Глава 9
Афганистан. Январь 2010 год…
Видно его накачали какими-то сильнодействующими препаратами, потому что Извалов абсолютно не помнил куда, на чем его везли, сколько минуло часов… или дней?… с того момента, как удар приклада оглушил его, погасив сознание.
Словно черный провальный сон без сновидений, который был прерван ощущением холода и монотонным звуком струящейся поблизости воды.
Он приоткрыл глаза и тут же зажмурился. Неяркий свет показался ему резким, нестерпимым, до обоняния дошел прогорклый запах дыма, застоявшийся в плохо вентилируемом воздухе, затем он услышал звук шагов по гравию, какой-то металлический лязг, короткий и приглушенный, затем наступила относительная тишина, в которой к монотонному фону струящейся воды добавилось сиплое дыхание простуженного человека.
Создание Извалова уже прояснилось настолько, что его разум начал собирать эти мелкие проявления внешнего мира, пытаясь осознать, – куда его привезли.
Явно большое, но замкнутое помещение… – подумалось ему. Скрип шагов сопровождался характерным отзвуком, порождающим слабое эхо, да и запах дыма, в сочетании с могильным холодом подтверждал: он находиться в каком-то скрытом под землей убежище…
Легче от этого, конечно, не стало но…
– Не прикидывайся дохлым, шурави. – Голос прозвучал над самым ухом, фраза резанула слух характерным акцентом, а завершающее ее слово сказало Антону в тысячу раз больше, чем все мелкие проявления реальности вместе взятые.
Шурави?!..
Так называли русских солдат в Афганистане, но с момента окончания той войны минуло без малого четверть века… Извалову было знакомо прозвучавшее слово из рассказов парней, воевавших в Афгане. Он тогда был десятилетним пацаном и частенько коротал часы своего безрадостного детства, сидя на подоконнике в просторной общественной кухне общежития…
Кажется, это происходило в середине или в конце восьмидесятых годов прошлого века. Он уже не помнил ни лиц, ни голосов тех, кто попивал водку, устроившись за колченогим столом, в памяти остались лишь обрывки их полупьяных, не понятных мальчишке воспоминаний, где война не выглядела войной, а два слова «дух» и «шурави» звучали столь же часто, как и матерные связки между отдельными фразами…
Афганистан?!..
Извалов медленно открыл глаза.
Над ним сумрачным неровным куполом висел угрюмый давящий свод пещеры, а рядом, присев на корточки, нетерпеливо сопел сухопарый, жилистый моджахед, в облаченный в новенький пустынный камуфляж.
– Вот так лучше. – Сипло произнес он, заметив, что Извалов открыл глаза.
Антон не ответил на это замечание, молча, пристально глядя на сидевшего рядом боевика, впитывая разумом его зрительный образ, одновременно с болезненными ощущениями одеревеневшего тела. Мгновенное замешательство уже прошло, а страха он не испытывал. Годы общения с компьютерами приучили рассудок Извалова мыслить категориями мгновенных оценок той или иной ситуации, он давно стал логиком, и в отличие от большинства других людей, страдал полной утратой иллюзорности своего сознания.
Смятение, глупая надежда на «дурной сон», попытки уцепиться рассудком за какую либо призрачную надежду, – все это осталось в далеком прошлом. Антон верил тому, что видели глаза, не пытаясь отторгнуть действительность.
Он лежал на холодном каменном полу сумеречной пещеры, в тысячах километров от собственного дома, а подле него сидел один из тех, безликих, но опасных людей, кого в разных регионах планеты называли по-разному. К смуглому сухопарому боевику, страдающему хронической простудой, с одинаковой точностью подходили любые определения, связанные с термином «терроризм». Угадать его национальную принадлежность Антон не мог, две отрывистые короткие фразы несли минимум информации, которую он уже выжал из них, а вот глаза…
Холодные, не тупые, со звериным взглядом, какой запомнился Антону еще с Чечни, – нет, его глаза отражали спокойствие, уверенность в себе и еще – брезгливую терпеливость.
Значит, я им нужен. Вряд ли они взяли меня в качестве заложника для получения выкупа. – Отрывистые мысли проносились в голове Извалова, даже сейчас выстраиваясь в цепь причин и следствий. – Сейчасне восьмидесятые и даже не девяностые года двадцатого века, – быстро соображал Антон, – боевики уже не хватают, кого ни попадя, их возможности ограничены и они шли на огромный риск, похитив человека фактически в центральной части России, и тайно переправив за тысячи километров от дома.
Вывод был прост. Он им нужен, но не ради денег.
В таком случае, зачем?
– Плохо смотришь. – Произнес незнакомец. Все-таки его знание русского языка оставляло желать лучшего. – Ты мой пленник, slave, понимаешь?
Чуждое слово, в переводе означающее «раб», прозвучало так, словно изъясняться на английском этому человеку было легче и привычнее, раз он машинально вставил подобную связку, компенсируя скудный словарный запас русского языка.
Не удивлюсь, если он заявит, что получал образование в каком-либо из престижных университетов… – Подумал Антон, – ожидая продолжения монолога. Со связанными руками и занемевшими, отекшими от пут мышцами он не мог оказать должного сопротивления, а ввязываться в диалог попросту не желал. В данный момент незавидное положение и полная беспомощность играли ему на руку, делая присевшего на корточки «хозяина» разговорчивым в силу раздражительности и полной, стопроцентной самоуверенности.
Извалов постарался сделать в эти минуты две вещи – накрепко запомнить его лицо, и не пропустить ни единой фразы, или вазомоторной реакции, – пусть говорит, работает мышцами лица, я полежу, и не дождешься от меня ни страха, ни бездумных порывов… – мысль вышла темной тягучей, словно в душе очнулась, наконец, та память, которую дисциплинированное сознание держало под моральным замком на протяжении многих лет.
В мыслях Антона не было ни грамма бравады или самоуверенности. Он многое повидал в своей жизни и твердо знал, – рядом с ним сидит труп, чья смерть лишь вопрос времени и стечения обстоятельств. Он запомнил его лицо…
Ненависть все же колыхнулась в душе черной хмарью запретных воспоминаний, но следующая фраза незнакомца быстро привела его в чувство:
– Будешь звать меня Алим. Господин Алим. – Секунду спустя уточнил он. – Английский язык знаешь?
Извалов отрицательно покачал головой.
Щека Алима дернулась. Все же он проявлял неуравновешенность. Что-то тревожило этого «космополита», да и обстановка сырой холодной пещеры явно вредила его здоровью, значит он привык жить в иных условиях, успел вкусить нормальной, цивилизованной жизни, а на становище своих воинственных предков его привела скорее нужда, нежели какой-то моральный мотив.
Прячутся, как крысы, по норам… – Неприязненно подумал Антон, ожидая развития ситуации.
Из густого мрака гнездящегося в закоулках пещеры, появилась рослая фигура в камуфляже. Антон мгновенно узнал водителя «десятки», который, не обращая внимания на узника, протянул Алиму мобильный коммуникатор, сказав при этом несколько слов на арабском.
– Твой телефон?
Антон кивнул, не видя смысла отрицать очевидное.
– Почему не работает? – Месхер несколько раз демонстративно коснулся сенсора активации, но миниатюрный прибор, сочетающий в себе множество функций, не включился.
– Не знаю. – Пожал плечами Антон. – Может, твои подручные что-то поломали, или сели аккумуляторы…
– Ты плохо понимаешь слова, да? – Яростно выдохнул Алим, отбросив коммуникатор как бесполезную безделушку. Прибор глухо стукнул о камень, отлетев в темноту. – Твоя жизнь теперь зависит от усердия, вежливости и понятливости, шакал!..
Извалов промолчал, намеренно провоцируя Алима. Пару пинков как-нибудь выдержу… – подумал он, глядя, как медленно наливаются кровью холодные серые глаза. Все-таки с генетическим наследием не поспоришь, оно работает, живет внутри, периодически вырываясь наружу. Здесь бессильно что-либо изменить самое «продвинутое» гуманитарное образование, – кровь предков нет-нет, да и ударит в голову, причем у каждой нации это наследие сугубо индивидуально…
– Молчишь? Думаешь, я буду сидеть и смотреть на тебя? – Алим резко привстал, схватил связанного Антона за ворот одежды и рывком поднял на ноги, продемонстрировав физические достоинства своего жилистого сухопарого тела. – Сюда смотри… – он вывернул голову Извалова в нужную сторону, едва не сломав ему шейные позвонки.
В одном из естественных углублений в стене пещеры были установлены металлические клетки, где сидели или лежали несколько изможденных узников.
– Станешь грубить дальше, или молчать, посажу туда.
Оценив толщину прутьев, Извалов напряг шею, поворачивая голову.
Алим попытался воспрепятствовать этому, но не преуспел.
– Что я должен говорить? – Хрипло произнес Антон, с трудом проталкивая слова через сдавленное горло. – Пугай других… – Он намеренно обострял ситуацию, стремясь проверить свою ценность в глазах Месхера. – Объясни, толком, что надо?… – Добавил Извалов, чувствуя, что краткое напряжение одеревеневших мышц вызвало резкий приступ дурноты.
Хватка чуть ослабела. Антон не ошибся, рассудив, что его переместили за тысячи километров, вовсе не ради того чтобы поиздеваться и убить в этой пещере.
– Ахмед, развяжи его… – приказал Алим с силой оттолкнув тело Антона в сторону чадно тлеющего костерка, который освещал небольшую ровную площадку подле естественного источника минеральной воды.
Извалов не упал, – его подхватили чьи-то руки, затем холодная сталь ножа коснулась онемевших запястий, и нейлоновый шнур лопнул, освобождая покрытые синяками руки.
Антон дождался, пока афганец проделает ту же операцию с путами на ногах, и только тогда сел, болезненно ощущая каждую мышцу своего избитого, одеревеневшего тела.
От последних усилий и движений кровь начала циркулировать быстрее, и вскоре острое покалывание, распространившееся по онемевшим участкам, перешло в бесконтрольную дрожь, – это мышцы непроизвольно сокращались, поднимая температуру переохлажденного тела.
От костерка веяло дымом и теплом.
Алим, удалившийся в сумеречные глубины пещеры, вернулся спустя пару минут с ноутбуком в руках, молча указал Извалову на место подле ошлифованной временем каменной плиты, играющей тут роль стола и, развернув переносной компьютер, сноровисто пробежал пальцами по покрытой пленкой сенсорной клавиатуре, активируя какую-то программу.
Удовлетворившись результатом своих действий, он развернул ноутбук таким образом, чтобы Извалову был виден экран, и спросил:
– Знаешь такую модель?
Вопрос относился к застывшему на экране изображению человекоподобной машины, по иному – андроида.
Антон не видел смысла лгать и потому кивнул, подтверждая, что в принципе такая конструкция ему знакома.
– Ты программист. Хороший программист. – Повторил Алим. – А мне нужна программа, которая взломает защиту машины и передаст ей те инструкции, которые в корне изменят поведение андроида.
Извалов был откровенно поражен, впрочем, он уже достаточно владел собой, чтобы не показать степени собственного удивления. Покосившись в сторону запертых в клетки изможденных людей, он чтобы оттянуть время задал риторический в данной ситуации вопрос, который неожиданно попал в точку:
– А они что не смогли этого сделать?
Щека Алима опять дернулась.
– Ты задаешь слишком много вопросов! – Внезапно вспылил он. – Это не твое дело. Отвечай на вопрос, или тебе сначала требуется прочистка мозгов?
Антон напряженно осмысливал ситуацию, стараясь не потерять самообладания. Положение скалывалось абсолютно незавидное, но, узнав намерения, следовало выяснить реальные возможности сидящего напротив подонка.
– По-моему это кадр из фантастического фильма, верно? – Спросил Извалов, указав на изображение человекоподобной машины.
Алим некоторое время смотрел в огонь, демонстрируя завидную выдержку, потом внезапно вскинул голову и что-то произнес на местном диалекте.
– Я даю тебе последний шанс на вразумительный ответ. – Добавил он, обращаясь к Антону. – Ты знаешь, чего я хочу…
Извалов не успел задать встречного вопроса. Из сумрака, скрывающего вход в пещеру, внезапно появились четверо боевиков, которые несли за ручки внушительный контейнер, внешне напоминающий дорогой гроб с металлической отделкой. Поставив его на каменный пол в двух шагах от костра, они молча растворились в окружающем сумраке.
Алим кряхтя, встал, подошел к продолговатому саркофагу и коснулся определенной последовательности сенсоров, расположенных на вмонтированной в крышку панели доступа. Раздалось характерное шипение сжатого воздуха, и верхняя часть транспортировочного контейнера отошла вверх и в сторону двигаясь на специальных телескопических штангах.
– Подойди сюда.
Извалов встал, ощущая, как озноб пробегает вдоль позвоночника неприятными волнами непроизвольной дрожи. Дело по его понятиям стремительно приобретало дурной оборот. Алим оказался не мелкой сошкой из числа новоявленных «полевых командиров», – судя по всему, он обладал незаурядными возможностями и далеко идущими замыслами.
Сделав шаг вперед Антон смог воочию убедиться, что самые худшие опасения оправданы.
В специальном контейнере покоился человекоподобный робот. Над ним уже потрудились предшественники Извалова, – у андроида отсутствовал декоративный кожух и передняя крышка корпуса, закрывавшая электронно-механические внутренности машины, с сервоприводных конечностей была содрана пеноплоть, лоскуты которой лежали тут же на дне транспортного кофра.
Извалову было достаточно одного взгляда на компоновку и содержимое внутренних схем кибернетического устройства, чтобы пробегающий по спине озноб вдруг превратился в острое резанувшее грудь ощущение могильного холода.
Внутри машины на объемном модуле располагались специфичные разъемы, куда были вставлены двухсантиметровые микрочипы, абсолютно идентичные тому, который Извалов приобрел пару лет назад в качестве «импланта».
Склонившись ниже, он напряг зрение, и в неверном свете костерка ему удалось различить маркировку в виде знакомого замысловатого символа.
Точно они…
Два десятка нейросетевых микрочипов, несомненно, составляли ядро машины, а вся «традиционная» кибернетика являлась ее вторичными компонентами.
– Ну? – Нарушил затянувшуюся паузу требовательный вопрос Алима. – Отвечай, ты можешь перепрограммировать его?
– С какой целью? – Собрав все свои силы, чтобы не выдать внутреннего потрясения, уточнил Извалов.
– Я хочу, чтобы эта машина подчинялась моим приказам.
Антон собрал всю силу воли, чтобы равнодушно пожать плечами.
– Мне нужно подумать. Это не компьютер, а настоящий кибернетический организм. Он слишком сложен для мгновенного понимания.
– Это я уже слышал. Ты видно решил, что можно тянуть время и морочить мне голову? – Алим внезапно ткнул пальцем в один из микрочипов. – Я знаю, что это такое. Это нейросеть!..
– Тогда ты должен знать, что она в корне отличается от обычного вычислительного устройства. – Резко ответил Извалов. После того как Алим обнаружил свою осведомленность, терять стало абсолютно нечего. – Искусственную нейронную сеть невозможно запрограммировать ее можно только обучить, тебе говорили об этом?
Алим злобно покосился на изможденных людей запертых в клетки.
