадка и штурм космопорта. Они заранее приготовились, серв-машины пожгли прицельным огнем из лазерных орудий, которые эти дундуки из Совета Безопасности за каким-то лядом распорядились смонтировать на главной башне космопорта.
— А бронепехота? — спросил Антон, вспомнив страшную начинку выгоревшего бронескафандра.
— С РПГ их… Кумулятивно-зажигательными, в упор. Мало кто выбрался, били так же, как вас, на высадке. Короче, встряли мы тут, по самое некуда… Но ничего… — он сплюнул.
В этот момент за их спинами послышался заунывный вой.
Из-за приземистого здания пакгауза появился контур серв-машины. Это был «Хоплит».
— Броня пришла, — облегченно выдохнул кто-то. — Теперь дадим этим сукам жару.
Боевая машина остановилась, согнув ступоходы за зданием склада. Очевидно, пилот, наученный горьким опытом, не стремился выходить на ровное, открытое со всех сторон поле, где его запросто могли расстрелять из гранатометов или выпустить по серв-машине управляемую ракету. Лейтенант привстал и, пригибаясь, пробежал метров десять вдоль забора. В днище машины с ноющим звуком открылся диафрагменный люк.
Взводный о чем-то переговорил с пилотом. Люк так и остался открытым, но торс машины с визгом повернулся, нацеливая две автоматические пушки на верхний этаж диспетчерского здания. «Хоплит» с ясно различимым воем сервомоторов распрямил ступоходы, приподняв свой торс над крышей пакгауза, его пушки коротко рявкнули, и машина тут же опустилась.
Снаряды легли ниже и правее, вырвав изрядный кусок бетона на уровне второго этажа и обрушив на землю чудом уцелевшую гроздь спутниковых антенн.
Заработал эскалатор перезарядки орудий, вниз, мутно поблескивая, полетели две пустые обоймы из-под снарядов.
Лейтенант что-то проорал пилоту, но из-за лязга не было слышно, что именно. Грохот обвала стих, по краю стартопосадочного поля медленно расползалось облако белесой пыли.
В наступившей вдруг тишине ответ пилота, донесшийся сквозь открытый люк в днище серв-машины, прозвучал глухо, но четко:
— Сам мудак…
«Хоплит», чуть покачнувшись, вновь начал выпрямлять ступоходы, поднимая рубку над плоской крышей здания.
Опять раздался отрывистый лай автоматических пушек, но на этот раз снаряды легли в самое яблочко — весь верхний этаж диспетчерской башни окутали черно-оранжевые разрывы, и тут же безо всякого предварительного разъяснения задач раздалась команда взводного:
— Вперед! — Он сам, обгоняя бойцов, уже перемахнул через метровый забор и, петляя, побежал к входу в башню.
Сзади, прикрывая бегущих, заговорили крупнокалиберные зенитные установки «Хоплита». Антон, захваченный общим порывом, побежал к входу в диспетчерскую башню. Не было времени на то, чтобы опомниться, события развивались слишком быстро, а разум откровенно не был готов к их обороту.
Переваливаясь через низкое бетонное ограждение, Полынин успел подумать, что учили-то их совсем иной войне, но это уже оказалось в призрачном прошлом — тридцать минут легли пропастью, окончательно размежевав сознание на две половины, словно с того момента, как подбитый десантный модуль пробил гребень песчаной дюны, началось новое время, отсчет которого приходилось вести с нуля…
Что такое триста метров при стандартной гравитации?
Тридцать секунд надрывного бега в полной боевой?..
Нет… Это вечность… Это порванные судорожным дыханием легкие, оглушительный лай двух зенитных установок «Хоплита», черно-оранжевые оспины разрывов, густо покрывающих стену здания диспетчерской башни, чернеющий вход распахнутой настежь двери, — сознание работает прихотливо, выборочно, намертво запечатлевая в памяти одни фрагменты и напрочь игнорируя другие…
Тридцать секунд — это жизнь в жизни, это рождение нового «я», которое останется в тебе навечно… это…
Из поднебесья вдруг начал накатываться вой.
Звук был тонким, изматывающим, он мгновенно затопил разум, словно кто-то, точно осведомленный о последствиях, заорал на ухо Антону: ЭТО ЛЕТИТ В ТЕБЯ, ПАРЕНЬ!
Он споткнулся, упал, больно ударившись плечом об обломок бетонной стены, и в эту секунду перед входом в здание выросло пять полутораметровых кустистых разрывов.
Наушники шлема смягчили раскатистый рык, он не оглох, лишь ощутил, как горячее дыхание ударной волны обдало вжавшееся в бетон тело, свистящая метель осколков прошла выше, и тут же с третьего этажа здания остервенело ударил крупнокалиберный импульсный пулемет.
Пули крошили бетон разгрузочной площадки, не давая поднять головы, кто-то из бойцов вдруг истошно закричал, кровь леденела в жилах от этого звука, хотя всего мгновение назад Полынину казалось, что хуже, чем вой падающих мин, не может быть ничего…
Он неимоверным усилием заставил себя приподнять голову. До входа в здание оставалось метров пятьдесят, все пространство перед единственным подъездом усеивали обломки бетона и покореженные фрагменты антенн.
Если не прорваться туда — следующий минометный залп оставит от них лишь клочья плоти.
Хоботок огня бился в узком оконном проеме третьего этажа, крик раненого бойца оборвался, фонтанчики белесой пыли косыми строчками рвали промерзший за ночь стеклобетон…
Антон дал одну очередь, вторую, но пули лишь осыпали стену правее импровизированной амбразуры.
В этот миг он увидел Сытникова.
Паша лежал метрах в пяти от него. Первой мыслью Полынина было: убит… но нет, неестественная поза Сытникова объяснялась иначе. Прячась в мелкой воронке, которую выгрызла в стеклобетоне мина, он, перевернувшись на спину, выцеливал что-то, неестественно вывернув шею и запрокинув голову…
Пак… — граната из подствольника описала параболу и стукнулась о подоконник злополучного оконного проема, разорвавшись оранжевым комом.
Пулемет заткнулся.
Сытников вскочил, словно его подкинуло пружиной.
Никто не кричал, не отдавал команд, но сразу несколько фигур поднялись из укрытий и рывком кинулись вперед, преодолевая последние метры до входа…
Антон тоже вскочил, стремясь уйти с открытого места, пока не накатил следующий залп невидимой минометной батареи.
Первым до дверного проема добежал лейтенант. Шаг в сумрак замкнутого помещения, отрывистые вспышки коротких очередей, болезненный крик, снова очередь…
…Полынин влетел в сумрак здания, когда за спиной снова возник вой падающих мин.
ГРРАААХХ…
Он прижался спиной к надежной стене, которая ощутимо вздрогнула, принимая на себя шелестящий смерч осколков. Из-под подшлемника ручьями струился пот, от тела валил пар, в ушах звенело… во рту разлился кисло-горький привкус пережитого стресса.
— Молодец, Паша, — раздалась скупая похвала лейтенанта.
Антон повернул голову. Их было шестеро, тех, кто прорвался. Сколько человек поднималось в атаку, он не помнил, не успел сосчитать, да и не пришло к нему еще это интуитивное чувство безошибочного счета живых и мертвых. Он слышал крик, помнил, как тот оборвался, значит, как минимум, один человек остался там, на голом бетонном поле, между забором пакгауза и этой башней.
Стены здания опять задрожали — это серв-машина вновь открыла огонь по верхним этажам. Лейтенант Дуглас несколько секунд вслушивался в ритм огня, потом, когда с верхних этажей по лестничному маршу вдруг начало выдавливать вниз клубы едкой белесой пыли, поднял руку с укрепленным на запястье коммуникатором и отрывисто произнес:
— Броня, хватит, обвалишь на нас здание. Затихни, мы начинаем зачистку! — повернувшись к бойцам, он коротко приказал: — Вперед! Двигаемся парами, Сытников, Полынин, правая сторона, Кашперо, Жевье — левые помещения, остальные со мной! Работаем!
Лейтенант первым ступил на лестничный марш. Сзади его прикрывали двое бойцов, стволы «штормов» смотрели вверх в узкое пространство лестничных переходов.
Два пролета прошли без приключений. Двери, ведущие в коридор второго этажа, были сомкнуты, блок электронного управления, вырванный из гнезда, висел на жгутах проводки.