– Да, говорили. Один умник уже обучал этого металлического болвана.
– Мне нужно время чтобы подумать. – Упрямо повторил Извалов, не обмолвившись о том обстоятельстве, что всю жизнь практиковался в «классическом программировании», никак не пересекаясь с искусственными нейросетями, которые развивались параллельно с традиционной кибернетикой.
Он изучал теорию нейросетей, но для Антона это был скорее любопытный экскурс в неизведанную область знаний, чем глубинное изучение вопроса. Он не смог бы помочь Алиму, даже в том случае, если бы вдруг испытал желание изменить своим моральным и профессиональным принципам, но говорить об этом вслух Антон не собирался. Он уже понял, что потерять практическую ценность в глазах стоящего напротив человека равносильно самоубийству, а смерть никак не входила в планы Извалова.
– Хорошо… – с нескрываемой угрозой и трудно сдерживаемой яростью выдохнул Алим. – Я дам тебе возможность подумать. Знаешь, как одомашнивают диких козлов?
Антон молча пожал плечами.
– Их сажают в яму, на пару недель, без еды. После этого они начинают жрать из рук охотника, словно ягнята. – Алим сделал нетерпеливый яростный жест, и из сумрака пещеры в свет костра тут же выступили вооруженные люди.
Через минуту Извалова ударами прикладов загнали в стоящую особняком, порядком поржавевшую металлическую клетку.
– Можешь думать. – Алим был раздосадован до крайности, но каким-то образом умудрялся удерживать свои инстинктивные позывы под контролем рассудка. – Я вернусь, когда ты будешь готов жрать из моих рук…
Антон выслушал его слова со стоическим равнодушием.
Главное не сорваться, не нахамить в ответ, как бы того не хотелось, а там посмотрим… – думал он, провожая взглядом боевиков, которые унесли тяжелый контейнер с человекоподобной машиной.
Алим ушел вслед за ними, даже не обернувшись в сторону пленников, рассаженных по отдельным клеткам, а вскоре пещера опустела вовсе.
Маленький костерок уже прогорел, и его угли начали покрываться пеплом, освещая лишь полуметровое пространство вокруг очага.
Спустя час скудный источник тепла и света угас, погрузив пещеру в абсолютный мрак и могильный холод.
Капель…
Изначально Антон старался не обращать внимания на монотонный звук срывающихся от свода пещеры капель, но сознание постепенно выделило его из невнятных шумов подземного узилища, и, однажды сосредоточившись, уже не смогло отторгнуть навязчивых ритмичных ударов разбивающихся о камень капель воды.
В сочетании с толстыми ржавыми прутьями тесной клетки, холодным воздухом, леденящим полом, и полумраком этот звук несколько дней кряду составлял основу пытки для его разума, добавляя к физическому дискомфорту свой навязчивый прессинг…
Попав в заточение, Антон сразу решил, что будет держаться, не смотря ни на что. Положение казалось отчаянным, но не безвыходным, однако после двух или трех суток одиночества, проведенных в темной опустевшей пещере, он уже не был столь уверен в благополучном исходе.
Когда Алим и его подручные покинули убежище, Извалов выждал некоторое время, а потом попробовал обратиться к своим товарищам по несчастью, заключенным в стоящих особняком клетках, которые располагались метрах в десяти от его тесного узилища.
Он надеялся на ответ, но изможденные до крайности люди проявляли полное безучастие к попыткам Антона заговорить с ними. Неизвестно что являлось причиной такого безразличия – сломленная психика, физическое истощение или скудный запас разговорного английского, которым владел Извалов.
Не добившись результата в общении, он начал исследовать собственную клетку, надеясь найти какую-либо слабину в побитых ржавчиной прутьях, но и здесь не преуспел, только ободрал пальцы. Переплеты решеток не поддавались никаким усилиям, – выполненные из толстых двухсантиметровых квадратных прутьев они крепко держались на своих местах.
Устав от тщетных попыток наладить общение, либо найти выход из тесной клетки Антон опустился на холодный пол.
Положение складывалось безрадостным. В эти минуты он испытал первый приступ острого отчаяния, понимая, что на поверку оказался не готов к такому внезапному, жестокому испытанию. Годы, проведенные в сознательно культивируемом одиночестве, притупили былые качества характера, – он привык к постоянству своих будней, прошлое сначала истерлось в памяти, а потом забылось, но это являлось самообманом, – человек никогда не забывает стрессовых событий, просто Извалову удалось загнать память о войне вглубь подсознания, где воспоминания ждали своего рокового часа, чтобы вырваться, наконец, на волю под саднящую боль содранных в кровь пальцев и монотонный звук сводящей с ума капели.
Приступ глухого отчаяния, щедро сдобренный обрывочным, струящимися на фоне тьмы миражами прошлого, походил на внезапное безумие. Антон давно позабыл, что такое страх, он жил в мире абсолютно иных эмоций, и вот все возвращалось на круги своя, а столь тщательно выстроенная глухая защита, которую он возводил в своем рассудке продержалась ровно до тех пор, пока перед ним оставался осязаемый враг…
Казалось бы, проведя столько лет в одиночестве, Антон должен был стойко перенести и мрак пещеры, и холод, и моральные неудобства, но очнувшаяся память ткала из сумрака страшные картины, безжалостно напоминая: люди, что привезли тебя сюда ничем не отличаются от тех, с кем ты воевал на улицах Грозного… Они жестоки, непредсказуемы, и их существование протекает вне сложившейся системы общечеловеческих ценностей.
Сидя на корточках, Антон спиной ощущал исходящий от прутьев холод. Его взгляд тонул в плотном мраке пещеры, навязчивая капель била по слуховому нерву, отдаваясь в голове тупыми всплесками глухого отчаяния…
Он сидел, глядя во мрак, ворочая тяжелые безрадостные мысли, говорящие в пользу того, что Алим с подручными могут вернуться и через месяц, а если придут раньше, то ничего доброго это не принесет. Постепенно Антон начал впадать в полузабытье. Он не ломал себе голову над вопросом, чем вызвано это оцепенение, постэффектом вводимого ему препарата, который глушил сознание много суток кряду, или слабостью его собственной психики, которую вырвали из привычной среды обитания, погрузив в безысходность и мрак за тысячи километров от дома…
Он просто сидел, мучительно переживая свое состояние, пока не погрузился в тревожный полный навязчивых кошмаров сон…
…
Ему снился Грозный.
Город, улицы которого были полны смерти, где не выдерживал ни разум, ни тело, тем более что на девятнадцатилетнего Антона этот кошмар обрушился внезапно, – их воинскую часть попросту подняли по тревоге и передислоцировали сюда, не объясняя причин происходящего, не подготовив, толком не проинструктировав…
О чем говорить… Память навек сохранила руины домов, злобные частые вспышки огня в глубокой непроглядной ночи, внезапно выплывающие из сумрака подробности не стихающего боя, на которые не то что смотреть воочию – помыслить о чем-то подобном было жутко.
Тогда он пережил моментальный слом психики, но рассудок девятнадцатилетнего солдата год назад призванного в армию, еще не закоснел в жизненных стереотипах, оказался достаточно пластичен, чтобы, цепенея от ужаса, принять предложенную данность…
Он хорошо помнил свое состояние: мыслей фактически не было, они исчезли, в голове гулко бился пульс крови, глаза судорожно ловили отсветы идущего повсюду боя, пальцы машинально сжимали автомат, слух обострился до такой степени, что сквозь глухие прерывистые удары собственного сердца воспринимал еще целое сонмище страшных по своему значению звуков…
Узкий провал расселины в стене здания, огрызки кирпича вывороченного взрывом из кладки, чье-то сиплое дыхание рядом, истеричный шепот радиста, тщетно пытающегося связаться с командованием части, сзади – полыхающие платформы, на которых догорала техника батальона, треск очередей, тонущий в шрапнельном разбросе самопроизвольно рвущихся боеприпасов, и, как довершение моментальной картины, – оглушающий взрыв, столб яростного пламени, барабанящие по земле обломки и толчок в спину, сопровождаемый хриплым выкриком командира взвода:
– Вперед! Перебежками! К зданию!..
К какому лейтенант не уточнил, – Антон не видел, что происходит за спиной, но тело уже рефлекторно вняло приказу, болезненно сжимаясь перед предстоящим рывком, а последние слова взводного вдруг потонули в отвратительном булькающем звуке…
Над головой, срубая куски штукатурки со стен полуразрушенной жилой постройки с изматывающим визгом полоснули осколки, но Извалов уже бежал, оставив позади этот фрагмент адской, неподвластной разумному осмыслению реальности, – он слышал приказ и исполнял его, не понимая, что взводного уже нет, а он несется фактически в никуда, навстречу бессистемному очаговому бою и собственной смерти…
Впереди лежал короткий отрезок улицы, посреди которой полыхнет взрыв, и осколки перебьют Антону обе ноги, оставив его один на один со своей болью, – сознание, погасшее в момент ранения, вернется позже, когда его уже сочтут мертвым, подразделение уйдет дальше, а от неизбежной смерти его спасет Серега Давыдов, – такой же дезориентированный заблудившийся в кромешном аду, потерявший не только своих товарищей но и всякую надежду.
Вдвоем они заползут в полуподвальное помещение, где будут отбиваться от периодически появляющихся с разных сторон боевиков, пока на исходе вторых суток их не обнаружат бойцы только что прибывшего в район вокзала подразделения…
…В мучительный сон Извалова, полный кошмарных картин прошлого, вкрался какой-то диссонанс… Он остро почувствовал несоответствие с реальными событиями, возникшее в тот момент, когда его память запечатлела роковой взрыв…
Он не побежал вперед. Новые инстинкты, воспитанные уже виртуальной реальностью, вторглись в рассудок. Зная наперед, что должно произойти, они заставили Извалова остановиться, отпрянуть за иззубренный выступ стены, и все вдруг пошло иначе, словно существовала сила, способная менять линии судьбы, переиначивая их в соответствии с приобретенным позднее опытом…
…Вжавшись в спасительный простенок, он не удержался, осторожно выглянув в узкий разрез улицы, и на миг ему показалось, что ослепительный взрыв полыхнувший в полусотне метров от него высветил из мрака не только стены близлежащих домов, но и до боли знакомую фигуру молодой женщины, которая будто призрак шла сквозь изменившуюся реальность, не обращая внимания на полыхающий вокруг ад…
Бет…
Антон очнулся, ощущая как по всему телу струиться липкий холодный пот.
Он так и не понял, что выкрикнул ее имя, заставив темную пещеру отозваться глухим рокочущим эхом.
Несколько секунд он широко открытыми глазами смотрел в кромешный мрак, пока сознание выпутывалось из тенет кошмарного сна, но даже в этом оцепенелом состоянии Извалов понял, что проснулся совершенно иным, словно во время кошмарного забыться что-то переключилось в голове, перемешав болезненные воспоминания с невостребованным опытом фантомных скитаний по различным виртуальным мирам, а затем сцементировав эту прихотливую, ирреальную смесь привычной надежной логикой, здравомыслием, которое он воспитывал в себе на протяжении многих лет.
Если оценивать переродившееся самосознание Антона, то стоило признать, – смесь избирательно востребованных волевых и душевных качеств вышла опасной…
Теперь звук капели уже не мог нарушить хода его мыслей, в душе стыла осмысленная ненависть к людям, которые по собственной прихоти вторгаются в чужую жизнь, ломая ее по праву звериной силы… дело оставалось за малым – реализовать новорожденный синтез в конкретных действиях, придумать, как выбраться отсюда, и показать Алиму, что никто не давал ему права ломать судьбы людей в угоду своим далеко не чистым интересам и помыслам.
Бет…
Это имя звучало в голове как пароль, ключ, он запоздало подумал, что нельзя было забывать о ней, ведь его виртуальная подруга, возможно, является единственным шансом дать весточку о себе, изменить ход событий, которые безапелляционно сформировал Алим.
Мобильный коммуникатор… Он где-то тут в пещере… – подумал Антон, вспомнив, как его похититель с презрением отбросил в сторону неработающий прибор. Откуда ему было знать, что виной тому не аккумуляторы, и не удаленность от традиционного оператора связи, а простое устройство доступа, которое установил Извалов, «зашив» в схему мобильника элементарный сканер, знакомый только с отпечатком указательного пальца своего хозяина…
…Пока он размышлял над своим положением, густой мрак, царящий в пещере, начал понемногу рассеиваться, превращаясь в сумрак. Антон не сразу обратил внимание на изменение освещенности, – сидя в углу своей клетки, он был полностью погружен в иные проблемы, но, вспомнив об устройстве связи, поднял голову и внезапно понял, что может различить прутья решетки, фрагмент пола и смутно сереющее в нескольких метрах от его узилища невысокие стенки минерального озерка…
Странно… – подумал он, машинально задирая голову, чтобы осмотреть свод пещеры. Слабый призрачный свет исходил именно оттуда, и поначалу Антон не смог распознать, что на самом деле является его источником, потом зрение свыклось с полумраком, и он догадался, что широкая, закопченная по краям трещина, в которую уходил дым костерка, связана с поверхностью земли.
Значит, наверху наступил рассвет, – логично рассудил он, радуясь внезапному открытию. Сама трещина, змеящаяся по своду пещеры на высоте пятнадцати метров, не могла стать путем к спасению, но скудный источник рассеянного света приободрил Извалова, отвлек от навязчивых мрачных мыслей, вернув толику спокойствия и решимости.
Присев на корточки он вновь принялся изучать поеденные коррозией прутья свой клетки.
Прошло немало времени, прежде чем Антон вторично убедился в их прочности, – стальной квадратный пруток двухсантиметровой толщины мог удержать взаперти кого угодно, а покрывающий прутья налет шелушащейся ржавчины легко соскабливался, обнажая тусклый металл.
В пещере еще немного просветлело. Измучившись в тщетных попытках обнаружить слабое место в надежно сваренной конструкции, Антон обессилено сел на холодный пол. Казалось, что способа вырваться отсюда попросту не существует…
Чтобы как-то защититься от холода, он пододвинул к себе кучу прелого тряпья, оставшуюся, по всей видимости, от прежнего узника. Ткань в отличие от металла клетки сильно пострадала от влаги и времени, – она расползалась под пальцами от малейшего прикосновения, но Извалов без труда узнал в бренных останках выцветший под палящими лучами афганского солнца комплект полевой офицерской формы советского образца. Никаких знаков различия он не обнаружил, но, пододвигая к себе сомнительную подстилку, его пальцы наткнулись на что-то острое, холодное…
Высвободив находку, он понял, что перед ним два фрагмента затупленной и разорванной проволочной ножовки, какие обычно входят в комплект экипировки десантных спецподразделений. Сталистая проволока с острыми засечками и двумя кольцеобразными ручками на концах являлась прочным универсальным инструментом, пригодным для валки небольших деревьев, отпиливания веток, а в случае рукопашной схватки вполне могла послужить грозным оружием в опытных руках…
Впрочем, сейчас состояние инструмента, найденного среди истлевшей формы, говорило о его полной непригодности к дальнейшему использованию. Порванная на две неравные части стальная проволока была «лысой», – все острые засечки, исполнявшие роль зубьев, давно стерлись, и Антон задался вполне уместным вопросом: что пытался перепилить пленный офицер?