Пока Эл Жевье возился с системой электромоторов, пытаясь восстановить цепь питания, Дуглас достал из подсумка желтый брикет пластичной взрывчатки, размял его энергичным движением пальцев и ловко вытянул в корявую колбаску неравной толщины.
— Отойди.
Жевье посторонился. Лейтенант с усилием вдавил пластид в узкую щель между автоматическими створками двери, воткнул электронный детонатор и скомандовал:
— Вниз, живо!
Все отступили на один лестничный пролет.
Сытников широко открыл рот и присел, зажав ладонями уши. Он был без шлема. Антон последовал его примеру, только уши зажимать не стал, а стиснул автомат, глядя в сумрак верхних этажей.
На втором полыхнуло пламя, ударная волна прокатилась судорогой, черный дым свило в спиралевидный вихрь. Сквозь клубы дыма и пыли пробилось пламя — это огонь охватил косяк выбитых дверей.
Снова вверх. Створки дверей взрывом разогнуло в стороны, пластик косяка пузырился и горел, испуская едкий, вонючий дым.
Дуглас ворвался в коридор, прошил длинной очередью узкое пространство, махнул рукой, продолжая держать под прицелом пространство впереди себя.
Антон вслед за Сытниковым миновал взорванный проем, ноги оскользнулись, он посмотрел на пол и увидел какие-то бурые ошметья, с содроганием догадавшись, что это останки того боевика, что ждал их за дверью в надежде расстрелять в упор.
Двери кабинетов тянулись по обе стороны коридора. Пять по одну сторону и пять по другую. Все плотно закрыты, лишь последняя, расположенная по правую руку, сорвана с направляющих и косо висит, удерживаясь на остатках дымящегося уплотнителя. Очевидно, в то помещение угодил первый залп автоматических пушек «Хоплита».
Павел тронул Антона за плечо, взглядом указал на первую дверь.
— Гранаты есть?
— Только световые.
— Давай. Бог велел делиться.
Взяв четыре фанаты из имевшихся у Полынина шести, Павел сунул три в клапан разгрузки, а одну активировал, прижав сенсор большим пальцем левой руки. В правой руке он держал автомат. Ударом ноги выбил дверь и тут же метнул гранату в проем.
Ослепительная вспышка озарила коридор, но она являлась лишь бледным отсветом того разрыва, что полыхнул в кабинете. Сытников ворвался внутрь, длинной очередью располосовав пространство справа налево.
Пусто… Только ветер, врываясь в разбитое окно, шевелит свисающие от потолка обрывки оптико-волоконных компьютерных кабелей.
Группа, двигавшаяся по левую сторону, вступила в бой, треск автоматной стрельбы взъярился и стих, только метнулся за стенами башни короткий вскрик, завершившийся глухим шлепком разбившегося о бетон тела.
— Кашперо, что там?
— Ганианец. Пытался выбраться в окно и спрятаться снаружи на поребрике. Сам спрыгнул.
— Сам?
— Так точно… Нервы, наверное, не выдержали. Паша криво усмехнулся, сжимая сенсор второй гранаты.
Следующий кабинет.
Опять ослепительная вспышка, болезненный вскрик, автоматная очередь. Антон, двигавшийся за Павлом, увидел перевернутые столы, сваленные в кучу компьютеры, за которыми, дико крича, корчился на полу ганианец. Руками он зажимал глаза.
— Попался, сука… — Паша ударом ноги повалил его навзничь. — Возьми винтовку, — не оборачиваясь, приказал он Полынину.
Антон поднял с пола «ИМ-12» со снайперским компьютерным прицелом.
В кабинет вошел взводный. Сытников рывком поднял ганианца с пола, развернул его к лейтенанту, заставил отнять руки от лица.
Дуглас посмотрел на него и невнятно выругался.
Включив автопереводчик — систему, которая входила в комплекс компьютерной экипировки офицера, он спросил:
— Имя, возраст, гражданство, цель прибытия на планету Хабор? — Стандартные формулировки опроса звучали, как минимум, нелепо в обстановке изрешеченного пулями офиса, тем более что электромагнитные катушки, покрывавшие ствол снайперского «ИМа», были горячими от недавней стрельбы — Антон держал в руках трофейную винтовку и ощущал этот жар каждой клеточкой содранных в кровь пальцев.
Пленный молчал. Его лицо на глазах распухало, покрываясь волдырями светового ожога.
Убедившись, что внятного ответа не будет, взводный обернулся.
— Кашперо, свяжи его, пусть пока полежит. Тащить с собой нет смысла. Рот заткни, чтобы не орал, зачистим здание, там разберемся.
Паша неодобрительно посмотрел на Дугласа.
— Нет, — отрезал его взгляд лейтенант. — Понимать надо — либо сразу, либо никогда.
Сытников сплюнул.
— Пошли, — он подтолкнул Антона к выходу. Ошибался лейтенант. Ой, как ошибался, только крови еще недостало, чтобы понять это. Одна была отсюда дорога, прямиком в ад, и никакие индульгенции тут не помогут. В одну воду дважды не войдешь, то, что было «до», теперь останется прошлым, невозвратным прошлым. Их сознание уже изменилось, но из-за усталости, постоянного стресса или еще по каким-то сугубо внутренним для каждого причинам в этом не было сил признаться даже самому себе…. Два следующих кабинета по правую руку оказались пусты. В последний, пятый, за выбитой дверью которого гулял ветер, Сытников не стал бросать гранату — сразу за порогом плита пола, кренясь, уходила вниз, стен комнаты уже не существовало, — это «Хоплит» постарался при первом залпе.
— Все, на третий этаж, — устало скомандовал Дуглас.
* * *
На третьем этаже здания гулял ветер. Врываясь сквозь обугленные дыры в стенах, он завывал меж согнутых прутьев обнажившейся арматуры железобетонного каркаса. Пахло порохом.
Антон раньше не знал этого запаха. В процессе обучения и дальнейшей службы он имел дело исключительно с импульсным оружием, которое работало на принципе электромагнитных катушек-ускорителей, разгоняющих заряд по каналу ствола без участия химической реакции окисления таких веществ, как порох.
Здесь, на Хаборе, ему впервые пришлось столкнуться с древними технологиями. Техника и вооружение ганианцев, захвативших космопорт, отличались удивительной пестротой. В ход шло все, начиная от ультрасовременной экипировки и заканчивая такими архаичными образцами, как автоматическое стрелковое оружие времен Первого Рывка.
Откуда они брали его, как пополняли боезапас, оставалось только догадываться.
Бойцы рассыпались по этажу, прочесывая помещения.
Полынин держался вместе с Пашей. Нервная дрожь по-прежнему колотила его, но это чувство перевозбуждения стало уже терпимым, привычным, в глазах больше не мутилось, а острота восприятия понемногу притуплялась, сменяясь усталостью… Хотелось хоть на минуту присесть, привалившись спиной к выщербленной пулями стене, и отдышаться…
Ворвавшись в очередное помещение, они увидели там зловещую картину: наружная стена офиса обвалилась, осев внутрь кабинета пологой грудой крупных обломков. Из-под этого оползня торчали ноги и рука человека с раздавленными в кровавое месиво пальцами, чуть поодаль, отброшенная взрывом, валялась покореженная тренога, на которой крепился крупнокалиберный пулемет неимоверно древнего образца.
Антон никогда не видел подобного огнестрельного оружия.
Паша Морок мельком глянул на засыпанный бетонным щебнем труп и сплюнул в сторону.
— Дострелялся, гнида…
Полынин сдержанно кивнул, обходя завал стороной. Хоть его желудок уже вроде бы научился сдерживать спазмы при виде разорванных человеческих тел, но лишний раз смотреть на фрагменты раздавленного тела не хотелось, и он, обойдя завал, присел подле перевернутой треноги странного оружия. Пулемет казался угловатым и громоздким, металл его кожуха был черным, мутный глянец покрывали свежие царапины, сбоку из казенной части торчал огрызок неизрасходованной ленты, в которой тупо блестели жала снабженных гильзами боеприпасов…
— Ни хрена себе… — Сытников присел рядом, разглядывая трофейный механизм. — Это тебе не двенадцатый импульс… — он коснулся пальцем тускло-желтого заостренного жала крупнокалиберной пули. — Такая, если попадет, — хана, все кишки на себя намотает… — прокомментировал он.