Конечно один из прутьев клетки…
Встав на колени, он вновь принялся осматривать свое узилище, пока не обнаружил глубокий надрез, расположенный у основания углового прута.
Ржавчина успела покрыть металл своей бахромой, и визуально обнаружить место пропила оказалось нелегкой задачей. По всей видимости, прошло много лет с той поры, когда неизвестный Антону офицер пытался вырваться на свободу.
Воспользовавшись обрывком упругой проволоки, он очистил пропил от ржавчины, и понял, что круговой надрез (гибкая ножовка охватывала препятствие полукольцом) фактически перепилила прут, оставив лишь тонкую центральную перемычку, диаметром всего в несколько миллиметров. Оглянувшись на остатки истлевшей формы, Антон с горечью подумал, что узнику не хватило самой малости… Вероятно, он был истощен физически, и не вовремя порвавшееся проволочное полотно поставило крест на проделанной работе – у изможденного заключением человека не хватило сил, чтобы ударом ноги перебить истончившуюся преграду и отогнуть прут… хотя предполагать можно было все что угодно – немые свидетельства многолетней давности не могли поведать об истинной судьбе попавшего в плен к моджахедам русского офицера…
Антон не стал искушать судьбу. Полная неопределенность грозила в любую минуту обернуться внезапным возвращением Алима или его людей, и потому Извалов решил действовать немедля. Сев на пол он уперся спиной в стену клетки и ударил подошвой ботинка чуть выше найденного пропила.
От первой попытки прут вздрогнул, но устоял, зато в ноге, там, где протез соединялся с живой плотью, вспыхнула позабытая уже боль.
Стиснув зубы он повторил попытку, на этот раз вложив в удар все свои силы. Боль режущей вспышкой пронзила ногу до коленного сустава, и в первый момент Извалов не понял, принадлежит ли резкий металлический хруст поддавшейся преграде или это его протез не выдержал динамического удара?…
От боли потемнело в глазах, и ему пришлось некоторое время просидеть неподвижно, пока искрящийся мрак вновь не трансформировался в мягкие сумерки. Боль в ноге слегка притупилась, став терпимой, но Антон не рискнул вставать… ползком поменяв позу, он взглянул на прут и увидел, что тот сошел со своего места, сместившись на несколько миллиметров.
Перемычка была сломана, и он руками довершил начатое, отогнув нижнюю часть прута сантиметров на сорок. Отдышавшись, Извалов боком выполз в образовавшийся зазор, и встал, опираясь рукой о шероховатый край покрытого отложениями солей высокого бортика, ограничивающего выемку с источником минеральной воды.
Царящий в пещере полумрак по-прежнему скрадывал детали окружающего, Антон находился в полном неведении, о том, что представляет собой эта пещера, но теперь он был свободен…
Не обращая внимания на боль в ноге, он, прихрамывая, обошел водоем в поисках своего мобильного коммуникатора, но, не зная планировки пещеры, неожиданно зашел в тупик, образованный своеобразным углублением в стене. Это походило на небольшой грот, отделенный от основной полости острыми, явно обвалившимися со свода угловатыми обломками горной породы.
В углублении гнездился плотный мрак и Антон присел, вытянув руки, чтобы не споткнуться о случайное препятствие.
Пальцы наткнулись на что-то угловатое, поначалу он подумал, что это такие же куски камня, как отгораживающие углубление глыбы, но, проведя рукой по поверхности, Извалов понял, что это крышка какого-то ящика. Сместившись, он на ощупь обнаружил еще несколько длинных деревянных контейнеров запертых обычными откидными защелками. Судя по наклонному расположению ящики были свалены один на другой и лежали тут очень давно – ладонь то и дело натыкалась на мелкие камушки, двигаясь по шероховатому слою песчаной пыли.
На ощупь определив верхний контейнер, Антон открыл замки, которые протяжно скрипнули в тишине пещеры, и, преодолевая сопротивление заржавевших петель, с усилием откинул крышку.
Осторожно опустив руку, он тут же наткнулся ладонью на что-то холодное, и в следующий миг понял, что явственно осязает выпуклую ребристую «рубашку» ручной гранаты.
Скользнув пальцами по поверхности неожиданной находки, Антон обнаружил резьбовое отверстие, в том месте, где должен был располагаться взрыватель.
Память прошлого уже не отпускала, будто боль в ноге, ребристая поверхность «эфки» и давящий, полный осознанной тревоги мрак вернули его сознание к ощущениям той ночи, когда он, обессилевший от потери крови, лежал на скате воронки у руин какого-то полуразрушенного здания на улице Грозного…
Вот только Серега уже не вынырнет из мрака… – С горечью подумалось ему.
Обострившиеся чувства не отпускали, «дежа вю» на какой-то миг полностью полонило разум, и Антон скользнул рукой дальше в следующий отсек длинного контейнера, где были аккуратно сложены взрыватели.
Взяв один из них, он ввинтил его в резьбовое отверстие, и, сжимая в руке снаряженную гранату, выбрался назад на простор пещеры.
Ему нужен был свет, иначе Извалов рисковал блуждать в сумерках неопределенное количество времени. Пещера на поверку оказалась гораздо обширнее, чем показалось несколько дней назад в тусклом сиянии маленького костерка, но к своему недоумению Антон так и не смог обнаружить ничего похожего на общий источник искусственного света, хотя, двигаясь вдоль стен, он то и дело натыкался на остатки электрической проводки, которая привела его к покореженному распределительному щиту, со следами давнего пожара на спекшихся в единый бесформенный ком переключателях.
Все обнаруженные им признаки, включая истлевшую полевую форму, обгоревшую проводку и запыленные, сваленные как попало ящики с военным снаряжением, наводили на мысль о давних событиях, связанных с пребыванием в Афганистане «ограниченного контингента» Советских войск, либо последующим вторжением сил антитеррористической коалиции, которые свергли режим Аль Каиды после трагических событий 11 сентября 2001 года.
Это уже успело стать историей, сеть террористических организаций, опутавшая многие страны в конце прошлого столетия, была разгромлена еще в начале двадцать первого века, но сейчас, на ощупь передвигаясь по огромной пещере, Антон не мог не задать себе мысленный вопрос: его похищение является делом рук одной из местных банд, по-прежнему промышляющих торговлей наркотиками и мелким «джихадом», или это проявление той самой «уничтоженной» сети международных организаций, стремящихся под прикрытием национальных и религиозных лозунгов установить свой мировой порядок?
Вспомнив глобальность сформулированной Алимом задачи, Извалов почувствовал себя крайне неуютно.
Продемонстрированный человекоподобный робот являлся натуральной, действующей моделью, выкрасть или приобрести которую не по силам психу-одиночке, да и транспортировку бессознательного человека, захваченного в центральной части России, через границы сопредельных государств могла осуществить лишь хорошо организованная группа, имеющая перевалочные базы, надежную «крышу» и прочные связи в силовых структурах тех стран, по территории которых происходило перемещение.
Если мысленно сопоставить два факта, то вывод напрашивался неутешительный. Алим, которого элементарная логика располагала в центре воображаемой паутины, мог свободно оперировать профессиональными группами исполнителей на территории разных стран, то есть, здесь четко просматривалась сеть преступных организаций.
Оставалось присовокупить размах амбиций Месхера, его знание нескольких языков, как становилось ясно, что судьба свела Антона не со случайной группой промышляющих разбоем афганских дехкан…
Прихотливо сплетаются человеческие судьбы. Антон успел подумать об этом, ломая прут решетки, подпиленный безвестным пленником много лет назад, и вот в сумраке пещеры на стене, где внезапно обнаружилась бетонная рубашка обработанного человеческими руками выхода, рядом с массивной, запертой в данный момент металлической дверью он увидел броскую, лаконичную надпись: «ДМБ-84».
Рядом красовалось несколько длинных, непонятных высказываний, исполненных арабской вязью, но Извалов лишь мельком взглянул на них, затем попытался открыть дверь, однако та не поддалась.
Значит, «дембиль-84»? – Подумал он, опускаясь на холодный пол пещеры подле запертых дверей.
Несколько деталей порой могут положить начало длинной цепочке логических рассуждений, но Антону не пришлось прилагать особых усилий, чтобы понять: он находиться в горной части Афганистана, и данная пещера не единственная, – скорее всего, здесь расположена целая система бункеров, выстроенная в период пребывания советских войск.
Глядя на змеистую трещину в своде пещеры, сквозь которую пробивался тусклый дневной свет, Извалов подумал: может, тут скрывался кто-то из лидеров Аль Каиды, и не находиться ли он сейчас в одном из укрытий, которые в свое время подвергались жестоким бомбардировкам со стороны американских ВВС?
Впрочем, был ли смысл разбираться в истории данного места?
Единственный вывод, который следовало сделать сейчас, заключался в том, что за запертыми металлическими дверями располагается не выход на поверхность, а система внутрискальных коммуникаций. В этом случае путь к свободе существенно удлинялся, осложняясь множеством непредвиденных препятствий.
О какой свободе я рассуждаю, если даже эту дверь не открыть без посредства гранат? – Подумал он, решительно вставая на ноги. Боль в правой голени притупилась, стала терпимой и Антон, чуть прихрамывая, принялся скрупулезно обшаривать неровный пол пещеры в поисках своего мобильного коммуникатора.
Только связь с внешним миром могла помочь ему выкарабкаться отсюда.
Он потратил несколько часов, ползая на коленях, пока его содранные пальцы не наткнулись среди усеивающих дно пещеры каменных обломков на драгоценный прибор, небрежно отброшенный Алимом в сторону.
Коснувшись сенсора активации, Извалов с облегчением увидел зеленую искру индикатора питания. Мобильник работал, об этом ясно свидетельствовала подсветившаяся сенсорная панель и крохотная откидной экран, на котором возникли строки контекстного меню.
Непонятно по какой причине Алим так небрежно обошелся с ультрасовременным прибором связи. Он ведь наверняка знал, что телефонный звонок с трансляцией сигнала через спутник – это всего лишь одна из заурядных функций компактного устройства. Набор микропроцессоров, встроенные модули памяти, цифровая микрокамера, диктофон и возможность передачи данных через спутниковые элементы сети Интернет превращали коммуникатор в мощный электронный центр связи, не уступающий по части своих характеристик настольному компьютеру среднего класса.
…Пока он занимался исследованием пещеры и поиском своего коммуникатора «наверху» начало стремительно темнеть, сумрак пещеры опять трансформировался в непроглядный мрак, и лишь активированная панель прибора излучала свет, выхватывая из тьмы осунувшееся лицо Антона. Присев на каменный обломок он на минуту задумался, решая немаловажный вопрос: куда и кому он должен позвонить?
Вследствие замкнутого образа жизни у него не было друзей, со своими работодателями связываться в данной ситуации бесполезно, – даже если информация полученная от Бет соответствует действительности, вряд ли Военно-Космические силы России станут проводить боевую операцию на территории Афганистана. Что остается в таком случае? Звонок службам спасения? Или попытаться передать информацию о своем бедственном положении по каналам Федеральной Службы Безопасности?
Мысленно перебрав варианты, Антон решил сделать три звонка, благо с поиском нужных номеров проблем не возникало.
Набирая первое сочетание цифр, он рассчитывал на реальный отклик, но везде – и в посольстве России и в международной службе спасения и на открытой линии ФСБ были установлены компьютеры, автоматически фиксирующие звонки, обрабатывающие полученную информацию, сортируя ее по категориям и степени достоверности. Подобная схема давно являлась общепринятой практикой, – узкоспециализированные компьютеры подменили людей во многих сферах, но Антону от этого не становилось легче. Он трижды продублировал информацию о собственном похищении, сопроводив ее номером коммуникатора, чтобы его могли запеленговать со спутника в момент вызова, но никто реально не поговорил с ним, не обнадежил, – в ответ на свои запросы он услышал лишь тональные сигналы, подтверждающие прием информационного пакета, да одинаковый лишенный интонаций голос, который трижды повторил:
– Ждите, информация пройдет проверку, и с вами немедленно свяжутся наши сотрудники.
Проклятье…
Извалов с досадой свернул откидную панель коммуникатора. Следовало поберечь ресурс элементов питания.
Вот она, оборотная сторона тотальной компьютеризации, – с досадой подумал он. Конечно, его звонки не останутся без внимания, но пока идет проверка, Алим со своей бандой сто раз может вернуться в пещеру, и тогда уже никто не поможет Антону выкарабкаться отсюда…
Был бы у него настоящий друг, близкий человек, и все пошло бы иначе…
Антон ни на миг не забывал о Бет, но проблема заключалась в том, что он не знал ни ее настоящего имени, ни номера телефона или места жительства, – они встречались исключительно в виртуалке, где не принято обмениваться информацией подобного рода.
После отключения коммуникатора мрак пещеры вновь подступил со всех сторон, угнетающе действуя на растревоженный рассудок. Сидеть в темноте и ждать, может быть несколько суток, пока тебе позвонят, было невыносимо и неприемлемо.
Он ни на секунду не забывал о похитителях, которые могли вернуться сюда в любой момент. В его положении нужно было действовать, а не сидеть, сложа руки в надежде на чудо…
Сознание Антона вновь, в какой уже раз за прошедшие часы возвращалось к неустойчивому, давно позабытому состоянию, когда кажется, что ты стоишь на краю бездны, а почва под твоими ногами медленно осыпается, грозя вот-вот увлечь за собой потерявшее равновесие тело…
Он машинально откинул панель мобильника, взглянул на индикатор заряда аккумуляторов и коснулся сенсора, отвечающего за инициализацию контакта с Всемирной Паутиной.
Коммуникатор преданно ответил трепетным огоньком автоматического набора номера и спустя несколько мгновений на миниатюрном мониторе открылось окно доступа.
Он ввел виртуальный адрес, пароль, и к своему удивлению прибор без проблем соединился с его домашней компьютерной сетью.
Значит эти подонки не тронули терминалы… Очень непредусмотрительно с их стороны…
Соединившись с домашней системой, он первым долгом проверил поступившие в его отсутствие сообщения, обнаружив, что их всего два. Одно пришло в ответ на его условия, адресованные накануне похищения заказчикам виртуального Полигона. Текст письма был краток, – Извалова уведомляли, что работа принята, деньги на его счет перечислены, а за ним закреплена выделенная виртуальная линия, посредством которой он и еще один пользователь могут посещать пространство сформированного мира, без каких либо ограничений.
Второе сообщение состояло всего из одной строки:
«Антон, куда ты пропал? Жду тебя каждый день у нашей скалы. Бет».
Прочитав короткую записку, Извалов почувствовал, как волна внутреннего тепла надеждой обдала душу…
Бет… Она тревожилась о нем, ждала…
Пальцы сами машинально набрали необходимое сочетание цифр, и изображение на миниатюрном дисплее моргнуло, видоизменяясь коренным образом.
Он увидел фрагмент знакомого склона, далекие очертания гор, лазурное небо и редкие разводы перистых облаков, из-за которых проглядывал слепящий диск полуденного солнца.
Рано… – с досадой понял он. Они с Бет обычно встречались на закате, а сейчас едва ли минул полдень, значит, она появиться в виртуальном пространстве Полигона часов через шесть.