— Как из них стреляют, не пойму, — недоуменно высказался Антон.
— Погоди, узнаешь, — невесело усмехнулся Павел. — Кончится боезапас к «ИМу», будешь рад и такому монстру. Пацаны пробовали, говорят, ничего, жить можно, только отдача сильная, синяки потом на плечах, да и приноровиться надо. Ладно, пошли, чего глазеть.
— Брать не будем?
— А на хрена? Видишь, у него ствол погнут. Пусть валяется, уже отстрелял свое.
— Ладно, пошли.
Они вернулись в коридор. Этаж зачистили без проблем, пилот «Хоплита», что ни говори, постарался, некоторые снаряды пробили даже коридорные стены, оставив в них уродливые, закопченные дыры.
— Антенны свалил, дундук… — зло констатировал лейтенант, разглядывая сквозь провал в полу изогнутые под разными углами покореженные крепления спутниковых тарелок, с которых свисали обрывки кабелей. — Как я теперь на связь выйду?
— А резерв? — бесцеремонно вступил в разговор Сытников, который чувствовал себя с лейтенантом на равных. — Вон Кашперо, он у нас кибернетик, или как? Пусть работает, мы прикроем.
— Дело, — одобрил лейтенант. — Кашперо, ко мне! — Он поднял к губам руку и произнес в коммуникатор: — Броня, мы закончили зачистку. Подтягивайся к зданию.
Коммуникатор сухо щелкнул, потом по громкой связи раздался вопрос:
— Зачем?
— Будешь прикрывать подступы. Мы попробуем восстановить узел спутниковых антенн, чтобы связаться с базовым кораблем высадки. Сдается мне, что эта башня — ключик ко всему комплексу порта, так что дремать нам тут не дадут.
— Понял, подхожу.
Лейтенант опустил руку и обернулся.
— Кашперо, осмотрел пункт связи?
— Да.
— Сколько понадобится времени на ремонт?
— В диспетчерской все цело. Обрыв питания, нет основных антенн, а так консоли вроде не повреждены. Если кинуть кабель от бортовой сети «Хоплита» и установить новую тарелку, то сориентироваться на корабль — нет проблем.
— У тебя никогда нет проблем… — буркнул в ответ лейтенант, обдумывая что-то свое. — Ладно. — Дуглас посмотрел сквозь выбитый дверной проем на панораму голого стартопосадочного поля. — Давай, действуй, тебе в помощь даю Жевье, вы, похоже, уже сработались, найдите запчасти и займитесь установкой тарелки, а мы пока оборудуем позиции.
Кашперо ушел.
С улицы послышался визг сервомоторов многотонной машины.
— Подгребай ближе, броня, будем брать питание для спутниковой антенны от твоей бортовой сети.
— Может, прямо в здание? — спросил по связи пилот. — Тут одной стены со стороны фасада считай что нет, как раз пройду в холл.
— Ты мне, блин, башню не завали, слон, — нервно предостерег его Дуглас.
— Дыши ровно, лейтенант. Не завалю.
— Ну, давай, только аккуратно.
Антон не смог удержаться, скользнул в соседнюю комнату, подошел к проему выгоревшего окна, выглянул наружу.
«Хоплит», завывая сервоприводами, как раз начал пятиться, задом сдавая в проем рухнувшей стены. Его рубка, которая только что покачивалась на уровне второго этажа здания, с визгом опустилась. Шагающая машина согнула ступоходы, тут же превратившись в приземистое, сложившееся вдвое механическое чудовище, похожее на камуфлированную жабу. Подвески автоматических пушек, укрепленные по бокам торса на оружейных пилонах, едва прошли в проем меж уцелевших стен.
«Как он будет стрелять оттуда!» — подумал Антон, вытягивая шею, но пилот «Хоплита» свое дело знал. Угнездившись в засыпанном обломками вестибюле здания, он опять включил приводы сервомеханизмов, выдвинув рубку чуть вперед. Из уродливой дыры показались скаты лобовой брони и оба орудия, которые получили нужный сектор обстрела, в то время как наиболее уязвимый опорно-двигательный аппарат серв-машины оказался спрятан в своеобразном капонире, образованном уцелевшими железобетонными стенами цокольного этажа диспетчерской башни.
— Ну, теперь тут можно год держаться. — Антон вздрогнул, он не заметил, как сзади к нему подкрался Сытников. Павел сплюнул за окно. — Ты не высовывайся, — посоветовал он. — Снайпера звереют, не смотри, что площадки пустые, у них оптика не хуже твоей, достать могут и с километра, и с двух, если постараются…
Полынин кивнул, убирая голову.
— Паша, — он обернулся, исподлобья посмотрев на Сытникова. — Почему все так?
— Как? — вопросом на вопрос ответил Павел, присаживаясь на край оползня, образовавшегося на месте рухнувшего участка стены.
— Хреново. — Антон достал сигареты, протянул пачку Сытникову и сам сел рядом, чувствуя, как возбуждение последних минут сменяется на глухую, черную, свинцовую усталость.
Павел снял подобранный где-то шлем, устраиваясь таким образом, чтобы наблюдать за пространством стартопосадочной чаши, простирающейся на несколько сот метров впереди, под ними.
— Думаешь, что я много понимаю в этом бардаке? — спустя некоторое время ответил он, без вкуса затягиваясь сигаретой, ощущая лишь горечь во рту. — Что-то прогнило в датском королевстве, — внезапно изрек он цитату из неизвестного Антону древнего автора. — Данные разведки были одни, на деле оказалось совершенно иное. Вместо парадного марша с захватом террористической группы мы нарвались на грамотную оборону. Вот все, что я имею доложить…
— Думаю, ганианцы действуют двумя группами, — спустя некоторое время добавил он. — Одна напала на космопорт, вторая на базу Совета Безопасности, расположенную в двухстах километрах отсюда. Сейчас они загрузились захваченным там оружием и электроникой, навьючили все это на трофейные планетарные машины и движутся сюда.
— Зачем? Чтобы грузиться на корабль?
— Угу. Только вот их первая группа не удержала космопорт. Врезали мы им, Антон, несмотря на ту гниду, что сидит где-то в наших штабах… — с нескрываемой горечью в голосе произнес он, вспоминая тот страшный бой, что отгремел несколько часов назад, при высадке серв-соединений. — Макушку космопорта мы им разнесли, вместе с лазерной батареей и основным центром посадочного контроля, когда начал подниматься туман. — Павел тряхнул головой, словно пытаясь отогнать от себя злой морок воспоминаний… — Никогда не забуду, как горели серв-машины… — признался он. — Перед глазами стоит. Полыхали они, как свечки… Только один «Хоплит» и уцелел…
Он помолчал, прикурил новую сигарету от тлеющего окурка и почему-то зло блеснул на Антона глазами.
— Ни хрена у них не выйдет из этого рейда, поверь. — Павел отвернулся, глядя вдаль. — Из диспетчерской башни мы их выбили, а основное здание, — он кивнул на темнеющую вдалеке уступчатую пирамидальную глыбу, — им ни к чему, там только офисы, гостиницы, залы ожидания, рестораны… Сажать свой корабль они наверняка собирались вот тут, на эту площадку, по наводящему лучу с башни, где сейчас сидим мы с тобой, — значит, ни хрена у них не вышло, сечешь? — повторил он, словно убеждал не Антона, а самого себя. — Они думали как: покрошат нас всех до одного на высадке, соберут массу современного оружия и приборов, прихватят пару штурмовых десантных модулей, а если повезет, то и «Нибелунгов» с шагающими машинами на борту, а пока наш «Светоч» выписывает параболу, их корабль быстренько сядет сюда, погрузится и — ищи ветра в поле.
Изложенная Павлом схема событий не добавила Полынину оптимизма. Из слов Морока можно было сделать один вывод — спустя час, ну максимум два — подтянутся новые силы, ведущие караван с захваченным грузом, и поймут, что башня не их, а значит, начнется остервенелый штурм…
— Это правда, что Хабор не наша колония? — спросил Антон, чтобы сбить свои мысли с темы предстоящего боя.
— В смысле? — переспросил Павел.