Справившись с внезапным порывом чувств, Антон вновь вошел в контакт со своей домашней сетью, и оставил Бет короткое сообщение:
«Обязательно дождись меня. Сегодня буду непременно. Ты мне нужна. Антон».
Он свернул панель коммуникатора, но в окружающей тьме перед глазами еще несколько секунд плавал фантомный огонек светодиода, – не то призрак тающий на сетчатке глаза, не то искра надежды, проблеск порывистого человеческого чувства, что так упорно рвался на свободу с первого дня знакомства с загадочной девушкой, внезапно появившейся в закрытом для посещений виртуальном пространстве Полигона.
Сейчас внутренние сомнения и моральные запреты казались Антону глупыми, жестокими, несправедливыми по отношению к самому себе и к ее образу. Сколько бы поучительных примеров относительно скверных концовок виртуальных знакомств не содержал его логичный рассудок, наступил миг, когда Извалов почувствовал эту кричащую разницу между сухими сообщениями, которыми он обменивался на протяжении многих лет с надежными проверенными партнерами, и ее тревогой, заключенной в контексте нескольких фраз.
Он сидел в кромешной тьме, позволив себе погрузиться в короткий водоворот воспоминаний об их кратких встречах, и подумал, встряхнув головой: Мне все равно, хакер она, или просто скучающий программист, – все казалось незначительным, мелким по сравнению с огромным невостребованным и нерастраченным запасом человеческих чувств, которые Антон прятал где-то на задворках души, выстроив в своей жизни крепкие стены из одиночества, искренне полагая, что непредвзятая честность машин послужит ему адекватной заменой человеческому непостоянству.
Оказывается в стремлении обрести душевное равновесие, абстрагироваться от жестокого мира, который стыл в душе образами, вырванными из далекого прошлого, за исчезновением Сергея и первыми, нечистыми на руку работодателями, он не обрел желанного покоя, но пропустил огромный отрезок жизни…
Сейчас Антон не жалел о своих поступках, не задумывался над тем, что темная пещера не лучшее место для детального разбора каких-то ошибок, – он чувствовал, что-то встрепенулось, ожило в душе, и по большому счету не будь виртуалки, и связанных с ней десятилетий упорного труда, не сидел бы он сейчас тут, да и с Бет бы не встретился никогда, а память о Чечне, Сергее, все равно рвалась бы из тайников, приходя по ночам ледяными кошмарами.
Он не знал, сможет ли помочь ему Бет, и вообще, – удастся ли дожить до мысленно назначенного срока…
Доживу…
Мысль внезапно всколыхнула сознание, вырвав, его рассудок из затянувшегося, созерцательного неприятия ситуации. Логически осмысливать свои и чужие шаги можно там, в виртуалке, а тут, если хочешь выжить, нужно действовать, быстро и решительно, потому что возможности перезагрузиться НЕ БУДЕТ…
Антон встал, удивляясь как быстро вернулись к нему ощущения молодости, только теперь они стали иными, – он осознавал грозящую смертельную опасность, но не испытывал инстинктивного ужаса перед ней, – все-таки виртуальное существование наложило на разум неизгладимый отпечаток, мозг отвык оперировать понятиями удручающей окончательности, и такой образ мышления с одной стороны давал ему преимущество перед врагом, а с другой делал Антона уязвимым.
Он понимал, что поймать золотую середину не удастся.
Будь что будет… – мысленно решил он, – в клетку назад не полезу, ползать перед Алимом не буду, тянуть время, разыгрывая словесную шахматную партию – то же.
Включив вмонтированный в коммуникатор инфракрасный фонарик, он взглянул на четкое, черно-белое изображение фрагмента окружающей обстановки, возникшее на откидном дисплее, как только незримая тепловая подсветка коснулась стен погруженной во мрак пещеры, и решительно встал.
Минут десять понадобилось Антону, чтобы отыскать среди многочисленных россыпей щебня и беспорядочно разбросанных следов человеческой деятельности кусок обыкновенного телефонного провода в потрескавшейся изоляции.
Вернувшись к металлическим дверям, он убедился, что они открываются внутрь помещения, и быстро установил растяжку, закрепив гранату с таким расчетом, чтобы осколки срикошетили от открывающейся двери и ушли в пространство за ней.
Заминировав вход, он вернулся к неглубокому ответвлению пещеры, где за глыбами рухнувшей со свода горной породы он обнаружил несколько сваленных один на другой ящиков. Пользуясь инфракрасной подсветкой Извалов с немалыми усилиями растащил их в стороны, попутно исследовав содержимое нижних контейнеров, в которых к его разочарованию был упакован легкий пятидесятимиллиметровый миномет, и боезапас к нему.
Распределив ящики таким образом, чтобы они образовали дополнительное укрытие, он выложил найденные гранаты, ввернул в них взрыватели и разложил рифленые «эфки» под прикрытие массивного обломка, так чтобы их было удобно брать на ощупь, оставаясь в укрытии. Пять минометных зарядов он отнес подальше, вглубь пещеры и завалил их камнями, чтобы те не детонировали от случайного попадания, а третий ящик поставил на ребро, используя упакованную в нем металлическую станину как дополнительное укрытие.
Покончив с этими приготовлениями, он, прихватив одну гранату, вернулся в ту часть пещеры, где располагались клетки с узниками.
Всего их было три, если не считать той, где содержали Извалова. Памятуя о своих неудачных попытках завязать разговор с изможденными людьми, он решил, что сначала попытается освободить их, а уж затем займется установлением взаимного доверия.
Осуществить первый пункт мысленного плана оказалось нетрудно, – Антона хоть и пошатывало от голода и усталости, но все же в плен он попал недавно, и физических сил у него оставалось достаточно. На полу в районе сложенного из каменных обломков очага было разбросано множество затоптанных среди мелкого щебня предметов, что ясно свидетельствовало о длительном пребывании тут многочисленных групп вооруженных людей, которые пользовались этой пещерой как тайным прибежищем, особо не заботясь о чистоте и порядке своего пристанища. В результате такого отношения на полу образовался натуральный «культурный слой» где каменная крошка спрессовывалась с хрупкими минеральными отложениями и различными предметами – в основном элементами нехитрого быта и военной экипировки, которые теряли либо выбрасывали за ненадобностью обретавшиеся тут боевики.
Пользуясь маломощным инфракрасным сканером, Антон отыскал кусок арматуры, который на поверку оказался полуразобранным автоматом системы «Калашников», с раздробленным в щепу прикладом, разукомплектованным затворным механизмом и свороченной набок прицельной планкой.
Подобрав его, Извалов, действуя стволом оружия как рычагом, один за другим сорвал замки на металлических клетках.
Двух узников он нашел мертвыми. Их смерть наступила давно, но холод, царящий в пещере, не дал тлену коснуться присохшей к костям плоти. Ужасно было осязать эти мумии…
…Только в третьей клетке изможденный человек подавал слабые признаки жизни, и Антон, не раздумывая, перенес его в убежище за каменными глыбами.
Уложив конвульсивно вздрагивающее тело на ворох собранного с пола пещеры тряпья, Извалов ненадолго оставил его, понимая, что события могут принять стремительный и непредсказуемый оборот в любую минуту, а он, вдоволь насмотревшись на признаки беспечного поведения былых обитателей пещеры надеялся, что внимательный осмотр всех закоулков даст ему что-либо ценное…
…Спустя пол часа он вернулся в свое укрытие с добычей. Оружия он не нашел, зато неожиданно наткнулся на застрявший среди камней неподалеку от очага ноутбук довольно старой модели, да еще подобрал мятую флягу, которую наполнил горьковатой водой из минерального источника.
До мысленно назначенного срока оставалось еще два часа, и Извалов решил более не рисковать. Расположившись в надежном убежище за массивными глыбами, он был хорошо защищен от осколков, на тот случай, если вдруг сработает установленная им растяжка, да и низкий монолитный потолок углубления, после исследования его структуры инфракрасным сканером показал свою надежность: Антон не заметил трещин в образующей его породе, значит, опасность обвала была минимальной.
Вернувшись в укрытие, он первым долгом проверил состояние освобожденного узника, но тот, похоже, пребывал в глубоком беспамятстве, выдавая признаки жизни лишь рефлекторной дрожью бесконтрольно сокращающихся мышц. Максимум что смог сделать для него Антон – это укрыть измученного человека собранными обрывками одежды и смочить его губы водой из источника.
Чтобы не акцентироваться на проблемах и не изводить себя ожиданием, Антон решил заняться найденным переносным компьютером.
Откровенно говоря, откидывая его панель, он не надеялся, что система заработает, но к его удивлению вмонтированный в крышку ноутбука монитор тут же осветился, демонстрируя строки отчета о загрузке системы.
Удивленный этим обстоятельством Антон перевернул переносной компьютер и увидел несколько свежих царапин, свидетельствующих, что кто-то недавно менял аккумуляторы, действуя при этом довольно грубо: по краям отсека, куда вставлялись элементы питания были видны потеки от пришедших в негодность, разрушившихся со временем энергоносителей, и вскрывать крышку пришлось при помощи ножа или отвертки.
Зачем в портативном компьютере производилась замена аккумуляторов, и почему он оказался так небрежно заброшен за нагромождение каменных обломков, оставалось для Антона полнейшей загадкой, прояснить которую не смогло и содержимое жесткого диска.
Систему паролей он сломал при вторичной загрузке, грубо прервав работу системы, чтобы вставить в последовательность инициализации собственную программу, написание которой отняло у Извалова не более пяти минут. Справившись с этой задачей, он позволил машине загрузиться вновь, и как следствие – на экране возникла уже позабытая за давностью, морально устаревшая сервисная оболочка «Windows-98», не потребовавшая от Антона никаких полномочий доступа к файлам, как это случилось при первой активации.
Информация на жестком диске ноутбука устарела еще лет десять назад, впрочем, как и сам компьютер. В многочисленных электронных таблицах были размещены данные о неких финансовых потоках, снабженные аннотациями, выполненными с употреблением арабского шрифта.
Антон не стал ломать голову над цифрами, понимая, что они могут заинтересовать скорее историка, чем сотрудников Интерпола или более молодых международных организаций занимающихся борьбой с терроризмом. Хотя, кто знает… – Подумал он, – может быть, эти цифры и записи прольют свет на определенные загадки прошлого, когда Афганистан являлся одной из твердынь террористов…
…Его мысли прервал слабый стон.
Извалов обернулся и увидел, что освобожденный им из клетки человек пришел в себя и теперь лежит, наблюдая за его движениями полным невысказанной муки, водянистым взглядом глубоко запавших глаз. Свет от монитора переносного компьютера падал на исхудавшее лицо несчастного, придавая ему землистый, неживой оттенок, и лишь расширенные зрачки выдавали присутствие мысли, – в их лихорадочном блеске читался немой шок очнувшегося разума, и, словно в подтверждение этого, бескровные, потрескавшиеся губы едва заметно шевельнулись:
– Не… помогай… ему…
Антон с трудом понял смысл произнесенной на английском языке фразы. Истощенный узник говорил так тихо, что его прерывистый шепот больше походил на невнятное бормотание.
– Успокойся. – Ответил Антон, приподнимая голову очнувшегося человека. Смочив его губы горьковатой водой минерального источника, он добавил, мобилизуя свой скудный словарный запас разговорного английского: – Ты должен лежать. Говорить вредно. Мы выберемся отсюда.
– Какой сейчас год?… – Не вняв Извалову, тихо спросил пленник.
– Две тысячи десятый. – Ответил Антон.
– Мой бог… – в сиплом шепоте прозвучало отчаяние. Некоторое время он лежал, неотрывно глядя на Антона, а затем заговорил вновь:
– Я должен сказать тебе… друг… Меня зовут Хью… Хьюго Поланд… я был офицером армии США… – Он бессильно затих, но видимо что-то важное давило на его разум, заставив собрать остатки сил:
– Эта… машина… опасна… Устройство самоликвидации… Я хотел жить… как животное… теперь умираю…
Антон вспомнил про микрочипы. Неужели в руки Алима попала секретная американская разработка?
– Полежи спокойно. – Посоветовал он Поланду. – Я попробую соединиться с друзьями. Не пытайся встать, чтобы ни случилось.
Хьюго болезненно поморщился, прошептав в ответ:
– У меня на это нет сил, друг…
– Мы выберемся отсюда, вот увидишь… – Как мог, ободрил его Извалов.
Может ли нежность и тревога, пройдя тысячи километров в виде эфирных волн, материализоваться в несуществуем пространстве, обретя физическую осязаемость?
Да, если источником являются мыслящие, обладающие эмоциями существа.
Антон и Бет стояли на пологом склоне холма, глядя друг на друга, и почему-то не решались заговорить, лишь их глаза отражали ту гамму невысказанных чувств, что испытывали в данный момент истинные хозяева фантомов.
Первой заговорила Бет:
– Почему ты не предупредил меня, что уезжаешь?
Извалов, который в этот миг находился за тысячи километров от дома в мрачной и холодной пещере, мог видеть лишь ее лицо на крохотном дисплее коммуникатора, – осуществить полноценную связь со своим образом, который генерировали в пространство Полигона компьютеры его домашней сети, он не мог, поэтому живым казался только его голос, что не укрылось от внимания Бет.
– Антон, ты… – она вдруг запнулась на полуслове, – ненастоящий.
– Меня похитили Бет. – Извалов решил говорить кратко, по существу. Их контакт мог оборваться в любую секунду, поэтому он постарался сжато изложить суть произошедших событий.
Она молча выслушала Антона, лишь изменилась в лице, заметно побледнев.
– Это все? – С неожиданной напряженной сухостью в голосе переспросила Бет, когда Извалов закончил излагать ход событий.
– Относительно меня – все. – Ответил Антон, не понимая произошедшей в ней перемены, будто живой человек, чьи эмоции передавал фантомный образ, внезапно превратился в бесчувственный манекен. Разница между той Бет, которую он успел узнать и полюбить, и напряженным сгустком визуального изображения, какое он видел теперь, была столь огромна, что у Антона что-то болезненно оборвалось внутри…
– Бет, в чем дело?… – Невольно вырвалось у него. – Я ведь еще не попросил тебя ни о чем, всего лишь ответил на заданный вопрос.
Она слегка повернула голову, рывком, будто машина, генерирующая ее призрак, в данный момент оказалась перегружена, и ей не хватало процессорной мощности на обработку плавности движений.
– Не мешай. Я сканирую рельеф. Мне нужно запеленговать твой коммуникатор.
Откровенно, Антон ожидал любой реакции на свои слова, но предположить такой ответ он не мог. Она сканировала рельеф? Где в таком случае находилась Бет? В центре управления полетами ВКС России или хлеще того – в аналогичном комплексе НАСА?
На лбу Извалова выступили холодные бисеринки пота. Нет… Возможно, она в самом деле хакер, и сбой происходит от того, что Бет взламывает защиту какого либо из спутников, чтобы отследить сигнал его коммуникатора?
Если верить электронному хронометру, высвечивающему цифры в нижнем углу крохотного экрана, то следующая фраза прозвучала спустя сорок секунд напряженной тишины.
– Есть. Я запеленговала тебя.