— Я слышал, что тут поселили этих… инсектов?
— Ну да, — ответил Сытников, неопределенно махнув рукой в сторону гор. — Там, на юге, километрах в шестистах отсюда. Наша война им по барабану, не переживай.
— Слушай, а откуда они взялись, эти насекомые? Кто они?
— Ты что, спал на занятиях по современной истории? — Сытников искоса посмотрел на Антона.
— Да нет, не спал, наоборот, вникнуть пытался, но все как-то запутанно, размыто. Деметра, Сфера Дайсона… Откуда они взялись? Почему мы раньше ничего о них не знали?
— Потому и не знали, что «взялись» не они, а мы, — раздался сзади голос лейтенанта Дугласа. Он присел рядом с бойцами и пояснил: — Цивилизация инсектов существовала задолго до того, как люди на Земле начали осваивать космос. Сфере Дайсона больше трех миллионов лет… — Лейтенант выглянул поверх груды обломков, вслушиваясь в звуки отдаленной стрельбы, и добавил:
— Мы начали осваивать космос, когда их цивилизация уже пережила свой закат.
— Понял теперь? — назидательно спросил Паша.
— Понял, — буркнул в ответ Антон.
Усталость, накатившая после боя, казалась свинцовой. Слова лейтенанта и реплики Сытникова, разгребавшего бетонные обломки и укладывавшего их в виде бруствера, долетали издалека, достигая сознания скорее как фон, на котором текли собственные, не очень-то веселые мысли.
— Зачем им понадобилось совершать налет на Хабор? — наконец спросил Антон, отстегивая от пояса флягу с тонизированной водой.
— Кому? Ганианцам?
— Да.
— Это ты у них спроси… — лениво ответил ему Павел. — Дайка глотну, — он протянул руку за флягой.
— А может, у нас «наверху» надо спрашивать… — себе под нос пробурчал лейтенант и добавил уже громче: — Думаю, они напали на Хабор не для того, чтобы захватить и удержать в руках планету. Кто-то осведомленный продал им информацию о том, что на базах СБМ скопилось множество оружия, планетопреобразующей техники, мощного компьютерного оборудования, — ведь этот мир, до того, как он был отдан инсектам, готовили к аукционным торгам на заселение, вон и космопорт был уже готов к сдаче под ключ… — он немного помолчал, отпив из фляги Полынина, и подытожил: — А ганианцы лишены возможности закупать все перечисленное — их кланы, правящие планетой, не подписывали ни одного соглашения коллективной безопасности, и потому против них действуют многочисленные эмбарго. Вообще, для меня они — негодяи, сброд, — Дуглас вернул полупустую флягу Полынину. — Ни своей промышленности, ни толкового сельского хозяйства, если не считать плантаций, где выращивают сырье для наркоты… Единственный источник средств к существованию для ганианцев — это война по найму. Кланы Ганио поставляют отряды наемников для разных операций сомнительного толка. В основном это локальные корпоративные войны, которые постоянно идут на Окраине…
Дуглас замолчал, а у Паши с Антоном не было никакого желания задавать уточняющие вопросы — ситуация и так казалась ясна как день: успеют Кашперо с Жевье восстановить антенны, Дуглас свяжется с командиром «Светоча», и сюда, на маленький пятачок вокруг диспетчерской башни, доставят подмогу — один—два резервных штурмовых модуля с десантниками, может, даже серв-машины, если на борту базового корабля остался их резерв, а если нет — значит, держать им эту башню до конца своими силами… а вот каким будет этот конец и каковы их имеющиеся в наличии силы, не хотелось думать… было страшно.
Видимо, мысли отражались на лице Антона как в зеркале. Заметив, что он помрачнел, Дуглас потрепал Полынина по плечу.
— Не дрейфь. Сейчас наладим связь с орбитой, вызовем подкрепление, и тогда этой банде крышка. Эффект внезапности свое уже отработал. Буду жив — доберусь до той суки, кто дал им коды управления боевыми системами лазерной батареи космопорта, — пообещал он, — а пока будем держать эту башню, чтобы не позволить им посадить корабль на площадку, загрузиться и улететь. Задача ясна?
Антон с Павлом кивнули. Чего же тут неясного?..