– Бет…
– Не перебивай. Теперь мое время ограничено. – Она по-прежнему говорила сухо и сжато. – Отключайся, мне потребуются все ресурсы для детального сканирования местности. Я вызову тебя, Антон.
Ее фантом исчез, растворился в несуществующем воздухе Полигона.
Он еще несколько секунд смотрел на шелковистую траву пологого склона холма, потом вздрогнул, будто очнувшись от наваждения, и дал сигнал отбоя своей домашней сети, одновременно сворачивая панель коммуникатора.
Хьюго по-прежнему лежал с закрытыми глазами, в пещере царил плотный мрак, и лишь дисплей ноутбука освещал небольшое пространство за каменными глыбами.
Кто же ты на самом деле?… – С необъяснимой тоской подумал Антон, глядя в вязку тьму пещеры…
Он был обескуражен кратким разговором с Бет, а ее внезапная деловая решимость подействовала на него странным угнетающим образом, словно сам факт произошедшей с ним беды, заставил ее резко видоизмениться.
Я ведь даже не успел попросить ее о помощи… Она сама начала действовать, фактически мгновенно…
Он сидел, сжав в одной руке ребристый корпус ручной гранаты, и смотрел на погашенный индикатор вызова мобильного устройства связи, а в душе росло подсознательное чувство какой-то невосполнимой, жестокой утраты…
Теперь мое время ограничено…
Что могла означать эта фраза Бет?
Извалов не мог представить себе истинной сути тех процессов, что вызвала информация об его похищении.
Неведение зачастую является благом, оно спасительно, но за все рано или поздно приходиться платить.
Сидя во мраке пещеры, он не думал о чем-то подобном, – просто напряженно ждал вызова, мучаясь неопределенностью и пустыми, необоснованными, а потому скверными догадками…
Тонкая трель коммуникатора прозвучала в тиши пещеры спустя сорок семь минут после внезапного исчезновения Бет.
– Да?
– Слушай меня внимательно, Антон. – Это был ее голос, так хорошо узнаваемый, но растерявший практически все эмоции, кроме этой деловой сухости, словно Бет привыкла всю жизнь командовать, отдавая безапелляционные лаконичные приказы, – выходит, сейчас Антон слышал настоящую Бет?
Вопросы личностного плана плохо совмещались в голове с проблемами текущего момента, и он усилием воли заставил себя отбросить все личное…
…– Ты находишься в естественной пещере, которая входит в состав внутрискального укрепленного комплекса, расположенного в двухстах километрах от таджико-афганской границы. Я должна знать, какими электронными мощностями и вооружением ты владеешь на данный момент? Эта информация необходима для выработки дальнейших рекомендаций к действию.
– У меня есть коммуникатор, ноутбук модели десятилетней давности, и полтора десятка гранат системы «Ф-1» советского производства. Одна установлена в качестве растяжки, блокирующей дверь, остальные под рукой.
– Принято… Глубинное сканирование показывает тепловой сигнал рядом с тобой.
Антон поперхнулся на полуслове. Какой же техникой она оперирует, если сумела зафиксировать слабый термальный всплеск, исходящий от распластавшегося рядом полубессознательного тела Хью Поланда?
– Вместе со мной еще один узник, американец, Хьюго Поланд. Он обладает ценнейшей информацией.
– Его физическое состояние? – Сухо осведомилась Бет.
– Хуже некуда. – Признался Антон.
– Он сможет самостоятельно идти?
– Вряд ли. Слишком истощен.
– Тогда ты должен оставить его и выбираться сам.
– Нет. Это исключено. В крайнем случае, я понесу его на себе.
– Глупо.
– Я сказал, – понесу на себе.
– Антон, кроме тебя и Поланда сканеры фиксируют тридцать два термальных всплеска. Все они расположены по линии наикратчайшего пути следования к выходу на поверхность. Тебе придется вступить в бой и уничтожить противника. Как ты собираешься сражаться с такой обузой на плечах?
– Хорошо, прекратим спор. Я иду один, чтобы позже вернуться за Хьюго.
– Антон ты должен слушать меня беспрекословно. Подсчет вероятностей не в твою пользу. Я…
– Ты будешь моим ангелом-хранителем. – С неожиданной для себя мягкостью в голосе прервал ее Извалов. – Мне многое кажется странным, непонятным и пугающим, но, прежде чем ты отдашь очередной приказ, я хочу сказать тебе, Бет: Кем бы ты ни оказалась на самом деле – я люблю тебя.
В коммуникаторе внезапно повисла гробовая тишина, словно произошел обрыв связи.
Антон знал, что это не так, хотя, вопреки ожиданию, он не слышал даже ее дыхания, звук которого по идее должен был воспринимать микрофон передающего устройства.
– Я понимаю, вероятно, ты рискнула ради меня раскрыть некое инкогнито, и тебе самой будет грозить опасность, но дай мне шанс выбраться отсюда… просто проведи по этому лабиринту, и клянусь – я вытащу тебя из любой мыслимой передряги.
Минуло еще несколько секунд глубокой тишины, прежде чем в коммуникаторе вновь зазвучал ее голос, который не потерял сухости интонаций, но неуловимо ожил…
– Ты ничего не знаешь обо мне Антон…
– Ты забыла одно сказанное мной слово.
– Какое?
– Люблю… У тебя есть душа и я люблю ее, а значит принимаю все остальное. Тебе ведь знакомо это чувство?
– Я… Я не знаю…
– Неудачное время для объяснений, верно? Но я чувствую, что ты рискнула очень многим, причем сделала это мгновенно, как только поняла что я в беде. Значит, ты то же способна любить, как бы жестоко до этого не обходилась с тобой жизнь. Я способен это понять, Бет.
– Хорошо, Антон… Но ты не представляешь, на что идешь, произнося подобные клятвы.
– Все, Бет. Закрываем эту тему. Я уже не мальчик, но еще хочется пожить, увидеть тебя, не в виртуалке, а по-настоящему, так что давай, попробуй вытащить меня и Хьюго. Хотя бы подскажи путь, а дальше я попробую справиться сам.
– Нет, я буду с тобой. Каждую секунду… – Ее голос задрожал, меняя интонации, и это принесло Антону неописуемое облегчение. Пусть их диалог выглядел неуместно, но сила слов и чувств порой способна творить невероятные вещи…
Антон ощущал это, но не мог предположить, как скоро и недвусмысленно он сможет увидеть ту силу, что пробудил его порыв.
– Тебе необходимо оружие. Не отключайся. Соедини ноутбук с системой коммуникатора и следи за схемой. Я попытаюсь навести часть боевиков на твою растяжку…
Антон выслушал ее, не понимая каким образом собирается действовать Бет, но спорить не стал, лишь бросил мимолетный взгляд на Хьюго убедившись что тот надежно защищен от осколков каменными глыбами, и принялся выполнять полученное распоряжение.
Открыв предохранительную крышку на корпусе коммуникатора, он достал из открывшегося углубления тонкий оптиковолоконный шнур интерфейса с универсальным разъемом на конце, и соединил его с системой переносного компьютера.
На мониторе тот час же появилась трехмерная схема коммуникаций, которую Бет ухитрилась отследить при помощи проникающих сканеров. Все операции по глубинному зондированию рельефа, несомненно, производились с орбиты, и оставалось только гадать, каким образом ей удалось получить доступ к уникальной и наверняка строго засекреченной аппаратуре.
Внимательно посмотрев на схему, где каждый тепловой всплеск был обозначен алым пятнышком, Антон понял, что четыре расплывчатые точки движутся по прямому отрезку высеченного в скалах тоннеля прямо к дверям той пещеры, где находился он сам.
У него оставалось всего несколько секунд, чтобы подготовиться к встрече с противником, которого неведомая сила подняла с мест и заставила бежать в нужном направлении.
О том, что происходит в коридоре, ведала в данный момент только Бет.
Старый комплекс укреплений, расположенный в неглубоком ущелье, действительно являлся недостроенной военной базой. Создать опорный пункт в относительной близости к государственной границе СССР помешали внутриполитические процессы, окончившиеся полным развалом Советского Союза. Войска из Афганистана вывели, а разветвленную сеть пещер, соединенных бетонированными тоннелями, заняли отряды небезызвестного Северного Альянса. Впрочем, и они продержались тут недолго, из опорного пункта, который изначально проектировался как секретный центр связи, их выбили формирования Аль Каиды…
После событий 11 сентября сеть бункеров не единожды подвергалась бомбардировкам со стороны ВВС США, в результате чего часть пещер обрушилась, были уничтожены все постройки, расположенные непосредственно на дне ущелья, и теперь о тщательно замаскированных зданиях напоминали лишь иззубренные коробки стен, которые постепенно разрушались, сливаясь с фоном окружающей местности.
После всех невзгод, что год от года преследовали недостроенный внутрискальный комплекс, проходимым остался лишь двухсотметровый отрезок магистрального тоннеля, соединенный с тремя естественным пещерами, которые планировали, но не успели полностью благоустроить инженерные войска бывшего Советского Союза.
После падения режима Аль Каиды ущелье долгое время служило перевалочным пунктом для караванов, переправляющих грузы наркотиков через таджико-афганскую границу, пока в прошлом году тут не обосновался Алим Месхер, преследующий далеко идущие, широкомасштабные цели, в сравнение с которыми процветающий наркобизнес Фархада Карима выглядел мелким хулиганством…
По приказу Алима ближайшую из пещер, расположенную в десятке метров от выхода в ущелье, заново электрифицировали и полностью переоборудовали, снабдив современной компьютерной техникой, в то время как глубинные участки комплекса, в том числе и тупиковая пещера, в которой содержали узников, так и остались в заброшенном, полуразрушенном состоянии.
…Этой ночью в ущелье было многолюдно: помимо доверенных людей Месхера, осуществляющих охрану его тайного убежища, в руинах разрушенного центра связи заночевал караван, продвигавшийся к границе с Таджикистаном. Не смотря на обещания скорого мирового господства, Фархад не решился отказаться от отлаженного, дающего стабильную прибыль бизнеса, и снаряжаемые им караваны традиционно останавливались тут на ночевку, под молчаливым попустительством людей Алима.
Около двадцати человек, вопреки строгому запрету, отдыхали сейчас в тепле переоборудованной под компьютерный центр пещеры, нисколько не смущаясь обилием ультрасовременной аппаратуры. Расположившись на подогреваемом, отделанном пластиковыми плитами полу, они ужинали, ведя неторопливую беседу с гостеприимными охранниками, которые в большинстве являлись их родственниками.
Разговор вился вокруг предстоящего перехода через реку Пяндж, один из боевиков сетовал, что каждый раз приходиться оставлять удобные внедорожники, которые в данные момент стояли у отвесных стен ущелья под охраной семерых членов каравана, и перегружать товар на мулов, чтобы двигаться через границу старинными, проверенными тропами, которыми ходили еще их деды и прадеды.
За едой и разговорами никто из находящихся в пещере не обращал внимания ни на сложную электронную аппаратуру, которая жила своей, абсолютно непостижимой для них жизнью, ни на установленный особняком контейнер, похожий на добротный саркофаг из металла и пластика. Все это принадлежало иной, совершенно непонятной и неприемлемой для них цивилизации, и если бы не строгий приказ Месхера, который держал своих подчиненных в железном кулаке воли, то компьютерные комплексы не просуществовали бы тут и дня…
Многие из преданных Алиму людей искренне считали, что для священной войны против неверных достаточно той ненависти, что гнездилась в их темных, дремучих душах, а все хитроумные приборы выходящие по своей сложности за рамки их понимания рано или поздно приведут к беде.
Алим не пытался пресечь подобных настроений, понимая, что это бесполезно, но полагаясь на свой авторитет, он не подозревал, как близки к истине мысленные опасения его подчиненных.
Любая палка, как известно, имеет два конца, и этой ночью сложная аппаратура, привезенная сюда, чтобы разрушать устои высокотехнологичной цивилизации, внезапно начала работать против своих «хозяев»…
…Незримые волны радиосигналов неслись из космоса. Толща горной породы, образующая свод пещеры, не являлась помехой для направленного излучения, содержащего краткий код активации и лаконичные инструкции, шифрованные специализированным компьютерным языком, которым владели лишь несколько десятков человек, работающих на министерство обороны Соединенных Штатов Америки.
На обтекаемом корпусе «саркофага», внутри которого покоилась человекоподобная машина, внезапно вспыхнули изумрудные искры световых сигналов, затем раздалось резкое неприятное шипение стравливаемого воздуха, и массивная крышка транспортного контейнера внезапно начала подниматься вверх, одновременно уходя в сторону, при поддержке специальных телескопических штанг, работающих от пневматического привода.
Резкий звук заставил ужинавших боевиков замолчать, оглянувшись в сторону тяжеленного контейнера, который Алим несколько раз заставлял их таскать в самую дальнюю тупиковую пещеру, где содержались заключенные.
В воцарившейся тишине было слышно, как внутри открывшегося саркофага что-то взвизгнуло, затем оцепеневшие от неожиданности моджахеды увидели лишенную пеноплоти, стальную пятипалую конечность, которая с отчетливым лязгом вцепилась в борт металлопластикового гроба и, вслед за этим, изнутри рывком поднялись голова и торс человекоподобной машины.
Тонкий визг сервомоторов заглушил чей-то истошный испуганный вопль, за которым раздался целый поток брани, сопровождаемый характерным звуком передергиваемых затворов.
Все кто находился в пещере повскакивали со своих мест, кто-то рванулся к выходу, но большинство свидетелей внезапного, несанкционированного «пробуждения» человекоподобного механизма просто оцепенели, не зная, что делать: Алим очень дорожил этой машиной, и в душе его подчиненных сейчас страх перед внезапным явлением боролся с тем ужасом, что внушал авторитет их беспощадного, скорого на расправу командира. Пальцы ныли, леденели на спусковых скобах автоматических винтовок, – механической исчадие уже поднялось во весь рост, оно внушало панический ужас, ибо никто знал, что у него на уме, но, судя по затянувшемуся всеобщему замешательству, объяснять разъяренному Месхеру происхождение дыр в его драгоценном механизме не хотелось ни одному из присутствующих…
Это промедление оказалось роковым для ближайшего к открывшемуся саркофагу боевика.
Человекоподобный робот внезапно сделал стремительный шаг вперед, выбираясь из своей усыпальницы, и одновременно с этим механические пальцы правой руки андроида сжались в кулак, ударив в грудь опешившего моджахеда.
В гробовой тиши раздался отвратительный звук ломающихся костей грудной клетки, и человеческое тело обмякло, издав короткий булькающий вздох.
В следующий миг наступившая тишина взорвалась оглушительным грохотом панических очередей: в андроида одновременно ударило не менее десятка автоматов, но машина была готова к такому обороту событий, – механическая рука продолжала удерживать обмякшее человеческое тело, закрываясь им как щитом…
Брызги крови и мелкие влажные плевки вырванной пулями плоти оросили пространство вокруг злополучного саркофага, эхо, отдающееся от стен пещеры, множило звуки выстрелов и визгливый посвист рикошета, с оглушительным звоном лопались экраны на баснословно дорогих компьютерных терминалах, откуда-то повалил жирный зловонный дым, несущий запах плавящейся изоляции, свет под сводом мигнул, погас, но через секунду зажегся вновь…
У кого-то из стрелявших кончились патроны, затем вдруг наступила всеобщая пауза, и глазам обезумевших от страха людей предстала картина во сто крат более жуткая, чем та, которую они наблюдали, прежде чем открыть огонь.
Андроид стоял неподвижно, его вытянутая вперед, окровавленная рука была по-прежнему сжата в кулак: тело, которым он прикрывался от пуль, оказалось порванным в клочья, а его фрагменты разметало по всей пещере, густо заляпав компьютерные терминалы бесформенными ошметьями плоти, которые медленно сползали по скошенным пластиковым панелям оставляя за собой влажные следы крови…
Прошла секунда, и андроид попытался сделать шаг, но, не смотря на импровизированный щит, человекоподобный механизм изрядно пострадал от беспорядочного автоматного огня, – стоило ему шевельнуться, как голова машины внезапно качнулась и с глухим стуком ударилась о грудь, покачиваясь на вытянувшемся отрезке оптиковолоконного кабеля…
Зрелище оказалось настолько страшным, что половина находившихся в пещере людей не выдержали жуткого вида измаранного кровью андроида, который с визгом сервомоторов согнул вторую руку, пытаясь приладить на место изрешеченную пулями, снесенную с плеч голову…
Они бросились прочь, кто куда, совершенно потеряв ориентацию, обезумев от кровавого наваждения…
За их спинами на пробитом пулями контрольном щитке андроида часто, трепетно заморгал огонек, свидетельствующий о грядущей самоликвидации, однако поступающие из космоса сигналы прервали этот разрушительный процесс: невидимый оператор абсолютно точно знал все коды управления машиной.
Повезло тем из боевиков, чьи ноги понесли своих хозяев к выходу из пещеры, но четыре или пять человек со страха бросились вглубь заброшенных коммуникаций в надежде, что оживший на их глазах механизм не полезет в дальние пещеры…
Именно эти маркеры бегущих по тоннелю людей наблюдал Антон на дисплее старого ноутбука.
– Приготовься… Хрипло шепнул он Поланду, выдергивая чеку из ручной гранаты.
Массивная металлическая дверь взвизгнула на ржавых петлях, и в ту же секунду мрак пещеры вспорола оранжевая вспышка от взрыва установленной Изваловым растяжки.
Дикий протяжный вой смертельно раненого человека на несколько секунд заглушил все остальные звуки, а когда он оборвался, Антон, сжимавший во вспотевшей ладони изготовленную к броску «эфку» внезапно услышал знакомый, монотонный звук капели, какие-то отдаленные бессвязные выкрики, и четкий, прозвучавший из коммуникатора голос Бет:
– У тебя есть несколько минут, пока работает фактор внезапности.
Антон не стал уточнять, что именно произошло вовне стен его узилища, – молча вставив назад предохранительную чеку, он бегом рванулся к полуоткрытой двери за которой на полу коридора лежало четыре порванных осколками тела.
Мобильный коммуникатор он закрепил на плечо, оставив его включенным. Протискиваясь сквозь полуметровый зазор между бетонной стеной и покореженной дверью, он чуть повернул голову, и тихо произнес:
– Я твой должник Бет.
В тоннеле царила кромешная тьма, затхлый воздух пах резко и неприятно, во рту у Антона тут же появился железистый привкус – так нервная система отреагировала на запах крови…
Присев, он провел рукой вдоль пола, сразу же наткнувшись ладонью на безвольно распростертое тело. Отчасти Антон был рад, что не видит последствий взрыва установленной им растяжки. Ладонь, липкая от чужой крови, скользнула дальше пока пальцы не почувствовали пластиковый приклад оружия. Осязая его форму Извалов безошибочно определил – боевики были вооружены «АК-74», которые в действующей армии России уже лет десять как заменили на новые, более современные модификации стрелковых вооружений, но подобранный автомат вызвал у Антона мгновенно острое чувство, – будто в кромешной тьме тоннеля он встретил надежного давнего друга…
Не отсоединяя магазин, он плавно потянул затворную раму, и услышал, как клацнул о бетонный пол вылетевший из казенной части патрон. Оценить состояние ствола он не мог, но исправная работа механизма перезарядки убедила Антона, что оружие не повреждено при взрыве. Надежность самой системы автоматов «Калашникова» гарантировала, – если движется затворная рама – «АК» будет работать.
Эта осторожная почти бесшумная проверка отняла у Извалова не более десяти секунд. Что такое фактор внезапности он знал не понаслышке и сейчас ощущал каждым нервом – времени в обрез, ситуация диктовала только один путь – вперед во тьму, откуда доносились приглушенные выкрики и звуки беспорядочной стрельбы.
Снимать с мертвого боевика окровавленную разгрузку не было ни времени, ни смысла, он лишь извлек из нагрудного подсумка запасной магазин, сунул его в боковой карман брюк, и двинулся вперед, одной рукой касаясь стены тоннеля, а другой удерживая автомат за пистолетную рукоять.
Оружие Антон любил, он относился к нему с тем осознанным уважением, какое испытывает любой человек, однажды заглянувший в глаза смерти. Дома у него был небольшой арсенал лицензированных «стволов», в основном охотничьи модификации, выполненные на базе того же «Калашникова», лишь «Стечкин» Давыдова хранился у Антона отдельно, без разрешения, но пистолет в его осознании являлся скорее памятью, чем предметом вооружения…
Хотя… Капризная, прихотливая судьба часто по-своему распоряжается людьми и вещами.
Эта мысль проскользнула в сознании Антона, когда он ступил на порог огромной пещеры, полностью оборудованной как ультрасовременный коммуникационно-компьютерный центр.
Была оборудована… – Мысленно поправился он, глядя, как в тусклом свете аварийных ламп искрят простреленные навылет терминалы, тонкие подставки плоских мониторов щерятся огрызками плазменных экранов, перевернутые офисные кресла в беспорядке валяются на полу среди окровавленных клочьев бесформенной массы, в которой с трудом можно было признать остатки человеческой плоти.
Чуть в стороне, у стены пещеры он заметил знакомый транспортный контейнер, герметичная крышка которого в данный момент оказалась открыта, а человекоподобный механизм, по непонятной причине восставший из своей консервационной камеры, производил впечатление куклы, застывшей посреди разгромленного супермаркета: одна механическая рука со сжатыми в кулак пальцами была вытянута вперед, другая, согнутая в локте удерживала собственную голову, будто андроид пытался изобразить рыцаря, снявшего шлем…
Мимолетные, миллисекундные, абсурдные впечатления – взгляд Антона тут же переключился на иные признаки только что свершившихся событий, – человекоподобная машина была буквально изрешечена пулями, а в вертикальном положении робота удерживал оказавшийся позади него дымящийся терминал, от которого тянуло специфичным запахом перегретого кремния…
Обилие крови, множество повреждений, россыпи стреляных гильз, пять или шесть пустых автоматных магазинов, валяющихся на полу, – все это, смешиваясь с доносившимся со стороны выхода криками, заставило Антона не медлить с действиями, а рывком пересечь разгромленный компьютерный центр, и осторожно выглянуть из узкого тамбура, который выходил на небольшую ровную площадку.
Ночь освещал свет фар от десятка внедорожников, бессистемно припаркованных у стены ущелья. Между машинами мелькали человеческие фигуры, но паника, судя по всему уже прекратилась, беспорядочные выстрелы стихли, а на их место пришла бессвязная, похожая на брань перекличка, – боевики пытались разобраться в случившемся, но усиливающаяся с каждой секундой перебранка свидетельствовала, что их потуги осознать ситуацию пока что безрезультатны.
Резко взревели двигатели трех или четырех машин, кто-то пытался тронуться с места, но тут в общую суету ворвался громкий, зычный голос. Человек, который выкрикнул команду на непонятном Антону языке явно был командиром мобильной группы и сейчас оправившись от шока, пытался навести порядок в отряде, однако, урезонить перепуганных соплеменников оказалось не таким простым делом, и тогда низкорослый моджахед просто поднял автомат и дал в воздух длинную очередь, надеясь таким способом привлечь всеобщее внимание…
Это ему удалось но лишь на секунду, потому что в следующий миг под ноги командиру, стукнув об асфальт, выкатилась брошенная Антоном граната.
Ослепительный взрыв полыхнул посреди парковочной площадки, но не успел окончиться ноющий разлет осколков, как Извалов метнул еще три «эфки», стараясь забросить их в разные стороны, подальше от внедорожников.
Три взрыва почти одновременно вспороли мрак, им ответило гулкое эхо, ноющий свист осколков и шелестящий перестук осыпающихся камней, – все вышло именно так, как рассчитывал Антон: разрывы гранат окольцевали небольшую площадку, создав обманчивое впечатление, что нападение введется сразу с нескольких сторон, а основная опасность исходит из царящего в глубине ущелья мрака.
В наступившей на мгновенье тишине раздалось несколько болезненных криков, часть фар погасла, одна машина рванула с места но водитель не справился с управлением, сбив кого-то из боевиков и врезавшись в стоящий неподалеку внедорожник; беспорядочный автоматический огонь вспыхнул с новой силой – это совершенно дезориентированные моджахеды палили во тьму, прошивая щедрыми очередями каждую тень.
– Бет?
– Я слежу за тобой Антон. Ты действуешь… – она на миг запнулась, будто подбирала адекватное слово для сравнения, – разумно. Теперь завладей машиной, и я направлю тебя к выезду из ущелья.
– Ты можешь оценить лимит времени? Сколько продлится паника?
– Лимита нет.
– Он есть Бет. Мне необходимо вернуться за Поландом.
– Это бессмысленный риск.
– На свете нет ничего хуже и бессмысленнее чем спасение своей шкуры любой ценой. – Резко ответил ей Антон.
– Три минуты. У них просто закончатся патроны при таком темпе стрельбы.
– Понял. Следи за обстановкой. И помни, чтобы ни случилось, – я выберусь отсюда и найду тебя…
– Почему ты так уверен в своих словах?
Антон уже бежал назад по коридору, по дороге прихватив валявшийся на полу ручной фонарь.
– У меня никогда не было ангела-хранителя Бет. – Ответил он, перешагивая через мертвые тела боевиков, подорвавшихся на растяжке. – А я всю жизнь втайне мечтал о нем… – тихо добавил Извалов, направляясь к завалу из каменных глыб.
Бет не ответила на последнее замечание. Опять в коммуникаторе повисла гробовая тишина, и вновь Антон невольно акцентировался на том, что не слышит ее дыхания…
Ни слова не говоря, он рывком поднял полубессознательного Хьюго, уже не удивляясь легкости его изможденного тела и, взвалив его на плечи, почти бегом бросился назад к выходу из комплекса.
Он уже перешагнул порог компьютерного зала, когда понял, что не слышит автоматных очередей.
Резко посмотрев в сторону выхода, он на миг остолбенел: у открытых металлических дверей стоял бледный как полотно Алим. Взгляд Месхера будто примерз к изрешеченной пулями фигуре человекоподобного робота, на обострившихся скулах играли желваки, а по бледным щекам ползли пунцовые пятна нездорового румянца.
Антон одной рукой вскинул автомат, но Алим, в какой бы прострации он не находился, успел отреагировать на постороннее движение, – он резко обернулся, поворачивая зажатый в руке пистолет ребром, так, чтобы отдача при стрельбе не мешала вести огонь, но короткая автоматная очередь с силой отшвырнула его назад, ударив спиной о ближайший терминал.
В глазах Месхера промелькнуло выражение крайнего изумления, но его взгляд тут же начал тускнеть, теряя осмысленность, – три пули пробили его грудь, не дав даже вскрикнуть…
…Извалов не колебался, нажимая на спусковую скобу. Ему было не о чем говорить с Алимом. Он уже не испытывал к этому человеку ни ненависти, ни жалости, – образ Месхера принадлежал прошлому, он будто был странным образом реинкарнирован из той далекой поры, когда распад Советского Союза позволил расплодиться всякой нечисти, проповедующей не ислам, а беспредел. Антон слишком хорошо знал: идолами для людей, подобных Алиму являлись ненависть ко всему, что превышало потенцию их разума, и вера в безграничную власть денег, которые они добывали средствами уже давно несовместимыми с самим понятиями «цивилизация» и «разум».
Эти люди сами отторгли себя от остального общества, сделав осознанный выбор. Они не желали наступления будущего, – их более чем устраивал вчерашний день, но попытки обратить историю вспять, были заранее обречены на провал, – максимум, что удавалось таким как Месхер – это ломать отдельные судьбы, да перебиваться контрабандой оружия и наркотиков.
…Конечно, все промелькнувшее в голове Антона имело эмоциональную окраску, относилось к разряду чувств, а не строго формулированных мыслей.
Гильзы еще звонко катились по полу, когда он метнулся дальше, но его рывок был остановлен самым неожиданным образом, – Извалов внезапно зацепил взглядом оружие Алима и мгновенно узнал «Стечкин» Давыдова.
Присев, он вырвал из судорожно сжатых пальцев Месхера драгоценный предмет, но времени на осмысление очередной выходки судьбы уже не осталось, – дверной проем заслонила чья-то тень, и Антону вновь пришлось стрелять, теперь уже из неудобного, сидячего положения.
– Быстрее. – Нарушил тишину коммуникатора лаконичный приказ Бет. – Оставшиеся в живых боевики подтягиваются к входу. Ты должен опередить их, успеть к ближайшей машине, иначе погибнешь.
Окончание ее последней фразы Антон выслушал уже на улице.
Резко метнувшись вправо, он побежал вдоль стены ущелья, где царил глубокий мрак, но его, по-видимому, заметили. Вдогонку грохнуло несколько одиночных выстрелов, однако шквального огня не последовало, – Бет верно предугадала, что беспорядочная, паническая стрельба исчерпает боекомплект мечущихся во тьме людей, но строить радужных иллюзий не следовало. Сейчас оставшиеся в живых окончательно придут в себя и наверняка организуют преследование.
Из тьмы внезапно прорезался серый обтекаемый кузов внедорожника, который стоял с погашенными фарами, развернутый в сторону тупикового отрезка ущелья.
Антон обогнул его справа, открыл пассажирскую дверь, бесцеремонно, будто мешок, свалил на сидение не подающего признаки жизни Поланда, дал короткую, экономную очередь во тьму, прыжком перемахнул через капот, и спустя секунду уже сидел на месте водителя.
– Неплохо двигаешься, для своей профессии… – Ожил в коммуникаторе голос виртуального ангела-хранителя.
– Я не из тех программистов, кому лень оторвать свой зад от удобного кресла, ради прогулки или пробежки в реальном мире… – Не очень вежливо, но пространно огрызнулся Антон, пытаясь разобраться в компьютеризированной системе управления машины.
– Посвети инфракрасным фонариком на панель управления. – Попросила Бет, никак не отреагировав на резкий тон Извалова. – Хорошо… дай мне пару секунд… Стрелять ты тоже учился во время лесных прогулок?
– Я служил в армии… – Ответил Антон, напряженно вглядываясь во тьму. – И воевал, правда недолго… – добавил он, подумав, что вот-вот начнет светлеть и тогда выбираться отсюда будет во сто крат сложнее…
Двигатель машины внезапно заработал, панель приборов подсветилась мягким зеленоватым светом, а намертво заблокированный руль вдруг с характерным щелчком освободился от фиксаторов противоугонного механизма.
Хотел бы я знать, какой аппаратурой оперирует мой ангел. – Подумал Антон. В некоторые моменты ему начинало казаться, что некоторые вещи, происходящие на его глазах, попросту невозможны.
– Я соединилась с бортовым компьютером машины. – Спокойно осведомил его раздавшийся в коммуникаторе голос. – Будь осторожен, мне пришлось испортить программы автоматического управления. Отключились все лазерные дальномеры и контроль скоростного режима…
Извалов уже надавил ногой на мягкий покрытый пенорезиной выступ, и машина резко рванула с места, тут же начиная разворот.
– И все же, Антон, ты упомянул о своем прошлом опыте. – Внезапно продолжила Бет начатый минуту назад разговор, будто для этого нельзя было выбрать более подходящее время и место.
– Некогда. – Грубовато ответил Извалов.
– Извини. – Осеклась она. – Поезжай прямо, дорога безопасна, я отсканировала всю протяженность ущелья. Через пять километров начнется крутой подъем вверх потом пятнадцатиградусный спуск. Тебе следует свернуть направо, сразу за подъемом, там есть ответвление дороги, ведущее на небольшую площадку между скал.
– Зачем мне сворачивать туда? – Уточнил Антон то и дело бросая мимолетные взгляды на монитор бортового компьютера, который транслировал сигнал с видеокамер «заднего вида».
– В ущелье осталось девятнадцать боевиков и семь машин.
– Думаешь, они кинуться в погоню?
– Нет, но из ущелья ведет лишь одна дорога. Я считаю, что люди Месхера присоединятся к каравану, который, судя по моим наблюдениям, вот-вот тронется в путь.
– Может, ты знаешь, куда они направятся?
– Могу лишь предположить.
– Давай, я не против предположений… – Ответил Антон, напряженно вглядываясь в серую мглу занимающегося рассвета. Дорога, как и сказала Бет, была ухабистой, но безопасной, – ни обрывов, ни серьезных препятствий он пока не встретил.
– Караван везет груз наркотических веществ, – вплелся в мысли Извалова ее голос. – Транзитный путь для их доставки проходит по территории Таджикистана. В двухстах километрах отсюда река Пяндж.
– Да, я понял твою логику. – Произнес Антон, мгновенно оценив те преимущества, что предполагал план Бет. Ему следует затаиться, пропустить караван вперед, а затем двигаться по их следам. Переправляться через пограничную реку банда будет ночью. Если их обнаружат, и на границе завяжется бой, Антон сможет воспользоваться этим, как отвлекающим маневром, ну а если моджахеды знают безопасную тропу, то ему останется лишь следовать за ними на разумной удалении. Так или иначе, это был шанс уйти с территории Афганистана на земли сопредельного с Россией государства.
Он коротко озвучил свои мысли.
– Да, я хотела предложить тебе именно этот план.
– Хорошо, тогда предупреди меня, чтобы не проскочить дорожной развязки, ладно?
– Конечно. Но ты так и не ответил на мой вопрос.
– Бет, разве сейчас время?
– Для меня – да. – С непонятной настойчивостью ответила она, однако, развивать мысль не стала.
Некоторое время в коммуникаторе висела напряженная тишина.
Вокруг начинало быстро светлеть, и Извалов, глядя на окрестности, ощутил внезапный приступ одиночества. Где бы он был сейчас без помощи Бет? Молчание подспудно действовало на нервы и он, чувствуя, что невольно обидел ее своей резкостью, сам возобновил прерванный разговор.
– Тебя интересует что-то конкретное?
Закрепленный на плече прибор связи мгновенно ожил:
– Сегодня ты убивал. Память о прошлом не может так прочно владеть сознанием, чтобы уничтожить колебания, страх… ты понимаешь меня?
– Понимаю. – Антон чуть сбросил скорость, направляя внедорожник в узкий проезд меж двумя каменными оползнями. – Моя жизнь только кажется благополучной. – Спустя некоторое время продолжил он. – После армии я остался калекой, был нищим, начал пить. Из этой жизненной ямы меня вытащил друг, который потом исчез. Думаю, что он погиб. Помнишь я рассказывал тебе о нем?…
Антон на минуту умолк, сосредоточившись на сложном участке дороги, а затем продолжил:
– Да я замкнулся в себе, старался общаться с компьютерами, но забыть о том, что тебя окружает реальный мир, было бы глупо и беспечно. Не знаю Бет, много ли людей придерживается такой жизненной философии, но лично я считаю, что наш мир достаточно дикий и абсурдный, не смотря на все прогрессивные достижения цивилизации. Научный прогресс еще не означает победы разума над эмоциями. Да, я старался самоизолироваться от общества но постоянно помнил о нем, знал, что в вымершую деревню могут заехать не только шальные туристы. Наверное, я приучил себя не доверять людям, поэтому, оказавшись в клетке, не строил иллюзий. Я всегда старался быть честным, прежде всего – перед самим собой. Те, кого я убил, были врагами. И не только моими личными. Они звери, можешь поверить мне на слово. Слово «человек» подразумевает иной семантический смысл…
– Ты человек?
– Надеюсь.
– А твой погибший друг?
– Он то же был человеком.
– Почему ты ставишь знак равенства?
– Нас ломала жизнь. – Оборвал ее Антон. – Гнула, корежила, ломала… Что значит в девятнадцать лет остаться без души? Давыдова, как и меня, бросили в бойню, где могло выжить тело, но не рассудок… Ты ведь должна знать историю и понимать, что настоящая борьба с терроризмом началась позже, а в то время бывшая сверхдержава умирала в жестоких корчах, и существовал целый пласт нелюдей, как с одной, так и с другой стороны, которые откровенно наживались на этом. А мы оказались посередине, меж жерновами этих «разборок». Вот и вся правда. – С горечью заключил он, покосившись на Хьюго, который ополз на пассажирском сидении, не подавая никаких признаков жизни.
Антон ничем не мог помочь Поланду в данный момент. Он был в состоянии лишь вести машину, да выталкивать трудные, накопившиеся за годы одиночества мысли, облеченные в форму фраз:
– Разница между Алимом и Серегой огромна. Здесь неуместны сравнения.
– Хочешь сказать, что есть категория оправданных убийств?
– Не знаю. Думай, как хочешь, Бет. Сегодня я убивал, и нет во мне ни вины, ни жалости. Жизнь слишком сложна, чтобы делить ее на черное и белое, но иногда все слишком очевидно. Или ты не понимала этого, поднимая андроида из транспортного контейнера? Мне казалось, что ты и я – по одну сторону баррикад.
– Да. Ты не ошибся в этом.
– Тогда ответь, чем вызваны твои вопросы? Заниматься психоанализом можно до, ну, в крайнем случае, – после. А когда тебя могут убить в любую секунду, тратить время на разбор этических ценностей попросту глупо…
– Я понимаю, Антон, извини. Для меня было важно задать тебе эти вопросы именно сейчас.
– Ловишь момент истины? – Криво усмехнулся он.
– Нет. – Неожиданно ответила она. – Пытаюсь разобраться кто я.
Извалов невольно вздрогнул.
– А кто ты, Бет?
Она не ответила. Прошло больше минуты напряженной тишины, прежде чем в коммуникаторе вновь раздался ее голос:
– Через сотню метров вправо будет отходить неприметный проезд. Нужно заставить машину подняться по каменной осыпи, сразу за ней увидишь край небольшой площадки. Затаись на время, там тебя не заметят.
– Ты что собираешься отключиться?
– Ненадолго Антон. У меня то же появился ряд проблем.
– Каких? – По инерции переспросил он, выворачивая руль. Внедорожник, переключенный на полный привод, начал медленно карабкаться вверх по пологому языку каменной осыпи, который выползал из широкой расселины в скалах.
– Мою деятельность засекли. Я должна уйти от преследования следящих систем. И найти правильный ответ на твой вопрос… – Внезапно добавила она, прежде чем в коммуникаторе раздался сухой щелчок статики, означающий обрыв связи.
Внедорожник вполз на небольшую площадку и остановился у отвесной скалы.
Антон мельком взглянул на Поланда, взял автомат, и вылез из кабины.
– Потерпи Хьюго. – Произнес он, открывая багажник машины. Взгляду Антона открылись тщательно упакованные полиэтиленовые свертки, связанные попарно, чтобы было удобно грузить их, перекидывая через плечо; поверх груза наркотиков были небрежно брошены две автоматических винтовки американского производства, из отсека, предназначенного для набора инструментов, торчали промасленные, скомканные тряпки, туда же был заткнут замызганный бронежилет российского образца, и несколько вакуумных упаковок с сухими пайками. – Сейчас я помогу тебе, – Антон вытащил легкий, совмещенный с разгрузкой «броник», провел рукой по зашитому клапану, убедившись что содержимое боевой аптечки на месте, и потянул за нить, вспарывая символический шов. Достав шприц-тюбик со знакомой маркировкой, он вернулся к Поланду.
Издали приближался невнятный звук моторов.
Он открыл пассажирскую дверь и вдруг ощутил, как холодок неприятия скользнул вдоль спины, когда голова и плечи Хьюго, потеряв опору, безвольно сползли в открывшийся дверной проем: глаза Поланда были широко открыты, но в них уже отсутствовала жизнь…
Рука Антона с приготовленным шприц-тюбиком медленно опустилась.
Он не хотел верить, что Хьюго умер, но надежда исчезла так же быстро, как и возникла, – стоило ему взять мешковатое тело и, приподняв, вытащить его из машины, как на глаза попалось крохотное пулевое отверстие, расположенное под левой лопаткой Поланда.
Изможденный длительным заключением организм выпустил лишь крохотное пятнышко крови, которое было едва различимо на фоне грязной, рваной одежды.
Пуля, впившаяся в спину Хьюго, предназначалась Антону, просто в темноте, опуская тело узника на сидение, он не увидел этой ранки, как из-за надрывного бега к машине не ощутил толчка в момент попадания, посчитав, что выпущенные ему вслед одиночные выстрелы прошли мимо цели.
Несколько секунд он стоял в немом замешательстве, пытаясь как-то смириться с внезапной, невозвратимой утратой, потом с усилием отвел взгляд, и медленно побрел к краю каменистой осыпи.
Автомат непомерным грузом оттягивал руку, на душе было горько, хотя вряд ли он смог бы помочь Поланду, даже вовремя заметив, что тот ранен, – Извалов понимал это разумом… но нет на свете худшего обвинителя, чем собственная душа, которая зачастую не приемлет оправдательных доводов рассудка…
Он присел у края обрыва, глядя вниз, на ползущий по горной дороге караван, испытывая мучительную внутреннюю борьбу, которая шла между сиюсекундными порывами чувств и холодной логикой выживания…
Затаиться и ждать. Выбраться отсюда, найти Бет, взглянуть в ее глаза, понять, что на самом деле происходит вокруг…
Антон потерял право на эмоции. Он при всем желании не мог забыть шока, который испытал при визуальном сравнении нейромодулей полуразобранного андроида со своим имплантом.
Компоненты, содержащие искусственные нейросети, выглядели идентичными, – их произвели по одной и той же технологии, а сам факт существования рабочей модели человекоподобной машины стоил того чтобы выжить, донести эту информацию до российских спецслужб…
Только эти мысли удерживали дрожащий от напряжения палец Извалова на теплом металле тугой спусковой скобы.
Он похоронил тело Поланда, соорудив могилу из камней, а затем, в немом оцепенении сел за руль, направив внедорожник вниз, чтобы выйти на след ушедшего к границе каравана.
Бет молчала, коммуникатор тщетным грузом давил на плечо, мысли оставались тяжкими, горестными, словно сознание внезапно зашло в тупик, и сейчас оцепенело, без толку вглядываясь в серую мглу, преградившую дальнейший жизненный путь.
Это было не малодушие и даже не отчаяние, – машинально управляя машиной, Извалов мысленно перебирал собственную жизнь, пытаясь понять, почему так сильно задели его вопросы Бет, в чем кроется недопонятый смысл начатого не ко времени и внезапно оборвавшегося разговора. Почему она искала истину там, где ее нет, пытаясь различить в поступках и судьбах отдельно взятых людей какие-то несуществующие мотивы, градации…
При чем здесь Давыдов? – Мучительно размышлял он. – Зачем, по какому праву она сравнивала его с Алимом?
Подозрение, что Бет знает о нюансах человеческой души гораздо больше, чем позволяет себе высказать, крепло с каждой минутой этих неприятных, надрывных размышлений. Антон ехал по следу каравана, а его мироощущение постепенно менялось, – он уже не воспринимал свои действия, как попытку спастись, словно привычные чувства ушли, покинули рассудок, который по инерции искал выход из непонятного тупика…
Вроде бы все было ясно, – с точки зрения фатализма любые события укладываются в рамки понимания, но Антона тревожила непривычная подоплека собственных рассуждений. Разве он мог отнести себя к людям, слепо верящим в судьбу?
Конечно, нет. Но если так, то вопрос Бет закономерен, справедлив, и истина заключается не в самих поступках, а в том, как ты сам воспринимаешь их. Вопрос субъективной веры в собственную правоту, вот что подразумевала она. В таком случае, выходит, что у человека вообще нет предначертанной судьбы? Есть только поступки, которые порождают длинные цепочки следствий? Просто кто-то осознает это и начинает сам формировать желаемый исход, а кто-то слепо движется по течению, не понимая, что может в любой момент остановиться, пойти поперек стремнины, чтобы осознанно сформировать иной отрезок собственного бытия?
Как же в таком случае жить? Разве можно контролировать каждый шаг, мысль поступок, на что тогда человеку дана душа с ее необъяснимыми порывами? Или грядет новая эпоха, где человек теряет право на неосознанные поступки?
Но если все станут отдавать себе полный отчет в каждом совершенном действии, не сойдет ли мир с ума, да и возможно ли это?
Нет, невозможно – нашептывало подсознание. Миллионы людей никогда даже не задумывались над подобными дилеммами.
В конечном итоге, если пытаться ставить не точку, а хотя бы знак препинания в этой цепочке мыслей, вывод напрашивался один – только те люди, что полностью осознают свои поступки, могут быть поделены на плохих и хороших. Остальных просто нельзя судить.
Зачем Бет задала этот вопрос? Что она хотела узнать из сиюсекундного, правдивого ответа?
Антону казалось, что он полностью потерялся в этих непривычных тяжелых мыслях, и единственный не подлежащий сомнению жизненный путь сейчас невольно ассоциируется в его рассудке с отпечатками протекторов ушедших вперед внедорожников.
Он двигался по следу каравана, в направлении реки Пяндж, и было непонятно, – творит он сейчас свою судьбу, или слепо придерживается фатальной, предначертанной кем-то линии?
Хотелось одного, – чтобы Бет вышла, наконец, на связь.
Ночь стояла бархатная, густая.
В небе ярко сияли звезды, их призрачные холодные огоньки отражались в мутных водах пограничной реки; таинственно серебрилась убегающая вдаль лунная дорожка, в неживом свете смутно оконтуривались близлежащие высоты, тишина звенела…
Над мутными водами реки царил обрывистый берег. По гребню возвышенности вились змейки старых траншей, на брустверах которых уже успел поселиться чахлый кустарник.
…Караван, состоящий из пяти «джипов», прибыл в назначенное место задолго до темноты. Примерно в трех километрах от берега располагались руины заброшенной заставы, окруженной глинобитными хибарами существующего поныне поселения. Антон, остановивший машину за косогором, осторожно вскарабкался на гребень возвышенности и расчехлил электронный бинокль, найденный в багажнике угнанного внедорожника.
Здание заставы на афганском берегу, не раз переходило из рук в руки, – об этом немо свидетельствовали проломы в стенах, пустые глазницы закопченных окон, да остатки временных укреплений на плоской местами осевшей крыше двухэтажной постройки. От полного разрушения типовую казарму спас лишь запас прочности железобетонных панелей, да то обстоятельство что массивные блоки невозможно растащить и приспособить в хозяйстве.
Глинобитные лачуги, окружающие руины, выглядели обитаемыми, но крайне убогими: Антон наблюдал, как возятся в пыли полуголые дети, в то время как подростки постарше помогали уцелевшим во время ночного боя контрабандистам перегружать тщательно упакованный «товар» из багажников машин на низкорослых, выносливых мулов.
Кроме детей меж глинобитных построек изредка появлялись женщины, – они не обращали внимания на подъехавшие машины, занимаясь своим нехитрым бытом, пока один из боевиков не отправил нескольких из них к Пянджу.
Покорно взяв сосуды для воды, они цепочкой потянулись к берегу, некоторое время пробыли там, для видимости зачерпнув мутной, непригодной для питья жидкости, и вернулись назад.
Караван к тому моменту уже полностью перегрузился на мулов, джипы загнали внутрь руин через широкий пролом в стене, и теперь боевики расположились в тени полуразрушенного здания, ожидая наступления сумерек. Двое подростков, помогавших вьючить груз, получили свою мзду и исчезли, женщины, ходившие к берегу о чем-то поговорили с командовавшим погрузкой низкорослым афганцем и спокойно вернулись к своим делам.
Рутина… – подумал Антон, опуская электронный бинокль. Сонная жизнь, грязные полуголые дети, подростки в рваном камуфляже, незамысловатая смена дорогих машин на вьючных животных – все это, в сравнении с привычными Извалову картинами современного мира, производило определенное впечатление.
Здесь оканчивается цивилизация… – думалось ему. Вряд ли быт этих людей радикально менялся на протяжении последних столетий, а ведь на земле оставалось немало подобных мест, где время застыло, словно муха попавшая в сироп. Конечно, они не могли полностью оградить себя от воздействия стремительно развивающейся техногенной цивилизации, но дети, выросшие тут, не понимали ее, равнодушно пользуясь лишь некоторыми плодами высоких технологий.
Мир раскололся, – подобная мысль все настойчивее стучалась в сознание Антона. Он не испытывал острой жалости к жителям кишлака, но и презрения, ненависти так же не было в его душе. Они не умели жить иначе, и на примере этого убогого местечка становилось ясно, – цивилизацию в любом случае ожидают серьезные потрясения. Люди на протяжении бурного двадцатого столетия стремительно отдалялись друг от друга, расслаиваясь уже не только на богатых и бедных, – этот критерий видимо отыграл свою роль и вскоре должен исчезнуть, теперь наступал черед иных градаций, которым будет подвержены уже не отдельные прослойки обществ, а целые народы.
Кто-то стремительно уходит вперед по пути прогресса, а кто-то остается в прошлом, пропасть, поначалу похожая на трещину, постепенно становиться неодолимой. Примером тому мог служить Алим, получивший качественное образование, но его мировоззрение не изменилось, он впитал знания и направил их в разрушительное русло, стремясь уничтожить ту часть цивилизации, которая казалась ему надменной, непонятной, преследующей неправильные цели…
Начинать надо отсюда, с хибар и лачуг, с американских трущоб и питерских подвалов, детей нужно воспитывать в чистоте, сеять в их разум зерна интеллекта, иначе мир рухнет, огромное количество людей попросту не сможет шагнуть на новую ступень развития и отвергнет ее…
Мысль была здравой, но Антон не мог отделаться от ощущения, что она запоздала как минимум на пол века…
А ведь и я мог остаться таким: озлобленным, равнодушным, не приемлющим прогресс, стоило вспомнить ту пустоту, что царила в душе да жалкое полупьяное существование, которое он влачил в ветхом общежитии…
Значит, все-таки есть судьба, которая явилась к нему с тем памятным появлением Сергея Давыдова? Он просто выдернул тонущий рассудок Антона из трясины, а сам не успел выбраться, не смог… Выходит, прежде чем создавать искусственный разум, лететь к звездам, нужно остановиться, оглянуться назад и увидеть, что мир уже треснул и огромная часть человечества осталась по другую сторону стремительно расширяющейся пропасти?…
Ночь подкралась незаметно.
По другую сторону реки, на таджикском берегу, в стрелковой ячейке у прибора ночного видения примостились двое людей в камуфляжной форме: один, бородатый и широкоплечий, курил, привалившись спиной к укрепляющий стенку окопа, почерневшей от времени «плетенке», второй, отхлебывая из обтянутой брезентом фляжки, равнодушно смотрел на мутные воды Пянджа…
– Сержант, почему тебя зовут «вечным дембилем»? – Внезапно спросил он, покосившись на бородатого напарника.
Тот ответил не сразу. Затянулся, пряча огонек сигареты в согнутой ладони, потом погасил окурок о треногу крупнокалиберного пулемета, и только тогда произнес:
– Домой никак не уеду, вот почему.
– А зачем не уедешь? – Бесхитростно переспросил Мурзоев.
Наступила пауза, в которой опять зазвенела тишина.
– А кто вас, раздолбаев, здесь строить будет? – Наконец резонно ответил сержант Щеглов. Встав с корточек, он приник к прибору, и в этот миг, далеко у горизонта вдруг вспыхнуло и погасло беззвучное зарево, потом еще, еще…
– Опять где-то воюют. – Философски заметил сержант. – Вчера стреляли, сегодня, похоже, минометы работают… – добавил он, поворачивая округлую подставку с закрепленными на ней бинокулярами ночной оптики.
В эту секунду на границе разрешения прибора мелькнула смутная тень.
Щеглов моментально напрягся. Луна по-прежнему серебрила воды реки, но этот свет не помогал, наоборот, лунная дорожка делала тьму по бокам еще более контрастной, непроницаемой. Прибор ночного видения был старым, он не позволял различить деталей происходящего, – линзы, обработанные специальным составом, показывали лишь размытое зеленоватое пятнышко, движущееся на фоне непроницаемой тьмы. Кто там находиться на самом деле – человек, баран, или быть может заблудившийся пес, было совершенно непонятно.
– Ну-ка… – Сержант оторвался от бинокуляров, привычно приложившись к потертому пулеметному прикладу. В его распоряжении был только один испытанный способ проверки, тем более что замеченный тепловой всплеск находился на этом берегу, в запретной зоне.
Резко клацнул затвор, и ночную тишь раскроила оглушительная очередь. Хоботок огня, пляшущий на срезе пламегасителя, вырвал из тьмы сосредоточенное лицо Щеглова, и силуэт вытянувшего шею рядового Мурзоева.
Никто не вскрикнул, не побежал и сержант, для верности поведя стволом, отпустил гашетку.
Вновь наступила тишина, лишь было слышно, как шуршит песок, осыпаясь на дно окопа. Мурза, продолжая вытягивать шею, нервно переступил с ноги на ногу, и от этого движения тихо клацнули попавшие под подошву горячие гильзы.
– Что там? – Шепотом спросил он.
– Полз кто-то. – Сержант вновь взглянул в прибор, с удовлетворением убедившись, что длинная пулеметная очередь слизнула тусклое пятнышко тепловой засечки. – Утром посмотрим. – Главное не спи, салага… – Он хлопнул Мурзоева по плечу, подхватил автомат, и через секунду скрылся из стрелковой ячейки, исчезнув во мраке узкого хода сообщения.
Рядовой Мурзоев выглянул поверх бруствера, прислушался, но вокруг было тихо. Лениво катил свои посеребренные воды Пяндж, у горизонта продолжали ритмично сверкать далекие и беззлобные зарницы, да под подошвами растоптанных кроссовок ощущались катышки стреляных гильз.
Внезапно накатила тоска. Сержант исчез, растворившись во тьме, до смены оставалось еще три часа, звезды светили ярко и пристально, словно тысячи глаз шайтана, и хотелось, глядя на них, затянуть унылую песню предков о мутной величественной реке, тяжких буднях стража границы, и этих вечных огоньках, что равнодушно взирают с хрустального свода небес на извилистую змейку траншей…
– Скажи Бет, есть на свете судьба?
Антон лежал, вжавшись в сырую прибрежную гальку. Частое и неровное дыхание превращало его слова в сиплый шепот. Чуть впереди и правее на вылизанном волнами прибрежном откосе курилась сизым дымком ровная строчка конических воронок, вырванная отгремевшей секунду назад пулеметной очередью.
Во рту было сухо, хотя во время переправы он пару умудрился наглотаться мутной воды Пянджа.
– Теперь ты решил поговорить на отвлеченные темы? – Раздался в ответ ее ровный голос.
– И все же? – Извалов лежал на мелководье, ощущая, как мутный от глиняной взвеси поток обтекает его тело, унося предательское тепло, которое едва не стоило Антону жизни.
– Караван начал движение. Взгляни на дисплей, я отсканировала схему минирования нейтральной полосы.
Антон повернул голову, покосившись на небольшой экран коммуникатора, где четко обозначилось местоположение мин и сигнальных растяжек, которые густо перекрывали пространство между двумя высотками.
Современными технологиями на этом участке таджико-афганской границы, похоже, и не пахло, возможно, оттого, что он считался относительно спокойным. Вообще, из-за хронической нехватки казенных средств, граница между двумя государствами на огромных отрезках своей протяженности так и осталась понятием условным. Блокпосты на высотах, да воды реки – вот и весь замок, что отделял одну страну от другой, а ночью, как известно, все кошки серы, – пойди разбери, кто там движется в темноте, беженец, отощавшая собака или одинокий контрабандист, на свой страх и риск переправляющий через Пяндж небольшую партию опиума-сырца?
– Все, я пошел.
Извалов медленно выполз на пологий берег и начал забирать вправо, обходя первое минное заграждение. От его движения лишь тихо скрипнула галька, да минутой позже невнятно прошуршал осыпающийся с прибрежного откоса песок.
На счастье Антона сержант Щеглов уже закончил проверку караула и вернулся на полевой КП, оборудованный неподалеку от стрелковых ячеек.
Не зря он назвал своего подчиненного раздолбаем. Мурзоев пропустил этот едва слышный шум, а вместе с ним и ползущего человека.
Спустя пятнадцать минут, обогнув опасный участок Извалов с облегчением сполз в старый ход сообщения. Схема, которую транслировала для него Бет, ясно указывала, что в тупике траншеи за брезентовым пологом, заменяющим дверь, в склон высоты врезано укрытие, где в данный момент находилось несколько человек.
– Все, Бет, похоже, выкарабкались.
– Да, граница позади. Что дальше?
– Буду возвращаться домой легальными способами. Если все сложиться, то через пару дней окажусь в Питере.
– Значит, я могу отключиться?
– Да, Бет. Ты, наверное, смертельно устала. Отдыхай. Теперь я уже справлюсь. – Антон произносил эти слова, а у самого в горле стоял ком. – Только не исчезай надолго. Нам нужно о многом поговорить.
– Я постараюсь.
– Через три дня. Как обычно, на нашем месте?
– Договорились. – Ее голос неуловимо дрогнул. – Я обязательно приду, Антон.
Он секунду помедлил, в надежде, что она отключиться первой, но крохотная искра на коммуникаторе не гасла, и тогда он решился сам.
– Помни, что я сказал тебе, Бет. – Палец Антона коснулся сенсора, и трепетный огонек судорожно моргнул, фиксируя отключение связи.
Жутко хотелось курить, но он не мог позволить себе передышки. Граница, оставшаяся за спиной, еще не гарантировала, что все сложиться хорошо.
После недолгого размышления Извалов решил не таиться, – он смертельно устал, и пробираться пешком в Душанбе, где находилось Российское посольство ему вовсе не улыбалось. Положив автомат на поросший чахлой травой бруствер, он откинул брезентовый полог, и вошел внутрь укрепления.
Сидящий за столом сержант мгновенно вскочил, но Антон, успев разглядеть его славянскую внешность, тихо произнес:
– Ты только не психуй, сержант. Свой я. Русский…
Автоматный ствол не опустился, даже не дрогнул.
– Свой говоришь? – Прищурясь переспросил Щеглов. – Это, часом, не тебя я из пулемета проверил?
– Меня. – Кивнул Извалов. – А вот караван ты прохлопал.
– Какой еще караван?
– Обычный. Наркоту везут. Перегрузили с машин на мулов и топают себе потихоньку. Охрана – двенадцать человек. Переправляются вот тут, за излучиной, – Антон рискнул сделать шаг к столу и указал место на развернутой карте.
– А ты откуда взялся? – Не скрывая настороженного недоверия, осведомился Щеглов.
– Бежал. – Лаконично ответил Антон, понимая, что время подробных разъяснений придет позже.
Он не ошибся. Информация о караване требовала немедленной проверки, действий, и если она подтвердиться, то отношение к нему станет совсем другим.
– Ладно… проверим. – Сержант опустил автомат и толкнул одного из четверых спящих бойцов. – Жекшенбиев, мать твою, подъем!
Автоматный огонь стих только к утру.
Щеглов вернулся на КП, когда уже рассвело. Выглядел он усталым но довольным.
Сев за стол сержант посмотрел на задремавшего Антона, потом осторожно растолкал его, и спросил:
– Водки хочешь?
Извалов покачал головой, вопросительно приподняв бровь.
– Нормально все. – Щеглов хлопнул его по плечу, доставая флягу. – Взяли их. Давно такой партии не перехватывали. Там за излучиной стык застав, вот они и нашли лазейку…
– У тебя транспорт есть?
– А куда тебе надо? – Сержант отхлебнул из фляги.
– В посольство. – Ответил Извалов, но по выражению лица сержант понял – не пройдет, далековато. – Ну, на крайний случай в комендатуру российских сил…
– Это другой разговор. – Кивнул Щеглов. – Вместе и поедем. Надо же кому-то сопровождать конфискованный груз и пленных. А автомат ты специально забыл у входа? – Хитро прищурясь спросил он.
Антон только усмехнулся в ответ, доставая «Стечкин».
– Это тебе сержант. – Произнес он, протягивая пистолет Щеглову. – Меня все равно не пропустят с ним через границу. Не хочется, чтобы он попал в плохие руки…
Решение было спонтанным, оно несло непонятную для сержанта душевную боль, которая на миг отразилась в глазах Извалова.
Отдавая оружие, Антон остро чувствовал, что в душе и в жизни замкнулся огромный круг, а впереди уже нет четкой, осмысленной определенности дальнейшего бытия.
